САМЫЕ ИЗВЕСТНЫЕ ЖЕРТВЫ ИНКВИЗИЦИИ 6 страница



Травницы собирали лекарственные растения в определённые дни, часто ночью или на рассвете, что не могло не вызывать страха и ужаса непосвящённых. Несмышлёный подросток-пастушок, увидев травницу, рассказывал затем в деревне о том, как шныряла ведьма в старых развалинах, оглядываясь по сторонам, и что-то бормотала себе под нос. Какой ужас! Ведь ведьма могла заметить подпаска и превратить его в ящерицу, черепаху или летучую мышь… Она собирала какую-то поганую траву, бледно-жёлтую с чёрно-красными, точно адское пламя, бороздками. А сам стебель растения – точно косматый человек, весь покрыт длинными, чёрными, липкими волосами.

Вот так и рождались легенды. Так травниц, которые могли помочь и помогали больным, объявляли колдуньями и волокли на костёр. А страшным растением была белена, обладающая не только опасными свойствами, но и болеутоляющими.

Другое из ряда таких же ядовитых лекарственных растений – белладонна, красавка, оказывающая успокоительное действие во время родовых болей.

Поскольку «ведьмовские травы», как правило, были ядовиты, то невежественные люди считали, что они от Сатаны, который использует эти средства для того, чтобы воздействовать на душу; с их помощью он даёт человеку забвение, любовь, грёзы, посылает любую страсть.

Самое удивительное, что лекарственные травы – или многие из них – ввели в обиход травниц сами монахи. Так, уже в раннее Средневековье разведение этих растений стало традицией, по крайней мере в бенедиктинских монастырях. Идеальным образцом целебного «огорода» стал «садик» («hortulus») монастыря Райхенау с пряными и лекарственными растениями, воспетый в VIII веке аббатом Валафридом Страбоном в его знаменитом одноимённом трактате, где приводится перечень растений. Большинство из них в начале IX века предписывал разводить в своих поместьях Карл Великий.

Но была и обратная связь: народные традиции в употреблении трав неизбежно оказывали влияние на монашескую медицину. Хильдегарда Бингенская (XI век) в своих трактатах рекомендует не только признанные авторитетными медиками древности растения, но и «местные» травы (72 вида). Алтей, например, хорош при кашле, одуванчик, как считалось, очищает кровь и улучшает пищеварение не хуже тмина, а снотворным эффектом обладают не только южные растения – мак, конопля, но и обыкновенная белена. Тюрингская ландграфиня Елизавета в 1231 году тоже лечила пациентов своего госпиталя в Марбурге преимущественно травами. В каменном декоре, по сей день украшающем её гробницу, можно распознать изображения многих считавшихся в те времена целебными местных растений – копытеня, лютика, плюща, переступени.

Ю. Е. Арнаутова пишет: «В народной медицине, магической по своей природе и сути, лечение травами основывается не только на их «естественных» целебных свойствах. Многие растения из тех, что применяются в народной медицине и вообще в магии, на самом деле не имеют или почти не имеют целебного эффекта. Так, на легендарном «лугу бессмертия» – Odains ackr, – который, по преданию, находится где-то в горах Исландии и даёт вечную жизнь и молодость всякому, кто туда попадает, росли тем не менее самые обычные травы – лютики, дикие ирисы, земляника.

Но лечение – всегда ритуал, и всякое средство в нём, даже самый простой отвар из трав, является тщательно разработанным ритуальным символом, о первоначальном, глубинном значении которого теперь можно строить только догадки. Роль растений в мифопоэтических представлениях и их использование в ритуальной практике в большей степени определяются наличием особого растительного («вегетативного») кода в культуре и принадлежностью к многочисленным системам классификации, нежели их «естественными» свойствами. К. Леви-Строс подчёркивал, что все растения и животные известны человеку не потому, что полезны, напротив, многие считаются полезными, так как уже известны, включены в единый глобальный классификационный комплекс, при помощи которого человек ориентируется в окружающем мире, а «причины, по которым общества выбирают для использования некоторые естественные продукты, что, в свою очередь, приводит к созданию особых обычаев, или же от них отказываются, зависят не только от присущих этим продуктам свойств, но также от придаваемого им символического значения».

