ОТВЕТНЫЙ УДАР ХРИСТИАНСКОГО МИРА 23 страница
Но от императора нельзя было так легко отделаться. Фамилия Гогенштауфенов обладала в Германии огромным престижем, тогда как в Сицилийском королевстве бесконечные перемещения Фридриха по стране обеспечили ему весьма надежные позиции, вплоть до того что он казался вездесущим, словно став частью самой жизни. Надменно проигнорировав заявление папы, он продолжал борьбу. В декабре 1250 г. Фридрих внезапно тяжело заболел дизентерией в Кастель-Флорентино в Апулии, а затем, 13 декабря, в четверг, умер, не дожив всего тринадцати дней до своего пятидесятишестилетия. Поползли неизбежные слухи об отравлении, однако в их пользу не было достоверных свидетельств. Тело перевезли в Палермо, где, согласно просьбе усопшего, его похоронили в соборе, заключив в великолепный порфировый саркофаг (изготовленный для его деда Рожера II в Чефалу, но до сих пор остававшийся незанятым).
Своим наследником в Германии и Регно Фридрих назначил Конрада, сына Иоланды Иерусалимской. Пока Конрад находился в Германии, управление Италией и Сицилией он вверил Манфреду, самому любимому из своих одиннадцати незаконных детей. Манфред показал себя достойным потомком своего отца: вернул двору блистательный вид, который тот имел при Фридрихе, основал в Апулии порт Манфредония и выдал свою дочь Елену за Михаила II, деспота Эпира (благодаря этому союзу он получил остров Корфу и значительный участок албанского побережья, включая имевший историческое значение город и порт Дураццо). Другая его дочь, Констанция, стала женой Педро, наследника трона Арагона (это уже вторая Констанция Арагонская, упоминаемая в данной главе).
|
|
|
Даже после смерти своего единокровного брата Конрада, последовавшей в 1254 г., Манфред — к несказанному облегчению папы — не искал власти над Северной и Центральной Италией. Но несмотря на это, укрепление его позиций на юге не могло не вызвать к жизни старые тревоги Рима. Еще одним поводом для беспокойства явилось то, что в августе 1258 г. он одержал верх над сицилийскими баронами, не желавшими признавать его королем. С того самого момента как Фридрих, пусть и теоретически (если можно так выразиться), был отлучен от церкви в 1245 г., папа Иннокентий пребывал в поисках «воителя Господня», который бы раз и навсегда освободил Южную Италию от дома Гогенштауфенов и привел армию церкви к победе на полуострове. В какой-то момент показалось, что это сможет сделать Ричард, граф Корнуэльский, брат короля Генриха III и самый богатый человек в Англии (его избрали римским королем в 1257 г.), однако Иннокентий не сумел убедить его принять вызов. Папа скончался в 1261 г., так и не найдя подходящей кандидатуры; ему наследовал Урбан VI, первый француз, которому суждено было занять трон Святого Петра. Вскоре выбор Урбана пал на его соотечественника, Карла Анжуйского.
|
|
|
Брату короля Людовика IX Карлу в то время было тридцать пять лет. В 1246 г. он благодаря своей жене получил графство Прованс, которое несказанно обогатило его; помимо прочего, он владел процветающим портом — Марселем. Этому холодному, жестокому и чрезвычайно честолюбивому искателю собственных выгод папа предложил возможность, которую нельзя было упускать. Войско, которое Карл должен был повести против Манфреда и которое начал собирать в Северной Италии осенью 1265 г., должно было официально именоваться армией крестоносцев. Последнее означало, что, как и всегда, это будет разношерстная толпа, куда войдут, среди прочих, искатели приключений (желающие приобрести поместья в Южной Италии), пилигримы (ищущие отпущения грехов) и головорезы (жаждущие наживы). Вместе с ними, однако, в поход собиралось внушительное число рыцарей со всей Западной Европы — из Франции, Германии, Испании, Италии и Прованса (на всякий случай к ним присоединили даже несколько англичан), они, как твердо верил Карл, легко одолеют любое войско, которое сможет выставить против него Манфред.
