КАК РАЗГОВАРИВАТЬ ПО-АВСТРАЛИЙСКИ 4 страница
Мои отношения с хозяином дома никто не облекал в точные слова. Я и сам не понимал, кем ему прихожусь: сыном или слугой, нахлебником или домашним любимцем, поэтому в первые годы тешил себя блаженной иллюзией, будто живу с настоящим папой. Однако со временем в душу стали закрадываться подозрения. Во-первых, все прихожане церкви называли кюре отцом, а разве не удивительно иметь сразу столько детей, многие из которых гораздо старше меня? Во-вторых, у нас был разный цвет кожи, и это сильно сбивало с толку. Однажды я взял и спросил его. Кюре поведал правду, хотя и в самых ласковых, осторожных выражениях. Оказалось, что я подкидыш, оставленный в корзине для старой одежды у ворот приюта Святой Марии. Мир детских грез рухнул. В тот день я впервые узнал разницу между биологическим папой и святым отцом. А ночью впервые плакал не от физической боли.
Стоило мне проникнуться мыслью, что в доме я живу не на правах сына, но благодаря великодушию чужого человека, как сердце загорелось желанием отплатить за доброту хотя бы частично. При любой возможности я кидался на помощь. Забрасывал одежду в стиральную машинку. Подолгу сидел и смотрел, как вращается барабан, изумляясь, какое волшебство так чисто удаляет грязь. Однажды запустил туда же пыльные книжки. Старательно мыл посуду. Перебил фарфоровые чашки. Резал на кухне овощи. И чуть не оттяпал себе палец.
Отец Тимоти познакомил меня со многими прихожанами. Например, с миссис Бенедикт, которая бывала на мессе каждый день в любую погоду, пока не подхватила воспаление легких. Еще помню венчание Джессики и то, как она рыдала, когда у ее отца случился сердечный приступ. Меня даже взяли на ужин к австралийскому военному атташе в Дели полковнику Вогу, который, как мне казалось, разговаривал с отцом Тимоти на совершенно незнакомом языке. В другой раз мы были на рыбалке с мистером Лоренсом; бедняга ничего не поймал, зато купил в магазине крупную форель, чтобы предъявить жене.
|
|
Все, кого я встречал, не могли нахвалиться на святого отца. Говорили, это лучший кюре в епархии. Сам видел, как он утешал обездоленных, ухаживал за больными, одалживал нуждающимся и даже ел с прокаженными. Отец Тимоти находил улыбку для каждого, ответ на любую беду и библейский стих для всякого события — рождения, крещения, конфирмации, первого причастия, венчания или смерти.
Воскресенье. Церковь полна людей, собравшихся послушать мессу. Однако сегодня за алтарем отец Тимоти стоит не один. С ним еще человек, тоже в сутане и с белой лентой на шее. По словам кюре, он такой же служитель, хотя с виду походит скорее на боксера.
— …И для нас огромная радость — приветствовать отца Джона-младшего, присоединившегося к церкви Святого Иосифа в качестве моего помощника. Отец Джон, как видите, намного моложе меня и, хотя вступил в новую должность всего лишь три дня тому назад, обладает большим опытом. Уверен, он быстрее найдет общий язык с прихожанами, большинство из которых, надо полагать, зовут меня за глаза «трухлявым пеньком».
|
|
Конгрегация хихикает.
Вечером отец Джон приглашен к нам на ужин. Прислуживать должен старый Джозеф, однако я, желая впечатлить отца Тимоти, беру в кухне тяжелую супницу и нетвердо шагаю к обеденному столу. Чего и ожидать от неопытного семилетки? Разумеется, не успев поставить супницу, я проливаю бульон на гостя. Тот вскакивает словно ужаленный. И первое, что слетает у него с языка:
— Черт побери!
Кюре поднимает бровь, однако не говорит ни слова.
Тремя днями позже мой благодетель уезжает на родину в отпуск, оставив церковь и меня на попечение отца Джона. Встретив его, я вежливо говорю:
— Здравствуйте.
Священник презрительно щурится:
— Это ты, безмозглый подкидыш, облил меня супом на днях! Лучше веди себя тише воды, ниже травы, пока не вернулся отец Тимоти. Я буду очень внимательно следить за тобой.
|
|
Джозеф посылает меня отнести отцу Джону стакан молока. Тот сидит перед телевизором.
