Восточные пределы Московского княжества

 

Северо-восточную, восточную и юго-восточную окраины Московского княжества занимала часть удела княгини Ульяны – вдовы великого князя Ивана Калиты. Это была довольно значительная по площади территория, по числу волостей (12) равнявшаяся уделам двух младших сыновей Ивана Калиты (13 и 11 волостей), а с учетом северо-западных земель княгини, возможно, не уступавшая и владениям старшего сына Ивана Калиты, наследника престола, Семена Гордого (всего у княгини было 14 волостей плюс неосвоенные территории, а у Семена – 15 коломенских и неизвестное количество можайских волостей) [18, № 1, с. 7-10]. (Карты П.1.7 и П.1.8) Определяя местонахождение перечисленных в духовных грамотах Ивана Калиты московских волостей княгини Ульяны, мы наметим северо-восточные, восточные и юго-восточные границы Московского княжества, совсем не известные по источникам более раннего времени. Территориальные единицы, указанные в духовных грамотах, локализуются по данным XV–XVII вв. В итоге по отношению к концу XIII – первой половине XIV в. намеченная граница будет иметь условный характер.

12 волостей (“Радонежское, Бели, Воря, Черноголовль, на Вори слободка Софроновская, Вохна, Деиково раменье, Данилищава свободка, Машевъ, Селна, Гуслиця, Раменье”) – весь восток Московского княжества – находились в руках княгини Ульяны до самой ее смерти [18, № 1, с. 8, 9]. (Табл. П.2.3) Лишь Дмитрий Донской и Владимир Храбрый (серпуховский князь) получили право распоряжаться уже 13-14 волостями умершей княгини, хотя князь Иван Красный наметил раздел удела Ульяны “на четверо” [18, № 4, с. 15]. Серпуховский князь получил третью часть владений вдовы Ивана Калиты, среди которых находились волости Радонеж, Бели, Черноголовль [18, № 17, с. 46].

Основной массив восточных земель Московского княжества достался по завещанию Дмитрия Донского князю Петру [18, № 12, с. 34]. Эти земли отделялись от основной части удела кн. Петра (бывшего Дмитровского княжества) волостями князя Владимира Андреевича (Радонеж и Бели). И южнее во владения дмитровского князя врезалась волость Черноголовль, принадлежавшая также серпуховскому князю. Чересполосица удельных владений была, очевидно, не случайным явлением. Обычно великие князья московские стремились сохранять компактность фактически уходящих из-под власти московского правителя территорий. Но это, как уже было осознано к концу XIV в., вызывало сепаратистские тенденции в среде удельных княжат. И именно стремлением держать под контролем московские уделы было вызвано своеобразие раздела Дмитрием Донским поступавших в его распоряжение территорий. До времени получения князем Петром Дмитриевичем завещанных ему земель (около 1399 г.) часть серпуховского удела князя Владимира оказывалась со всех сторон окруженной управлявшимися московским великим князем землями [187, c. 49, прим. 22].

Еще одна волость княгини Ульяны – Раменье (Раменейце) – была отдана Дмитрием Донским в удел князю Ивану. Последний умер уже в 1393 г. [262, 221-222], а его маленький удел был передан родившемуся уже после смерти отца князю Константину [187, c. 52, прим. 39]. Князь Константин умер около 1434 г. [126, c. 233, прим. 90], а московская часть его удела досталась вскоре противникам великого князя московского – галицким князьям [18, № 34, с. 87]. Вернулись к великому князю Василию Темному земли удела князя Константина уже, очевидно, после разгрома князя Дмитрия Юрьевича Шемяки [18, № 38, с. 108].

Сложившийся по завещанию Дмитрия Донского территориальный комплекс на востоке Московского княжества, оказался довольно устойчивым и просуществовал без изменений до второй половины XV в. [187, c. 54] Волости, отдаваемые в удел княгине Ульяне, перечислены в духовных грамотах Ивана Калиты в соответствии с их расположением от севера к югу Московского княжества. Таким образом, и намечаемая нами граница будет идти от волости Радонежское до последней волости княгини Ульяны Раменки.

Межевая грамота на город Дмитров и Кашин от Радонежа и Переяславских станов и волостей намечает северо-западную границу “Радонежского уезда” [18, № 94, с. 372-373]. (См. карту П.1.7) Она начиналась от р. Вори (где закончился разъезд Московского уезда с Дмитровскими станами и волостями по другой грамоте) [18, № 95, с. 394-395] и шла к северо-востоку, оставляя с левой (дмитровской) стороны сохранившуюся до нашего времени д. Стройково. Чуть ближе к р. Воре находилась другая наблюдаемая на современной карте д. Кудрино [4, № 238, с. 168, 609, № 251, с. 179, 610]. Свернув у д. Стройково вправо (к юго-востоку) граница попадала в р. Пажу и поднималась по ней до самого верховья, где находилось “Благовещенское село в Радонежском уезде” [18, № 94, с. 373]. Постоянным соседом Радонежа была дмитровская Инобожская волость. От верховья р. Пажи граница направлялась к северу (налево), проходя между двух сел Троице-Сергиева монастыря – Благовещенским (Радонежского уезда) и Бебяковым (современное Бубяково) (Инобожской волости) [4, № 273, c. 196, 612, № 652, c. 576, 592]. Граница вскоре достигала Ивакиньского болота, “отколе Веля река вытекла” [18, № 94, с. 373]. Здесь заканчивался разъезд радонежской территории, начиналась земля Мишутина стана Переяславского уезда.

От истока р. Вели московская граница следовала к востоку, к р. Каменке, где Мишутин стан сменялся Верхдубенской волостью. Крайним северным пунктом Московского княжества была д. Наугольная, “тянувшая” к с. Зубачеву (Юрьевскому) [4, № 17, c. 34, 592]. Земли с. Зубачева оказались сразу в нескольких волостях, но большая их часть оставалась в Радонеже [4, c. 592]. Сохранившиеся до настоящего времени зубачевские деревни Березники (Березняки), Топорково и Козицина находились в Переяславском уезде. От д. Березники граница сворачивала на юго-запад, достигая р. Корбушки, а от последней переходила к р. Торгоше [4, № 17, c. 34, 592]. Дальнейшая московская граница (а также граница волости Радонеж) шла к югу, строго придерживаясь р. Торгоши, до самого ее впадения в р. Ворю [4, c. 592].

