Тереза Тальен. Переворот 9 термидора
Во время репрессий была арестована и красавица Тальен. Она попала сначала в Ла Форс, затем в Карм, где познакомилась с Жозефиной Богарне. Находясь в тюрьме и ожидая со дня на день приговора и казни, Тереза отправила своему любовнику Тальену знаменитую записку, повлиявшую на историю Франции: «Я умираю оттого, что принадлежу трусу».
27 июля (9 термидора), заседание Конвента началось с доклада Сен‑Жюста, но председательствующий прервал его и предоставил слово Бийо‑Варенну, который обвинил Робеспьера в стремлении захватить единоличную власть и унизить Конвент; вторым против Робеспьера, выступил Тальен. Их речи были с энтузиазмом встречены депутатами; Робеспьеру выступить не дали, его попытки прорваться к трибуне были встречены криками: «Долой тирана!». Депутаты потребовали его ареста.
Это и было сделано, но у Робеспьера оставалось еще много сторонников, тюремщики отказались принять арестованных, а на Гревской площади собралась огромная толпа. Робеспьера, Сен‑Жюста и других отвели в Ратушу, где находилось управление полиции. Национальная гвардия, верная Робеспьеру, двинулась на Конвент, но разогнать его не решилась: ведь Конвент считался национальным правительством и формально Робеспьер действовал от его имени.
Толпа, собравшаяся было на площади, устала ждать и стала расходиться. Между тем Конвент отправил к гвардейцам агитаторов, назначил новым командующим Поля Барраса и объявил вне закона всех участников восстания.
|
|
|
В ночь на 10 термидора жандармы и национальные гвардейцы ворвались в Ратушу, Робеспьер был ранен в челюсть или ему намеренно раздробили челюсть ударом приклада, чтобы лишить возможности говорить и агитировать. Кроме него было арестовано еще 22 человека. Суда над ними не последовало: на следующий вечер Робеспьер и его сторонники были гильотинированы на Гревской площади под крики толпы: «Смерть тирану!»
11 термидора были казнены еще семьдесят с лишним человек. Режим якобинской диктатуры пал. Тереза вышла на свободу, вскоре после этого Тальен помог освободиться Жозефине Богарне. Благодаря своему влиянию женщины смогли освободить еще многих других заключенных. Известна легенда о посещении в дальнейшем обеими подругами салона знаменитой гадалки Марии Ленорман. Первой она предсказала титул княгини, а второй – скорое замужество, благодаря которому она достигнет самого высокого положения и станет императрицей.
Во время якобинской диктатуры Софи де Кондорсе очень бедствовала. Забросив общественную деятельность и переводы, она вынуждена была открыть лавку, чтобы не умереть с голода. После термидорианского переворота Софи опубликовала свои переводы Адама Смита с обширными комментариями. Она пережила период Директории, империю Наполеона Бонапарта и дожила до реставрации власти Бурбонов. Более она не выходила замуж, уважая память погибшего мужа, хотя поддерживала близкие отношения с историком Клодом‑Шарлем Фареллом. Ее дочь Элиза вышла замуж за ирландского революционера, ее потомки живы до сих пор.
|
|
|
Глава 9 Коллаборационизм
«Когда я слышу слово «культура», то хватаюсь за пистолет», – эту фразу обычно приписывают Йозефу Геббельсу. На самом же деле это цитата из пьесы Ганса Йост, имевшей многозначительное посвящение «Адольфу Гитлеру с преданностью и любовью». В оригинале знаменитая фраза звучала чуть иначе: «…я снимаю свой браунинг с предохранителя».
Йост, написавший еще несколько профашистских пьес и повестей, получил от нацистского командования немало наград, а после войны был интернирован и провел три с половиной года в трудовом лагере. Половина его собственности была конфискована, публикации запрещены. А между тем, по свидетельству современников, Ганс Йост был порядочным человеком. В 1952 году, уже отсидев свой срок, он был фактически реабилитирован. И таких, как он, среди писателей и актеров‑музыкантов было немало!
|
|
|
Кто‑то примкнул к нацизму по идейным соображениям, кто‑то не разобрался, попав во власть иллюзии, иные просто хотели, чтобы им не мешали заниматься любимым делом, а были и те, кто поддался вдруг вспыхнувшей страсти и, полюбив одного конкретного человека, не обращал уже ни на что внимания. Герберт фон Караян, Анри де Монтерлан, Луи‑Фердинанд Селин, Юлиус Эвола, Норберт Жак, Арлетти… – разные люди, разный творческий потенциал, разный уровень дарования и интеллекта и очень схожие судьбы.
Вот придет доктор…
К числу многочисленных преступлений фашизма можно отнести и то, что нацизм фактически убил германский кинематограф. Наверное, сейчас многие и не поверят, что в десятые–двадцатые годы Германия была одним из лидеров мирового кинопроката, а немецкие режиссеры создавали один за другим яркие и самобытные фильмы. Необычный стиль, сложившийся в то время, получил название «экспрессионизма».
