Ростов, Москва и убийство в Боголюбове



озможно, кто-нибудь выразит недоумение: какая может быть связь между Ростовом, историей основания Москвы и убийством Андрея Боголюбского? А между тем, если верить летописным источникам, такая связь имеется...

У Москвы, как и у Ростова, кроме летописной истории есть еще и другая, мифологическая, согласно которой ее основал шестой сын Иафета Мосох, у которого была жена Ква, от соединения этих имен Москва и получила будто бы свое название. Но это – легенда. Мы же больше привыкли отмерять возраст древних русских городов, используя первые туманные свидетельства о них в летописях. Так произошло с Ростовом, точно так же, опираясь на летописное сообщение, возникла официальная, общепризнанная версия, что Москва была основана владимиро-суздальским князем Георгием (Гюрги), нареченным позднее Юрием Долгоруким. Вот как отозвалась на это событие Ипатьевская летопись:

«И прислав Гюргии рече: приди ко мне брате в Москов. Стослав (Святослав) же еха к нему с детятем своим Олгом и мале дружине, поима со собою Володимира Стославича. Олег же еха наперед к Гюргеви и да ему пардус (шкуру барса), и приеха по нем оц (отец) его Стослав. И тако любезно целовастася в дн пяток, и тако быша весели. На утрии же дн повеле Гюрги устроити обед силен и створи чсть (честь) велику им и дал Стослав дары многы, с любовию и снови (сыновья) его Олгови и Владимиру Стославичю и муже Стославле учреди и тако отпусти и (их). И обещася Гюрги сна (сына) пустити ему, яко же и створи».

В своей «Истории государства Российского» это событие так прокомментировал Карамзин:

«Сие угощение достопамятно... По крайней мере знаем, что Москва существовала в 1147 году, марта 28, и можем верить новейшим летописцам в том, что сей князь, приехав на берег Москвы-реки, в села зажиточного боярина Кучки, Степана Ивановича, велел умертвить его за какую-то дерзость, и плененный красотою места, основал там город; а сына своего, Андрея, княжившего в суздальском Владимире, женил на прелестной дочери казненного боярина. «Москва есть третий Рим, – говорят сии повествователи, – и четвертого не будет. Капитолий заложен на месте, где найдена окровавленная голова человеческая: Москва тоже на крови основана и к изумлению врагов наших сделалась царством знаменитым». «Она долгое время именовалась Кучковом», – добавляет Карамзин.

Между тем в Тверском сборнике, в записи за 1156 год, есть указание на то, когда Москва была основана:

«Того же лета князь великий Юрий Володимирович заложи град Моськву, на устни же Неглинны, выше рекы Аузы».

Здесь следует отметить, что Тверской сборник, переписанный на рубеже XVI–XVII веков, состоит из двух частей: в первой содержится рассказ от библейского Адама до 1255 года, второй – о событиях русской истории за 1248–1499 годы. Так вот, в основу первой части положен Ростовский свод 1534 года, что лишний раз говорит о большом вкладе Ростова в отечественную историю и русское летописание.

Однако эту дату отвергает автор книги «Ростово-Суздальская Русь» Ю.А.Лимонов, который, внимательно рассмотрев, чем занимался Юрий Долгорукий с 1147 по 1157 г. – год его смерти в Киеве, пришел к следующему выводу:

«Только в 1152–1153 гг., после поражения на юге, когда вновь возникла непосредственная угроза владениям ростовского князя, Юрий начинает интенсивно укреплять свои города... Следовательно, время закладки «града» Москвы надо отнести к середине 1153 года». А в примечании к этому сообщению автор добавляет: «По этой причине трудно отнести закладку Москвы – крепости – к 1156 г., когда Юрий уже стал полновластным хозяином на юге и севере Руси. Наконец, если бы это строительство произошло в указанном году, оно бы связывалось в летописи с именем его сына – Андрея Боголюбского».