От р. Торгоши начиналась еще одна переяславская волость – Кинельская. Некоторые земли радонежских сел переходили за р. Торгошу и принадлежали этой волости [4, № 16, с. 34; № 17, с. 34, 592; 30, с. 79; 4, № 33, с. 43-44, 594; № 52, с. 54, 595; 30, с. 78]. Писцовая книга 1584–1586 гг. прямо указывает на то, что один берег р. Торгоши – московский, а другой – переяславский [29, c. 244; 4, № 45, с. 50]. Воспоминание о пограничном характере р. Торгоши сохранялись на протяжении столетий. Очевидно, течение этой реки издревле служило границей московских и переяславских владений, намеченной еще при разделе XIII в.

Отвлечемся на некоторое время от древней московской границы, чтобы наметить местоположение волостей, находящихся на северо-востоке Московского княжества. (См. карту П.1.7) Писцовые книги конца XVI в. называют в этом районе станы Радонежское и Бели, Радонежское и Корзенев, Ворю и Корзенев. Очевидно, к этому времени некоторые волости слились воедино. Наличие в конце XVI в. таких слившихся волостей создают некоторые сложности при определении первоначальных территорий московских волостей XIV в. Однако путем перекрестного сравнения данных писцовых книг конца XIV в., а также посредством локализации пунктов, упоминаемых с конца XIV в. грамотами Троице-Сергиева монастыря, удается довольно точно локализовать северо-восточные территориальные единицы Московского княжества.

Волость Радонежское размещалась между рекой Ворей и притоком последней Торгошей. Еще один приток Вори – р. Пажа служила в своем верховье северо-западной границей волости [170, c. 33; 110, с. 578; 269, с. 126-127]. Множество населенных пунктов Радонежской волости, известных по источникам XIV–XVI вв., сохранились до настоящего времени (Воздвиженское, Коростьково (современное Короськово) на р. Паже; Гольково на верховье р. Пажи; Зубачево (Юрьевское), Глинково, Тураково, Богородское (современное Подсосенье) на р. Торгоше; Репехово (современное Репихово) на р. Воре; Рязанцево (современное Рязанцы), Высоково и др.) [29, c. 233-240, 240-248, 285-287; 4, № 7, c. 29, № 15, c. 33, № 33, c. 43, 594, № 152, c. 114, 602, № 309, c. 220, 614, № 410, c. 300, № 424, c. 313, 622, № 494, c. 373, № 649, c. 565-569; 3, № 274, c. 277]. Запустевший центр волости городок Радонеж намечается и сейчас у р. Пажи, в ее нижнем течении [182, c. 13, 14]. Многие селения волости вошли в состав современного города Сергиева посада, выросшего из Троице-Сергиева монастыря (Панино – ныне Подпанинская слобода города, с. Клементьево, с. Благовещенье, с. Карамзинское (Марьинское Копнино) – сейчас известен Копнин пруд на юго-западе от Сергиева посада) [4, № 277, c. 198, 612, № 468, c. 354, 625, № 457, c. 344, 624, № 494, c. 373, 626; 89, c. 31]; многие попросту исчезли (с. Киясово (Кесово) – в 3 км от Троице-Сергиева монастыря на дороге в Москву, с. Морозово – в 7 км на юго-запад от монастыря и др.) [4, № 175, c. 127, 604, № 178, c. 129, 604, № 256, c. 185, 610; 3, № 274, c. 277].

В духовных грамотах Ивана Калиты перечислена не только волость Радонежское, но и село Радонежское [18, № 1, с. 8, 9]. Отдельное упоминание с. Радонежского свидетельствует о том, что не оно было центром Радонежской волости [187, c. 48]. Археологическое изучение древнего Радонежа (“городище и селище у с. Городок на левом берегу р. Пажи в 35 км от впадения последней в р. Ворю”) показало, что “он состоял из “городка” и примыкающего к нему неукрепленного поселения (“село Радонежкое” духовных грамот)” [272, c. 122, 123]. Таким образом, в Радонежской волости сложилось оригинальное сочетание волостного центра “городка Радонежа” с близлежащим селом Радонежским, одноименным с волостью. Сам Радонеж назван городом лишь в начале XVI в. в разъезжей грамоте 1504 г. на город Дмитров и Кашин от Радонежа и Переяславских станов и волостей [18, № 94, с. 373], хотя, видимо, назывался “городком” в значении волостного центра и до этого. Радонеж не был упомянут в “Списке русских городов дальних и ближних” конца XIV в. [35, c. 241; 230, с. 225] Образовавшийся в 1337 г. у верховьев р. Торгуши Троице-Сергиев монастырь [212, c. 86] скоро превратился в хозяйственный центр окрестной территории и не дал развиваться Радонежу. Уже в XVII в. за Радонежем закрепилось название Городок [245, c. 65]. Городок известен уже как монастырское село.

Во многом благодаря широкой хозяйственной деятельности Троице-Сергиева монастыря в настоящее время мы располагаем многочисленными документами, позволяющими очень точно очертить пределы волостей Радонежской, Вори и др., а также пограничных с ними территорий дмитровских и переяславских волостей.

Волость Бели не известна по актам Троице-Сергиева монастыря. Ее территория выявляется лишь из анализа писцовых книг, путем отнимания радонежских земель от территории стана Радонежского и Белей. На западе земли Белей достигали верховий рек Яхромы и Вязи, на юге, ниже Даниловского села (сохранившегося до настоящего времени), граничили с волостью Ворей [29, c. 78-86, 233-240; 170, с. 33; 269, с. 126]. На юго-западе, возможно, волость соседствовала с митрополичьей Селецкой волостью. Кроме с. Данилова до нашего времени дошли селения Артемово, Мутовки, Хлыбы, Хлопенево [182, c. 13].

Среди перечисленных в духовной грамоте Ивана III восточных волостей Московского княжества не упомянута волость Бели, но замечается Радонеж “с волостми” [18, № 89, с. 354]. Очевидно, Бели стала радонежской волостью. Поэтому не случайно, что позже она слилась с Радонежем в один стан.

Территория волости Вори вытянулась вдоль реки Вори, от которой и получила свое название [114, с.155; 149, с.180]. Течение р. Вори от устья р. Торгоши и почти до устья р. Пруженки принадлежало волости. В ее составе оказываются и другие притоки Вори – Талица (нижнее и среднее течение), Плакса, Лашутка и др. [29, c. 71-78, 248-254, 284-285; 114, c. 155; 110, c. 576] Благодаря активной деятельности Троице-Сергиева монастыря мы знаем множество населенных пунктов, принадлежавших волости Воре. Их мы можем отделить от перечисленных пунктов в писцовых книгах, где фигурирует стан Воря и Корзенев.

