ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРИСПОСАБЛИВАЮЩЕЕСЯ ЭГО И СНОВИДЕНИЯ

⇐ ПредыдущаяСтр 15 из 25Следующая ⇒

Главы этой части книги отражают становление эго-психологии, пути ее развития и образования новых течений, главным образом в Америке. Основной темой является адаптивная функция эго и ее проявления в сновидении, независимо от того, рассматривается ли адаптация с точки зрения классического структурного конфликта и компромисса или как сохранение личностной идентичности в рамках эго-психологии.

Очерк Спаньярда (Spanjaard, 1969) продолжает ход размышлений Э.Эриксона, рассматривая противоречивые сообщения Фрейда относительно явного (манифестного) содержания сновидения и доказывая его интегральное значение для сновидца. Он пишет: «Практически у всех наших пациентов встречаются сновидения, в которых конфликт выражается в явном содержании». Кроме того, говоря о сновидениях, истолкованные Фрейдом, он отмечает постоянное присутствие адекватного эго или ощущения самости, используемое им в интерпретациях. Выделение самости в сновидениях позднее развивается Кохутом и его последователями и является важным направлением в развитии психоанализа. Гринберг и Перлман, описывая психоанализ в лаборатории по изучению сна, придают еще больший вес манифестному содержанию, обнаруживая в материале сновидения открытые связи с эмоционально значимыми переживаниями, включая материал трансфера из психоанализа субъекта.

Блестящая и многоапектная статья Сесиль де Монжуа «Сновидение и организующая функция эго» описывает сновидение как временную диссоциацию, способствую-

[224]

щую подчинению или реинтеграции потенциально травматического или ошеломляющего эмоционального переживания. Хотя концептуализации выполнены в традиции эго-психологии, ее трактовка сновидения частично совпадает с положениями «Сновидения как объекта» у Понталиса. Оба автора используют понятие переходного объекта по Винникотту, и де Монжуа искусно влетает его в канву эго-психологии. Воодушевленная концепцией «регрессии, работающей на эго» Криса, а также интересом Хартмана к организующей функции эго, она находит широкий диапазон адаптивных возможностей даже у всесильной символизации.

Последняя глава этого раздела представляет собой развитие концептуализации «сновидений состояния самости» Кохута, в которой задача манифестных образов сновидения — придавать форму и тем самым связывать невыразимую тревогу, вызванную угрозой разрушения цельной личности. Этвуд и Столороу, описывая функцию сновидений как поддержку структуры индивидуального представления о мире, делают общие выводы из концептуализации Кохута. Сновидение упрочивает эту структуру посредством «навязываемой» формы знания, галлюцинаторной яркости образов сновидения. Выделенные Кохутом «интенсивные сновидения» понимаются как усиление этого процесса, конкретность необычным образом связывается с поддержкой организации. Авторы утверждают, что такие образы действуют как искаженные предписания укрепить убеждение в «реальности существования». В представленном случае они связаны с острой и сильной травмой и невыносимой агрессией. Для Этвуда и Столороу интерпретация является не разгадыванием латентного содержания, а «восстановлением символов и метафор сновидения до их образующего личностного контекста». Такой подход, конечно же, не очень далек от намерений Фрейда, снова и снова настаивавшего на значении ассоциаций пациента. Толкование может восстанавливать пространство сновидения, как это описано в части третьей.

ЗНАЧЕНИЕ ЯВНОГО СОДЕРЖАНИЯ СНОВИДЕНИЯ ДЛЯ ЕГО ИНТЕРПРЕТАЦИИ

ДЖЕЙКОБ СПАНЬЯРД

Явное (манифестное) содержание сновидения остается пасынком психологии сновидений, несмотря на несомненное «возрождение интереса к нему и попытку использовать его потенциал полнее, чем Фрейд» (Lipton, цит по р-те Babcock,1965). Странно, что понимание явного содержания сновидения и особенно его функции в интерпретации осталось ограниченным, принимая во внимание возросшую роль сознательных содержаний в эго-психологии. Я полагаю, что по этому поводу следует сказать нечто конкретное, и анализ явного содержания сновидения поможет интерпретации. При этом нет необходимости отрицать основные принципы в «Толковании сновидений» (1900).

