Кто такой «принесённый аистом»? 8 страница
Кто-кто, а Коннор лучше других знает, что такое «деструктивное поведение по отношению как к себе, так и к собственности» — в своё время он сам наломал немало дров. Но ведь большинство детей, говорят, перерастают эту стадию. Его никогда не перестанет удивлять всеобщее стремление решать проблемы наиболее лёгким и быстрым способом.
Коннор смотрит на третий пункт и не может удержаться от смеха.
— «Личная гигиена оставляет желать лучшего»?
Мать бросает на мужа гневный взгляд — зачем он это написал?!
— О, вот это просто класс! — восклицает Коннор. — «Ограниченные перспективы на будущее». Это что — отчёт фондовой биржи?
Коннор зачитывает список причин при каждой спасательной операции и всякий раз ему приходит на ум одна и та же мысль: а его собственные родители — не написали бы и они те же самые оправдания?
Однако последний пункт таков, что у опешившего Коннора слова застревают в горле:
— «Как родители мы оказались не состоятельны».
Но он тут же приходит в себя. Нет, эта парочка не заслуживает его симпатий! Если они вшивые воспитатели, то почему расплачиваться за их ошибки должен сын?
— Завтра, когда за ним придут юнокопы-сборщики, скажете им, что он сбежал и вы не знаете куда. О нас и о том, что произошло сегодня — ни слова, потому что если вы донесёте — мы об этом узнаем. Мы прослушиваем все полицейские рации.
— А если мы вам не подчинимся? — спрашивает отец, проявляя как раз ту самую строптивость, за которую столь жестоко осудил своего сына.
|
|
|
— На случай, если у вас появится хотя бы только мысль о чём-то этаком, знайте: мы состряпали для вас обоих и разместили в Сети отменную персональную заварочку.
Если родителям до этого было не по себе, то теперь стало ещё хуже.
— Какую ещё заварочку?..
На этот вопрос отвечает Хэйден, весьма гордый собой, потому что идея целиком принадлежит ему:
— А такую, что для вас тогда заваривается нечто весьма неприятное. Мы посылаем в Сеть определённый код, и — бинго! — ваши имена тут же привязываются к десятку хлопательских ячеек. Куда только ни ткни в Сети — всё будет указывать на вашу связь с террористами, так что вам понадобятся годы и годы, чтобы стряхнуть Агентство Национальной Безопасности с ваших задниц.
Супругам ничего не остаётся, как смириться.
— Хорошо, — говорит муж. — Даём слово.
Угроза размещения в Сети «заварочки» всегда действует безотказно. Да и к чему трепыхаться? Родители получат желаемое в любом случае, останутся ли дети с Коннором или пойдут на расплетение, а именно: их чадо перестанет быть их проблемой. А вот если донести на Коннора и его команду, то проблема в лице Ноя вернётся обратно.
|
|
|
— Вы должны нас понять — мы совсем отчаялись, — говорит мать абсолютно уверенная в своей правоте. — Все говорили нам, что расплетение — лучший выход. Буквально все.
Коннор, глядя ей прямо в глаза, рвёт список оправданий. Клочки сыплются на пол.
— Другими словами, вы решили расплести вашего сына, потому что все кругом что-то там говорили?
Родители Ноя съёживаются — наконец-то им становится стыдно. Отец, вначале державшийся так вызывающе, вдруг разражается слезами. А вот мать, в которой ещё осталось достаточно упрямства, выдаёт последний довод:
— Мы старались быть хорошими родителями. Но ведь всякому терпению приходит конец!
— Нет, — отрезает Коннор. — Родительскому терпению не может быть конца!
Он поворачивается и уходит, а родители остаются с худшим наказанием из всех мыслимых: отныне они должны жить с сознанием своей вины.
Команда Коннора уезжает на ничем не примечательном фургоне с поддельной номерной табличкой. Ной Фалковски в самом мрачном настроении — что вполне понятно — выглядывает в окно, прощаясь со своим родным посёлком. Судя по всему, Ной так и не понял, кто его вызволил, и ему, кажется, это глубоко безразлично. Ну и хорошо, что Ной не узнал Коннора. Хотя Беглец из Акрона в определённых кругах и стал легендой, его лицо мелькало в газетах куда реже, чем лицо Лева. К тому же, когда все думают, что тебя нет в живых, сохранять инкогнито гораздо легче.
|
|
|
— Расслабься, — говорит Коннор Ною, — ты среди друзей.