— Входи, Томас, — приглашает гость. — Хочешь посмотреть кино?
Я гляжу на экран. Картина английская. Кажется, речь идет о церкви: какой-то священник в черном беседует со священником в белом. Приятно узнать, что помощнику нравятся добрые, назидательные фильмы. Впрочем, от следующего эпизода по спине у меня бежит холодок. Девочка моих лет сидит на постели, но это не совсем нормальная девочка. У нее очень странное выражение лица, и глаза вращаются во все стороны. Служитель в черной сутане входит к ней с распятием в руке, и моя ровесница вдруг разражается самой грязной бранью, какую мне только доводилось слышать. Голос у нее хриплый, словно у пьяного мужчины. Затыкаю пальцами уши, как учил отец Тимоти. Но девочка уже не говорит. Она смеется будто сумасшедшая. Затем разевает рот и выплевывает в священника, словно из садового шланга, клейкую зеленую струю. К горлу подкатывает тошнота. Не выдержав, я убегаю из комнаты. Отец Джон визгливо хохочет вслед:
— Эй, безмозглый подкидыш! Это же просто кино!
Ночью мне снятся кошмары.
Три дня спустя мы с Джозефом идем по магазинам. Покупаем яйца, мясо, муку и овощи. Возвращаемся поздно вечером, и вдруг позади ревет мотоцикл. Я хочу обернуться. В этот миг лихой ездок настигает нас, бьет меня по голове и с визгом уезжает, подняв тучу пыли. Я успеваю разглядеть лишь спину довольно крупного мужчины в кожаной куртке и облегающих черных брюках и седока, одетого точно так же. Остается лишь гадать, кто этот водитель и что я ему сделал. Мне и в голову не приходит подозревать молодого помощника. В конце концов, я всего лишь безмозглый подкидыш.
|
|
Проходит неделя. Меня посылают отнести почту в комнату отца Джона. Тот как раз принимает ванну.
— Оставь на столе! — кричит он через дверь.
Собираясь уйти, вдруг замечаю: из-под матраса что-то торчит. Наклоняюсь ближе. Это журнал. Вытаскиваю. Оказывается, там целая стопка журналов — не толстых, но глянцевых. Какие чудные у них названия: «Парад голубых» и «Голубая сила». А ведь мужчины на обложках нормального цвета, разве что голые и волосатые. Поспешно сую находку обратно. И тут отец Джон выходит из ванной. Бедра обернуты полотенцем, зато вся грудь покрыта картинками и на руках извиваются черные рисованные змеи.
— Ты еще здесь? — сердится он. — А ну, выметайся!
Что это за рисунки на теле и зачем ему странные журналы под матрасом, мне, разумеется, невдомек. Я ведь просто безмозглый подкидыш.
Все чаще у нас по ночам появляются люди чудного вида и прямиком проходят в комнату молодого помощника.
Такое случалось и раньше — к отцу Тимоти приходили за помощью в самые неурочные часы. Правда, никто из страждущих не прикатывал на мотоцикле в черной кожанке и с тяжелой цепью вокруг шеи.
Однажды я решаю проследить за ночным посетителем. Отец Джон открывает ему на стук и торопливо запирает дверь спальни. Я наклоняюсь к замочной скважине. Знаю, это нехорошо, но меня разбирает любопытство. Священник и парень в кожаной куртке садятся на кровать. Отец Джон достает из выдвижного ящика пакет с какой-то белой пудрой. Потом высыпает ее тонкой линией на тыльную сторону левой ладони. То же самое он делает и с ладонью своего приятеля. Оба наклоняются и шумно тянут носами. Пудра исчезает у них в ноздрях. Служитель хохочет, как та девчонка из фильма.
— Клевый порошок, дружище! — восклицает гость. — Даже больно крутой для священника. И чего тебя в церковь занесло?
Отец Джон опять смеется:
— Одежка приглянулась. — Затем поднимается и протягивает посетителю руку: — Иди сюда.
Я в страхе уношу ноги.
Для чего мужчинам пудрить носы? Понятия не имею. Я же безмозглый подкидыш.
Наконец отец Тимоти возвращается из отпуска, чему я несказанно рад. По-моему, его осаждают жалобами на молодого помощника, потому что уже на следующий день в кабинете разражается крупная ссора. Отец Джон вылетает в коридор, хлопнув дверью.