Исторический обзор

В истории отношения к манифестному сновидению есть черты, характерные для исторического развития ряда других областей психоанализа, таких, как эго-психология и теория агрессии. Что касается раннего периода развития

[226]

психоанализа, то подробное рассмотрение этого конкретного аспекта здесь неуместно: тогда больше интересовались бессознательным и сексуальностью, и по праву. Поэтому часто — как в случае Адлера по поводу агрессии — первый шаг инакомыслящего в теории вызывает у Фрейда и его ближайших соратников скорее сопротивление, чем желание продолжать исследования в этом же направлении. Обычно впоследствии появляются обобщенные формулировки. К сожалению, взгляды Фрейда на явное содержание сновидения почти не пересматривались. По-видимому, это связано с тем, что многие аналитики, отклонившись от фрейдовской догмы, принимают манифестное сновидения за чистую монету; эта тенденция, игнорируя фундаментальный принцип различия между манифестным и латентным содержанием, разрушает краеугольный камень психоанализа — значение бессознательного. Зильберер (Silberer, 1912) и Маудер (Maeder 1912, 1913) не способствовали интересу Фрейда к явному содержанию снов, в то время как Юнг, Адлер и Штекель (Jung, Adler и Stekel 1909, 1911) добились лишь того, что он еще больше укрепился во взглядах, изложенных в «Толковании сновидений» (1900). На эту тему у Фрейда (1914) можно найти интересные замечания.

С самого начала Фрейд рассматривал явное содержание сновидения как конгломерат (1900: 104, 449, 500) или фасад (1915-17: 181; 125а: 141; 1925с: 44; 1940: 165). В «Толковании сновидений» его первое методическое правило заключается в том, что «сновидение необходимо разбить на части», которые могут служить отправной точкой для необходимых ассоциаций. В лекциях: «Введение в психоанализ» (1915-17: 181-82) он заявляет:

«Совершенно естественно, что мы не очень интересуемся явным содержанием сновидения. Для нас не важно, выстроено ли оно последовательно или разбито на ряд несвязанных отдельных картин. Даже если внешне оно явно имеет смысл, мы знаем, что это лишь результат искажения, нечто, органически связанное с внутренним содержанием не больше, чем как фасад Итальянской церкви связан с ее устройством и планировкой. ... В це-

[227]

лом следует избегать стремления объяснять одну часть явного содержания другой, полагая, что сновидение — это связно задуманное и логически выстроенное изложение. Напротив, как правило, оно подобно куску брекчии*, сложенной из различных скальных обломков, удерживаемых вместе связующим материалом, так что видимый на поверхности узор не имеет никакого отношения к природе включенных камней».

Лишь иногда мы можем встретить исключение — «фасад», аналогичный существующей «фантазии» или «сновидению наяву» (1900: 491-3). Структурная теория незначительно повлияла на взгляды Фрейда касательно сновидений. В 1923 (1923b) мы впервые видим, что делается различие между «сновидениями сверху и сновидениями снизу» (с. 111), но только в «Основных принципах психоанализа» он заявляет, что «сновидения могут проистекать либо из ид, либо из эго» (1940: 166). Александер (Alexander, 1925) очень рано указал на роль эго и суперэго в сновидении, но большая часть статей по этому вопросу впервые появилась лишь после 1930 г. Как и следовало ожидать, одновременно начинает расти интерес к манифестному содержанию сновидения. Здесь достаточно краткого резюме: позднее я вернусь к этому, чтобы уделить большее внимание отдельным соображениям. Самым первым был Пауль Федерн, проявивший интерес к манифестному содержанию еще в 1914 г. и позднее обрисовавший его связь со структурной гипотезой (Federn, 1932, 1933). (См. также Fenichel, 1935; Alexander и Wilson, 1935; но особенно Fenichel и др., 1936). Однако по-прежнему продолжают существовать колебания в отношении явного содержания как продукта, заслуживающего серьезного рассмотрения, а Хитчман (Hitschmann 1933-34) даже оправдывает свою попытку использовать его в как основу для определения психопатологических различий. Только после Второй мировой войны появился ряд статей, связывающих манифестное содержание с ролью эго в сновидении, а именно: две открытых дискуссии (см. Rangell, 1956; Babcock,

* Скальная порода конгломератного происхождения — Прим. ред.

