Глава 2. Земля и ее надлежащее использование
Земля, бесспорно, важнейший из всех материальных ресурсов. Хотите узнать будущее цивилизации? Посмотрите на ее отношение к земле, этого достаточно.
Земля покрыта почвой, а почва — несметным количеством разнообразных живых существ, включая человека. В 1955 году два опытных эколога, Том Дэйл и Вернон Джилл Картер, опубликовали книгу под названием „Почва и цивилизация“. Здесь будет уместно процитировать несколько первых параграфов этой книги.
Цивилизованному человеку время от времени удавалось стать полновластным хозяином природы. Но он мнил себе на погибель, что его временная власть была постоянной. Он считал себя „хозяином мира“, но при этом так и не понимал законов природы.
Человек, цивилизованный или дикий, — дитя природы, а не ее хозяин. В своих действиях человек должен всегда учитывать природные законы, иначе его господство над окружающей средой долго не продлится. Пытаясь обойти эти законы, человек просто разрушает природную среду, поддерживающую его существование. А с разрушением природы приходит и упадок цивилизации.
Кто-то метко описал историю человечества одной фразой: „цивилизованный человек прошел по лицу земли и оставил за собой пустыню“. Это заявление может быть несколько преувеличенным, но по сути оно верно. Основная часть земель, на которых цивилизованный человек жил более-менее продолжительное время, безнадежно испорчена. Это явилось основной причиной постоянных перемещений цивилизаций с места на место и упадка цивилизаций в старых заселенных районах. Деградация земель — главный фактор, определявший все развитие истории.
|
|
|
Историки редко уделяют должное внимание вопросу использования земли. Они, похоже, еще не поняли, что отношение к земле во многом определяло судьбы большей части империй и цивилизаций. Признавая влияние окружающей среды на историю, они почему-то не замечают, что человек постоянно изменял и разрушал природу вокруг себя.
Как же цивилизованный человек превращал благоприятную среду обитания в неблагоприятную? Главным образом, истощая и разрушая природные ресурсы. Он вырубал и сжигал большую часть пригодной для хозяйства древесины с облесенных холмов и долин. Его скот выедал всю растительность, и луга превращались в голые пустыри. Он убивал диких животных, рыбу и других водных существ. Из-за безграмотного земледелия эрозия лишала его пахотные земли плодородной почвы. Смытая водой почва забивала илом ручьи, пруды, ирригационные каналы и гавани. Зачастую он разбазаривал большую часть легко добываемых металлов и других необходимых минералов. После всего этого цивилизация приходила в упадок среди ей же произведенного разрушения, а человек перебирался на новые земли. По разным подсчетам, от десяти до тридцати цивилизаций погибли именно по такому сценарию[27].
|
|
|
Что бы там ни говорили, а „экологическая проблема“ не блещет новизной. Но между прошлым и настоящим есть две важнейшие разницы: сегодня плотность населения земли намного выше, чем когда-либо в истории, и, вообще говоря, новых земель, куда можно было бы переселиться, у нас не осталось. Кроме того, преобразование природы идет куда быстрее, чем раньше, особенно в последнюю четверть века.
Но, несмотря ни на что, большинство людей думают так: „не знаю, отчего там вымерли прошлые цивилизации, но современная западная цивилизация уже давно не зависит от окружающей среды“. Приведу высказывание Евгения Рабиновича, главного редактора „Бюллетеня ученых-ядерщиков“, опубликованное в журнале „Таймс“ от 29 апреля 1972 года:
Бактерии, населяющие тело человека, — это единственные животные, без которых наше выживание на земле невозможно. Все остальные животные — совсем другое дело. Нет убедительных доказательств того, что человек не сможет выжить, даже оставшись единственным видом животных на земле! Рано или поздно мы изобретем экономичные способы производства синтетической пищи из неорганического сырья, и человек перестанет зависеть даже от растений, которые кормили его столько тысячелетий…
|
|
|
Лично я и, наверное, подавляющее большинство людей содрогнется при мысли о том, что на планете не останется животных и растений. Но ведь выживают же миллионы жителей „городских джунглей“ Нью-Йорка, Чикаго, Лондона или Токио, рождаясь и живя в среде, практически лишенной жизни (за исключением крыс, мышей, тараканов и прочих нежелательных животных).