Пасха окончена. Крашеные яйца давно съедены. Наша горничная ходит по дому и постоянно прыскает в ладошку.
— Что случилось, миссис Гонсалес? — интересуюсь я.
— Не слышал? — доверительно шепчет она. — Джозеф застукал отца Джона с мужчиной прямо в церкви. Смотри, никому ни слова, особенно отцу Тимоти, иначе такое начнется!
Не понимаю. Кюре и сам постоянно бывает в церкви с мужчинами. Например, когда слушает исповеди.
Сегодня я впервые ступил в исповедальню.
— Да, сын мой, с чем ты пришел? — произносит священник.
— Это я, отче.
Отец Тимоти подскакивает от удивления.
— Томас! Я, кажется, велел тебе не шутить такими вещами!
— Мне надо исповедаться, святой отец. Я согрешил.
— Правда? — Кюре мгновенно смягчается. — Ну и что ты сделал не так?
— Подглядывал в замочную скважину за вашим помощником. И еще смотрел его вещи без разрешения.
— Хорошо, сын мой. Не думаю, что мне стоит это выслушивать.
— Вам придется, святой отец.
И я выкладываю все: и про журналы под матрасом, и про ночных гостей в кожанках, и про белую пудру в носах.
Вечером в кабинете разгорается настоящий скандал. Я слушаю крики под дверью. Кюре заканчивает спор угрозой доложить о поведении отца Джона епископу.
— Я священник, — серьезно произносит он. — А это тяжкая ноша. Если она тебе не под силу, возвращайся в семинарию.
Утром в церковь наведался английский турист. Узнав, что молодой человек тоже родом из Йорка, отец Тимоти пригласил его к себе на несколько дней.
— Ян, познакомься. — говорит он, — это Томас, он живет с нами. Томас, это Ян. Ты столько расспрашивал меня о родном городе, вот наш гость все тебе и расскажет.
Мне нравится Ян. Ему пятнадцать или шестнадцать лет. У юноши нежная кожа, голубые глаза и золотые волосы. Приезжий показывает снимки Йорка.
— Вот это наш главный собор, — поясняет он.
Я вижу огромный храм, красивые сады, музеи, парки.
— А ты не встречал мать отца Тимоти? — допытываюсь я. — Она живет где-то там.
— Нет, но теперь обязательно встречусь, он дал мне адрес.
— А твоя мама тоже из Йорка?
— Да. Только она погибла десять лет назад. Попала под мотоцикл.
Ян достает из бумажника фотографию. На ней изображена златовласая женщина с нежной кожей и голубыми глазами.
— Так почему ты приехал в Индию? — не отстаю я.
— Хочу повидаться с папой.
— А чем он занимается?
Молодой человек медлит с ответом.
— Преподает в католической школе в Дехрадуне.
— Почему вы не живете вместе?
— Потому что я учусь в Йорке.
— Тогда почему твой папа не переедет к тебе?
— Есть обстоятельства. Но трижды в год мы все-таки видимся. На этот раз я сам решил нагрянуть в гости.
— Ты его любишь?
— Да, очень сильно.
— Хотел бы никогда с ним не расставаться?
— Конечно. А твои родители, чем они занимаются?
— У меня их нет. Я безмозглый подкидыш.
Три дня спустя отец Тимоти приглашает на ужин с Яном и отца Джона. Они едят, беседуют допоздна, кюре даже играет на скрипке. Где-то после полуночи молодой помощник уходит, а Ян продолжает болтать с отцом Тимоти. Сквозь открытые окна доносится их смех. Почему-то я никак не могу заснуть.
В саду сияет полная луна. Ветер, завывая, раскачивает ветви эвкалиптов и шелестит листвой. Мне хочется в туалет, приходится вставать и идти. Дорога лежит мимо комнаты отца Джона. Внизу под дверью — полоска света. Слышится шум, неясная возня. Подкрадываюсь на цыпочках. Заглядываю в замочную скважину. Внутри творится нечто пугающее. Ян сгорбился у стола, молодой помощник склонился сзади над ним. Мужчина совершенно голый, пижама валяется у него в ногах. Даже безмозглый подкидыш способен почуять неладное. Что же делать? Я мчусь к отцу Тимоти, хотя и знаю: тот уже крепко спит.
— Просыпайтесь, отче! Ваш помощник что-то нехорошее делает с Яном!
— С кем? С Яном?
