СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ И ТИПОЛОГИИ РЕВОЛЮЦИИ



Социологию революции нельзя считать таким же отраслевым направле­нием, как, скажем, социологию города, аграрную социологию или социо­логию семьи. Здесь не издаются специализированные журналы, нет одно­именных кафедр, на эмпирические исследования не выделяются многомил­лионные суммы... Скорее, это камерная предметная область, интересная для тех интеллектуалов, кто посвятил свою жизнь историко-сравнительным исследованиям, и тех социологов-универсалов, кому захотелось попробовать свои силы еще в одной теме. Однако эта область может похвалиться не ме­нее значимыми и талантливыми фигурами, чем любая другая, более много­численная и быстро развивающаяся отрасль социологии.

Американский исследователь Марк Хагопьян,глубоко изучивший этот вопрос, предлагает подразделить социологические теории революции на два типа37: 1) мотивационная теория интерпретирует революцию в узком смыс­ле, ибо учитывает либо только явные функции, либо только латентные; 2) функциональная теория рассматривает революцию в широком смысле и учитывает в равной мере оба ее аспекта.

По мысли Роберта Мертона,у революции, как и у любого другого социаль­ного действия, есть две стороны: 1) явная, или манифестируемая; 2) скрытая, или латентная. Явная сторона социального действия подразумевает осознава­емые мотивы, прокламируемые цели, программу и идеологию, а латентная ука­зывает на объективные последствия революции, которые часто совершенно не соответствуют заявляемым намерениям. Явная сторона революции означает, что ученые учитывают лишь субъективную категорию мотива, а латентная — что они обращают внимание только на объективную категорию функции.

В. Парето четко разделял две стороны революции — явную (субъектив­ную) и латентную (объективную). До него это сделал К. Маркс, доказавший, что французские революционеры боролись за свободу, братство и равенство всех людей только на словах, а конечную победу (латентная функция) одер­жал капитализм, усиливший неравенство и эксплуатацию.

15 Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. С. 268.

36 Голосенка И.А. Сорокин П.А.: Судьба и труды. Сыктывкар, 1991. С. 170.

17 Hagopian M.N. The Phenomen of Revolution. N.Y., 1975. P. 70.

250

Ханна Арендтв работе «О революции»3* считала, что революцию надо пони­мать как поиск свободы, предлагая различать «позитивную» свободу, подразу­мевающую самовыражение и моральную автономию индивида, и «негативную» свободу, когда появляется возможность делать все, что заблагорассудится.

Вильфредо Парето(1848-1923) в своей теории представил ре­волюцию как циркуляцию элит. Он полагал, что все общество де­лится на элиту и неэлиту. Элиту, или аристократию, составляют наиболее активные и талантливые индивиды из любой сферы дея­тельности. Таким образом, элита — это сумма всех, кто превосхо­дит других независимо от морального статуса той сферы, которой он занят, скажем, пиратство, бизнес или просвещение.

Общество устроено так, что высокая нравственность и вы­сокое социальное положение не всегда совпадают. Высокое по­ложение в иерархии богатства, власти и статуса не обязательно занимают люди добродетельные, принадлежащие к «естествен­ной аристократии». Разрыв может быть значительным и зави­сит от исторической эпохи или типа общества. Разрыв незна­чителен, если большинство высоких позиций в иерархии общества занима­ют люди порядочные, интеллигентные, знающие и энергичные. В таком случае общество легче приходит в состояние равновесия и покоя. Если раз­рыв увеличивается и у власти находится некомпетентная и неэнергичная элита, общество выходит из равновесия, его ждут конфликты и революции. Согласно закону Парето, элита никогда не уходит с исторической сцены, ибо на смену одному ее составу приходит другой. Таков закон циркуляции элит, описывающий постоянное обновление власть предержащей верхушки.

Развиваясь, человеческое общество принимает две крайние формы — полностью закрытое и открытое. Полностью открытое общество обновля­ется каждый день за счет интенсивной социальной мобильности и постоян­ной циркуляции элит, в процессе которых не обращают внимание на прош­лые заслуги человека, его имущественное положение или статус. Если такого обновления нет, перед нами полностью закрытое общество. Примером мо­жет служить кастовое общество, где социальная позиция индивида распи­сана от колыбели до могилы.

