ПРИСПОСАБЛИВАЮЩЕЕСЯ ЭГО И СНОВИДЕНИЯ

[281]

Hawkins, D. R. (1966). A review of psychoanalytic dream theory in the right of recent psychophysiological studies of sleep and dreaming. Dr. J. med. Psychol.39, 85-104.

Joffe, W.G. and Sandier, J. (1968). Comments on the Psychoalanytic psychology of adantation. Int. J. Psycho-Anal.49, 445-54.

Jones, E. (1916), The theory of symbolism. In E.Jones, Papers of Psycho-Analysis.2nd ed. London: Balliere, Tindall and Cox, 1918.

Jones, R. (1965). Dream interpretation and the psychology of dreaming.

J. Am. psychoanal. Ass.13, 304-19.

__ (1970). The New Psychology of Dreaming.New York: Grune & Stratton.

Jung, C.G. The practical use of dream analysis. In The Collected Works of C.G.. Jung, vol 16. New York: Pantheon, 1954.

р.п.: К-Г.Юнг. Практическое использование анализа сновидений. В кн.: К.Г.Юнг. Психология переноса. М., Рефл-бук, К., Ваклер, 1997.

Knapp, Р. (1969) Image, symbol and person; the strategy of psychological defence. Archs. gen. Psychiat.21, 392-407.

Knapp, P., Greenberg, R., Pearlman, C.A., Cohen, М., Kantrowitz, J. and Sashin, J. (1975). Clinical measurement in psychoanalysis: an approach. Psychoanal. Q.(in press).

Längs, R. (1971). Day residues, recall residues, and dreams; reality and the psyche. J. Am. psychoanal. Ass.19, 499-523.

Offenkrantz, W. and Rechtschaffen, A. (1963) Clinical studies of sequntial dreams. Archs. gen. Psychiat.8, 497-508.

Piaget, J. (1951). Play, Dreams and Imitation in Childhood.New York: Norton, 1962.

Schur, М. (1966). Some additional «day residues' of the 'specimen dream of psychoanalysis'. In R.Loewenstein et al.(eds.), Psychoanalysis — A General Psychology.New York: Int. Univ. Press.

Sharpe, Ella Freeman (1937) Dream Analysis,London: Hogarth (1978).

Spanjaard, J. (1969). The manifest dream content and its significance for the interpretation of dreams. Int. J. Psycho -Ana1 50, 221-35.

Stekel, W. (1943) The Interpretation of Dreams; New Developments and Technique.New York: Liveright.

Whitman, R., Kramer, М. and Baldridge, B. (1963). Which dream does the patient tell? Arch. gen. Psychiat.8, 277-82.

Whitman, R., Kramer, М., Ornestein, P. and Baldridge, B. (1967). The phyciology, psychology and utilization of dreams. Am. J. Psychiat.

124, 287-302.

Whitman, R. (1973). Dreams about the group: An approach to the problem of group psychology. Int. J. Grp. Psychother.23, 408-20.

Wirkin, A. (1969). Influencing dream content. In M.Kramer (ed.). Dream Psychology and the New Biology of Dreaming.Springfield: Thomas.

СНОВИДЕНИЕ И ОРГАНИЗУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ ЭГО

СЕСИЛЬ ДЕ МОНЖУА

В этой статье я собираюсь затронуть роль сновидения не для спящего, а для бодрствующего человека, рассказывающего о нем аналитику. Если я ограничиваю место действия психоаналитическим лечением, то это потому, что, как выразился Фрейд (1923: 117), «использование сновидений в психоанализе является чем-то очень далеким от их первоначального назначения». Эти ограничения ни в коей мере не исключают рассмотрения содержания сновидения — в действительности одна из целей данной статьи состоит в прояснении некоторой связи между формой и содержанием сновидений. Но я буду рассматривать эту проблему не с точки зрения связи между содержанием и формой в рамках сновидения, как это сделал Эриксон (1954); я, скорее, хочу исследовать отношение между сновидением и другими образами действия в психоанализе.

В развитии психоанализа вслед за «Толкованием сновидений» теория щедро обеспечивала нужды всех областей растущей науки. Парадигматически* невротический симптом представлялся как длительный сон наяву, а защитные механизмы скрывали его латентное содержание под мас-

* Поуровнево, иерархически, структурно — Прим. ред.

[284]

кой; концепция топологической регрессии обобщалась до применения в жизненной истории сновидца; и что важнее всего, явление трансфера понималось (с точки зрения сновидений) как выражение постоянно присутствующего набора скрытых желаний, высвобождаемых и активируемых определенными моментами аналитической ситуации, подобно тому, как мысли сновидения высвобождаются и активируются состоянием сна.