— У меня нет друзей, — заявляет Ной. Коннор пока оставляет его в покое — пусть парень пожалеет себя, любимого. Пока.
• • •
Поздней ночью Кладбище довольно точно соответствует своему названию. Над землёй возвышаются хвосты самолётов, монументальные и тихие, словно надгробья. Ребята с транк-винтовками патрулируют своё обиталище, но вот они проходят — и больше нет никаких признаков того, что это место стало домом для более чем семисот беглых расплётов.
— Так зачем мы сюда притащились? — спрашивает Ной, когда спасательная команда выруливает на главную аллею — самую оживлённую «улицу» Кладбища, по сторонам которой стоят большие самолёты. Это сердце обиталища. У каждого самолёта своё имя, данное уже и не упомнить кем — те расплёты давно ушли. Например, самолёт, где спят девочки, называется «Улёт»; бомбардировщик времён Второй Мировой, ставший теперь компьютерным и коммуникационным центром, носит имя «КомБом»; а самолёт, в котором новички проживают до тех пор, пока не получают работу и не включаются в активную жизнь Кладбища, называется «ПНВ» — «Проверка На Вшивость».
|
|
|
— Ты будешь жить на Кладбище, пока тебе не исполнится семнадцать, — разъясняет Коннор Ною.
— Чёрта с два, — ощеряется новенький. Все так говорят. Коннор пропускает его слова мимо ушей.
— Хэйден, снабди его спальным мешком и проводи в ПНВ. Завтра выясним, на что этот парень годен.
— Так я что теперь — вонючий расплёт, что ли? — спрашивает Ной.
— Это они нас так называют, — произносит Хэйден. — Мы называем себя Цельными. А что до твоей вонючести, то тут мы все согласны — тебе просто жизненно необходимо как можно скорее посетить душевую.
Новенький фыркает, как рассерженный бык, и Коннор улыбается. Цельные — это придумка Хэйдена. «Расплёты», «беглые» — это всё ярлыки, навешенные на них безжалостным миром.
— Если бы ты стал пиарщиком, раскрутил бы что угодно! — однажды сказал Хэйдену Коннор, на что тот ответил:
— Меня от кручения тошнит. Ещё наблюю на клиентов...
Хэйден, Коннор и Риса — единственные, кто остался из ребят, прятавшихся в Убежище Сони много месяцев назад. Пережитое связало всех так крепко, что им кажется, будто они дружат чуть ли не с колыбели.
Ной с Хэйденом уходят в «Проверку На Вшивость», а Коннор позволяет себе редкую роскошь — несколько минут мира и покоя. Он взглядывает на ДостаМак — самолёт, в котором спит Риса. Свет в нём не горит, так же, как и во всех остальных, но парень подозревает, что Риса слышала, как они прибыли, и наверняка уже выглядывала в окно — убедиться, что Коннор вернулся домой в целости и сохранности.
Как-то она сказала ему:
— Даже не знаю, как назвать эти твои рейды — то ли подвигом, то ли глупостью.
— А почему не тем и другим одновременно? — парировал тогда он. Дело в том, что спасение конкретных ребят приносит ему куда больше удовлетворения, чем будничная, каждодневная работа по руководству Кладбищем. Если бы не эти спасательные экспедиции — он бы давно чокнулся.
Когда он стал начальником Кладбища, предполагалось, что это должность временная. Движение Против Расплетения должно было подобрать подходящего человека на место Адмирала — человека, в отношении которого у широкой общественности не было бы сомнений в том, что он занимается именно утилизацией старых самолётов. Но тут до руководства ДПР дошло, что это, пожалуй, ни к чему: в кладбищенской конторе, расположенной в трейлере у главного въезда, работали люди из ДПР, которые и обеспечивали нормальное ведение бизнеса. Задача Коннора — давать детям кров, пищу и занимать каким-нибудь трудом; до тех пор, пока он с ней справляется, никто другой не нужен.
— Озираешь свои владения?
Коннор поворачивается — к нему подходит Трейс.
— Какие ещё владения, я здесь только работаю, — отвечает Коннор. — Новенького разместили?
— Ага. Вот нытик. Одеяло ему не такое, видите ли, кусается, говорит.
— Привыкнет. Все привыкают.
Трейс Нейхаузер — бывший бёф. Он служил в военно-воздушных силах, но когда расплели его сестру, оставил службу, чтобы присоединиться к Сопротивлению. Он дезертировал из своей части шесть месяцев назад, но так и остался бёфом во всех смыслах этого слова. Гора мышц, «стероидный» качок, эксперт в области военной науки.