Человеческое общество не решило задачу, как соединить две крайности. Не открыт способ регулярного обновления элиты новыми элементами без разрушения социальной стабильности. Лишь на короткие промежутки вре­мени отдельным обществам удавалось достичь золотой середины между ста­бильностью и изменением.

Вырождающиеся элементы старой элиты можно назвать декадентами — они пассивны и неэнергичны. Их заменяют наиболее энергичные элементы из эли­ты, которые находятся в оппозиции и критикуют существующий строй и кото­рых можно обозначить как диссидентов. Насильственная революция наиболее вероятна там, где большая часть высшей страты — декаденты, а большая часть низшей — диссиденты. Это очень нестабильное положение общества: наверху аккумулируются самые вредные для общества и бездарные элементы, а внизу — те, кому закрыт доступ к продвижению. Когда в нижних стратах накапливается слишком много энергичных элементов, их масса достигает критической, возмо-

XArendrH. On Revolution. L, 1973.

251

жен социальный взрыв. Лучшие элементы, не имеющие доступа наверх, возглав­ляют социальные движения низших классов и с их помощью приходят к власти. Нетрудно заметить, пишет Хагопьян, что насильственная революция вы­полняет у Парето позитивную функцию: она расширяет сосуды и каналы для поступления новой крови, питающей власть. Без циркуляции элит невозмож­но нормальное развитие общества. Когда кровь в сосудах общества застаива­ется, его ожидает либо насильственная революция, либо потеря независимо­сти. Террор и ужасы революции тем сильнее, чем дольше не циркулировала кровь по организму общества.

Итак, революция раскупоривает сосуды общества — каналы социальной мобильности. Старая элита защищает свои позиции. Элита первого типа готова к военному подавлению противника и не идет на уступки оппозиции: представителей оппозиции высылают из страны, сажают в тюрьмы или ус­траняют физически. В результате добиваются стабильности в обществе. Но она нужна только элите и вредна обществу, так как кровь в сосудах застаи­вается еще больше и постепенно элита полностью вырождается. Элита вто­рого типа, которую Парето называет «гуманитарная», защищается хитро­стью, заигрыванием с оппозицией, частичными уступками, покровитель­ствует художникам и философам, пытается снискать симпатии низших слоев общества популистскими обещаниями и т.п.

Низы получают прямую и косвенную пользу от прихода к власти новой элиты: проводятся социальные и экономические реформы, облегчающие ус­ловия жизни. Более энергичные и компетентные правители возвращают по­терянный авторитет власти. Но выгоды для низов — скорее побочный эф­фект революции, ибо прямую выгоду имеет новая элита, получившая самое ценное, что есть в обществе, — власть. Таким образом, политическая власть остается в руках меньшинства, как и до революции. Парето заключил: заме­на одних политиков другими — подчас единственный зримый результат мно­гих революций. От революции всегда выигрывает меньшинство. Придя к вла­сти, новая элита часто пользуется услугами старой и частично интегрирует ее в свои ряды — происходит их срастание. Оно тем более вероятно еще и пото­му, что у элиты, находившейся в оппозиции, отсутствует реальный опыт уп­равления страной, которым владеет старая элита. Поэтому в новой системе власти роли распределяются так: стратегию и идеологию определяет новая элита, занимающая ключевые посты в правительстве и парламенте, а такти­кой и исполнительской деятельностью занимается старая элита, подбираемая для администрации президента и парламента.

Позиция американского политолога Самуэля Хантингтона(род. в 1927 г.) иная: революция — это кризис политической модерни­зации. Хантингтон, известный по опубликованной объемной кни­ге «Столкновение цивилизаций и перестройка мирового порядка» (1996), придерживается скорее функциональной теории. В другой своей книге «Политический порядок в изменяющихся обще­ствах»39 Хантингтон предложил анализ анатомии и механизмов происхождения мировых революций.