Судя по всему, Евгений Рабинович считает это „логически обоснованным“ утверждением. Он сетует на то, что „в последнее время даже самые видные ученые то и дело говорят, что природные экологические системы святы, что им присуще хрупкое равновесие, и что вмешательство в них человека опасно. Такие заявления логически не обоснованы“.
Но что „логично“ и что — „свято“? Кто человек: хозяин природы или ее дитя? Если „рано или поздно“ появятся „экономичные способы производства синтетической пищи из неорганического сырья“, мы станем независимыми от растений, и связь между почвой и цивилизацией исчезнет. Но исчезнет ли? Эти вопросы подводят к пониманию того, что „надлежащее использование земли“ — это не технический и не экономический, но в первую очередь метафизический вопрос. Совершенно ясно, что эту проблему нужно рассматривать на более высоком уровне рационального мышления, чем уровень последних двух цитат.
|
|
|
У человека есть цели, и есть средства для достижения целей. Ни в коем случае нельзя путать одно с другим. Любое общество должно обязательно выработать целостную и непротиворечивую систему целей и средств к их достижению. Что такое земля: просто фактор производства или что-то большее, цель в себе? Когда я говорю „земля“, я имею в виду и живые существа, живущие на ней.
То, что мы делаем „ради удовольствия“, не поддается утилитарному объяснению. Например, почти все люди склонны поддерживать чистоту своего тела и пространства вокруг себя. Почему? Только ради гигиены? Нет, гигиена второстепенна. Мы признаем чистоту как ценность в себе. Мы не подсчитываем ее цену: экономические расчеты здесь неуместны. Можно доказать, что умываться неэкономично: мы тратим время и деньги, а взамен не получаем ничего, кроме чистоты. Многие действия можно расценить как совершенно неэкономичные, однако же, люди их предпринимают ради них самих. Экономисты ловко справились с этой проблемой: они разделили все человеческие занятия на „производство“ и „потребление“. Ко всему, что подпадает под определение „производства“, применимы экономические расчеты, для „потребления“ же они не годятся. Но реальная жизнь никак не укладывается в такое жесткое разграничение, ведь на самом деле производитель и потребитель — одно и то же лицо, причем одновременно производящее и потребляющее.
Даже рабочий на фабрике потребляет определенные „услуги“, обычно называемые „условиями труда“, и при отсутствии таких „услуг“ он не может или отказывается работать. И даже человека, потребляющего воду и мыло, можно рассматривать как производителя чистоты.
Мы производим для того, чтобы позволить себе некоторые удобства как „потребители“. Однако потребуй кто- то тех же удобств на „производстве“, ему скажут, что это неэкономично и неэффективно, чего общество позволить себе ну никак не может. Другими словами, оценка действия зависит от того, кто его предпринимает, человек- производитель или человек-потребитель. Если производитель путешествует первым классом или пользуется роскошным автомобилем, это назовут расточительством, но если тот же самый человек в роли потребителя делает то же самое, это считается признаком высокого уровня жизни.
Наиболее ярко эта двойственность прослеживается в отношении к земле. Считается, что фермер — типичный производитель, обязанный всеми возможными способами снижать издержки и увеличивать эффективность, даже если он таким образом разрушает (уже для человека-потребите ля) плодородный слой почвы и красоту ландшафта, что в конечном итоге выливается в „вымирание“ сельской местности и перенаселение городов. Многим теперешним крупным фермерам, цветоводам, садоводам и производителям питания и в голову не придет потреблять собственные продукты. „К счастью, — говорят они, — мы достаточно обеспечены, чтобы покупать продукты, выращенные без использования ядохимикатов и минеральных удобрений“. Спросите их, почему они сами не придерживаются экологически чистых методов земледелия и пользуются ядовитыми веществами, и получите ответ: мы не можем себе этого позволить. То, что позволительно человеку-производителю, это совсем не то, что может себе позволить человек-потребитель. Но, забывая о том, что производитель и потребитель — одно и то же лицо, мы никак не можем ответить на вопрос: что же на самом деле может себе позволить человек или общество. Возникает нескончаемая путаница.
