Кто такой «принесённый аистом»? 11 страница
Лучше вообще не допустить, чтобы это случилось.
Лучше, чтобы Риса никогда не оказалась так близко.
Поэтому ты и не строишь пандус. И ты не приходишь к ней в её самолёт, и когда вы единственный раз в день дотрагиваетесь друг до друга, это происходит в открытую, на глазах у всех, где безопасней всего. И когда она укатывает от тебя в слезах, ты даёшь ей уйти, и пусть она думает, что хочет, потому что это лучше, чем признаться в том, что ты — слабак, что не уверен, сможешь ли справиться с собственной рукой. А потом, один в темноте своей комнаты, ты раз за разом исступлённо всаживаешь кулак в стену, так что на костяшках лопается кожа и они сочатся кровью, но тебе всё равно. Потому что несмотря на то, что тебе больно, ты отдаёшь себе отчёт в том, что это не твои костяшки.
10 • Старки
Старки не теряет зря времени, оттачивая своё мастерство иллюзиониста — только его иллюзии особого свойства. Как известно, лучшие фокусы требуют долгих часов практики, терпения, а главное — нужно уметь очень хорошо отвлечь внимание. Незаметное движение руки — и дело в шляпе. Целый месяц он не высовывался, но это не значит, что он забыл о своих амбициях. Иначе нельзя было — Коннор мог бы что-то заподозрить. Вместо этого Старки налаживал взаимоотношения с Цельными, изучал группировки, сложившиеся дружеские связи, структуру власти и, наконец, в точно выбранный момент вошёл в контакт с Коннором и завоевал его доверие, причём предводитель Цельных даже не догадался, что всё это было тщательно спланировано.
|
|
|
Теперь Старки в высшем эшелоне власти Кладбища; и хотя он всего лишь заведует продовольствием, это напрямую связывает его со всеми семью сотнями здешних обитателей. Старки начинает пользоваться своим «служебным положением» и делает то, что раньше могло бы показаться подозрительным, но сейчас, когда он один из Великолепной Семёрки, воспринимается совершенно естественно.
Как-то во второй половине дня Старки с невинным видом заглядывает в КомБом, компьютерный и коммуникационный центр Кладбища — владения Хэйдена. Радиооборудование этого самолёта создавалось для того, чтобы прослушивать вражеские частоты, чем оно, собственно, и продолжает заниматься; только враг теперь — Федеральная инспекция по делам несовершеннолетних. В КомБоме в любое время дня и ночи работает по меньшей мере полдюжины Цельных, поштучно отобранных самим Хэйденом за их умение обращаться с электроникой.
— Я не компьютерный гений, каким меня все воображают, — говорит Хэйден Старки. — Я просто очень здорово умею пользоваться результатами чужих трудов. Думаю, у меня это от отца — тот без зазрения совести наступал всем на головы, когда карабкался вверх по служебной лестнице.
|
|
|
Хэйден смотрит на Старки изучающим взглядом.
— Что-нибудь не так? — осведомляется Старки.
— Нет. Просто раздумываю, не собираешься ли ты украсть у меня мою должность. По правде, мне это неважно, я бы не отказался какое-то время поработать с едой. Просто было бы неплохо понять твои намерения.
— Да ничего такого. Просто любопытно, как у вас тут всё устроено, только и всего.
— А, — отзывается Хэйден, — так ты из этих.
Старки не знает, о каких «этих» речь, но ему без разницы, главное — Хэйден рассказывает то, что ему хочется знать.
— У нас тут интернационал, — с гордостью сообщает ему Хэйден, обходя помещение. — Тед — японец, Нэйли — умбра, Дживан индиец, а Эсме — наполовину испанка. Я так думаю, её вторая половина — из космических пришельцев, потому что таких гениальных человеков попросту не бывает. — Эсме с преувеличенным жеманством прихорашивается, а потом возвращается к своей работе — разгадыванию шифров. — Здесь у нас Насим — он мусульманин, а работает бок о бок с иудейкой Лизбет, и знаешь что? Они друг в друга влюблены.