Коннору никогда не нравились бёфы, скорее всего потому, что у тех в жизни всё разложено по полочкам, они служат только одному делу и служат ему в общем и целом хорошо. При виде этих клубков мышц Коннор всегда чувствовал себя ничтожным и бесполезным. То, что бёф стал его другом, доказывает, что люди меняются. Трейсу двадцать три, но, по-видимому, он ничего не имеет против того, чтобы выполнять приказы и распоряжения семнадцатилетки.
— Для субординации возраст неважен, — сказал он Коннору однажды. — Тебе могло бы быть шесть, но если бы ты был моим начальником, я бы всё равно тебе подчинялся.
Наверно, поэтому он и нравится Коннору: если такой парнище выказывает ему уважение как командиру, так, может, он, Коннор, не такой уж и плохой лидер?
• • •
Следующий день начинается так же, как все дни на Кладбище: с распределения работ. Что надо сделать в первую очередь, что потом... «Бег на месте» — так называл Адмирал бесконечные хлопоты по удовлетворению самых обычных нужд. «Быть командиром значит следить за исправностью унитазов, — как-то сказал он Коннору. — Кроме тех случаев, когда ты на поле боя. Тогда твоя задача — выживание. Ни то, ни другое приятным не назовёшь».
На главной аллее ребята уже начинают собираться под крыльями самолёта, предназначенного для отдыха и развлечений, который все называют «Рекряк» — от слов «Рекреационный реактивный», сначала сокращённых до «Рекреака», а потом и вовсе до «Рекряка». Смотрят телек или играют в видео-игры. Большинство обитателей Кладбища уже приступило к работе: разбирают самолёты на запчасти или ремонтируют их — в соответствии с заказами из кладбищенской конторы. Иногда Коннору легче думать, что всё работает как часы вопреки, а не благодаря его руководству.
Как только ребята видят на главной аллее Коннора, поднимается галдёж.
— Эй, Коннор, — говорит один, подбегая к начальству, — я, вообще-то, не жалуюсь, но, знаешь, а нельзя нам тут еду получше? Ну, то есть, я знаю, тут не до жиру и всё такое, но если я ещё раз поем жаркое со вкусом говядины, но без говядины, меня вывернет.
— Угу, можно подумать, что ты один такой, — отвечает ему Коннор.
— Мистер Акрон, — обращается к нему девочка лет четырнадцати. Коннор никак не привыкнет к тому, что многие ребята не только обращаются к нему с необыкновенным почтением, но даже почему-то думают, что Акрон — это что-то вроде его фамилии. — Я не знаю, вам об этом известно или нет, но вентиляторы в Улёте не работают, так что ночью нечем дышать.
— Я пошлю кого-нибудь починить.
Потом третий пацан накидывается с жалобами, что повсюду валяется слишком много мусора и нельзя ли что-нибудь с этим поделать.
— Клянусь, половину времени я чувствую себя дворником-сантехником-ремонтником, — говорит Коннор Трейсу. — Чтобы всё шло как надо, мне надо бы отрастить себе ещё дюжину рук!
— У тебя есть дюжина рук, — резонно возражает Трейс. — Тебе бы только научиться пользоваться ими.
— Да, да... — отмахивается Коннор — он слышал это не раз. Не стоит сердиться на Трейса за то, что тот постоянно поучает его; в конце концов, для того он и держит парня около себя, чтобы учиться быть хорошим начальником. Он, Коннор — начальник! Кто бы мог подумать. Он уже примирился с вывертом судьбы, но быть лидером, как отмечал когда-то Адмирал, — тяжёлая и неблагодарная работа.
После ухода Адмирала «в отставку» Коннор наладил вертикаль власти: сначала внутренний круг, затем внешний, а потом идут все остальные. Те, кто принадлежит к внутреннему кругу, решают задачи первостепенной важности: обеспечение продовольствием, уборка, чистка и прочее; потому что самому Коннору приходится заниматься куда более сложными вещами. Например, следить за тем, чтобы всё шло как по маслу и не разваливалось на ходу.
— Созову-ка я собрание после того, как встречусь с представителем Сопротивления, — делится Коннор с Трейсом. — И впредь постараюсь лучше делегировать свои задачи.
— Может, тебе стоило бы попристальнее присмотреться к тем, кому ты их делегируешь? — предположил Трейс.