Предположение, что первая крепость в Москве была заложена по указанию Андрея Боголюбского именно в 1156 году, – весьма возможно. В 1154 году, после трудного разговора с отцом, всячески отговаривавшим его от этого поступка, Андрей Юрьевич и его дружина отправляются в Ростовское княжество. Вместе со свитой, домочадцами и личной казной Андрей забирает из Вышгорода икону Божьей матери, позднее названную Владимирской. По более позднему летописному преданию, эту икону написал евангелист Лука с натуры, «И в то время богородица была во плоти». Написанная в Византии, икона становится своеобразным духовным, политическим и национальным символом Северо-Восточной Руси, его «Берегиней».

Почему-то во многих исторических исследованиях утверждается, что Андрей отправился из Вышгорода (своей резиденции под Киевом) во Владимир. Между тем дело обстояло отнюдь не так. Читаем во Владимирской летописи:

«Ростовци и Суждалци здумавше вси, пояша Аньдрея сына его (Юрия Долгорукого) стареишего, и посадиши и в Ростове на отни столе, и Суждали, занеже бе любим всеми за премногую его добродетель, юже имяше преже к Богу, и ко всем сущим под ним».

Таким образом, избрание Андрея на княжение 4 июня 1157 года состоялось в Ростове, где находилась тогда его официальная резиденция. Это уже потом будет Боголюбово под Владимиром, где Андрей встретит свою смерть, а пока он «сел на стол» в Ростове – столице Северо-Восточной Руси. Именно тогда, возможно, и было принято им решение о строительстве в Москве крепости, которая защищала бы княжеский Ростов с юга. Но для нас сейчас важно другое – то, что к основанию Москвы был причастен ростовский боярин Степан Кучка, имя которого связано еще с одним знаменательным событием русской истории.

В 1174 году в своем княжеском замке под Владимиром был убит сын Юрия Долгорукого, великий князь Андрей Боголюбский. Вот как сообщил об этом событии летописец:

«Состоялся в пятницу на обедне коварный совет злодеев преступных. И был у князя Яким, слуга, которому он доверял. Узнав от кого-то, что брата его велел князь казнить, возбудился он по дьявольскому наущению и примчался с криками к друзьям своим, злым сообщникам, как когда-то Иуда к евреям, стремясь угодить отцу своему, сатане, и стал говорить: «Сегодня его казнил, а завтра – нас, так промыслим о князе этом!» И задумали убийство в ночь, как Иуда на господа.

Как настала ночь, они, прибежав и схвативши оружие, пошли на князя как дикие звери, но, пока шли они к спальне его, пронзил их и страх, и трепет. И бежали с крыльца, спустясь в погреба, напились вина. Сатана возбуждал их в погребе и, служа им незримо, помогал укрепиться в том, что они обещали ему. И так, упившись вином, взошли они на крыльцо. Главарем же убийц был Петр, зять Кучки, Анбал, яс родом, ключник, да Яким, да Кучковичи – всего числом двадцать зловредных убийц, вошедших в греховный заговор в тот день у Петра, у Кучкова зятя, когда настала субботняя ночь на память святых апостолов Петра и Павла».

Еще перед покушением ключник Анбал выкрал из княжеской спальни меч Андрея Боголюбского, по преданию принадлежавший святому Борису. Затем заговорщики обезоружили дворцовую охрану, связали, а затем убили княжеского пажа Прокопия. Лестница и переход из башни во дворец, по которым заговорщики проникли в покои князя, сохранились до наших дней. Таким образом, желающие могут побывать на месте преступления, совершенного более 800 лет назад.

В летописи детально расписаны сцены двух покушений на Андрея (после первого нападения он остался жив), грабежа княжеских сокровищ. Поднявшись на второй этаж башни, где они хранились, заговорщики «идоша на сени и выимаша золото и каменье дорогое, жемчюг, и всяко узорочье». Кроме того, было похищено все хранившееся во дворце оружие и вместе с сокровищами вывезено из Боголюбова.

