Рождение советского массового празднества
В истории советской праздничной культуры дата 1 мая 1918 года должна быть отмечена особо. В этот день впервые после победы Октябрьской революции в ряде городов — Москве, Петрограде, Киеве, Саратове, Воронеже и других — были проведены праздничные церемонии в честь Первомая. Они и положили начало советским массовым революционным празднествам, начало величественное и многообещающее. Об этом свидетельствуют оценки современников и участников первомайского праздника 1918 г. Один из них, Луначарский, наблюдавший Первомай 1918 г. в Петрограде, писал: «С точки зрения праздничного, торжественного, необыкновенно острого, радостного настроения, с точки зрения красоты форм, в которые как-то само собой отлился этот первый праздник 1 Мая после Октября, он был самым удачным. С тех пор я еще много первомайских праздников прожил вместе с пролетариатом Ленинграда и Москвы. Они все были многозначительны, они все были людны, они все были тем, чем должен быть праздник пролетариата, не только праздником, но вместе с {244} тем делом, днем отчета, днем самоорганизации, днем смотра. Но ни один из них не оставил во мне такого впечатления ряда чудесных картин, соединения ничем не омраченной радости сотен тысяч людей и усилий художников, с открытой душой пошедших навстречу массам»[229].
Луначарскому принадлежит и другая оценка данного празднества, которая может служить социологической характеристикой и Первомая 1918 г., и всех вообще массовых празднеств 20‑х годов. «Да, — писал он, обнаруживая свою осведомленность в социологической специфике праздничной культуры прошлого и фиксируя перемены, совершающиеся в этом отношении на почве социалистической революции, — празднование Первого мая было официальным. Его праздновало государство. Мощь государства сказывалась во всем. Но разве не упоительна самая идея, что государство, досель бывшее нашим злейшим врагом, теперь — наше и празднует Первое мая, как свой величайший праздник?..
|
|
|
Но, поверьте, — продолжал Луначарский, — если бы празднество было только официальным, — ничего, кроме холода и пустоты, не получилось бы из него.
Нет, народные массы, Красный Флот, Красная Армия — весь подлинно трудящийся люд слил в него свои силы. Поэтому мы можем сказать:
“Никогда еще этот праздник труда не отливался в такие красивые формы”»[230].
Замечательный успех ранней советской праздничной культуры выразился, судя по тому, как об этом говорил Луначарский, в создании совершенно нового типа массового празднества, в котором устранялось характерное для праздничной культуры прошлого противостояние официально-государственного праздника празднику народному, снимался их антагонизм и тем самым как бы делалась заявка на разрешение основного противоречия между эстетико-культурной и функционально-социологической сторонами праздника вообще, о котором говорилось в первой части работы Понятно, что связанный с этим успех ранней советской праздничной {245} культуры должен быть проанализирован, и мы надеемся это сделать в дальнейшем. Здесь же ограничимся описанием того, как готовились к Первомаю 1918 г. в Петрограде и как он прошел.
|
|
|
Первомай 1918 г. в Петрограде. Подготовка и проведение
«Ленинград, тогдашний Петербург, — свидетельствует Луначарский, — к 1‑му Мая… готовился лихорадочно и радостно. Он был беден, этот тогдашний Петербург. Он совершил обе свои революции в значительной мере под давлением той нужды, которая нависла над его населением. Ни первая, ни вторая революция непосредственного облегчения населению принести не могла.
Но петербургские рабочие массы были глубоко убеждены, что эта вторая революция сулит им в будущем громадные достижения, что она явилась невиданным в истории человечества шагом вперед мирового пролетариата к победе»[231].
Трудным и, конечно, нищим — с точки зрения обычных норм празднично-изобильной жизни — был и Первомай 1918 г. в Петрограде. По продовольственным карточкам выдавались к празднику одна сайка и половина селедки по первой, т. е. пролетарской, категории. Тогдашнему руководителю Петроградского Совета М. И. Калинину самолично пришлось обращаться к населению с призывом «убрать к праздничному дню улицы города»[232].
|
|
|
Экономические тяготы в этот момент усугублялись военной опасностью, исходившей со стороны германской армии, которая в феврале рвалась к городу, намереваясь задушить «красную революцию» в ее главной цитадели. Об этом еще продолжали тревожно напоминать расклеенные повсюду плакаты: «Умрем на подступах к Петрограду!», «Красного Петрограда не уступим!» Действовала контрреволюция. Ее удары — убийство В. Володарского и М. Урицкого, ранение Ленина — были нанесены позднее (июнь – август 1918 г.). Но уже в период подготовки к первомайскому празднику она {246} активно агитировала против Советской власти, намечая в противовес рабочей демонстрации свое выступление в день 1 Мая.