[228]

1965), последняя полностью была посвящена манифестному сновидению, и множество других работ, из которых я хочу отметить только таковые (см. Miller, 1948; Mittelmann, 1949; Blitzsten и др., 1950; Harris, 1951;, Katan, 1960; Loe-wenstein, 1961; Ward, 1961; Peck, 1961; Khan, 1962; Pollock и Mislin, 1962; Richardson и Moore, 1963; Mack, 1965; Frosch, 1967; Klauber, 1967; Stewart, 1967) и Levitan, 1967). На эту тему есть несколько важных публикаций, прежде всего это (Saul, cм.Rangell, 1956; Saul, 1953, 1966; Sheppard и Saul, 1958; Saul и Fleming, 1959; Saul и Curtis, 1967). В них обсуждается проблема возможности оценивать активность эго по явному содержанию сна. Однако Флисс (Fliess, 1953) предостерегает об опасности смешения манифестного содержания сновидения с латентным: это может склонить аналитика предлагать свои собственные метафоры и субъективные интерпретации вместо ассоциаций самого сновидца. Наконец, Орлов и Бреннер (Arlow и Brenner, 1964) пересматривают теорию сновидения в соответствии со структурной теорией, а манифестное содержание считают продуктом, достойным внимания аналитика (с. 136-140).

Вопрос о том, насколько оправдано приписывание функции манифестному сновидению, продолжает оставаться насущным. Взгляды Фрейда на эту проблему не лишены противоречий.

Манифестное содержание сна формируется системой цензуры, пассивной самой по себе, хотя Фрейд отмечает, что есть люди, «по-видимому, обладающие даром сознательно управлять своими сновидениями» (1900: 571 и далее; см. также Ferenczi, 1911). Интересен специфический характер явного содержания сновидения при травматических неврозах (Фрейд, 1920: 32). Оно рассматривается как попытка «ретроспективного преодоления раздражителей», в результате чего Фрейд приходит к концепции «компульсивности повторения». Левенштейн (Loewenstein,1949), Штейн (Stein, 1965) и Стюарт (Stewart, 1967) представляют касательно этого свои соображения. Ференци (Ferenczi, 1934) говорит о травмо-литической (растворяющей, расщепляющей травму) функции сновидения. Эйслер (Eissler, 1966) вполне серьезно относится к манифестному содержанию, представляю-

[229]

щему, по его мнению, предпосылки для творчества (см. Lewin, 1964), в силу чего оно может быть не только антитравматическим, но и травматогенным. Эйслер также принимает во внимание реакцию сновидца на явное содержание (Eissler, 1966: 18, п.2); например, удивление или типичную оценку: «в конце концов, это всего лишь сон» (см. также Arlow и Brenner, 1964: 136). Он считает, что здесь еще много неясного. Мне представляется важным его намек на то, что можно установить связь с соображениями Фрейда относительно отрицания (1925Ъ). Левитан (Levitan, 1967) также подчеркивает фактическую роль манифестного содержания сновидения. В этой связи важное значение имеют и взгляды Левина (Lewin, 1946-64).