Итак, Андрей Боголюбский погиб в результате заговора, в котором самое активное участие приняли дальние и ближние родственники убитого Юрием Долгоруким ростовского боярина Степана Кучки. Во главе заговора стоял Петр, «Кучков зять». В роли подстрекателя выступил Яким Кучкович, узнавший об убийстве по приказу Боголюбского своего брата. Кроме того, в заговоре участвовали: княжеский ключник-осетин Анбал, перед покушением выкравший из спальни меч Андрея Боголюбского, некий Ефрем Моизович и еще какие-то «Кучковичи».

Их главенствующая роль в заговоре подтверждается и тем, что именно Петр, «Кучков зять» первым бросился на князя с мечом, о чем и сообщил летописец: «Петр же оття ему руку десную». Так записано в Ипатьевской летописи. Но вот что любопытно: на миниатюре в Радзивилловской летописи Петр отсекает князю левую руку. Когда останки князя исследовали специалисты, оказалось, что так оно и было. Таким образом, еще раз подтверждается версия, что миниатюры Радзивилловской летописи ранее иллюстрировали другую, более древнюю и более достоверную летопись.

Вернемся к убийству в Боголюбове. Без поддержки более влиятельных и авторитетных сил родственники Степана Кучки, конечно же, не решились бы на убийство князя. Кто же стоял за их спинами, на чью поддержку рассчитывали заговорщики? Ю.А.Лимонов отвечает на этот вопрос так:

«Действительно, существовала еще одна сила, которая имела решающее значение в деле устранения Андрея Боголюбского. Речь идет о боярстве Ростова и Суздаля. Именно бояре ощутили в полной мере политику князя, эволюционировавшего от союза с северо-восточными феодалами к усмирению, подавлению и подчинению их деятельности... Вся дальнейшая политика ростовских и суздальских бояр, организовавших съезд сразу после смерти князя, скоропалительное приглашение заранее намеченных кандидатур на вакантный стол, ожесточенная трехлетняя борьба с другими претендентами и, наконец, призвание «оккупационных» войск из Рязани абсолютно точно показывает, кто создавал, вдохновлял и направлял заговор».

Но летописные свидетельства связывают гибель Андрея Боголюбского не только с заговором его приближенных и ростовских бояр, но и с именем его жены Улиты Кучковны. Так, на одной из миниатюр все той же загадочной Радзивилловской летописи рядом с убийцами изображена женщина в богатом наряде, которая держит отрубленную руку Андрея Боголюбского. Женщина присутствует и на миниатюре, изображающей похороны. Выходит, это Улита Кучковна?

Однако здесь историки поправляют летописцев: к моменту убийства Андрей Боголюбский был женат вторично, причем или на половчанке, или на уроженке Кавказа, поскольку именно туда эмигрировал его сын Юрий, через несколько лет женившийся там на царице Тамар. В пользу этого утверждения, как считают те же историки, и участие в заговоре ясина (осетина) Анбала, возможно, приближенного или родственника новой жены князя Андрея. Следовательно, делает вывод тот же Ю.А.Лимонов, на миниатюре изображена не Улита Кучковна, а вторая жена князя. Но так ли это? Каким образом, приняв участие в заговоре, нашли общий язык родственники первой жены Андрея с его второй женой-иноземкой? Возможно ли было такое согласие? Вряд ли.

При написании «Истории Российской с древнейших времен» В.Н.Татищев пользовался летописями, которые считаются утраченными. Комментируя убийство Андрея Боголюбского, историк использовал один из таких утраченных источников и сообщил, что, бросив на произвол судьбы останки мужа, княгиня уехала в Кучково, т.е. в Москву, вместе с его убийцами, и только через год князь Михаил Юрьевич судил ее вместе с заговорщиками.