|
|
|
6 января 1266 г. папа Урбан возложил на голову Карла Анжуйского корону Сицилии; не прошло и месяца, как 3 февраля армия Карла пересекла границу и вторглась в Сицилийское королевство. На этот раз кампания не затянулась надолго. Две армии встретились 26 февраля неподалеку от основанного еще древними римлянами города Беневенто, и очень скоро все было кончено. Манфред со своей обычной храбростью удерживал позиции и продолжал сражаться, но его войска перед лицом намного превосходящего их численностью противника вскоре бежали с поля боя. Битва имела решающее значение; Крестовый поход закончился. То же — или почти то же — произошло и с домом Гогенштауфенов. Два года спустя сын короля Конрада Конрад IV — более известный как Конрадин — и принц Генрих Кастильский предприняли последнюю отчаянную попытку спасти положение — повели в Сицилийское королевство армию, состоявшую из немцев, итальянцев и испанцев. Карл поспешил встретить их близ приграничной деревни Тальякоццо. На этот раз битва, состоявшаяся 23 августа 1268 г., оказалась куда более жаркой — обе стороны пострадали в результате страшной резни, — но в конце концов Ангевины[153] вновь одержали победу. Конрадин бежал с поля боя, но вскоре его схватили. Затем в Неаполе состоялся суд — настоящий спектакль, после которого, 29 октября, юного принца (ему было всего шестнадцать лет) притащили на рыночную площадь и тут же, на месте, обезглавили.
|
|
|
И Манфред, и Конрадин были героями, хотя каждый по-своему. Вряд ли их можно винить в том, что они находились в тени отца и соответственно деда. Такое достижение, как свободное владение шестью языками, в XIII в. встречалось еще реже, чем в наши дни; вдобавок Фридрих писал утонченные лирические стихи (сонет изобрели именно при его дворе), оказывал щедрое покровительство искусствам, был опытным командующим, выдающимся государственным деятелем и величайшим натуралистом своего времени. Страсть к знаниям позволила ему глубоко изучить философию и астрономию, геометрию и алгебру, медицину и науки о природе. Не последним из заслуживающих упоминания его качеств был талант шоумена. Одна лишь сила характера и поразительные личные качества позволяли ему неизменно производить впечатление, однако он не ограничивался только этим и обдуманно формировал свой имидж: вспомним его необыкновенный зверинец, личную гвардию, состоявшую из сарацин, и даже гарем. Личная гвардия и гарем являлись своего рода знаками, исполненными ясного смысла: император отличался от прочих людей. Он был титаном, полубогом, к которому оказывались неприложимы общепринятые правила поведения.
Одним словом, у него был свой стиль — а что до стиля, то это специфически итальянская черта. (Так было всегда, и наши дни не исключение.) Возможно, Фридрих стал одним из первых (таких людей во всей мировой истории на удивление мало), кто имел прочные позиции в обоих мирах — немецком и итальянском — и одинаково уверенно чувствовал себя по обе стороны Альп. Но сердце его оставалось в Италии, где он провел большую часть жизни, и в этой книге мы уделяем ему внимание именно как итальянцу. В культурном отношении он дал своей стране очень много. Если бы провансальские трубадуры, бежавшие от ужасов Альбигойского крестового похода, не встретили теплого приема при палермском дворе и не воспламенили местных поэтов, привив им идеалы куртуазной любви, развитие итальянской литературы могло пойти в диаметрально противоположном направлении и «Божественная комедия» никогда не была бы написана. В области архитектуры Фридрих также показал себя новатором. Огромных укрепленных ворот в приграничном городе Капуя, выстроенных для защиты моста через реку Вультурно и спланированных самим императором, более не существует, однако значительная часть украшавшей их скульптуры хранится в местном музее. При взгляде на нее очевидно, что император свободно пользовался изобразительными средствами Древнего Рима, предвосхищая Ренессанс, когда до наступления этой эпохи оставалось еще более ста лет. Еще больше бросаются в глаза классические фронтоны и пилястры его великолепного охотничьего замка Дель-Монте — огромного восьмиугольного здания с башенками, выстроенного из известняка на вершине отдаленного холма в Апулии. Однако, быть может, удивляться не следует. В конце концов, Фридрих был римским императором и исходил из того, что мы не должны забывать об этом.