Но, хотя теория сновидения оказалась щедрой матерью для своих концептуальных отпрысков, в течение некоторого времени казалось маловероятным, что она многое получит взамен. Фрейд (1933: 8) сожалел о сокращении аналитических публикаций на тему сновидений: «Аналитики, — говорил он, — ведут себя так, как будто им больше нечего сказать о сновидениях, как будто уже больше нечего добавить к теории сновидений»; тем не менее, своими последними работами он сам способствовал этой тенденции. Например, мы видим, как в 1923 г. он резко осуждает преувеличенное внимание к «таинственному бессознательному»; «слишком легко, — говорит он, — забыть, что сновидение, как правило, является просто мыслью, подобной любой другой» (с.112).

Именно потому, что оно считалось мыслью, подобной любой другой, сновидение разделило выгоды самого важного вклада психоанализа в общую психологическую теорию познания. Я говорю здесь об открытии того, что психические функции модулируются значением, которое мы ему приписываем. Таким образом, концепт мышления в психоанализе включал не только источник тематического содержания и был поставщиком требующих расшифровки текстовых элементов, но и служил символической версией других психологических процессов, первоначально не когнитивных в своих проявлениях — процессов, нашедших место в психоаналитическом перечне не под заголовком «функции эго», а, скорее, под рубрикой «инстинкт».

Благодаря бессознательному приписыванию значений инфантильной фантазии когнитивным процессам способ их функционирования разительно изменяется. Это изменение осуществляется по принципу обобщения, которое может

[285]

затрагивать как компоненты ответной реакции, так и раздражители модифицируемого процесса¹. Это очевидно для мышления в целом и особенно для сновидения.

Например, обобщение ответной реакции от дефекации к познанию может сделать мышление скорее изгоняющим, чем творческим и поместить обмен идеями в рамки социометрии сидящей на горшках пары. Со стороны обобщения раздражителей продукты мышления, мысли, могут стать фекальными ужасами, и неудивительно, что в случае такого воображаемого приравнивания их часто приходится тайно скрывать из-за боязни загрязнения интеллектуального окружения. Наше понимание сновидения значительно расширяется от того, что сложившийся у человека образ своего ума оказывает огромное влияние на работу последнего. Таким образом, можно показать, что сновидение является не только источником и вместилищем воображаемого содержания, но также и единицей фантазии, используемой пациентом при реализации трансферентных отношений. Можно показать, что в когнитивной регрессии к конкретизации и анимизму пациент концептуализирует сновидения (вместе с другими психическими продуктами) как осязаемые или живые сущности. Так, сновидение может символизировать стыдливо скрываемую от взора или открыто выставляемую напоказ часть тела, подарок или оружие, хороший внутренний образ или плохой.

Какими бы важными это не было для понимания роли сновидений в анализе и для методического подхода к ним², ударение всегда ставилось на сходстве сновидения с другими функциями психики. Даже выдающийся вклад Левина (Lewin, 1946) в понимание компонентов оральной фантазии в сновидении отличается уклоном в том же направлении. Он утверждал, что сновидение является психической инсценировкой цикла кормления с чередованием подкрепления и отдыха, но не затрагивал дополнительный вопрос: в какой мере сновидение не было аналогом кормления и сна у груди.

Действительно, этот акцент на сходстве настолько широко распространен, что даже удивительно, что пациенты до сих пор настаивают на пересказе сновидений, когда дру-

[286]

гие аспекты тонко анализируемого трансфера предоставляют превосходное поле как для игры, так и для борьбы фантазии и сопротивления. Должны ли мы винить в этом алчность бессознательного, жадно добивающегося использования любого возможного канала коммуникации? Или же это лукавый обман сопротивления, отрицающего в рамках одного канала то, что подтверждается в другом, так что дневное и ночное мышление (употребляя фразу Левина, 1968) образуют сложный контрапункт, дабы ослепить и привести в замешательство аналитиков? Или же сновидение далеко не только мысль, подобная любой другой, а пересказ сновидения имеет аспекты уникальные и заметно отличные от иных психологических действий? Не могут ли некоторые сокровенные и бессознательные сообщения передаваться только посредством действия пересказа сновидения и никаким иным образом?

Прежде чем я начну развивать свои доводы, позвольте пояснить особенности употребления термина «сновидение». Я имею в виду действие, описанное как пересказ сновидения³. Это может быть пересказ самому себе или другому. Невозможно найти различия между сновидением и изложением сновидения. Витгенштейн отметил, что мы не подвергаем сомнению, действительно ли человек видел сон или же ему просто кажется, что он его видел (Malcolm, 1964)⁴.

