ВЫЗОВ К СТАЛИНУ. НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ



Еще в 1935 году, когда я занимался финансовыми про­блемами Бауманского района, мне приходилось не раз бы­вать на заседаниях или же со служебными сообщениями в Московском городском финансовом отделе и в Наркомате финансов СССР. Там я познакомился с народным комиссаром Григорием Федоровичем Гринько. По-видимому, у него сло­жилось во время наших встреч неплохое впечатление обо мне, ибо он тогда же предложил мне перейти на работу в наркомат в качестве начальника одного из ведущих управ­лений. Многие из сотрудников этого учреждения, давние мои знакомые, отзывались о Гринько очень хорошо и сове­товали принять предложение. Да и мне самому импонирова­ло в нем то, что за годы его работы на посту наркома, кото­рый он занял после Н. П. Брюханова в 1930 году, возглавляв­шееся им государственное учреждение резко улучшило свою деятельность и добилось важных успехов. Кредитная рефор­ма 1930—1932 годов тоже была проведена при активнейшем участии Гринько. Я понимал, что предо мною открываются новые перспективы. Однако любовь к коллективу бауманцев пересилила, и после некоторых колебаний я отказался.

Правда, порой мне казалось, что и приобретенный мною жизненный опыт, и образование рано или поздно заставят меня вернуться на работу в финансовые органы. Так и полу­чилось.

Однажды поздно вечером, когда я был уже дома, раздал­ся телефонный звонок. Звонили из ЦК ВКП(б). Мне предложи­ли немедленно приехать в Кремль по вызову Генерального секретаря Центрального Комитета партии И. В. Сталина. И хо­тя мне незадолго до того рассказывали в горкоме партии, что И. В. Сталин интересовался моей работой, все равно вызов к нему был очень неожиданным.

Теряясь в догадках и предположениях, садился я в ав­томобиль. Главное, что меня заботило,— как вести себя, как держаться в кабинете Сталина? Раньше я видел его только на портретах либо издали во время торжественных заседаний и на трибуне Мавзолея на Красной площади. Никогда не думал, что придется по какому-то поводу встретиться с ним лично, и очень волновался...

Рядом со Сталиным, ни разу не присевшим, стояли еще несколько членов Политбюро, а меня хозяин кабинета усажи­вал, как гостя, на диван. Естественно, я не счел возможным говорить с ним сидя, хотя Сталин несколько раз затем повто­рял это свое приглашение. Так мы и простояли на протяже­нии всей беседы.

Разговор шел о должностных назначениях. Назывались знакомые мне фамилии. Затем меня спросили, не в нашем ли районном комитете партии состоит на учете Крутиков. По­следнего я знал по его прежней работе в Наркомтяжпроме. Но, когда его назначили председателем Правления Государ­ственного банка СССР, он перевелся в парторганизацию Коминтерновского района Москвы. Сообщив об этом и не ведая еще, что названный пост в то время оказался уже вакантным, я полагал, что меня прочат в заместители к Крутикову, и тут же приготовился отказаться, ссылаясь на то, что я финансист, а не кредитник. Каково же было мое удивление, когда я вдруг услышал от Сталина: «Мы хотим назначить вас председателем Правления Госбанка. Как вы на это смотрите?»

В банках я никогда раньше не работал. Нескольких пре­дыдущих председателей Правления, очень толковых людей, постигла неудача, и они были смещены. Между тем они об­ладали большим опытом, отлично знали кредитное дело. И вдруг такой пост — мне! Я поблагодарил за предложение и прямо заявил, что из меня председателя не получится: в сис­теме банковской я никогда не работал, а пост чересчур от­ветственный. Как выяснилось, Сталин предварительно озна­комился с моим послужным списком и теперь заметил:

— Но вы окончили финансово-экономический институт, обладаете опытом партийной, советской, финансовой дея­тельности. Все это важно и нужно для работы в Госбанке.

