Уотсон ( Watson ) Джон Бродес 6 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 39Следующая ⇒

У этого больного первоначально была полная потеря памяти недавнего в той форме, как я ее описал. Затем через год от начала болезни он начинает понемногу запоминать, он уже узнает меня в лицо, может узнавать вещи, предметы, запоминает то, что с ним было недавно, но не имеет возможности определить время, когда что было, и по-прежнему часто повторяет одно и то же. Читать он почти не может, так как прочтенное сейчас же забывает, хотя теперь при виде того, что им уже было прочитано, может сказать, что это уже он читал, но, что именно там написано, определить не может. В то же время ему иногда припоминается и кое-что из того, что было в самый тяжелый период его амнезии: вдруг какое-нибудь событие, совершившееся за это время, явится в его сознании, и он его описывает совершенно согласно с действительностью. Однако эти воспоминания являются еще как-то без всякого влияния его собственной воли и без последовательности

между собой. Стимулом для того, чтобы что-нибудь из этого прошедшего явилось в сознании, служит обыкновенно какое-нибудь внешнее сходство впечатления данной минуты с забытым впечатлением. Произвольно восстановить в сознании целый ряд последовательных событий за протекшее в этот период болезни время больной не в состоянии; у него есть из этой жизни отдельные эпизоды, но который из них был раньше, который позднее, больной не помнит. Однако если уже раз больной вспомнил какое-нибудь событие из этого темного для его сознания периода болезни, то это событие он уже потом будет в состоянии и активно вспоминать,— оно делается достоянием его сознательной жизни. Таким образом, мало-помалу этот темный период начинает наполняться воспоминанием о событиях. Эти воспоминания все еще далеко не тверды и не совсем ясны: дело в том, что вспоминаются не только себытия, но и слова, которые говорились при больном, и, может быть, даже его собственные фантазии, и все это теперь сделалось достоянием сознательной жизни; но все это составляет мало связанный хаос, тем более, что, когда какое-нибудь событие и вспомнится больному, он не в состоянии решить, действительно ли это было, или это только ему думалось: след от реального факта, действительно существовавшего, мало разнится по своей интенсивности от следа, оставленного сновидением или просто мыслью самого больного. Ввиду этого он считает часто за действительность то, что только существовало в его воображении. Когда такого рода воспоминаниями наполнилась до некоторой степени темная область первого года болезни, заметно стало, что больной начал приводить эти воспоминания в известную связь. Однако связь эта выходила совершенно несогласною с действительностью. Это сделалось особенно резко на третьем году болезни, когда больной стал высказывать ложные, бредовые идеи. Так, он говорил, что знает, что его отравили свинцом, и он помнит, как именно я сказал это в самом начале его болезни. Он помнит даже, как его отравили: налили уксусу на свинцовую доску. Это ему сказала уже во время его болезни та самая особа, которая его отравила,— она была у него, больного, и. говорила ему это (эту особу больной решительно не видел во время болезни). Эта особа будто бы потом умерла от злобы, что не удалось отравить до смерти, и т. п. Больной говорит, что так ему кажется, что он думает, что так и было, но соглашается, что, пожалуй, он смешивает то, что действительно было, с тем, что ему тогда слышалось и что он сам думает в настоящее время. Затем у больного во время его болезни пропали две монеты из собранной им коллекции. Когда он стал поправляться, он очень огорчился, узнав, что этих монет нет. Дня через два после этого он уже утверждал, что эти монеты взял его зять и с большими подробностями рассказывал, как зять приходил к нему, показал ему монеты и сказал: «Не видать тебе их больше». Повторяя этот рассказ, больной совершенно убедился в верности его и решительно не слушал никаких уверений, что этого

никогда не было. Таким образом, больной населил фантастичен кими фактами темную область прошедшего,— другими словами, у_ч него развился бред. В то же время собственно память у него восстанавливалась. Так, на третьем году он уже хорошо помнил все, что делал в течение дня, хотя читать все еще не любил, так как мало запоминал прочитанное...

Бывают случаи, где улучшение памяти в аналогичных случаях идет гораздо быстрее; случается видеть больных с очень резкой амнезией, т. е. упадком памяти, а проходит 2—3 месяца и больной уже все помнит. С другой стороны, бывают и такие случаи, где болезнь совсем не проходит, а, напротив, все усиливается. В этих случаях характерная особенность описываемой амнезии (т. е. беспамятства)—забвение только недавнего — исчезает, развивается и забвение давнего; больной перепутывает все и наконец

умирает.

