Новые времена – новая техника
Игра так велика, что одним взглядом можно окинуть только маленький ее участок.
Редьярд Кипплинг. Ким
Рассел понимал, какую важную роль играет и будет играть новая специальная техника для улучшения агентурной связи. Для шпиона опаснее всего было не добыть секреты, а передать их своему куратору. Система скрытой связи была главной в планировании агентурных операций. Без способа надежной передачи информации между агентом и куратором шпионаж не может существовать. Самой безопасной системой скрытой связи был безличный обмен, который отделял агента и офицера-куратора расстоянием, временем, местом или комбинацией этих трех компонентов.
Словарь шпионажа изобилует красочными фразами для безличного обмена информацией. Самый известный и наиболее широко используемый называется в ЦРУ – dead drop, в СССР – тайник, а в Великобритании – dead letter box.
Другой личный обмен информацией, который в СССР называли «моментальная передача», а в ЦРУ brush pass, происходил в толпе прохожих: агент и куратор проходили достаточно близко друг от друга и быстро и осторожно передавали записку или пакет. Контейнер для информации клали в хозяйственную сумку или заворачивали в газету. Иногда пакет бросали в открытое окно медленно движущегося автомобиля.
Все эти способы были призваны максимально уменьшить время, которое куратор и агент находятся в одном месте, в непосредственной близости. Некоторые методы, такие как моментальная передача, уменьшают время контакта до доли секунды. Однако даже половина секунды успешной моментальной передачи требует нахождения агента и куратора в одном месте и в одно время. В опасных регионах вроде Москвы простое нахождение рядом двух людей может вызвать подозрение. Насколько вероятно, что в многомиллионной Москве американец в трамвае случайно столкнется с ведущим советским ученым? Сотрудники КГБ не поверили бы в случайность такой встречи. Как хорошо сказал легендарный бейсболист Йоги Бэрра: «Это слишком частое совпадение, чтобы быть совпадением».
|
|
|
Тайник, наиболее предпочтительное средство безличной связи в опасных регионах, отделяет агента и куратора по времени, опасен тем, что пакет остается без присмотра в непредсказуемых условиях. Пакет может найти случайный прохожий, он может пострадать от каких-нибудь климатических катаклизмов типа внезапного снегопада. Закладка тайника тоже может вызвать подозрения, как и выемка из него контейнера[143].
Рассел, оперативный офицер, окруженный теперь инженерами, предложил идею улучшения агентурной связи, которая была изобретательна и технически изящна. Инженер TSD, специализировавшийся по системам подслушивания, вспомнил неожиданный звонок шефа. «Однажды в начале 1963 г. Рассел позвонил мне и сказал: "Вчера вечером я подумал, а что если вы сообщите агенту, где спрятан микрофон; он сможет говорить около него, и таким образом вы обретете одностороннюю систему агентурной связи"».
|
|
|
Техники сразу начали предлагать офицерам-кураторам акустические устройства или радиозакладки, которые ранее использовались исключительно для подслушивания, теперь же в качестве односторонней системы связи, если агент знал, что его можно слушать через скрытый микрофон и передатчик[144]. Результат стал известен как звуковой тайник. В одном западноевропейском городе техники TSD установили микрофон в дереве прямо в парке. Чтобы связаться с куратором, агент «говорил в дерево». «Как-то мы установили закладку снаружи здания, и наш агент мог остановиться на этом углу, проговорить свое сообщение и продолжить прогулку, – вспоминал сотрудник TSD. – Мы действительно это использовали. Звуковые тайники стали популярными, как только мы их запустили, и это все началось с Расселом».
Представьте, что почтенный дипломат что-то бормочет в ствол дерева. Смешно, не так ли? Тем не менее этот способ был шагом вперед по сравнению с отметками мелом в качестве сигнала закладки или выемки тайника, применяемыми в свое время Пеньковским. Однако даже с таким умным звуковым тайником двухсторонняя безличная агентурная связь в Советском Союзе оставалась наградой и необходимым оружием для противостояния огромному аппарату Второго (контрразведка) и Седьмого (наружное наблюдение) управлений КГБ.
|
|
|
TSD плотно занялся изучением методов, используемых почтовой цензурой в СССР для контроля и исследований внутренней и международной почты. Дело в том, что одним из основных классических методов скрытой связи было обычное письмо с бытовым текстом, которое содержало тайнопись. Смешанные с миллионами почтовых отправлений, письма-прикрытия с описаниями каникул и семейных новостей практически не могли быть обнаружены. Со времен Второй мировой войны агенты, работавшие на американскую разведку, обычно писали и получали сотни тайных сообщений из большинства стран мира. Но Советский Союз отличался от этого большинства.
КГБ тщательно следил за исходящей и входящей в СССР почтой, как и за письмами, отправляемыми за границу. Советские почтовые цензоры хорошо знали о методах тайнописи, и КГБ просматривал как почту иностранцев, так и своих граждан. Но поскольку КГБ не мог открывать, читать и проверять каждое письмо, сотрудники TSD предположили, что советская цензура должна иметь свои правила. И чтобы их обойти, сотрудники TSD решили понять систему отсева, по которой изымались и отмечались подозрительные письма.
|
|
|
«Мы всегда задавали себе вопрос, как на Главпочтамте в Москве выглядит процесс принятия решения о направлении подозрительного письма офицеру-химику КГБ? Как только письмо отмечали как подозрительное, а ваш парень был или отправителем или получателем, начинались неприятности, – рассказывал сотрудник TSD. – Было что-то, какая-то деталь, которую сотрудник почтовой цензуры чувствовал или видел. Почему он откладывал письмо в сторону? Почему это письмо было послано эксперту-химику?»