Крайними пунктами волости Вори были: на севере – села Борково (современное Барково) у р. Вори, Нефедьевское-Рахманово (современное Рахманово), чьи земли располагались между реками Ворей и Талицей; на востоке – с. Муромцево на р. Плаксе (не сохранилось до настоящего времени), с. Петровское (к юго-востоку от Муромцева), с. Душеново на р. Пруженке; на юге – с. Сукманиха на р. Воре и еще ниже по течению р. Вори, в стороне от реки, почти у самой р. Клязьмы, куда впадает р. Воря – д. Топоркова [4, № 8, c. 29, № 9, c. 30, 591, № 78, c. 68, 598, № 182, c. 131, 605, № 307, c. 218, 630, № 557, c. 433, № 649, c. 568-569; 3, № 103, c. 106, 314; 90, c. 357]. На северо-западе территория волости достигала р. Вязи и ее притока Ольшанки (Олшаны) [4, № 73, c. 65, 597].

Продолжающуюся от р. Торгоши московскую границу можно наметить лишь условно. И дело здесь не в недостатке необходимых сведений, а в неопределенности территориального подчинения некоторых массивов земель. Уже от р. Торгоши (ближе к устью) начинались земли волости Корзенево. Происхождение Корзенева стана, с востока граничившего с волостями Радонежской и Ворей, довольно туманно. Судя по тому, что волость Корзенево впервые упоминается в духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 г. [18, № 12, с. 34], можно предположить, что эта волость была оторвана от переяславских земель и присоединена к числу волостей, отдаваемых в удел князю Петру. Это действие было вполне возможно для ситуации, близкой к моменту смерти великого князя Дмитрия Ивановича. Он впервые завещал великое княжение Владимирское своему старшему сыну Василию [18, № 12, с. 34] и, очевидно, мог распоряжаться по-своему владениями великого княжения, среди которых были и переяславские земли. Впрочем, какая-либо передача территорий из одного массива земель к другому всегда оговаривалась составителями завещаний. Так, к Можайску Дмитрием Донским были приданы волости Коржань и Моишин холм, к Дмитровскому уделу князя Петра также были добавлены московские волости Мушкова гора, Ижво, Раменка и т.д. [18, № 12, с. 34] Далее в продолжении перечисления московских волостей, отдаваемых князю Петру в его Дмитровский удел, Дмитрий Донской называет Корзенево и Шерну городок. Эти волости, таким образом, не были оторваны от переяславских земель. Все владения, отнимаемые от великого княжения, были особо зафиксированы в духовной грамоте. Княгиня Евдокия Дмитриевна (жена Дмитрия Донского) получила “из великого княженья оу сына оу своего, оу князя оу Василья, ис Переяславля Юлку, а ис Костромы Иледам с Комелою” [18, № 12, с. 34].

Итак, мы приходим к выводу, что появившиеся лишь к концу XIV в. московские волости Корзенево и Шерна городок, не были заимствованы из числа переяславских земель. Они, очевидно, явились плодом развития внутреннего колонизационного процесса в московских землях. В волости Корзенево по данным XV–XVI вв. известно не много населенных пунктов. Это не сохранившиеся до настоящего времени с. Новленское на р. Кинелке (Киленке), сельцо Корзенево, погост в Желтухине на р. Дубенке [29, c. 75, 253, 254, 285], а также известные и сейчас сельцо Зубцово на р. Торгоше, д. Лычевская (современное Лычево) и, наконец, с. Михайловское у р. Вори [29, c. 253; 114, с. 155]. Владения с. Михайловского и были, возможно,той основой, на которой выросла волость Корзенево. Даже по данным первой половины XVI в. к селу “тянули” 54 деревни, 16 починков и монастырь св. Ильи на р. Воре [4, № 649, c. 569-570].

Территория волости Корзенево в целом занимала пространство к востоку от волостей Радонежское и Воря и достигала на юге р. Пруженки, на западе – верховьев р. Дубенки и на севере – верховья р. Кинелки [29, c. 71-78, 248-254]. Северным соседом Корзенева была переяславская волость Кинела.

С востока к Корзеневу примыкала волость Шерна городок (Шерна, Шеренский стан). По данным писцовых книг конца XVI в. Шеренской стан принимал в свой состав почти все течение рек Ширенки (Шеренки), Дубенки – притоков Шерны, р. Кинелки – притока Ширенки и лишь на небольшом участке, возможно, касался р. Шерны [29, c. 11-18, 254-265; 170, с. 35; 114, с. 168, рис. № 24; 110, с. 579; 269, с. 127-128; 187, с. 55]. На территории волости известны по настоящее время такие поселения, как Маврино и Беседы на р. Дубенке, Головино и Могутово на р. Ширенке, Фряново на р. Кинелке [182, c. 14]. В поисках центра волости А. А. Юшко и С. З. Чернов обратили внимание на упоминание в писцовых книгах XVII в. д. Могутово как “Могутово Шеренское городище тож” [272, c. 124]. На северо-западной окраине д. Могутово, на левом берегу р. Ширенки было найдено городище и два селища, причем керамический материал одного селища был отнесен к XIII–XIV вв. [272, c. 124] Таким образом, можно сделать заключение о довольно древнем происхождении центра территории, фиксируемой в качестве московской лишь в конце XIV в.

Итак, теперь, когда выяснена владельческая принадлежность некоторых территорий, можно наметить еще один (довольно условный) отрезок древней московской границы. Здесь скорее можно говорить не о границе, а о приблизительных пределах распространения московских владений.

Севернее селения Зубцова московские владения заходили за р. Торгошу и шли к востоку, а затем – северо-востоку, огибая верховье реки Кинелки. Таким образом, московские земли уступали теперь к юго-востоку и, возможно, достигали р. Мележи (приток Ширенки), которая не заметна ни в одной из близлежащих волостей (станов) даже по данным XVI в. [29, c. 11-18, 254-265, 810-816, 841-851] Московские владения не достигали течения рек Вондоги (Вондюги) и Молокчи (Малахчи), занятых территорией переяславской Кинельской волости. Южными поселениями волости Кинелы, сохранившимися до нашего времени Шарапово, Площево возле р. Молокчи и, возможно, Едигеево (современное Гидеево), также возле р. Молокчи [29, c. 810-816].