Символическим значением или, иными словами, «магической силой» многие растения и другие предметы наделяются в культуре «автоматически», на уровне бессознательных коллективных представлений, в основе этого процесса лежат сложные семантические механизмы. К примеру, столь популярный в любовной магии и как средство от бесплодия корень мандрагоры имеет вид человеческой фигурки без головы. Нить, которой производили измерения больного, чтобы исцелить его таким образом, или которой связывали в пучки целебные растения – красного цвета, а красный цвет, как известно, в магической практике является субститутом крови. Чеснок, отгоняющий всякую нечисть, обладает резким запахом, так же как и рута, подобно многим ароматическим растениям нашедшая применение в культе мёртвых, – её сажали у могил, венки из неё возлагали покойникам на голову. Перед нами – простейшие формы семантизации, когда предмет наделяется символическим значением на основе его отдельных характеристик по форме, цвету, материалу. Каждая из этих характеристик в свою очередь может иметь дополнительный символический смысл (символика круга, креста, цвета) и может коррелировать с более общими классификаторами, характерными для мифологической модели мира, например, с основными семиотическими оппозициями: внутренний – внешний, живой – мёртвый, правый – левый, день – ночь и т.п.

П. Г. Богатырёв в своей работе о магических обрядах и верованиях в Закарпатье показал, что в большинстве случаев невозможно дойти до первоначального объяснения ритуала не только для доисторической индоевропейской эпохи, но даже для эпохи относительно недавней. Глубинная семантика ритуалов и их символов является достоянием коллективного бессознательного и недоступна носителям культуры, а те объяснения, которыми располагают их исполнители в исследуемый период, являются обычно вторичными и по прошествии времени меняются. Так, изменяющиеся условия жизни исподволь приводят и к изменениям мотиваций использования тех или иных лекарственных средств при определённых заболеваниях. В Средние века не последнюю роль в этих переменах сыграло распространение христианства.

Не только в «официальной» культуре – в иконографии, книжной миниатюре, архитектурной пластике, но и в фольклоре многие растения стали связывать с христианской символикой. Некоторые из них превратились в постоянный атрибут христианских персонажей (например, розы, лилии, вьюнки, маргаритки стали считаться цветами Девы Марии), а те, которым прежде молва приписывала связь с древними германскими богами, перешли под покровительство Христа, Богоматери, святых. По данным О. Говорки и А. Кронфельда, из 205 используемых в позднее Средневековье и в начале Нового времени растений названия по меньшей мере одиннадцати включали имена из христианского пантеона святых. Зверобой стал «травой св. Иоанна» (нем. Johanniskraut ), чабрец – «травой св. Марии» (нем. Marienkraut ), дудник или лесной дягиль (лат. Angelica silvestris ) – «ангельским корнем» (нем. Engelwurz ), а его ближайший родственник дягиль лекарственный (лат. Archangelica officinalis ) – даже «архангельским». Корень его издавна известен своими мочегонными и потогонными свойствами, а также как средство для улучшения пищеварения, с позднего Средневековья используется для ароматизации ликёров (бенедиктин, шартрез). Другое (народное) «христианское» название дягиля – «корень святого Бенедикта» (нем. Benediktuswurzel ).