Кюре мгновенно приходит в себя, и мы вместе бежим к отцу Джону. Отец Тимоти ураганом врывается в комнату. Видит все, что видел я. И тут же бледнеет как смерть. Он даже хватается за дверь, чтобы не упасть. Потом багровеет от гнева. Кажется, еще чуть-чуть — и на его губах выступит пена. Мне страшно. Никогда не представлял себе святого отца в такой ярости.
— Ян, ступай в свою комнату, — гремит голос кюре. — Томас, ты тоже.
Теперь я совершенно сбит с толку, однако делаю, как велят.
Наутро за окном раздаются два колокольных удара. Я пробуждаюсь и сразу чувствую: что-то не так. Со всех ног бегу к церкви, чтобы увидеть душераздирающую картину. Отец Тимоти, облаченный в сутану, лежит в багровой луже у алтаря, как раз под распятием Иисуса Христа. Похоже, перед смертью он молился, преклонив колени. В десяти шагах от него распростерлось тело отца Джона, забрызганное кровью. Голова раздроблена на куски, частички мозга присохли к сиденьям скамеек. Молодой помощник одет в кожаную жилетку, обнаженные руки покрыты чернильными змеями. Правая рука все еще сжимает дробовик.
Кажется, кто-то разом выдавил воздух из моих легких. Я кричу, и мой пронзительный визг разрывает мертвую тишину этого утра, точно выстрел. С эвкалипта в испуге поднимается стая ворон. Старина Джозеф, протиравший от пыли украшения в кабинете, замирает и прислушивается. Миссис Гонсалес поспешно выбирается из душа. Ян просыпается и тоже мчится к церкви.
Склонившись над отцом Тимоти, я рыдаю, как может рыдать восьмилетний ребенок, потерявший все, чем дорожил. Светловолосый, голубоглазый мальчуган подбегает ко мне, садится рядом и смотрит на безжизненное тело гостеприимного кюре. Потом начинает кричать вместе со мной. Мы держимся за руки и плачем не менее трех часов, даже когда видим полицейский джип с красной мигалкой, даже когда приезжает врач в белом халате, даже когда оба трупа, накрыв чистой тканью, увозят на карете «скорой помощи», даже когда миссис Гонсалес и Джозеф отводят нас домой и всеми силами утешают.
Позже, гораздо позже Ян спрашивает:
— Ты почему так долго плакал, Томас?
— Потому что сегодня по-настоящему осиротел, — отзываюсь я, по-прежнему не в силах поверить в случившееся. — Он был мне как отец. И все, кто приходил в церковь, называли его только так. А ты почему столько слез пролил? Из-за того, что вы делали с братом Джоном?
— Нет. Я, как и ты, лишился всего. Теперь мы оба сироты.
— Но твой папа жив! Он в Дехрадуне!
— Я соврал, — отвечает Ян и снова принимается всхлипывать. — Сегодня можно сказать правду. Тимоти Френсис был вам святым отцом, а мне — папой.
Смита выглядит опечаленной.
— Какая грустная история, — произносит она. — Теперь-то я понимаю, что имел в виду отец Тимоти, говоря о тяжелой ноше священника. Невероятно, как ему удавалось долгие годы вести двойную жизнь кюре, который втайне ото всех был мужем и отцом. Что же стало с Яном?
— Не знаю. Возвратился в Англию. Кажется, к своему дяде.
— А ты?
— Меня послали в детский дом.
— Ясно. Что ж, посмотрим второй вопрос.
И адвокат нажимает на пульте кнопку «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ».
Рекламная пауза еще не окончена. Склонившись ко мне, ведущий шепчет:
— Лучше я сразу скажу тебе следующее задание. Как расшифровывается ФБР, знаешь? Ты ведь слышал об этой организации?
Мотаю головой:
— Нет.
Прем Кумар недовольно морщится:
— Я так и чувствовал. Ладно, мы позволим тебе заработать еще немного деньжат. Можем поменять вопрос. Быстро соображай, какие аббревиатуры тебе известны.
Размышляю пару секунд.
— Насчет ФБР я не в курсе, зато хорошо помню INRI.
— И что это?
— Так пишут на верхушке распятия.
— А-а! Погоди, дай мне свериться с банком данных.
Рекламная пауза истекает. Слышится вступительный проигрыш.