Вспомните новеллы Майринка и картины Мунка и попытайтесь мысленно соединить их воедино, чтобы получился фильм, – это и будет экспрессионизм. Кинематограф 20–30‑х годов в Германии был ярким, изысканным, вдохновенным, фантастическим и порой кошмарным… Все это погибло в начале тридцатых, когда почти все мастера эмигрировали в США. Никогда больше кино Германии не поднималось до такой высоты. Кинематографисты достаточно рано поняли, что их ожидает. Языком немого кино, они пытались предупредить свой народ: люди, приближается кто‑то страшный и злой. Он завладеет вашими умами, и вы окажетесь марионетками в его руках. И тогда весь мир превратится в сумасшедший дом. Так родились «доктора» Калигари и Мабузе – безумные злодеи, пытавшиеся завоевать мир.
|
|
|
«Кабинет доктора Калигари» (1920) Роберта Вине – едва ли не самый яркий фильм этого периода. Калигари, называющий себя доктором, – ярмарочный шарлатан, забавляющий людей с помощью живой куклы – сомнамбулы Чезаре, предсказывающего будущее. Этого сомнамбулу сыграл актер, впоследствии не раз названный великим – Конрад Фейдт. «Звезда немецкого экспрессионизма», «Один из величайших актеров мира», «Мастер безумия», «Король фантасмагорий», «Великий мистик» – такими эпитетами называли актера критики, нисколько не преувеличивая.
Его героя держат в коробке, словно куклу, и он кажется полностью лишенным собственной личности. Затем выясняется, что ночами, повинуясь воле Калигари, Чезаре совершает убийства. Направляя Чезаре, Калигари не преследует корысти, он – террорист, наслаждающийся ощущением своей власти. Цель его злодеяний – заставить провинциальный город трепетать.
Но однажды Чезаре, посланный с кинжалом к очередной жертве, влюбляется и выходит из‑под власти Калигари. Вместо того чтобы убить, он похищает девушку. Сомнамбулу преследуют и Калигари, и пробудившиеся жители города. Не выдержав гонки, Чезаре погибает. Калигари сходит с ума.
Все бы хорошо, кабы не эпилог: все герои фильма оказываются пациентами сумасшедшего дома, и все показанные события – лишь плод больного воображения. Ну а главный врач этой лечебницы очень похож на шарлатана Калигари – только не носит очков. Безумие, ирреальность всего происходящего подчеркивается и декорациями: действие происходит словно внутри картины художника‑авангардиста.
Актера Вернера Крауса, исполнявшего роль Калигари, этот фильм сделал «звездой». С тех пор он много снимался, получал главные роли в театральных постановках.
С новой властью у него сложились хорошие отношения, он участвовал в «особо ценных в государственно‑политическом отношении» фильмах.
В фильме «Еврей Зюсс» (1940), снятом в пику английской постановке, Краус исполнил пять разных ролей евреев, чтобы, по словам режиссера Файта Харлана, показать, «что все эти различные темпераменты и характеры… в конечном итоге имеют одни корни». Фильм был признан антисемитским, и после войны Крауса обвинили в коллаборационизме. В мае 1948 года состоялся суд, на котором актера отнесли к группе лиц, «запятнанных в незначительной степени». Приговор был достаточно мягким: уплата судебных издержек в размере 5000 марок. Краус смог вернуться в Вену и играл в театре до 1958 года, он прямо на сцене упал в обморок. Спустя год актер умер.
Примечательно, что партнер Вернера по фильму – Конрад Фейдт – повел себя в то время прямо противоположным образом. Будучи чистокровным арийцем, он завел обыкновение при заполнении документов писать в графе национальность – «еврей». Уехав в Англию, он снялся в английском фильме «Еврей Зюсс», вызвавшем ярость нацистов.
О возвращении в Германию не могло быть и речи. Фейдт отплыл в Америку, где еще несколько лет активно снимался в антифашистских фильмах. До конца войны он не дожил: в апреле 1943 года во время игры в гольф у него внезапно отказало сердце. Актер умер на месте.
Второй из «докторов» – Мабузе – не менее впечатляет. Он на самом деле был доктором – специалистом по гипнозу. Так же как и Калигари, этот злодей мог подчинять себе людей и навязывать им свою волю. Применял он свои способности первое время в игорных домах, разоряя своих партнеров по игре, затем круг его интересов расширился, и Мабузе захотел играть человеческими жизнями. Он создал шайку из воров и убийц, печатал фальшивые деньги, похищал людей… Его власть множилась, но не приносила ему счастья. В конечном итоге его собственный мозг не выдержал, и Мабузе сошел с ума. В отличие от аналогичного французского Фантомаса, Мабузе выглядел не опереточным злодеем, а вполне живым человеком, не лишенным привлекательности. Литературным отцом этого зловещего персонажа стал писатель Норберт Жак. Имя кажется незнакомым, а ведь его романы издаются до сих пор, и последний фильм про Мабузе был снят аж в 1990 году!