Коннор никогда не подозревал, что способен вынести такую ответственность, но теперь, когда он это знает, ему хочется бросить всё и нести ответственность только за себя самого. Сколько всего на него навалилось! Благодаря Леву и его ячейке недотёп-хлопателей Коннору удалось избежать расплетения, и тем не менее он до сих пор не ощущает себя единым целым.
6 • Риса
Среди обитателей Кладбища только один инвалид. Инвалиды находятся под защитой закона, расплетение им не грозит, поэтому среди детей-беглецов их нет. Это ярчайшее свидетельство того, что сострадание общества похоже на швейцарский сыр: одним, попавшим в плотную массу, везёт; другим, тем, что оказываются в дырках — сами понимаете.
Риса сама предпочла остаться инвалидом. Она отказалась от операции по замене позвоночника, потому что ей претила мысль, что для этого придётся воспользоваться донорским органом расплёта. Травмы позвоночника не лечатся, и если тебе выпала такая карта, она останется с тобой до конца твоих дней. Риса частенько раздумывает над тем, что тяжелее: жить без надежды на излечение или жить, зная, что исцеление возможно, но ты отказываешься от него добровольно.
Сейчас она обитает в старом лайнере Макдоннел Дуглас MD-11, к главному входу которого ребята пристроили дощатый пандус. Самолёт окрестили «Доступным Маком», или, сокращённо «ДостаМаком». Сейчас вместе с Рисой там живёт ещё около десятка ребят, которых угораздило растянуть лодыжку или ещё что-нибудь в этом же роде. Внутренность самолёта разделена занавесками на отдельные отсеки, благодаря чему создаётся иллюзия личного пространства. Рисе отдан салон первого класса старого лайнера — спереди от входного люка. У неё больше «жилплощади», чем у остальных, но Рисе невыносим сам факт того, что её таким образом выделяют среди всех прочих. Да весь этот проклятый самолёт постоянно напоминает ей о том, что она не такая, как все; и хотя её травмированный позвоночник — это, можно сказать, почётное боевое ранение, девушке не нравится, что теперь она до конца своих дней приговорена к особому отношению со стороны окружающих.
Единственный другой самолёт, у которого есть пандус — это Лазарет, где работает Риса. Так что выбор у неё в плане доступности помещений невелик, и поэтому она предпочитает по большей части находиться снаружи — если жара не слишком допекает.
Каждый вечер в пять часов Риса ожидает Коннора под крылом бомбардировщика «Стелс», который все называют «Тихой Сапой». И каждый вечер Коннор опаздывает.
Мощные крылья бомбардировщика отбрасывают густую тень, а его оболочка, призванная сделать его незаметным для радаров, буквально высасывает жар из воздуха. Это самое прохладное место на всём Кладбище.
Наконец, Риса видит приближающегося Коннора — его легко отличить по голубой камуфляжной форме — больше ни у кого из обитателей Кладбища такой нет.
— Я уже думала, что ты не придёшь, — говорит Риса, когда Коннор входит под тенистое крыло Тихой Сапы.
— Мне нужно было пронаблюдать за разборкой двигателя.
— М-да, — отвечает Риса с усмешкой. — Разве не все парни оправдываются тем же самым?..
Груз забот давит на Коннора, избавиться от них он не может даже в обществе Рисы. Он говорит, что только в те минуты, когда они вместе, он чувствует себя нормальным человеком, но на самом деле Коннор никогда до конца не расслабляется. Собственно, Риса с самой их первой встречи ни разу не видела, чтобы он хоть на минуту расслабился. Даже то, что в большом мире о них ходят красивые легенды, не спасает положения. История Коннора и Рисы уже пустила глубокие корни в современном фольклоре, ибо что может быть романтичнее, чем любовь двоих отверженных? Они — Бонни и Клайд новой эры, и их имена кричат с футболок и ярких наклеек на бамперах автомобилей.
И вся эта шумиха — лишь из-за того, что они пережили взрыв в заготовительном лагере «Весёлый Дровосек», лишь из-за того, что Коннору невиданно повезло: он оказался первым расплётом, вышедшим из «живодёрни» одним куском. Конечно, широкая публика считает Коннора погибшим, а Рису пропавшей без вести — как полагают, она либо умерла от травм, либо скрывается где-то в резервации, дружественно настроенной к беглым расплётам — если таковые резервации ещё существуют. Интересно, размышляет Риса, а не пришёл бы конец всем этим романтичным сказкам о ней, если бы эта самая публика узнала, что она торчит здесь, в пустыне Аризоны, пропылённая и обожжённая солнцем?