С другой стороны, в политическом отношении он был неудачником. Он мечтал слить Италию и Сицилию в единое королевство в рамках империи со столицей в Риме; первостепенная цель папства, поддержанная городами и местечками Ломбардии, состояла в том, чтобы эта мечта никогда не стала явью. Императору не повезло в том отношении, что ему пришлось состязаться с двумя такими способными и целеустремленными людьми, как Григорий и Иннокентий, но в конце концов борьба не могла иметь иного исхода. Империя — даже ее германская часть — утратила силу и единство; на верность германских князей — и даже на их глубокую заинтересованность — более невозможно было рассчитывать. Что до Северной и Центральной Италии, то города Ломбардии раз и навсегда перестали подчиняться пустым угрозам имперской власти. Если бы только Фридрих признал этот факт, угроза в адрес папства оказалась бы устранена, и его возлюбленное Сицилийское королевство продолжало бы существовать. Увы, он отверг эту истину и в результате не только потерял Италию, но и подписал своей династии смертный приговор.
Глава X
КОНЕЦ ОТРЕМЕРА
Европа никогда не видела двух правителей-современников, менее схожих между собой, чем император Фридрих II и король Людовик IX Французский. Фридрих был интеллектуалом и вольнодумцем. Он не питал особого почтения к религии и к тому же значительную часть жизни был отлучен от церкви. Иногда он предпринимал решительные действия в адрес еретиков, особенно если они нарушали мир в империи или угрожали ее безопасности; в то же время, будучи воспитан при палермском дворе среди арабов и греков, он глубоко уважал и понимал как ислам, так и православие. Для него не было большего удовольствия, чем обсуждать теологические вопросы из тех, что потруднее, со знатоками обеих религий. С политической точки зрения его никоим образом нельзя назвать беспринципным правителем, но он также был прагматиком и очень хорошо понимал, что если ему и его империи суждено выжить, он просто не может позволить себе быть чересчур деликатным в вопросах совести. Что до внешнего облика, он не был красавцем: широкий и коренастый, с жидкими рыжеватыми волосами. Физически он был очень вынослив.
Король Людовик IX, в свою очередь, был святым и выглядел соответствующе. Монах, его современник, видевший французского монарха, перед тем как тот отправился в Святую землю, описывает его как «тонкого, стройного, худощавого и высокого, с милостивым выражением на ангельском лике». По временам его лицо, обрамленное белокурыми волосами, обезображивали красноватые язвы, вызванные рожистым воспалением, мучиться от которого ему пришлось всю жизнь; тем не менее он, казалось, излучал благость. «Не многие человеческие существа, — пишет сэр Стивен Рансимен, — были столь совестливы и искренне добродетельны». Вместе с тем, что достаточно странно, в нем не было ни капли ханжества: напротив, Людовик был энергичен, в битвах отличался храбростью и при необходимости выказывал стойкость и бескомпромиссность. Когда он бодрствовал, то большую часть времени проводил в молитвах; подчас он простирался на земле и молился столь отрешенно, что поднимался в изумлении, не понимая, где находится; но, как сам он признавался, его слез было недостаточно, чтобы «увлажнить пустыню его сердца». Возможно, в этом заключалась одна из причин того, что он регулярно умерщвлял свою плоть постом, бичеванием и ношением власяницы. А также славился заботливостью по отношению к больным — особенно к тем, чьи недуги были особенно отталкивающими. Что до греха, он с трудом выносил самый вид его. Тем не менее к еретикам и неверным он был беспощаден, и ему никогда не удалось бы завоевать святые места без кровопролития, как то с таким изяществом совершил Фридрих.