Причина опалы в том, что Норберт Жак считался коллаборационистом.
Норберт Жак родился 6 июня 1880 года в Люксембурге в семье состоятельного бизнесмена. Недоучившийся студент, несостоявшийся бизнесмен, бойкий въедливый журналист, он получил общеевропейскую известность как писатель – автор детективных и приключенческих романов. Злободневные статьи Жака пользовались успехом, но в 1903 году, иронизируя на политические темы, он перегнул палку и был уволен из газеты. Похожая история повторилась в следующем 1904 году, но в 1905‑м в Гамбурге ему улыбнулась удача: он устроился внештатным корреспондентом в журнал, посвященный путешествиям. Жак принялся переезжать из страны в страну, публикуя на страницах журнала свои путевые заметки. Во время этих странствий он познакомился со своей второй женой Маргаритой Самюэль, секретаршей сказочника и драматурга Артура Шницлера. Маргарита была еврейкой; к тому же она работала у Шницлера, поддерживавшего близкие отношения с сионистами. Этот факт впоследствии сыграл злую роль в судьбе Норберта Жака.
Но беды придут потом! Пока же молодые были счастливы: они оба любили путешествовать и растянули свой медовый месяц аж на целых шестнадцать, совершив кругосветное путешествие. Они побывали в Триесте, оттуда отплыли морем в Сингапур, затем в Китай, по реке Янцзы поднялись до самого Тибета, вернувшись к морю, отплыли в Сидней, а оттуда – Перу и затем в Рио‑де‑Жанейро.
Вернувшись в Европу, супруги Жак обосновались в Гамбурге. Норберт много писал, уже не только статьи, но и приключенческие романы, в одном из которых он по‑новому обыграл сюжет Робинзона Крузо, используя свои личные впечатления от путешествий. Он получил немецкое гражданство. Жена родила ему двух дочерей, его книги пользовались успехом, семья смогла позволить себе приобрести хороший дом, и жизнь казалась прекрасной.
В 1920 году Жак написал свой самый популярный роман «Доктор Мабузе – гений игры».
Спустя два года после выхода книги ее экранизировал великий немецкий режиссер Фриц Ланг. Фильм имел огромный успех!
Вдохновленный этим, Норберт Жак написал продолжение – «Завещание доктора Мабузе». В этой книге его герой покидал свое умирающее тело и превращался в подобие демона, вселявшегося в других людей и заражавшего их умы и души безумной жаждой власти. Мистическая составляющая сюжета была незначительной, в целом книга – как и первый роман – представляла собой хороший, крепко сбитый «открытый детектив».
Ланг экранизировал и эту часть. Фильм вышел на экраны в 1933 году, а в следующем – 1934‑м – был запрещен пришедшими к власти нацистами. Уж слишком яркой и недвусмысленной была аллегория!
Репрессий в отношении режиссера не последовало: Гитлер был поклонником его творчества. Особенно фюреру понравился фильм «Метрополис» – антиутопия о городе будущего, где «золотая молодежь» (белокурые атлеты в коротких шортах) ставит спортивные рекорды, а обезличенные измученные рабочие изнемогают от непосильного труда на подземных заводах. Гитлер вызвал режиссера к себе в кабинет, как утверждал потом сам Ланг, для того, чтобы предложить ему пост «руководителя германской киноиндустрии». Ланг горячо поблагодарил, заверил, что всю жизнь только об этом и мечтал, ну а вернувшись домой, собрал вещи и первым же поездом уехал в Париж.
Но Норберт Жак не хотел уезжать: у него здесь была работа, читатели, хороший дом… В 1938 году он был вынужден развестись с женой‑еврейкой, и Маргарита уехала в США. Две их дочери довольно легкомысленно решили остаться с отцом. Девушек страшил переезд, страшила неизвестность, им казалось, что дома в Германии, под защитой знаменитого отца, они в полной безопасности. Не столь уверенный в этом Норберт с помощью своих родственников оформил им гражданство Люксембурга, в некоторой степени защищавшее девушек от возможных преследований. Вплоть до 1945 года он писал в основном на исторические темы – например о юности Шиллера, – стремясь избегать современности. Однако порой к нему обращались представители властей и, напоминая о происхождении его дочерей, просили написать фашистскую агитку. Жак соглашался. Из‑за этого после падения нацизма 65‑летнего писателя интернировали по обвинению в коллаборационизме. В тюрьме он пробыл недолго: суд учел все обстоятельства и признал его сотрудничество с фашизмом вынужденным.
Норберт Жак писал и публиковался и после войны, снова вернувшись к теме доктора Мабузе. Он даже снова начал путешествовать – но уже не так интенсивно.
Умер писатель 15 мая 1954 года в городе Кобленец от сердечного приступа. За свою жизнь он создал более 50 книг, большая часть из которых уже забыта. Но его «Доктор Мабузе» живет! Сюжет о нем был экранизирован 16 раз, причем последний фильм вышел, как уже упоминалось – в 1990 году.