— Чёрта с два, — бурчит Насим, но тут Лизбет двигает его кулаком в плечо, так что сразу становится ясно — это правда.
|
|
|
Хэйден обводит рукой ряд электронных консолей:
— Эти крошки работают со специальной программой коммуникационного мониторинга. Программа может извлечь контрольные слова из любой электронной почты или телефонного разговора. Она может предупредить нас, если юнокопы вдруг зашевелятся. Словом, это что-то вроде системы раннего оповещения. В своё время она была разработана для борьбы с терроризмом, но мы теперь можем использовать её для гражданских целей. Правда, здорово?
— И если она сообщит, что назревает опасность, что мы тогда будем делать?
— А чёрт его знает, — отвечает Хэйден. — Это дело Коннора.
А вот и консоль, на которой Хэйден создаёт плей-листы и записывает интервью для своего «Радио „Свободный Хэйден“».
— Ты, надеюсь, в курсе, что твоё радио вещает на каких-то пару сотен ярдов? — усмехается Старки. — Туда ведь просто крикнуть можно.
— Конечно, в курсе. Так и надо. Иначе юнокопы давно засекли бы его.
— Но если его никто не слушает, на кой оно тогда?
— Во-первых, — возражает Хэйден, — твоё утверждение, что его никто не слушает, в корне неверно. По моим прикидкам, у меня в любое время дня имеется пять-шесть слушателей.
— Ага, — подтверждает Тед. — Он имеет в виду нас.
|
|
|
— А во-вторых, — продолжает Хэйден, не опровергая слов Теда, — оно подготавливает меня для карьеры в области теле-радиовещания, чем я и собираюсь заняться, когда мне стукнет семнадцать и я уберусь отсюда.
— Значит, бросишь Коннора одного, так что ли?
— У моей лояльности срок годности меньше, чем у непастеризованного молока, — отмахивается Хэйден. — Ну, то есть, я готов закрыть Коннора от пули и всё такое, и он это знает. Но только до тех пор, пока мне не исполнится семнадцать.
Это заявление можно было бы принять за чистую монету, если бы не Эсме, которая замечает:
— Я думала, тебе уже семнадцать.
Хэйден неловко поводит плечами.
— Прошлый год не в счёт.
На столе Дживана лежит распечатка с именами, адресами и датами. Старки подносит её к глазам:
— Что это?
— Старина Дживс отвечает за списки детишек, предназначенных на расплетение — отсюда и до самого Финикса.
— Это дети для ваших спасательных операций?
— Не все, — вздыхает Хэйден. — Нам приходится делать тщательный отбор. Всех спасти нельзя, но мы делаем всё, что в наших силах.
Имена детей, избранных для спасения, подчёркнуты. Старки проглядывает список и постепенно наливается гневом. Здесь указана вся информация о расплётах, включая и дату рождения — кроме тех, у кого её нет. Вместо неё проставлена дата, когда ребёнка принёс аист. Из аистят не подчёркнут никто.
— Так что — вы с Коннором не любите спасать аистят, да? — ледяным голосом спрашивает Старки.
На лице Хэйдена появляется выражение искреннего недоумения. Он берёт список из рук Старки.
— Хм-м, а я и не замечал. По любому — это не критерий. Мы проводим наши операции только в плохо освещённых небогатых пригородах и спасаем только единственных в семье детей. Потому что тогда нас труднее рассмотреть, да и риск, что на нас донесут юнокопам, меньше. Видишь ли, братья и сёстры не умеют держать язык за зубами, как бы мы их ни запугивали. А ведь мамаши аистят подкидывают своих детей по большей части к тем людям, у которых уже есть собственные дети. Найти аистёнка, который был бы в семье единственным, очень трудно.
— Ну-ну, — произносит Старки, — может, нам пора поменять критерии отбора?
Хэйден пожимает плечами, как будто это всё не стоящие внимания пустяки, и от этого Старки приходит в ещё больший раж.
— Обсуди это с Коннором, — говорит Хэйден и продолжает экскурсию по коммуникационному центру, но Старки больше его не слушает.
