Глава двадцать седьмая Колониальные империи

А. Британская колониальная империя

1._Первая английская колония была основана в Северной Америке в 1607 году. В то же время .начинает свое проникновение в Индию. Буржуазная революция дала новый импульс к захвату колоний. Подорвав военную и политическую способность Испании, разгромив Францию в так называемой Семилетней войне (1756-1763 гг.), Англия овладела Северной Америкой (исключая Мексику), значительной частью Индии (Бенгалией), Гибралтаром и многими другими территориями в разных частях света.

Колониальная экспансия Англии ознаменована затем захватами в Африке присоединением всей Индии, приобретением Цейлона, 'освоением Австралии и Новой Зеландии. К середине XIX века Англия становится крупнейшей колониальной империей мира.

"Торговля следует за флагом". Вслед за солдатами являлись купцы и промышленники. Колонии сознательно и планомерно ограблялись. Накопленный таким образом капитал вывозился в метрополию, где немало послужил промышленному перевороту XVIII века, превратившему Англию в "мастерскую мира".

2. В составе бывших британских владений следует различать два и даже три вида .колоний.

К первому из них можно отнести так называемые переселенческие колонии, наполненные главным образом выходцами из самой Англии. Таковы Канада, Австралия и Новая Зеландия. С самого 'начала они находились в сравнительно благоприятном положении, и здесь раньше всего утвердился режим административной, а затем и политической автономии.

Первой среди английских переселенческих колоний получает самоуправление Канада.

Самоуправление это копирует английский образец: двухпалатный парламент, ответственное правительство, премьер-министр. Но было и отличие. Губернатор колонии, назначаемый из Лондона, обладал властью, которую английская неписаная конституция присваивает королю. Но здесь это была реальная власть.

В 1867 году фактически существующее самоуправление Канады получило конституционную санкцию в "Акте о Британской Северной Америке".

Постепенно приобретают представительные правления с ответственными министерствами и другие английские переселенческие колонии: Новая Зеландия (1852 г.), а вслед за ней австралийские колонии (Новый Южный Узле, Южная Австралия, Виктория, Тасмания).

Для всех этих колоний - отныне доминионов - важное значение имел изданный в 1865 году акт "О действительности колониальных законов". Англия признавала, что законы, принятые парламентами доминионов, могут быть оспариваемы только в одном случае: если они противоречат имперским законам, прямо относящимся к данной колонии.

3. Иным было положение Индии, .громадной страны с многомиллионным населением и неисчислимыми богатствами. Упомянутая выше Ост-Индская компания пользовалась здесь всей полнотой власти, служившей целям ограбления народа.

Угнетению страны способствовали ее политическая раздробленность (более 600 феодальных княжеств), почти полное отсутствие экономических связей между провинциями, языковая, а еще больше религиозная разобщенность населения, племенная рознь и кастовый строй. В этих условиях английскому правительству и его администрации в Индии без особого труда удавалось натравливать одно княжество на другое, буддистов на магометан, племя на племя, чтобы тем легче держаться у власти. С чувством глубокой горечи отмечает К. Маркс тот печальный факт, что "Индия держится Англией в рабстве при помощи индийской армии, содержащейся за счет Индии".

Восстания, возникавшие в той или иной части громадной страны, перерастали в войны, но неизменно подавлялись.

Великой и героической попыткой индийского народа сбросить британское иго было восстание сипаев в 1857 году.

Это подлинно народное восстание, поднятое индийскими солдатами, состоявшими на английской службе, продолжалось два года. К солдатам примкнули крестьяне и ремесленники. Казалось уже, что британскому господству приходит конец. И тем не менее Англия победила, причем не столько собственными силами, сколько с помощью индийских князей и помещиков.

Восстание заставило английское правительство несколько изменить систему управления Индией. Ост-Индская компания была ликвидирована. Единственным главой индийской администрации был объявлен генерал-губернатор, ("вице-король"), подчиняющийся специально созданному министерству по делам Индии. Во всем остальном ничего не изменилось.

Более того. Прямым вызовом народам Индии явилось торжественное провозглашение английской королевы Виктории "императрицей Индии" (1877г.).

4. Третий тип колониальных владений Англии представляла Ирландия. Порабощенная с XII столетия, пережившая ужас массового истребления и разорения во время вторичного завоевания ее войсками Кромвеля, Ирландия считалась частью "Соединенного Королевства Великобритании" (с 1800 г.).

В колониальном угнетении Ирландии были заинтересованы главным образом землевладельческие слои английского правящего класса. Здесь, в Ирландии, находились поместья английской знати, английских помещиков. Ирландский народ, вымиравший от голода и эпидемий, искавший спасения в массовой эмиграции, признавался достойным одной единственной судьбы - работать за гроши.

Управление Ирландией - сверху донизу - точно так же находилось в руках англичан.

Освободительное движение в Ирландии, возглавленное тайным обществом фениев, пугало английское правительство и порой вынуждало к реформам, впрочем, ничтожным. В 1869 году католики-ирландцы были уравнены в правах с англичанами-протестантами. Мера эта имела некоторое значение для верхушечных слоев ирландской нации (буржуазии, зажиточных крестьян), но вовсе не затронула основную ее массу. Законом 1870 года несколько ограничивалось право помещиков сгонять арендаторов-ирландцев с земли.

Борьба ирландской фракции в английском парламенте за самоуправление (гомруль) наталкивалась на непреодолимое сопротивление английской земельной аристократии.

Против самоопределения Ирландии выступала, впрочем, и английская буржуазия, видевшая в натравливании английских рабочих на ирландских способ парализовать народное движение в самой Англии.

5. В конце XIX века Англия утратила свою промышленную монополию. Наступал конец пресловутой политике "свободной торговли". На мировой рынок, оттесняя Англию, вышли Соединенные Штаты и Германия. Империалистические круги Англии охватила горячка новых территориальных приобретений. На этот раз главной ареной завоеваний сделалась Африка. Под английское господство переходят Нигерия, Кения, Южная Африка (после продолжительной кровопролитной войны с ее прежними колонизаторами - бурами, выходцами из Голландии), Золотой Берег, Южная и Северная Родезия и др. Англия захватывает Суэцкий канал, прибирает к рукам остров Кипр, завершает завоевание Бирмы. Фактическая власть Англии устанавливается над Египтом и некоторыми другими арабскими территориями.

Страна с населением, составлявшим 40 млн. человек, господствовала в империи, насчитывавшей около 450 млн. человек (в одной Индии - более 300 млн.). Территория соответственно: 230 тыс. кв. км. и почти 32 млн.кв.км.

6. Захватывая новые земли, Англия должна была в той или иной степени делиться выгодами колониальной эксплуатации с буржуазией доминионов. Без этого не было надежды сохранить империю.

Английское правительство, хотя и без большой охоты, согласилось на объединение разрозненных австралийских колоний в единый доминион. Конституция 1900 года санкционировала превращение Австралии в Федеративный союз пяти штатов, каждый из которых сохранил за собой значительную административную автономию.

 В 1909 году права доминиона были предоставлены насильственно присоединенному Южно-Африканскому союзу. Правительство последнего было наделено относительно большей властью (в том числе и по отношению к провинциям), поскольку белое население этой страны было численно невелико.

Начиная с 1887 года правительство Великобритании стало практиковать "колониальные конференции" с участием правительств доминионов. С 1907 года их стали называть "имперскими конференциями".

Б. Французская колониальная империя

1. Потеряв свои американские колонии, вытесненная из Индии, Франция вознаградила себя завоеванием огромных территорий в Африке, а также захватом Индокитая. Французская колониальная империя, вторая по величине, была создана в сравнительно короткий срок - между 1880 и 1918 годами.

Территория империи в момент ее наибольшего расширения (после первой мировой войны) составила около 12 млн. кв. км, а население - более 60 млн. человек.

Начало французским колониальным захватам было положено в XVI веке. Франции пришлось вести трудную и в общем безуспешную войну с такими ее конкурентами, как Испания и Португалия. Наконец в начале XVII века Франции удается обосноваться в Канаде (Квебек, Монреаль). Вслед за тем она захватывает острова у берегов Америки и среди них Мартинику, Гваделупу, часть Гаити и др.

В том же XVII веке французы делают первую попытку закрепиться в Африке (Сенегале) и Мадагаскаре (отсюда их вскоре же выгнали мальгаши - коренное население Мадагаскара), пробиваются в Индию.

Семилетняя война, завершившаяся Парижским миром 1763 года, сокрушила Французскую империю. От нее остались жалкие остатки - Мартиника, Гваделупа, клочок земли в Сенегале. Канада, Индия и многие другие территории были потеряны в пользу Англии.

Новая активизация колониальной политики Франции приходится на послереволюционный период. В 1830 году Франция начинает завоевание Алжира. Но дело шло туго: Алжир оказывал сопротивление. Война заняла около 20 лет.

В 50-60-х годах XIX века Франция пробивает себе путь в Индокитай, захватывает Кхмер (Камбоджу), расширяет владения в Сенегале, покоряет Мавританию, утверждается на островах Тихого океана (Маркизские, Таити).

Крайний размах аннексионистская (колониальная) политика приобретает во Франции с 1881 года. Причины, как полагают, заключаются в быстром развитии финансового капитала при ослаблении промышленного. Отсюда неизбежная потребность к вывозу капитала из страны туда, где его приложение может принести наибольшие выгоды (из-за дешевизны сырья и рабочих рук).

  В 1881 году французская армия вторгается в Тунис. Продвигаясь вглубь Африки, Франция захватывает ее центральные области, лежащие в бассейнах рек Конго и Нигер, пробирается к истокам Нила. В конце концов создается огромная колониальная империя Франции в Африке: Сенегал, Гвинея, Судан, Мавритания, Нигер и другие в Западной Африке; французское Конго, Чад, Габон в Экваториальной Африке; Алжир, Тунис и Марокко в Северной Африке.

Продвижение Франции сопровождается, как обычно, истреблением враждебных племен (например, на Мадагаскаре, в Марокко и др.), оттеснением коренных

жителей на неплодородные земли, установлением полного контроля французской администрации (иногда прикрываемого номинальной властью местных князьков).

В 1886 году завершается завоевание Индокитая, в 1895 году Франция захватывает наконец Мадагаскар и т. д.

2. Слабость промышленного капитала во Франции служила помехой установлению тесного экономического контакта между метрополией и ее колониями (несмотря на все их богатства). Импортно-экспортные операции с колониями составляли что-нибудь около 10-12% французской внешней торговли (по сравнению с 40% английской).

Отведя колониям роль сырьевой базы для своей промышленности, Франция насаждала крупные сельскохозяйственные имения, сгоняя для работы местное население.

Практиковалось повсеместное налоговое обложение при полном понимании, что туземное население, ведя натуральное хозяйство, не располагает деньгами. При невзносе налога полагалась отработка на плантациях. И в этом была вся суть.

Основная масса французских колоний была поделена на четыре генерал-губернаторства: Французской Западной Африки, Французской Экваториальной Африки, Мадагаскара, Индокитая.

3. Самым населенным (и самым богатым) среди генерал-губернаторств считался Индокитай. Для удобства управления его поделили на несколько частей: Кохинхина (Южный Вьетнам), Тонкий (Северный Вьетнам), Аннам (Центральный Вьетнам), Камбоджа, Лаос. Генерал-губернатор Индокитая располагал верховной властью в отношении всех местных резидентов. Французские власти управляли Южным Вьетнамом непосредственно. В Камбодже и Аннаме они допустили существование местных династий.

4. В особое положение был поставлен Алжир. Он находился в ведении министерства внутренних дел (а не колоний). Правительственные акты, касающиеся Алжира, чаще всего имели подпись президента республики.

Страна делилась на три департамента (Северный Алжир) и Южную территорию. Гражданское управление департаментами возглавлялось префектами (и генеральными советами), но туземное население должно было обращаться по своим делам к военным властям (дивизионным генералам). Коренные алжирцы считались не "гражданами", но только "подданными" Франции.

Французское гражданство давалось алжирцам в виде исключения. Только после первой мировой войны (в 1919 г.) закон предоставил право гражданства тем коренным алжирцам, которые участвовали в войне или имели французские знаки отличия, располагали земельной собственностью, читали и писали по-французски.

В Тунисе и Марокко французское правительство сохранило местных монархов. Тунисский бей оставался номинально главой страны, но ни одно его распоряжение не имело силы без визы (согласия) французского резидента. То же было и в Марокко, где сохранялась номинальная власть султана.

   

 Глава двадцать восьмая Основные институты буржуазного права

А. Конституционное право

1. Историю буржуазного права следует начинать издалека: с рецепции римского права, с первыми нормами так называемого городского права в Италии, с возникновения "судов справедливости" в Англии.