Положение, в котором весной 1918 г. находилась Советская республика, было, естественно, малоблагоприятным для проведения праздничного торжества. Тем не менее торжество состоялось и прошло с исключительным подъемом и энтузиазмом, накапливавшимся в массах постепенно, с ноября 1917 г. В этом энтузиазме слились воедино и радость в связи с одержанной социальной победой, и ненависть к контрреволюции, и сочувствие к еще угнетенным собратьям за границей. Специфическую же окраску ему придали социалистические мечты, надежды и верования в скорое («завтра») пришествие Коммуны.
|
|
|
Чтобы выдержать все испытания революционной борьбы, массам необходимы были исключительные духовные стимулы. Традиционные верования и психологические опоры, поддерживавшие существование масс в прошлом, пошатнулись еще в годы империалистической войны[233]. А если бы они и остались, то не смогли бы спасти нацию от хаоса и отчаяния и разрешить положительным образом страшнейший кризис, вызванный «империалистической бойней народов» (Ленин). Другая, более возвышенная вера пришла с революцией в Россию на смену прежней вере в бога, царя и Святую Русь. Это была {247} идея социальной справедливости, равенства и свободы, внесенная партией большевиков в сознание масс и оформившаяся здесь поначалу в то, что современник назвал «жаждой коммунистического чудотворения» (М. Рейснер).
В период подготовки к празднованию Первомая 1918 г. такие мечты о социализме имели особо неистовый характер. «Завтра, казалось, придут новые небеса и новая земля… Завтра, именно завтра новый человек, одушевленный не корыстью, а братской солидарностью, согреет похолодевший горн, выбьет искру из стали, опустит, как перышко, тысячепудовую громаду на огненное тело болванки и выкует стропила дворца, созданного из тепла, воздуха и света.
Пройдут, зашагают железные слоны по полям без конца и края и причешут черную землю стальным гребнем механических плугов. Живоносные проволоки, напоенные электричеством, разнесут вплоть до мертвых захолустий потоки прирученной молнии. И расцветет земля.
Богачом станет нищий. Разожмет труженик заскорузлую руку, выпрямит стан свой согбенный и впервые не как раб, а как царь обнимет взором небесные пучины. Золотые моря хлеба, наукой и техникой освобожденный труд, — наконец-то настоящая, подлинная культура, где артистом станет каждый труженик, а предметом искусства сама жизнь»[234].
Теперь-то мы знаем, что в подобных представлениях о социализме, а главное в стремлении, подталкиваемом ими, сразу же «прыгнуть» в будущее, в царство коммуны, было много наивного, обусловленного недооценкой тех трудностей и тех противоречий жизни, с которыми пришлось столкнуться в дальнейшем. Это не мешает нам по-прежнему испытывать чувство глубочайшего уважения перед поколением революции и относиться к его мечтам и устремлениям как к истинно героическому порыву человеческого духа — не потому, что нам так хочется, а потому, что это соответствует исторической правде.
Вернемся к Первомаю 1918 г. Примерно в середине апреля Петроградский партийный Комитет принял постановление о его праздновании. Намеченный праздник {248} должен был стать политической демонстрацией сил победившего пролетариата. Вся организационная работа возлагалась на Петроградский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, Губернский Совет профессиональных союзов и Петроградский отдел Наркомпроса. При Петросовете была создана Центральная праздничная комиссия с десятью специализированными подкомиссиями: финансовой, по устройству митингов, по освещению, по художественному оформлению, по наблюдению за санитарным порядком, оказанию медицинской помощи и др. Кроме того, в отдельных районах при совдепах создавались свои местные праздничные комиссии.
Организаторам Первомая 1918 г. не потребовалось больших усилий на подготовку празднества. Его необходимый потенциал — настроение масс — был налицо. Поэтому главная задача устроителей празднества фактически свелась к разработке общего церемониала демонстрации, к выбору центрального места празднества (им стало Марсово поле — место захоронения героев революции), определению маршрута движения колонн и тех опорных пунктов, на которых демонстранты должны были сделать остановку для отдыха или митинга.
Праздничная комиссия, естественно, решала и другие вопросы. Но, повторяем, от того, как эти вопросы решались, тогда мало что зависело. Успех празднества строился не на организации его, а на готовности масс откликнуться всем сердцем на призыв организаторов отметить 1 Мая как праздник пролетарской солидарности.
