Горбачев во главе многонационального Союза



 

Как известно, приход Горбачева во власть был отмечен тремя событиями, имевшими для СССР сакральное значение. В апреле 1985 года «рванула» Чернобыльская АЭС, как бы подавая знак о том, что ожидает страну с приходом нового «мессии».

Затем в мае 1985 года Горбачев, поддавшись на уговоры Раисы Максимовны, не терпевшей традиционных застолий, которыми заканчивались все партийные мероприятия, объявил широкомасштабную антиалкогольную кампанию. Ее проведение воочию продемонстрировало, каким образом новый генсек планирует осуществить реформирование Советского Союза.

И, наконец, в декабре 1986 года в СССР произошли первые, получившие широкую известность в Союзе, массовые националистические выступления в Казахстане. До этого подобные выступления, произошедшие в Литве осенью 1955 и 1956 годов, а также в мае 1972 года в связи с самосожжением студента Ромаса Каланты, замалчивались.

Причиной волнений в Алма-Ате стало назначение первым секретарем ЦК Компартии Казахской ССР русского Геннадия Васильевича Колбина вместо отправленного на пенсию казаха Динмухамеда Ахмедовича Кунаева. По мнению Горбачева, Колбин, проработав несколько лет «вторым» в Грузии, а затем первым секретарем Ульяновского обкома КПСС, приобрел опыт руководства национальной республикой. Благо, что тогда в Казахстане казахское население не превышало 30 %.

Но за 26 лет пребывания Кунаева в должности первого секретаря, в республике сформировалась национальная политическая элита. Назначение русского главой республики она восприняла, как угрозу своим интересам. В результате в тогдашней столице республики Алма-Ате произошли массовые волнения, начало которым положили казахские студенты.

Эта ситуация ярчайшим образом показала никчемность кадровой политики Горбачева в многонациональном Союзе ССР. О том, что национальные отношения для Горбачева были «терра инкогнита», писал бывший посол США в СССР Дж. Мэтлок: «Горбачев казался почти слепым в отношении реальных сил, стоявших за этнической и национальной агитацией… Либо он не знал, либо не хотел знать о проявлениях национальных чувств – русских и нерусских».

Известно, что именно нарастание националистических, сепаратистских настроений во многом обусловило распад СССР. Тема национальной политики Горбачева весьма обширна и многогранна, я же предпочту ограничиться Литовской ССР, в которой я прожил 45 лет, с 1947 по 1992 год, национальная политика ЦК КПСС в отношении которой мне хорошо знакома.

По мнению председателя КГБ СССР, а затем генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Владимировича Андропова, Коммунистическая партия являлась главной идеологической скрепой многонационального Союза ССР. Еще раз повторюсь, что при всем догматизме и ритуалистике, которые стали довлеть в партии в брежневско-горбачевский период, КПСС оставалась становым хребтом, обеспечивающим единство СССР.

В этой связи следует рассказать об институте вторых секретарей ЦК компартий союзных республик, который ЦК КПСС многие годы использовал для контроля и управления ситуацией в этих республиках. С помощью вторых секретарей аппарат ЦК КПСС держал «руку» на пульсе национальных регионов. Фактически это были «глаза, уши и руки» Москвы.

Позволю себе процитировать рассуждения многолетнего сотрудника отдела пропаганды ЦК КПСС Леона Аршаковича Оникова о вторых секретарях, изложенные в статье «Трагедия русских » (Независимая газета. 19.05.1998). В ней Оников констатировал, что институт вторых секретарей сыграл серьезную роль в усилении антирусских настроений в национальных регионах.

Он напомнил, что при царях «генерал-губернаторами или наместниками в национальные регионы цари назначали чаще всего русских, которые прекрасно знали национальные особенности этих регионов. Например, все генерал-губернаторы, до назначения в Туркестан, до этого имели опыт в не русских регионах. Как правило, многие из них владели одним из основных языков Ближнего Востока – арабским, турецким или персидским ».

Оников отметил, что «при Сталине было немало случаев, когда вторыми секретарями национальных компартий назначались либо представители коренной национальности, либо местные русские. В связи с этим такое назначение воспринималось, хотя бы в какой-то степени, как естественное. Так, до Брежнева из 27 вторых секретарей ЦК партии Армении 23 были армянами ».