В этом сообщении интересно, что вдова бежит в Кучково. Вряд ли жена-иноземка скрылась бы именно в этом месте, другое дело – Улита Кучковна: ведь эти земли когда-то принадлежали ее казненному отцу, ростовскому боярину Степану Кучке.

Напрашивается предположение, что на миниатюрах Радзивилловской летописи изображены две разные женщины: на первой – Улита Кучковна, бывшая жена Андрея Боголюбского, оставшаяся жить при его дворе и принявшая участие в заговоре, а на второй – новая жена князя, непричастная к заговору. Однако это предположение легко опровергнуть. Тем более, что, по мнению Ю.А.Лимонова, «то, что на (второй) картине изображена та же дама, что и на первой миниатюре, где она держит отрубленную руку, нет никакого сомнения». Вместе с тем он же пишет, что «иллюстрация, показывающая ее (жену Андрея) стоящей с отрубленной рукой князя, становится вполне объяснимой. Она была непосредственно связана с заговорщиками. И художник это намеренно подчеркнул».

Но если так, вряд ли бы ей удалось присутствовать на похоронах. А вот участие в заговоре Улиты Кучковны зафиксировано и в летописях, и в народных преданиях, хотя многие историки по-прежнему считают ее образ вымышленным.

 

Последний взлет Ростова


осле смерти Андрея Боголюбского усилилась борьба между городами за великое княжение. Активное, если не ведущее участие в этой борьбе приняли ростовские бояре. На владимирский престол сел Всеволод (1177–1212), сын Юрия Долгорукого. В 1178 году ростовские бояре совместно с рязанскими князьями попытались разгромить Владимир, но потерпели поражение. Однако, как пишет Ю.А.Лимонов, «Ростов продолжал претендовать на первенство».

Последний взлет Ростова связан с именем князя Константина – сына Всеволода Большое Гнездо. В Лаврентьевской летописи под 1207 годом сообщается об освещении церкви святого Михаила, которое Константин использовал, чтобы заручиться поддержкой горожан и получить Ростов в удел. И замысел удался, ростовцы поддержали Константина: «Тое же зимы посла великыи сына своего опять Святослава Новугороду на княженье, а Костянтина остави у собе, и да ему Ростов, и инех 5 городов да ему к Ростову».

Страшный пожар 1211 года уничтожил почти весь Ростов, но и после этого бедствия Константин не отказался от ростовского княжения: «Костянтин же христолюбивый благоверныи князь, сын Всеволожь, тогда бе в Володимери у отца слышав беду створшююся на граде его, и на святех церквах, и еха скоро Ростову, и видев печаль бывшюю мужем Ростовьскым утеши я глаголя: «Бог да, Бог взя, яко Господи изволися тако и бысть, буди имя Господне благословенно от ныне и до века», – сообщает летописец.

В том же 1211 году произошел конфликт между Всеволодом и Константином, послуживший в конечном итоге причиной Липицкой битвы. Вот как написано об этом в Московском летописном своде 1480 года:

«Того же лета посла князь великии Всеволод по сына своего Костянтина в Ростов, дая ему по своем животе Володимерь, а Ростов Юрью дая. Он же не еха к отцу своему во Володимерь, хотя взяти Володимерь к Ростову; он же посла по него вторицею зова и к собе; и тако пакы не иде к отцю своему, но хотяше Володимеря к Ростову. Князь же великы Всеволод, созва всех бояр своих с городов и c волостеи, епископа Иоана и игумены, попы и купце, дворяны и вси люди, и целоваша вси людие на Юрьи; приказа же ему и братию свою. Костянтин же слышев то и вздвиже брови собе с гневом на братию свою, паче же на Георгиа».

В переводе на современный язык этот рассказ звучит коротко так: Всеволод послал за своим старшим сыном Константином, чтобы после его смерти тот взял Владимир, а Ростов – Юрий. Но Константин выдвинул собственные требования: присоединить Владимир к Ростовскому княжеству. Двукратное приглашение Всеволода было отвергнуто Константином, упорно стремившимся поставить Ростов, в котором он «сидел» уже несколько лет, над Владимиром. В результате преемником великого князя был признан Юрий.