Вероятно, как таковой границы между переяславскими и московскими землями на некотором участке попросту не существовало. Какая-то полоса пустующих, но постепенно осваиваемых земель разделяла владения. Появление с московской стороны таких волостей, как Корзенево, Шерна городок, а после Куней свидетельствовало о заполнении пустующих земель. К сожалению, ту же тенденцию не удается проследить с другой, переяславской, стороны. Первые сведения о переяславских волостях появляются довольно поздно (Волость Юлка – 1389 г. [18, № 12, c. 34], волость Кинела – 1406 г. [18, № 20, c. 56], Маринина слободка – 1453 г. [6, № 34, c. 57].

 

Трудно сказать, переходили ли московские владения за р. Мележу, а затем Ширенку. Возможно, лишь ниже устья р. Ширенки волость Шерна встречалась с р. Шерной, от которой получила свое название. Река Шерна на каком-то участке, вероятно, служила московско-переяславской границей. (См. карту П.1.7)

Дальнейшие московские рубежи связаны с локализацией еще нескольких московских волостей. (См. карту П.1.8)

У р. Пруженки, к юго-востоку от волости Вори образовался так называемый Отъезжий (Объезжий) стан [4, c. 632; 29, c. 265]. Позже он слился с волостью Шерной [110, c. 579], известной по завещанию Дмитрия Донского. Отъезжий стан опирался на левый берег р. Вори и занимал среднее и нижнее течение ее притока Пруженки [29, c. 18; 4, № 558, c. 435, № 602, c. 494, 632].

С юга к Отъезжему стану примыкала волость Черноголовль. Об этой волости не сохранилось никаких данных в актовых источниках, но исходя из ее названия, можно сделать вывод о том, что средоточием волости была р. Черноголовка, левый приток Клязьмы [110, c. 391; 149, с. 180]. Центр волости Черноголовка (в верховье одноименной реки) превратился к настоящему времени в город. По свидетельству В. Н. Дебольского, территория Черноголовля захватывала и р. Ворю [114, c. 155], но, очевидно, не достигала р. Клязьмы. По обеим сторонам последней располагалась волость Рогожь (в завещании Ивана Калиты – село) [18, № 1, с. 8, 9].

В духовных грамотах Ивана Калиты 1336 и 1339 гг. упоминается с. Рогожь, а уже в духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 г. указана волость Рогожь [18, № 12, с. 34]. Земли Рогожской волости (стана) примыкали с юго-востока к Черноголовлю и размещались по обеим сторонам р. Клязьмы от устья р. Вори до устья р. Шерны [170, c. 33; 110, с. 578 и карта]. Видимо, в первой половине XIV в. территория волости Рогожь была значительно скромнее.

На востоке Рогожь соседствовала с волостью Куней, впервые появляющейся в завещании звенигородского князя Юрия Дмитриевича 1433 г. [18, № 29, с. 74] Куней отдавалась в удел князю Василию Косому вместе с Селной, Гуслицей, Вохной, Загарьем и Рогожью. Все эти волости находились ранее в Дмитровском уделе князя Петра Дмитриевича, а затем, в ходе перипетий феодальной войны второй четверти XV в. достались звенигородскому князю Юрию Дмитриевичу [18, № 29, с. 74]. Волость Куней возникла еще при жизни князя Петра (умер в 1428 г.) [34, c. 143; 41, стб. 60; 46, с. 185]. Как доказал В. Д. Назаров, опираясь на родословную память троицкого дьяка Вороны, князь Петр Дмитриевич еще при своей жизни выделил жене княгине Евфросинье “на обиход” волость Куней, которую от княгини “держал” Иван Иванович Хламов – отец Вороны [187, c. 54; 4, № 391, с. 284]. В. Д. Назаров также высказал вполне приемлемую догадку о том, что волость Куней равнозначна “слободке княжей Ивановой”, упомянутой в духовной грамоте Дмитрия Донского [187, c. 49, прим. 20]. Название слободки, возможно, было связано с именем отца Дмитрия Донского – Иваном Ивановичем Красным, но не исключено, что это мог быть любой другой князь с именем Иван.

Волость Куней занимала пространство между притоками реки Клязьмы Шерной и Дубной. Последние почти смыкаются в своем среднем течении, ограничивая тем самым пределы волости. По словам Ю. В. Готье волость Кунья находилась на границе древнего Переяславского уезда [110, c. 577]. На юге Кунья граничила с волостью Вохной.

Даже в XIX в. местность вокруг Павловского посада называлась Вохной [114, c. 155-156]. Средоточием волости, очевидно, была речка Вохонка (приток Ходцы, впадавшей в Клязьму) [170, c. 33], от которой она и получила свое название [170, c. 33; 149, с. 180]. Территория волости на севере примыкала к р. Клязьме, а также заходила на левую сторону этой реки [29, с. 86-95, 287-290; 110, с. 576]. Восточным соседом Вохны была волость Сенег, принадлежавшая к владимирской территории. Земли волости Сенег группировались вокруг р. Сеньги, притока Клязьмы и достигали верховья р. Нерской [7, № 219, c. 193; 110, c. 577].

Указать местоположение слободки Софроновской практически невозможно [114, c. 155]. Исходя из данных духовных грамот Ивана Калиты, можно только сказать, что находилась она на р. Воре, возможно, в нижнем течении этой реки [18, № 1, с. 8, 9].

Затруднительно определить местоположение и некоторых других волостей, перечисленных в духовных грамотах Ивана Калиты. Названия Дейково раменье, Данилищава свободка и Машев исчезают из источников сразу же после первого упоминания. Правда, локализовать Данилищеву свободку все же удается. На левобережье р. Клязьмы, ниже по течению реки от устья р. Шерны расположено Данилищево озеро. Около этого озера, на территории погоста Рождества Христова Данилищева и прилегающей к нему местности А.А. Юшко зафиксировала распространение культурного слоя XIV в. [269, c. 128] Данилищева свободка располагалась на территории будущей волости Куней. Таким образом, засвидетельствовано начало московского освоения земель за р. Шерной. Данной локализацией опровергается мнение о местонахождении Данилищевой свободки вместе с Машевым между Вохной и Сельной, где позже располагалась волость Загарье [187, c. 48, прим. 11]. Вероятнее предположение М.,К.Любавского, считавшего, что по соседству с Рогожью на место волости Загарье находились волости Дейково раменье и Машев [170, c. 34].