Под брюхом Тихой Сапы веет лёгкий бриз и бросает в глаза Рисы очередную порцию пыли, как будто той, что уже есть, мало. Девушка моргает, чтобы избавиться от помехи.
— Готова? — спрашивает Коннор.
— Всегда готова.
Тогда парень опускается на колени перед креслом Рисы и начинает массировать её бесчувственные ноги, пытаясь улучшить циркуляцию крови. Этот физический контакт — часть их ежедневного ритуала. Сугубо медицинский, он в то же время необыкновенно интимен. Однако сегодня мысли Коннора блуждают где-то в другом месте.
— Что-то беспокоит тебя больше, чем обычно, — молвит Риса. Это утверждение, не вопрос. — Колись.
Коннор вздыхает, поднимает на неё глаза и задаёт вопрос вопросов:
— Почему мы здесь, Риса?
Она задумывается.
— Ты в каком смысле спрашиваешь? В философском — мол, для чего мы, человеки, живём на Земле, или чисто почему мы занимаемся массажем здесь, где нас могут видеть все кому не лень?
— Да пусть видят, — говорит он. — Мне без разницы.
И ему это действительно безразлично, потому что личная жизнь на Кладбище, можно сказать, отсутствует как понятие. Даже в маленьком бизнес-джете, резиденции Коннора, на иллюминаторах нет шторок. Нет, Риса понимает, что вопрос Коннора относится не к их ежедневному ритуалу и не к извечной философской проблеме человечества. Это вопрос о выживании.
— Я имею в виду, почему мы всё ещё здесь, на Кладбище? — поясняет Коннор. — Почему власти не транкировали нас всех и не забрали отсюда?
— Ты же сам говорил — потому что они не рассматривают нас как угрозу.
— А должны бы. Они ведь не дураки. Значит, есть какая-то причина, почему они до сих пор не разнесли тут всё по кочкам.
Риса наклоняется, поглаживает напряжённые плечи друга.
— Ты слишком много думаешь.
Коннор улыбается.
— Когда мы только познакомились, ты обвиняла меня в том, что я слишком мало думаю.
— Ну, значит, твой ум навёрстывает упущенное.
— После всего того, через что нам довелось пройти, ты чего-то другого ожидала?
— Ты больше нравишься мне в качестве человека действия.
— Действия надо как следует продумывать. Ты сама меня этому учила.
Риса вздыхает.
— Научила на свою голову. Это чудовище — моё собственное порождение.
Оба они кардинально изменились в свете того, что произошло в «Весёлом Дровосеке». Рисе нравится думать, что их души раскалились, словно железо в кузнечном горне, но иногда ей кажется, что они, скорее, были просто сожраны жадным пламенем. И всё же ей радостно: она выжила и стала свидетелем далеко идущих последствий того судьбоносного дня, одним из которых явился Параграф-17...
Собственно, законопроект по снижению возрастного ценза на целый год — с восемнадцати до семнадцати лет — был подан в Конгресс ещё до инцидента в «Весёлом Дровосеке». Никто даже не рассчитывал, что Параграф-17 пройдёт — а широкая публика и вовсе о нём не подозревала до тех пор, пока о событиях в заготовительном лагере не заговорили по всем каналам новостей и пока лицо бедного Лева Калдера, невинного мальчика в незапятнанно белых одеждах, не замаячило на обложках всех журналов. Ясноглазый, аккуратно подстриженный парнишка улыбался всем со школьной фотографии. Как такой идеальный ребёнок стал хлопателем — этот вопрос заставил задуматься многих родителей; потому что если это могло случиться с Левом, то кто может гарантировать, что твоё собственное дитя в один прекрасный день не превратит свою кровь в жидкий динамит и в припадке ярости не взорвёт себя ко всем чертям? А то, что Лев отказался взрываться, встревожило людей ещё больше, потому что теперь они не могли просто отмахнуться — мол, парень отморозок и все дела. Приходилось признать, что у Лева есть душа, есть совесть, а это значит, что в его превращении в хлопателя немалую роль сыграло само общество. Вот тут-то, словно для того, чтобы успокоить всеобщее чувство вины, Параграф-17 и получил силу закона: по достижении подростком 17 лет его нельзя расплести.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 159; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!