Он рассматривает революцию лишь как эпизод в глобальном процессе модернизации. Она выполняет несколько важных

39 Huntington S. Political Order in Changing Societies. New Haven, 1970.

252

функций, в частности ускоряет экономическое и социальное развитие об­щества, продвигает его по пути индустриализации.

Революции происходят там, где экономические и социальные реформы обгоняют политические. Обычно сюда относят традиционное общество, вступившее на путь преобразований. Здесь недостаточно развиты полити­ческие институты, которые открывают путь к политической карьере новым группам населения. Революция тем вероятнее, чем больше пропасть между уровнем политической модернизации и уровнем политической активности граждан. Любой социальный класс, который не включен в политическую си­стему, потенциально революционен, полагает Хантингтон40.

Его типология революций включает два типа — западный и восточный. В составе движущих сил революции за­ падного типа преобладают земельная аристократия, крупные денежные ин­тересы, городская интеллигенция и элиты, отмечается кризис доверия пра­вящим группам со стороны народных масс. Восточные революции проис­ходят в обществах, только еще встающих на путь модернизации, где крепка и централизована власть правительства.

В восточной и западной моделях революции различны роли террора и эмиграции. В западной модели террор появляется относительно поздно, а в восточной он сопровождает уже ранние стадии процесса. Позже он расцве­тает, приобретая институциональный и легальный статус. Террор играет роль инструмента построения нового общества в течение долгих лет. Естествен­ным следствием террора становится массовая эмиграция из страны. Сразу после Октябрьской революции 1917 г. Россию покинули миллионы людей, среди них — тысячи представителей интеллигенции. Это было первым мас­совым бегством «мозгов» по политическим мотивам. Его называют «первой волной» эмиграции. Незначительная часть русской интеллигенции, не за­хотевшей эмигрировать и сохранившей прежние убеждения, была насиль­но выслана советской властью за рубеж; в их числе оказались Н. Бердяев, П. Сорокин, Г. Шпет. Другую часть оставшихся интеллигентов позже ре­прессировали и ликвидировали в концентрационных лагерях.

Используя тактику социального реформизма и терроризма, экс-аграрии (те, кто переселился из деревни в город), возглавляющие революцию, завое­вывают симпатии большинства населения, которое в отличие от населения западных стран состоит из сельских жителей. Первую фазу в такой револю­ции можно охарактеризовать как «двоевластие», ибо революционеры побеж­дают в основном на селе, а старое правительство какое-то время удержива­ет контроль над городами41.

Успешной надо считать такую революцию, которая создает политические институты, способные справиться с возрастающей тягой рядовых граждан к политической деятельности. Как ни покажется странным, но лучше всего справлялись с подобными проблемами два противоположных типа обще­ства — советское и американское. Революция угрожает скорее переходным и развивающимся странам. Здесь ее носителями могут быть средний класс

40 Huntington S. Political Order in Changing Societies. New Haven, 1970.

41 Ibid. Chap. 5.

253

в городе и крестьянство в деревне. Интеллигенция — самая активная оппо­зиционная группа внутри среднего класса, а студенчество — самая револю­ционная часть интеллигенции, считает Хантингтон.

Однако в развивающемся обществе, вступившем на путь модернизации, большинство населения — крестьяне, а средний класс — всего лишь урба-низованные островки в безбрежном аграрном море. Роль города констант­на: город — постоянный источник оппозиции. Роль деревни переменчива: она одновременно — источник стабильности и революционности, полагал Хантингтон. Город — очаг переворотов и мятежей, которые редко перерас­тают в настоящую революцию, так как горожане с трудом воспринимают ин­тересы и потребности крестьянства, революционные агитаторы говорят на непонятном крестьянам языке абст­ракций. Крестьянство часто выполня­ ет роль огнетушителя, подавляя возни­кающие в городе революционные вол­нения. Оно служит оплотом консерватизма в традиционном обществе —так было и во Франции в XVIII в., и в России в XX в. Но ситуация в корне меня­ется, когда крестьянство выходит на путь модернизации. Революция стано­вится в подлинном смысле революцией лишь тогда, когда к ней присоеди­няется крестьянство.