Однако здесь мы подходим к моменту, где нужно соблюдать осторожность. Фрейд рассматривал сновидение как «особую форму мышления» (1900: 5-6, п.2; 1914: 65; 1922: 229; 1923b: 112) и утверждал, что «эту форму создает работа сновидения,и лишь она является сущностью сновидения» (1900: 506, п.2). Как только появляется склонность рассматривать работу сновидения как форму адаптации, форму разрешения проблемы — не говоря уже о взгляде на нее как на рациональную или мистическую активность — начинается отход от собственно психоаналитического понимания. Ошибочно говорить, что сновидения касаются задач, стоящих перед нами в жизни, или пытаются найти решение повседневных проблем. (1925а: 127). В этом свете следует рассматривать мнения Маудера (Maeder,1912, 1913) и более поздние точки зрения Хэдфилда (Hadfîeld, 1954) и Бонима (Bonime, 1962) — смотрите критику Левина (Lewin, 1967). Взгляды наиболее интересного и важного представителя этого направления Томаса Френча будут обсуждаться отдельно. В настоящем обзоре я опущу методики интерпретации сновидений, имеющие произвольный характер — подход Штекеля (Stekel, 1909, 1911) и более недавний метод Гутхейла (Gutheil, 1951).

[230]

Явное содержание сновидения

С течением времени теория явного/скрытого содержания сна утвердилась настолько прочно, что мы едва ли осознаем ее проблемный характер. Однако проблемы существуют, даже в предъявлении манифестного содержания. То, что рассказывает пациент, простирается от смутных обрывков до пространных экскурсов, особенно при вмешательстве сопротивления (см. Фрейд, 1923b: 110).

Левин (Lewin,1948) описывает переживания во время сна, практически лишенные содержания, и называет их «пустыми сновидениями». Эриксон (Erikson, 1954) очень внимательно рассматривает явное содержание и поднимает его на уровень тонкого и дифференцированного набора информации, существующего по своему собственному праву. По его мнению, переход к латентному содержанию происходит постепенно. Миллер (Miller, 1964), в связи с появлением в сновидениях цвета, показывает, что некоторые люди фактически ограниченны своим восприятием, в том числе и в снах. Результаты исследований последних лет с одновременной регистрацией ЭЭГ и движения глаз показали нам, что мы видим сны намного чаще, чем кажется, и что сновидения длятся значительно дольше, чем мы полагали прежде (см. Dement и Wolpert, 1958; Rechtschaffen и др.. 1963; Fisher, 1965). Таким образом, наши знания о том, что переживает человек во время сна, весьма отрывочны. Возможно, это может помочь объяснить, почему такое множество различных аспектов манифестного сновидения могут поочередно приниматься за отправные точки для размышления (cм.Alexander и Wilson, 1935; Erikson, 1954, 1964; Federn, 1914; French, 1937a, b; Harris, 1951, 1962; Hitschmann, 1933-34; Levitan, 1967; Lewin, 1946-64; M.L.Miller. 1948; S.C.Müler, 1964; Blurn, 1964; Richardson и Moore, 1963; Saul, 1953, 1966; Saul и Curtis, 1967; Stewart, 1967).

[231]

Ко всем этим аспектам я хотел бы добавить еще один или, по крайней мере, выделить его из составного образования, коим является манифестное содержание. Этот хорошо знакомый аспект, которому полностью отвечает точка зрения Фрейда (1900: 146-59), заключается он в следующем: я считаю, что внимательное изучение явного содержания сновидения показывает, что практически у всех пациентов встречаются сновидения, в которых можно видеть, как конфликт выражается в манифестном содержании. Сновидец всегда присутствует здесь сам; он может выступать просто в качестве неясного наблюдателя; однако чаще картина сновидения раскрывает его участие и особенно намерения посредством причудливых событий, происходящих во сне. Тут я не согласен с Фрейдом, считавшим, что эго не может появляться в явном содержании, а если оно там и присутствует, то это не имеет значения (1900: 322-3). Просмотрев свыше девяноста описаний снов, представленных в «Толковании сновидений», я не нашел ни одного,где в содержании не появлялась бы самость («Я»)! Только в тринадцати случаях не было никаких признаков, что не все шло так, как того хотелось бы сновидцу. Почти всегда встречалось нечто из разряда: «Я был встревожен», «Я появился слишком поздно», «Я был раздражен», «Я чувствовал себя неловко», «Я был удивлен», «Мы были напуганы», «Я не мог найти», «Я не мог идти».