Волость Загарье впервые упоминается в духовной грамоте Дмитрия Донского в числе владений князя Петра Дмитриевича. Князь Петр получал те же земли, которыми владела княгиня Ульяна. Исчезнуть бесследно две волости удела княгини не могли, поэтому вполне вероятна их трансформация в одну волость – Загарье. Территория волости Загарье располагалась между реками Вохонкой и Гуслицей [170, c. 35]. Центром волости было с. Загарье, от которого произошло, вероятно, ее название [110, c. 577]. Населенный пункт Новозагарье локализуется на современной географической карте [182, c. 23].

С юга и востока к Загарью примыкала волость Сельна. Она занимала пространство по правым притокам р. Мерьской (Нерской) [170, c. 34; 110, с. 578]. Северные участки Сельны касались волости Вохны. Как восточная оконечность волости Вохны, так и северо-восточные пределы Сельны служили московскими границами с владимирскими землями Сенежской волости.

На юго-восточной окраине Московского княжества локализуется волость Гуслица, получившая название от одноименной реки, левого притока р. Нерской [149, c. 180]. Пределы волости описывает разъезжая грамота А.,Ф. Наумова на земли волостей Вохонской, Сенежской, Селенской, Гуслицкой и Шатурской Владимирского уезда, и волостей Холмской и Высоцкой Коломенского уезда 1504 г. [7, № 217, c. 191-192] Как выясняется, граница волости шла по р. Нерской, затем переходила к притоку последней Рыкушке, достигала верховья этой речки и через болота направлялась к верховью р. Волны (Вольной). Здесь Гуслица соседствовала с волостью Шатур Владимирского уезда. Пройдя некоторое расстояние по р. Волне, граница спускалась к югу – к коломенской Высоцкой волости. Затем, пройдя две версты по дороге от Владимира к Коломне, граница сворачивала направо (к северо-западу) к верховью р. Медвянки. Речка Медвянка впадала в извилистую р. Гуслицу; верстой ниже по течению последней было устье р. Теребенки. Граница следовала по течению этих рек и достигала верховья р. Теребенки, где находились деревни Холмской волости. Далее граница “прямо лесом” переходила в верховье р. Десны, а, пройдя по последней 6 верст, встречалась с устьем р. Рогозны (Розгоны). Проследовав по р. Рогозне 2 версты, граница вступала в р. Черную и шла по ней до верховья, а затем направлялась к северу, оставляя справа гуслицкую деревню Бухонову. Вскоре граница встречалась с маленькой речушкой Межником, по которой достигала р. Гуслицы, где волость Гуслица соседствовала с Сельной [7, № 217, c. 192].

Известны населенные пункты Гуслицкой волости, сохранившиеся до настоящего времени: д. Игнатова (Игнатово), д. Беззубовская (Беззубово), д. Внуковская (Внуково) [27, № 84, с. 122]. Таким образом, территория волости захватывала полностью течение реки Десны (приток Гуслицы), почти все течение р. Гуслицы, достигала на северо-востоке р. Волны и на севере касалась р. Нерской [269, с. 128; 268, с. 285 и карта на с. 286]. Кроме северо-западной стороны, все пределы волости Гуслицы служили границей Московского княжества.

Волость Раменка, видимо, верно отождествляется с известной по актам московской волостью Раменейце [170, c. 34, 35; 114, c. 158, рис. № 24; 110, с. 578; 187, с. 49; 99, с. 549]. Раменка–Раменейце впервые упоминающаяся в духовной грамоте Дмитрия Донского [18, № 12, с. 34], находилась несколько в стороне от основного массива северо-восточных и восточных земель Московского княжества. Она отделялась от волостей Сельны и Загарья коломенскими волостями Гжелью и Гвоздной. Видимо, по этой причине Дмитрий Донской не присоединил Раменейце к Дмитровскому уделу князя Петра, а выделил его в удел своему младшему сыну Ивану [18, № 12, с. 34].

Центром волости Раменейце было с. Рождествено (Новорождествено), сейчас вошедшее в состав г. Жуковского [99, c. 549]. Судя по немногочисленным актам, территория волости занимала бассейн рек Дорки (на ней стоит сохранившееся до нашего времени сельцо Литвиново) и Гжелки (около нее находилось сельцо Акуловское) [5, № 349, c. 345; 10, № 85, c. 97, № 113, c. 126, № 153, c. 187-191]. Юго-западной границей волости служило, видимо, течение р. Москвы, в которую впадала р. Гжелка.

Теперь можно наметить еще одни участок московской границы. (См. карту П.1.8) Там, где р. Дубна близко подходит к другому притоку Клязьмы – Шерне, древняя московская граница переходила от последней реки к первой и опускалась вниз к р. Клязьме. Затем граница следовала на некоторое расстояние вверх по течению р. Клязьмы (к юго-западу) и при повороте р. Клязьмы на запад отрывалась от нее. Московские пределы к югу от реки Клязьмы не достигали р. Сеньги и множества озер (Сеньга, Оленье, Круглец и т.д.), находящихся не территории владимирской Сенежской волости. Волость Сенег захватывала также верховье р. Нерской. С московской стороны располагались волости Вохна и Сельна; последняя также своей юго-восточной стороной касалась правобережья р. Нерской. Левую сторону реки до самого ее верховья, выдаваясь к востоку, занимала волость Гуслица – крайняя юго-восточная оконечность Московского княжества. Московская граница полукругом огибала притоки р. Нерской и подходила к самому устью р. Гуслицы. Дальнейшая московская граница следовала далее вниз по течению р. Нерской. Пройдя некоторое расстояние по р. Нерской и, вероятно, не достигнув ее устья, московская граница уступала место двум коломенским волостям, переходящим на левую сторону р. Москвы. Западные пределы волостей Сельны и Загарья также служили участками московской границы, которая поднималась к северо-западу, огибая реки Дорку и Гжелку. На пути границы за территорией волости Гжель встречалась московская волость Раменейце. Отсюда граница шла к югу, достигала р. Гжелки в ее низовье и по ней опускалась к р. Москве.

