Книга десятая. История Рима с 1260 по 1305 г 25 страница
В двух немецких милях от Сиены, в маленьком местечке Буонконвенто, лег на смертный одр Генрих VII. Из рук доминиканца-монаха принял он Св. причастие, трогательно простился со своими воинами и в благочестивой покорности воле Божией 24 августа 1313 г., 51 г. от роду, скончался. Смерть его была глубоко трагическая. Во главе большого войска, при начале новой и сулившей быть славной карьеры, воодушевляемого надеждами, впервые основательными, похитил рок Генриха, и все пролетело, как сон. Велика была скорбь в лагере. Вокруг покойного в глубочайшей скорби стояли друзья, сподвижники его битв, знать Германии и гибеллины Италии. Великие их планы разрушены были безвозвратно. Восстановление империи, месть за Гогенштауфенов, завоевание Неаполя, победа и могущество гибеллинской партии — все обратилось теперь в сновидение. Дикое отчаяние объяло войско. Пронеслась молва, что император отравлен был просфорой. Разъяренные немцы кинулись в монастырь и закололи монахов. Войско начало распадаться. Гибеллины из Ареццо, из Мархий и из Романьи, конные и пешие, в страхе покинули лагерь, остались одни пизанцы и немцы. В глубочайшем трауре выступили дружины их под предводительством маршала Генриха и привезли на катафалке тело почившего императора через мареммы в Пизу. Едва ли когда имел какой-либо император более почетный эскорт. Скорбь в Пизе была неописуемая. Пизанцы, затратившие столь крупные денежные суммы в предприятие Генриха и соединившие с ним столь великие надежды на приобретение могущества, с горестным отчаянием встретили усопшего. Весь город стонал от горестных воплей. Никогда никакого германского императора не оплакивал так сильно никакой итальянский город. Прах в мраморной урне поставлен был в соборе, и Пиза навек сохраняла в виде дорогой святыни мавзолей Генриха. Этот благородный гибеллинский /город получил в этом завещание германской империи и памятник своей достопочтенной верности. Саркофаг Генриха VII стоит ныне в Campo Santo, всесветном знаменитом кладбище, обращенном творениями гениальных мастеров и гробницами старого и нового времени в один из прекраснейших храмов исторических воспоминаний. Там покоится прах Генриха Люксембургского как последняя императорская жертва, принесенная Италии Германией, связанной с ней веками кровавой, но великой истории. С его саркофагом связываются воспоминания истории империи и образы многих и великих императоров, переносившихся через Альпы одним и тем же потоком идей. Путями их из Германии в Рим служили вечно одни и те же вековые тропы; могилы их — теми же верстовыми столбами с эпической медленностью движущейся истории. Появление Генриха VII, последнего представителя германского, мир захватывающего императорского идеала, озаряет историю Италии мягким, неугасающим сиянием. Восторг, вызванный им в величайшем гении этой страны, есть справедливая дань, которую должна была отдать Германии сама Италия. Чествование со стороны Данте является вместе с тем сильнейшим доказательством глубоко исторической необходимости имперской идеи в Средние века, закончившиеся самим этим поэтом и этим императором. Данте, которого политические надежды умерли с Генрихом VII, посвятил ему посмертную элегию в «Парадизе», где видел корону, лежащую на троне, предназначенном на небе для души «великого Генриха». Но если великому поэту смерть императора представлялась лишь грубой случайностью и рановременной, то истории приходится тем не менее изречь иной приговор; она признает законность этой гибели. То, чего хотел Генрих, было практически невозможно, ибо осуждено временем, и было лишь мечтой сновидения. Сам Карл Великий не в силах бы был воспроизвести это. Все современники восхваляли Люксембурга как государя самого великодушного образа мыслей, и, быть может, никогда ни один император не спускался со столь высокими и чистыми помыслами с Альп. Но корни бедствий Италии залегли чересчур глубоко, для того чтобы их мог излечить Генрих. Суд современников и потомства изрек в пользу его лишь тот приговор, что если вообще беды эти были из числа излечимых, то не было другого человека, более способного стать спасителем Италии. Генрих VII умер в надлежащую пору, избавляя мир от ошибки, а самого себя, быть может, от его ненависти и от того, чтобы, не оставив следов деяния, не стать злополучным мессией Италии.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