Нам не выбраться из этой неразберихи, пока мы относимся к земле и существующей на ней жизни лишь как к „факторам производства“. Конечно, они являются факторами производства, то есть средствами для достижения цели, но это их второстепенное, не главное значение. Прежде всего, они самоценны, метаэкономичны, а поэтому можно логически обосновано утверждать, что они в некотором смысле святы. Земля не является творением рук человека, поэтому относиться к земле, как и рукотворному механизму, который ничего не составляет создать или починить, совершенно недопустимо.
Высшие животные полезны, и поэтому имеют экономическую ценность, но они ценны и в метаэкономическом смысле. Купив автомобиль, вещь, произведенную человеком, я имею полное право навсегда забыть о ремонте и обслуживании и просто гонять на нем, пока он не рассыплется. Может, я действительно рассчитал, что это самый экономичный способ его использования. Если мои расчеты верны, никто не станет критиковать мое поведение, ибо в рукотворном предмете, машине, нет ничего святого. Но будь у меня животное, пусть лишь теленок или курица — живое, чувствующее существо, имею ли я право относиться к нему как ко всего лишь полезной вещи? Позволено ли мне загнать его до смерти?
Попытки дать на эти вопросы научный ответ ни к чему не приведут. Это вопросы не научные, а метафизические. Приравнивать „машину“ к „животному“ на основе их полезности, и не обращать внимания на важнейшее различие между ними, различие „уровней бытия“ — это грубейшая метафизическая ошибка, которая может привести к тяжелейшим практическим последствиям. Современный человек с удивлением и презрением взирает на священные слова, которыми религия помогала нашим предкам осознать метафизические истины. „И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Эдемском“ не для безделья, но для того, „чтобы возделывать его и хранить его“. „И да владычествуют они [люди] над рыбами морскими, и над птицами небесными, [и над зверями,] и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле“. Когда он сделал „скотов, и гадов, и зверей земных по роду их“, он увидел „что это хорошо“. Но увидев все, что он создал — как мы называем ее сегодня, всю биосферу, „и вот, хорошо весьма “. Человеку, высшему существу, была дана „власть“, а не право мучить, разрушать и убивать. Говорить о достоинстве человека можно только признавая, что noblesse oblige [28]. Неправильное отношение к животным, в особенности прирученным и одомашненным, всегда, во всех традициях считалось ужасным и бесконечно опасным поведением. История не знает ни одного мудреца или святого, кто бы отличался жестоким обращением к животным или рассматривал бы их как всего лишь полезные вещи. Из бесчисленных легенд и сказаний мы узнаем, что святость и счастье сопряжены с любовью и добротой по отношению к низшим созданиям.
Интересно отметить расхожее и якобы научно объективное убеждение, что человек — всего лишь голая обезьяна или даже случайное соединение атомов. „Теперь мы можем дать определение человеку, — заявляет профессор Джошуа Ледерберг. — По крайней мере с точки зрения генотипа, это сто семьдесят сантиметров особой молекулярной последовательности атомов углерода, водорода, кислорода, азота и фосфора“[29]. Если человек придерживается столь „скромного“ мнения о себе, то что уж говорить о полезных ему животных: он относится к ним, словно это машины. Другие, менее образованные (а, может, менее обделенные?) люди смотрят на животных совсем по-другому. X. Филдинг Холл, побывав в Бирме, писал вот что:
Для бирманца люди это люди, а животные это животные, и человек значительно выше животных. Но из этого вовсе не следует, что превосходство человека дает ему право плохо относиться к животным или убивать их. Наоборот. Именно из-за этого превосходства человек может и должен относиться к животным с величайшей заботой и величайшим состраданием, и выражать свою доброту к ним любым возможным способом. Похоже, лозунг бирманца — это noblesse oblige. Он знает, что это значит, пусть даже никогда не слышал этих слов[30].