Наряду с двумя указанными выше теориями революции (мотивационной и функциональной) существуют по крайней мере еще две: стратификаци­онная теория и теория культурного лага. Первая объясняет возникновение революций дисфункциями в стратификационной системе общества, вто­рая — дисфункциями в культурной системе.

Если у Парето революция замыкалась рамками высшего слоя общества, была, так сказать, его внутренним делом, то в стратификационной теориив процесс вовлекаются все слои общества, все системы стратификации. Рево­люция превращается в средство одного класса изменить свое место в стра­тификации, когда исчерпаны иные, нереволюционные методы.

Корни стратификационной теории революции восходят к античным классикам — 8-томной «Истории» Фукидида, посвященной Пелопоннес­ской войне, «Республике» Платона и «Политике» Аристотеля. Они исполь­зовали термин «stasis», означавший социальный беспорядок и близко под­ходивший по смыслу нынешнему слову «революция». Аристотельвкладывал в этот термин по крайней мере три значения: 1) незаконное, насильствен­ное низвержение человека, стоящего у руля власти, т.е. то, что сегодня мы называем переворотом; 2) значительное, но все-таки частичное изменение институционального устройства общества или конституционного строя го­сударства; 3) основательное изменение форм правления.

Согласно Аристотелю, ставка в революции — обладание политической властью и теми благами, которые оно дает: перераспределение богатства престижа и побочных доходов. Субъектами или подвижниками революции выступают социальные классы (экономические страты). Когда речь идет об изменении конституции, то революция начинается с конфликта между бед­ными и богатыми, или между демократией и олигархией. Олигархический режим построен на противоречии между декларируемым равенством граж­дан по рождению и реальным неравенством в участии в общественном уп-

254

равлении. Недовольное большинство решает ситуацию насильственным изменением конституции, т.е. революцией.

Много позже М. Веберпредположил, что различие (или несходство) меж­ду тремя основными переменными стратификации — классом, статусом и властью — может явиться одной из форм социального неравенства. Однако сегодня некоторые социологи считают, что стратификация — это подчинен­ное социальной дифференциации понятие. Общество не стратифицирова­но, оно дифференцировано. Несомненно, люди выглядят, ведут себя и оде­ваются различно, у них разные вкусы, взгляды и предпочтения. Но отсюда вовсе не следует, что различные аспекты или качества надо обязательно ран­жировать и тем самым ставить одних людей на высшие ступени социальной лестницы, а других на низшие. Диффе­ренциация — не обязательно база для стратификации. В терминах исключи­тельно дифференциации все группы сосуществуют в одном социальном пространстве, на одном социальном уровне.

По мысли М. Хагопьяна,одного из ведущих специалистов в этом вопро­се, революция опирается на определенную идеологическую программу, раз­работанную той частью элиты, которая находится в оппозиции. Совершае­мая ею революция направлена на защиту ее интересов. По этой причине революционное действие следует называть целенаправленным. Элита не только направляет, но и возглавляет революцию, определяя ее цели, про­грамму и лозунги, стратегию действий. Революция, по его мнению, пред­ставляет собой острый и продолжительный кризис в одной или нескольких системах стратификации (класс, статус, власть) политического сообщества, подразумевающий целенаправленное, ориентированное на элиту уничтоже­ние либо реконструкцию одной или нескольких указанных систем при по­мощи интенсификации политической власти и ресурсов ради осуществле­ния насилия42.

Революция является силой, коренным образом изменяющей одну, две или все три главные стратификационные системы общества — экономическую (классы), статусную и политическую (власть). Революция считается круп­номасштабной и глубокой, если разрушаются все три системы стратифика­ции. Даже если революция неглубокая, если она остается всего лишь на уров­не революционного кризиса, то и в этом случае она охватывает обязательно все общество, а не какую-то его часть или местность. Революционный кри­зис потрясает основы общества, но не разрушает их до основания. На пер­вый взгляд сущность революции состоит в замене у власти одного класса на другой, но на самом деле она представляет переход от одного типа эконо­мики к другому, от одной исторической эпохи к другой.