Сотрудники TSD направили по почте сотни писем-тестов, в СССР и из него, с бесконечными вариациями дат и времени отправки, районов, страны предназначения, типа письма или открытки. Также варьировались печатные и рукописные письма. Исследования продолжались в течение нескольких лет с письмами на разных языках, разных размеров и стилей. Письма посылали из США на восточноевропейские и российские адреса. Письма посылались из СССР в Европу и в США, на специальные адреса, которым ЦРУ присвоило маркировку «АА»[145]. Многие адреса «АА» принадлежали обычным гражданам, завербованным ЦРУ с единственной целью – получать почту от неизвестного им отправителя. После прибытия почты получатель звонил по номеру, это было сигналом для ЦРУ о доставке письма.
Эти письма привозили в TSD для экспертизы и анализа. Конверты рассматривались на ярком экране в поиске маркировок, отпечатков пальцев и определении методов вскрытий, так же как и следов химикатов, которые, возможно, использовались КГБ, чтобы проверить письмо на наличие тайнописи. Маленькие детали, такие как расположение отпечатков пальца по периметру бумаги давали сведения об тщательности исследования письма.
«Я ездил в Ленинград, а затем в Прагу, только чтобы проследить за временем почтового транзита. Открытку, например, получили через два дня; запечатанные посылки шли около двух недель, – рассказывал сотрудник группы зондирования TSD. – Мы начали понимать, как различные страны осуществляют цензуру. Проект дал нам информацию, которую мы направили в советский отдел ЦРУ вместе с рекомендациями: "Используйте этот метод для отправки сообщений из этих городов". У нас были реальные данные, которые офицер-агентурист мог использовать».
Установление сроков доставки писем и открыток может показаться чем-то слишком прозаическим для разведки, однако именно таким способом TSD начал «откалывать кусочки» от массивного аппарата КГБ.
Потребуются годы усилий инженеров, чтобы в техническом оснащении разведки проявился прогресс. Джордж Сакс уже имел ученую степень, когда поступил на работу в ЦРУ после окончания колледжа в 1951 г. Как и у большинства новых офицеров ЦРУ того времени, его приход в разведку не был запланированным, но история его вступления в мир шпионажа остается его любимым воспоминанием.
Студент технического факультета с юго-запада США, Джордж Сакс планировал сделать карьеру в крупной компании типа Westinghouse или General Electric. И вот как-то Джордж заметил объявление на доске объявлений в кампусе. Повернувшись к своему другу, он спросил: «А что ты думаешь о ЦРУ?»
К тому время ЦРУ существовало уже четыре года, но за пределами Вашингтона об этом мало кто слышал. Джордж, не имея на горизонте лучших перспектив будущей работы, записался на беседу. Когда Джордж пришел, он не мог себе представить, что человек, сидевший за столом напротив него, начнет разговор с того, что назовет свой псевдоним, а потом скажет, что его пригласили работать в ЦРУ вовсе не за его технические навыки.
«У этого парня на всем лице были шрамы. А я разложил бумаги с моими учеными степенями и курсами, которые закончил; я уже был готов начать разговор о том, что изучал в течение последних четырех лет, – вспоминал Джордж. – Но первый вопрос был о моем участии в команде по стрелковому спорту». Джордж был капитаном команды и регулярно показывал высокий результат.
«Следующий вопрос был о том, имел ли я когда-либо дело с лодкой. И об этом спрашивали молодого инженера, думающего о своей будущей карьере! – рассказывал Джордж со смехом. – Потом он посмотрел на меня пристально и спросил: "А что вы думаете о прыжке с парашютом?"»
Сказать по правде, Джордж не задумывался над этими вопросами, но ответил отрицательно. Вскоре собеседник пригласил Джорджа в гостиницу университетского городка для продолжения беседы. «Когда мы туда добрались, первое, что он сделал – достал бутылку бурбона. Такое вот начало. И все это совсем не походило на собеседование в фирме Westinghouse».
Дело в том, что собеседование с Саксом проводилось вовсе не для того, чтобы привлечь его к технической работе. Интерес ЦРУ к Джорджу был связан с тайным противостоянием разведки потенциальному советскому вторжению в Западную Европу. Напряженные советско-американские отношения еще не зашли в сорокалетний тупик холодной войны, и все виды военных действий казались возможными, если не вероятными.
«В начале 1950-х гг. Объединенный комитет начальников штабов и люди из Агентства национальной безопасности – каждый, кто думал, что знает что-нибудь о стратегической ситуации в мире, верили, что Советская армия собирается пересекать Рейн, – рассказывал Джордж. – Так что моя первая командировка была в Германию и не имела никакого отношения к вербовкам шпионов и всему тому, что делало ЦРУ в Советском Союзе. Я создавал тайники с оружием и средствами разрушения для тайных действий против вторжения СССР, подобно участникам французского сопротивления времен Второй мировой войны. Через год я должен был заполнить анкету с вопросом, где бы я хотел работать. Мой приятель-рыбак сказал, что было бы неплохо побывать в штате Аляска. И мы получили то, что хотели. В то время на Аляске советский отдел ЦРУ не действовал».
Назначенный на Аляску вместе со своим приятелем-рыбаком, Джордж стал самым контролируемым сотрудником ЦРУ. Как единственный офицер-агентурист в Анкоридже, он подчинялся и руководителю местной резидентуры ЦРУ, и его заместителю. Там работали все трое, поскольку Аляска, подобно Германии, была еще одной точкой на карте, где Советский Союз мог начать военные действия. Недалеко от Берингова пролива находилась советская военная база, и советские летчики регулярно появлялись в зоне американского радара раннего предупреждения и других средств ПВО, защищавших западные и северные границы США. Однако год спустя, когда сокращение бюджета затронуло и эту крошечную резидентуру, Джорджу приказали возвратиться в Вашингтон, где в начале ноября 1962 г. он расшифровал сообщение о захвате Пеньковского.
Следующие два года Джордж провел в советском отделе, выполняя несколько второстепенных операций и осваивая трудный русский язык перед своим назначением в Москву, где он затем два года работал в напряженной, но оперативно «гладкой» обстановке. Вернувшись из резидентуры в штаб-квартиру ЦРУ в середине 1960-х гг., Сакс обнаружил, что в советском отделе произошли некоторые изменения. Несмотря на паралич, который охватил американскую разведку в СССР, у части сотрудников советского отдела зрели смелые намерения бросить вызов КГБ на его собственной территории. Планировалось реализовать нескольких рискованных, но тщательно просчитанных шагов, которые в случае удачи могли бы привести к результативным операциям.