Ассоциированный аффект бывает настолько сильным, что можно предположить, что именно он пробуждает сновидца (см. Фрейд, 1900: 267; Levitan, 1967). Первоначально Фрейд рассматривал эти аффекты и мысли преимущественно как элементы, относящиеся к латентному содержанию сновидения. Однако его подробное обсуждение сновидения о дяде показывает, что для самого Фрейда этот вопрос также представлял серьезную проблему (см. ниже, с.240) Федерн (Federn, 1932) и Гротьяк (Grotjahn, 1942) отмечают, что сновидец ощущает себя неразрывно связанным с бодрствованием. Шеппард и Саул (Sheppard и Saull958) разработали интересную квалифицирующую методику исследования основанной на отдаленности «эго» от побуждений и мотивов, отраженных в явном содержании сновидения.

[232]

Мне кажется, что сегодня мы, не колеблясь, приравниваем манифестное содержание к невротическому симптому. В «Переписке с Флиссом» (1892-99: 258, 276, 336) Фрейд ясно проводит аналогию между сновидением и неврозом (см, также Lewin, 1955), но в «Толковании сновидений» он не очень уверен в этом и связывает компромиссный характер сновидения с тенденцией эго поддерживать состояние сна. Тем не менее, позднее он называет это формированием компромисса, вероятно следуя примеру Ференци (Ferenczi, 1911), см. Фрейд (1900; 572б 579). В лекциях: «Введение в психоанализ» (1915-17: 411) Фрейд снова проводит аналогию между содержанием фобии и внешней стороной сновидения (см. также 1909: 299), а еще позднее (1923а: 242) мы встречаем «образование компромисса (сновидение или симптом)...»

Мой тезис состоит в том, что явное содержание сновидения обычно имеет внутренне конфликтный аспект, что и дает возможность оценить поверхностный слой конфликта и построить потенциально полезную интерпретацию.

Однако что же делает сам Фрейд, несмотря на содержащиеся во всех его публикациях предостережения о том, что манифестное содержание сновидения не следует принимать всерьез? На самом деле он часто поступает вопреки этому правилу. Это начинается уже в случае сновидения об Ирме. Он включает упреки Ирме из манифестного содержания в интерпретацию в качестве важных элементов и даже ощущает неловкость в связи с тем, что «придумал такое серьезное заболевание для Ирмы просто для того, чтобы оправдать себя» (1900: 114).

Вот еще несколько примеров: в сновидении, где дама хочет дать званый ужин (1900: 147), она не может достать все необходимое для этого, хотя и старается изо всех сил. Если смотреть с позиции явного содержания, ее не в чем упрекнуть. Фрейду же удается интерпретировать это сновидение следующим образом: «Это сновидение говорит Вам, что Вы не можете устраивать вечеринки и тем самым удовлетворяет Ваше желание [курсив Д.С.] не способствовать тому, чтобы Ваша подруга полнела». Причина — ревность, потому что мужу этой дамы нравятся полные женщины

[233]

(1900: 148). Более того, Фрейд (1900: 469), удивляясь, почему не чувствовал отвращения, когда в одном из снов мочился на покрытое небольшими кучками фекалий сидение чего-то похожего на уборную на открытом воздухе, невольно выказывает уважение к манифестному содержанию сновидения как к информации, которая никоим образом не является незначительной. Еще более знаменательно обсуждение типичных сновидений о «смерти любимых родственников» (1900: 266), где он выражает удивление тем, «что формируемая подавленным желанием мысль полностью избегает цензуры и попадает в сновидение без изменения». В случае типичных эксгибиционистских снов и сновидений желания смерти он принимает во внимание именно манифестное содержание, трактуя аффект, замешательство или горе как предпосылку для понимания латентного значения сновидения.