В Книге притчей Соломоновых говорится, что праведник заботится о своем животном, а порочный человек относится жестоко. Святой Фома Аквинский писал: „Очевидно, что если человек испытывает сострадание и любовь к животным, он еще более склонен к состраданию к другим людям“. Никто никогда не задавался вопросом, может ли он позволить себе жить в соответствии с этими убеждениями. На уровне ценностей, вещей в себе, не существует вопроса об эффективности и экономичности.
То, что относится к животным на земле, без всякой сентиментальности равным образом относится и к самой земле. Хотя невежество и жадность неизменно разрушали плодородие почвы настолько, что исчезали целые цивилизации, все без исключения традиционные учения признавали метаэкономическую ценность и значимость „матушки земли“. И там, где придерживались такого взгляда, не только сельское хозяйство, но и другие составляющие цивилизации расцветали и отличались здоровьем и целостностью. Как только люди воображали, что „не могут себе позволить“ бережно относиться к почве и сотрудничать с природой, больная почва неизбежно разрушала и другие составляющие цивилизации.
В наше время главная опасность для почвы, а вместе с ней для сельского хозяйства и для цивилизации в целом, исходит из решимости горожан применить к сельскому хозяйству принципы промышленного производства. Ярчайшим представителем этого течения является д-р Сикко Л. Маншольт, который, будучи вице-президентом Европейского экономического сообщества, запустил План Маншольта для европейского сельского хозяйства. Он считает, что фермеры „все еще не осознали быстрых перемен в обществе“. Большинству фермеров следует оставить фермерство и пополнить ряды промышленных рабочих в городах, так как „у промышленных рабочих, строителей и „белых воротничков“ уже пятидневная рабочая неделя и две недели отпуска в году. Возможно, в скором времени рабочая неделя сократится до четырех дней, а отпуск увеличится до четырех недель. А фермер, как проклятый, работает семь дней в неделю, ибо пятидневную корову пока не изобрели, а отпуск ему и вовсе не предусмотрен“ [31]. Соответственно План Маншольта предполагает как можно быстрее и гуманнее объединить множество небольших семейных ферм в большие сельскохозяйственные предприятия, управляемые по типу фабрик, что приведет к максимальному сокращению доли сельского населения. Выдаваемые пособия „помогут старым и молодым фермерам оставить сельское хозяйство“[32].
В Плане Маншольта сельское хозяйство обычно называют одной из „отраслей промышленности“ Европы. Возникает вопрос: действительно ли сельское хозяйство — это промышленность, или, может, что-то существенно отличное от нее? Стоит ли удивляться, что, раз это вопрос метафизический или метаэкономический, экономистам до него нет никакого дела.
Все же, давайте разберемся. Сельское хозяйство существенно отличается от промышленности, ибо имеет дело с жизнью, то есть живой материей. Его продукт — результат живых процессов, а его средства — живая почва. Один кубический сантиметр плодородной почвы содержит миллиарды живых существ, полное исследование которых не под силу человеку. С другой стороны, современная промышленность имеет дело с технологиями, созданными человеком, сырьем же для нее служат рукотворные неживые материалы. Идеал промышленности — устранение живых материй. Искусственные материалы предпочтительнее природных, ибо человек может подогнать их свойства под свои потребности и применить идеальный контроль качества. Сделанные человеком машины более надежны и предсказуемы, чем живое существо и человек. Идеал промышленности — устранение живого фактора, вплоть до человека, и передача производственного процесса машинам. Альфред Норс Уайтхэд определил жизнь как „оскорбление монотонному механизму вселенной“. Так и мы можем определить современную промышленность как „оскорбление непредсказуемости, непунктуальности, постоянной изменчивости и упрямству живой природы, включая человека“.