Впрочем, эти последние исходы интересны главным образом для врача, а не для психолога; для психолога интересна, мне кажется, главным образом та средняя характерная форма, которую я описал. Сколько мне кажется, для человека, изучающего законы нормальной душевной жизни, описываемые мною случаи могут представить интерес со стороны следующих пунктов: 1) поразительно, что иногда впечатления недавнего исчезают из памяти больного почти моментально. Только что событие кончилось, и больной уже не может его вспомнить; 2) оказывается, однако, что хотя больной и решительно не может вспомнить того, что только что случилось, но след от этого остается в психике больного и через некоторое время, может быть через год, вдруг неожиданно всплывает в сознании. То, что больной моментально позабывает, потом делается способным к воспоминанию. При этом оказывается часто, что целый ряд следов, которые решительно не могут быть восстановлены в сознании ни активно, ни пассивно, продолжают жить в бессознательной жизни, продолжают направлять ход мыслей больного, подсказывают ему те или другие выводы и решения. Это, мне кажется, одна из самых интересных особенностей описываемого расстройства. Третья особенность — это то, что при забвении всего недавнего в такой мере, что только что случившееся и вообще случившееся в период болезни моментально забывается, память старого, бывшего до болезни, остается иногда

очень хороша.

Наконец, в-четвертых, интересно, то, что не все роды воспоминаний одинаково легко теряются; некоторые воспоминания держатся дольше, другие исчезают быстрее. Эта последняя особен ность, впрочем, совершенно согласуется с выводами Рибо, сделанными им в его работе «Болезни памяти».

Прежде всего мы должны отметить, что ход ослабления памяти, т. е. что потеря способности воспроизводить воспринятые впечатления совершается неравномерно для различных родов впечатлений: во всех почти случаях память привычек оставалась

ДВЕ ПАМЯТИ !

УЗНАВАНИЕ ОБРАЗОВ. ПАМЯТЬ И МОЗГ

1. Две формы памяти.— Я хочу выучить наизусть стихотворение и с этой целью сначала, прочитываю его вслух стих за стихом, а затем повторяю несколько раз. С каждым новым разом я подви-

¹ См.: Бергсон А. Материя и память. Собр. соч., т. 3. Спб., 1913.

долее всего, память событий давних держалась очень долго, но меньше, чем память привычек. Недавние впечатления почти все терялись из памяти, но из них, как мы видели, запоминались все-таки восприятия «душевного чувства» (память чувства была большей частью сохранена), что согласно с мнениями Рибо. Точно так же согласно с его выводами и то, что очень долго и сильно была расстроена способность локализации во времени. Воспоминания образов внешних предметов более сохранялись, чем воспоминания о процессах мыслительных, совершавшихся в голове больного.

Эта градация в степени устойчивости различных групп представлений объяснена, насколько возможно, Рибо, и наши наблюдения могут только подтвердить его выводы.

Я с своей стороны займусь другой стороной расстройства, и прежде всего остановлюсь на вопросе о том, какого рода память наиболее расстраивается в наших случаях. Как известно, то, что мы называем памятью, т. е. способность воспроизводить прежде воспринятые впечатления, обусловливается: 1) способностью нервных элементов сохранять следы воспринятых впечатлений (memoire de fixation)³ и 2) способностью воспроизводить эти следы (memoire de vocation) ...⁴. Поэтому для психолога всегда довольно интересны те случаи, где можно доказать, что при потере памяти способность фиксации в большей или меньшей степени сохранялась. В этом отношении наши наблюдения очень поучительны; мы видели в одном случае, что в то время, когда больной, по-видимому, решительно все позабывал, все-таки и в это время впечатления, действовавшие на него, и которые сейчас же, по-видимому, исчезли из его памяти, оставляли в его нервной системе след, а потом, когда способность воспроизведения следов стала восстанавливаться, и эти следы вдруг неожиданно появились.

Итак, по крайней мере в большинстве наших случаев при по-тере памяти способность фиксации все-таки оставалась. Из этого, впрочем, не следует, что потеря фиксации не расстраивалась совсем. По всей вероятности, количественно она изменялась, т. е. делалась гораздо слабее, следы впечатлений были бледнее, чем в нормальном состоянии, но способность фиксации оставалась.

' ^RiP^het ^C_o^h- ^Les ^orig'^nes ^et ^les modalitees de la memoire, Revue Phylo-
sopnique, 1886, 6. (P и ш е Ш. Происхождение и свойства памяти. — Ред )
Рибо присоединяет к этому еще третью способность —локализации воспроиз
веденного во времени, но другие не признают для этого необходимой особую
способность. ³

Бергсон ( Bergson ) Анри (1-8 октября 1859—4 января 1941)—французский философ-идеалист, представитель интуитивизма и экзистенциализма. С 1900 г. проф. Коллеж де франс; с 1914 г. чл. французской академии. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1927 г.