Формулированием своих основополагающих принципов буржуазное право обязано просветительной философии, а еще больше политической и юридической наукам XVII-XVIII вв. Особого упоминания заслуживает Вико, профессор права в Неаполе, английский философ Джон Локк, французский юрист Монтескье, итальянец Беккария, действительный основоположник науки уголовного права.

Дискредитации феодального права и феодальной юридической схоластики много способствовало беспощадное осмеяние средневековой юстиции и юристов в сочинениях гуманистов (Эразм Роттердамский, Томас Мор) и великих литературных памятниках Возрождения: у Чосера в "Кентерберийских рассказах", в "Гаргантюа и Пантагрюэле" Рабле, в "Декамероне" Боккаччо.

В XVIII веке Вольтер с неповторимым блеском развенчал схоластические споры, занимавшие юристов его времени ("можно ли есть грифов, которых нет в природе?"), неуемную страсть к регламентированию всех и всяких проявлений жизнедеятельности и больше всего старые страхи перед изменением закона, освещенного временем ("Разве есть что-нибудь почтеннее, чем старое заблуждение?").

Примечательной чертой буржуазной юридической науки на ее начальном этапе была вера во всемогущество разума, в его способности открывать и формулировать законы, управляющие обществом. Таков Вико ("Человеческое общество создано людьми, следовательно, человек способен понять его"), таков Монтескье ("Я установил общие начала и увидел, что частные случаи как бы сами подчинились им, что истории всех народов вытекали из них как следствия"). Много позже, во все еще отсталой, полуфеодальной Германии, Гегель скажет: "Человек должен найти в праве свой разум".

Просветительная философия передала революционному времени непоколебимую уверенность во всемогущей силе закона, в том, что с помощью закона, одного только доброго и хорошего закона, можно сделать все, стоит только пожелать.

Это наивное убеждение, могущее принести столько же зла, сколько и добра, породило справедливые требования строгой определенности закона (Монтескье), недопустимости его произвольного толкования (Кондорсэ: толкование закона есть создание новых норм).

Полагали даже, что закон, который опирается на "природу человека", способен регулировать не только наличные отношения, но и все будущие.

Логическим следствием таких воззрений было "законодательное помешательство", свойственное революционным эпохам буржуазной истории. Политическая борьба принимала своеобразный характер: казалось, что поводом, разделяющим партии, были главным образом разногласия по вопросам права и законодательства.

2. Борьба партий достигала особой остроты, когда дело шло о конституциях. В большинстве стран Европы правящие классы долгое время отказывались принимать самую мысль о писаной конституции.

Англия, давшая первый пример ее ("Орудие управления" эпохи Кромвеля). первой же утвердилась в своем отрицательном отношении к сколько-нибудь систематическому законодательному изложению основ государственного управления. Известно выражение лорда Пальмерстона: "Я готов дать хорошую награду тому, кто принесет мне экземпляр английской конституции". Здесь до сих пор не проводят существенного различия между конституционным законом и всяким другим".

Вплоть до 30-х годов XIX века писаные конституции имелись только у Соединенных Штатов, Франции и Латиноамериканских республик, а также двух-трех других государств Европы.

В 1830 году писаные конституции становятся основным законом Бельгии и Швейцарии: в первой утверждается режим ограниченной (парламентской) монархии, во второй - буржуазно-демократической конфедеративной республики.

В 1848 году и в ближайший к нему период писаные конституции принимаются Данией, Нидерландами, Пьемонтом, Пруссией, южногерманскими государствами, Австрией, Сербией, Румынией, Болгарией, наконец (в конце столетия), Японией.

3. Большая часть европейских конституций унаследовала институты, уже проверенные практикой государственного управления в Англии и Франции: король, две палаты, право "народа" участвовать в выборах, коллективная ответственность кабинета перед нижней палатой, несменяемость судей.

Верхние палаты почти повсюду состояли из назначенных или наследственных членов.

Помимо уже известных нам государств, где этот порядок был признан, отметим еще Испанию. Конституция 1876 года создала здесь сенат, состоявший наполовину из наследственных грандов и членов, назначенных королем. Высокий имущественный ценз был обязательным условием даже для наследственных пэров (не менее 60 тыс. песет ежегодного дохода).

Немногим лучше было и в тех государствах, где вторая палата комплектовалась на основе выборов (Бельгия и Нидерланды, Швеция и Дания). В Нидерландах, например, 39 членов верхней палаты избирались из расчета: 1 депутат от 3 тыс. крупных налогоплательщиков. Бельгийская конституция требовала от сенатора уплаты 1000 флоринов прямого налога.

Однопалатные парламенты были приняты тремя новыми государствами: Сербией, Грецией, Болгарией.

Реакционная часть Тырновского учредительного собрания (Болгария) требовала двух палат. Во время одного из заседаний депутаты-реакционеры демонстративно покинули зал. Собрание ответило на это не менее демонстративным утверждением однопалатного парламента.

Любопытно, что, едва вступив на болгарский престол, князь Фердинанд счел необходимым запросить немецких (гессенских) юристов, можно ли править на основе конституции, не признающей второй палаты. Юристы ответили отрицательно.

Компетенция палат разграничивалась к неизменной выгоде верхней палаты.

4. Но время делало свое дело. Возрастающая непопулярность верхних палат, их темное прошлое, порядок их комплектования, исходящая от них консервативная сила, враждебная всем и всяким переменам, вынудили правящие классы менять ориентацию. Действительным противовесом "демократической опрометчивости" становятся прямые орудия буржуазной диктатуры: суд, полиция, армия, чиновничество.

Показателем постепенного падения верхних палат может служить, например, и такой факт: в 1893 году в английский парламент был внесен законопроект, разрешавший наследникам пэрского титула баллотироваться в палату общин при условии, что они пожертвуют титулом и местом в палате лордов. Законопроект, однако, не прошел.

Умаление верхних палат должно было усилить нижние. В какой-то мере это, несомненно, имело место, особенно во Франции, Бельгии, Нидерландах и некоторых других странах.

Над этим доминирует нередко другая тенденция, вполне проявившаяся уже в XX столетии - умаление роли парламентов вообще.

В Англии лорд Солсбери, один из наиболее заметных премьеров XIX века, должен был признать, что "власть кабинета над членами палаты общин так велика, что большинство палаты все более и более превращается в слепую машину", что палата общин "потеряла возможность принимать обдуманные решения", сохранив, однако, право на "настроение" и "причуды".

Процесс этот совершался, однако, постепенно и далеко не всюду. Наоборот, в ряде стран парламенты приобретают право на законодательную инициативу, которой еще не так давно лишались, право внесения поправок в правительственные законопроекты, контроля над правительством; там и здесь вводится вознаграждение депутатов; узаконяется гласность парламентских прений и неответственность депутатов за критику правительства.

Политическая (партийная) оппозиция признается неизбежным элементом парламентской системы. Правительства начинают с большим терпением переносить критику, особенно тогда, когда она отвлекает публику (и парламент) от действительно важных вопросов. Способности же провести закон у оппозиции всегда было не больше, чем у какой-либо влиятельной газеты.

Постепенно под влиянием партийной системы вырабатываются такие понятия, как "правые" и "левые". Родиной их являются континентальные парламенты.

В Англии же правящая партия и оппозиция меняются местами, как только выборы дают победу последней. Здесь принято, чтобы министры сидели по правой стороне от спикера, а депутаты правящей партии - за спинами своих министров.

Во Франции и других континентальных странах консервативные партии садятся, как правило, справа от председателя палаты; либералы занимают места несколько левее: самые же левые места предоставляются радикальным партиям и группам.

Но одно дело, оппозиция, принадлежащая к тому же классу, что и правящая партия, или во всяком случае близкая последней по мировоззрению, другое - парламентские фракции, представляющие рабочий класс или угнетенный народ, угнетенную страну (например, Ирландию в английском парламенте). В борьбе с ними парламенты изобретают средства, способные ограничивать и даже прекращать прения, если последние невыгодны правительству. Наиболее универсальным из великого множества подобных средств становится предложение о прекращении прений. После того как оно внесено (обычно депутатом большинства), прения по законопроекту либо не начинаются вовсе, либо тотчас прекращаются, и палата переходит к голосованию предложения. Непокорные депутаты смиряются с помощью таких средств, как публично выраженное порицание, лишение слова и даже удаление из палаты.

Неизбежным следствием всей этой новой ситуации становится охлаждение интересов к парламентским прениям - не только в широкой публике, прессе, но и в самой палате. Большую часть времени депутат проводит вне зала заседания, в кулуарах палаты, за едой, разговорами. Здесь ожидает он призыва к голосованию: голос его засчитан заранее.

5. В той степени, в какой парламенты там или здесь теряли значение, усиливалась правительственная власть. Составление и редактирование законопроектов становится ее полной монополией.

Когда проект закона вносится депутатом, замечает французский государствовед Леруа (в книге "Эволюция государственной власти", изданной в начале настоящего столетия), он делает это без надежды на успех, с единственной целью напомнить о себе избирателю.

Правительства добились для себя права издавать постановления, минуя парламент. Последний уполномочивает кабинет издавать постановления по определенному кругу дел либо позволяет ему делать то же самое "в развитие закона", "в целях обеспечения закона". Соответственно и закон редактируется в более общей форме.

Английский государствовед Мюр (в известном сочинении "Как управляется Британия") констатирует, что "большую часть публичных актов, вносимых в свод законов, составляют ведомственные директивы, рождающиеся в административной практике чиновников".

То же пишет Леруа: "Парламент теряется перед администрацией во всех случаях, когда он собирается руководить ею", палата вступает в такие сношения с министерствами, с бюрократическими канцеляриями, "которые становятся все

более "интимными"; те же связи устанавливаются между парламентом и "частными ассоциациями", мнение которых он запрашивает и которые уже "разделяют с парламентом его суверенитет".

Как оказалось впоследствии, эта практика способна приносить положительный результат, и она становится непременной частью законодательного процесса. Многие законы снабжаются оговорками, позволяющими правительству, министерствам и просто чиновникам действовать "по усмотрению", то есть в связи с данной, практически нерегламентируемой ситуацией.

Но, конечно, нередко свобода усмотрения использовалась своекорыстно. Французский закон 1892 года запретил ночную работу для детей моложе 18 лет, а также для женщин в определенных отраслях промышленности. При этом правительству было предоставлено право делать "изъятия постоянного характерах. Закон разрешал инспекторам труда временно отменять еженедельный день отдыха и все те ограничения, которые были установлены для продолжительности рабочего дня ("не более 11 часов в сутки").

"Если закон 1892 года не дал ожидаемых благодетельных результатов, - говорилось в докладе на V конгрессе французских профсоюзов (ВКТ) в 1900 году, - это следует приписать административным регламентам (то есть правительственным инструкциям), которые были изданы по этому предмету".

Контроль палаты над правительством становится в ряде отношений фикцией. Наблюдается как раз обратное: контроль правительства над палатой.

В XVII-XVIII веках какой-нибудь английский джентльмен мог еще толковать об ответственности министров, поскольку "сущность хорошей системы управления заключается в возможности найти кого повесить, если дела идут плохо". Этой возможности, по-видимому, больше не существует, если, несмотря на обилие министров-казнокрадов, министров-взяточников, ни один из них не был "повешен" ни в Англии, ни в какой-либо иной стране.

6. Усиление правительства сопровождалось увеличением числа чиновников. Этот процесс коснулся также Англии и Америки, где военщины и бюрократизма было меньше, чем на континенте Европы.

В Англии за короткий срок (с конца XIX и в начале XX вв.) создается несколько новых министерств и ведомств (образования, земледелия, труда и пр.), множество новых военных учреждений (военно-воздушное ведомство, комитет имперской обороны и пр.).

В Соединенных Штатах в 1900 году было 200 тыс. служащих, подчиненных федеральному правительству. В 1930 году их стало 600 тыс., в 1940-м - миллион, в 1950-м - 2,5 млн. Это не считая бюрократических аппаратов штатов, органов городского управления и пр.

Благодаря своим профессиональным знаниям, выучке и опыту чиновники высших правительственных учреждений легко подчиняют себе министров, чаще всего мало знакомых с порученной им областью. Тот же из министров, который пожелает действовать, неизбежно сталкивается с медлительностью и проволочками из-за множества инстанций и того, что никто не хочет брать на себя ответственность

В большинстве буржуазных стран чиновник пользуется привилегией особой подсудности; его невозможно уволить в общем порядке; оскорбление чиновника наказывается строже.

При соответствующем поведении чиновник может быть уверен в повышении, ему обеспечен относительно высокий оклад, он имеет пенсию по старости (и притом значительную).

Чиновничество, бюрократия, подкупленная и продажная, сделались страшной силой, неизменно реакционной, эффективным противовесом демократическим формам управления и самоуправления.