Вскоре после ареста Пеньковского, когда все московские операции ЦРУ «выдохлись», один советский инженер пришел в американское посольство вне СССР и предложил свои услуги. В качестве подтверждения своих намерений он принес фотографии чертежей с детальными описаниями советской ракеты. Руководствуясь указанием не делать никаких ошибок, резидентура обеспечила добровольца планом скрытой связи, который включал инструкции приема кодированных коротковолновых сообщений на радиоприемник; при этом исключались любые последующие контакты с ним.
Пока Джордж изучал это дело, контакт «заморозили». Однако сохранялось ощущение, что работу можно продолжить, и вскоре Сакс получил указание начать операцию. Шансов на успех было немного, а проволочки только усложнили и без того непростую ситуацию. Даже если приход добровольца не был провокацией, даже если с ним можно было бы войти в контакт, у московской резидентуры было слишком мало возможностей для поддержания с ним связи.
Однако доброволец дал понять, что может представить подробную техническую информацию, интересную разведке, в частности чертежи. Внутри СССР было довольно трудно передавать печатные или рукописные документы, что уж говорить о чертежах. Содержание чертежа невозможно пересказать словами или скопировать вручную; их нельзя надолго изымать из места их хранения, не вызывая тревогу советских служб безопасности.
Разработанный Джорджем план заметно отличался от оперативных традиций ЦРУ. Во-первых, план предполагал, что руководство операцией будет осуществляться не из московской резидентуры, а из советского отдела в Лэнгли. Во-вторых, он исключал какие-либо личные встречи, а то и вовсе любое общение агента с американцами.
Джордж хотел, чтобы связь в ходе операции была исключительно безличной. Это бы снизило политические риски и сделало бы мероприятия более безопасными. «Что случилось бы, окажись история с добровольцем провокацией? Мы могли потерять одного из наших немногих офицеров в Москве. И что потом? Это пошло бы наверх, к госсекретарю США, который вызвал бы к себе посла, – объяснял Джордж. – А что сделал бы посол? Он устроил бы нам настоящий ад. Он кричал бы на резидента: "Вы, ковбои из ЦРУ, ломаете советско-американские отношения! У нас достаточно неприятностей с Советами и без ваших ослов"».
Кроме снижения рисков дипломатического конфликта, необходимо было обеспечить и безопасность самого агента. Материал был столь специфический, что в случае его перехвата КГБ агент был бы сразу установлен в качестве источника утечки.
Джордж хоть и был офицером-агентуристом, в душе оставался инженером. Он придумал необычный план. «В течение двух лет я тщательно изучал все сведения об агенте-добровольце и работал с техниками TSD, – вспоминал Джордж. – Агент имел доступ в лабораторию, где разрабатывались чертежи ракет, и он мог бы делать снимки чертежей на обычную 35-мм фотопленку».
План, который в конечном счете был создан специалистами TSD и Джорджем, был сложным, но гарантировал безопасность агента.
Исследование силами TSD советской почтовой системы показало, что аполитичное, безобидное сообщение от американского туриста на открытке, отправленной в США, привлекло бы внимание всего лишь советских цензоров. А открытка или письмо от советского гражданина, отправленное за границу, гарантированно бы вызвало подозрения у КГБ. Была достигнута договоренность с американскими чиновниками, работающими в Европе, о том, что во время визитов в Союз они всякий раз будут покупать черно-белые открытки с достопримечательностями – с видами, например, Эрмитажа, Кремля и Красной площади. Затем открытки посылали в Лэнгли, где сотрудники ЦРУ заполняли их стандартными текстами путешествующих по Советскому Союзу туристов. Открытки затем возвращались в СССР и закладывались в тайник агенту для использования в соответствии с новым планом агентурной связи.
Открытки посылались на западные адреса, где получатель, когда прибывала открытка, связывался с ЦРУ, используя «чистый» телефонный номер.
В тайнике для агента также находился рулон специальной фотопленки, которую инженеры TSD называли «удаляемый слой». Первоначально созданная для спутниковой программы и впоследствии забракованная, эта пленка имела высокое разрешение, а ее тонкий, светочувствительный слой эмульсии легко снимался с толстой пластмассовой основы. Отделенная от основы, фотопленка напоминала прозрачный целлофан. Эта специальная фотопленка оказалась настоящим оперативным сокровищем для TSD.
Чтобы создавать на такой пленке изображение, агент должен был сфотографировать чертежи большого формата обычной 35-мм фотокамерой, а затем перенести изображение на специальную пленку с помощью контактной фотопечати. Для этого 35-мм негативы с чертежами ракеты клали на специальную фотопленку и освещали на короткое время лампой. После проявления фотопленки агент применял «отбеливание изображения» с помощью химикатов, что делало фотопленку полностью прозрачной. Если точно следовать инструкции, то на фотопленке размером с почтовую открытку можно было разместить девять фотоснимков чертежей. На последнем этапе агент приклеивал тонкий прозрачный лист специальной пленки на открытку с изображением достопримечательностей СССР. Готовое изделие напоминало обычную открытку и не привлекало особого внимания почтовых цензоров из КГБ. Однако все эти этапы процесса агент должен был тщательно изучить, а потом повторить в своей крошечной советской квартире, в которой для такой работы было совсем мало места и не было никакой конспирации.