Описанный массив московских земель занимал большую территорию к северо-востоку, востоку и юго-востоку от Москвы. Это был пограничный район, соединявший московское владения с дмитровскими, переяславскими, владимирскими и коломенскими (Рязанского княжества) землями. Особое значение имеет намеченная граница с великокняжескими территориями (Переяславская и Владимирская земли). Отсутствие ранних источников информации вынуждает восстанавливать восточную московскую границу по источникам, далеко отстоящим от начального периода существования Московского княжества. Намеченная граница заведомо условна. В данном регионе следует скорее говорить о пределах земель, на которые распространялась московская власть в конце XIII – первой половине XIV в. Восточная московская граница имела значение до конца XIV в., так как территория великого княжества Владимирского, уже будучи в руках у московских князей, не смешивалась с собственно московскими владениями. Переяславское княжество после смерти своего последнего князя Ивана Дмитриевича в 1302 г. [42, c. 85] чуть было не было присоединено к Москве. Однако перевес политических сил сложился не в пользу московских правителей, и переяславские земли слились с великокняжескими территориями. Лишь около 2–3 лет владели московские князья Даниил Александрович и его сын Юрий Данилович Переяславлем [161, c. 128-139]. Вновь, уже окончательно, переяславские земли вместе с другими великокняжескими землями вошли в состав Московского княжества лишь при Дмитрии Донском.

Юг Московского княжества

 

К юго-западу от намеченной территории второго массива земель княгини Ульяны, за р. Москвой, находилась часть волостей, выделенных по завещанию Ивана Калиты его третьему сыну Андрею [18, № 1, с. 7, 9]. Согласно выдвинутой гипотезе волости Перемышль, Растовец и Тухачев не относились к числу так называемых “Лопастеньских мест” и составляли южную оконечность древнего Московского княжества [170, c. 33, 34]. Выяснение местоположения трех указанных волостей позволяет наметить участок южной московской границы.

Длительный период указанные волости находились под властью серпуховских удельных князей. После ликвидации Серпуховского удела их земли были распределены между несколькими уездами, без соответствия территориальным комплексам, постепенно поступавшим в состав Московского княжества. На территории бывшего Серпуховского удела появились: Хотунский (после ликвидированный и присоединенный сначала к Коломенскому, а затем к Московскому уезду), Серпуховский, Боровский и Малоярославский уезды [110, 550, 580, 591]. Часть земель удела оказалась также в Московском уезде. Возможно, не случайно Перемышльская, Растовецкая и Тухачевская волости были присоединены в конце концов к Московскому уезду. Однако, вероятно, что здесь кроется причина той ошибки, которую совершил М. К. Любавский, а вслед за ним все последующие историки. Видя ряд волостей, отданных в удел Иваном Калитой князю Андрею в 30-х гг. XIV в. в составе Московского уезда XVI–XVII вв., М.,К.Любавский априори причислил их к составу древнего Московского княжества, ошибочно считая Московский, Звенигородский и Рузский уезды XVI–XVII вв. соответствующими в территориальном плане Московскому княжеству начального периода его существования. Зная, что князь Юрий Долгорукий не основывал Перемышль и, не имея никаких доказательств принадлежности этого города к территории Владимиро-Суздальской Руси XII–XIII вв., мы не можем утверждать и об изначальной включенности волостей Перемышля, Растовцев и Тухачева в состав Московского княжества. Это лишь гипотеза, принятая нами вслед за рядом исследователей.

Выделяемый из удела князя Андрея массив земель, состоявший из трех волостей, располагался от р. Мочи (приток Пахры) к востоку, не достигая ни р. Пахры, ни р. Москвы, куда втекала р. Пахра. (Карта П.1.9) Далее, к северо-востоку, до р. Москвы и известной уже волости Раменки–Раменейце простирался участок древнего московского “Городского уезда”, который лишь в немногих местах подходил к границам княжества. Почти вся территория “Городского уезда” была окружена землями московских уделов.

 

Перемышль в подлинном значении никогда не был городом. Он долго оставался лишь центром волости, служил одно время пограничным московским укрепленным пунктом [266, c. 86, 104, 129], но никогда не назывался городом, так что даже не был упомянут в “Списке русских городов дальних и ближних”, составленном в конце XIV в.[35, c. 241] Волостная территория Перемышля по данным XVII в. занимала нижнее и среднее течение р. Мочи (деревни Ознобишино, Сатино, Ворсино, Салькова) и самое верхнее течение другого притока Пахры р. Рожайки (Рожаи) (деревни Молоди и Любичаны) [246, c. 111; 115, с. 10]. Сам Перемышль в XVII в. упоминался уже как городище [246, c. 111].

С востока к Перемышлю примыкала волость Растовець. Она группировалась вокруг верхнего течения р. Рожаи, захватывая притоки последней (речки Рогожка, Злодейка) [110, c. 580; 115, с. 10].

Волость Тухачев, известная по писцовым книгам конца XVI в., примыкала своей западной стороной к волости Растовець. Земли волости группировались вокруг р. Гнилой Северки (Гнилуши) [114, c. 153; 170, с. 34; 110, с. 580]. Известны населенные пункты, принадлежавшие Тухачеву: Образцово Румянцево (современное Образцово) и Шубино на р. Гнилуше [29, c. 95; 3, № 136, с. 133].

Определив местонахождение и протяженность южных московских владений можно наметить еще один участок московской границы. (См. карту П.1.9) Отрываясь от верховья р. Мочи, граница огибала р. Рожаю, захватывала приток Северки Гнилушу, а затем уступала к северо-востоку, оставляя место коломенской территории, где находились, по-видимому, волости Ивани деревни, Сельце (Позже здесь размещался Деревенский стан Коломенского уезда) [29, c. 454-462; 110, с. 567]. На московской стороне были появившиеся значительно позже станы Жданский и Лужецкий, являвшиеся частью древнего московского “Городского уезда” [110, c. 579]. За р. Москвой граница встречалась с волостью Раменкой–Раменейцем. С обратной стороны обозначенного участка границы, от р. Мочи граница поднималась чуть к северу, уступая место волости Щитову [114, c. 153; 115, с. 7-8; 170, с. 34], и шла к западу, а затем – юго-западу, где у реки Нары встречалась с волостью Суходолом.

Характеризуя полностью намеченные московские границы, необходимо отметить их совпадение с общими контурами условных юго-западных границ Владимиро-Суздальского княжества. Безусловно, малочисленные данные XII–XIII вв., в основном летописного характера, не дали возможности для подробного освещения территориального состава будущих земель Московского княжества. Однако характеристика пространственной протяженности владений соседей юго-западной окраины Владимиро-Суздальского княжества позволила определить рамки, в которых находилась территория Московского княжества с момента своего возникновения. Данные же XIV–XVII вв. довольно точно очертили пределы московских владений, применительно к началу-середине XIV в.