Иногда практика использования какого-нибудь растения получала весьма пространное объяснение. Так, во времена чумных эпидемий середины XIV века распространилось убеждение, что колючник бесстебельный (Carlina acaulis ) – растение давно известное главным образом из-за своего корня, который вместе с сочным цветоложем образует довольно толстый стержень сладковатого миндального вкуса, обладающий потогонным, мочегонным и слабительным эффектом. Оно способно предохранить и от чумы, так как назначено для этого самим Господом. Как рассказывается в легенде, по-видимому тогда же и возникшей, однажды Карлу Великому (который жил за шесть столетий до эпидемии «чёрной смерти») во сне явился ангел и объявил, что Бог укажет ему средство против чумы: это будет то растение, в которое воткнётся выпущенная им поутру стрела. Проснувшись, великий император будто бы последовал указанию Провидения и, выйдя на крыльцо, пустил в воздух стрелу, которая и упала в куст колючника. «Отмеченное Богом» растение стали носить при себе для защиты от чумы и как средство против усталости, привязывали скоту, чтобы уберечь от мора, а также, как и прежде, готовили из него слабительный порошок для лошадей – putvis equorum .

Сбор трав и приготовление снадобий из них издревле сопровождались определённым ритуалом, предназначенным или наделить их магической силой, или активизировать уже имеющуюся. Едва ли существовало в Средние века хотя бы одно дикорастущее целебное растение, которое не собирали бы в строго определённое время, например, при убывающей луне, или до восхода солнца, или «пока не высохла роса», чистыми и пустыми руками, или, напротив, имея в руках что-нибудь железное, избегая прикасаться руками к земле, молча ли, с заклинанием или какой-нибудь иной церемонией. Мандрагору, например, чтобы лишить её изначальной вредоносной силы, долго мыли в проточной воде, которая ещё в дохристианской мифологии разных европейских народов считается очищающей и вообще благотворной во всех отношениях. Число стеблей, собранных в пучок, также не было произвольным: 3,7,9,72.

Церковь с подозрением относилась к сбору дикорастущих трав, всегда готовая видеть в этом род колдовства, однако их применение в медицинских целях всё же не возбраняла. Запрет был наложен только на ритуалы и заклинания, сопровождавшие сбор трав и приготовление лекарства, а также разного рода «колдовские», то есть немедикаментозные напитки.

Важно отметить, что, поскольку Церковь не отвергала ритуала как системы воздействия на внешний мир, она всеми силами стремилась заменить старые, сохранившиеся ещё со времён язычества ритуалы и заклинания на христианские. По мнению официальных теологов, травы действительно обладали целебной силой, но, как писал на рубеже X – XI веков англосаксонский проповедник и церковный реформатор архиепископ Эльфрик, эту силу вложил в них Бог, а не человек вызвал её своими заклинаниями. Как и все физические объекты, растения содержат божественные достоинства, которые могут быть активизированы только путём обращения к Богу, а потому альтернативу языческой (то есть древней народной) магии Церковь усматривала прежде всего в молитве и знаке креста. При сборе трав запрещалось произносить какие-либо заклинания, – и Церковь строго следила за этим, – зато рекомендовалось чтение «Отче наш» и «Верую». С конца X века набирает темпы и процесс замены архаических заклинаний, в том числе и произносимых обычно над травами, на христианские формулы-благословения. На исходе XIII века в обиход вошли также внелитургические, народные формулы благословений, существовавшие параллельно с подвергшимися христианской редакции старыми народными заклинаниями.

Формирование разнообразных христианских ритуалов, направленных на «усиление» целебного воздействия трав, непрерывно шло на протяжении всего Средневековья. Подобно большинству других форм «церковной магии», они включали в себя множество приёмов, позаимствованных из народной практики, и, соответственно, множество языческих символов. Так, для исцеления от эпилепсии касатик, пеон или руту связывали в 12 пучков и над каждым из них 9 раз (священное число в германской мифологии) читали «Отче наш». Растения высушивали и растирали в порошок, который затем должен был пролежать на алтаре в церкви в течение 9 месяцев. Лишь только тогда лекарство, как считалось, обретало целебную силу.