Вряд ли только упрямством была вызвана позиция Константина. Вспомним: это был князь-книжник, то есть человек, хорошо знавший русскую историю, в которой Ростов когда-то занимал первенствующее положение. Он просто хотел восстановить историческую справедливость, за что и поддерживали его ростовские бояре и ростовская дружина во главе с легендарным Александром Поповичем. Мы уже упоминали Тверской сборник, в который вошел Ростовский летописный свод. В нем так сказано о ростовском богатыре и его дружине: «Ведомо ж да будет, яко Александр храбрый глаголемый Попович от ростовских житель и слуга у него именем Тороп, прочих же храбрых того же града семьдесят».

Только Юрий начал княжить во Владимире, как летопись сообщает: «Святослав князь иде в Ростов к брату своему Костянтину. А Костянтин нача рать замышляти на Георгиа, хотя под ним взяти Володимер. Георгии же он хотя его к собе пустити иде на нь с братиею с Ярославом, Володимером и Иоаном, и бывшим им у Ростова, и ту умирившеся крест целоваша межи собою, и раззидошяся кыиждо восвояси».

Но вскоре борьба возобновилась. Вот как (в сокращении) пишет об этом Ю.А.Лимонов:

«Владимир Всеволодович перебежал на сторону Константина. Святослав ушел от Константина к Юрию. Владимир переметнулся к Константину. Он за это получил Москву, которая, видимо, входила в юрисдикцию ростовского князя. Святослав сел в Юрьеве Польском. Не прошло и года, как междоусобица вcпыхнула с новой силой. Юрий, собрав свои войска и войска Ярослава, Святослава, Иоанна и Давыда Муромского, подошел к Ростову. Здесь вспыхнула ожесточенная битва, противники бились на р. Идше (Ишне?), разорили и сожгли в округе все села. Ростовские войска напали на Кострому, владения Юрия, «пожже ю всю, а люди изъимаша». Противники с трудом умирились. Непрочный мир владимиро-суздальских князей нарушил в 1216 г. «возмутитель спокойствия» Ярослав Всеволодович. «Заратившись» с новгородцами и собственным тестем Мстиславом Удалым и Владимиром псковским, он ухитрился втянуть в эту первоначально «домашнюю склоку» старшего брата Юрия. Естественно, против последнего выступил Константин с Ростовом. Несмотря на численность войск, Юрий и Ярослав потерпели поражение при р. Липице, близ Юрьева Польского».

В сообщении о битве летописец упомянул и Александра Поповича, видимо, сыгравшего свою роль в победе: «В лето 6725 бысть бой князю Юрью Всеволодичю с князем Костянтином с Ростовским на реце на Где, и поможе Бог князю Костянтину Всеволодичю, брату старейшюму, и правда его же пришла. А были с ним два храбра: Добрыня Золотыи Пояс до Александро Попович с своим слугою Торопом». Константин сел на княжение во Владимире, но «Ростов так и не стал столицей», – пишет Ю.А.Лимонов.

Последнее замечание представляется весьма важным – значит, Константин мечтал опять сделать Ростов столицей, но этого не случилось, вместо объединения русская земля продолжала дробиться на куски. Через год после Липицкой битвы и занятия владимирского стола «посла Костянтин Всеволодович по брата своего Георгия на Городец» и сказал ему: «По моем животе Володимер тобе, а ныне поиди в Суздаль», т.е. после своей смерти Константин завещал Владимир Юрию, что позднее и произошло. Перед самой своей смертью «великий князь Костянтин посла сына своего стареишего Василька на стол Ростову, а Всеволода на Ярославль».