В людских отношениях ознаменование падения выдающейся личности редко ощущаемо было столь глубоко, как в то время, когда весть о смерти заставила одних с поднятым мечом внезапно окаменеть, других из оцепенения страха повергла в беснования радости. Папа и король Роберт вздохнули свободно. Все гвельфские станы и города гремели радостными кликами. Начались радостные торжества. В честь апостола Варфоломея назначен был ежегодный праздник по случаю того, что Генрих VII похищен был смертью в тот самый день августа, когда и Конрадин лишился короны своей при Таммакоцце. Насколько радость была велика здесь, настолько велико горе в лагере гибеллинов. Фридрих Сицилийский, смертельный враг Роберта, упоенный надеждами победы, прибыл с флотом своим в Гаэту, где должен был дожидаться императора. Услышав здесь ужасную весть, он поспешил в гавань Пизы; граф Савойский, прочие немецкие магнаты и стоящие во главе республики сопровождали его в город. Потрясенный, стоял внук Манфреда у гроба императора, долженствовавшего быть постоянным его союзником и тестем и с помощью которого рассчитывал занять трон Неаполя. Он призывал теперь немцев пребыть верными плану войны, продолжать с ним великое предприятие; но они, полные малодушия и подозрительности, отказались от этого и поспешили обратно в отечество, где имперская армия под предводительством Иоанна Богемского, сопровождаемого матерью императора Беатирисой, двинулась уже походом, но теперь сделала привал в Швабии и распалась. Пизанцы, исполненные страха перед местью Роберта и гвельфов, увидели себя покинутыми немецкими рыцарями; всего 1000 человек из войска Генриха остались у них на службе; они образовали, о чем пришлось глубоко печалиться Тоскане, первую из банд иноземных солдат, ставших вскоре бичом Италии. В отчаянии молили пизанцы Фридриха Сицилийского принять синьорию их республики. Внук Манфреда предъявил большие требования именно по отношению к Сардинии, на которые не согласились пизанцы, и, убедившись в погибели дела гибеллинов, возвратился в Сицилию. Тогда Пиза предложила верховное начальствование графу Савойскому, затем маршалу Фландрскому; они тоже вернулись домой. Но когда все уже отчаивалось, один храбрый и мужественный человек принял предлагаемую власть; это был граф Уго делла Фаджиола. Пизанцы вызвали его из Генуи, где он был вице-королем, назначенным императором. Уго сделался синьором Пизы, вождем немецкой наемной дружины, а вскоре — знаменитым главой гибеллинов Тосканы, видевших в этом многоопытном капитане единственное свое спасение.
|
|
|
Экспедиция против Неаполя, таким образом, распалась; гибеллины в изгнании, в бегстве или со страхом запершиеся в своих городах, впали в прежнюю беспомощность, а король Роберт, могущественный верховный вождь всех гвельфов, неожиданно вознесен был фортуной, но не личными талантами, на степень большого влияния в Италии, чем каким даже пользовался после гибели Конрадина дед его Карл.
Гибеллинский лагерь по смерти Генриха. — Могущество короля Роберта. — Климент V объявляет себя повелителем вакантной империи. — Кончина его. — Раболепность его перед Францией. — Принесение в жертву храмовых рыцарей. — Окончание процесса Бонифация VIII. — Кардиналы, национальные их контрасты, распавшийся их конклав в Карпентрасе. — Иоанн XXII, папа. — Людовик Баварский и Фридрих Красивый. — Король Роберт правит Римом. — Последствия для города отсутствия папы
Несчастный римский поход Генриха VII подлил лишь новую жизнь в партийную борьбу гвельфов и гибеллинов и сделал ее неисцелимой. Невзирая на то что гибеллины очутились в тот момент в весьма скверном положении, тем не менее они держали императорское знамя развернутым в четырех пунктах Италии: на острове Сицилии, где Фридрих оказывался довольно силен для отражения Роберта; в Пизе, где энергично держался смелый Уго делла-Фаджиола и вскоре покорил даже Лукку; и в Ломбардии, где в Милане на развалинах дома делла Торре возвышен был Генрихом VII мудрый Матфей Висконти, причем в Вероне милостью того же императора возвысилась фамилия Скалигеров и получила теперь знаменитого главу в лице юного Кана делла Скала, покровителя Данте. Эти гибеллинские станы противопоставляли еще преграду королю неаполитанскому и препятствовали ему привести под свой скипетр всю Италию; ибо почти все гвельфские города признавали его суверенитет; сама могущественная Флоренция уже в июне 1313 г. из страха пред императором дала ему синьорию, так что эта республика была управляема королевскими наместниками.