Постепенно отменяются ограничения и запрещения, препятствовавшие тому, чтобы чиновник становился депутатом парламента. Если эти запрещения сохраняли силу, то только по отношению к низшим чиновникам. Министры и послы, высшие чины полиции, прокуроры и судьи, наконец, даже служащие финансовых ведомств получают доступ в парламент. В таких же странах, как Пруссия и Норвегия, чиновников даже поощряют баллотироваться, ибо таким образом усиливается та часть палаты, которая при всех условиях остается верной правительству.

Все большее внимание уделяется комплектованию полиции, ее надежности.

В то время как для замещения офицерской должности в полиции устанавливаются повышенные требования (в том, что касается социального положения, образования и пр.), рядовые чины полиции набираются намеренно из наиболее отсталых элементов, часто деклассированных; тупоумие не было в данном случае существенной преградой.

Конституции обязывали к тому, чтобы пост военного министра замещался штатским (по принципу: "оружие следует за тогой"). Тем не менее военщина приобретает решающее влияние на все дела, связанные с армией и флотом, а нередко определяет и внешнюю политику страны.

7. В избирательном праве рассматриваемого периода безусловно и полно господствуют цензовые системы. Всеобщее мужское избирательное право составляет редкое исключение и вызывается каждый раз особыми обстоятельствами.

На первом месте стоит имущественный ценз, разный в различных странах.

В Испании, Бельгии, Нидерландах и других государствах условием активного избирательного права был сделан налог; в Венгрии - право собственности на дом (по крайней мере с тремя комнатами); в Италии-доход, плата за квартиру и умение читать и писать: в Португалии и Бразилии - доход и т. д.

Принципом имущественного ценза была проникнута уже упоминавшаяся в своем месте прусская куриальная система. Она так понравилась, что ее принимают Саксония, Румыния, Россия и др.

В Пруссии не раз случалось, что за недостатком людей, обладавших максимальным цензом (первая курия) депутатов не выбирали, но назначали. В Берлине на одном из избирательных участков (1893 г.) представители первой курии составляли 0,3% голосующих, второй курии - 3,7%, третьей - 96%. Бисмарк, и тот признавал, что прусское избирательное право является бессмысленным и жалким.

Требование грамотности, предъявленное итальянской, бразильской и многими другими конституциями, в том числе конституциями штатов в Северной Америке, было по существу тем же имущественным цензом, но только косвенным: образование было доступно немногим имущим элементам общества.

Самыми разными являются требования, предъявляемые к возрасту голосующих: никакой научной основы для решения этого вопроса не существовало. Но, как правило, возрастной ценз редко спускался ниже 21 года. Для пассивного же избирательного права (то есть для права быть избранным) он почти всегда повышался (исключение - Англия) так же, как и имущественный ценз (25 лет - Франция, Германия, Бельгия; 30 лет - Австрия, Нидерланды и др.).

Женское избирательное право отвергалось. Прогресс нашел свое выражение в том, что в некоторых странах (Норвегия, Франция) стали допускать женщин к выборам в училищные советы: в Англии они начинают выбирать в местные органы. Незадолго до первой мировой войны женщины приобретают избирательное право в Новой Зеландии, Южной Австралии, некоторых штатах США.

В большинстве стран господствует система относительного большинства (как в Англии). Во Франции, Германии, Бельгии, Италии и других государствах с многопартийной системой принимается голосование в два тура.

Во втором туре баллотируются те из кандидатов, которые не получают абсолютного большинства в первом туре выборов. Это - обычное явление там, где выставляется множество кандидатов на одно место.

Пропорциональная система выборов, кое-где практиковавшаяся (Италия, например), не привилась.

Тайное голосование устанавливается раньше всего во Франции (в 1848 г.), затем почти повсюду (исключение - Венгрия, Дания и некоторые др.). Кое-где входят в практику закрытые кабины для голосования.

Б. Две главные системы буржуазного права

1. Английская буржуазная революция не создала систематических сводов нового права и почти не коснулась прецедентного права.

Нетронутыми остались старая судебная система и все судопроизводство.

Из законов, принятых и проведенных в период революции, наибольшее значение имели те, которые преобразовали феодальное право земельной собственности в буржуазное, особенно законы о секуляризации церковных земель, национализации королевских владений, конфискации поместий сторонников короля.

Реставрация Стюартов привела к отмене некоторых революционных установлений (например, в области уголовного права), но земельные законы, равно как законы, отменившие регламентацию промышленности и торговли, остались нетронутыми.

Все дальнейшее развитие пошло по пути приспособления старого феодального права к новым, буржуазным отношениям. Англии удалось, .как справедливо замечает Энгельс, удержать большую часть форм старого феодального права, вкладывая в них буржуазное содержание и даже прямо подсовывая буржуазный смысл под феодальное наименование'.

Преемственная связь между дореволюционным и послереволюционным английским правом нашла свое выражение в сохранении прецедентной системы и преемственности прецедентов.

Вследствие этого экономические и правовые отношения буржуазного общества стали выражаться "на варварски феодальном наречии".

Важной мерой, способствовавшей дальнейшему обуржуазиванию английского права и его некоторому упрощению, служили реформы 1873-1875 гг., которыми суды справедливости были слиты с судами общего права. Соответственно и нормы общего права перестали считаться особой системой, отличной от норм судов справедливости. Возникло единое прецедентное право, применяемое до сих пор. Закон отдавал очевидное предпочтение нормам права справедливости: "В случае разногласия между судами общего права и судом канцлера следует предпочитать нормы права справедливости".

Объяснить такое предпочтение нетрудно. Именно суды справедливости создали те самые институты права (или санкционировали их), которые в наибольшей степени способствовали буржуазным отношениям. В первую очередь указывают в данной связи на институт доверительной собственности. Благодаря ему одно лицо - действительный собственник имущества - могло поручать другому лицу управление имуществом для целей, которые были ему указаны. Общее право не знало подобных отношений. Оно признавало доверительного собственника и игнорировало учредителя, поскольку последний добровольно отчуждал свое имущество в пользу другого и фактически им не распоряжался. На помощь учредителю пришел суд справедливости. Здесь прекрасно понимали, что, когда действительный собственник находит выгодным управлять своим имуществом через других лиц, ему не Должно чинить препон. И суды справедливости взяли на себя защиту его интересов. Постепенно на основе полуфеодального института доверительной собственности развился современный английский "trust", правовая основа для существования объединений капиталистов, главным образом акционерных компаний, где как раз собственник и управляющий не совпадают.

Часто полагают, что архаическая форма английского права должна стеснять практикующего юриста, особенно судью. Сторонам не возбраняется обращаться к стародавним судебным решениям и настаивать на их прецедентном значении, несмотря на разность эпох. Споры вокруг прецедента могут представляться злом, неизбежным и трудноодолимым.

Все это не совсем так, хотя, явившись в английский суд, и сегодня можно увидеть архаические формы и толстые книги в руках адвокатов и на судейском столе с торчащими из них закладками - сборники прецедентов.

В кажущемся на первый взгляд хаосе был известный порядок: решения высших судов обязательны для низших, решения палаты лордов (как высшей судебной инстанции) и высших судов обязательны для них самих; судьям одной и той же инстанции (формально не связанным решениями своих коллег) не рекомендуется создавать нормы, существенно расходящиеся между собой, высшие суды не связаны решениями низших.

Обращение к прецеденту не связано временем, но и юридическая теория, и еще больше практика стараются не выходить за пределы XVIII века.

Несмотря на свою кажущуюся консервативность, прецедентная система таит в себе огромные выгоды: она дает судье возможность широкого усмотрения, она делает право гибким в его применении на практике.

В противоположность английской, французская буржуазная революция произвела коренную ломку старого феодального права.

Мы уже говорили о том, что было сделано для искоренения феодальных отношений во французской деревне, для ликвидации цехов и гильдий, для отмены стеснений промышленности и торговли.

Законодательство революции отказалось от запрещения процентов по займовым операциям, воспретило вечнонаследственную аренду и установило для нее максимальный срок (99 лет), а чтобы надежней обеспечить существование мелкого ремесла и торговли, возвестило малоприметное, но важное правило: покупка не ломает найма (что особенно важно в отношении строений, арендуемых под лавку или мастерскую).

В том, что касалось семейных отношений, революция прекратила действие канонического права, признала светский брак, допустила развод (в том числе по взаимному соглашению супругов), отменила родительскую власть над совершеннолетними детьми. Внебрачные дети, признанные отцом, были уравнены в правах с детьми "законными".

В наследственном праве Конвент принимает сторону ближайших родственников наследодателя, разрешив ему свободное распоряжение всего только 1/10 частью имущества при наличии нисходящих (детей и внуков) и 1/6 - при наличии боковых родственников (братьев, сестер).

Еще более существенным изменениям подверглась система старого уголовного права. Принятый в 1791 году Учредительным собранием уголовный кодекс исходил из следующих принципов: уголовный закон должен быть гуманным; нет преступления, которое не указано в законе; наказание должно быть соразмерно преступлению и вполне определенным.

Авторы кодекса отказались от множества "воображаемых преступлений" вроде ересей, святотатства, волшебства, сократили применение смертной казни, исключили членовредительные наказания.

В суде и судопроизводстве революция сделала не меньше. Достаточно указания на суд присяжных, введенный конституцией 1791 года, на состязательную форму процесса (взамен обвинительной), презумпцию невиновности и т. п.

  2. В 1804 году Наполеон Бонапарт ввел в действие Гражданский кодекс Франции (Кодекс Наполеона). В своих трех частях - лица, вещи, обязательства - Кодекс 1804 года регулировал имущественные отношения буржуазной Франции.

В основе Кодекса лежало революционное законодательство. Но только в основе: многое было просто отвергнуто (в особенности якобинское законодательство), многое видоизменено.

Составной частью Кодекса явилось приспособленное к обстоятельствам римское право (знатоком его был член комиссии по составлению кодекса Порталис). Не меньшее место заняло в нем и старое французское обычное право, право кутюмов (знатоком его был Тронше).

Авторы Кодекса писали: "Мы произвели, если можно так выразиться, примирение между писаным правом и обычаем во всех случаях, когда нам оказывалось возможным примирить их определения или согласовать друг с другом, не нанося удара общему делу. Полезно сохранять привычное, если оно не является дурным".

Римское право оказало особенное влияние на самую структуру Кодекса (заимствованную у "Институций"), на области вещного и обязательственного права. Семейное и наследственное право Кодекса претерпело влияние обычного права (особенно "Кутюмов г. Парижа"). В том, что касается личных прав (формальное равенство), Кодекс держался, как легко понять, революционного законодательства.

Несмотря на разнообразие своих источников, Кодекс Наполеона становится образцовым сводом законов буржуазного общества, примером для подражания. Много способствовали его славе язык, точный и ясный ("норма французского языка", по выражению Флобера), совершенная юридическая терминология и техника.

Стоя выше всех существовавших в его время кодексов, уже благодаря одному тому, что он признавал в принципе равенство

граждан, Кодекс Наполеона сделался сводом законов, легшим в основу кодификаций гражданского права всех частей света.

Распространению Кодекса много способствовали завоевательные войны, которые вела Франция при Наполеоне. В 1804 году кодекс вводится в Белыми и Пьемонте, в 1806 году - в Баварии и Лукке; в 1808-м - в Вестфалии и Голландии, в 1809-м - на Сицилии; в 1810-м - в Бадене (Германия) и Польше. Он оказывает сильнейшее влияние на гражданское законодательство в Латинской Америке, Румынии, Греции, Швейцарии и т. д.

Наполеон говорил впоследствии, что ставит введение и распространение Кодекса выше своих "сорока побед".

Заметим в то же время (в опровержение распространенного заблуждения), что сам Наполеон не принимал участия в составлении Кодекса. Хотя, как он это обыкновенно делал со всеми своими служащими, активно подстегивал работу комиссии. Несколько раз Наполеон председательствовал на заседаниях Государственного совета, обсуждавшего готовый проект. Случалось, что он поражал видавших виды юристов своей способностью схватывать сложные проблемы цивилистики, выражать ясной формулой трудный предмет.

Несколькими годами позже правительство Наполеона ввело в действие уголовно-процессуальный кодекс (1808 г.) и уголовный кодекс (1810 г.).

И тот и другой находились на столь высоком уровне, что и Гражданский. Недаром Энгельс называет кодекс 1810 года "классическим образцом" буржуазного уголовного права, "современным, буржуазным кодексом, покоящимся на социальных завоеваниях французской революции и переводящим их на юридический язык".

Значение кодекса 1810 года выявлялось в его сравнении с "кодексами патриархального деспотизма", продолжавшими действовать во всей Европе и в большинстве стран мира вообще.

Уголовные законодательства Бельгии, Голландии, Италии, Пруссии, Австрии, Баварии, Португалии, Мексики и многих других стран восприняли его как классический образец, и он действительно послужил для них классическим оригиналом.

В особом положении находятся уголовно-процессуальное производство и судоустройство. Здесь несомненно влияние английских образцов, в том числе и на французское законодательство - революционное и послереволюционное.