• • •
Открытие, сделанное в КомБоме, подаёт Старки идею, которая в конечном итоге изменит расстановку сил. Одного за другим он вычленяет из общей массы детей тех, кого принёс аист. Это не так-то просто, потому что большинство аистят стыдятся своего происхождения и желают сохранить его в тайне. Однако Старки не делает секрета из того, что его нашли на пороге, и вскоре подкидыши начинают тянуться к нему — в их глазах он становится Спасителем.
Выясняется, что аистята составляют четвёртую часть населения Кладбища. Эту информацию Старки придерживает для себя.
Великанша Бэм, поначалу возненавидевшая Старки за то, что тот занял её место в Великолепной Семёрке, быстро оттаивает — она тоже аистёнок.
— Если ты хочешь отомстить Коннору, — подговаривает её Старки, — будь терпелива. Время придёт.
И она прислушивается к его доводам, хоть и неохотно.
В один прекрасный день Старки перехватывает Коннора на работе — тот наблюдает за демонтажем самолётного двигателя.
— На эту штуку уже есть покупатель, или они собираются продать его на свободном рынке? — с дружелюбным любопытством спрашивает Старки.
— Просто пришёл запрос из конторы — это всё, что мне известно.
— Да это же двигатель Роллс-Ройс! А я думал, они делают только автомобили...
— Не-а.
Старки продолжает трепаться о всяких пустяках до тех пор, пока Коннора не начинает раздражать то, что приходится делить внимание между двигателем и этим болтуном. Вот тут-то Старки и вытаскивает из рукава припрятанный козырь.
— Слушай, я тут думал... Ты же знаешь, что я аистёнок, правда? Ну вот, понимаешь, ничего такого особенного, но мне пришла мысль, что, может, было бы неплохо зарезервировать особое время в Рекряке только для аистят? Ну, просто чтобы показать им, что дискриминации больше нет.
— Да-да, хорошая мысль, — отмахивается Коннор, не отрывая глаз от двигателя, и очень довольный тем, что беседа закончена. До него так и не доходит, какое действенное орудие он только что вложил в руки Старки.
Старки называет свою маленькую группку приверженцев «Клубом аистят» и закрепляет за ним время в Рекряке между семью и восьмью вечера каждый день. И никому невдомёк, что эта небольшая группка — ядро нового классового образования в замкнутом мирке Кладбища, что «Клуб аистят» — единственное сообщество, у которого особое, только для членов клуба, время в Рекряке. Дети впервые ощутили вкус нового, невиданного до сих пор блюда — привилегии, и Старки хочет, чтобы они наелись им досыта. Он хочет, чтобы аистята привыкли к нему. Он хочет, чтобы они отныне и впредь ожидали подобного отношения к себе и знали, что Старки — это тот, кто такое отношение обеспечит.
Поскольку Старки заведует продовольствием, члены «Клуба аистят» начинают замещать собой других ребят-раздатчиков в столовой, и теперь аистята получают порции больше остальных. В Великолепной Семёрке только два человека обращают внимание на эту группировку, начинающую исподтишка проникать во все слои кладбищенского общества: это Эшли, чья работа состоит в том, чтобы прослеживать и выявлять точки социального напряжения, да несносный Ральфи Шерман[20], заменивший Джона на посту мусорщика и ремонтника. Ну, с Ральфи дело просто: ему достаточно всучить взятку, и он будет смотреть в другую сторону. Что касается Эшли, то у Старки и здесь всё схвачено.
— Что будет, если особое обращение с аистятами вызовет возмущение и недовольство среди остальной части населения? — задаёт ему вопрос Эшли как-то вечером, когда Старки наблюдает за раздачей ужина.
— Что будет... — отвечает ей Старки, глядя на неё томными глазами покорителя девичьих сердец. — Остальная часть населения может поцеловать меня в задницу.
Эшли слегка краснеет.
— Смотри только не сильно высовывайся, хорошо?
Всё ещё лучась очарованием, он мурлычет:
— В этом я подлинный мастер, — и накладывает ей в тарелку гораздо больше обычной порции. Он давно уже отвёл Эшли весьма значительную роль в своих долгосрочных планах.