Этот процесс начинался с контактной фотопечати и представлял, по мнению Джорджа, довольно сложную процедуру. Две недели Джордж сам осваивал этот процесс и переводил на русский язык инструкцию к нему[146]. Он консультировался со специалистами по русскому языку относительно каждого слова инструкции, чтобы быть уверенным в том, что она будет абсолютно понятной для агента. Закончив с инструкцией, Джордж сосредоточился на односторонних голосовых радиосообщениях. Короткое радиопослание уведомило агента, что для него в тайник заложен пакет. В этом пакете агент нашел следующие инструкции[147]:
В этот пакет мы поместили рулон специальной фотопленки «Удаляемый слой» шириной приблизительно 90 мм. Открывайте пакет только в темном месте, используя ненаправленный слабый свет. С помощью фотопленки надо сделать контактные копии ваших 35-мм негативов, которые вы хотите послать в США.
Отрежьте часть фотопленки – немного большего размера, чем фотооткрытка. Разместите максимально возможное число ваших негативов на этой части фотопленки (фоточувствительный слой к фоточувствительному слою и сверху 35-мм негативы). Убедитесь, что 35-мм негативы не выступают за пределы пленки.
Направьте лампочку мощностью 100 ватт на 35-мм негативы, разместив ее на расстоянии одного метра от них и осветив их поверхность на несколько секунд. Мы обеспечили вас дополнительной фотопленкой, чтобы вы могли экспериментальным путем определить оптимальное время освещения для получения хороших копий.
Проявите отрезок специальной фотопленки любым доступным хорошим фотопроявителем. После проявления отфиксируйте и промойте фотопленку. Нужно обработать фотопленку до полного отбеливания (удаления) изображения, чтобы она снова стала полностью прозрачной, и на ней не было бы никаких признаков скрытых 35-мм изображений.
Потренируйтесь на чистой открытке (не из тех, которые уже имеют текст и которыми мы обеспечили вас), пока вы не освоите процесс полностью и будете довольны полученными пленками.
Тщательно увлажните водой сторону открытки с изображением, чтобы смягчить фоточувствительный слой; старайтесь, чтобы влага не попала на противоположную сторону открытки, где написано сообщение. Пока часть специальной фотопленки все еще влажная, мягко отделите фоточувствительный слой от подложки. Теперь, когда «удаляемый слой» изготовлен, убедитесь, что на нем нет повреждений. Разместите «удаляемый слой» так, чтобы он находился в контакте с фоточувствительным слоем открытки. Начиная от центра открытки и затем к краям, аккуратно выдавите воздушные пузыри и влагу, чтобы обеспечить полный контакт. Разместите открытку на гладкой, устойчивой, сухой поверхности, затем положите чистые листы промокательной бумаги по центру открытки, а сверху – книгу или что-то подобное, чтобы дать открытке высохнуть под давлением.
Когда открытка полностью высохнет, аккуратно обрежьте лишний фоточувствительный слой по краям открытки и тщательно осмотрите ее, чтобы убедиться, что открытка имеет нормальный вид и что фоточувствительный слой не отделяется от открытки.
Когда вы подготовили одну из заранее написанных открыток, приклейте соответствующую марку, опустите в почтовый ящик в том месте, которое часто посещают иностранные туристы.
После получения одной из ваших открыток мы восстановим ваши 35-мм изображения, используя другую процедуру.
Каждый элемент оперативного плана и подготовки мероприятия требовал времени и внимания к деталям, но дело того стоило. Изображения сверхсекретных чертежей советских ракет начали прибывать в американские почтовые ящики в больших городах и сельских местностях. Получатели, которые согласились помогать ЦРУ, возможно, и не подозревали, что самые большие тайны Москвы проходили через их руки.
В Лэнгли обесцвеченные изображения чертежей восстанавливали с использованием специализированного оборудования TSD. Первая партия чертежей убедила и контрразведчиков ЦРУ, и аналитиков отдела советских вооружений в том, что агент действительно имеет доступ к секретам, и поскольку чертежи продолжали поступать, эта операция расценивалась, как большой успех разведки.
Поток информации о конструкции советской ракеты поступал именно в тот момент холодной войны, когда данные о ракетном потенциале были предметом основного интереса разведок. Но даже самые серьезные операции не обходятся без курьезов. Однажды Джордж сидел в зале заседаний с десятью аналитиками, изучающими копию чертежа ракеты. «Я помню, что мы могли прочесть не все цифры. Аналитики искали последовательность серийных номеров и частей на однотипных деталях. Как они ни старались, они не были уверены относительно каждой буквы и цифры. Наконец один из них в сердцах произнес: "Мне крайне неприятно критиковать вас и ваших парней там, во время операций, но пойдите и купите, Христа ради, вашему агенту камеру получше!"»
Джордж вспоминал: «Аналитик думал, что мы вручили этому парню дешевую камеру. А я вспомнил все, что мы прошли, чтобы получить эти чертежи, и сколько усилий приложили техники TSD, чтобы продумать все технические и оперативные моменты. Представьте также себе, насколько тяжело пришлось агенту и какой стресс он испытывал во время выполнения операции. Так, я лишь горько усмехнулся, когда аналитик предложил решение проблемы: "Потратьте триста долларов и получите чуть более четкое изображение"».
Позже, когда операция продолжилась, агент сообщил, что вскоре посетит полигон для испытаний и предложил попробовать вынести часть ракеты. Советские военные изделия были настоящим сокровищем для Министерства обороны и для аналитиков ЦРУ по вооружениям, поскольку комплектация образца может дать недоступные разведке данные о возможностях вооружений, их конструкции и производственных процессах.
Агент сообщал, что сотрудникам его уровня, отправляющимся в командировки для выполнений государственных заданий, разрешали покупать товары в местах, куда их командировали. Стало обычной практикой для инженеров ездить в командировки с большими пустыми чемоданами, чтобы потом их заполнить местными товарами, такими как мясо, сыры, рыба, овощи и др. В регионе, где проводились испытания ракеты, как сообщил агент, продавалась знаменитая селедка, которую обожало его семейство. С тех пор он брал с собой две большие сумки для селедки. В сумках достаточно места для маленькой части от ракеты.