3. В то время как французские кодексы вовлекли в орбиту влияния большую часть континентальной Европы (и отчасти Латинской Америки), английская система права привилась в Соединенных Штатах Америки (хотя и в модифицированном виде), стала господствующей в большинстве английских колоний и доминионов (за некоторыми исключениями: во французских провинциях Канады продолжало действовать историческое французское право, в Южно-Африканском союзе, когда он был создан, - сплав английского и старого голландского права).

Два разных пути развития буржуазной революции - английский и французский - в совокупности с другими обстоятельствами привели к постепенному выявлению двух разных правовых систем. Благодаря тому значению, какое имели Англия и Франция, эти системы приняли международный характер.

Стало возможным говорить о двух мировых системах буржуазного права: континентальной и англосаксонской.

Основные различия между ними могут быть сформулированы следующим образом:

а) континентальная система права базируется на кодексах; англосаксонская ставит судебный прецедент на один уровень с законом (статутом), она, как правило, не знает кодексов, но придает огромное значение судебной практике.

Число судебных прецедентов, подлежащих применению на практике, исчисляется в Англии сотнями тысяч (от 300 до 500 тыс.). Помимо них имеются не менее 3 тыс. законов (статутов) и бесконечное количество актов делегированного законодательства.

В Соединенных Штатах прецедент имеет несколько меньшее применение в судах, чем это имеет место в Англии, однако и здесь издается ежегодно 350 томов судебных решений, могущих служить прецедентами.

Поскольку пользование прецедентным правом невозможно без свободы его истолкования, постольку английский и американский судья выступают в роли законодателей. "Теоретически, - пишет английский юрист Деннинг, - судьи не создают права, они только разъясняют его. Поскольку, однако, никто не знает, какова норма права, пока судья ее не сформулирует, следовательно, судьи создают право";

б) в том, что касается имущественных отношений, континентальная система права в большей степени проникнута началами, коренящимися в римском праве; англосаксонское право развивалось в меньшей зависимости от последнего (отсюда различия в терминологии и некоторые особые правовые институты);

в) англосаксонское право не знает деления на "публичное" и "частное" и потому питает некоторое "отвращение" к административной юстиции: государственные учреждения и чиновники отвечают за свои действия перед тем же судом, что и частные лица.

Различие той и другой систем носит главным образом формальный характер: Одинаковые производственные отношения, одинаковая ступень развития семьи, единство принципов политической организации общества и т. д. предопределяют одну и ту же сущность права и в Англии и во Франции.

При всем этом существование важных различий в регулировании одних и тех же отношений собственности, наследственного права и пр. указывает на то, что экономические отношения (зависимость права от условий производства и

обмена) определяют развитие права в конечном счете, но что, помимо того, на это развитие оказывают сильное воздействие и многие другие факторы: исторические условия, религия, войны и смешения народов, а также разного рода случайности, в том числе и такие, которые определялись характерами тех или иных исторических деятелей;

Ф. Энгельс справедливо пишет: "Основа наследственного права - экономическая, если предположить одинаковую ступень развития семьи. Несмотря на это, будет очень трудно доказать, что, например, в Англии абсолютная свобода завещаний, а во Франции сильное ее ограничение объясняются во всех частностях только экономическими причинами"

4. Особый путь правового развития проделала Япония. Одновременно с преобразованиями в области государственного устройства здесь были предприняты кодификационные работы, упорядочено (на европейский лад) судоустройство.

К концу XIX века Япония имела уже новые уголовный, гражданский и процессуальный кодексы.

В основе буржуазных кодификаций в Японии лежали западноевропейские образцы. На первом этапе - французское право; на втором - с конца XIX века и до начала первой мировой войны - германо-прусские правовые кодификации.

В. Развитие буржуазного гражданского права

1. Среди кодификаций гражданского права, последовавших за Кодексом Наполеона и отразивших на себе его принципы, заслуживает быть отмеченным Австрийское гражданское уложение 1811 года. Сохраняя еще элементы феодального и канонического права, Уложение отдавало дань буржуазным институтам. Оно признало, по крайней мере на словах, равенство граждан перед законом, отмену крепостного права, свободу договорных отношений. Принцип формального равенства был сформулирован в духе теории естественного права: "Каждый человек имеет прирожденные... очевидные права и потому должен рассматриваться как лицо".

Признавалось, что брак является предметом договора, совершается независимо от воли родителей. Однако никакой брак, кроме церковного, не признавался, а развод (для католиков) запрещался.

Крупнейшей кодификацией буржуазного гражданского права является Германское гражданское уложение (ГГУ). Оно было введено в действие в 1900 году.

До этого времени не только каждое отдельное государство, входившее в состав империи, но даже самые незначительные области в пределах этих государств имели свое собственное право, свои особые юридические обычаи.

Общеимперские законы, конечно, существовали, но они в самой малой степени касались гражданского права.

Укажем, например, на постановления о ростовщичестве, опеке и нотариате, содержащиеся в полицейских уставах XVI века. Законы эти имели вспомогательное значение, то есть применялись при пробеле в собственном законодательстве данной области или провинции.

Общими для всей Германии были разве только нормы римского и канонического права. Что касается римского права, следует оговориться, что то было искаженное, переработанное в попытках приспособления так называемое современное римское право. Оно не могло заменить Германии собственного свода гражданских законов.

Для характеристики местного (партикулярного) права сошлемся на пример Баварии. Всего статутов, регулировавших гражданские правоотношения, здесь насчитывалось 44. Несмотря на такую свою многочисленность, они содержали массу пробелов. ,

Дореволюционный русский исследователь Пахман писал о Баварии, что здесь "не только небольшие территории, города и деревни, но отдельные дома и даже части одного и того же дома пользуются различным гражданским правом, так что... может случиться больные, лежащие в трех помещениях одного и того же дома, при составлении завещания должны соблюдать каждый отдельную форму".

Близким к тому было положение в Саксонии и многих других германских государствах.

Несколько по-иному было в Пруссии, где действовало так называемое Прусское земское уложение 1794 года, потеснившее в ходе применения местные правовые установления. Однако, составленное под влиянием гнетущего страха, который нагнала на правящие династии французская революция, Прусское уложение в очень малой степени соответствовало буржуазным отношениям. Это был кодекс подновленного в духе времени феодального права. Он сохранял крепостное право, цехи, особый статус родовых вотчин и неограниченную власть помещиков над крестьянами.

Составление общеимперского свода гражданского права оказалось возможным только после объединения Германии, но и в этот период далось нелегко: кодекс вступил в силу через 26 лет после назначения комиссии для его составления.

Германское гражданское уложение составлено по так называемой пандектной системе. Оно состоит не из трех частей, как Кодекс Наполеона, а из пяти - общая часть (о лицах физических и юридических, сделках и вещах вообще, давности и т.п.) и четыре специальных: обязательственное право; вещное право (собственность, владение); семейное право; наследственное право.

ГГУ значительно превосходит французский кодекс по своему общему объему. Оно написано тяжелым слогом, доступным только специалистам, понимание затрудняется обилием ссылок одних статей на другие и необычным терминологическим оснащением.

Кодекс характеризуют и неопределенность формулировок, злоупотребление "отсылками к растяжимым и внеюридическим критериям, которые могут быть понимаемы по-разному и получили ироническое название "каучуковых правил" (И.С. Перетерский). Таковы отсылки к "добрым нравам", "доброй совести" и проч.

Существенные черты ГГУ определяются еще некоторыми специфическими обстоятельствами: германская буржуазия должна была мириться с политическим преобладанием юнкерства и потому принять как должное сохранение феодального землевладения и многих связанных с ним пережитков прошлой эпохи.

2. Право собственности определяется в Кодексе Наполеона следующим образом: "Собственность есть право пользоваться и распоряжаться вещами наиболее абсолютным образом с тем, чтобы пользование не являлось таким, которое запрещено законом и

регламентом".

Как легко видеть, Кодекс не говорит о "частной собственности", но только о "собственности" вообще. Законодатель не различает (в том, что касается общих определений права) право собственности на завод (на средства производства вообще) и, например, одежду, домашний скарб. С точки зрения Кодекса, все собственники.

Под пользованием имеется в виду извлечение приносимых вещью плодов. "Распоряжение" прибавляет к этому право определять судьбу вещи: право продать ее, заложить, подарить, уничтожить и пр.

Словами "наиболее абсолютным образом" Кодекс подчеркивает наименьшую степень зависимости от чужого, постороннего влияния (совершенно "неограниченного" права собственности в принципе нет: интересы собственников сталкиваются, и право старается развести их как можно дальше один от другого).

Наконец, в известных случаях может выступить наружу интерес всего класса собственников - интерес государства. Отсюда упоминание о "законе и регламенте".

Отчуждение собственности разрешается не иначе как "по причине общественной пользы". При этом сам собственник имеет право на "справедливое и предварительное вознаграждение".

Кодекс Наполеона делит всю совокупность "вещей" на две части: вещи движимые и вещи недвижимые. Несомненное преобладание отдается последним и раньше всего земельной собственности.

Собственнику земельного участка было отдано - и притом по трезвому расчету - и то, что находилось под почвой (на любой глубине), и то, что простиралось над ней (воздушное пространство).

Во всем этом был заключен определенный смысл. Право собственности на воздушное пространство служило, например, основанием к тому, чтобы насаждать деревья и возводить на участке сооружения. Право собственности на недра земли, на ископаемые не нуждается в комментариях.

В исключение из общего правила Кодекс разрешил продавцу недвижимости расторгнуть договор продажи, если оказывалось, что им недополучено 7/12 действительной стоимости вещи.

Не имеет большого значения, говорил Наполеон, как то или другое лицо распоряжается несколькими бриллиантами или картинами, но судьба территориальной собственности не может быть безразлична для общества.

Установленные Кодексом ограничения права собственности касались только таких действий собственника, которые затрагивали интересы других. Запрещалось, например, возводить сооружения, которые могли бы нанести ущерб соседу.

К таким сооружениям может быть причислена плотина, если по причине ее устройства остановилась мельница на нижележащем участке.

Очень скоро оказалось, что в первоначальный текст статьи о праве земельной собственности должны быть внесены существенные коррективы. В 1810 году издается закон, согласно которому земные недра могли разрабатываться не иначе как по специальному разрешению правительства (концессии). Собственник земельного участка оказался лишенным прав на то, что "находится снизу". Сделано это было к несомненной выгоде капиталистических предприятий, не желавших терпеть спекулятивного взвинчивания цен на землю, как только в ней обнаруживались уголь или металлы.

К выгоде той части капиталистов, чья собственность заключена главным образом в движимостях (акции, товары, ценные металлы и пр.), Кодекс Наполеона установил следующее, ставшее классическим, правило: добросовестный владелец вещи считается ее собственником, если владение публично и недвусмысленно.

Никакого другого основания для защиты такого рода владения не требуется. Если найдется лицо, которое пожелает его оспорить со ссылкой на недобросовестность, то именно оно, это лицо, должно недобросовестность доказывать, ибо презюмируется правило - "добросовестность всегда предполагается".

Предоставляя земельной собственности преимущественную защиту, Наполеон упрочил и урегулировал условия, при которых крестьяне могли пользоваться землей, доставшейся им в результате революции. Крестьяне зато отдавали ему своих сыновей и, несмотря на все разочарования, перенесли свою преданность императору на его ничтожного племянника.

Что касается Германского гражданского уложения, законодатель счел необходимым разрешить сохранение ленов и связанной с ними наследственной аренды. Он сохранил особый порядок наследования недвижимостей, принадлежащих имперской знати.

Но зато во многих других отношениях ГГУ в большей степени выражает интересы крупных капиталистических предприятий, чем более ранний Кодекс Наполеона. С самого начала устанавливается, что землевладелец не может препятствовать такому проникновению на его участок - сверху или снизу, - которое не задевает интересов земледелия. Он обязан терпеть, не требуя платы, проникновение газа, дыма и пара, сотрясение почвы и т. п., что связано с работой промышленного предприятия.

3. Английское право собственности, так же как и континентальное, делит вещи на движимые и недвижимые, но с некоторыми особенностями.

Вплоть до 1925 года аренда земельных участков (очень распространенная в Англии) относилась к категории "движимых вещей". Соответственно с тем она защищалась не общим иском о извращении отнятого владения, а менее обеспеченным "персональным иском". Этим подчеркивалась гнетущая власть

земельного собственника над арендатором - несомненный пережиток феодализма.

Движимые (или телесные) вещи относятся в английском праве к так называемой персональной собственности (в отличие от "вещной собственности" - земельной); к ней же относят все личные права, например, авторское или право на возмещение причиненного вреда.

Английское право признает и защищает владение как фактическое господство лица над вещью, связанное с намерением владеть.

