ЧТО МОГУТ ФИНАНСЫ ПРИ СОЦИАЛИЗМЕ

Все руководство наркомата финансов выражало стрем­ление решать вопросы, относящиеся к его компетенции, не только исходя из практики, но и на твердой научной основе. Скажу сразу, что в полной мере добиться этого удалось да­леко не сразу, ибо не было достаточно сложившейся теории советских финансов. Действительно, тогда имелось еще срав­нительно немного специальных работ, посвященных конкрет­ным проблемам финансов в условиях социализма. Основная часть работ касалась финансов переходного периода. Но дело заключалось не только в этом, а и в субъективном мо­менте. То, что раньше казалось мне давно решенным и оче­видным, теперь представало в ином свете.

ЦК ВКП(б) требовал от сотрудников наркомата знания со­стояния дел не только в экономике, но и в стране в целом, ибо на той или иной стадии каждое мероприятие упирается в его материальное обеспечение. ЦК партии подходил здесь к вопросам как рачительный хозяин. Партия постоянно на­правляла наркомат финансов на решение нашей ведомствен­ной триединой задачи: накопление средств— разумная их трата— контроль рублем. Во все годы наши финансы несли именно эти функции, иногда более, а иногда менее удачно.

Одной из сторон моей деятельности на новом посту, с ко­торой я ранее почти не сталкивался, явилась необходимость постоянно находиться в курсе процесса накопления государ­ственных сокровищ. Всем известный ныне Алмазный фонд СССР тогда не был обнародован. Однако он не оставался не­изменным, а непрерывно пополнялся. Как раз в 1938 году, ко­гда я вплотную занялся этим вопросом, были найдены неко­торые алмазы для фонда, правда мелкие, уральские.

Знаменитых ныне якутских алмазов тогда еще никто не знал. Всемирно прославившиеся кимберлитовые трубки «Ай- хал», «Мир», «Удачная» в те годы хранили еще свои сокровища глубоко под землей, втайне от людей. Быстрее шло пополне­ние Алмазного фонда платиновыми и особенно золотыми са­мородками. Из числа попавших в него находок 1938 года упо­мяну, в частности, уральскую плоскую удлиненную плотную массу весом 1,068 килограмма; колымскую плотную плитку весом 3,481 килограмма; уральскую пористую плитку весом 1,389 килограмма; уральскую плотную плитку весом 1,054 ки­лограмма. В современном каталоге золотых самородков Ал­мазного фонда они числятся под номерами 34, 42, 44 и 47.

Знакомясь с «миром» драгоценных камней, я погрузил­ся в изучение таких вопросов, относительно которых имел раньше весьма туманное представление: узнал, как ценятся разные камни исходя из их чистоты, размера и игры сложно ограненной поверхности; чем ограночные камни отличают­ся от поделочных, затем от камней органического происхож­дения (жемчуг, янтарь, кораллы) и искусственных (например, от стеклянных страз). Узнал, как работают ювелирно-граниль­ные фабрики и как трудятся на них ковщики, литейщики, че­канщики, гравировщики, обронщики, сканщики, басманщики и травильщики. Побывал на заводе по чернению серебра в Великом Устюге, и старые мастера показали мне, как произ­водится гильоширование по металлу. Посетил несколько дру­гих ювелирных предприятий и прослушал на одном из них лекцию о том, как создаются крапоновые закрепки, когда ка­мень без оправы, схваченный лапками, висит в виде прозрач­ной капли.

Пришлось вплотную изучить проблему эксплуатации мо­нетной регалии. Практически ни на один день не приходи­лось забывать тезис К. Маркса о том, что «серебряные и золо­тые товары, совершенно независимо от своих эстетических свойств, могут быть — поскольку материал, из которого они состоят, представляет собой денежный материал — превра­щены в деньги, так же как золотые деньги или золотые слит­ки могут быть превращены в эти товары».