Но в период от Хрущева до Горбачева институт вторых секретарей, по мнению Оникова, был доведен «до опасного абсурда». Как отмечал Леон Аршакович, в той же Армении в брежневско-горбачевский период все четыре вторых секретаря были русскими, присланными из Москвы, до этого никогда не жившие в Армении.

В этот период вторыми секретарями компартий союзных республик были партийные работники российских обкомов партии, которые, как правило, прошли «обкатку» в аппарате ЦК КПСС. И после этого их направляли в национальные республики. Специфику этих республик будущие вторые секретари знали лишь по справкам ЦК, реальная история регионов и язык в большинстве случаев им были недоступны. В итоге «второй секретарь» «рулил» в национальной республике в меру своего интернационального опыта.

Вновь приведу цитату из той же статьи Оникова. «При Горбачеве, когда ЦК КП Узбекистана попросил ЦК КПСС направить туда (после узбекского дела) партийные и советские кадры высшей номенклатуры, то кадровые недоумки из руководства орготдела направили туда из российских областей 61 ответственного работника, из которых только один (!) имел опыт работы в национальном регионе (Хакасии). Вспоминаю слова бывшего первого секретаря ЦК партии Узбекистана, с грустью сказавшего мне:При царе нам присылали врачей и учителей, а сейчас – прокуроров и партсекретарей” ».

Поэтому в национальных республиках уже в предперестроечные годы многие вторые секретари на местах воспринимались как проводники «тупой» русской политики. Их личности, стиль работы и поведения отождествлялись с русским московским руководящим центром. Любое недостаточно продуманное решение, принятое ими, воспринималось как проявление бездумной политики русского Центра, ущемляющего интересы республик.

В Литве вторыми секретарями компартии в основном были московские «направленцы», плохо знавшие национальную специфику республики и вообще не знавшие ее истории и языка. Следует иметь в виду, что всевластию московских «направленцев» в Литве мешал серьезный сдерживающий фактор в лице многолетнего (с 1941 по 1974 г.) первого секретаря ЦК Компартии Литвы Антанаса Юозовича Снечкуса.

Этот невысокий человек обладал мудростью литовского крестьянина и политика высокого класса. Это помогало ему защищать интересы Литвы в кабинетах Сталина, Хрущева и Брежнева. Авторитет его в республике был непререкаемый. Плеяда партийных и советских руководителей, которых нашел или воспитал Антанас Юозович, успешно руководила республикой на протяжении ряда лет. Соответственно, Снечкуса уважали и в кабинетах ЦК КПСС. Поэтому вторые секретари, направляемые из Москвы, при нем чувствовали себя на вторых ролях.

Однако был период, когда для руководства Компартией Литвы был направлен особый «направленец» из Москвы. Им был Михаил Андреевич Суслов, будущий главный идеолог КПСС. Он с ноября 1944 по март 1946 года исполнял обязанности председателя Бюро ЦК ВКП(б) по Литовской ССР с чрезвычайными полномочиями по ликвидации последствий войны и в борьбе с «лесными».

Как известно, Суслов зарекомендовал себя несгибаемым проводником линии ЦК ВКП(б), а затем и КПСС. Известно, что Михаил Андреевич Суслов всегда требовал неукоснительного выполнения требований ЦК ВКП(б). Вряд ли он был другим, работая в Литве. Но, видимо, Суслов с помощью Снечкуса уяснил специфику Литвы и не особенно настаивал на реализации кремлевских директив, которые плохо учитывали местные условия.

Дело дошло до того, что Суслов на одном из заседаний Оргбюро ЦК ВКП(б), обсуждавшем вопросы депортации «бандпособников» из Литвы, отмечая специфические особенности республики, пытался способствовать принятию более щадящего решения. Но председательствующий на заседании Георгий Максимилианович Маленков грубо прервал Суслова репликой о том, что, мол, можете спорить у себя дома, со своей женой, а не здесь, в ЦК (Зенкович Н. Самые закрытые люди. М., 2002).