Константин умер в 1218 году. В тот же год Александр Попович собрал своих дружинников под Ростовом, в месте, «что обрыт под Гремячим колодезем на реце Где, иже и ныне той соп стоит пуст», на совет, что дальше делать – наверняка, став великим князем, вспомнит Юрий Владимирович, кому он был обязан своим поражением в Липицкой битве. Летописец так напишет об этой встрече ростовских дружинников: «Той же Александр совет сотвори с прежреченными своими храбрыми, бояся служити князью Юрью – аще мщение сотворит, еже на боях ему сопротивни быша; аще разъедемся по разным княжениям, то сами меж себя побаемся и неволею, понеже меж князей несогласие. И тако задумавше, отъехаша служити в Киев».

Невысокого же мнения был Александр Попович о новом великом князе, если бросил свою родину – Ростов – и отправился с дружиной в далекий Киев. Вместе с тем в этом поступке – понимание того, до чего может довести Русь княжеская междоусобица. И горестные предчувствия не обманули Александра Поповича...

Есть в этом сообщении еще одна любопытная деталь, на которую первым обратил внимание А.Е.Леонтьев, – упоминание места встречи ростовских богатырей. По мнению археолога, это то самое Сарское городище, которое называют протогородом Ростова: ведь нижнее течение Сары, где оно находилось, называли еще Гдой. Но если так, то не является ли это сообщение еще одним доказательством, что вряд ли Сарское городище было протогородом Ростова? Не естественней ли предположить, что оно было сначала мерянским поселением, потом укрепленным центром боярского поместья, может, по наследству или за воинские заслуги доставшееся Александру Поповичу? Ведь об этом же в работе ««Город Александра Поповича» в окрестностях Ростова Великого», опубликованной в 1974 году в «Вестнике Московского университета», писал и сам А.Е.Леонтьев:

«Малая площадь, тонкий культурный слой, надежные укрепления, небольшое количество находок, среди которых отсутствуют ремесленные орудия и остатки производства, позволяют считать это поселение феодальным замком».

И.В.Дубов в книге «Города, величеством сияющие» заметил по этому поводу: «Крайне заманчиво связывать Сарское городище с Алешей Поповичем – летописным героем русской истории, вошедшим и в русский народный эпос». Может, добавим от себя, это не только заманчивое, но и более верное представление о Сарском городище и о его месте в истории Ростова?

5 мая 1223 году произошла битва на реке Калке, про которую летописец с болью сказал: «И бысть победа на вси князи Руссии, ака же не бывала от начала Русськой земли никогдаже». Отправилась на битву с татарами и ростовская рать во главе с князем Василько Константиновичем, но ростовцы успели дойти только до Чернигова, куда пришла весть о разгроме совместных русских и половецких сил. Трудно сказать, чем бы закончилась эта битва, если бы великий князь Юрий Всеволодович своевременно разрешил князю Василько и его ростовцам примкнуть к основным силам русских князей. Возможно, битва закончилась бы иначе.

В той же битве погиб ростовский «храбр» Александр Попович. Летопись так откликнулась на его смерть: «В лето 6733... убиша же на том бою и Александра Поповича, и cлугу его Торопа, и Добрыню Рязаничя Златаго пояса, и семьдесят великих и храбрых богатырей, все побиени быша».

Гибель ростовца Александра Поповича – одного из последних богатырей земли Русской – глубоко символична: впереди было страшное поражение Руси в битве на Сити.

Гибель князя Василько

спользуя отрывки из летописи, напомним, как развивались события после взятия татарами в 1237 году Рязани и Коломны, которую оборонял Всеволод Юрьевич – сын великого владимирского князя Юрия Всеволодовича:

«Всеволод Юрьевич с остатками войска убежал во Владимир. А татары пошли и захватили Москву, а князя Владимира, сына великого князя Юрия, взяли в плен. И пошли в несметной силе, проливая кровь христианскую, к Владимиру. Услышав об этом, великий князь Юрий оставил вместо себя во Владимире сыновей своих Всеволода и Мстислава, а сам пошел к Ярославлю и оттуда за Волгу, а с ним пошли племянники Василько, и Всеволод, и Владимир Константиновичи, и, придя, остановился Юрий на реке Сити, ожидая помощи братьев Ярослава и Святослава. А во Владимире заперся его сын Всеволод с матерью, и с епископом, и с братом, и со всеми жителями».