 

 

2. 2. 5. Московский “Городской уезд”: княжеские владения и боярские вотчины

 

Из всех намеченных по духовным грамотам Ивана Калиты массивов земель остался без описания только один – условно называемый, согласно завещанию Семена Гордого, “Городской уезд” [18, № 3, с. 13]. Это территория, непосредственно окружавшая г. Москву и включавшая в себя вотчины московских боярских родов, а также княжеские подмосковные владения: села и угодия. Она оставалась как бы совместным владением всех князей Московского дома. Развитое феодальное землевладение не позволило сформироваться в этом регионе волостям, представлявшим собой скрепленные определенными интересами и обязанностями общины. Разобщенность сельских жителей, разделенность их между многочисленными феодалами не дала возможности сформироваться волостным общинам. Лишь в значительно более позднее время стали возникать станы, явившиеся результатом административного устройства московских земель.

Данные источников позволяют выявить так называемые “московские села” - владения великих и удельных московских князей на территории “Городского уезда”. Не только села, но и пастбища, сенокосы, бортные угодья и т.д., обслуживавшие дворы московских князей размещались в “Городском уезде”. Здесь же находились боярские вотчины, территории которых определяются из анализа актового материала XV–XVI вв. и по топографическим данным (имена владельцев часто закреплялись в названиях сел, деревень и т.д.).

Иван Калита, составляя свои духовные грамоты, как правило, не помечал, какие села находятся в московской округе. Лишь в духовной грамоте Семена Гордого появляется как сам термин “Городской уезд”, так и перечисление относящихся к этому “уезду” сел [18, № 3, с. 13-14]. Четкая структура, разделяющая московские уделы на категории прослеживается в духовной грамоте Дмитрия Донского. К 1-й категории создаваемых уделов относились группы волостей, находившихся (за исключением Дмитровской земли) на территории древнего Московского княжества, а также московские села, отдельно указанные в грамоте. Большинство московских сел уже встречалось в более ранних грамотах московских князей, однако там зачастую не было указано их местонахождение в “Городском уезде”. Духовная грамота Дмитрия Донского, таким образом, дает довольно полное представление о княжеских владениях на прилегающей к Москве территории.

Остальные московские села, выпавшие из поля зрения великих князей московских – составителей духовных грамот – относились к уделу серпуховских князей, обособившемуся уже до середины XIV в. (по завещанию Ивана Калиты) [18, № 1, с. 7-8]. Эти оставшиеся села фиксирует духовная грамота серпуховского князя Владимира Андреевича 1406-1408 гг. [18, № 17, с. 45-50; 129, с. 290-291, 322]

Таким образом, проанализировав духовные и договорные грамоты московских князей, выявляются следующие села, находившиеся в “Городском уезде”. В духовных грамотах Ивана Калиты названы села: Астафьевское, Костянтиновское, Орининьское, Островьское, Копотеньское, Микульское, Малаховьское, Напрудское у города, Вяземьское, Домонтовьское, Семьциньское, Ясиновьское, Коломниньское, Ногатиньское, Деигуниньское, Тыловское, Аристовьское, Лопастеньское, село у озера, Михаиловское на Яузе, Новое селце [18, № 1, с. 7-8]. Эти села либо прямо названы московскими, то есть в “Городском уезде”, в последующих грамотах московских князей, либо локализуются исследователями вблизи Москвы. (Табл. П.2.4) Из перечисленных сел Напрудское, Семчинское на р. Москве, Аристовское и Михайловское на Яузе уже в XIX в. попали в черту города Москвы и локализуются лишь приблизительно [170, c. 34]. Вблизи от Москвы располагались также села Дейгунинское (Дегунино в 9 в. от Москвы, к северу) [114, c. 157], Коломнинское (Коломенское в 10 в. от Москвы, сейчас в черте г. Москвы) [114, c. 153], Ногатино (южнее г. Москвы, сейчас в пределах города) [170, c. 34; 52, с. 188]. Другие села известны уже ближе к окраине московского уезда: с. Ясиновское (Ясинево в 19 ½ в. от Москвы, к югу) [114, c. 153], Аристовское (Аристово-Пречистое в 18 в. к северо-западу от Богородска) [114, c. 152]. Село Лопастеньское и село у озера (Озерецкое), как уже было выяснено, находились в районе озер Круглого, Долгого и Нерского [170, c. 38; 269, с. 125]. Села Островское, Орининское, Константиновское, Малаховское и Копотенское (Капотня) располагались рядом к юго-востоку от Москвы, причем с. Островское – на р. Москве [114, c. 147]. С. Домонтовское, исчезнувшее к XIX в., согласно межевой грамоте 1504 г. лежало между реками Нахабной и Вяземкой [18, № 95, с. 381; 114, с. 152]. На р. Москве близ устья р. Вяземки, согласно той же грамоте, находилось с. Вяземское (Вяземеск) [18, № 95, с. 381; 170, с. 34; 266, с. 80]. Местонахождение остальных сел неизвестно. (Карта П.1.10)

Уже в завещании Семена Гордого появились новые села: Новое на Пупавне (возможно, оно упомянуто во втором варианте духовной Ивана Калиты как “Новое селце”) [18, № 1, с. 10], Илмовьское, на Клязьме Хвостовьское, на Сулишине погосте. (См. табл. П.2.4) Перечисленные села являлись не только недавно возникшими. Некоторые из них появились среди владений московского великого князя в результате конфискации боярских владений. После того, как боярин Алексей Петрович Хвост “вошел в коромолу” против великого князя Семена Ивановича, у него были отобраны владения, среди которых оказалось с. Хвостовское [170, c. 16]. Приобретение у московских бояр их вотчин – явление не редкое. Села Григорьевское Фаустова, Федоровское Свиблово были взяты великим князем Василием I из вотчин старинных московских боярских родов [170, c. 16; 86, с. 60].

Таким образом, территория московского “Городского уезда” включала в себя участок верхнего течения р. Клязьмы, среднее течение р. Москвы с ее левыми притоками Яузой, Пехоркой и правыми притоками – Вяземкой, Пахрой, Нищенкой и др. Все течение левого притока р. Пахры Десны также входило в состав “Городского уезда”. Правые притоки р. Пахры (Моча и Рожайка) оказывались на территории волостей из удела князя Андрея.