Разъясняя это, английский юрист Э.Дженкс в книге "Английское право" (имеется в русском переводе, М., 1947) пишет, что слуга, оставленный стеречь господское имущество, не будет его владельцем, хотя фактически он им "обладает" (может сидеть в кресле, ездить на лошади), "он только заменяет хозяина в деле охраны его права на впадение этими вещами".

Предполагается, что всякое фактическое впадение правомерно. Тем не менее "из соображений сохранения мира и порядка" государство защищает впадение даже и в том случае, если оно неправомерно. Насильственное изгнание неправомерного владельца с занимаемой им недвижимости - в том числе, лицом, имеющим на нее бесспорное право, - означает уголовное правонарушение.

Право всегда предполагает владельца собственником, пока не будет доказано обратное, то есть пока суд не вынесет соответствующего решения.

Подобная практика коренится, как признает Дженкс, в старом феодальном праве, защищавшем фактическое феодальное землевладение независимо от того, в каком состоянии были документы, устанавливающие право владения, и были ли они вообще. "Этот факт, - прибавляет Дженкс, - создал поговорку, что "владение дает девять шансов из десяти возможных".

4. Допуская образование товариществ с неограниченной личной ответственностью участников по всем их долгам и обязательствам (в особенности так называемых полных товариществ), французское законодательство (особенно торговый кодекс 1807 года) проявляло недоверие к акционерным компаниям.

Соответственно с тем Кодекс Наполеона не знает понятия "юридического лица", то есть такого рода предприятия или организации, которые, будучи объединением определенного числа физических лиц, обладают имуществом, управляются и выступают во вне (в том числе, в суде) через представителя (которым может быть любое уполномоченное лицо, в том числе платный служащий).

Сказались подозрения, навеянные воспоминаниями о знаменитых аферах ХУП-ХУШ веков, но еще больше неразвитость капиталистических отношений. Ни Наполеон, ни его сотрудники, при всей их талантливости, не могли разглядеть в акционерной компании основную форму крупного капиталистического предприятия будущего времени.

Возникновение акционерных компаний относится к началу XVII века. В некоторой степени ими являлись и знаменитая Ост-Индская компания, и компания, учредившая Английский банк (1684 г.) для финансирования правительства, и правительственная Нидерландская Ост-Индская компания (1602 г.). Пайщиками всех этих компаний были люди известные, но уже тогда (во Франции, например) кое-где стали появляться акции на предъявителя.

Среди акционерных компаний, возникших в XVII веке и особенно XVIII, было много дутых, и они имели цепью ограбление мелкого пайщика, клюнувшего на обещание больших прибылей. Этим обстоятельством был вызван английский

закон 1720 года, запретивший образование акционерных обществ без предварительного правительственного разрешения.

Во Франции акционерные общества поощрялись в дореволюционное время, но были запрещены в 1793 году как орудия, с помощью которых совершались ограбления мелких вкладчиков.

В 1867 году правительство Наполеона III, проявив понимание ситуации; освободило акционерные общества от необходимости запрашивать предварительное разрешение. Стало достаточно простой регистрации (концессионный порядок уступил место нормативному).

Закон устанавливал еще минимальную цену акций (мера, направленная против их крайнего распыления) и некоторые гарантии для меньшинства акционеров, которым незначительность капитала мешает влиять на дела компании.

Английское законодательство об акционерных обществах шло впереди французского. Это и понятно. Несмотря на стеснения, установленные законом 1720 года, акционерные общества создавались в Англии сотнями, и правительство само сделало их источником, откуда черпались займы.

В 1844 году акционерные компании получают полное признание закона в качестве юридических лиц, управляемых и представляемых директорами. Сохранялась, однако, солидарная ответственность акционеров в пределах всего их имущества, и это очень мешало привлечению капиталов.

В 1856 году было снято и это ограничение. Акционеры стали отвечать по долгам компании в пределах принадлежащих им акций.

В чем же выгода акционерной компании? Чем они так привлекают банки, многие из которых сделали образование акционерных компаний главным видом деятельности? Почему все основное железнодорожное строительство в XIX веке было основано на акционировании капитала?

Самый простой ответ в том, что крупное предприятие требует крупных средств. Банковский кредит всегда дорог и не всегда возможен. Остается сложение капитала. На это идут раньше всего крупные капиталисты. Их взносами создается финансовая основа компании. Затем следует привлечение капиталов, принадлежащих мелким держателям: лавочникам, ищущим выгодного применения деньгам, чиновникам,, верхам интеллигенции и пр.

Денежные или имущественные взносы акционеров составляют основной капитал компании, который по закону должен оставаться неизменным в течение всего времени существования компании. Тратить его разрешалось только на покрытие обязательств при окончательной ликвидации дел.

Акции могут быть двух видов - именные и на предъявителя. Наиболее удобными оказались последние. Они легко (куплей-продажей) переходят от одного собственника к другому.

По общему правилу, ответственность акционеров ограничивается размером акции. Чистая прибыль компании (дивиденд) распределяется в соответствии с величиной долевого участия (то есть определяется суммой акции).

В тех случаях, когда акции компании не распределяются между самими ее учредителями, они поступают в продажу (на бирже) или распространяются по публичной подписке.

Главным органом компании является общее собрание акционеров. Голос в этом собрании принадлежит н" лицу как таковому, а акции: чем больше акций, тем больше голосов. Для решающего влияния на ход дела достаточно было владеть "контрольным пакетом", содержащим от 30 до 40 процентов акционерного капитала.

В зависимости от хода дел, от величины прибылей и прочих обстоятельств фактическая стоимость акции (цена, по которой они продаются на бирже) может быть выше номинальной и ниже. На этом основана биржевая игра на повышение и понижение (в первом случае хотят с наибольшей выгодой продать акции, во втором, наоборот, - скупить их по дешевке).

В Германском гражданском уложении юридические лица и акционерные общества в особенности получают с самого начала свое полное признание. Способ их возникновения сравнительно прост (разрешение местного правительства).

Существует, конечно, немало разновидностей акционерной компании. В некоторых странах допускаются такие компании, где хотя бы один из учредителей отвечает всем своим имуществом (так называемое коммандитное товарищество на акциях). В Германии получила распространение узаконенная в 1892 году компания с ограниченной ответственностью; управление ею упрощено (нет ни общего собрания, ни наблюдательного совета), зато передача акций (паев) затруднена, и они не выступают на бирже.

5. В центре обязательственных отношений, урегулированных Кодексом Наполеона, находится договор. Он определяется как соглашение, посредством которого лицо или лица обязываются по отношению к другому или другим что-либо дать (например, при купле-продаже), что-либо сделать (например, при найме рабочей силы) или не делать чего-либо (воздержание от невыгодных другой стороне действий, например от выпуска конкурирующей на рынке продукции).

Главным условием действительности всякого соглашения признается "согласие стороны, которая обязывается". Согласия нет, если оно было результатом заблуждения, если оно исторгнуто силой или обманом.

На этом основании конструируется принцип "свободы договора", основополагающий для буржуазного права, особенно в первый период его существования.

Запрещая физическое насилие, законодатель XIX века игнорирует - и притом сознательно - насилие, которое один класс совершает в отношении другого, насилие экономическое. Рабочий может уйти от предложений одного из нанимателей, отказаться от условий, предлагаемых другими, но он не может уйти от всего класса капиталистов и в конце концов примет навязанные ему условия.

Законодатель запрещает обман, но он сознательно игнорирует тот простой факт, что предположенное им равенство сторон в договоре есть (когда дело касается рабочих и предпринимателей) формальное, а значит, ложное равенство.

Основанная на формальном согласии сторон "свобода договора" ложна и во многих других отношениях. Мы уже не говорим о той стороне дела, что в своей массе договоры в той или иной степени предопределены данным состоянием экономических связей, данным уровнем производства и обмена. В отношениях между самими предпринимателями "свобода договора" представляет собой весьма нередко юридическую фикцию, поскольку существует неравенство богатств, зависимость одного предприятия от другого, борьба за кредит, конкуренция на рынке и пр. Все это, однако, отступает на задний план перед бесправием рабочего, перед циничным навязыванием ему условий труда на основе так называемого свободного соглашения. При всем том свобода договора, будучи крупнейшим завоеванием буржуазных революций, служила еще и той юридической опорой в борьбе рабочего класса, которая позволила ему принудить нанимателя к заключению коллективных договоров, немало послуживших удовлетворению коренных интересов широких слоев трудящихся. Но об этом позже.

Германский гражданский кодекс держится тех же принципов, что и французский, но различие времени сказалось и в данном случае.

Нигде, кроме разделов, трактующих об обязательствах, не находим мы такого обилия "каучуковых формул".

Параграф 138 заявляет, что сделка, нарушающая нормы общественной нравственности, недействительна;  157 разрешает судьям истолковывать договоры, как этого требуют добрая совесть и обычаи оборота и т. д.

Привлекая на службу классовой буржуазной юстиции внеправовое и неопределенное понятие "доброй совести", авторы ГГУ делают вид, будто существует некая общая всем мораль. Но неизменно оказывалось, что борьба за рынок, за монополизацию продажи товаров и т. п. соответствует "доброй совести", несмотря на неизбежно следуемое вздорожание цен и разорение неудачников, а борьба рабочих со штрейкбрехерами противоречит ей.

Уже упоминавшийся  138 имеет второй абзац, гласящий, что всякая сделка, посредством которой одно лицо приобретает выгоды, используя нужду другого лица (так что эти выгоды несоразмерно превосходят его встречные обязательства), может быть расторгнута по суду. Эту норму выдают обыкновенно за проявление особой заботы о рабочем человеке, нанявшемся в период безработицы на крайне невыгодных условиях.

Опровергает ли 138 то, что мы говорили о характере свободы договора? Можно ли было воспользоваться сформулированной в нем привилегией? В известных случаях - несомненно, но при условии, что суд согласится признать несоразмерность выгод нанимателя и если будет доказано, что наниматель действительно знал о крайней нужде нанявшегося (?!).

Что же следует за признанием недействительности договора? Только одно - возвращение в прежнее состояние, то есть увольнение с работы, но не обязанность нанимателя прибавить зарплату.

6. Английское договорное право мало отличается от континентального. Разве только по форме. Здесь еще с феодальных времен удерживалось деление договоров на "формальные" (скрепленные печатью контрагентов) и "простые". Формальные договоры требовали строго определенных типов сделок - продажи,

найма, поручительства, перевозки и т. д. Новые типы соглашений, возникавшие в ходе буржуазного развития, игнорировались старым договорным правом Англии.

На помощь пришла судебная практика. В борьбе с формальной теорией она (начиная с XVI в.) выдвинула другое основание действительности договоров - встречную выгоду, встречное удовлетворение.

Дженкс пишет, суд уже не ставит вопрос: "Что это за договор: продажа, наем, предоставление услуг или какой-то другой?" Он считает иск обоснованным (а договор действительным), если из него следует, что стороны приняли на себя обоюдные обязательства и что ответчик, заключая договор, дал обещание (дать или сделать) в обмен на обещание истца.

Требовалось только, чтобы в договоре значилось его "основание", то есть содержалось определенно выраженное обещание уплатить деньги, упоминание об уже произведенной уплате и т. д.

Оттеснив "формальные" договоры, ограничив их узкой сферой земельных отношений, простые договоры явились гибким орудием установления любой формы обязательственных отношений и их защиты в суде. Континентальное право воспользовалось этим достижением для конструирования единой, свободной от стеснений, формы договорного обязательства.

Английская доктрина и право немало потрудились над установлением условий, делающих договор недействительным (в особенности "суды справедливости"). Заведомый обман контрагента, имеющий цепью побудить его вступить в соглашение, является, по общему правилу, основанием для расторжения договора. Так (по Дженксу), если продавец лошади заявит, что он купил ее на предыдущих торгах за 500 фунтов, и это окажется ложью, есть основания для иска об обмане, но если он скажет: "Несомненно, на предстоящих скачках эта лошадь придет первой" - и это будет заведомым враньем, оснований для аннулирования продажи нет.

Различают также простое умолчание о каких-либо порочащих фактах (нет основания для иска) и намеренное, трактуемое как обман. Если продавец утверждал, что он продает Рубенса, и благодаря этому была куплена подделка, есть основания для иска об обмане: но если сам покупатель полагал, что это Рубене, а потом оказалось нечто иное -оснований для расторжения сделки нет.

7. Французский кодекс держится принципа строгой исполнимости договора независимо от условий. Договоры, законно заключенные, говорит он, имеют для сторон силу закона.

Единственный случай, когда расторжение договора допускается, - обоюдное согласие сторон.

Война, стихийные бедствия, экономические потрясения и т. п. могли, по общему правилу, повлечь за собой отсрочку исполнения, но не расторжение договора.

Английское право держалось того же принципа. Никакое событие, даже самое непредвиденное, замечает Дженкс, наступившее после совершения договора, не может освободить сторону от выполнения обязательств по договору. Этот принцип, прибавляет он, утвердился со времени гражданской войны (середина XVII в.).