Фриц Ланг, переживший войну в Америке, в 1960 году еще раз вернулся к этому герою и снял фильм «1000 глаз доктора Мабузе», действие которого происходит в отеле, битком набитом камерами слежения.
Переработку романов в сценарии осуществила другая очень известная в то время писательница – Теа фон Харбоу, жена режиссера Ланга. Теа фон Харбоу обычно относят к писателям‑фантастам: это романы и сценарии «Женщина на Луне», «Метрополис», отдала она дань и историко‑приключенческому кино: роман и фильм «Индийская гробница». Наибольший ее вклад в развитие детектива и кинодетектива – это сценарий фильма «М» – триллера о том, как целый город ловил жестокого маньяка‑детоубийцу. Человек, заставший его в момент преступления, не мог в одиночку изловить злодея, и написав на ладони букву М (первую букву слова murderer – убийца), прижал руку к спине убийцы, оставив четкий отпечаток. Слух о том, что преступник помечен, распространился по городу с быстротой молнии, и началась травля. Ее роман с Лангом ознаменовался мрачным происшествием вполне в духе романов Теа: погибла первая жена режиссера. В качестве причины смерти врач указал: «несчастный случай, выстрел в грудь». Спустя два года после ее кончины Ланг и фон Харбоу поженились.
Десять лет они были вместе, затем разошлись, и Теа жила с любовником‑индусом (ундерменшем!), а затем, разойдясь с ним, в 1940 году вступила в нацистскую партию.
После войны Теа интернировали, но так как никаких преступлений за писательницей не числилось, ее оправдали. С конца 40‑х годов она участвовала в дубляже английских фильмов, написала несколько романов и сценариев.
Не только Германия…
Не только немецкий, но и французский кинематограф значительно пострадал от Второй мировой войны. С 1943 по 1946 год больше 20 тысяч женщин во Франции были обвинены в сотрудничестве с оккупантами и наголо острижены. Среди них были и знаменитости. Вчерашние звезды и кумиры, заподозренные в связях с оккупантами, в одночасье стали объектами ненависти.
Арлетти
Эта актриса считалась звездой французского кинематографа, ее называли одной из самых красивых женщин, когда‑либо появлявшихся на экране, она снималась у лучших режиссеров, в нее влюблялись, ей подражали – а потом вдруг, в одночасье публика сделала вид, что их вчерашнего кумира никогда не существовало.
Арлетти – такой псевдоним взяла себе Леония Батти – дочь начальника трамвайного депо и прачки. Она начала выступать на сцене с восемнадцати лет. Очаровав одного весьма состоятельного банкира, Арлетти стала его содержанкой. Он представил ее парижскому обществу, и Арлетти сумела завязать многие выгодные знакомства, в том числе с Коко Шанель, которая стала ее близкой подругой. Она участвовала во многих спектаклях, работала манекенщицей, позировала художникам, среди которых были Мари Лоренсен, Кис ван Донген, Мойше Кислинг и Жан‑Габриэль Домерг. В 1930 году Арлетти впервые снялась в кино. И снова ей сопутствовал успех! Саша Гитри, Жак Превер, Марсель Карне предлагали ей заглавные роли. Годы казались над ней не властными: снявшись в драме «Северный отель», уже сорокалетняя Арлетти ввела в оборот гламурное словечко «атмосфера», до сих пор популярное в глянцевых журналах.
Во время оккупации она сыграла свои лучшие роли в фильмах «Мадам Сан‑Жен» (1941), «Вечерние посетители» (1942) и «Дети Райка» (1945).
Вышедшая на экраны уже после освобождения Франции, эта картина имела оглушительный успех! Режиссер Марсель Карне и вся съемочная группа праздновали успех, а исполнительница одной из главных ролей отбывала срок в тюремной камере, обвиненная в коллаборационизме.
А дело было в том, что у французской кинозвезды был роман с офицером Люфтваффе – Гансом Юргеном Зерингом, начавшийся еще в марте 1941 года. Возможно, будь Арлетти не столь известна, ей бы простили эту связь, так как за самим Зерингом никаких военных преступлений не числилось. Но для кинозвезды, для кумира миллионов подобный роман был совершенно недопустим. Арлетти была арестована и предстала перед судом. Но она вовсе не собиралась каяться! «Их просто не надо было сюда пускать», – заявила она суду, намекая на быструю капитуляцию Франции в 1940 году. Второе ее высказывание, попавшее в газеты, было еще более провокационным: «Мое сердце принадлежит Франции, но моя задница – интернациональна».
Так актриса угодила в концентрационный лагерь, затем в тюрьму, а потом еще два года пробыла под домашним арестом. В течение трех лет ей было официально запрещено сниматься в кино.