Первый день мая 1918 г. в Петрограде был солнечным. Праздничное шествие открыли части Красной Армии. Построенные в 9 часов утра на площади перед Смольным, они после торжественной церемонии отдачи чести этому штабу Октябрьской революции направились к Дворцовой площади, а далее — на Марсово поле, где и выстроились шпалерами, оставив свободным широкий коридор для прохождения пролетарских колонн, двигавшихся сюда со всех районов Петрограда, чтобы почтить память захороненных здесь героев революции. Это был по сути дела самый первый парад Красной Армии, но парад необычный. Отряды красноармейцев и краснофлотцев — пешие и конные, с техникой и без нее — шли со своими оркестрами. Винтовки были украшены зеленью, на головах лошадей красовались красные бумажные {249} цветы. Орудия и броневики также были декорированы зелеными ветками, красными лентами и цветами.
Согласно церемониалу, отдельные красноармейские части были приданы пролетарским районным колоннам, что вызывалось соображениями охраны последних от возможных тогда нападений со стороны контрреволюции. Впереди рабочих колонн шел оркестр, затем представители районного совета, за ним дети. Между детьми и остальной массой демонстрантов располагались красноармейские части.
Луначарский, наблюдавший праздничное шествие с автомобиля на Марсовом поле, записал свои впечатления от увиденного: «Марсово поле, со своей серой трибуной на заднем плане, с глыбами гранита и купами зелени над могилами жертв революции, с красивыми знаменами на высоких столбах, полное народа, с линиями броневиков и отдельными автомобилями, с которых пропускают демонстрацию представители коммуны, под ясным весенним небом, в котором кружатся птицы и аэропланы, — представляет зрелище величественное.
Идут и идут толпы рабочих, изможденных, голодных, но торжественно и мужественно настроенных. Веют тысячи знамен, плакаты вещают великие слова, горящие в каждом из наших сердец.
Много войска. Неожиданно много. И какое бодрое! Как изменился самый ритм, походка русского солдата, как выпрямилась вся эта вооруженная масса!..
Солдаты и раньше участвовали в наших демонстрациях, но, протестуя против войны, которой служили против воли, они не могли гордиться оружием, которое носили… Нынче это — зарождение новой вооруженной силы первого абсолютно свободного народа мира. Этим объясняется, конечно, молодецкий и уверенный вид Советской Красной Армии…
Тут ведь не слуги чуждых рабочим массам целей. Тут — рыцари и защитники самых высоких идеалов человечества»[235].
Мимо могил Марсова поля в этот день прошли многие красноармейские части, прошло все пролетарское население Петрограда. Оркестры играли революционные гимны, похоронные марши, и эта музыка звучала, «как {250} торжественная молитва»[236]. Стоявшие на открытом автомобиле руководители Петроградской партийной организации и Петросовета обращались к демонстрантам с приветственными речами, говорили о текущем моменте, о необходимости революционной выдержки и порядка. Их речи, содержащие и красочные образы грядущего социализма, возбуждали и укрепляли уверенность масс в торжество социалистической революции. В свою очередь эмоциональные импульсы, исходившие от демонстрантов, электризовали и ораторов.
Никогда раньше в России праздничное воображение масс не проявлялось с такой широтой и не было настроено на такую социальную перспективу. Предмет этого воображения — социализм уже не был утопией или мерцающим огоньком «красной веры». Уже тогда он представал тем, о чем позднее Маяковский написал:
Впервые
перед толпой обалделой
здесь же,
перед тобою,
близ,
встало,
как простое
делаемое дело,
недосягаемое слово — «социализм»[237]
Эту ошеломляющую близость «недосягаемого» социализма впервые и почувствовали массы на празднике 1 Мая. Партия, направлявшая ход событий, умело стимулировала воображение масс, воздействуя на праздничные эмоции всеми доступными ей тогда способами, но прежде всего ораторскими выступлениями, пламенной речью. Луначарский, отмечая особенности Первомая 1918 г., говорит о «тысяче ораторов с великолепным, каким-то стальным и электрическим, неутомимым и все вокруг зажигавшим Володарским во главе», которые «гремели о нашей победе, о наших задачах и перспективах, о будущих победах, о солидарности пролетариата и посылали приветствия с передового завоеванного рабочими {251} поста рабочим передовых и в то же время отсталых стран»[238].
Слово оратора — вот то главное средство, с помощью которого на первом советском празднике было достигнуто праздничное воодушевление. Оно сопутствовало массам на всем протяжении праздника, информируя их, возбуждая и одновременно организуя сознание и их чувство праздничности. Ораторскую речь слышали массы, проходя колоннами мимо братских могил Марсова поля. Она предваряла их шествие, звучала на сборных пунктах. Ею же открывались концерты, заключающие собой праздничное шествие. В этот день ни один из концертов, устраиваемых в помещениях дворцов, клубов и театров Петрограда силами профессиональных артистов, не обходился без предваряющего его митингового выступления, а каждый митинг обязательно завершался художественной частью.