Получение фрагмента от действующей ракеты было столь важной задачей, что Лэнгли одобрил рискованное мероприятие «бросок в автомобиль» на одной из улиц Москвы. Согласно плану и инструкции, агент должен был ждать в переулке, который пересекал главную улицу. В переулке не было фонарей, и встреча была намечена на безлунную ночь. Агент должен был нести хозяйственную сумку, в которой была спрятана часть ракеты. При этом он должен был находиться в выбранном месте не более пяти минут.
В назначенный день американец, обычный распорядок дня которого предусматривал вечерние покупки продуктов и напитков в одной из гостиниц, обслуживающих западных бизнесменов, выехал из дома. Как обычно, машина с наблюдателями из КГБ следовала за его автомобилем на приличном расстоянии.
В течение более трех часов американец выполнял свои обычные дела, а наблюдение все это время за ним велось. Под занавес, выпив легкий вечерний коктейль, американец отправился домой, двигаясь на автомобиле с небольшой скоростью. Наблюдатели следовали за ним на расстоянии 50 м, и американец решил, что этого расстояния вполне достаточно для проведения операции. В следующие пять минут на пути должен был появиться поворот, полный обзор которого для машины КГБ был невозможен. Оба автомобиля двигались на небольшой скорости, и американец увидел, что автомашина наружного наблюдения находится достаточно далеко. Это был тот самый момент, которого он ждал. Если бы он ошибся, то подписал бы смертный приговор агенту.
Во время крутого поворота направо в переулок, который сокращал дорогу домой, автомобиль американца был закрыт трехэтажными зданиями с обеих сторон в течение нескольких секунд. Сотрудники спецслужб могли видеть, что тормозные сигналы не мигают в последующие секунды движения автомобиля в затемненном переулке. Когда автомашина КГБ повернула за угол, американец двигался немного медленнее из-за сужения дороги и через несколько минут припарковал автомобиль у своего дома.
Сводка сотрудников наружного наблюдения включала все детали предыдущего вечера. За исключением упоминания о стремительной тени, которая появилась из дверного проема в то самое мгновение, когда автомобиль американца повернул за угол, и что старая хозяйственная сумка была передана через открытое со стороны пассажира окно автомобиля.
В это же утро Джордж улыбнулся, когда расшифровывал телеграмму, сообщавшую, что курьер отбыл из Москвы в тот же день в Вашингтон со специальной упаковкой. Его пакет весил несколько больше, чем нормальный ручной багаж, и немного попахивал рыбой.
Результатом участия Джорджа в разработке и создании сложной схемы агентурной связи стало получение ценных чертежей ракеты. За это достижения Джордж был назначен в 1967 г. специальным помощником руководителя операций ЦРУ в СССР. Этот новый пост позволил Джорджу в полной мере использовать свой оперативный и технический опыт, который способствовал началу активных мероприятий в СССР.
Сид Готлиб, возглавлявший в тот момент TSD, сумел разглядеть в Джордже оперативного сотрудника с важной для TSD склонностью к оперативной технике. Джордж был одним из немногих офицеров советского отдела ЦРУ, кто тратил время на участие в разработке техники для связи с агентом. В то время как большинство его коллег планировали свою карьеру с помощью вербовок агентуры, Джордж не стремился стать большим начальником. Он искренне любил техников и ценил их вклад в оперативную работу.
На расстоянии 10 км от Лэнгли, на пересечении с рекой Потомак, находился штаб TSD, где Джордж старался показать инженерам особенности оперативной работы в районах со сложной контрразведывательной обстановкой. Инженеры-разработчики TSD в основном имели весьма скромный опыт оперативной работы. Проблема была в том, чтобы раскрыть им некоторую информацию об операциях, не нарушая принципы конспирации. Даже небольшие подробности об агенте, такие как его военное звание или национальность, могли в дальнейшем негативно повлиять на его безопасность.
Но без этих оперативных деталей техники TSD не могли представить, какую фотокамеру предложить агенту. Фотоаппарат за $1200 в руках агента в 1970-е гг. в СССР, конечно, привлек бы нежелательное внимание. Подозрения могли бы также возникнуть, если бы агент, который не был за границей, внезапно приобрел фотооборудование, недоступное на московском рынке. Это были маленькие, но существенные подробности для TSD, которые надо было понимать. Техники должны были знать, что аппаратура типа фотокамер или радиоприемников должна соответствовать заработку и статусу агента и могла быть достаточно просто куплена в его стране. И наоборот, с точки зрения оперативного офицера, высококачественные фотографии требовали лучшей камеры, но только информированный технический сотрудник мог найти требуемый баланс между уровнем техники и безопасностью агента. Сотрудники советского отдела должны были многое рассказать о своих мероприятиях техникам TSD, которые, в свою очередь, должны были строго соблюдать принципы конспирации.
Было совсем непросто соблюдать оперативные требования при разработке спецтехники для операций за «железным занавесом». Оперативным офицерам казалось, что техники используют принципы проектирования специзделий, которые противоречат требованиям камуфлирования. Индустрия проектирования и создания бытовых, потребительских изделий требовала от инженеров, чтобы форма соответствовала функциям. Штопор и ключ со звуковым брелоком в мастерской выглядели как вещи, область применения которых абсолютно понятна, потому что инженеры выбирали для них самое логичное решение при проектировании. Работа агента переворачивала эти представления. В секретной оперативной технике ее функция должна быть приспособлена к формам, которые маскируют истинное назначение устройства. Инженерам TSD приходилось проектировать штопор, который выглядел как ботинок, или как ваза, или как тюбик зубной пасты, и все эти вещи должны были быть сделаны так, чтобы не исчезла ни одна функция, а надежность при этом сохранилась.
В 1967 г. из советского отдела в TSD поступило задание по камуфлированию. Планировалась операция с использованием тайникового контейнера для передачи денег агенту. Сотрудники московской резидентуры собрали куски кирпичей в районе расположения тайника, чтобы контейнер-кирпич соответствовал цвету и структуре местного стройматериала. Даже поиск кирпичей требовал обстоятельной и хорошо отработанной легенды, поскольку американец в СССР не мог просто так остановить автомобиль, выйти из машины, положить в карман несколько камней с ближайшей стройки и не вызвать интерес КГБ.