— Ты сложный человек, — говорит она ему. — Трудно понять, что творится в твоей душе. Я много бы отдала за то, чтобы проникнуть внутрь тебя.
На что он не без подтекста отзывается:
— Взаимно.
• • •
Каждый вечер, пока аистята развлекаются в Рекряке играми в бильярд и пинг-понг, Старки осторожно сеет в их душах крохотные семена недовольства. Нет-нет, ничего столь прямолинейного, из чего могла бы вырасти революция, лишь невинные замечания, направляющие мыслительные процессы аистят в нужном ему направлении.
— Мне кажется, Коннор проделал отличную работу... для парня с его ограниченным интеллектом, — невзначай, бывает, роняет Старки.
Или:
— Мне очень нравится Коннор. Лидер из него, конечно, липовый, но зато парень он — что надо!
Старки никогда не выказывает прямого неповиновения — это сработало бы против поставленной цели. Он не собирается открыто свергнуть Коннора, о нет. Надо потихоньку подточить его корни; и когда нынешний начальник рухнет, Старки даже не заикнётся о том, что мог бы занять его место. Аистята сами предложат, причём сделают это без всякого призыва со стороны их предводителя. Он уверен — так будет, потому что каждый аистёнок в глубине души мечтает жить в обществе, где он не будет считаться гражданином второго сорта. И это в корне меняет дело. Из председателя какого-то мелкого клуба Старки вырастает в надежду всех подкидышей на дальнейшее возрождение.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЗЕРКАЛО ДУШИ
Сведения, почерпнутые в Интернете, октябрь 2011:
Цены на почки и другие органы на глобальном чёрном рынке базируются на доступных для широкой публики отчётах и выражены в долларах США. Здесь представлены две категории цен: суммы, получаемые людьми — продавцами органов, и суммы, которые платит за эти органы покупатель.
Средняя цена, которую платит за почку покупатель : $150 000
Средняя цена за почку, полученная продавцом: $5 000
Цена за почку у посредника, Йемен: $60 000
Цена за почку у посредника, Филиппины: от $1 000 до $1 500
Покупатель почки в Израиле платит: от $125 000 до $135 000
Покупатель почки в Молдавии платит: от $100 000 до $250 000
Покупатель почки в Сингапуре платит: $300 000
Покупатель почки в Соединённых Штатах платит: $30 000
Покупатель почки в Китае платит: $87 000
Покупатель почки в Саудовской Аравии платит: $16 000
Продавец почки в Бангладеш получает: $2 500
Продавец почки в Китае получает: $15 000
Продавец почки в Египте получает: $2 000
Продавец почки в Кении получает: $650
Продавец почки в Молдавии получает от $2 500 до $3 000
Продавец почки в Перу получает: $5 000
Продавец почки на Украине получает: $200 000
Продавец почки во Вьетнаме получает: $2 410
Продавец почки в Йемене получает: $5 000
Продавец почки на Филиппинах получает от $2 000 до $10 000
Покупатель печени в Китае платит $21 900
Продавец печени в Китае получает за неё $3 660
Сведения предоставлены сайтом www.havocscope.com
11 • Курильщик
Мальчик уверен — ему конец.
Падая в эту яму, он растянул, а может, и сломал лодыжку. Вон какая она вспухшая, синяя, и ведь так уже несколько дней. Плохо дело, но, тем не менее, это не самая большая из его проблем.
Яма в глубину не меньше десяти футов, и даже если бы с ногой было всё в порядке, ему всё равно отсюда не выбраться. Он уже пять дней сидит здесь и зовёт на помощь, надорвал горло — теперь оттуда вырывается лишь хрип.
А всё из-за дурацких сигарет.
Он не курил уже несколько недель. Поставщика опять арестовали; и хотя в школе были ребята, похваляющиеся тем, что курят, никто из них не предложил ему даже бычка, уже не говоря о том, чтобы свести с дилером. Вот почему его занесло в эту часть города, в район пустых, обветшавших складов, многие из которых пора бы снести, вот только ни у кого нет ни денег, ни охоты с этим возиться.