Со своим любовником Арлетти больше не встретилась: после войны Зеринг оказался в ФРГ, женился и работал в консульстве ФРГ в Верхней Вольте, где в 1960 году погиб от зубов крокодила.
В конце сороковых годов Арлетти попыталась вновь возобновить свою карьеру, но не слишком удачно: два фильма, в которых ее начал снимать ее близкий друг Марсель Карне, так и остались незаконченными. А в 1957 году звезда попала в аварию и потеряла зрение. Умерла она в 1992 году в возрасте 94 лет.
Почти такая же судьба постигла и Жослин Гаэль – актрису, некогда популярную, а ныне совершенно забытую. Она блистала на экране в 30‑е годы, снимаясь вместе с ярчайшими звездами, пользовалась большим успехом в сороковые – а выход своего последнего фильма «Удар головой» в 1944 году встретила в тюрьме. Дело в том, что за год до этого она бросила своего мужа Жиля Берри ради гестаповца Тони Санье, руки которого были по локоть в крови. Что привлекло ее в этом человеке? Может быть, роскошная жизнь, которую он ей обеспечил? Кто знает…
После освобождения страны они оба были арестованы. Тони приговорили к расстрелу, а в отношении Жослин ограничились запретом на киносъемки. Этот относительно мягкий приговор был обусловлен ходатайством ее мужа – Жиля Берри, который продолжал любить свою неверную красавицу‑жену. Больше на экран Жослин не вернулась.
Актриса Мирей Бален , «женщина‑вамп», была в предвоенной Франции очень популярна, снявшись в нескольких фильмах с молодым Жаном Габеном. Ее карьера и личная жизнь складывались удачно, пока осенью 1941 года Мирей не влюбилась. Дело в том, что объектом ее страсти – причем вполне взаимной – стал молодой немецкий офицер Бирл Дезбок. Они были вместе три года. После освобождения Парижа они попытались бежать в Италию, но их задержали бойцы французского Сопротивления. Самого Дезбока убили на месте, а Мирей Бален была ими изнасилована, избита и отправлена в тюрьму, где она пробыла несколько месяцев.
В январе 1945 года Мирей Бален освободили, запретив ей сниматься на протяжении года. Ее имущество было разграблено, ее карьера рухнула. Прежние знакомые ее избегали.
К тому же актриса подцепила сыпной тиф. С тех пор в ее жизни были лишь болезни и алкоголь. Прежде красивое лицо актрисы изуродовала кожная болезнь. В ноябре 1968 года Мирей Бален, сломленная и всеми забытая, умерла в больнице под Парижем от цирроза печени и последствий перенесенного менингита.
Дита Парло – урожденная Грета Герда Корнштедт – еще одна актриса, карьеру которой сломала Вторая мировая война. Нет, в отличие от Арлетти, Мирей и Жослин, она не спала с немцем – Дита сама была немкой. Именно это ей и поставили в вину, отправив в 1945 году в лагерь для интернированных в Дранси. Наверное, патриотам было до слез обидно, что актриса, сыгравшая в двух культовых фильмах, ставших визитными карточками национального кинематографа – совсем даже не француженка, а германская подданная. Это были фильмы «Аталанта» (1934) Жана Виго и «Великая иллюзия» (1937) Жана Ренуара (сына знаменитого художника).
Дита никогда не считалась совершенной красавицей: огромный, слишком высокий лоб, тонкая переносица, запавшие глаза, носик – утицей… Ее лицо было неправильным – но очаровательным. «Открыл» актрису Виго – гениальный юноша, проживший всего 29 лет, не имевший никакого кинематографического образования и успевший снять только лишь три фильма – «Ноль за поведение», «По поводу Ниццы» и «Аталанта». Все три позднее были объявлены шедеврами и считаются классикой мирового кинематографа.
Звездой ее сделала «Аталанта» – нехитрая, но в высшей степени поэтичная история размолвки и примирения двух новобрачных.
Сюжет «Великой иллюзии» пересказать сложнее. Назван фильм по книге британского экономиста Норманна Энджела, доказывавшего бесполезность войны. Речь в нем идет о разделении людей: по классам, по нациям. Причем если социальное разделение признается реальным, то национальное – объявляется фикцией. «Иллюзия» – это… патриотизм. Или, чтоб никого не оскорбить – «ура‑патриотизм», «национальная идея».
Дита Парло играла немецкую фермершу, давшую приют бежавшим из плена французам. С одним из них Моришалем – его играл Жан Габен – у нее завязывается роман, хотя женщина не говорит по‑французски, а герой Габена – по‑немецки.
– Как сказать «голубые глаза»? – спрашивает лейтенант Моришаль, любуюсь красотой героини Парло и ее маленькой дочери.
– «Die blaue Augen», – переводят ему.
Эта фраза повторится в фильме еще несколько раз, сделавшись чем‑то вроде объяснения в любви.