В то время, когда московская резидентура ЦРУ занималась поиском фрагментов кирпичей, другой офицер ЦРУ был послан в Швейцарию, чтобы достать «незасвеченные» советские рубли в мелких купюрах. Техническая лаборатория TSD изготовила полый кирпич для размещения внутри плотной пачки денег.
Когда работа была закончена, Джорджа пригласили в лабораторию TSD для осмотра контейнера-кирпича. То, что он увидел, соответствовало цвету, структуре и размерам кирпичных фрагментов. Контейнер был легким и сделан из пенопласта. Каждая деталь контейнера казалась превосходной, пока Джордж сам не попытался его собрать.
«Этот контейнер не подходит. Верните его в лабораторию и сравните его вес с весом реального кирпича. Ваш контейнер-кирпич должен полностью соответствовать оригиналу или быть максимально близким к нему, – сказал Джордж в штабе TSD. – Меня не волнует, как вы увеличите вес или переделаете его. Я знаю, что вы должны сделать контейнер для большой пачки рублей, и что бумага легче, чем кирпич, но если кто-то поднимет контейнер, он должен быть уверен, что держит кирпич».
Таким образом, всего-навсего требовалось, чтобы контейнер-кирпич по всем параметрам «вписался» в место расположения тайника. Недостаточно, чтобы контейнер просто напоминал кирпич. Любой, кто случайно натолкнется на него, должен быть уверен в том, что это кирпич и есть. Вопрос ставился так: «Если вы оставите контейнер на детской площадке, десятилетний мальчик подойдет, подберет его и скажет: "Вот это да! Такой легкий кирпич!" Вряд ли ребенок выбросил бы такую находку. А если бы его нашел рабочий на стройке, он бы весь день рассказывал всем о странном кирпиче». Все должно было соответствовать уровню безопасности, который требовался для связи с агентами в СССР, в том числе качество изделий, изготавливаемых в TSD.
Получение агентами денег в районах повышенной опасности было связано с еще одной проблемой. Крупные рублевые купюры могли вызвать подозрения в магазинах или барах, сотрудники которых могли сообщить об этом в КГБ. С другой стороны, контейнер должен иметь такой размер, чтобы оставаться незаметным среди других подобных предметов. Джордж добыл для TSD двадцатипятирублевые купюры, чтобы выяснить, как можно разместить советскую валюту в небольшом пространстве. В лаборатории TSD инженеры изобрели способ вакуумной упаковки, которая сжимала сотни купюр в рулон, твердый как камень. В итоге именно этим способом в дальнейшем пользовались офицеры советского отдела для передачи огромных сумм агентам в небольших контейнерах.
Несколько месяцев спустя высокопоставленный советский ученый подошел к мачте высоковольтной линии электропередач в одном из мест Подмосковья. Он собирался взять кирпич, как это было сказано в инструкции, в определенном месте, которое соответствовало описанию тайника. «Что-то здесь не так», – решил агент, потому что вокруг строителями, которые установили мачту, были разбросаны другие кирпичи. Отказавшись от дальнейших действий, агент сел в автобус и поехал домой, мучаясь в дороге сомнениями.
Его офицер-куратор провел несколько беспокойных дней, ожидая подтверждения того, что агент благополучно забрал контейнер. Было получено сообщение, что агент действительно был у тайника, но никакого «специального» кирпича не заметил. С помощью радиоприемника ему были переданы новые инструкции с гарантиями того, что обычный кирпич, который агент не взял, в действительности был специальным контейнером. Это был скромный, но важный успех.
«Парни из TSD технически были всегда на высоте, но находились вне реалий оперативной обстановки, – вспоминал Джордж. – Все мы, кто разрабатывал оперативные мероприятия для московской резидентуры, были в советском отделе самой секретной и наиболее консервативной частью ЦРУ. Я имею в виду, что она была жесткой, и TSD никогда не получал особой пользы от работающего в Москве офицера-техника или от его тесного сотрудничества с офицерами-агентуристами. Они не понимали, что мы так же думали и беспокоились обо всех, даже малейших деталям операций».
Новый способ оценки оперативной обстановки и применения спецтехники в опасных регионах был необходим как офицеру-агентуристу, так и инженеру. Для офицеров-кураторов это означало, что спецтехника, успешно использованная в спутниках-шпионах, могла быть приспособлена и для оперативного применения на улицах Москвы или Ленинграда. Для инженеров TSD это означало испытание на себе реалий оперативной деятельности в опасных регионах и применение этих знаний в разработке специальной техники. Для успеха нужно было лишь разрушить традиционные барьеры между лабораториями и оперативными подразделениями.
Часть III
Тень в переулке
Глава 7
Прыжок через пропасть
Беда – хороший учитель.
Русская поговорка
В начале 1960-х гг. новые впечатляющие результаты использования самолетов-шпионов U-2 и спутников серии «Корона» на время затмили постепенное развитие спецтехники ЦРУ. Тогдашний руководитель TSD Сид Готлиб (Рассел пришел ему на смену в 1966 г.), твердо верил, что оперативная техника станет необходимым элементом работы с агентурой. В последующие четыре года эти два руководителя стали настоящими друзьями. Они верили, что с помощью техники можно пробить брешь в мощной обороне КГБ. Но остальные руководители ЦРУ не разделяли веру в спецустройства 1960-х гг.
Готлиб по-прежнему рассчитывал на Джорджа Сакса в деле внедрения в оперативную деятельность спецтехники. Как только офицеры-агентуристы в резидентурах стали использовать расширяющийся арсенал спецоборудования, появились и другие проблемы. Во-первых, взаимоотношения между офицерами-агентуристами и офицерами-техниками были сложными. У прагматичных инженеров TSD и офицеров Оперативного директората было различие не только в социальных корнях и образовании, но и в языке.