Между тем утверждают, что у Суслова не сложились отношения со Снечкусом, и Михаил Андреевич, став секретарем ЦК КПСС, якобы направил в Литву комиссию с заданием снять Снечкуса с работы. В Литве никто ничего подобного не слышал. Для меня же основным фактом, подтверждающим общую линию поведения Суслова и Снечкуса, является вышеупомянутое выступление Михаила Андреевича на Оргбюро ЦК ВКП(б).

К этому добавлю, что в послевоенный период под Снечкуса и Суслова «копал» уполномоченный НКВД – НКГБ СССР по Литве генерал-лейтенант Иван Максимович Ткаченко. Он в докладе народному комиссару внутренних дел СССР Л. Берии «О засоренности кадров и недостатках в работе советского и партийного аппарата в Литовской ССР» от 19 июля 1945 года сообщал: «…Партийные и советские руководители республики, на наш взгляд, работают мало. На местах не бывают, агитационно-пропагандистской работы не ведут, рабочие и крестьяне их не видят и не слышат.

Секретарь ЦК КПС(б) Литвы тов. Снечкус иногда вечерами бывает на работе, остальные – председатель Совнаркома тов. Гедвилас, его заместители – Григораускас, Нюнка, Шумаускас, наркомы, а также работники аппаратов ЦК, Совнаркома и наркоматов вечерами, как правило, не работают.

…Нам представляется, что при создавшейся обстановке нужна действенная критика партийных и советских руководителей и решительное искоренение безобразий. Между тем, выступления тов. Суслова на пленумах ЦК и различных совещаниях носят больше наставительный характер. К этим наставлениям и речам местные руководители так уже привыкли, что не обращают на них внимания и выводов для себя не делают. Никто из них никогда не возражает против предлагаемых тов. Сусловым решений, однако никто их не выполняет, так как должного контроля за их выполнением с его стороны нет.

В заключение хочу сказать, что лично тов. Суслов работает мало. Со времени организации бюро ЦК ВКП(б) около половины времени он провел в Москве, в несколько уездов выезжал два раза по 1–2 дня, днем в рабочее время можно часто застать его за чтением художественной литературы, вечерами (за исключением редких случаев, когда нет съездов или совещаний) на службе бывает редко». Цитируется по сборнику документов «Прибалтийский национализм в документах НКВД, МВД и МГБ СССР» (М.: Объединенная редакция МВД СССР, 2011).

К счастью, в Москве к сообщению Ткаченко отнеслись спокойно, без оргвыводов. Ведь уже тогда было известно, что Суслов был трудоголиком, и приписывать ему чтение художественной литературы в рабочее время просто несерьезно. Известно, что страстью Михаила Андреевича было изучение произведений классиков: Маркса, Энгельса, Ленина и др. Им он посвящал каждую свободную минуту, делая выписки и пометки. Какое уж тут чтение художественной литературы? Подвели генерала Ткаченко его агенты, принявшие работу Суслова с первоисточниками за чтение художественной литературы.

Но продолжу разговор о вторых секретарях ЦК Компартии Литвы. Одновременно с М. Сусловым в Литве с декабря 1944 по ноябрь 1946 года вторым секретарем ЦК работал Исаченко Александр Никитович. До Литвы он работал секретарем одного райкомов КПСС г. Москвы, а затем секретарем Московского областного комитета КПСС. Этого сочли достаточным для направления Исаченко в Литву. Однако при такой политической фигуре из Москвы, как Суслов, Исаченко был на вторых ролях.

Об Исаченко известно немного. Вспоминали, что он был крайне подозрителен и склонен к интригам. Его пребывание в Литве закончилось скандалом. Исаченко пытался отправить своей семье в Москву большое количество продуктов, оставшихся после республиканской сельскохозяйственной выставки. Об этой попытке стало известно Снечкусу. Он доложил в ЦК ВКП(б), и Исаченко немедленно был отозван в Москву.

Следующим вторым секретарем был Александр Степанович Трофимов. Он прошел «обкатку» на партийной работе в Читинской области, Краснодарском крае и Азербайджанской ССР. В ЦК Компартии Литвы он работал с ноября 1946 по сентябрь 1952 года. Затем был возвращен на работу в аппарат ЦК КПСС. Особой памяти в Литве также не оставил.