Вдали от Италии и в зависимости от Филиппа Французского Климент V всецело предался королю Роберту, которого честолюбивые замыслы поддерживал безусловно. Он осыпал его почестями и привилегиями. Он наградил его Феррарой, а осенью 1313 г. сделал римским сенатором. Здесь властвовали те же самые Орсини, которые при вести о втором походе Генриха приготовились даже к бегству. Гибеллинские их соперники частью оставили город, и Рим в безусловной власти гвельфов теперь преклонялся перед Робертом и встречал в Капитолии Понцелло Орсини в качестве его вице-короля, как во времена Карла Анжуйского. С этого времени Рим был в течение нескольких лет, как во времена Карла Анжуйского, управляем наместниками короля Неаполитанского. Папа не довольствовался этими знаками благоволения к вассалу, в городе которого Авиньоне имел свою резиденцию. Как будто суверен империи, он объявил опалу над Робертом, утвержденную буллой Генриха VII от 14 марта 1314 г. уничтоженной. В отношении же отказа императора признавать обеты свои церкви за присягу в верности Климент V издал декларацию, что клятва римских королей папе является настоящей вассальной или верноподданнической присягой, из чего вытекало основное положение, что папа в качестве истинного суверена империи обладал полномочиями присваивать себе управление ею во время императорской вакантности. Согласно с этим, Климент V и назначил короля Роберта имперским вице-королем Италии, с условием через два месяца по утверждении нового короля римского отказаться от этого викариатства. Климентинские декреты возвели на степень канонического права то, что предшествующие папы, начиная с Иннокентия III, высказывали лишь в виде доктрин. Они явились естественно логическим следствием всех предшествующих посягательств на имперскую власть, и таким образом папство достигло цели, которую ему предстояло лишь переступить путем прямого назначения и самого императора. Горячие усобицы возгорелись между всеми сторонниками империи в Германии, равно и в Италии, и тогда же породили новые распри в сферах государственного права и политического мира.
Тем временем 20 апреля 1314 г. в Гокморе, в Лангедоке, скончался Климент V, не оплакиваемый никем, кроме непотов и фаворитов, обвиняемый современниками и потомством в том, что только через симонию попал на Святой престол, что отдался французскому королю в слуги, пересадил папство из Рима, священной его резиденции, во французское пленение и наполнил кардинальскую коллегию французами, через что посеяны были первые начала позднейшей схизмы. На нем тяготеет еще более тяжкий упрек, что он как чрезмерным непотизмом, так и корыстным стяжанием нечестными способами богатств ввел в церкви те злоупотребления, которые столь сильно обесславили авиньонскую эпоху. Из всех деяний этого лукавого и нечестного политика-гасконца ничто не запечатлено столь глубоко в памяти человечества, как декретированное им на Виеннском соборе упразднение ордена тамплиеров. Какие бы тяжкие и справедливые обвинения ни взводились на многих из сочленов этого знаменитого рыцарства по части развращенности нравов, восточного разврата и языческих беззаконий, во всяком случае, трудно предположить, чтобы потребованный против них королем Филиппом процесс возник из морального негодования к их виновности. Климент, напротив, оказался вынужден принести богатых тамплиеров в жертву корысти этого короля, дабы спасти церковь от публичного бесчестия, которое навлек бы на нее приговор о том, что Бонифаций