Причины и механизм возникновения революций в социологии пытают­ся объяснить и с помощью теории культурного лага.Она предполагает, что технологические инновации могут опережать культурные и социальные из­менения, а могут отставать от них: либо культурные изменения опережают технологические и социальные, либо социальные опережают технологиче-

42 Hagopian M.N. Op. cit. P. 1.

255

ские и культурные43. Разумеется, невозможно определить заранее, какая именно подсистема опередит другую. Одно очевидно — там, где изменения в тех подсистемах общества происходят медленно либо согласованно, рево­люция маловероятна44.

Согласно теории культурного лага, в данный исторический период ли­дировать может одна или две подсистемы, а в другой период вперед выры­вается третья. Возможны самые разные их комбинации. Например, в какой-то момент лидирует технология, она вызывает изменения в культурных цен­ностях, хотя социальная структура еще не успела отреагировать на инновации. Новая система культурных ценностей, ассоциируемых у нас с буржуазной экономикой, появилась как следствие радикальных изменений в социальной системе — системе распределения богатства, статусов и влас­ти. Но определенные изменения в культурных ценностях или социальной структуре могут подготовить технологический прогресс45. Итак, различные подсистемы общества чаще всего развиваются несинхронно. Чем выше не­синхронность, тем более общество предрасположено к революции.

Рис. 47. По теории культурного лага причиной революции может быть отставание технологических изменений от социальных

Типологии революций иногда формируют, выбрав за основание одну или несколько характерных черт. Таким основанием могут, в частности, служить идеологические цели, в соответствии с которыми революции подразделяют на либеральные, коммунистические, националистические, фашистские, демократические и даже «консервативные». Недостаток подобной класси­фикации кроется в том, что ученые не пришли к единому пониманию са­мих терминов «либеральная», «демократическая» и т.п.

Некоторые политологи, стремясь построить более полные, а следователь­но, более усложненные типологии, учитывают предреволюционное состоя­ние общества, цели революции, ее движущие силы и численность сторон-

43 Sorokin P. Social and Cultural Dynamics. Vol. IV. N.Y.,1962. P. 313.

44 Hagopian M.N. Op. cit. P. 131.

45 Ibid. P. 132.

256

ников, спонтанность или спланированность действий и т.д. Например, Чал-мерс Джонсон46выделял, в частности, в качестве самостоятельных типов Жакерию, якобинскую революцию, анархистский мятеж, военный перево­рот и др. Он предложил различать три понятия: 1) правительство — поли­тический и одновременно административный институт, принимающий и реализующий решения для всего сообщества; 2) режим — фундаментальная политическая организация, которая определяет то, какой будет политика в данном обществе: демократической, диктаторской или монархической; 3) сообщество (community) — чувство взаимного притяжения индивидов, ин­тегрирующее их в единую социальную систему, четко отличающееся от дру­гих похожих социальных чувств, на­пример национальной идентифика­ции, а стало быть, и от похожих социальных образований, в частности от нации.

Если использовать такую более уточ­ненную терминологию, то окажется, что многие типы коллективного наси­лия не выходят за рамки формальных институтов управления и их персона­ла. Так, переворот и Жакерия направлены не на разрушение всего общества, но лишь на изменение правительства. Корректнее сохранить термин «рево­люция» за такими конфликтами, которые изменяют режим и/или сообщество, полагает Хагопьян.

По степени разрушительного воздействия на сообщество Л. Эдвардевы­деляет три типа революций: 1) умеренная имеет минимальную революцион­ную программу и сохраняет многие важные элементы старого режима; 2) ра­дикальная идет гораздо дальше — она требует быстрых и глубоких преобра­зований; 3) консервативная представляет, по существу, контрреволюцию, ибо ратует за реставрацию либо сохранение такого числа элементов старого ре­жима, какое только возможно сохранить. Самый редкий тип — радикальные революции, а самый распространенный — умеренные. К умеренным мож­но отнести революции в Германии в 1848 г., в Венгрии в 1919 г., в Испании 1930-х гг. К тому же типу умеренных, но более сильных автор относит анг­лийскую и французскую революции 1848 г. и китайскую 1911 г. Французская революция 1789 г., Октябрьская революция 1917 г. и Кубинская революция попадают в число радикальных.