Другими словами, фундаментальные „принципы“ сельского хозяйства и промышленности, несомненно, не только не сопоставимы, но прямо противоположны друг другу. Настоящая жизнь состоит из „трения“, производимого непримиримыми противоположностями, каждая из которых необходима. И так же как жизнь не имела бы смысла без смерти, сельское хозяйство не имело бы смысла без промышленности. Между тем, факт остается фактом: сельское хозяйство первично, а промышленность вторична. Другими словами, человек может выжить без промышленности, но не без сельского хозяйства. Однако на уровне цивилизации жизнь человека требует баланса двух принципов, и этот баланс неизбежно нарушается, когда люди перестают замечать принципиальную разницу между сельским хозяйством и промышленностью, разницу столь же огромную, как разница между жизнью и смертью, и пытаются относиться к сельскому хозяйству просто как к еще одной отрасли промышленности.
Такой подход, конечно, нам очень знаком. Группа высококлассных специалистов коротко и четко описала его в своей работе „Будущее европейского сельского хозяйства“:
Разные страны в зависимости от климата, качества почвы и стоимости рабочей силы располагают самыми различными преимуществами для производства определенных продуктов. Разделение труда позволит им производить самую выгодную для них сельскохозяйственную продукцию. От этого выиграют все страны. Это приведет к росту доходов в сельском хозяйстве и снижению издержек для экономики в целом, особенно для промышленности. Сельскохозяйственный протекционизм совершенно не обоснован[33].
Если это так, то почему сельскохозяйственный протекционизм был скорее правилом, чем исключением на протяжении всей истории? Почему большинство стран часто не желают получить такие заманчивые выгоды столь простым способом? Именно потому, что „производство сельскохозяйственной продукции“ не сводится к извлечению прибыли и снижению издержек, но включает в себя все отношения между человеком и природой, весь образ жизни общества, здоровье, счастье и гармонию человека, а также красоту его среды обитания. Если все это выпадает из поля зрения экспертов, то вместе с этим выпадает и человек. Приняв решение, эксперты и политики ставят человека перед свершившимся фактом, а обществу потом приходится расплачиваться за „социальные последствия“ принятой политики. По утверждению экспертов, План Маншольта — „смелая инициатива, основанная на понимании основополагающего принципа: уровень доходов в сельском хозяйстве можно удержать на существующем уровне, только если ускорится снижение доли сельского населения и если фермы быстро достигнут экономически эффективных размеров“» [34]. Или еще: «Сельское хозяйство, по крайней мере, в Европе, направлено прежде всего на производство продуктов питания… Хорошо известно, что спрос на продукты питания растет относительно медленно по сравнению с реальным доходом. В результате совокупный доход в сельском хозяйстве растет медленнее, чем в промышленности. Для обеспечения одинакового темпа роста доходов на душу населения необходимо соответственно снизить занятость в сельском хозяйстве» [35]… «Выводы очевидны: в условиях, обычных для развитых стран сегодня, общество могло бы удовлетворить свои потребности за счет гораздо меньшего количества фермеров, в три раза меньшего, чем сегодня» [36].
Что ж, с этим не поспоришь, если, конечно, мы примем точку зрения махрового материализма этих экспертов, для которых денежные издержки и денежные доходы — единственное мерило действий человека, а живой мир — не более чем объект для эксплуатации.