Если где и удастся раздобыть сигарету, то только здесь. Пусть даже она достанется ему от какой-нибудь насквозь прокуренной шлюхи — парнишке всё равно. Сегодня третий день, как он прочёсывает район заброшенных складов по дороге из школы домой — и ничего. Ни единой цигарки. Похоже, даже повёрнутые на никотине находят эти кварталы недостойными своего внимания.
Вообразите же себе его изумление и радость, когда он увидел открытую дверь, а перед ней на земле — целую россыпь окурков!
Мальчик вступил под крышу ветхого строения. Огромное пространство склада насквозь провоняло плесенью, хлопья облупившейся краски устилали пол, словно осенние листья.
И тогда он увидел его — у дальней стены склада на полу разлёгся матрас. Грязный, дырявый. Наверно, пристанище какого-нибудь бомжа. В самом матрасе не было ничего интересного. Интересное заключалось в том, что лежало на матрасе. Непочатый блок сигарет.
Мальчик не мог поверить своему счастью. Оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что здесь больше никого нет, он поспешил к матрасу, ступил на него, потянулся за блоком...
Но не успел даже дотронуться до вожделенного сокровища, как пол под его ногами провалился. Мальчик упал в глубокую яму, и хотя приземлился на матрас, но ноге не повезло — она ударилась об пол. Он чуть не потерял сознание от боли, а когда перед глазами перестали танцевать круги, понял, что с ним случилось.
Паренёк рассвирепел. Его первой мыслью было, что его разыграли — грубо, по-дурацки, и сейчас над головой появятся ухмыляющиеся физиономии его школьных приятелей; те станут тыкать в него пальцами, ржать и обзывать кретином. Но вскоре стало ясно, что никакой это не розыгрыш. Он попал в ловушку.
Но если это ловушка, почему же за пять дней около неё так никто и не появился?
На дне ямы был кувшинчик с водой и коробка с крекерами, а так же керамический горшок — сами понимаете для чего. Тот, кто расставил ловушку, похоже, не собирался уморить его голодом, вот только мальчику не удалось правильно распределить припасы. Через три дня они кончились, и теперь у пленника не было ничего, кроме проклятого блока сигарет, курить которые он не мог, потому что у него не было спичек. Одно время он пробовал жевать табак, надеясь, что должна же быть в листьях хоть какая-то пищевая ценность, но в результате его лишь вырвало всухую.
И сейчас, когда пятый день подходит к концу, он уже смирился с мыслью, что никто и не появится. Никто не найдёт его, а если и найдёт, то будет поздно.
Но незадолго до наступления темноты он слышит, как хрустят под чьими-то шагами устилающие пол склада хлопья сухой краски.
— Эй... — пытается крикнуть он, — сюда!
Его слабый голос сипит и хрипит, но его услышали. Над краем ямы возникает лицо.
— Боже мой, как тебя угораздило? С тобой всё нормально?
— Помогите...
— Держись, — говорит мужчина.
Он уходит, а через пару минут возвращается с алюминиевой лестницей и опускает её в яму. И хотя мальчик даже стоять толком не может, в действие вступают скрытые резервы организма, приток адреналина придаёт ему сил. Он ползёт по лестнице и стойко выносит боль, когда приходится опираться на повреждённую ногу. Полминуты — и он выбирается из ямы и бросается на шею неведомому спасителю.
Мужчина усаживает его на пол.
— Вот, попей, — говорит он, протягивая мальчику бутылку с водой.
Тот присасывается к ней так, будто боится, что её сейчас отнимут.
— Сколько ты проторчал там, внизу?
— Пять дней. — Парнишка глотает с такой жадностью, что его едва не выворачивает, но он ухитряется удержать выпитое в себе.
Незнакомец присаживается рядом, качает головой.
— Беглые расплёты вечно попадают во всякие переделки. Надо быть осторожнее!
Мальчик качает головой:
— Я не расплёт.
Незнакомец улыбается и понимающе кивает.
— Да-да, все вы так говорите. Не волнуйся. Я тебя не выдам.
И тут мальчик вдруг чувствует укол в руку.
— Ой! — На его предплечье выступает капелька крови, которую незнакомец подбирает маленьким электронным приборчиком. — Вы что?!
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!