После Трофимова обязанности второго секретаря в течение года исполнял Василий Аронов. Информация о нем отсутствует. Затем вторым секретарем с 1953 по 1954 год работал 1-й секретарь Клайпедского обкома Компартии Литвы Казимерас Ляудис (К. Liaudis), человек из ближнего окружения А. Снечкуса. Впоследствии он кратковременно занимал должность министра внутренних дел (1954), а затем был назначен председателем Комитета госбезопасности Лит. ССР, оставаясь в этой должности до самого выхода на пенсию.

С 1954 по 1956 год вторым секретарем ЦК был избран, по согласованию с Москвой, Мотеюс Шумаускас (М. Šumauskas), также из окружения А. Снечкуса. С этой должности он был назначен председателем Совмина Лит. ССР, затем – председателем Президиума ВС Лит. ССР.

С января 1956 по сентябрь 1961 года вторым секретарем работал Борис Сергеевич Шарков, партработник из Компартии Украины, перед направлением в Литву 4 года (с 1952 по 1956 г.) работал в аппарате ЦК КПСС. Особой памяти о себе он не оставил.

С сентября 1961 по апрель 1967 года пост второго секретаря вновь занимал посланец из аппарата ЦК КПСС Борис Вениаминович Попов. В 1950–1957 годах он работал вторым секретарем Ташкентского обкома Компартии Узбекистана, затем прошел стажировку в аппарате ЦК КПСС. Литовцы, знавшие Попова, характеризовали его положительно. После Литвы он был избран 1-м секретарем Архангельского обкома КПСС.

Эти секретари не оставили особого следа в истории Литвы. Насколько мне известно, первым из вторых секретарей, кто помимо Суслова сумел найти общий язык с А. Снечкусом, был Валерий Иннокентьевич Харазов. Он в 1967 году был направлен в Литву из аппарата ЦК КПСС. До этого В. Харазов 6 лет работал в Компартии Казахстана, а затем 6 лет – в аппарате ЦК КПСС, был близким другом секретаря ЦК КПСС, а затем председателя ВЦСПС Александра Николаевича Шелепина. В Компартии Литвы Харазов работал до 1978 года.

Харазов много работал в плане уяснения специфики республики и ее истории. Он никогда не спешил с выводами. Этим он выгодно отличался от своих предшественников и наследников. В 2000-х годах мне довелось неоднократно общаться с Валерием Иннокентьевичем в Москве. Несмотря на преклонный возраст (он 1918 г.р.), он отличался великолепной памятью. Помнил большинство политических деятелей Литвы. О Снечкусе Харазов отзывался с большим уважением и считал, что работа в Литве – это лучшие годы его жизни. Ушел Валерий Иннокентьевич из жизни в 2013 году.

К сожалению, после возвращения В. Харазова в 1978 году в Москву (был назначен первым замом председателя Комитета народного контроля СССР), пришедшие ему на смену вторые секретари ЦК Компартии Литвы оставляли желать лучшего. О Николае Кирилловиче Дыбенко, в 1978 году сменившего В. Харазова, можно сказать, что его восьмилетнее пребывание в республике не способствовало росту авторитета ЦК КПСС и русских.

Присланный из Москвы в 1986 году на смену Дыбенко Николай Андреевич Митькин не нашел себя в качестве второго секретаря ЦК КП Литвы. Видимо, опыта его работы в партийных организациях Карелии и в ЦК КПСС (1969–1986) оказалось для Литвы недостаточно. Тем более, что ситуация в республике, вследствие появления новой политической силы «Саюдис», была весьма непростой. В декабре 1988 года под давлением саюдистов Митькин был вынужден подать в отставку и уехать из республики.

После этого вторых секретарей Центральный комитет КПСС в Компартию Литвы не направлял. Вторым секретарем ЦК Компартии Литвы после Н. Митькина был избран местный русский Владимирас Березовас.

Что же касается меня, бывшего второго секретаря ЦК Компартии Литвы/КПСС, то это особая история. В некоторых публикациях мне приписывают полномочия, которыми пользовались вторые секретари ЦК, ставленники ЦК КПСС. Между тем я был вторым секретарем лишь той части Компартии Литвы, которая осталась в КПСС и властными полномочиями в республике не обладала. 6-я статья Конституции о руководящей и направляющей роли партии в Литве была отменена в декабре 1989 года.