Итак, как мы убедились, существует несколько способов определения того, что есть революция, и несколько теорий о ее содержании.

ПРОЦЕСС И ПРИЧИНЫ РЕВОЛЮЦИИ

Функциональный подход представляет революцию как нечто из ряда вон выходящее, как событие драматическое в жизни общества. По аналогии с этим и причины, вызвавшие революцию, должны считаться экстраординар­ными. Революция видится как нарушение нормального функционирования общества, неожиданный и резкий выход из состояния равновесия. По мне-

Johnson С. Revolution and the Social System. Stanford, 1964. P. 27-29.

257

нию Ч. Джонсона, социологу, приступающему к изучению данной пробле­мы, необходимо сравнить законы нормального и законы «ненормального» функционирования общества. Отсюда он делает вывод: социология функ­ционирования обществ логически предшествует социологии революции47. Равновесие в обществе достигается при двух условиях: 1) конфликт в трех базисных системах стратификации остается существенно ниже критической черты; 2) технологические, культурные и общесоциальные изменения в об­ществе находятся в гармонии. В неуравновешенном обществе подобных качеств нет. Но самое главное — силы, выступающие за стабилизацию, не уравновешивают силы, выступающие против стабилизации.

Рис. 48. Революцию в одном случае трактуют как событие (со своей датой), а в другом — как революционный процесс

Для более глубокого анализа причин революции надо разграничить два понятия — событие (event) и процесс (process). Согласно Р. Макиверу, собы­тие — это единичное проявление чего-либо, символизирующее уникальный исторический момент, конкретизированный во времени и пространстве. Напротив, процесс продолжается во времени и не требует проявления себя в чем-то ином — в каком-либо событии или серии событий4*. Таким образом, это два противоположных понятия.

Паника на бирже США в так называемую «черную пятницу» в октябре 1929 г. — это событие. Однако последовавшая за ней Великая депрессия, поразившая всю экономику Америки, — это процесс. Точно так же и рево­люцию в одном случае мы можем трактовать как единичное событие, ука­зав дату его возникновения, а в другом — говорить о революционном про­цессе. Только во втором случае мы способны отождествить с революцией все множество социальных и политических изменений, которые предшество­вали революции, возникли в ее ходе или последовали за ней. М. Хагопьян склоняется к мысли, что революцию невозможно описать одним термином, и предлагает подходить к ней как к макрособытию. Такая терминология позволяет учесть тот факт, что у революций есть своя траектория, которая где-то и когда-то начинается и заканчивается (хотя это трудно точно уста-

47 Johnson С. Revolutionary Change. Boston, 1966. P. 3.

48 MacIverR.M. Social Causation. N.Y., 1964. P. 125.

258

новить), а кроме того, есть свои фазы, которые представляют единство про­цесса и события.

Однако некоторые ученые полагают, что при объяснении причин возник­новения революций двух терминов недостаточно. Нужен третий — состоя­ние, который описывает специфическую конфигурацию или стечение фак­торов, условий и диспозиций. Правда, состояние может внешним образом проявлять себя через события, а те — объединяться в процесс.