Выступая против механицизма и догматичного рационализма, Бергсон утверждает в качестве подлинной и изначальной реальности жизнь, сущность которой может быть постигнута только с помощью интуиции, которая, будучи своеобразной симпатией, как бы непосредственно проникает в предмет, сливаясь с его индивидуальной природой. Жизнь имеет, по Бергсону, не пространственный, а временной характер. Это «качественное», «живое» время радикально отличается от того понятия механическо-физическо-го времени, которое, по мнению Бергсона, возникает в результате разложения интеллектом длительности. Интеллект способен понимать живое, органическое, лишь превратив его в мертвое, механическое, ибо он, согласно Бергсону, имеет чисто практическое назначение — формировать и

А. Бергсон

фабриковать неорганизованную материю. Жизнь, которая изнутри предстает как психическая реальность,, длительность, есть, согласно Бергсону,, некий метафизическо-космический , процесс, «жизненный порыв», своего рода могучий поток творческого формирования: по мере ослабления напряжения жизнь распадается, превращаясь в материю, которая характеризуется Бергсоном как неодушевленная масса, вещество и т. п. В своей-абсолютизации изменчивости Бергсон приходит к полному субъективизму (Восприятие изменчивости. Cnf>.,. 1913). Учение Бергсона оказало значительное влияние на философию-(прагматизм Джемса, персонализм, экзистенциализм, философия истории Тойнби), литературу i(M. Пруст), искусство (импрессионизм в живописи" и др.).

Сочинения: Собрание сочинений,, т. il—5. Спб., 1913—1914; Философская интуиция.— «Новые идеи в философии», 1912, сб. I; Длительность и одновременность. Пб., 1923; Материя-и память. Собр. соч., т. 3. Спб., 1913. Литература: См.: П. П. Гайден-ко (с сокр.). БСЭ, 3-е изд. Т. 3.

гаюсь вперед, слова связываются все лучше и лучше и, наконец, сплачиваются воедино. Тогда я знаю свой урок наизусть; и говорят, что я помню его, что он запечатлелся в моей памяти.

Теперь я пытаюсь дать себе отчет в том, как урок "был выучен, и вызываю в своем представлении те фразы, которые я, одну за другою, прошел. Каждое из последовательных чтений встает перед моим умственным взором* в своей индивидуальной особенности; я снова вижу его вместе со всеми теми обстоятельствами, которые его сопровождали и в рамку которых оно все еще остается включенным; оно отличается or всех предыдущих и всех последующих чтений уже самим местом, занимаемым им во времени; одним словом, каждое из таких чтений снова проходит передо мною, как определенное событие моей истории. И тут опять-таки говорят, что эти образы — мои воспоминания, что они запечатлелись в моей памяти. В обоих этих случаях употребляются одни и те же слова. Обозначают ли они, однако, тот же самый предмет?

Знание стихотворения, которое я запомнил, выучив наизусть, имеет все признаки привычки. Как и привычка, оно приобретено посредством повторения одного и того же усилия. Как и привычка, оно потребовало сначала расчленения, потом восстановления целостного действия. Наконец, как всякое привычное упражнение моего тела, оно включено в механизм, который весь целиком приходит в движение под влиянием начального толчка, в замкнутую систему автоматических движений, которые следуют друг за другом всегда в одинаковом порядке и занимают всегда одинаковое время.

Напротив, воспоминание какого-либо определенного чтения, например, второго или третьего, не имеет ни одного из признаков привычки. Его образ, очевидно, запечатлелся в памяти сразу, ибо другие чтения, по самому определению, суть отличные от него воспоминания. Это как бы событие моей жизни; для него существенна определенная дата, а следовательно, невозможность повторяться. Все, что присоединили к нему позднейшие чтения, могло явиться лишь изменением его первоначальной природы; и если мое усилие вызвать- в памяти этот образ становится тем легче, чем чаще я его повторяю, то самый образ, рассматриваемый в себе, конечно, уже с самого начала таков, каким он останется навсегда.

Быть может, скажут, что эти два вида памяти — воспоминание отдельного чтения и знание урока — различаются между собой .лишь количественно, что последовательные образы, возникающие при каждом чтении, накладываются друг на друга и что выучен-ный урок есть просто составной образ, являющийся результатом такого наложения. Бесспорно, что каждое из последовательных чтений отличается от предыдущего, между прочим, тем," что урок оказывается лучше выученным. Несомненно, однако, и то, что каждое из них, рассматриваемое именно- как новое прочитывание, а не как все лучше и лучше усвояемый урок, абсолютно довлеет