Заболев малярией в конце 1244 г., тридцатилетний король Людовик дал обет, что если выживет, то возглавит Крестовый поход. Как всегда, он сдержал слово и по выздоровлении немедленно начал приготовления. Они заняли три года, и 25 августа 1248 г., оставив свою мать Бланку Кастильскую[154] в качестве регентши, он отплыл из специально построенного порта Эгморт, сопровождаемый женой — Маргаритой Прованской[155] — и двумя из трех своих братьев — Робером Артуаским и Карлом Анжуйским. 18 сентября они высадились в Лимасоле на Кипре — назначенном месте встречи армии крестоносцев, и Людовик начал составлять план кампании. Несмотря на провал Пятого крестового похода, все решили, что в качестве цели вновь следует избрать Египет — богатейшую и вместе с тем наиболее уязвимую область империи Саладина. К несчастью, приближался конец года и начать военные действия сразу не удалось бы: тайные мели на подходах к дельте Нила можно было преодолеть только в спокойную погоду. Король поэтому, пусть и с неохотой, согласился на зимовку на острове. С наступлением весны возникла новая трудность — значительный недостаток кораблей. Людовик надеялся, что итальянские морские республики безотлагательно предоставят нужное количество судов, но в тот момент Пиза и Генуя находились в состоянии войны и сами нуждались во всех кораблях, какими располагали. Венецианцы же, в целом не одобрявшие Крестовый поход, просто отказались помочь. Только в мае 1249 г. король смог собрать нужное количество транспорта, но даже тогда часть флота, отплывшая первой, попала в жестокий шторм и вынуждена была повернуть обратно, кое-как добравшись до Лимасола.
После этого ситуация улучшилась. На рассвете 5 июня, несмотря на жестокое противодействие, крестоносцы высадились на песок к западу от дельты Нила. Битва была долгой и жестокой, однако твердая дисциплина в рядах французских рыцарей принесла им победу; с наступлением ночи египетская армия отступила по понтонному мосту в Дамьетту. По ее прибытии был отдан приказ об общей эвакуации, и все мусульмане повиновались. Копты-христиане, оставшиеся на месте, послали крестоносцам весть, что сопротивление прекращено; те триумфальным маршем прошли по мосту — по недосмотру неприятели при отходе его не разрушили — и вступили в город. Все это составляло впечатляющий контраст с Пятым крестовым походом, в ходе которого воины достигли аналогичного результата только после осады, продолжавшейся семнадцать месяцев. Как и в 1219 г., большую мечеть переделали в собор; три рыцарских ордена — тамплиеры, госпитальеры и тевтонцы — были расквартированы подходящим образом; генуэзцам, пизанцам, и — что куда более удивительно — венецианцам выделили по улице и рынку; короче говоря, Дамьетта стала действующей столицей Отремера.
Однако вскоре, так сказать, «начали показываться трещины». Неотвратимо приближался ежегодный разлив Нила. Учитывая опыт Пятого крестового похода, Людовик решил не двигаться с места, пока вода не спадет. Это, в свою очередь, означало, что его армии придется пребывать в вынужденном бездействии, в буквальном смысле до пота терпеть мучительную летнюю жару, стоящую над нильской дельтой. Количество выдававшегося продовольствия сократилось; в лагере крестоносцев начались малярия и дизентерия. Египетский султан аль-Айюб, умиравший от туберкулеза, поступил так же, как прежде его отец: с одра болезни отправил крестоносцам предложение обменять Дамьетту на Иерусалим, — но его предложение было незамедлительно отвергнуто: король Людовик отказался вести переговоры с неверными. Вместо этого, когда в конце октября вода в Ниле спала, он отдал приказ двигаться на Каир.
Его армия продвинулась примерно на треть пути в сторону столицы, когда столкнулась с противостоящим ей сарацинским войском близ Мансуры — этот город всего несколько лет назад выстроил султан аль-Камиль на месте своей победы над участниками Пятого крестового похода. Затем разразилась катастрофа, вина за которую целиком и полностью лежит на графе Робере Артуаском. Проигнорировав данные ему братом четкие инструкции не атаковать до тех пор, пока он не получит приказ, сопровождаемый лишь тамплиерами и маленьким отрядом англичан, он ринулся на египетский лагерь, застав его обитателей врасплох. Он перебил множество неприятелей, обратив остальных в бегство. Если бы он на этом остановился, все могло бы окончиться благополучно, но лагерь находился в двух милях от самой Мансуры; возбужденный Робер поскакал дальше и ворвался в город. На этот раз египтяне были готовы к его появлению. Ворота оказались открыты настежь, и Робер и его спутники направились прямо к стенам цитадели. Только тогда появились оборонявшиеся; они хлынули с боковых улиц. Ворота захлопнулись, и началась резня. В результате сам Робер был убит; вместе с ним погибло большинство его рыцарей и практически все англичане; из 290 тамплиеров уцелело только пятеро.