Подобно тому как в дохристианскую эпоху травы собирали в определённые, обычно связанные с языческими празднествами дни, уже в высокое Средневековье их сбор стали приурочивать к христианским праздникам, прежде всего ко дню Вознесения Марии (15 августа), Иванову дню, праздникам святого Петра и Пасхи. В эти дни травы освящали в церкви. Процедура церковного благословения трав стала отчасти своеобразной заменой «языческих» магических действий над ними. По данным А. Франца, благословляли барвинки, вербену, зверобой, валериану, репейник, укроп, монаший корень (арнику), мак, вереск, лютики, одуванчики, горчицу, лук, чеснок, можжевельник, полынь, пучки колосьев и полевых цветов. Из одних растений готовили целебные отвары, другие использовали скорее как амулеты. Пучки трав развешивали в доме, над порогом, на стенах, для защиты не только от болезней, но и от огня, молнии, непогоды (зверобой, к примеру, отгонял тучи с градом), вешали в скотном сарае, клали в колыбель младенцу и себе под изголовье, носили на шее. Именем святого Стефана, например, благословляли положенные на алтарь цветы, пучки которых подвешивали потом в доме «для здоровья». В праздник Семи спящих в Эфесе юношей (27 июня[60]) собирали вербену, которой лечились потом от головной боли и бессонницы. Некоторые растения считались едва ли не универсальными целебными средствами. Буквице, например, приписывали способность лечить не менее 72 болезней да ещё помогать в любовных делах, руту также применяли едва ли не при всех болезнях и для противодействия врагам – «видимым и невидимым» (возможно, здесь сыграла роль своеобразная, похожая на крест, форма её листьев)»[61].

Одной из тайн ведьм было также изготовление любовного напитка. Сведения относительно такого напитка и других приворотных средств, которыми пользовались ведьмы, обычно очень фантастичны.

Частое упоминание «варварскими правдами» и «покаянными книгами» разнообразных напитков из разряда тех, что, по общему мнению, mentes hominum turbant , то есть «извращают ум человека», свидетельствует о популярности в Средние века всевозможных «отворотных» и «приворотных» зелий, любовных напитков. Помимо этого, по словам Бурхарда Вормсского, «коварные женщины» умели готовить ещё и такие напитки (по-видимому, сильное снотворное), которыми опаивали своих мужей, чтобы беспрепятственно совершать адюльтер, пока те спят.

Любовные напитки были весьма различны. Одни из них вызывали возбуждение, волновали кровь, как все те возбуждающие снадобья, которыми изобилует Восток. Из других весьма опасны были напитки, с помощью которых можно вызвать всякого рода иллюзии, лишить человека воли, отдать его в полное распоряжение другого. Были, наконец, и такие, которыми хотели испытать силу страсти, узнать, до какой степени страстное желание может изменить все чувства, заставить всё, что имеет отношение к предмету любви, даже вещи весьма малоприятные, принимать как высшее благо.

Вернуть утерянную любовь старались при помощи «любовного» пирога. Пёкся такой пирог на пояснице обнажённого человека – дамы или кавалера, что, естественно, было нестерпимо больно. На спину клалась доска, на которой и разводился огонь. Вот уж воистину – любовь зла!

Пирог, пропитанный страданиями и любовью, подносится возлюбленному. И как только тот съедает этот подарок, странное волнение охватывает его, голова начинает кружиться, кровь приливает к сердцу. Он краснеет, он весь пылает. Он охвачен бешеной страстью, вечным, неутолимым желанием. Колдовство свершилось.

Каким образом ведьмы добивались результата? На этот вопрос не может дать однозначного ответа ни один человек. Наверняка они были сведущими травницами и хорошо знали возбуждающие эффекты растений. Но большую роль играло и внушение, в том числе и самовнушение. Современные врачи признают, что человек может излечиться только в том случае, если верит в своё выздоровление – получается эффект «самогипноза». Именно этим и пользовались знахарки, приготовляя свои настои из лечебных трав. Однако это – тема отдельного разговора, на который у нас в этой книге просто нет места.