Фильм был запрещен в Германии министром нацистской пропаганды Йозефом Геббельсом, который назвал его «кинематографическим врагом № 1» и в дальнейшем приказал уничтожать все копии фильма, попадавшие в руки нацистов. Считалось, что картина погибла, но американские войска нашли единственный сохранившийся негатив в Мюнхене в 1945 году (причем хранили его, как ни странно, сами немцы). Лента была восстановлена.
Ведущий французский модельер и одна из самых элегантных женщин Парижа – Габриэль Шанель – тоже была обвинена в коллаборационизме. Современная мода обязана этой женщине многим: маленькое черное платье, которое можно носить и днем, и вечером, в зависимости от аксессуаров; небольшая стеганая сумочка на длинной цепочке (до этого женщины знали лишь неудобные ридикюли на коротких ручках), духи «Шанель № 5» – все это появилось благодаря таланту Коко.
В 1939 году из‑за начала Второй мировой войны Коко закрыла все бутики и дом моды, но из Парижа не уехала.
В июне 1940‑го ее племянник был взят в плен немцами.
В попытке помочь ему Коко обратилась к немецкому дипломату Гансу Гюнтеру фон Динклаге, с которым давно была знакома.
Красивый галантный немец действительно помог Шанель. Благодарная Коко продолжила с ним встречаться. Во время свиданий Ганс предусмотрительно избегал немецкого языка, чтобы не раздражать француженку, предпочитая говорить по‑английски. Он развлекал ее остроумными шутками и разделял многие из ее интересов. Ганс был моложе Коко на тринадцать лет, но несмотря на разницу в возрасте, у них завязался роман.
По некоторым сведениям, этим ее связь с немцами не ограничилась: Коко пыталась выступить в качестве секретного агента и встретиться с Уинстоном Черчиллем для организации сепаратных англо‑германских переговоров. Для этого Габриэль ездила в Париж, но Черчилль был болен, и никакой встречи не состоялось. По окончании войны на нее, в связи с этим, навесили ярлык пособницы фашистов.
Приговор был мягок: Шанель выслали из страны. Она уехала в Швейцарию, где продолжила встречаться с Гансом Гюнтером фон Динклаге, избегшим ареста.
Вернулась в мир моды Шанель лишь в 1954 году.
Саша Гитри
В тюрьму попал и самый выдающийся драматург, режиссер, актер и продюсер того времени – Саша Гитри. Он был сыном Люсьена Гитри – знаменитого в свое время актера михайловского театра в Петербурге. Назвали мальчика в честь императора Александра III, который и стал его крестным отцом.
Саша был фантастически талантлив, казалось, ему все давалось легко: он мог в считаные дни написать пьесу, поставить ее на сцене или экранизировать, не тратя на это видимых усилий – и добиться оглушающего успеха. В 30‑е годы Гитри предлагали избраться во Французскую академию. Гитри отказался, потому что необходимым условием являлся отказ от актерской деятельности. В 1939 году он стал членом Гонкуровской академии.
В период немецкой оккупации Гитри не покинул Париж и не прекратил режиссерской и актерской деятельности. Он продолжал ставить пьесы и фильмы, продолжал смешить и развлекать зрителей. Гитри никогда не был фашистом, никогда никого не предавал и не разделял нацистскую идеологию, он просто не собирался менять образ жизни и, со свойственным ему легкомыслием, продолжал делать вид, что войны нет. Гитри избрал самую мягкую форму протеста: не разрешал ставить свои пьесы в Германии, позволял себе хлесткие остроты в адрес немецкого командования, порой конфликтовал с оккупационной цензурой и никогда не отказывал своим друзьям, если те просили заступиться за своих близких, подвергшихся аресту. Так, вместе с Коко Шанель он сумел добиться освобождения из лагеря смерти мужа‑еврея их близкой подруги писательницы Колетт.
После освобождения Гитри был арестован. Его продержали под стражей 60 дней, так и не сумев предъявить никаких конкретных обвинений. Гитри ставили в упрек то, что он наслаждался роскошью, в то время как нация терпела лишения, обвиняли в снобизме, эгоизме, зазнайстве…
Актер Мишель Симон: «Я не встречал человека скромней. У него была одна мания: он сомневался во всем. И никогда ничего не утверждал наверняка. Он был прямой противоположностью той позорной репутации, которую нашей эпохе угодно было приписать ему в отместку за то, что он был слишком велик для нее!»
Общественное мнение было не на стороне Гитри. Режиссер сумел вернуться к работе лишь в 1947 году – и снова принялся ставить комедии, но лишь более «черные» и язвительные.
Тино Росси – актер и певец, исполнитель танго корсиканского происхождения – тоже был винен в коллаборационизме. В 30–40‑е годы он считался одним из эстрадных идолов, воплощая модный в то время тип «латинского любовника». Его пластинки выходили огромными тиражами, и он снялся более чем в двадцати пяти фильмах. В него влюблялись, его боготворили, поклонницы толпами ждали его после концертов, мечтая заполучить автограф или хоть кончиками пальцев дотронуться до своего кумира.