Я почувствовал себя чрезвычайно неловко: не ценю, мол, оказываемого доверия, к тому же отнимаю время у руково­дителей партии и правительства. Тем не менее я продолжал отказываться, приводя, как мне казалось, убедительные ар­гументы. Я сказал, что учился в институте на финансовом фа­культете, где готовят экономистов, знакомых с бюджетом и финансовым планированием, но не с кредитно-банковским делом. Сталин в ответ начал высмеивать такое деление под­готовки специалистов и заметил:

— И банковские, и финансовые работники проходят в ос­новном одинаковые науки. Если и имеются различия, то толь­ко в деталях. На практике все это можно почерпнуть из ве­домственных инструкций, да и работа сама научит.

Разговор затягивался. Мы касались и других вопро­сов. Наконец моей «мольбе» вняли и спросили, кто, на мой взгляд, годится на этот пост. Я попросил разрешения поду­мать и сообщить несколько имен в течение трех дней, что и было потом сделано. Но, судя по состоявшемуся затем назна­чению, обошлись без этих лиц. Вероятно, дело решили рань­ше. А в тот момент со мной распрощались, и только под ко­нец беседы Сталин бросил реплику:

— Ведь вы около четырнадцати лет находились на фи­нансовой работе?

Обдумывая эту фразу по дороге домой, я решил, что во­прос еще не исчерпан. Действительно, в сентябре 1937 года меня назначили заместителем народного комиссара финан­сов СССР.

Наркомом финансов СССР был в то время видный совет­ский государственный и партийный деятель, член Политбю­ро ЦК ВКП(б), заместитель Председателя Совнаркома СССР Влас Яковлевич Чубарь. Первые же недели нашей совмест­ной работы и делового знакомства внушили мне огромное уважение к Чубарю. Это был скромный, спокойный и выдер­жанный человек, обладавший эрудицией и опытом. За те че­тыре месяца, что мы почти ежедневно виделись в наркомате, мне ни разу не пришлось услышать от него в чей-либо адрес сколько-нибудь резкого выражения, не говоря уже о грубо­сти. Прежде чем решить вопрос, Чубарь всегда выслушивал мнение других, особенно лиц, готовивших конкретные ма­териалы. В то же время он никогда не прощал нерадивости, небрежности, не терпел формального отношения к государ­ственным интересам, не выносил нарушений трудовой дис­циплины. Требовательный к себе и другим, неизменно прин­ципиальный, он строго взыскивал с тех, кто не проявлял пар­тийного подхода к делу.

Наркомом он стал летом 1937 года. Неся на себе большую нагрузку еще и в Совнаркоме, где он трудился весь день как заместитель Председателя СНК, Чубарь бывал в нашем нар­комате преимущественно по вечерам. А в течение дня раз­решение основной части вопросов, не требовавших немед­ленной подписи наркома, сразу же легло на меня. Наверное, никогда ранее не работал я так напряженно, как осенью то­го года, и, вероятно, не справился бы с обязанностями, если бы не ровное, теплое отношение и неизменная помощь со стороны Власа Яковлевича. Он неоднократно говорил мне:

— У вас имеется специальная подготовка, а на мне лежит общее руководство. Поэтому вы сейчас здесь основной ра­ботник. Вы обязаны бывать вместе со мной на заседаниях в ЦК ВКП(б) и в Совнаркоме и ставить затем предо мною вопро­сы с финансовой точки зрения.

Беззаветно трудясь сам, Влас Яковлевич без излишнего нажима умел заставить работать с полной отдачей и других. Его широкий государственный кругозор помогал принципи­ально и верно решать вопросы. Особенно ощущался огром­ный опыт Чубаря, когда мы готовили какие-либо предложе­ния в ЦК партии или Совнарком СССР. Для меня же лично то обстоятельство, что я сразу был приобщен к работе наших высших партийных и государственных органов, оказалось незаменимой школой.