Речь идет, по-видимому, о прецеденте "Парадин против Джейна". В этом деле Парадин требовал, чтобы Джейн заплатил арендную плату за сданный ему в пользование сарай. Джейн возражал на том основании, что пожар уничтожил сарай до того, как он смог им воспользоваться. Суд стал на сторону истца. "Если, например, лицо, - продолжает Дженкс, - договорилось уплатить определенную ренту за ферму или дом, то, если даже ферма будет разрушена наводнением или дом сгорит после того, как оно вступило во владение ими, оно все же несет обязательство уплатить ренту, за исключением случая, когда разрушение произошло по вине хозяина и если иное не предусмотрено в договоре".

Принцип неизменяемости договора, уязвимый в своей основе, не выдержал испытания временем (в том числе и в самой Англии). На это указывали уже соответствующие параграфы Германского гражданского уложения, предоставившие суду возможность широкого усмотрения и в том, что касалось исполнимости договоров, в особенности  157, ставящий исполнение договора в зависимость от того, как применительно к данному случаю суд истолкует "добрую совесть" и "обычаи оборота".

Особый (и немаловажный) раздел обязательственного права составляют нормы, посвященные "средствам вещного обеспечения" обязательств. Среди них ипотека, известная с афинских времен, равно как и другие виды заклада. Наибольшую ненависть бедняков вызывало так называемое право удержания, то есть право кредитора удерживать вещи должника, оказавшиеся в его руках: так, арендодатель удерживает на законном основании инвентарь арендатора (до уплаты долга квартирохозяин - мебель и утварь квартиронанимателя и пр.

Займовые операции снабжаются процентами. По французскому закону, величина их определялась заранее: 5% - в гражданских сделках (обыкновенных) и 10%-в "коммерческих".

8. В том, что касается семейного права, Кодекс 1804 года устанавливает принцип светского брака (церковный не обязателен). Главой семьи является муж. Он "оказывает жене покровительство", за что она должна платить "послушанием". Жена обязана жить вместе с мужем и в том месте, какое определит муж. Она не может вступать в договорные отношения и заявлять иски в суде.

Даже в том случае, когда соответственно брачному договору имущество супругов раздельно, жена не вправе что-либо отчуждать, закладывать или дарить без согласия мужа. Единственной ее льготой является право составить завещание.

Развод разрешался в точно определенных случаях: вследствие злоупотреблений, грубого обращения или тяжелых обид, а также (что было наибольшим достижением кодекса) из-за обоюдного упорного несогласия супругов продолжать брачные отношения.

Последнее вызывало особую злобу католической реакции. По настоянию Церкви (до сих пор отрицающей развод для католиков) постановления о разводе были исключены из кодекса.

Закон предоставлял мужу требовать развода во всех случаях, когда он мог доказать "прелюбодеяние жены". Жена могла требовать развода по причине прелюбодеяния мужа только в том случае, "если он держал свою сожительницу в общем доме".

Это неравенство унизительно для женщины, но объясняется довольно просто. Отцом ребенка, зачатого в браке, кодекс (за несущественным исключением) признает мужа. Таким образом, всякий рожденный в браке ребенок будет законным наследником отцовского (и материнского) имущества. Но законодатель, следуя древнейшей традиции, тому интересу, благодаря которому возник парный брак, желал, чтобы наследство доставалось детям, зачатым от наследодателя. Прелюбодеяние мужа не имеет в этом случае значения, ибо "поиски отцовства" (а значит, и алименты на содержание внебрачных детей) не могут иметь места в судебном порядке. Закон их не знает. Только "осквернение семейного очага", то есть нарушение принятых правил добропорядочного поведения вынуждает законодателя согласиться с правом жены потребовать развода.

Этой теме посвящен известный рассказ Г. Мопассана "Избавилась": молодая маркиза де Реннедон, желая развода, решает нанять горничную, которой поручает соблазнить мужа (за плату, конечно). Та великолепно справляется с поручением и по уговору с хозяйкой назначает время прелюбодеяния... "Когда часы начали бить - трах, я настежь распахнула дверь... Ха, ха, ха... роман в самом разгаре" и т. д. При этой сцене присутствуют, разумеется, заранее приготовленные свидетели: папа молодой маркизы, привратник и, разумеется, представитель так называемой полиции нравов.

Либеральная публицистика, равно как и юристы, подвергала неравенство полов в разводе уничтожающей критике. И это сделало свое дело. В 1884 году указанное выше ограничение было снято.

Развитие капиталистической промышленности, рост буржуазного государственного аппарата и прочие подобные обстоятельства вызвали потребность в женской рабочей силе (тем более что она хуже оплачивалась).

Неизбежным следствием стало улучшение правового положения женщины.

В 1907 году французский законодатель предоставляет женщине право свободно распоряжаться заработком, включая право иметь личные сбережения. Она стала распорядительницей своего движимого имущества, получила право выступать в суде по спорам, связанным с ее имуществом. В случае спора между супругами их доли в общих расходах стал определять суд.

Германское гражданское уложение точно так же исходит из главенства мужа в семье. Он решает все основные вопросы, связанные с существованием семьи, один владеет имуществом семьи и выступает в суде по делам семьи. На жену же возлагается ведение домашнего хозяйства.

Новое время отразилось, однако, и на этом своде. Жена остается собственником имущества, которое она принесла в дом или нажила в браке; она вправе требовать раздельного жительства, может заниматься своей профессиональной деятельностью (при несогласии супруга решение принадлежит суду). Законные мотивы развода одинаковы как для мужа, так и для жены.

Но и здесь не обошлось без той же размазанной фразеологии. Причинами развода выставляются: глубокое потрясение семейных основ в результате

"бесчестного поведения", "противных нравственности" поступков и пр. Толкование принадлежит суду.

Своих законных детей отец (по ГГУ) содержит соответственно собственному материальному положению. Незаконным он выплачивает алименты (важное отличие по сравнению с Кодексом Наполеона) в соответствии с социальным положением матери детей.

В этой дифференциации нельзя не видеть заботы о богатом развратнике, "соблазненном" собственной горничной.

Наконец в 1912 году в целях примирения судебной практики с действующим правом была изменена ст. 340 Кодекса Наполеона, в своей первой редакции запрещавшая поиски отцовства и соответственно с тем требование алиментов на содержание внебрачных детей. Теперь такие требования стали допустимыми, но при наличии известных условий. Ими признавались: обещание жениться; наличие писем и т. п. документов, подтверждающих отцовство данного лица; недвусмысленная явная связь между отцом и матерью внебрачного ребенка; проявление заботы предполагаемого отца по отношению к ребенку и пр.

Английское брачное право точно так же, как и континентальное, пережило серьезную эволюцию. Наряду с церковным стал возможен брак светский. Место "отлучения от стола и ложа" занял развод, узаконенный в 1857 году. При этом "простое прелюбодеяние мужа" не признавалось основанием для развода вплоть до 1923 года, тогда как муж и до этого времени мог опираться на "прелюбодеяние, совершенное женой после заключения брака".

В противоположность "простому прелюбодеянию" английский закон указывал на "квалифицированное прелюбодеяние", то есть соединенное с кровосмесительством, двоеженством, жестоким обращением или оставлением жены по крайней мере на два года (без уважительных причин). При таком прелюбодеянии развод допускался и для жены.

Процесс о разводе требовал в Англии двух стадий: признав иск основательным, суд переносит решение на шесть месяцев, поскольку в течение этого времени могут выясниться "помехи" к разводу (к ним относится, в частности, сговор между супругами о разводе из каких-либо корыстных побуждений).

Английское право упорнее всякого другого считало (и это было 700-летней традицией), что под словом "ребенок" имеют в виду только законнорожденного ребенка, дитя, рожденное в браке, а не вне его. Никакой способ усыновления, в том числе и последующим браком родителей, не допускался.

Родительская власть во всех буржуазных законодательствах принадлежит мужу. Различия определяются ее степенью. Но ни один закон не запрещал отцу применение "исправительных мер".

9. Кодекс Наполеона закрепляет буржуазный принцип единства наследственной массы: ни один вид собственности не имеет привилегий перед другим.

Законными наследниками признаются раньше всего прямые нисходящие (дети, внуки). Они исключают всех других. Затем, то есть при отсутствии прямых нисходящих, идут боковые родственники (братья и сестры). Они делят имущество с родителями наследодателя - и так далее вплоть до 12-й степени родства.

В том, что касается завещаний, кодекс держится принципа "обязательного наследования". При одном ребенке завещатель вправе свободно распорядиться половиной имущества (другая половина при всех условиях остается ребенку), при двух детях - одной третью, при трех - одной четвертой долей имущества.

Обязательной доли в пользу нисходящих требует и ГГУ. Но оно не ограничивает круг законных наследников никакой степенью родства: наследство должно найти хозяина!

В наследственном праве Англии существовала, как говорит Дженкс, "поразительная особенность". Она заключалась в сохранении двух разных порядков наследования. Один из них имел преимущественное распространение в сфере старинной земельной собственности.

Наследственные имения - дань феодальному прошлому - переходили обычно старшему наследнику. Нисходящие исключали всех остальных. Мужчины исключали женщин. Старший по возрасту наследник исключал всех других.

"Персональное наследство", то есть главным образом движимые вещи, распределялось между наследниками по правилам, мало отличавшимся от континентальных.

В то же время в Англии утвердилась (со времени революции XVII века) полная свобода завещательного распоряжения, ничем не стесненная завещательная свобода, распространяющаяся на все виды наследственного имущества.

  

Г. Развитие буржуазного уголовного права

1. Наказы депутатам Генеральных штатов 1789 года изобиловали требованиями коренных реформ уголовного права. Избиратели хотели, чтобы пестрая смесь римского и обычного права, ордонансов и судебных решений была заменена кодексом уголовного права. Наказы настаивали на равенстве граждан перед уголовным законом, на смягчении карательных мер, на том, чтобы наказания не распространялись - как было до того - на близких преступника, на его семью. Требовали определенности наказаний.

Хотели ненаказуемости "религиозных преступлений" и, конечно, преступлений против так называемых добрых нравов.

На многих наказах лежит печать просветительной философии. Одним из первых Монтескье настаивал на том, что закон обязан карать только внешние действия, признанные преступными, но не мысли, не намерения.

Он же восстает против убеждения, будто жестокость наказания является необходимой: тогда наилучшими должны быть признаны самые жестокие законы.

Следом за Монтескье Ч.Беккариа будет отстаивать гуманизацию наказаний, ограничение судей абсолютно определенными санкциями т.^.

Вольтер издевается над правительствами, использующими жестокость закона в интересах политики и для дисциппинирования администрации. "В нашей стране, - иронизирует он, - не мешает время от времени убивать одного адмирала, чтобы придать бодрости другим".

Марат требует (в своем Плане уголовного кодекса) соразмерности наказания. Сурово карать легкое нарушение законов - во Франции в то время казнили за мелкую домашнюю кражу - "значит не только зря пускать в ход весь авторитет власти", пишет он, "это значит множить преступления, это значит толкать преступников на последние крайности".

Учредительное собрание пыталось реализовать новые принципы уголовного права в кодексе 1791 г.

Оно отказалось от "воображаемых преступлений", порожденных фанатизмом и невежеством, приняло идею ограничения судейского усмотрения точным предписанием закона (вплоть до запрещения толковать его); отказалось от квалифицированной смертной казни ("достаточно простого отсечения головы") и т. д.

Буржуазно-демократический характер уголовного кодекса 1791 года противоречил интересам политического режима, сложившегося при Наполеоне. В 1808 году назначается комиссия по кодификации уголовных законов во главе с Тарже. В 1810 году УК Франции был утвержден.

Однозначная оценка кодекса вряд ли возможна. По сравнению с уголовным правом феодальных монархий, с необыкновенно жестоким английским уголовным "кодексом", германскими и австрийскими уложениями французский кодекс 1810 года явился актом несомненного прогресса.

Классический (для буржуазного права) характер кодекса был очень заметен в формулировании общих принципов уголовного права, в определении признаков преступного деяния и многом другом.

Но в том, что касалось наказаний, кодекс 1810 года заимствует у прошлого времени много такого, что свидетельствовало о жестокости, мстительности и неразборчивости режима.

Кодекс предписывает смертную казнь для неоправданно широкого круга преступлений, включая политические. Он не признает смягчающих вину обстоятельств. Он сохраняет позорящие наказания в виде клеймения, выставления у позорного столба и как

дополнение к смертной казни отсечение руки. Он допускает "гражданскую смерть".

Юридическое состояние "гражданской смерти" было известно древнеримскому и феодальному праву. Заключалось оно в лишении имущественных, родительских прав, иногда изгнании и т. п.