По мнению С. Хантингтона, два типа революций — восточная и запад­ная — различаются не только составом и характером, но и процессом рево­люционного движения. У западных революций отмечается симметрия фаз ре­волюционного процесса, а у восточных — отсутствие их симметрии. Обычно в за­падной революции обнаруживают три фазы: 1) внезапный кризис традицион­ной политической системы; 2) мобили­зация новых политических групп; 3) со­здание новых политических институ­тов. В восточной модели, считает Хагопьян, правительственный кризис происходит не в начале, а в конце рево­люции. В западном варианте падение старого режима создает вакуум власти, который заполняют радикалы и уме­ренные, вступающие между собой в по­литическую борьбу. В восточной рево­люции старое правительство крепко держится на ногах, поэтому революци­онным силам сразу необходимо пред­принимать радикальные меры, под­ключая широкие массы из аграрной периферии. Успех революции обеспе­чивается здесь лишь в том случае, если с самого начала создается новое и очень крепкое правительство, держащее курс на радикальные реформы49. Революцию нельзя объяснить одной причиной. Выражение «причина Октябрьской революции» означает, что ученый выделил главную причину, а обо всех других умолчал либо уже рассмотрел, либо он сторонник, кроме того, монистического подхода. Но этот подход опасен с методологической точки зрения: у читателя всегда остается опасение в том, что ученый субъек­тивно выбрал именно эту причину в качестве решающей. Отсюда следует, что привлечение одной социологической концепции, скажем К. Маркса или В. Парето, к объяснению причин революции равносильно упрощению или схематизации событий5".

Нередко историки, не согласные с единственным обоснованием револю­ции, начинают его критиковать и в ходе дополнительного анализа выявля-

5о Huntington S. Political Order in Changing Societies. New Haven, 1970. Hagopian M.N. Op. cit. P. 129.

259

ют ряд новых причин, и тогда революция из события превращается в про­цесс. Так поступили в свое время с анализом Французской революции 1789 г. Вначале ее пытались объяснить узким кругом обстоятельств: или зарожде­нием нового класса буржуазии, или происками масонов, или ухудшением жизненного уровня населения. Но когда признали правомерность всех фак­торов, монистический подход уступил место плюралистическому, а за этим революция стала рассматриваться не как событие, а как процесс. Француз­ская революция предстала цепочкой микрореволюций — движение Фрон­ды и борьба за учреждение парламента, революция третьего сословия, кре­стьянское движение и республиканский мятеж, восстание санкюлотов, раз­гул термидора и череда переворотов в период Директории, закончившиеся переворотом 18 брюмера 1799 г.51

То же можно сказать о любой другой революции — она есть совокупность движений, переворотов, восстаний, за которыми стоят блоки и группировки политических и социальных сил. Эти силы включают множество обществен­ных групп, слоев, партий и формирований, преследующих различные, иног­да противоположные, цели и ищущих разную выгоду, полагал Сорокин52.

Таким образом, панорама революции — это пересечение различных и часто не совпадающих мотивов, желаний, целей, идеалов и средств. Разные социальные группы подключаются к революции и выходят из нее в разное время — тогда, когда они, по их мнению, добились своего. Крестьяне могут выйти из коалиции революционных сил, как только получили землю, а бур­жуазия должна участвовать в революционном процессе вплоть до измене­ния конституционного строя.

Поскольку в революции задействовано множество различных сил, то поводом к ее возникновению может послужить даже самое незаметное на первый взгляд событие, например недовольство одной из этих сил своим положением. Историки уверены: для революции всегда найдется повод. При этом конфигурация причин уникальна для каждой революции. Возможны ли вообще какие-либо научные обобщения о законах возникновения рево­люций? Хагопьян полагает, что выход можно обнаружить, определив рево­люцию как специфический тип социальных изменений, порожденный в свою очередь различными типами социальных изменений53.

ТЕОРИЯ J-КРИВОЙ Дж. ДЭВИСА

В свое время А. Токвиль утверждал, что вероятность революции наиболее высока в те моменты, когда длительный период политической и экономической стагнации сменяется фазой резкого увеличения шансов и возможностей для каждого человека, особенно из социальных низов. Были выдвинуты и другие законы политической и социальной революции. Таков, например, сформулиро­ванный Дж. Дэвисом54 закон, утверждающий, что вероятность революций вы­сока в том случае, если период постоянного роста резко сменяется периодом

51 Cobban A. Aspects of the French Revolution. N.Y.,1970. P. 93.

52 Sorokin P. The Sociology of Revolution. N.Y.,1967. P. 395.51 Hagopian M.N. Op. cit. P. 129.

34 Davis J.С Toward a theory of revolution //The American Sociological Review. 1962. Vol. XXVII (February).

260

стагнации: в ситуациях подобного рода индивиды склонны к опережению со­бытий, выражению иллюзорных мечтаний, обреченных на неудачу.