Но достаточно более широко взглянуть на мир, чтобы понять, что земля — это бесценный капитал, а задача и счастье человека в том, «чтобы возделывать ее и хранить ее». Можно сказать, что, возделывая землю, человек должен преследовать три цели — здоровье, красоту и долговечность. Тогда четвертая цель — продуктивность (единственное, что признается экспертами) будет достигаться почти автоматически. Грубый материалист считает, что сельское хозяйство «направлено в основном на производство продуктов питания». Более широкий взгляд предполагает, что сельское хозяйство направлено на выполнение по меньшей мере трех задач:
— поддержание связи человека с живой природой, ведь человек был, есть и будет уязвимой ее частью,
— гуманизация и облагораживание окружающей человека среды, и
— производство продуктов питания и других материалов, необходимых для достойной жизни.
Очень сомневаюсь, что цивилизация, которая постоянно пренебрегает двумя первыми задачами, а признает лишь третью, и то добивается ее выполнения с изощренной жестокостью и насилием, имеет в долгосрочном плане хоть какие-то шансы на выживание.
Мы гордимся тем, что сегодня доля занятых в сельском хозяйстве сократилась до рекордно низкого уровня и все еще продолжает сокращаться. В Великобритании всего лишь 3 процента занятых в сельском хозяйстве удовлетворяет около 60 процентов потребностей страны в продуктах питания. В Соединенных Штатах к концу Первой мировой войны доля занятых в сельском хозяйстве все еще составляла 27 процентов, к концу Второй мировой войны — 14 процентов, и в 1971 году только 4,4 процента. Такое снижение занятости в сельском хозяйстве обычно связано с массовым бегством людей с земли и разрастанием городов. Однако, в то же время, по словам Льюиса Хербера:
Жизнь в мегаполисе разваливается и в психологическом, и в экономическом, и в биологическом плане. Это факт признан миллионами людей: они просто собрали пожитки и уехали. Если им не удалось порвать связь с мегаполисом, по крайней мере они попытались это сделать. Как социальный симптом это устремление имеет большое значение[37].
В современных огромных городах, говорит г-н Хербер, горожанин чувствует одиночество гораздо острее, чем его предки в сельской местности: «Городской житель в современном мегаполисе достиг такой степени анонимности, социальной атомизации и духовной изоляции, какой до сих пор не знала человеческая история»[38].
Как же он решает эту проблему? Переезжает в пригород и каждый день мотается на работу в город. Сельская культура развалилась, и люди бросают землю. Городская культура также разваливается, и горожане бегут из городов. По словам д-ра Маншольта, «никто не может позволить себе такую роскошь, как действовать неэкономично»[39]. В результате повсеместно жизнь становится невыносимой для всех, кроме самых богатых.
Я согласен с утверждением г-на Хербера, что «примирение человека с природой не просто желательно, а уже жизненно необходимо». Но туризм, осмотр достопримечательностей и другие способы проведения досуга не могут обеспечить воссоединение с природой. Это может произойти только через изменение структуры сельского хозяйства, которая станет прямо противоположной той, что предложена д-ром Маншольтом и вышеупомянутыми экспертами. Вместо того, чтобы стимулировать сокращение доли занятых в сельском хозяйстве, нам следует проводить политику возрождения сельской культуры. Пусть земля станет доступной большому числу людей, пусть люди плодотворно работают на земле либо постоянно, либо хотя бы часть своего времени, и свои действия на земле направляют на достижение троякого идеала здоровья, красоты и долговечности.
Социальная структура сельского хозяйства, порожденная и часто оправдываемая широкомасштабной механизацией и химизацией, не позволяет человеку поддерживать настоящую связь с живой природой. Напротив, она поощряет опаснейшие современные тенденции: насилие, отчуждение и разрушение природы. Сегодня затрагивать темы здоровья, красоты и долговечности стало признаком дурного тона, а это еще один пример наплевательского отношения к человеческим ценностям, а значит и к человеку. Таков неизбежный результат современного экономического мышления.