Люди, работающие со спецтехникой, использовали термины, которые не всегда были понятны другим сотрудникам. Путаница усугублялась активным применением шпионского жаргона. Например, однажды офицер-агентурист заказал в TSD систему для телефонной записи с функцией определения номеров. Но в TSD, услышав слова «телефонная запись», изготовили систему скрытой записи телефонных переговоров, но без фиксации номеров.
Неверное толкование технических терминов, недостатки в изложении оперативных требований и чрезмерная конспирация – все это приводило к оперативным просчетам. Готлиб понимал, что конспирация необходима, но тем не менее технические инструкции и требования относительно оборудования, которое поручали разрабатывать TSD, должны были быть четкими и понятными. Джордж Сакс как раз и отвечал за то, чтобы потребности в спецтехнике советского отдела были бы четко определены и правильно переданы инженерам TSD.
Для решения проблемы Готлиб сделал верный шаг – он пригласил Джорджа как представителя советского отдела ЦРУ на ежегодную техническую конференцию TSD. Она проводилась на острове неподалеку от восточного побережья США, где располагался объект ЦРУ для секретных испытаний и тренировок, и давала возможность ведущим ученым, инженерам и мастерам TSD свободно обмениваться мнениями. Присутствие на мероприятии Джорджа вызвало волнение: «Повсюду звучали фразы: "Он будет говорить что-то вроде: "Эта группа, которая не обеспечила мне помощь, когда я должен был сделать свою работу". Или: "У нас есть новая идея с поставщиком, для чего требуется $50 000, но эти деньги нельзя получить", – вспоминал Джордж. – Итак, когда я появился, парни указывали на меня и говорили: "Кто его впустил?" – Но Готлиб тут же объяснил: "Мы должны больше доверять опыту оперативных офицеров в работе, которую мы технически обеспечиваем". Это была попытка умного руководителя TSD сломать барьер и улучшить обмен информацией. Это была революция».
Готлибу назначили заместителей, двух старших офицеров Оперативного директората, Эверета О'Нила и Квентина Джонсона, что также послужило основой для наведения мостов между технической и оперативной службами разведки. Джонсон как никто другой понимал все риски, связанные с операциями в опасных регионах, так как был одним из старших офицеров-агентуристов ЦРУ, работавших с Пеньковским.
Как руководитель TSD Готлиб решил «встряхнуть» свое подразделение. Он ввел в практику ежедневные оперативные совещания в конференц-зале, который стал известен, как «оперативная комната». «Каждый день, около 16 часов, руководители должны были идти в "оперативную комнату", – вспоминал офицер– химик. – На стене висела огромная карта мира, отмеченная булавками в тех местах, где офицеры-техники участвовали в оперативной работе. Но на таких совещаниях руководители направлений TSD были вынуждены обсуждать проблемы подразделений друг друга – ведь тот, кто отвечал за тайнопись, обычно не разбирался в подслушивании».
Сид Готлиб не терпел ссор и конкуренции в своем отделе. Когда напряженность между двумя начальниками в TSD длилась слишком долго, Готлиб сажал их в один кабинет. «Они работали в маленьком кабинете, голова к голове, – вспоминал сотрудник TSD. – Сид говорил: "Они могут не говорить друг с другом, но клянусь Богом, они будут там сидеть и смотреть друг на друга целый день"». Внимание Готлиба к сотрудникам TSD, их семьям стало легендой. Он звонил начальникам и офицерам в дни рождений, помнил о хобби и юбилеях их близких. «Готлиб был одним из немногих, кто чувствовал такие вещи. Это подкупало – казалось, что босс хорошо знает каждого из нас», – рассказывал химик из TSD.
В то время как TSD и советский отдел начинали сотрудничать, в недрах ЦРУ, среди высокопоставленных чиновников, бушевали бюрократические войны. С самого начала TSD был частью Оперативного директората, но после создания Директората исследований в 1962 г. организационная принадлежность TSD стала вопросом больших дебатов[148]. Директор ЦРУ Джон Маккоун полагал, что все технические разработки ЦРУ должны быть централизованы. И наоборот, Ричард Хелмс, в то время заместитель директора по планированию, выступал против перемещения TSD в новый директорат и уверенно аргументировал это тем, что для оперативной деятельности технический компонент нужен как правая рука. Затем Хелмс стал директором ЦРУ, и следующее десятилетие TSD оставался в Оперативном директорате.
Президент Никсон решил заменить Хелмса и в декабре 1972 г. выдвинул Джеймса Шлезингера в качестве его приемника. Шлезингер стал директором в феврале 1973 г. и сразу начал большую реорганизацию. TSD перевели из Оперативного директората в Директорат науки и техники[149] и дали новое название – Оперативно-техническая служба (Office of Technical Service – OTS). Новым руководителем OTS стал Джон Макмагон, оперативный офицер из Директората науки и техники. А Готлиб уволился в мае 1973 г.[150]
К этим внутренним баталиям скоро добавились схватки на Капитолийском холме. Когда ветеран УСС Уильям Колби вслед за Шлезингером был назначен директором ЦРУ, разразился информационный скандал, связанный с деятельностью ЦРУ в 1950-е и 1960-е гг.[151] В декабре 1974 г. Сэймур Херш, журналист из The New York Times , обнаружил информацию о проектах ЦРУ, таких как MHCHAOS и MKULTRA, и описал ряд мероприятий ЦРУ на территории США[152]. Одним из самых скандальных открытий была причастность ЦРУ вместе с ФБР к вскрытию личной почты американских граждан[153]. В результате и Конгресс, и администрация президента Форда провели расследования. Комитет, возглавляемый сенатором Черчем в Сенате, Комиссия под руководством сенатора Пайка в Палате представителей и назначенная президентом Комиссия Рокфеллера также провели свои расследования мероприятий ЦРУ и посчитали их незаконными, неправильными или ошибочными[154].