Кодекс 1810 года следовал той же традиции. Всякая сделка, заключенная осужденным к "гражданской смерти", считалась незаконной, всякое приобретенное им имущество отходило казне. Жена в случаях, если она не желала разлучения, признавалась наложницей, дети, рожденные ею, - незаконными.

Отказ от учета смягчающих вину обстоятельств был данью средневековому праву с его пренебрежением субъективной стороной преступления (оценивался главным образом объективный вред; мотивы преступления мало интересовали), но еще больше - использованием традиции в интересах усиления наказаний.

Допущение широкого судейского усмотрения в выборе средств наказания - большое зло. Но далеко не благо и другое, прямо противоположное - стеснение судьи узкими рамками предписаний, запрещение смягчать или усиливать наказания в зависимости от обстоятельств дела. Именно это последнее характерно для такого реакционного свода, каким была австрийская Терезиана 1769 года. И то же самое можно сказать о Прусском земском уложении 1794 года. В Баварии закон запретил даже научное комментирование уголовного права.

 

Существенные изменения были внесены в УК 1810 года только после революции 1830 года. Среди них - признание смягчающих вину обстоятельств и отмена позорящих наказаний. Несколько позже (в 1854 г.) была отменена "гражданская смерть". В конце концов почти асе европейские страны отказались от "гражданской смерти". Она заменяется в том или ином виде ограничением правоспособности, например, запрещением занимать должности в государственном аппарате, лишением званий и пр.

Французский уголовный кодекс оказал важное влияние на развитие уголовного права в других странах: Италии, Испании, Голландии, Румынии, даже Турции и Японии.

2. Либерализация уголовного права, начатая французской революцией, коснулась и Англии.

В начале XIX века английские законы угрожали смертной казнью почти за все мыслимые и немыслимые преступления (по 240 составам!). Смертью каралось не только убийство или грабеж, но также увечье животных, письменная угроза, лесная порубка и почти всякая, в том числе копеечная, кража (например, вещи, стоящей один шиллинг, если она украдена на рынке, и 5 шиллингов, - в доме или в лавке).

Излюбленными наказаниями служили колесование, четвертование, извлечение внутренностей из живого тела и проч.

Англия, конечно, не составляла исключения. В Пьемонте подвергали жестоким наказаниям за богохульство, в Испании сохранялось отрезание языка, в России и Пруссии забивали шпицрутенами. Тем не менее Энгельс не без основания считал английский уголовный "кодекс" самым жестоким.

В 1819 году последовали наконец законы, отменившие четвертование и другие непомерные жестокости; позднее - законы, смягчавшие наказания за мелкие преступления, но только с 1841 года начинается ограничение смертной казни.

3. Либерализация буржуазного уголовного права не успела закончиться, как наступает поворот к усилению репрессий. Причина этого процесса - обострение классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией, о чем наглядно свидетельствовали Июньское восстание 1848 года и Парижская Коммуна, Первый Интернационал и образование социалистических партий, первые массовые забастовки, наконец, революция 1905 года в России.

Новая полоса в истории буржуазного уголовного права нашла свое выявление уже в Германском уголовном кодексе 1871 года. Он содержал широкие, неопределенно сформулированные составы преступлений (в этом заключалась важнейшая его особенность), значительно усиливал наказания за политические преступления.

С изданием Германского УК начинается некоторое "перемещение" ориентаций: французское влияние уступает место немецкому.

Наиболее яркий пример - Япония. Здесь в 1882 году вступил в силу уголовный закон, переписанный с французского. Вслед за тем была назначена комиссия по составлению нового УК, взявшая за образец германский кодекс. В 1908 году новый японский УК был введен в действие.

Одна из его статей преследовала "преступления против императорской фамилии", и под эту формулу японским судам ничего не стоило подводить любое антиправительственное действие или намерение. На ее основании были осуждены к смертной казни социалист Котоку и его 11 товарищей (а еще 12 человек - к пожизненным каторжным работам). И процесс этот был, конечно, не единственным.

Германское влияние отразилось на уголовном законодательстве Греции, Румынии и других государств.

Еще больше усиливали репрессию за политические преступления специальные законы, среди которых уже известный нам германский "исключительный" закон против социалистов. Во Франции те же цели преследовались террористическим законом "О наказаниях, налагаемых на членов Международного общества рабочих" (1872 г.) и в особенности "злодейским законом" "О пресечении происков анархистов", с помощью которого можно было осудить кого угодно (1894 г.). Что касается Японии, отметим закон 1900 года "Об охране общественного порядка и спокойствия". Им устанавливалось тюремное наказание за подстрекательство к забастовке, за участие в митингах, запрещенных полицией, за участие в политических организациях и пр.

Чуть ли не общим правилом становится осуждение не за действия, но за "преступные намерения", "за опасные мысли".

Известное значение для политики усиления репрессий имел рост общеуголовной преступности и рецидива (повторяемости преступлений). Если, например, в 1850 году в общей массе осушенных французскими судами было 28% привычных (профессиональных) преступников, то в 1893 году их было уже 58%. В Германии процент рецидивистов был еще выше: 85% среди мужчин и 76% среди женщин (1895 г.). В Англии, Австрии и Других странах было не лучше -от 60 до 75% рецидивистов.

И еще одна примечательная черта: в то время как кодексы, составленные в начале века, держались принципа строгой определенности наказания, вводили сложные, детально разработанные "прейскуранты" наказаний, кодексы конца века (голландский, швейцарский и др.) предпочитали некие "обобщенные" неопределенные санкции, открывая тем самым широкий простор судейскому усмотрению.

4. Для феодального государства наказание было главным образом средством массового устрашения. "Чтобы другим неповадно было" - как гласит старый русский юридический текст. Отсюда столь широкое обращение к смертной казни в ее страшных, невообразимо чудовищных формах.

О воспитании и перевоспитании преступника говорилось редко и лицемерно, в плане "вразумления под страхом".

В античной литературе, например у Платона, связь между наказанием и воспитанием выступает отчетливо, но о каких-либо мерах, стимулирующих это воспитание, не говорится. Депо ограничивается признанием воспитательного характера самого наказания. "А преступающего законы государство наказывает, - говорит софист Протагор у Платона, - и название этому наказанию... исправление, потому что справедливое возмездие исправляет".

Первые попытки связать тюремное заключение с мерами исправительного характера были предприняты только в ХУШ столетии. Они не дали существенных результатов, но навели на важную мысль: исправление в сочетании строгого режима с трудом, доставляющим некоторый заработок.

В этом отношении заслуживает упоминания тюрьма в г. Генте (Фландрия), где соответствующий опыт был поставлен в 70-х годах XVIII века.

Иной путь исправления преступника был опробован известной Пенсильванской тюрьмой (США), основанной в 1768 году. Она сохраняла общие мастерские и спальни для неопасных преступников, но "гвоздем" созданной здесь системы служило ода-ночное заключение. Устроители тюрьмы надеялись на то, что одиночное заключение в сочетании с абсолютным молчанием будет способствовать углубленным размышлениям и поведет преступника по пути духовного перерождения.

Свое последовательное воплощение эта идея нашла в Филадельфийской же (Пенсильвания) тюрьме, выстроенной в 1829 году. Тюрьма была построена с таким расчетом, чтобы из единого центра возможно было видеть все коридоры и все кельи. Последних было около 600 (шести метров в длину, двух - в ширину).

Изоляция арестантов была полной. Из своих камер они не выходили до конца заключения. Чтения не полагалось. Работа давалась не иначе как по просьбе арестанта. Предписывалось полное молчание. Разговаривать с лицами тюремной администрации разрешалось только шепотом. "Могильная тишина, - пишет Таганцев, - полная праздность, отсутствие движений действовали на этих заживо погребенных столь же разрушительно, как и дореформенные тюрьмы".

Пенсильванская система вызвала к жизни значительную литературу, привлекла внимание правительств других стран, но усваивалась медленно.

Во Франции одиночное заключение было введено в 1875 году, и то для приговоренных на короткий срок. Только "злодейские законы" ("против анархистов") поколебали это правило.

Германский уголовный кодекс разрешил одиночное заключение на срок до трех лет.

Воплощением пенсильванской системы в Германии служила Берлинская тюрьма Моабит. Она была открыта в 1844 году. В ее 12 сходящихся к центру коридорах размещается 520 камер. Даже в тюремной церкви заключенный не выходит из особой будки. На прогулке он надевает маску, чтобы его не узнали. Работа была обязательна, чтение разрешалось, но литература подбиралась администрацией.

Наибольшее применение одиночное заключение получает в Бельгии и Голландии, но ограничивается предельным сроком (в Бельгии до 10 лет, в Голландии до 5).

Англо-ирландская пенитенциарная (тюремная) система - как она сложилась в XIX веке - заключала в себе оба возможных элемента: одиночное заключение на первом этапе, каторжные работы при общем заключении - на втором.

Насколько можно судить, английское законодательство не строило никаких иллюзий насчет целебного свойства "одиночки". Оно смотрело на систему разъединения арестантов (включая прогулки в масках и при полном молчании) как на особо мучительную форму наказания и из этого исходило. Поэтому одиночное заключение ограничивалось относительно кратким предельным сроком (9 мес. для мужчин, 4 мес. для женщин). Работа давалась арестанту не для исправления, а в виде поощрения за хорошее поведение.

Принудительные работы, назначавшиеся после одиночного заключения, поощрялись с помощью особых жетонов (марок), выдававшихся за старание, хорошее поведение и прочие заслуги.

Полученные в соответствующем числе марки давали право на переход в "высший класс" заключения, где действовал облегченный режим, и на досрочное освобождение, применявшееся,

впрочем, довольно скупо.

Сторонники одиночного заключения прибегали обычно к тем доводам, что оно, во-первых, исключает опасное общение между преступниками и, следовательно, развращающее влияние неисправимых негодяев и что, во-вторых, одиночное заключение не столь страшно, как обычно думают: помучившись некоторое время, заключенный привыкает (нередко он отказывается перейти в общую камеру).

Возражения противников одиночного заключения проф. Таганцев резюмировал следующим образом: "...первое время одиночество вызывает протест, желание вырваться из каменного гроба... как-нибудь переговорить с соседом по несчастью, шумом и криком нарушить тишину могилы. Но мало-помалу стихийная злоба стихает: тесный карцер, хлеб и вода или что-нибудь большее обуздывают строптивых, пока наконец не настанет нравственный перелом, апатия мысли, чувств, желаний. Узник не примиряется с кельей, а отучается желать другого... Пассивное отношение ко всему, даже к свободе, как указывает опыт, составляет одну из невыгод долгосрочного тюремного заключения... сильнее сказывающуюся по выходе из тюрьмы, при соприкосновении с соблазнами жизни".

Особую форму сочетания одиночного заключения с принудительным трудом в общих помещениях представляет так называемая оборнская система, названная по тюрьме, где она была применена впервые (г. Оборн, близ Нью-Йорка), Заключенные расходились по одиночкам на ночь. Днем они и работали и ели все вместе. При этом соблюдалось полное молчание. Отрываться от работы, оглядываться, а тем более перемигиваться, обмениваться жестом запрещалось. Надзирателю вменялось в обязанность пускать в ход кнут при малейшем нарушении порядка.

5. Начиная с XVI-XVTI столетий, а все более в XVIII европейские державы стали прибегать к замене тюремного наказания ссылкой в колонии. Этим достигался двойной выигрыш: разгружались тюрьмы, во-первых, и в некоторой степени удовлетворялась нужда в рабочей силе, которую испытывали колонии, во-вторых.

Первыми ссыльными французских колоний (в Канаде, Луизиане, Гвиане) были проститутки, нищие, бродяги. И английская ссылка ведет свое начало с того, что в американской колонии Виргинии обнаружилась острая нехватка женщин: правительство направило туда транспорт со 100 проститутками на борту. Они были проданы казначейством по цене 10 фунтов табаку каждая.

Очень скоро ссылка делается выгодным предприятием. Английские мировые судьи, имевшие земли в Америке, стали направлять туда всю основную массу бродяг и нищих, бывших жертвой первоначального накопления капитала. Это были "белые рабы". Об их дальнейшей судьбе государство не заботилось.

Графства, собрав должное число ссыльных, вступали в договор с перевозчиком - частным лицом, которому за ничтожную плату продавали осужденных. Тот надевал на них цепи и отправлял в трюм. Пищу бросали туда же. От спертого воздуха и от дурной пищи многие умирали. Мертвые разлагались здесь же, ибо о них умалчивали ради пайка, который доставался живым.

По прибытии на место ссыльные продавались. Так продолжалось до войны за независимость.

На место ссылки в Америку пришла ссылка в Австралию. Первые 850 человек были отправлены туда для работы на офицеров и солдат. Спустя много лат ссыльным стали давать земельные участки, но только после отбытия срока наказания. Никто из них, впрочем, не знал земледелия, и пришлось прибегнуть к обучению.