Если «красота — это сияние истины», то сельское хозяйство вряд ли выполнит свою вторую задачу — гуманизацию и облагораживание человеческой среды обитания — если не станет придерживаться природных истин. Одна из них — это закон возвращения; другая — закон разнообразия, то есть недопустимость монокультуры любого рода; третья — закон децентрализации, позволяющий найти применение даже незначительным ресурсам, которые невыгодно перевозить на большие расстояния. Но сегодня сельское хозяйство развивается в противоположном направлении — ко все большей индустриализации, обезличиванию сельскохозяйственного производства, к концентрации, специализации и внедрению машин, экономящих труд, но разрушающих природу. В результате сельскохозяйственная деятельность человека не только не облагораживает среду обитания человека, но обезличивает и даже уродует ее.
А все потому, что человек-производитель не позволяет себе «роскошь вести себя неэкономично» и поэтому не может произвести самую необходимую роскошь — здоровье, красоту и долговечность — которую человек-потребитель жаждет больше всего. Это слишком дорого, и чем богаче мы становимся, тем меньшее мы можем себе это «позволить». Вышеупомянутые эксперты рассчитали, что «бремя» поддержки сельского хозяйства в шести странах Европейского сообщества составляет «почти три процента совокупного валового национального продукта», то есть «весьма приличную» величину. Если учесть, что валовой национальный продукт растет на три процента в год, можно предположить, что такое «бремя» не столь уж и обременительно, но эксперты отмечают, что «ресурсы страны необходимы для личного потребления, инвестиций и покрытия государственных расходов… Бросая на ветер столько ресурсов на поддержку убыточных предприятий, будь то в сельском хозяйстве или в промышленности, Сообщество лишает себя возможности предпринять… необходимые улучшения»[40] в этих важных областях.
Что может быть проще. Если сельское хозяйство не приносит дохода, это просто «убыточное предприятие». Зачем его поддерживать? «Необходимые улучшения» не касаются земли, но лишь доходов фермеров, а эти доходы можно поддержать, если сократить количество фермеров. Это философия горожанина, оторванного от природы, и навязывающего свои приоритеты, доказывая при помощи экономических расчетов, что мы не можем «позволить себе» никакой другой шкалы ценностей. В реальности же любое общество может позволить себе заботливо относиться к земле и поддерживать ее здоровье и красоту бесконечно долгое время. Для этого нет никаких технических препятствий и нет недостатка соответствующих знаний. Нет смысла обращаться к экспертам-экономистам, когда речь идет об определении приоритетов. На сегодняшний день мы так хорошо разбираемся в экологии, что многочисленным злоупотреблениям, наблюдаемым сейчас в обработке земли, в обращении с животным, в хранении продуктов питания, в пищевой промышленности и безудержной урбанизации нет никаких оправданий. Если мы закрываем на это глаза, то не от бедности, как будто мы не в силах остановить этот беспредел, а из-за того, что наше общество не имеет твердой веры в основные метаэкономические ценности, а когда нет веры, верх берет экономический расчет. Это неизбежно. Может ли быть иначе? Как говорится, природа не терпит пустоты, и когда имеющееся место для духовных ценностей не заполнено более высокими мотивами, их место неизбежно займет более низкое — маленькое, подлое, расчетливое — отношение к жизни, основанное на экономических расчетах.
Не сомневаюсь, что черствое отношение к земле и животным говорит и о многих других пороках, таких как жажда резких перемен и обожание новшеств — технических, организационных, химических, биологических, и т. д. Все это внедряется в жизнь задолго до того, как приходит хотя бы примерное понимание их долгосрочных последствий. В нашем отношении к земле, к самому драгоценному ресурсу после человека, отражается весь наш образ жизни, и прежде чем политика в области земли по-настоящему изменится, потребуются глубинные философские, если не религиозные, изменения. Здесь речь идет вовсе не о том, что мы можем себе позволить, а о том, на что мы решаем потратить свои деньги. Если бы мы вернулись к широкому признанию метаэкономических ценностей, наши ландшафты снова стали бы здоровыми и красивыми, а люди вновь обрели бы достоинство человека, который всегда осознает свое превосходство над животными, но который никогда не забудет, что noblesse oblige.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 213; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!