Трудно понять, что заставило князя Юрия бросить жену, двух сыновей, свою столицу Владимир, за владение которым он положил столько сил, и отправиться на далекую, затерянную в лесах реку Сить. Обычно это объясняют решением Юрия соединиться с союзниками-новгородцами, собрать новую рать. Но вдумаемся в ситуацию: Владимир в то время был многолюдным, хорошо укрепленным городом-крепостью с тремя линиями обороны, само его расположение на холмах неудобно для татарской конницы и очень удобно для обороняющихся. Кроме того, в городе было множество каменных церквей, каждая из которых могла стать надежным пунктом обороны. К тому же на дворе зима с ее морозами, сугробами и метелями. Зачем было в таких условиях отправляться невесть куда, преодолевать сотни верст снежного бездорожья и в голом поле строить многотрудные укрепления? Невольно напрашивается вывод, что это не просто тактическая ошибка, а элементарная глупость, которая дорого обошлась и самому Юрию, и всей Руси.

Пропустим описание взятия Владимира, Ростова, Ярославля, Городца, Галича, Переяславля и прочих городов и продолжим чтение горестного рассказа летописца:

«На исходе февраля месяца пришла весть к великому князю Юрию, находящемуся на реке Сити: «Владимир взят, и все, что там было, захвачено, перебиты все люди и епископ, и княгиня твоя, и сыновья, и снохи, а Батый идет к тебе». И был князь Юрий в великом горе, думая не о себе, но о разорении церкви и гибели христиан. И послал он в разведку Дорожа с тремя тысячами воинов узнать о татарах. Он же вскоре прибежал назад и сказал: «Господин, князь, уже обошли нас татары». Тогда князь Юрий с братом Святославом и со своими племянниками Васильком, и Всеволодом, и Владимиром, исполчив полки, пошли навстречу татарам, и каждый расставил полки, но ничего не смогли сделать. Татары пришли к ним на Сить, и была жестокая битва, и победили русских князей. Здесь был убит великий князь Юрий Всеволодович, внук Юрия Долгорукого, сына Владимира Мономаха, и убиты были многие воины его».

В нашу задачу не входит анализировать ход Ситской битвы, которая, по сути, была проиграна еще до ее начала. Историки и краеведы достаточно писали об этом, из последних таких публикаций назовем очерк С.Ершова «Завеса над Ситской битвой», опубликованный в журнале «Русь» (№ 6- 96). Говорят: мертвые сраму не имут, но трудно удержаться еще от одного упрека в адрес князя Юрия: как можно было проворонить подход татарского войска и оказаться во вражеском окружении на собственной земле?

Но вернемся к летописи:

«А Василька Константиновича Ростовского татары взяли в плен и вели его до Шерньского леса, принуждая его жить по их обычаю и воевать на их стороне. Но он не покорился им и не принимал пищи из рук их, но много укорял их царя и всех их. Они же, жестоко мучив его, умертвили четвертого марта, в середину Великого поста, и бросили его тело в лесу. Некая женщина, увидев тело Василька, рассказала своему богобоязненному мужу; и тот взял тело князя, завернул его в плащаницу и положил в тайном меcте».

Пожалуй, о том, что татары пытали князя Василько, чтобы склонить его к измене, писали все, кто касался истории Ситской битвы. Но спросим себя: зачем было татарам после всех их побед заниматься переманиванием на свою сторону племянника великого князя? Тем более, что у них в руках был Владимир Юрьевич, его сын? Вот с ним еще можно было затеять такую игру, чтобы использовать его имя в дальнейшем завоевании Руси. Значит, была тому какая-то иная причина. Почему-то Василько взяли в плен, с места боя доставили в Шеренский лес под Угличем, потом подвергли пытке. Может, что-то хотели узнать?..