Правда, эта катастрофа не ознаменовала конец Крестового похода. Лишь в начале апреля 1250 г. — к этому времени дизентерия и тиф нанесли людям короля гораздо больший ущерб, нежели египтяне, — Людовик наконец решил вернуться. Теперь он, в свою очередь, захотел обменять Дамьетту на Иерусалим, но султан Туран-шах, около трех месяцев назад взошедший на престол после своего отца аль-Айюба, не выказал интереса к его предложению. Для тех, кто еще мог ехать или идти, обратный путь стал сплошным кошмаром. Поведение короля при этом было выше всяких похвал, особенно если учесть, что теперь и сам он серьезно заболел. Наконец командир его гвардии, видя, что тот не в состоянии больше идти, посадил его на ближайшую лошадь, однако вскоре его обнаружили, схватили и препроводили в цепях в Мансуру, где он медленно поправлялся. Его рыцарей и солдат окружили всех скопом и увели в плен. Но увы! Им повезло не так, как их повелителю. Увидев, что пленных слишком много, чтобы их можно было надежно охранять, египтяне вскоре казнили всех, кто был чересчур слаб и не способен идти; оставшихся обезглавили в течение следующей недели, убивая по 300 человек в день. Египтяне пощадили только главных военачальников — вряд ли надо пояснять, что они надеялись получить за них хороший выкуп.
Все произошло так, как они хотели. Помимо того, что египтяне получили обратно Дамьетту в обмен на свободу короля, было решено, что им достанется гигантская сумма — полмиллиона турских ливров[156] — за всех остальных. То была невыгодная сделка, но даже она могла бы оказаться невыполнимой, если бы не королева Маргарита. Будучи на последней стадии беременности, она оставалась в Дамьетте; ее ребенок благополучно появился на свет — роль акушерки исполнял восьмидесятилетний рыцарь — всего через три дня после того, как она получила известие о капитуляции. Она дала своему маленькому сыну имя Жан Тристан — «сын скорби». Затем последовал двойной удар: известие о том, что запасы продовольствия угрожающе истощились и что пизанцы и генуэзцы начали эвакуироваться из города. Призвав предводителей к своему ложу, она умоляла их остаться; по ее словам, у нее не было надежды удержать Дамьетту без их помощи, и если бы город пал, у нее бы не осталось ничего, что она могла бы отдать в качестве выкупа за своего мужа. Лишь когда она предложила скупить все продовольствие, оставшееся в городе, и взять на себя ответственность за его распределение, они все-таки согласились не покидать Дамьетту. Цена оказалась невероятно высокой, но Дамьетта оставалась в руках крестоносцев до той поры, пока христиане не смогли приготовить выкуп. В конце концов 6 мая 1250 г., когда нужное количество денег было наконец собрано, притом с большим трудом, тамплиеры с видимой неохотой вручили их египтянам. Через неделю Людовик и те из баронов, которые были в состоянии идти, сели на корабль в Акре. Другие, тяжело больные или раненые, не способные пускаться в путь, остались в Дамьетте, понимая, что их, несомненно, убьют. Действительно, египтяне перерезали их, едва корабли покинули порт.
В исламском мире неудача Шестого крестового похода вызвала большое потрясение. Значительная часть боевых сил мусульман состояла из мамлюков — больших отрядов, состоящих в основном из грузинских или черкесских солдат, в детстве проданных в рабство на Кавказе; это была превосходно обученная кавалерия. Их сила и влияние постепенно увеличивались в период правления султана аль-Айюба; после его смерти в ноябре 1249 г. Туран-шах попытался поставить их на место. Этим он совершил роковую ошибку. 2 мая 1250 г. он устроил пир для своих эмиров; в тот момент, когда он поднялся, собираясь уходить, отряд солдат-мамлюков ворвался в помещение и напал на него. Тяжелораненый, Туран-шах бежал и бросился в Нил, но мамлюкский главнокомандующий по имени Бейбарс настиг его и убил. С его смертью династия Айюбидов прекратила свое существование.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 200; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!