Ведущий поворачивается ко мне:
— Интересно, мистер Рама Мохаммед Томас, какой вы религии? Ваше имя охватывает все вероучения сразу. Если не секрет, куда вы ходите молиться?
— Разве для этого обязательно посещать мечеть или храм? Я верю тому, что сказал Кабир.[22] Хари на востоке, Аллах на западе. Загляни в свое сердце — найдешь и Раму, и Карима.
— Отлично сказано, мистер Томас. Похоже, вы у нас эксперт по религиям. В этом случае следующий вопрос вас ни капли не затруднит. Итак, вот оно, задание номер два, стоимостью в две тысячи рупий. Назовите в правильной последовательности буквы, которые пишутся на распятии. Варианты: a) IRNI, b) INRI, c) RINI и наконец, d) NIRI. Вам ясен вопрос, мистер Томас?
— Да.
— Хорошо. И ваш ответ?..
— Вариант b). INRI.
— Вы совершенно, на сто процентов уверены в этом?
— Уверен.
Слышится барабанная дробь. На табло загорается правильный ответ.
— И совершенно, на сто процентов правы! Только что вы получили две тысячи рупий.
— Аминь, — киваю я.
ПЯТЬ ТЫСЯЧ РУПИЙ:
БРАТСКАЯ КЛЯТВА
«Внимательно рассмотрите проблему со всех сторон, прежде чем принимать решение. В случае необходимости будьте готовы от чего-то отказаться. Новые соседи внесут в вашу жизнь приятное разнообразие. Дома возникнет небольшое осложнение, но вы быстро и правильно с ним справитесь. Не раздавайте добрых советов, пока вас об этом не попросят».
Вот что предвещает сегодняшний гороскоп из «Махараштра таймс» всем, кто, подобно мне, родился в конце декабря.
Вообще-то я не читаю «Махараштра таймс». И прочих газет тоже. Но время от времени таскаю их из мусорного ведра миссис Барве. Бумагой удобно растапливать печку. Иногда, если нечем заняться, пробегаю глазами страницы, не успевшие обратиться в пепел.
Гороскопам я не верю. Иначе уже скончался бы, судя по предсказаниям в «Пандит рамашанкар шастри». Впрочем, на сей раз в газетных посулах содержится доля истины. В комнату за стеной въезжают новые соседи, а дома и впрямь возникает небольшое осложнение.
Мы только что вернулись из «Регал токиз». Обуреваемый слепой яростью, Салим срывает плакаты с Армааном Али, провисевшие на стенах нашей комнатушки целых три года. Постер с героем в кожаной куртке разодран в клочья. Артист на мотоцикле изувечен острым ножом. Кумир без рубашки, с обнаженной волосатой грудью выброшен в мусорный бак. Али с пистолетом искрошен в мелкие кусочки. Армаан с конем на пару жарятся над огнем. Без привычных украшений тесное жилье внезапно приобретает еще более убогий вид. Ничто не скрывает от глаз пятна плесени на беленых стенах.
Несмотря на предупреждение в гороскопе, не могу удержаться, чтобы не дать Салиму добрый совет:
— Видишь, как я был прав десять месяцев тому назад, когда ты рвался помирить Армаана с Урваши? Говорил же: не лезь в чужие дела, не взваливай на себя чужие беды. Пусть это послужит тебе уроком на будущее.
Друг мрачно сопит, вытирая ноги о плакат с Армааном в бассейне с красотками.
За стенкой слышатся шаги и голоса. Неужели соседнюю комнату наконец-то сняли? Вот здорово! Люблю знакомиться с новыми людьми. Надеюсь, там есть мальчишки нашего возраста. Путул и Дханеш — приятели неплохие, вот только родители редко пускают их играть со мной по воскресеньям, а это мой единственный выходной день. Аджах-задавала, тот и вовсе действует на нервы. Как-то раз он поднял меня на смех, когда я сказал, что устроился литейщиком. А что такого? Конечно, прислуживать кинозвезде интереснее. Однако все лучше, чем стоять с протянутой рукой. Работая у Неелимы Кумари, я почти забыл, что значит жить в чоуле. Вонючие подмышки Мумбаи — как еще называть эти постройки, переполненные мелкими обывателями? Здесь немногим приятнее, чем в трущобах Дхарави. Миссис Барве однажды сказала: дескать, в особняках из гранита и мрамора люди наслаждаются, в грязных и жалких хижинах — терпят, а мы — просто живем.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 162; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!