«Диапазон применения трав в повседневной жизни был весьма широк, их использовали не только как целительные средства, но и как средства нанесения вреда. Изготовление разного рода вредоносных, тем более смертоносных напитков (morhferam pottorem ) каралось «варварскими правдами» и Церковью наравне с колдовством, разновидностью которого они, собственно, и считались, – пишет Ю. Е. Арнаутова.

«Как колдовские и противоречащие христианской морали расценивались также контрацептивные напитки. «Когда развратничают и хотят уничтожить свой плод, – сетуют авторы пенитенциалиев, – делают так, чтобы вытравить его своим колдовством или своими травами, так что плод или погибнет, или будет изгнан, или, если ещё не зачали, делают так, что и не зачнут». В напитки, предназначенные для прерывания беременности или для контрацепции, входили печёночница, лютик, душистая полынь, вермут, жёлтый люпин, одна из разновидностей можжевельника, спорынья. Во время месячных пили отвар, изготавливаемый из смеси календулы, петрушки, майорана, тимьяна, лаванды, тмина, розмарина, мирта, шафрана, а также маргариток и клубней кукушкиных слёзок. Считалось, что такой напиток воспрепятствует беременности в будущем, хотя, как видим, состав его был абсолютно «невинным»: календула обладает противовоспалительным эффектом, маргаритки – слабым кровоостанавливающим, а кукушкины слёзки – вообще никаким. Может быть, «особые» свойства приписывались напитку благодаря большому числу разных ароматических средиземноморских растений в его составе? Наличие этих же растений заставляет подозревать «научное» происхождение его рецепта.

Гораздо более эффективным и действительно народным средством прерывания беременности была спорынья – паразит ржи, грибок, содержащий ядовитые алкалоиды – эрготамин, эрготоксин – вызывающие сильные спастические реакции. Спорынья была общеизвестна в основном благодаря тому, что очень часто в низших слоях общества, которым был доступен только ржаной хлеб, заражённая ею мука вызывала отравления, порою принимавшие характер эпидемий, подобных, например, описанной в 1125 году в хронике Робера Дюмона.

Церковь выступала также и против распространённых снадобий из трав, которые, как считалось, лечили от бесплодия, и осуждала бездетных людей, надеявшихся обзавестись ребёнком, но «не от Бога, а с помощью нечестивых снадобий (sacrilegis medicamentis vel arbo– rum sucisу )». Вюрцбургский епископ Бурхард (VIII век) так отзывался об этом в своих проповедях: «…Кому Бог не хочет дать сыновей, пусть те не пытаются получить их с помощью каких-нибудь трав, или дьявольских филактерии (род амулета), или нечестивых ладанок»»[62].

Ведьмы, как считали в Средневековье, могли превращаться в волков сами и могли превращать в серых хищников других людей. Волки-оборотни крали из домов взрослых и детей и пожирали их.

Полагали, что превращение в волка – излюбленный способ дьявола вредить роду человеческому. В писаниях того времени мы находим указания на трактирщиков, которые якобы давали своим посетителям какие-то снадобья в сыре и таким образом превращали их в животных.

Надо сказать, что верование в оборотней существовало в той или другой форме во всех странах Европы. Оно в особенности было распространено там, где было много волков – в Норвегии, Ирландии, Греции, даже у нас в России. В Италии же ведьмы большей частью превращались в кошек.

Вера в оборотней принимала в некоторых местах Европы характер настоящей эпидемии. Всё дело в том, что существует особая форма безумия, во время которой больные воображают себя превращёнными в зверей. Так случалось и в Средние века. Многие воображали себя обросшими шерстью, вооружёнными ужасными костями и клыками и утверждали, что во время своих ночных скитаний они разрывали людей, животных и детей.


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!