Изделия из драгоценных металлов обязательно клеймят­ся (это правило не распространяется на изделия прошлых столетий, например, на найденные в кубышках клады, кото­рые не подлежат промышленному аффинажу и будут исполь­зоваться иным путем — в музейной экспозиции и т. п.). Клей­мо служит знаком прохождения через государственный кон­троль и обозначает качество металла. Ведающие клеймением пробирные управления взвешивают и учитывают драгоцен­ные металлы. В СССР с 1924 года они делают это в метриче­ских единицах. В 1927 году у нас были приняты новые клей­ма: начали изображаться голова рабочего с молотом и шифр в виде греческих букв. За два года до того как я стал нарко­мом, советские ювелирные фабрики получили именные клей­ма, а через восемь лет после Великой Отечественной вой­ны было введено добавление к именнику последней цифры данного года. Например, «ТЗО» означает Таллинский завод, 1960 год. С 1958 года драгоценные металлы метятся новыми клеймами: серпом и молотом на фоне пятиконечной звезды с русскими буквами. Каждая инспекция пробирного надзора имеет свою букву. Скажем, «В» означает Костромскую инспек­цию, «Г» — Тбилисскую, «Д» — Львовскую.

Работающие по металлу ювелиры трудятся в СССР на го­сударственных предприятиях. Еще в 20-е годы было созда­но Московское ювелирное товарищество. Оно подчинялось непосредственно наркомату финансов. В 1927 году его пе­редали в подчинение конторе ювелирных изделий Мосторга, а через десять лет возник Главювелирторг (ГЮТ), 20 кон­тор которого охватили весь СССР. За год до моего ухода с по­ста министра ГЮТ разделили на отделения, самостоятельно функционирующие в наших республиках. Особняком от их деятельности стояла деятельность организаций и предпри­ятий, чеканивших из драгоценного металла монету. Правда, еще Первая мировая война серьезно подорвала обращение такой монеты. Перед 1939 годом оно сохранялось за рубе­жом, но Вторая мировая война покончила с ним. У нас в стра­не порою бытовали дензнаки сразу из металла простого и драгоценного. В годы Гражданской войны и некоторое вре­мя после ее окончания имела хождение совершенно фанта­стическая по нынешним представлениям монета. Назову от­дельные образцы из прошлого.

В Армавире в 1918 году оказался некий австрийский во­еннопленный. Он вырезал штемпель, с которого местные вла­сти чеканили боны из сероватой меди. Еще любопытнее киев­ские боны 1921 года. Их штамповал кооператив «Разум и со­весть», пытавшийся «овеществить» в них человеческий труд и поместивший поэтому на бонах надпись: «Пуд хлеба — рубль труда». В 1922 году Петроградская шорно-футлярно-чемоданная фабрика чеканила собственные боны из бронзы, а Николо-Павдинский кооператив на Урале — кредитные марки из особого сплава. На последних красовалась надпись: «Едине­ние — сила». Тем временем Советское государство накапли­вало платину, золото, серебро, восстановило в 1921 году Пет­роградский монетный двор и пока что начало чеканить день­ги из драгоценных металлов про запас. Имея на себе даты за три предшествующих года, эти деньги были пущены в об­ращение только после денежной реформы 1924 года. Ис­ключением явился золотой червонец с гербом РСФСР, еще в 1923 году употреблявшийся для заграничных платежей.

Когда осуществлялась эта реформа, часть заказов на изго­товление монет из-за нехватки машин передали англичанам. Лондонский монетный двор чеканил нам полтинники. От ле­нинградских они отличаются инициалами «ТР» (Томас Рос) на боковом гурте. Бирмингемский монетный двор снабжал нас медными пятаками, а в СССР медную монету изготовлял ле­нинградский завод «Красная заря». Вся эта монета еще копи­ровала дореволюционную по весу, пробе и формату. Потом окрепшее социалистическое денежное хозяйство позволи­ло нам отойти от старых образцов и отказаться от иностран­ных услуг. В 1926 году медную чеканку сменила бронзовая, а через пять лет серебро было заменено никелем. Самым дол­говечным пока что оказался у нас тип монеты 1935 года. Он сохранялся вплоть до 1961 года. Менялось лишь число вит­ков ленты на колосьях герба в зависимости от числа союзных республик. В последний раз монеты образца 1935 года у нас в стране чеканились в 1957 году.