В чисто финансовом аспекте с наибольшими сложностями я столкнулся при разработке бюджета на IV квартал 1937 года, который следовало доложить и представить затем на утвер­ждение в Совнарком СССР. Выяснилось, что квартальный бюд­жет исполняется с дефицитом, который составлял 5 процен­тов всей годовой суммы бюджета. Нависла угроза крупной эмиссии денег, чего допускать никак нельзя было. Начальник бюджетного управления не смог подсказать, как решить про­блему. Чубарь же объяснил нам, что разрыв в цифрах объяс­няется решениями Совнаркома об отпуске дополнительных средств на различные государственные нужды, принимавши­мися уже после утверждения годового бюджета. Так что нар­комат финансов за это не несет ответственности.

Но дело было не в том, чтобы искать виновных, — нарком обязан своевременно обо всем докладывать правительству и вносить предложения о методах предупреждения дефицита.

Влас Яковлевич согласился с моим мнением и попросил меня наметить возможные меры. Затем мы оба докладывали в Совнаркоме о происшедшем. Чубарь — в целом, а мне он поручил сказать о том, как можно закрыть разрыв в бюдже­те. Правительство приняло решение резко сократить расхо­ды за последний годовой квартал, прекратив отпуск креди­тов, не использованных в течение предыдущих девяти ме­сяцев. Так удалось завершить финансовый год без дефицита. Полагаю, что именно это мероприятие сыграло свою роль в том, что, когда в январе 1938 года Чубарь вновь стал первым заместителем Председателя союзного СНК, меня ввели в со­став правительства и назначили Народным комиссаром фи­нансов СССР.

Первое, с чем я столкнулся, став наркомом,— беспре­станная, каждодневная критика нашего учреждения. Изучив обстановку, я пришел к выводу, что критика была справед­лива. Государственная финансовая дисциплина нарушалась. Бюджетная инспекция, основной орган по осуществлению финансового контроля, не выполняла своего назначения. Наркомат уполномочили в кратчайший срок навести поря­док, восстановить дисциплину.

Начали с решения вопроса о бюджетной инспекции. В ра­боте ее ревизоров установилась такая неправильная практи­ка. Обычно, прибыв на место ревизии, они в печати публико­вали для общего сведения объявления: «Приступил к обсле­дованию такого-то райфинотдела, 1 и 2 налоговых участков, а также райотделов здравоохранения и просвещения. Прошу все материалы об антигосударственной деятельности этих учреждений и их работников направлять на мое имя».

Тут начинался поток писем, порою деловых, а порою на­думанных. Находились лица, которые таким способом своди­ли личные счеты или хотели сделать карьеру. Мы запретили давать печатные публикации о ревизиях. Несколько раз при­каз кое-где был нарушен. Виновных тут же привлекли к стро­гой ответственности. Это подействовало.

Вскоре пришли к выводу, что инспекция вообще изжи­ла себя, и поставили перед правительством вопрос о замене ее контрольно-ревизионным управлением НКФ СССР. Новое управление подчинили непосредственно наркому и начали подбирать для него достойных сотрудников. Пересмотрели состав работников и в других управлениях, произвели ряд структурных изменений. В сложившемся виде в наш нарко­мат за те почти 22 года, что я был наркомом и министром (до 1960 года с небольшим интервалом), большую часть времени входили три Главных управления (государственного страхова­ния, финансового контроля, трудовых сберегательных касс), 12 управлений (административно-организационное, бухгал­терского учета и отчетности, бюджетное, валютное, государ­ственных доходов, государственного кредита, государствен­ных налогов, драгоценных металлов, кадров, контрольно-ре­визионное, планово-экономическое, учебных заведений), а также Главная палата мер и измерительных приборов.

Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 марта 1938 года в наркомате финансов, как и во всех других, были воссозданы ошибочно упраздненные коллегии. В состав каж­дой из них входили народный комиссар (председатель), его заместители и несколько руководящих сотрудников с доста­точным опытом работы — в целом 9—11 человек. Заседа­ла коллегия один раз в декаду, рассматривая общие вопросы, проверяя исполнение ранее отданных распоряжений, готовя новые распоряжения по наркомату, вызывая представителей с мест для отчета и сама направляя представителей на места. Одновременно при наркомах были сохранены советы, но уже в качестве органов связи с местными учреждениями и для об­мена опытом. Решения коллегии оформлялись приказом нар­кома. В случае возникновения разногласий нарком делал по- своему, однако обязан был доложить о споре в СНК и ЦК пар­тии. Туда же имели право апеллировать и члены коллегии.

К 1939 году наметился сдвиг в работе наркомата. Попы­таюсь показать это на фактах и возьму для примера самую большую из наших республик — Российскую Федерацию. Ос­новным источником поступлений в госбюджет являлся налог с оборота. С 1935 года план по этому налогу наркоматом фи­нансов не выполнялся. В 1939 году он впервые за несколько лет был не только выполнен, но и перевыполнен (на 4,6 про­цента), а план по государственным доходам выполнили 50 финорганов РСФСР из 55. Из всех 2250 районов Российской Федерации план по платежам от населения был выполнен в 1937 году лишь 10 (десятью!) районами. В следующем году удалось поднять эту цифру до 125, а в 1939 году по кварталам она менялась так: 295, 566, 851 и 774.

Однако недостатков оставалось еще много. Крупным должником государства по-прежнему числилось «Заготзерно». Дебиторская задолженность нефтяной промышленности выросла в 1939 году в три раза. Финансовые органы Крым­ской АССР и Омской области не выполнили в 1939 году ни одного квартального плана. На местах постоянно отставали с проверкой отчетов. Из-за этого бюджетные суммы задержи­вались в оборотных средствах хозяйственных организаций. В одной лишь Коми АССР государство недополучило 1,3 мил­лиона рублей. В Челябинской области ревизоры из центра после проверки отчетов доначислили свыше миллиона руб­лей налогов. Очень плохо работали финотделы Воронежской области, Чувашской АССР, Пензенской области и Мордовской АССР. Короче говоря, недостатка в заботах не было.

Наибольшие трудности как в теоретическом, так и в практическом отношении я испытывал первоначально при составлении проекта бюджета. Это очень непростое дело. С благодарностью вспоминаю сейчас тех, чьими советами пользовался тогда и кто усердно помогал народному комис­сару. Прежде всего назову В. П. Дьяченко. Василий Петрович, крупный ученый-экономист, принадлежал к группе тех лиц, кто стоял у основания науки о советских финансах. С 1929 го­да он работал в системе нашего наркомата в качестве началь­ника отдела, а затем главного редактора и управляющего Фи­нансовым издательством. Одновременно он преподавал в высших учебных заведениях. За свои труды был удостоен в 1943 году ученой степени доктора экономических наук и зва­ния профессора, а десять лет спустя стал членом-корреспон­дентом Академии наук СССР, где довольно долго занимал пост заместителя директора и директора Института эконо­мики. Он по заслугам снискал большую известность, входил в совет Международной ассоциации экономических наук и являлся вице-президентом Международного института госу­дарственных финансов. На трудах В. П. Дьяченко у нас вырос­ло несколько поколений специалистов.

А в сфере финансового обеспечения внешнеэкономиче­ских и внешнеполитических акций меня первоначально кон­сультировал другой видный ученый — профессор Н. Н. Люби­мов. Исследователь, преподаватель и практический работник (у нас он был заместителем начальника валютного управле­ния), Николай Николаевич являлся экспертом на 20 различ­ных международных конференциях. Его знания и огромный опыт не раз помогали наркомату финансов принимать вер­ные решения по какому-либо сложному и запутанному вопро­су торговли с заграницей или относительно валютных дел.


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 163; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!