Во время фашистской оккупации его карьера не прервалась, а напротив – достигла своего пика. Сладкие мелодии, романтические стихи про любовь и кровь относились к жанру, который нацисты приветствовали: эти далекие от жизни песни успокаивали население и отвлекали от злободневных проблем. В 1944 году, после освобождения Франции, он был арестован и обвинен в сотрудничестве с оккупантами. Три недели он провел в тюрьме. Ему инкриминировали связи с гестапо и участие в наборе «добровольцев» для отправки на военные заводы в Германии. Приговор был достаточно мягок: певца осудили на небольшой срок принудительных работ, но его карьера рухнула. На сцену он сумел вернуться лишь в 60‑е годы.
Его коллега Робер де Виган, популярный в тридцатые годы актер, тоже был обвинен в коллаборационизме, причем вполне заслуженно: он вступил в профашистскую Французскую популистскую партию, пропагандировал антисемитизм и призывал к сотрудничеству с оккупационными властями. Совсем нехороший оттенок его словам и поведению придавало то, что в 1935 году он сыграл свою самую значительную роль – роль Христа в фильме «Голгофа», и многие помнили его именно в этом образе. В конце войны он пытался бежать из Франции вместе со своим другом скандально знаменитым писателем Луи‑Фердинандом Селином , имевшим на него большое влияние, на юг Германии, куда переехало правительство Виши. Оба были арестованы: Селин в Дании, Виган – при попытке пересечения швейцарской границы.
Селин: «Человек человечен настолько, насколько курица способна к полету. Когда она получает поджопник, когда автомобиль ее подкидывает в воздух, она взлетает до самой крыши, но тут же падает обратно в грязь, клевать навоз… Это ее природа, ее призвание. У нас, в обществе, все точно так же. Самой последней мразью мы перестаем быть лишь под ударом катастрофы. Когда все более или менее улаживается, наше естество возвращается галопом».
Луи‑Фердинанду Селину нравилось шокировать общество человеконенавистническими романами. В 1936 году, побывав в Советской России и преисполнившись отвращения к этой стране, издал памфлет Mea culpa – Моя вина, в котором безжалостно разоблачал порочность коммунистической идеологии.
Селин: «Материалистический Коммунизм – это прежде всего материя, а когда речь о материи, никогда не побеждает лучший, всегда самый циничный, самый коварный, самый хамский. Вы только посмотрите на этот СССР, как быстро там очухались деньги! Как они мгновенно восстановили свою тиранию! к тому же возведенную в куб! Ему только нужно польстить, и Попю все примет! все проглотит! Там он, человек толпы, стал омерзительным от самомнения, от самодовольства, причем все большего по мере того, как его все глубже опускали в жижу, все надежней ограждали от мира! Вот в чем ужасающий феномен. Чем больше он делает себя несчастным, тем больше и впадает в спесь! С конца религиозных верований правители превозносят все его изъяны, весь его садизм и держат его в своей власти только благодаря его порокам: тщеславию, властолюбию, стремлению к войне, одним словом – к Смерти. Необыкновенной ценности трюк! Они его переняли в десятикратном размере! Они гробят Человека нищетой, а к тому же самолюбием! Тщеславие на первом плане! Самомнение убивает, как все остальное! Лучше, чем остальное!»
Был ли Селин фашистом – вопрос дискуссионный. Сам он никогда не признавал себя им, утверждая, что он никогда не удостаивался от оккупационного режима никаких наград и никогда не посещал нацистскую Германию. «С приходом немцев я полностью перестал заниматься еврейской темой, тем более что прежде стремился вовсе не к войне, а к миру. Не помню, чтобы с 1937 года я написал хоть одну строчку антисемитского содержания», – заявлял Селин. В написанной уже в тюрьме «Защитительной записке» он напоминал, что с приходом Гитлера к власти все его романы были запрещены в Германии, и этот запрет соблюдался очень строго.
Селин: «Под запрет попали не только романы, но и памфлеты (кроме, кажется, нескольких страниц из “Безделиц”, да и те урезанные, перекроенные, неполноценные). Немецкая критика всегда замалчивала мои произведения, как литературные, так и политические…Между тем многие французские писатели из числа так называемых антифашистов и участников Сопротивления встречали теплый прием в Германии при нацистском режиме, столь беспощадном к моим книгам. При нацистах переводились, печатались, ставились на сцене, поднимались на щит Мориак, Моруа, Мартен дю Гар, Жюль Ромен и т. д.;…Но их никто сегодня не трогает. Они свободно разгуливают по Парижу. Похоже, 75‑я статья не для них. И только я, никогда ни для одной газеты и строчки не написавший, микрофона в глаза не видевший, только я арестован, брошен в тюрьму, только мне угрожает приговор…
Исходя из написанного мною, можно было, разумеется, предположить, что я стану ярым сторонником немцев, но произошло как раз обратное! Превратить подозреваемого в виновного, поставить все с ног на голову, всех одурачить, прибегая к клевете, наглой лжи, фальсификации, выдумкам – излюбленное развлечение всех революций, привычный спорт фанатиков. Использовать возбуждение толпы, чтобы обезглавить ненавистного соперника, – такой фокус не вчера придумали. Это у них называется “карать”… Меня изо всех сил стремятся заставить платить за то, что я писал до войны, хотят, чтобы я искупил мои литературные успехи и тогдашнюю полемику. Все дело в этом». Но несмотря на столь эмоциональную и аргументированную защиту, Селина сделали козлом отпущения. По сути, его осудили именно за его взгляды, а не за дела.