Знакомясь более основательно, чем раньше, с монетным делом, я изучил заодно машинный парк Госбанка. Требова­лись дополнительные средства на создание новых видов ма­шин. Ручной труд в этой сфере больше терпеть было нельзя, а прежние машины были несовершенны. Пришлось подумать об обеспечении соответствующих предприятий и органов линейными, дисковыми и барабанными аппаратами для сор­тировки монеты и счетно-денежными аппаратами для ее рас­фасовки и пересчета. Позднее та же задача вставала еще не раз. Постепенно машинный парк Госбанка обновлялся, по­полнялся счетно-аналитическими машинами (сортировочны­ми, табуляторами и др.), становился разнообразным и более мощным.

Наиболее трудными были, конечно, проблемы экономи­ческие, крупномасштабные. Как успешнее накапливать фи­нансовые ресурсы СССР — средства, мобилизуемые в целях функционирования самих финансов? Как добиться самооку­паемости затрат? Тезис резолюции XII съезда РКП(б) о том, что вопрос о получении прибыли есть вопрос о судьбе дик­татуры пролетариата, сохранял свою силу в полной мере. Признавая его справедливость, мы были вынуждены в ряде случаев (например, когда речь шла об оборонных заводах) допускать существование планово-убыточных предприятий. Хозрасчет был для них не определяющим моментом. Пред­приятиям спускали сверху ряд обязательных цифровых пока­зателей производства. Они не всегда несли материальную от­ветственность за невыполнение обязательств, и им не всегда возмещались убытки, причиненные другими предприятия­ми, вследствие чего хозяйственный договор терял свое зна­чение. Не все из них были заинтересованы в получении при­были. У многих премиальные фонды из прибыли вообще не создавались или были очень малы. Новое строительство мы финансировали преимущественно из бюджета. Деятельность предприятия, труд его рабочих и служащих оценивались не прибылью, не успешной реализацией произведенных ценно­стей, а цифрами выпуска валовой продукции.

Все это, конечно, не случайно. Историческая взаимообу­словленность процессов и событий накладывала свою пе­чать. Если бы тогда кто-либо предложил, в тех экономических условиях, внедрить хозрасчет в его сегодняшнем понимании, на такого человека в лучшем случае посмотрели бы как на фантаста-мечтателя. Нельзя отрываться от эпохи, в которую живешь; от окружающей обстановки; от условий, диктующих человеку свою волю. Мы смотрели на хозрасчет 1938 года по сравнению, например, с хозрасчетом 1931 года как на огром­ный шаг вперед.

Огромное значение имеет контроль рублем. Он осущест­вляется по отраслям и всегда поэтому бьет в корень. Никакие перестройки, ослабляющие централизацию, не должны под­рывать соответствующую роль финансов. Даже в совнархозах конца 50-х годов финансы не раздробились между районами и остались в системе отраслевых управлений. Между про­чим, было потрачено немало сил, чтобы добиться этого...

Умение не распылять средства — особая наука. Допус­тим, надо соорудить за семь лет семь новых предприятий. Как сделать лучше? Можно ежегодно возводить по одному заводу; как только он вступит в дело, браться за следующий. Можно сразу возводить все семь. Тогда к концу седьмого го­да они станут давать всю продукцию одновременно. План строительства будет выполнен в обоих случаях. Что, одна­ко, получится еще через год? За этот, восьмой год семь заво­дов дадут семь годовых программ продукции. Если же пойти первым путем, то один завод успеет дать семь годовых про­грамм, второй — шесть, третий — пять, четвертый — четыре, пятый — три, шестой — две, седьмой — одну программу. Все­го получается 28 программ. Выигрыш — в 4 раза. Ежегодная прибыль позволит государству брать из нее какую-то часть и вкладывать ее в новое строительство. Умелые капиталовло­жения — гвоздь вопроса. Так, в 1968 году каждый вложен­ный в экономику рубль принес Советскому Союзу 15 копеек прибыли. Деньги, затрачиваемые на не доведенное до конца строительство, мертвы и не приносят дохода. Мало того, они «подмораживают» и последующие расходы. Допустим, мы вложили в стройку первого года 1 миллион рублей, на сле­дующий год — еще миллион и т. д. Если строить семь лет, то временно было заморожено 7 миллионов. Вот почему столь важно убыстрять темпы строительства. Время — деньги!