VIII был еретик. Ибо Филипп требовал этого, и Климент V, поспешивший отменить по отношению к Франции позорящую буллу Unam Sanctam, принужден был согласиться на продолжение скандального процесса против этого папы. На Виеннском соборе было признано, что Бонифаций VIII умер католиком, однако все его направленные против Франции акты были уничтожены, и король одержал полную победу. Уничтожение ордена тамплиеров, одной из славнейших иерархических корпораций, переродившейся с знатнейшей аристократией Европы, имело, впрочем, само по себе и независимо от самих мотивов его весьма глубокое значение для духа времени; оно явилось разрывом с иерархическими средневековыми институтами, через что явилось предвозвестие новой эпохи. Напрашивается невольно на ум аналогичное в гораздо позднейшие времена декретом папы состоявшееся упразднение ордена иезуитов. Двадцать три кардинала находились в Карпентрасе, где было пребывание двора Климента, и сообразно с этим должен был там происходить конклав; из числа оных 17 были французы, прочие — итальянцы, именно: Гульельмо Лонги де Бергамо, Николай де Прато, Франческо Гаэтани де Ананьи и, наконец, Петр и Иаков Колонна и Наполеон Орсини. Последние три сделались всемирно известны с эпохи Бонифация VIII. Наследственная вражда их домов, равно как и борьба, из-за процесса этого папы сообщилась и этим кардиналам, из коих Колонны из благодарности к королю Филиппу, как равно и из ненависти к Гаэтани, являлись первоначально франкофилами. Но весьма тяжелое положение, в которое вообще поверг итальянцев конклав во Франции, сделало их единодушными в национальных взглядах. Гасконцы требовали гасконского, французы — французского папу, которого Филипп Красивый хотел во что бы то ни стало удерживать в своей зависимости, а итальянские кардиналы стремились искупить свою вину возведения Климента V избранием лица, которое освободило бы папство от цепей Франции и основало свою резиденцию в Риме. Все элементы для национальной схизмы имелись уже налицо. Благородный Данте, как патриот, возвысил теперь свой голос; он убеждал кардиналов единодушно противостоять гасконцам и возвратить осиротелому Риму папу, подобно тому как увещевал некогда итальянцев возвратить городу императора. Он почитал Рим за предназначенную Божественным Промыслом резиденцию обеих властей и считал возможным совместное мирное пребывание императора и папы — взгляд, доселе или прямо отвергаемый, или же не допускаемый историей до осуществления.
Конклав имел столь великую важность, что она повсюду была глубоко сознаваема. Он решал целую будущность. Он таил в себе схизму. В случае выбора в папы итальянца тот избрал бы резиденцией своей Рим; в случае избрания француза папское изгнание необходимо должно было бы затянуться. Наполеон Орсини, декан священной коллегии, написал вскоре по кончине Климента любопытное письмо к королю Филиппу. В нем он открыто высказывал отчаянную решимость итальянцев и ненависть их к памяти только что скончавшегося папы, которым они некогда были столь нагло обмануты. Он изобразил Климента V одним из худших пап, продававшим за деньги должности и церковные имущества или раздававшим своим непотам и по вине которого впали в разорение Рим, Церковная область и Италия. Этот кардинал возглашал уже те самые сетования на национальное обезличивание Италии французским папой и на беззаконное управление алчных французских ректоров в Церковной области, которыми 50 лет спустя гремела поруганная и возмутившаяся страна.