себе, пребывает в том виде, в каком оно раз осуществилось, и> образует вместе со всеми сопровождающими обстоятельствами несводимый момент моей истории. Можно даже пойти дальше и сказать, что сознание вскрывает глубокую разницу, разницу по-существу, между этими двумя родами воспоминания. Воспоминание такого-то чтения есть представление и только представление;, оно дается интуицией моего духа, которую" я могу по желанию-удлинить или укоротить; я произвольно отвожу ему ту или другую-длительность; ничто не препятствует мне охватить его сразу, как. окидывают одним взглядом картину. Напротив, припоминание выученного урока, даже когда я ofpaHH4HBarocb повторением его-про себя, требует вполне определенного времени, а именно ровно' столько времени, сколько нужно для того, чтобы выполнить, хот» бы только мысленно, одно за другим все те движения, которые-необходимы для произнесения соответственных слов; следовательно, это уже не представление, это действие. И в самом деле, урок,, после того как вы его раз выучили, не носит уже на себе никакой отметки, выдающей его происхождение и позволяющей отнести его* к прошлому; он составляет принадлежность моего настоящего в таком ж» смысле, как, например, привычное умение ходить или писать; он скорее изживается, «проделывается», чем представляется;— я мог бы принять его за врожденную способность, если бьв вместе с ним в моей памяти не возникал ряд тех последовательных представлений-чтений, посредством которых я его усвоил. Но> представления эти независимы от урока, и так как они предшествовали его усвоению и воспроизведению, то урок, раз выученный, мог бы также обойтись и без них.

Доведя это основное различие до конца, мы можем представить, себе две теоретически самостоятельные и независимые друг or друга памяти. Первая регистрирует в форме образов-воепомина- ' ний все события нашей повседневной жизни, по мере того как они развертываются во времени; она не пренебрегает никакой подробностью; она оставляет каждому факту, каждому движению его* место и его дату. Без всякой задней мысли о пользе или практическом применении, но просто в силу естественной необходимости становится она складочным местом для прошлого.

Благодаря ей наш разум, или, лучше сказать, рассудок, получает возможность узнать какое-нибудь уже испытанное раньше-восприятие; к ней мы прибегаем всякий раз, когда в поисках., известного образа поднимаемся по склону нашей прошлой жизни.

Но всякое восприятие продолжается в зачаточное действие; № по мере того как однажды воспринятые нами образы закрепляются, выстраиваясь один за другим вдоль этой памяти, продолжающие их движения видоизменяют организм, создавая в нашем теле новые предрасположения к действию. Так складывается опыт совершенно нового' рода, который отлагает в теле ряд вполне выработанных механизмов, выполняющих все более и более многочисленные и разнообразные реакции на внешние раздражения,

дающих совершенно готовые ответы на непрерывно растущее число возможных запросов. Мы сознаем эти механизмы в тот момент, когда они вступают в действие, и это сознание всех прошлых усилий, скопившихся в настоящем, все еще есть память, но память, глубоко отличная от охарактеризованной выше, всегда устремленная к действию, пребывающая в настоящем и не видящая ничего, кроме будущего. От прошлого она удержала только разумно координированные движения, представляющие собой накопленные усилия; она обретает эти прошлые усилия не в отражающих их образах-воспоминаниях, а в том строгом порядке и систематическом характере, которыми отличаются движения, выполняемые нами в настоящее время. По правде говоря, она уже ае дает нам представления о нашем прошлом, она его разыгрывает; и если она все-таки заслуживает наименования памяти, то уже не потому, что сохраняет образы прошлого, а потому что продолжает их полезное действие вплоть до настоящего момента.

Из этих двух памятей, из которых одна воображает, а другая повторяет, последняя может замещать собой первую и зачастую даже создавать ее иллюзию. Когда собака встречает своего хозяина радостным лаем и ласкается к нему, она, без сомнения, узнает его; но едва ли такое узнавание предполагает возникновение прошлого образа и сближение этого образа с текущим восприятием. Не состоит ли оно, скорее, просто в том, что животное сознает ряд тех особых положений, которые занимает его тело, и привычка к которым выработалась у него под влиянием близких отношений к хозяину, так что в настоящий момент они чисто механически вызываются в нем самым восприятием хозяина? Остережемся идти слишком далеко по этому пути! Даже у животного .смутные образы прошлого, быть может, выдвигаются из-за теку-дцего восприятия; мыслимо даже, что прошлое животного все целиком потенциально отпечатывается в его сознании; но это прошлое не может заинтересовать животное настолько, чтобы ^отделиться от настоящего, которое его к себе приковывает, а потому акты узнавания должны им, скорее, переживаться, чем мыс-Йиться. Чтобы вызвать прошлое в форме образа, надо иметь способность отвлекаться от настоящего действия, надо уметь придавать цену бесполезному, нужна воля к грезам. Возможно, что один только человек способен к усилию этого рода. Но и мы, люди, восходя таким образом к прошлому, находим его всегда ускользающим, как бы бегущим от нашего взора, словно эта регрес-сивная память встречает сопротивление в другой памяти, более естественной, которая, двигаясь вперед, влечет нас к действию и к жизни.

Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 153; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!