Местоположение боярских вотчин определяется путем анализа топонимических данных. По словам С.Б. Веселовского: “В междуречье Волга–Ока названия селений, изменяясь по районам, дают в общем довольно определенную картину: от 50 до 60 % названий происходят от имен или прозвищ владельцев земли или основателей селений” [89, c. 38-39].

Тверские бояре Пушкины, выехавшие в Москву в 1338 г. (после убийства тверских князей в Орде), получили вотчины, разбросанные по разным районам Московского княжества, но в основном их новые владения находились в московском “Городском уезде”. Так, на р. Уче, в 26 км от Москвы, намечается населенный пункт Пушкино (сейчас – город); в 3 и 21 км от Бронниц – еще 2 одноименных селения; в 15-16 км от Богородска (Ногинска) – также селение Пушкино; в 20 км от Москвы – Пушкино-Андриановское и т.д. [86, c. 62-63] Прозвищами представителей рода (Товарок, Рожон, Муса), живших в XV в., названы селения около Рузы (в 10 км), на р. Десне (в 25 км от Подольска), около Волоколамска и т.д. [86, c. 42-43, 63]

На стыке московских и дмитровских земель, в бассейне рек Малой Истрицы и притока последней Холохольни С.Б. Веселовский восстановил древнюю вотчину бояр Пушкиных, относящуюся к первой половине XV в. Села Бужарово, Синево-Семеновское, Дорна и другие, а также Мушков погост (центр Мушкова стана) принадлежали Пушкиным [86, c. 64-65].

Бояре Вельяминовы пришли из Владимира в Москву еще с князем Даниилом Александровичем (боярин Протасий) [86, c. 220]. Их вотчин не известно ни во Владимирском уезде, ни в других районах великого княжения, а вот возле Москвы, а также в Верее, Коломне и Дмитрове встречается множество топонимов, связанных со знатнейшим боярским родом. Например, села Протасово и Драчево с деревнями были вотчиной Ивана Васильевича Шадры Вельяминова [86, c. 220-221].

В конце XIII в. в Москву выехал также боярин Федор Бяконт – отец митрополита Алексея и родоначальник Плещеевых и других боярских родов [86, c. 220; 45, с. 194; 47, с. 123-124; 44, с. 121]. По предположению С.,Б.,Веселовского, именно при митрополите Алексее митрополичий дом получил Селецкую волость, ставшую средоточием землевладения многих московских бояр – митрополичьих слуг (Морозовы, Ховрины, Головины (с. Кузяево), Патрикеевы (с. Киево), Шеины (с. Ельдегино), Вельяминовы (с. Протасово-Бяконтово, дер. Ивановская) и др.) [86, c. 220].

По топонимическим данным восстанавливается вотчина боярина Окатия – современника Ивана Калиты. С именем Окатия и прозвищем его внука Тимофея Васильевича Волуя связано множество селений близ Москвы: с. Акатово-Лобаново на р. Пехорке, в 20 км от Москвы на восток; дер. Акатова на восток от Москвы, в 21 км от Бронниц; две деревни Окатовы – в Горетове стане Московского уезда и в волости Воре, при впадении р. Торгоши в р. Ворю [29, c. 145, 250]. На р. Ликове (притоке Десны) локализуется целая область, бывшая вотчиной Валуевых: дер. Акатова в 20 км от Москвы на юго-запад; на другой стороне р. Ликовы в 2 км от дер. Акатовой – дер. Мешкова (от Григория Михайловича Мешка Валуева); в 7 км ниже по течению р. Ликовы на левом берегу – с. Валуево-Покровское; с. Шильбутово на р. Ликове с 20 деревнями и пустым сельцом Негоцевым [86, c. 231, 232-233; 89, с. 41-42]. Роданачальник фамилии – Акатий – вероятно, был боярином Ивана Калиты [89, c. 42].

С именем боярина Окатия также связана, очевидно, Окатьева слободка, указанная в духовных грамотах Ивана Калиты в числе звенигородских волостей князя Ивана [18, № 1, с. 7, 9]. По мысли С. Б. Веселовского, Окатий был либо устроителем, либо владельцем этой слободки [86, c. 230].

В 1332 г. из Южной Руси по приглашению Ивана Калиты в Москву на службу приехал киевский “вельможа” Родион Нестерович со своим двором в 1700 человек (родоначальник бояр Квашниных) [33, c. 478-479; 103, с. 38]. Новоявленному московскому боярину было пожаловано “на приезд” “село во область, круг реки Восходни на пятинатцати верстах”, и “в вотьчину пол Волока Ламского” [33, c. 478]. Вероятнее всего, сведение о втором пожаловании искажено легендой, и оно представляло собой кормление [86, c. 265; 255, с. 47-48; 103, с. 36]. С. Б. Веселовский определил местонахождение вотчины боярина Родиона Нестеровича и его сына Ивана Квашни. Центром их владений было с. Тушино (ныне дер. Тушино) на берегу р. Москвы при впадении в нее р. Всходни. Около с. Тушина, на другой стороне р. Всходни, в 2-х верстах, находится с. Спасское, а возле последнего по той же реке – деревни Дудина, Петрова, Братцева и Юрова. Все эти селения, а также монастырь Спаса на Всходне (находился на окраине с. Спасского) являлись вотчиной Квашиных [86, c. 268]. Восточной границей вотчины было нижнее течение р. Хинки, а западной – нижнее течение р. Баньки [86, c. 269].

Развитие боярского землевладения в Московском княжестве и, прежде всего, приток многочисленных служилых людей из других княжеств, послужили важным фактором, способствовавшим крупным политическим успехам московских правителей в начале XIV в. Пришедшие из Южной Руси целые воинские контингенты служилых людей значительно усилили мощь Московского княжества, сумевшего решить невероятно сложные для маленького княжества политические задачи (получение великокняжеского владимирского стола, временное присоединение Переяславского и Нижегородского княжеств, захват Можайска и Коломны). Численное увеличение двора московских правителей не только способствовало, но и вынуждало вести активную внешнюю, в большинстве случаев, захватническую, политику. Экспансия Московского княжества на пограничные с ним территории была вызвана необходимостью обеспечить земельными владениями резко возросшее число служилых людей [103, c. 40]. Взаимовыгодное сотрудничество московских правителей, с одной стороны, и служилых людей – с другой привело, в конце концов к полному торжеству московской власти, сумевшей объединить разрозненные русские земли и дать отпор Орде.

 

Глава 3

Первые земельные приобретения

московских князей (до середины XIV в.)

---

Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 1214; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!