Луначарский рассказывает об одном из своих выступлений перед началом концерта:
«Ничего нельзя представить себе торжественнее, чем исполнение “Реквиема” Моцарта в одной из прелестнейших зал Растреллиева Зимнего дворца государственной капеллой и оркестром под управлением высокоталантливого Коутса.
Я сказал несколько слов о “Реквиеме” вообще, о Моцарте и о том, как мы теперь воспринимаем вопросы смерти, суда над личностью и ее триумфа в историческом торжестве идей человечности.
Я не могу не говорить торжественно, видя это море голов и предчувствуя уже несомненную по глубине и красоте заупокойную поэму Моцарта.
Мы поминаем жертвы революции поистине достойным образом.
Благоговейно играют и поют артисты. Благоговейно внемлет толпа. Маленький мальчик в первом ряду слушателей, вообразив, что он в церкви, опустился на колени и так простоял все полтора часа.
Обнажив головы, народ внимает задумчиво и серьезно.
Тут шесть или семь тысяч слушателей, бесплатно и свободно впущенных в царские хоромы. Из залы одна {252} дверь; но по окончании концерта медленно и осторожно, в прекрасном порядке расходятся все и удостаивают меня уже на улице выражением благодарности, как наградили они громом аплодисментов артистов-исполнителей.
Отмечу: идея о таком празднике пришла нам в голову часа в 2 – 3 накануне, и я, конечно, считал фантастической мысль в столь короткий срок осуществить ее.
Но и тут та же готовность артистов. Как только предупредили их, они ответили: “Мы тут и готовы служить народу”»[239].
Все, кто видел Первомай 1918 г. в Петрограде, отмечают широкое участие в нем профессиональных художников, проявившееся в устройстве всевозможных концертов, а также в оформлении города и частично самой праздничной манифестации.
«Многие площади и улицы, — отмечает Луначарский, — разубраны, местами с большим вкусом…
Плакаты.
Конечно, я совершенно убежден, что на плакаты будут нарекания.
Ведь это так легко — ругать футуристов.
По существу же — от кубизма и футуризма остались только четкость и мощность общей формы, да яркоцветность, столь необходимые для живописи под открытым небом, рассчитанной на гиганта-зрителя о сотнях тысяч голов.
И с каким восторгом художественная молодежь отдалась своей задаче! Многие, не разгибая спины, работали по 14 – 15 часов над огромными холстами. И написав великана-крестьянина и великана рабочего, выводили потом четкие буквы:
“Не отдадим Красного Петрограда” или “Вся власть Советам”.
Тут, несомненно, произошло слияние молодых исканий и исканий толпы.
Не все еще ладится, но уже что-то большое и радостное налаживается»[240].
К сожалению, почти ничего не сохранилось от этого первого праздничного оформления советского Петрограда. О нем можно судить лишь на основании впечатлений {253} очевидцев, в частности Луначарского, и тех новых данных, которые недавно с помощью архивных изысканий собраны И. Ростовцевой и опубликованы ею[241]. Этой художественной стороны Первомая 1918 г. мы специально касаться не будем по той причине, что профессиональное искусство на этой стадии истории советского праздника еще делало самые первые шаги. Его роль в области праздничного оформления была тогда очень скромной. По-настоящему искусство профессионального художественного оформления показало себя чуть позднее, в ноябре 1918 г., когда праздновалась Первая годовщина Октябрьской революции.
Первомайское торжество 1918 г. в Петрограде завершилось вечером большим фейерверком над Невой. На Неве днем выстроился флот, расцвеченный тысячами разноцветных флажков. Вечером же здесь зажглись десятки прожекторов, в небо взвились тысячи ракет. Море огня и света вырвало из тьмы красоту петроградской архитектуры, красоту ее дворцов, соборов, набережных и мостов. Этим «огненным символом радости огромной толпы, которая шумела и плескала на обоих берегах величественной реки»[242], и закончился Первомай 1918 г. в Петрограде.
С Первомаем 1918 г. в Петрограде, Москве и ряде других городов родился советский массовый праздник. Ему предстояло развиваться и совершенствоваться на протяжении последующей за Октябрем эпохи 20‑х годов, пройти весьма интересную эволюцию. Но уже и в момент своего рождения советский массовый революционный праздник представлял собой явление необычное в истории праздничной культуры.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 433; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!