Непосредственным предшественником революции, по мнению Дэвиса, яв­ляется экономическая депрессия— затухающие колебания деловой активности, характеризующиеся повышением цен, безработицей, инфляцией и бедностью.

Обычно революция наступает после долгого экономического подъема, заканчивающегося резким падением и попятным движением. Дело в том, что на предшествующей стадии экономический рост рождает высокий уровень ожиданий у населения. Люди привыкли удовлетворять все большее число по­требностей. Неожиданный кризис вызывает панику, затем фрустрацию и тре­вогу. Разрыв между провозглашенными государством большими целями и их невыполнение в реальности вызывает крушение надежд у очень многих лю­дей. Дальнейшее развитие ситуации определяется характером кризиса.

Рис. 49. Теория J-кривои Дэвиса

При медленном процессе население успевает приспособиться и выраба­тывает особую тактику выживания: ограничивает перечень потребностей, устраивается на дополнительную работу, получает вторую профессию, заме­няет дорогие товары на дешевые, заводит подсобное хозяйство или огород. Если кризис носит характер резкого скачка, то вызванный им психологиче­ский шок вынуждает людей поступать нерационально, они легко поддают­ся панике и слушают агитаторов, призывающих свергнуть правящий режим. Доверие к руководству страны окончательно подорвано. В первом случае революции может и не быть, во втором она очень вероятна.

Объяснивший это явление Дж. Дэвис построил модель, которую назвал «J-кривой» (рис. 49)53. Он определил «точку кипения», где раздражение вла-

DavisJ.C. Op. cit.; Hagopian M.N. Op. cit.

261

стью становится нетерпимым и порождает у народа либо активный протест, либо полную подавленность. Возможным выходом из создавшейся ситуации могут быть не только революции, но и бунт, погромы, забастовки, акции гражданского неповиновения, импичмент или дворцовый переворот. Тео­рию Дэвиса называют еще депривационной теорией революций, посколь­ку полное подавление — социальное и психологическое — означает состоя­ние депривации.

Рис. 50. Развитие депривации в России''

Позже Т. Гурр57 предложил структурно более сложный закон, нежели его предшественники. Согласно этому закону, вероятность коллективного дей­ствия является функцией таких переменных, как общественное недоволь­ство, ресурсы противостоящих сторон, возможное превосходство ресурсов одной из сторон над ресурсами другой и т.д. Революция — это реакция на несправедливые лишения.

56 Овсянников А.А. Социология катастрофы: какую Россию мы носим в себе? // Мир России. 2000.№ I.C. 107.

57 Gurr T. Why Men Rebel. Princeton, 1970.

262

В конце 1990-х гг. отечественный социолог А.А. Овсянников58, основы­ваясь на модель Дэвиса и Гурра, которая связывает революционный ката­клизм с депривацией — разрывом между возможностью людей обеспечить себе определенный уровень жизни и достойным (заслуживаемым ими) для них уровнем жизни, попытался измерить уровень депривации в российском обществе. На рис. 50 показана динамика депривации в России в период с 1989 по 1997 г.59

На рис. 50 показана ситуация, которую Дэвис и Гурр, если бы увидели ее, назвали бы «революцией крушения прогресса». То, что американские соци­ологи определили теоретически, российский социолог выяснил эмпиричес­ким путем. В ситуации «крушения» одновременно снижается уровень эко­номических возможностей (в 3 раза уменьшилось число людей, считающих высокими свои экономические возможности) и резко возрастает уровень притязаний (почти в 2 раза увеличилась доля тех, кто считает, что достойны лучшей жизни). Тяжелая ситуация была в 1993 г., но она компенсировалась высокой готовностью населения «потерпеть». В 2000 г. и этот стабилизиру­ющий ресурс исчерпан себя. По мнению Овсянникова, в России складыва­ется ситуация, опасная новым революционным взрывом.


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 1577; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!