Опять вчитаемся в летопись:

«Кирилл же, епископ ростовский, в то время был на Белоозере, и когда он шел оттуда, то пришел на Сить, где погиб великий князь Юрий, а как он погиб, знает лишь бог – различно рассказывают об этом. Епископ Кирилл нашел тело князя, а головы его не нашел среди множества трупов; и принес он тело Юрия в Ростов, и положил его со многими слезами в церкви святой Богородицы. А потом, узнав о судьбе Василька, пошел и взял его тело, и принес в Ростов, горько рыдая... А позднее пришли и нашли голову князя Юрия, и привезли ее в Ростов, и положили в гроб вместе с телом».

Любопытное замечание о гибели князя Юрия было высказано С.Козловым и А. Анкудиновой в книге «Очерки истории Ярославского края», вышедшей в Ярославле в 1997 году:

«Не ясны и обстоятельства смерти князя Юрия. Известно, что он, хотя и обладал немалым военным опытом, явно не отличался крепостью духа и в трудной ситуации легко впадал в панику. Ростовский епископ Кирилл, пришедший на место битвы вскоре после ухода татар, нашел среди завалов трупов и обезглавленное тело Юрия (голову нашли лишь впоследствии и положили в гроб). Исследователь М.Л.Приселков полагал, что князь был предан своими же людьми, поскольку в сражениях на Руси в этот период очень редко отрубали головы. Вполне вероятно, что Юрий пытался остановить бегущее, деморализованное войско и пал от рук русских воинов».

Далее авторы цитируют новгородскую летопись, которая, по их мнению, косвенно подтверждает это предположение о странной гибели Юрия: «Бог же весть како скончался: много бо глаголють о нем инии». Ростовского князя Василько пытали, великого князя Юрия обезглавили. Не связаны ли эти «странности» между собой?..

Можно сказать, что со смертью Василько закончился целый период ростовской истории, отмеченный и великим прошлым, и временным взлетом к новой славе, и превращением в рядовое удельное княжество, под дланью набравшей силы Москвы в XV веке вовсе прекратившее свое существование. Однако это касается только его политической истории – еще долгое время Ростов продолжал оставаться важным культурным и религиозным центром Русского государства. Достаточно сказать, что в том же 1238 году сюда перешло общерусское летописание, а первой и единственной в русской истории женщиной-летописцем стала жена князя Василько – Марья Черниговская. Именно она, по мнению многих исследователей, была автором летописных некрологов по убитым в Орде русским князьям и оставила поэтичный и восторженный словесный портрет князя Василько:

«Был же Василько лицом красив, очами светел и грозен, храбр паче меры на охоте, сердцем легок, в бою храбр, в советах мудр, разумен в делах; но, как говорит Соломон, «когда слабеют люди, побеждается и сильный». Так случилось и с этим храбрым князем и войском его; ведь ему служило много богатырей, но что они могут против саранчи? А из тех, кто служил ему и уцелел в сражении, кто ел его хлеб и пил из его чаши, никто не мог из-за преданности Васильку после его смерти служить другому князю».

Уже высказывалась мысль, что многое роднит жену князя Василько с Ярославной – женой князя Игоря: у одной муж уходит в поход на половцев, у другой – на татар; из-за русской разобщенности оба попадают в плен, только один спасается, а другой гибнет. Произведение такого содержания не могло не заинтересовать княгиню Марью. И возникает предположение: не в Ростове ли хранился список «Слова о полку Игореве»? Но к этой версии мы еще вернемся.

В заключение следует сказать, что автор ни в коем случае не настаивает на бесспорности высказанных здесь предположений, а только заостряет внимание читателей на тех событиях русской истории, которые того заслуживают и помогают уяснить неразрывную связь слов и понятий:

Русь – Ростов – Россия.


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 155; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!