Что конкретно Фрейд подразумевает фразой «мысль сновидения, сформированная подавленным желанием?» Фактически, в главе VII и в других местах он ясно отделяет желание от прочего скрытого содержания. Если он имеет в виду, что латентная мысль сновидения представляет собой желание смерти, то мы должны отметить, что это желание в действительности явно искажено. Если же, с другой стороны, он подразумевает просто мысль: «Родственник мертв», — тогда это действительно выражено прямо, избегая цензуры. Однако связь этой мысли с желанием сновидца четко не устанавливается, так как далее Фрейд заявляет: «нет ни одного желания, кажущегося более далеким от нас, чем это...». Мы, естественно, должны предположить, что латентным содержанием сновидения действительно является желание смерти, и когда потом мы рассмотрим явное содержание, то ясно увидим именно защиту от таких мыслей. Во-первых, все происходит без участия сновидца. Кроме того, сильно выражен аффект горя, и сновидцу не снится, что он желает смерти своему родственнику, а прямо наоборот (см. Van der Sterren, 1964). Все связи с желанием утаены: цензура очевидна.

Вдобавок к этому я хочу упомянуть обсуждения Фрейда в связи с первым сновидением из «Случая Доры (анализа

[234]

истерического невроза)» (1905а: 64 и далее). Рассматривая явное содержание сновидения, он в конечном итоге заявляет (1905а: 85): «Намерение сознательно выражено здесь примерно следующими словами: 'Я должна бежать из этого дома, ибо вижу, что моя девственность подвергается опасности; я уйду со своим отцом и приму меры предосторожности, чтобы не оказаться застигнутой врасплох, одеваясь по утрам'». Далее в качестве подоплеки он представляет инфантильный материал, но интерпретация актуального конфликта соответствует явному содержанию сна.

Существует один класс сновидений, относительно которых Фрейд никогда не отрицал прямого значения явного содержания и возможности его интерпретации. Это «сновидения, открыто определяемые желанием» (1901: 655), впервые подробно обсуждавшиеся в главе III «Толкования сновидений»; это сновидения о комфорте, сновидения детей и людей, испытывающих большие лишения. Довольно знаменательно, что в главе, посвященной теоретическим выкладкам (1900: 509), Фрейд принимает в качестве отправной точки фрагмент, относящийся как раз к такому «сновидению-желанию». Это приводит к некоторому замешательству и заставляет задуматься. Однако в определяемых желанием сновидениях нет необходимости маскировать удовлетворение желания, ибо эти желания не вовлечены в интрапсихический конфликт, противореча разве что желанию спать. Скорее, именно невозможность реального выполнения служит побудительной причиной для иллюзорного удовлетворения в сновидении. Совершенно очевидно, что такие сновидения часто бывают у детей: они мало что могут сами, а многое им запрещается извне. У меня сложилось впечатление, что такие неискаженные содержания встречаются и в конфликтных сновидениях, и часто составляют ядро, к которому привязываются подавленные желания сна. Примером может служить сновидение незамужней женщины с гомосексуальными наклонностями: желание пениса было вытеснено, но она могла сознательно принять свое желание иметь ребенка. После того, как однажды она провела день с ребенком сестры, который часами сидел у нее на коленях, ей приснилось, что у нее родился ребенок,

[235]

но, несмотря на все усилия, она не могла отделить связывающую их пуповину.

Таким образом, можно сделать вывод, что в действительности Фрейд все же обращал внимание на содержание и форму манифестного сновидения: во-первых, при открыто определяемых желанием сновидений, а кроме того, в конфликтных сновидениях пациентов. Он делал это, несмотря на все свои — совершенно справедливые! — предостережения не принимать явное содержание сна за чистую монету, избегать метафорических и аллегорических подходов к интерпретации и не принимать в качестве отправной точки «сновидение как целое» (1900: 103). Эти предостережения приходилось повторять снова и снова (Fliess, 1953; Waldhorn, 1967). Данный факт может означать, что, кроме сопротивления, существуют и другие основания для мнения о том, что аналитики должны видеть в явном содержании сновидения нечто большее, чем простой фасад, конгломерат, подвергшийся незначительной вторичной переработке.

Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 236; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!