Я согласна с фрейдовским разделением манифестного и латентного содержания, хотя предпочла бы характеризовать это разделение с точки зрения «ограниченного» и «обработанного» содержания, а не как метафорический контраст между «явным» и «скрытым». Ибо если мы спросим, какие процессы требуются для того, чтобы «вскрыть» латентное содержание сновидения, то увидим, что они должны включать сравнение «ограниченного» сновидения со свободными ассоциациями, данными в контексте отношения переноса. Все это выслушивающий аналитик обдумывает в контексте своих знаний и воспоминаний из биографии пациента, пересказанных в том же контексте (и иногда, хотя эта процедура сомнительна, даже взятых вне, например, из «материалов истории болезни»). Затем все это помещается в рамки еще более концептуально расширенного контекста

[287]

ответных поясняющих замечаний аналитика и его наблюдений за тем, как реагирует пациент. Именно посредством включения в ходе анализа «сырого» сновидения во все более сложные контексты мы приходим ко все более и более сложным версиям первоначально рассказанного сновидения (для полноты сюда следует также включить первую рекомендованную Фрейдом операцию — попросить пациента повторить свое сновидение и сравнить два варианта).

В метафоре «скрытое», несмотря на ее безупречную метапсихологическую службу и полезность для феноменологического описания ощущений пациентов и аналитиков, есть загвоздка: хотя пересказ сновидения удивляет, идея «латентности» предрешает вопрос о том, откуда и как появляются новые значения сновидения. Искушение поддаться упрощенному представлению, что латентное содержание, подобно «спящей красавице», ждет интерпретирующего поцелуя принца, чтобы освободиться от проклятия сопротивления, препятствует научному любопытству относительно активных поступательных процессов превращения значения, наблюдаемого в ходе интерпретации сновидения. Когда случается, что в следующих друг за другом фазах психоанализа мы вновь просматриваем записи одного и того же сна, у нас остается мало сомнения в том, что на другом конце недосягаемого не зарыто ничего похожего на латентное содержание.

Таким образом, я обрисовала концептуальную сцену, на которой буду доказывать, что пересказ сновидения обладает уникальными преимуществами в достижении того, что Х.Хартман (Hartmann, 1947, 1950) назвал «организующей функцией эго» — функции, что включает как дифференциацию, так и синтез и интеграцию. Подходя к некоторым вопросам, касающимся сновидения с точки зрения эго-психологии, я собираюсь расширить представление, что сложившийся у человека бессознательный образ своего мышления оказывает сильное влияние на его работу. Я хочу выдвинуть тезис, что этот возвратный принцип играет важную роль в определении не только содержания и формы активности эго, в данном случае пересказа сновидения, но даже самого выбора средства из ряда других. Имеет ли пе-

[288]

ресказ сновидения иное бессознательное значение и функцию, чем другие психоаналитические средства, такие, как пересказ фантазии или выражение в открытом поведении подавленных бессознательных импульсов?

С первого прослушивания трудно удостовериться, что форма и содержание текстов сновидения отличаются от формы и содержания других психологических текстов, таких, как интроспективные отчеты и фантазии. Однако, благодаря Фрейду, мы имеем ряд операций, позволяющих в случае их тщательного выполнения снова и снова подходить к установленному им отличительному свойству первичного — и вторичного — процесса мышления. Подробно рассматривая трансформации, названные им «работой сновидения», можно распознать и уникальное равновесие между этими двумя типами мышления.

Рассматривая бессознательное значение пересказа сновидения, мы должны вначале напомнить себе феноменальные особенности этой активности. У относительно нормального человека наиболее очевидной отличительной чертой является диссоциация от других психологических действий. Это проявляется различными путями, включая ту обычную форму, в какую облечено изложение даже в первом пересказе самому себе. В описании переживания время всегда прошедшее, и употребляется глагол «иметь», а не различные, обычно используемые, по крайней мере в английском языке, формы глагола «быть»*. Пересказ сновидения подразумевает представление сценария, обычно, хотя и не всегда, на языке образов, сценария, в котором рассказчик выступает зрителем или слушателем, даже если в тексте сновидения он представлен как действующее лицо (различное удаление рассказчика от рассказываемой истории представляет собой важный ключ для понимания способности эго к дифференциации; к этому моменту я вернусь в данной статье позднее, при обсуждении некоторых специфических особенностей сновидения у шизоидных пациентов). В мотивационном отношении рассказчик сновидения отказывается от интенциональности и иници-

* Для русского языка это не так, и данный факт имеет принципиальное значение для анализа — Прим. ред.

[289]

ативы в том, что касается создания его сновидения. Он не принимает на себя никакой ответственности за происходящие события или за его содержание. Выражаясь языком действия Шефтера (Schafer, 1976), рассказчик сновидения отказывается от деятельности, поступая так, будто он описывает событие, а не действие⁵.

В развитии своей аргументации я сосредоточу внимание на трех аспектах изложения сновидения: (1) преимущества использования различных способов передачи; (2) способ, посредством которого в процессе пересказа обретается ощущение господства, и значение этого для теории посттравматических сновидений и (3) представление о том, что изложением сновидения достигается господство эго — посредством процесса «сокращения измерений», особым случаем которого является символизация.

Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 166; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!