Король Филипп не обратил на эти жалобы ни малейшего внимания; они вообще раздули лишь национальную вражду гасконцев и французов. Первый формальный, происходивший во Франции процесс умножил любопытную историю папских выборов сценами самого дикого насилия и снял с римлян упрек, будто лишь среди них и по их вине происходили подобные неистовства. 24 июля 1314 г. непоты Климента V Бертрам де Го и Раймунд напали с толпой гасконцев на карпентрасский конклав; они подожгли дворец и город; лишь с помощью поспешного бегства спаслись итальянские кардиналы от угрожавшей им смерти. Следствием этого злодейства явилось рассеяние избирателей и долгая затяжка новых выборов, до которых сам Филипп Красивый уже не дожил, скончавшись 29 ноября 1314 г. Так же тщетно пытался довести до конца выборы его сын и преемник, Людовик X; сам он скончался 5 июля 1316 г., между тем как раздорящие между собой кардиналы уже с 28 июня 1316 г. насильственно задерживались в конклаве, в Лионе, братом его Филиппом Пуатьерским. Однако 7 августа явился новый гасконский папа. То был седой Жак Дюэз из Кагора, из мещанского рода, маленький, невзрачный и отвратительный, но весьма лукавый, искусный во всех делах и педантичный схоластик. Он был явным фаворитом, даже конфидентом Роберта Неаполитанского, где уже при отце его составил свою фортуну клириком, придворным и канцлером. Стараниями Роберта сделался он епископом фрежюсским, затем авиньонским; он подал руку помощи Филиппу Красивому для уничтожения тамплиеров, но на Виеннском соборе мудро воспротивился посрамлению памяти Бонифация VIII. Деятельность его была затем вознаграждена Климентом V пурпуром и пожалованием в кардинала портского. Роберт рекомендовал этого прелата в папы, предусматривая в нем энергичного борца против Фридриха Сицилийского, Висконти в Милане, пизанцев и гибеллинов, ибо последние только что перед тем установили могущество свое блестящей победой Уго делла Фаджиола при Монтекатини (29 августа, 1315 г.) над соединенными гвельфами и неаполитанцами под предводительством двух королевских принцев. Имперская партия, орлы которой воспарили победоносно под сенью немецкой наемной дружины, снова грозила сделаться сильной, как после дня под Монтаперто во времена Манфреда. Золото подкупило нерешительных кардиналов, Наполеон Орсини был также подкуплен, французская партия обманута, и Роберт счастливо добился своей цели! Иаков Кагорский вступил на папский трон под именем Иоанна XXII, избрал после хиротонии своей 5 сентября резиденцией Авиньон и вскоре после серьезной ссоры с новым верховным властелином империи привлек к себе внимание вселенной.
Глубокие распри раздирали в то время германскую империю. По смерти Генриха люксембургская партия рассчитывала возвести на трон юного его сына Иоанна Богемского; когда это оказалось невозможным, она побуждала герцога Людовика Баварского завладеть короной, чтобы лишить оной сына Альбрехта Фридриха Красивого Австрийского. 20 октября 1314 г. Людовик был в одном из форштадтов Франкфурта избран в короли римские пятью имперскими князьями, архиепископом Петром Майнцским, архиепископом Балдуином Трирским, королем Иоанном Богемским, герцогом Иоанном Саксонским и маркграфом Вольдемаром Бранденбургским; но другие два избирательных владетеля, Генрих Кельнский и Рудольф, пфальцграф рейнский и герцог баварский на другом франкфуртском берегу днем ранее избрали Фридриха Австрийского. С того времени оба претендента провели целые годы в борьбе за корону, причем Роберт Неаполитанский воспользовался влиянием своим на нового папу для затягивания германской коронной распри, чтобы сделаться владыкой в равно растерзанной Италии. Как король, так и гвельфы требовали от папы, чтобы он или не признавал более никого императором, или же утвердил лишь такого, который был бы безвреден для Италии. В одной из своих инструкций Роберт высказался даже прямо послам, что как вообще римско-германская империя возникла силой и притеснением, так и погибнет от тех же самых материальных причин. Таким своим взглядом он оспаривал гибеллинскую доктрину Данте, утверждавшего, что римская империя установлена была как всемирная монархия на все времена не земной властью, а воздействием Божественного Промысла. Он указывал, что король Германии, избранный в короли римские, естественно должен сделаться врагом Франции и Неаполя и явиться в Италию лишь затем, чтобы воодушевить гибеллинов; он вообще протестовал против обычая избирать королей римских из немцев, национальностью и национальной враждой непримиримо разделяемых от французов и итальянцев.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 189; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!