На процессе в защиту его друга Вигана свидетельствовали многие видные французские актеры и режиссеры с безупречной репутацией, доказывая, что виной всему Селин, а Виган просто был не в силах противостоять его злой воле. Но суд не внял их словам, приговорив актера к десяти годам исправительных работ, поражению в правах и конфискации имущества. Спустя три года его амнистировали, и Виган покинул Францию. Умер он в 1972 году в Аргентине в крайней бедности.
Селин тоже попал под амнистию. В 1951 году он поселился в парижском пригороде Медоне и вернулся к своей основной профессии – врача. Забыв свои человеконенавистнические взгляды, он честно старался искупить свою вину, практикуя в качестве врача для бедных. Новый шумный литературный успех пришел к нему уже перед самой смертью, после появления первых двух томов автобиографической трилогии («Из замка в замок» (1957) и «Север» (1960), третий, завершающий том увидел свет только в 1969 году, через восемь лет после смерти автора.
Не все коллаборационисты дожидались суда. Писатель‑фашист Пьер Дриё Ла Рошель покончил с собой. Получилось это у него с третьей попытки. Первую он совершил в августе 1944 года, приняв смертельную дозу люминала, но его спас неожиданный приход Габриэль, прислуги, успевшей вызвать «скорую помощь». Всего через несколько дней, в больнице, Дриё вскрыл себе вены, но на этот раз ему снова не дали умереть: в его палату зачем‑то зашла санитарка. Отложив смерть на полгода, чтобы написать исповедальный очерк «Рассказ о сокровенном», Пьер Дриё Ла Рошель совершил наконец свой уход из жизни мартовским утром 1945 года, когда никто не мог ему помешать – он принял три упаковки снотворного и для верности открыл газовый кран. В оставленной записке была лишь одна строчка: «На этот раз, Габриэль, позвольте мне уснуть». Ему было 52 года.
Фашистские идеи притягивали этого автора с молодых лет. К тридцатым годам он, по его собственному признанию, был уже «законченным фашистом» и приветствовал приход к власти Гитлера. В 1934 году он издал книгу «Фашистский социализм», где безо всяких экивоков, четко и откровенно изложил свои взгляды:
«Я полагаю, что инстинкт насилия настолько же необходим, извечен и плодотворен для человека, как и инстинкт половой…, он… таится внутри всякого чувства ответственности, внутри любой жажды самопожертвования».
«”Идеология” – это сила, стремящаяся перебороть другую силу, воплощенную в чужой идеологии: “Любая война предстает как антагонизм двух идеологий <…>. Мнения противопоставляют не только индивидов, но и целые народы… Природа вещей заключается в том, чтобы одни помыслы вступили в столкновение с другими; именно тогда начинает звучать музыка и раздается вечный рокот барабана войны… Я стану работать и уже поработал во имя установления фашистского режима во Франции, но и завтра я останусь столь же свободным по отношению к нему, каким был вчера”».
В 1936 году он вступил в профашистскую Французскую народную партию, а в 1939‑м вышел из нее, потому что ФНП показалась ему недостаточно фашистской. Сразу после капитуляции Франции (1940) он пошел на прямое сотрудничество с оккупационным режимом, приняв предложение германского посла об издании литературно‑художественного журнала. Жертвой этой сделки стало интеллектуальное издание «Нувель Ревю Франсез», под руководством Дриё Ла Рошеля, превратившееся в рупор коллаборационизма. Поражение нацизма стало для писателя личной трагедией. Вот что он писал после отставки Муссолини:
«Так вот что такое фашизм! Сил у него оказалось не больше, чем у меня – философа в халате, проповедующего насилие… Марксисты были правы: фашизм в конечном счете – всего лишь буржуазная самозащита… Не будь я так стар… я должен был бы стать солдатом СС».
В июне 1944 года после высадки союзнических войск в Нормандии он констатирует: «Я мог бы уехать в Испанию, в Швейцарию, но нет… Я не хочу отрекаться, не хочу скрываться, не хочу, чтобы ко мне прикасались грязные лапы…
У меня нет ни малейшего желания унижаться перед коммунистами, тем более перед французами, тем более перед литераторами. Я, стало быть, должен умереть…
Я боюсь бесполезных унижений… Лучше будет, если я спокойно и достойно… покончу с собой в подходящее время».
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 180; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!