С другой стороны, не на всякий даже очень хороший проект можно найти нужные средства. Еще в 1938 году, став наркомом, я столкнулся с предложением исчислить, во что обойдется осуществление так называемого «проек­та Колосовского». Ученый Н. Н. Колосовский, подойдя ком­плексно к проблеме освоения естественных ресурсов бас­сейна реки Ангары, давно предложил сделать стержнем проекта использование ангарской гидроэлектроэнергии. Но откуда взять нужную рабочую силу, деньги, металл, ма­шины и прочее? Параллельно придется построить и по­тратить еще очень многое. И правительство временно от­ложило проект до лучшей поры. Однако в дальнейшем мы экономически окрепли, задача оказалась нам уже по пле­чу, и кто не знает теперь Братской ГЭС? Вот как важно да­вать верные прогнозы.

Наставляя наркомат финансов при планировании им расходов страны на будущее, Центральный Комитет партии и правительство постоянно подчеркивали, что задача годично­го плана состоит в обеспечении непрерывности и гармонич­ности работы. Соответственно должен строиться и годовой бюджет. Пятилетка же обязана предусмотреть скорость про­движения уже целых частей народного хозяйства. Естествен­но, что допущенные в годичном плане ошибки и диспропор­ции за пять лет возрастут и наложатся друг на друга.

Значит, полезно иметь так называемые «резервы проги­ба». При их наличии ветер не сломит дерево, оно может по­гнуться, но выстоит. Если же их не окажется, прочные корни обезопасят дерево лишь до очень сильного урагана, а потом недалеко и до бурелома.

Следовательно, без финансовых резервов обеспечить успешное выполнение социалистических планов трудно. Ре­зервы — денежные, хлебные, сырьевые — еще один посто­янный пункт повестки дня на заседаниях Совнаркома и Сов­мина СССР. А чтобы оптимизировать народное хозяйство, мы старались использовать и административные, и экономиче­ские методы решения задач. Вычислительных машин напо­добие нынешних электронно-счетных у нас не было. Поэтому поступали так: управляющий орган давал нижестоящим зада­ния не только в виде плановых цифр, но и сообщал цены как на производственные ресурсы, так и на продукцию. Кроме того, старались использовать «обратную связь», контролируя сбалансированность между производством и спросом. Повы­шалась тем самым и роль отдельных предприятий.

Неприятным открытием для меня явилось то обстоятель­ство, что научные идеи, пока их исследовали и разрабатывали, съедали массу времени, следовательно, и средств. Постепен­но я привык к этому, но вначале только ахал: три года разра­батывали конструкцию машин; год создавали опытный об­разец; год его испытывали, переделывали и «доводили»: год готовили техническую документацию; еще год переходили к освоению серийного выпуска таких машин. Итого — семь лет. Ну а если речь шла о сложном технологическом процессе, ко­гда для его отработки требовались полупромышленные уста­новки, могло не хватить и семи лет. Конечно, простенькие ма­шины создавались гораздо быстрее. И все же цикл полного претворения в жизнь крупной научно-технической идеи об­нимал, в среднем, как правило, до десяти лет. Утешало то, что мы обгоняли многие зарубежные страны, ибо мировая прак­тика показывала тогда средний цикл 12-летним.

Здесь-то и выявлялось преимущество социалистическо­го планового хозяйства, которое позволяло концентриро­вать средства в нужных обществу областях и направлениях вопреки чьей-то сугубо личной воле. Между прочим, тут име­ется огромный резерв прогресса: если сократить время реа­лизации идей на несколько лет, это сразу даст стране увели­чение национального дохода на миллиарды рублей.

Еще один путь к тому, чтобы поскорее получить отдачу от вложенных средств, — временное приторможение некото­рых строек при чрезмерно большом их количестве. Законсер­вировать одни, а за этот счет форсировать возведение других предприятий и начать получать от них продукцию — непло­хое решение проблемы, но, увы, тоже ограничиваемое кон­кретными условиями. Если бы, например, в 1938—1941 годах мы не строили сразу много крупных объектов в разных мес­тах страны, то не имели бы после начала Великой Отечествен­ной войны необходимого производственного задела, и тогда оборонная промышленность могла бы оказаться в прорыве.

---

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 174; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!