Не секрет, что после появления в республике Движения за перестройку под названием «Саюдис», созданного КГБ Лит. ССР, ситуация в Компартии Литвы в ЦК КПСС особо никого не интересовала. Для Михаила Сергеевича главным было довести ситуацию в Литве до того, когда ее выход из СССР становился непреодолимым. Тем самым он подтверждал бы свое согласие, данное в 1986 году президенту США Р. Рейгану в Рейкьявике, о том, что советские республики Прибалтики выйдут из СССР. Ну а в декабре 1989 года Горбачев на Мальте пообещал президенту США Дж. Бушу-старшему безусловный выход Прибалтики из Союза.

Видимо, по этой причине в ЦК КПСС даже не отреагировали на дискуссию о статусе Компартии Литвы, начавшуюся в августе 1989 года. Как говорится, дальше некуда. В одной из компартий союзных республик проходит дискуссия о том, оставаться ли этой компартии в КПСС, а главный партийный штаб страны предпочитает этого не замечать. А ведь это было началом процесса выведения Литвы из СССР.

Насколько мне помнится, на XX съезд Компартии Литвы, решавший судьбу коммунистов Литвы, ЦК КПСС не удосужился прислать своего статусного представителя. Говорят, что какой-то инструктор ЦК КПСС присутствовал на XX съезде, но мне не довелось его видеть. Не присутствовал этот инструктор и на партконференции Компартии Литвы/КПСС в ночь с 20 на 21 декабря 1989 года в Октябрьском райкоме партии, где было принято решение о воссоздании Компартии Литвы на платформе КПСС. Все это произошло вопреки планам аппарата ЦК КПСС, точнее – его верхушки во главе с Горбачевым.

Решение о воссоздании Компартии Литвы на платформе КПСС принималось делегатами XX съезда Компартии Литвы без каких-либо рекомендаций из ЦК КПСС, только на основе партийной убежденности. Причем партия создавалась, точнее она оставалась в КПСС, не в надежде на возврат властных полномочий, а во имя отстаивания в республике национального, политического, экономического и социального равноправия .

В подтверждение приведу такой факт. Осенью 1990 года я баллотировался от Компартии Литвы/КПСС кандидатом в депутаты Верховного Совета уже объявившей независимость Литвы. После одной из встреч с избирателями ко мне подошли две пожилые женщины и протянули скромный букетик. Они представились. Оказалось, что обе были дочерьми русских офицеров, бежавших в 1918 году в Вильнюс от революции. По их словам, к коммунистам они всю жизнь относились негативно.

Но межнациональная ситуация, сложившаяся в объявившей независимость Литве, заставила их пересмотреть отношение к коммунистам, оставшимся в КПСС, поскольку те стали единственной политической силой в республике, провозгласившей своей главной целью защиту политического, социального и национального равноправия людей.

Я на всю жизнь запомнил их слова: «Сынок, вы для нас последняя надежда, что русские будут нормально жить в Литве. Не подведите нас». К сожалению, имена и фамилии этих русских женщин остались в тех записях, которые у меня изъяли литовские прокуроры при обыске в вильнюсской квартире в декабре 1991 года. Но пожелание русских женщин коммунистам Литвы, членам КПСС все же удалось выполнить. Во многом благодаря деятельности Компартии Литвы/КПСС ландсбергисты вынуждены были согласиться с тем, чтобы всем проживавшим в Литве иноязычным, в том числе и не родившимся в республике, было предоставлено литовское гражданство.

Если говорить о сути политики, которую Горбачев и его окружение проводили в Литве, то она состояла в том, как я говорил, чтобы довести ситуацию в республике до того, когда ее выход из СССР становился непреодолимым. Но при этом я убежден, что в Литовской ССР подлинного социализма и советской власти было на порядок больше, нежели в России . Конечно, этому во многом способствовали особые условия финансирования строительства литовского социализма, на которые пошел ЦК КПСС и Совмин СССР. Но главная заслуга в этом была, конечно, Антанаса Юозовича Снечкуса, который окружил себя такими помощниками, которые максимально использовали возможности социализма для повышения благосостояния жителей республики.

 


Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 586; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!