Желая внести ясность в ситуацию, Колби решил обнародовать весьма щекотливые, ранее засекреченные детали деятельности ЦРУ в документе под названием «Фамильные драгоценности»[155]. Этот документ был подготовлен еще в 1973 г. при Шлезингере, по запросу, сделанному во время Уотергейтского скандала. Колби представил этот секретный материал Комитету Сената под руководством Френка Черча. Затем 16 сентября 1975 г. Колби также продемонстрировал микробиопистолет – секретное оружие ЦРУ. Этот импровизированный маневр директора ЦРУ был призван показать Комитету Черча открытость разведки, однако эффект был обратным. Пресса принялась муссировать эту историю. На самом же деле пистолет был даже не разработкой ЦРУ, а результатом научно-исследовательской программы Лаборатории вооружений в Форт Детрике. Пистолет наряду с другой техникой, созданной военными, был направлен в Лэнгли и в другие ведомства для оценки[156]. Колби, взяв пистолет на встречу с комитетом, предполагал, что это вызовет простое человеческое любопытство. Но он серьезно просчитался, и деятельность ЦРУ стали постоянно связывать с этим оружием[157].
Информация о мероприятиях ЦРУ из сообщений Комитета Черча и Комиссии Рокфеллера обеспечила более полную, чем когда-либо, картину деятельности разведки в период после Второй мировой войны. Несколько офицеров OTS были допрошены или вызваны в суд для расследования их участия в проектах по тестированию психотропных средств на людях, планировании убийств, вскрытии почты или в Уотергейтском скандале. В итоге все действия OTS были расценены как часть санкционированных операций, и ни один офицер OTS не был признан виновным в каком-либо проступке.
В то время как Вашингтон сотрясали политические скандалы, техника стремительно развивалась. Символом прогресса стали персональные компьютеры. Однажды компьютерщики-любители и крупные компании, использующие пяти– и восьмидюймовые флоппи-диски, указали миру путь к цифровому будущему. Американские научно-исследовательские лаборатории и ученые создавали цифровую основу для «мира, объединенного проводами». Компьютерная сеть ARPANET Министерства обороны США постепенно расширялась, превращаясь в систему связи, которая затем в течение двух десятилетий преобразуется в Интернет.
Перед OTS возникла задача как можно быстро создать жизнеспособную и надежную спецтехнику со встроенной новой технологией. Подобно коллегам из Отдела НИОКР разведки УСС, инженеры OTS понимали, что техника, разработанная частными компаниями, может не соответствовать требованиям разведки. Казалась, что техника для шпионажа – плод фантазий сценаристов фильмов, подобных «Миссия невыполнима» и др. Однако голливудские «ручка-коммуникатор» или запись на пленку, которая затем самостоятельно ликвидируется, были вполне востребованными в реальной оперативной практике разработками. На смену транзистору, изобретение которого десятилетием ранее кардинально изменило технику подслушивания, вытеснив электровакуумную лампу, теперь пришел микрочип. Надежная и доступная копировальная машина Xerox положила конец трудоемкой работе офицеров-техников, которые фотографировали, проявляли и печатали копии важных документов, передаваемых офицерам-агентуристам. У OTS возникал вопрос: какой же техникой заниматься?
В начале 1975 г. ученого из OTS пригласили в инженерную лабораторию другого подразделения ЦРУ. «У меня есть новинка, и ваши парни должны обязательно взглянуть на нее», – объяснил инженер. В лаборатории ученый OTS увидел компактную экспериментальную установку, которая могла хранить и передавать довольно большой объем цифровой информации. Метко названное «пузырьком памяти», это устройство хранения информации могло использоваться для создания системы связи с агентом на короткие дистанции – SRAC (Short Range Agent Communication, или, на жаргоне советских спецслужб, – «Ближняя агентурная радиосвязь». – Прим. пер.).
В то время системы SRAC могли хранить и передавать только ограниченное количество букв. А с помощью «пузырька памяти» теперь возможно было записывать в память и передавать целые страницы. Ученый OTS предложил этот проект для практического решения проблемы связи с агентами. Несколько дней спустя он составил смету на $50 000, необходимых для создания макета модуля памяти для нового устройства SRAC. Ему оперативно ответили, что это слишком большие деньги, и проект был отклонен. 18 месяцев спустя деньги появились, но было поздно заниматься «пузырьком памяти», который уже выпускался коммерческой фирмой, как недорогое и легко адаптируемое устройство типа ROM. Техника действительно развивалась быстрее, чем процесс финансирования разведки правительством.
Появилось и другое устройство на основе приборов с зарядовой связью (CCD), созданных в лабораториях компании Bell в конце 1960-х гг. Оно было задумано, как устройство памяти, и каждый его элемент был составлен из множества светочувствительных конденсаторов, которые подобно фотопленке «помнили» свое состояние, создавая изображение. Вместо серебряного зерна на фотопленке мельчайшие детали изображения определялись множеством конденсаторов или пикселей. В 1974 г. OTS начала конструировать первый цифровой блок формирования изображений. Появилась идея использовать для копирования документов не пленочные фотокамеры, а множество электронных датчиков изображений. С весьма скромными инвестициями, на базе секретного контракта инженеры OTS совместно с командой ученых из ведущей американской компании электроники разрабатывали фотоаппарат для агента, способный работать как цифровые камеры спутника-шпиона KH-11[158].
Потребуется больше десяти лет, чтобы на свет появилась замечательная коробочка, названная «беспленочной камерой», которая фотографировала и хранила изображения в цифровом виде. И что более важно для оперативной работы, эта коробочка имела возможность передачи цифровых электронных изображений, превращая камеру в двустороннее устройство агентурной связи. К 1989 г. в OTS уже был прибор, который работал подобно цифровой фотокамере сотового телефона.
Технический прогресс радикально уменьшил размеры и расширил возможности спецтехники. Малые размеры хорошо подходили для камуфлирования, потребляли меньше энергии, их было удобно хранить в тайнике и проще использовать. Теперь инженерам OTS все чаще стали задавать вопросы типа «Разве мы не можем это уменьшить?» и «Почему эта штука такая огромная?».
Глава 8
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 211; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!