В середине XIX столетия Австралия и другие колонии, служившие местом ссылки, стали протестовать: ссыльные не раз возвращались к преступлениям, а кроме того, конкурировали со свободными эмигрантами, нанимаясь за дешевую плату.

В 1865 году Австралия, располагая уже известным самоуправлением, демонстративно направила в Англию транспорт с "собственными" преступниками, выставив тот же довод - очищение страны от преступников.

В 1868 году ссылка в английские колонии была прекращена. В отличие от Англии послереволюционная Франция использует ссылку в колонии главным образом как меру, направленную против революционеров и демократов.

В 1848 году в Алжир для работы в земледельческих колониях-каторгах были сосланы уцелевшие от расстрелов июньские борцы. Наполеон III ссылал в Гвиану противников созданного им режима и т. д.

Но уже с 1852 года ссылка практиковалась в широких масштабах и для уголовных преступников. Она служила заменой каторжных работ.

Каторжные тюрьмы существовали во Франции в трех городах - Тулоне, Бресте, Рошфоре. Заключенные находились в кандалах. К ноге приковывали еще и пушечное ядро. По ночам арестантов приковывали к постели. Спали они на голых досках. За ничтожные провинности надевали двойные кандалы, за единое слово сажали в карцер. И тем не менее люди не только не исправлялись, но еще более развращались. По выходе на волю они в большинстве случаев принимались за старое.

Колонисты передавались, как правило, для работы на частных плантациях. Большая часть ссыльных умирала, не выдерживая губительного климата тропиков.

Смертность достигала в Гвиане примерно 25% в год, но подымалась и до 50%. Это была та же смертная казнь, но только медленная и мучительная.

Кроме Гвианы Франция избрала местом ссылки Новую Каледонию. Ссыльные использовались здесь на тяжелых работах, исполняемых в полном молчании. При малейшем проступке арестованный переводился на хлеб и воду, что довольно быстро приводило к смерти. Приспособленцы и пресмыкатели, впрочем, могли рассчитывать на получение земельного участка и даже поступление на службу за известное вознаграждение. После поражения Парижской Коммуны в губительные колонии было сослано не менее 4 тыс. коммунаров.

Из других европейских держав ссылку в колонии практиковали также Испания и Португалия.

6. Превращение тюремного заключения в основной вид наказания (вместе с распространением ссылки в колонии) позволило поставить вопрос об ограничении смертной казни, на чем давно настаивали демократические, просветительные и либеральные элементы общества во Франции, Англии, Италии и других странах.

В литературе добуржуазного периода возражения против смертной казни были высказаны Т. Мором (XVI в.) и развиты Беккария. В 1791 году предложение об отмене смертной казни было внесено в Учредительное собрание Франции, но не имело успеха. Ограничились запрещением квалифицированных (мучительных) казней.

Подчиняясь общественному давлению, правительства ряда стран ограничивают применение смертной казни определенным, более или менее узким кругом преступлений.

В этой связи заслуживает упоминания австрийский уголовный кодекс, который в противовес Терезиане назначает смертную казнь в пяти случаях; английское уголовное законодательство, ограничившее применение смертной казни наиболее тяжелыми преступлениями - уголовными и политическими: покушение на члена царствующей фамилии, убийство, морской разбой и пр. (после 1861 г.).

Французский уголовный кодекс 1810 года назначал смертную казнь в 39 случаях: после 1848 года она стала применяться для 15 видов преступлений (убийство, поджог и пр.).

Постепенно, после долгих колебаний, правительства ряда европейских стран отказываются от телесных наказаний, предоставляя, впрочем, довольно большую свободу для кулачных расправ в полицейских участках.

Следует иметь в виду, что телесные наказания в их разнообразной форме (кнут, шпицрутены и пр.) были во все прошлые времена уделом простого народа. Это одно из самых "классовых" наказаний. Естественно, что против него с таким жаром выступали демократы, например, Белинский.

7. В течение всего XIX столетия уголовное право европейских стран обнаруживает страшный разнобой в определении возраста, с которого лицо должно нести ответственность.

Французский уголовный кодекс 1810 года хранил на этот счет молчание, предоставляя решение вопроса об ответственности судам, а о привлечении - прокуратуре.

Вследствие этого не раз случалось, замечает Таганцев, что на скамье подсудимых оказывались дети 5-6 лет. В одном случае судили ребенка в возрасте 6 лет, а свидетелем был ребенок 4 лет.

В то время как швейцарское законодательство требовало для обвиняемых достижения 14 лет, итальянское довольствовалось девятью годами и т. д.

С большим трудом пробивала себе путь идея особых детских воспитательных и исправительных учреждений. В большинстве стран она получает свое воплощение не ранее последней четверти XIX века.

8. Несмотря на широкое применение долгосрочного тюремного заключения и массовой ссылки преступников в колонии, число тяжких уголовных преступлений возрастало от года к году; возрастание это опережало численный рост населения.

В Германии, например, общее число приговоренных составило за 5 лет - с 1888 по 1892 годы - 473 тыс. человек, а с 1893 по 1897-й - 538 тыс.

Со всей ясностью определился неуклонный рост повторных преступлений, рецидивов.

В поисках выхода буржуазная наука уголовного права предложила правительствам две новые меры: условное осуждение, во-первых, превентивное заключение, во-вторых.

  В числе аргументов, высказанных в пользу условного осуждения, наибольшего внимания заслуживал такой: тюрьма не столько исправляет, сколько портит. Человек приходит в тюрьму случайным преступником, а выходит из него профессиональным.

Следует заметить, что в англосаксонской судебной системе издавна существовала практика предварительного предупреждения, употреблявшаяся в отношении лиц, известных своим дурным поведением (пьяниц, тунеядцев и пр.), а так- * же тех, кто угрожал кому-нибудь расправой. Судья мог потребовать от них j ручательства хорошего поведения, при неисполнении приказа - арестовывать. От ^ тех, кто позволил себе угрозы, судья мог требовать залога добропорядочного поведения. Нарушение обещания влекло за собой тюремное заключение. Запрещение делать что-либо недозволенное, если оно исходило от судьи, было весьма эффективным.

Условное осуждение было принято в Англии в 1887 году, во Франции - в 1891-м. Наиболее последовательным его формулированием характеризуется бельгийский закон 1888 года: суд получал право откладывать наказание сроком на пять лет; если в течение этого времени условно осужденный не совершит нового преступления, он признается несудимым, в противном случае старое наказание присоединяется к новому.

Условное осуждение заняло весьма значительное место: от 10 до 20% всех приговоров.

Превентивное наказание противоположно наказанию условному. Оно назначается не до и не вместо,/а после отбытия основного наказания в качестве особой, дополнительной меры. Таким его конструирует английский закон 1908 года, предписывающий дополнительное нахождение в тюрьме (на срок от 5 до 10 лет) для тех привычных преступников, которые осуждены в третий раз.

От превентивного заключения, следующего за основным наказанием, было уже недалеко до предварительной изоляции "предполагаемого преступника", на чем настаивали криминалисты антропологической (ломброзианской) и "социологической" школ.

Итальянский тюремный врач Чезаре Ломброзо (1836-1909 гг.), основатель антропологической школы уголовного права, пытался отыскивать причины преступности в физиологической и психической аномалии людей. Главный его тезис - преступник действует по врожденной испорченности.

Основываясь на тенденциозно истолкованных наблюдениях, Ломброзо решился квалифицировать преступника по его физическому типу, по внешнему виду. Обобщенный "преступный тип", как его рисует Ломброзо, напоминал обезьяну, от которой произошел человек: короткоголовность, убегающий назад лоб, оттопыренные уши, сильно развитые надбровные дуги, длинные руки, хорошо развитые челюсти, длинные клыки и резцы и т. д. Глаза, конечно, бегающие, взгляд исподлобья. Имеет значение и цвет волос - среди насильников и распутников преобладают, по утверждению Ломброзо, блондины. Настораживали антропологов "уши углом", редкая борода, склонность к татуировке. Орлиный нос и длинные руки уже выдавали возможного убийцу, особенно, если у него был еще "стеклянный, холодный взгляд".

В области психической Ломброзо загадывал массу загадок: надо было устанавливать, что преобладает в человеке - ум или хитрость. Если последнее - значит, потенциальный преступник (особенно, если он еще склонен выпивать). Установив это обстоятельство, переходим к следующему: не обнаруживает ли данное лицо безразличие к нравственным проблемам и т.д. Не решаясь объяснять всякое преступление биологической предрасположенностью, Ломброзо остановился на 40% преступлений.

Объективные исследования, предпринятые еще в XIX веке, разбили теорию Ломброзо при первых же опытах. Аномалии черепа, на чем особенно настаивали "антропологи", были обнаружены чуть ли не у половины людей. Преступный тип, как он рисовался Ломброзо, скорее обнаруживался среди судей, прокуроров и парламентариев, чем среди явных убийц и воров. Банкроты оказались схожими с "образцом" в 1% случаев.

Служа - независимо от воли самого Ломброзо - рупором реакции, сопротивлявшейся либеральным началам в уголовном праве, ломброзианцы и их союзники требовали расширенного применения смертной казни, каторжных работ, восстановления телесных наказаний, а заодно с тем ликвидации суда присяжных, ограничения адвокатуры, отказа от пересмотра приговоров. Но самым крупным их козырем было требование ввести заключение в тюрьмы "прирожденных" преступников, как только они обнаружены осмотром и экспертизой, а значит, независимо от того, совершили они преступное деяние или нет.

В опытах Ч. Ломброзо далеко не все оказалось вздорным. В XX веке (и особенно в США) ученые, оснащенные соответствующим оборудованием, продолжили дело Ломброзо. Но уже на более высоком уровне. Это так называемый бихевиоризм (от англ. behaviour - поведение) - наука о поведении человека.

Д. Судоустройство и процесс

1. Французская революция отделила судебную власть от исполнительной. Администратор, чиновник перестал быть судьей в своем собственном деле. Провинциальные судебные палаты ("королевские парламенты"), прославленные невежеством, подкупностью и кровожадностью, были ликвидированы. Покупка судебных должностей запрещена.

Конституция 1791 года приняла принцип выборности судей на основе имущественного ценза. Она ввела, как уже говорилось, суд присяжных.

Место прежней феодальной множественности судов и инстанций заняла "трехчленная система" судебной организации.

Усовершенствованная Наполеоном, она выглядела следующим образом:

а) единоличный мировой судья: мелкие уголовные и гражданские дела;

б) "трибунал первой инстанции": более значительные гражданские дела; он же "трибунал исправительной полиции" для так называемых проступков (нечто более серьезное, чем "нарушения", и менее серьезное, чем "преступления");

в) апелляционный суд: пересмотр решения "трибуналов" по существу; рассмотрение вместе с коллегией присяжных серьезных уголовных дел;

г) кассационный суд (один для всей Франции): рассмотрение жалоб, указывающих на формальные упущения, нарушения или неверное истолкование закона, допущенные в апелляционных ' судах.

Английская революция мало или вовсе не затронула сложившуюся веками судебную систему.

Низшей судебной инстанцией оставались мировые судьи. В определенное время они съезжались на "сессии", игравшие роль второй инстанции.

Выше "сессий" стояли так называемые ассизные суды: они состояли из "разъездных судей" (причисленных к той или иной из палат английского Высшего суда) и требуемого числа присяжных.

Суд королевской скамьи и общих тяжб составляли два главных отделения Высшего суда. Первый рассматривал уголовные дела, второй - гражданские. Оба эти суда выполняли функции высших апелляционных инстанций. Но им не возбранялось принимать к своему производству любое дело, в том числе и самое незначительное.

Специальных рудов, за исключением военных, Англия не знала. Французская судебная организация - с теми или иными изменениями - была воспринята большей частью европейских государств. Она была в центре внимания при осуществлении судебной реформы 1864 г. в России.

2. Примечательным принципом буржуазной судебной организации становится несменяемость судей.

Строго говоря, несменяемость судей была известна и в феодальный период. Во Франции она установилась вместе с покупкой судебных должностей. Их "держали" пожизненно и даже передавали по наследству. В Англии несменяемость судей была в обычае и до статута 1701 года, но часто игнорировалась (особенно при Якове II).

Первое официальное признание несменяемости судей содержится в петиции Долгого парламента 1640 года. Она потребовала, чтобы судьи оставались на своих местах, "пока они будут себя хорошо вести". Закон 1701 года закрепил этот принцип окончательно.

С этого времени считается, что английские судьи могут быть смещены не иначе как после совершения преступления. Но не исключается, что "при небрежном исполнении обязанностей" может быть возбуждено формальное расследование с последующим отстранением судьи от должности (хотя и по решению парламента). Случаев таких, кажется, не было.

Во Франции, пока действовал принцип выборности судей, несменяемость, само собой разумеется, не признавалась (конституции 1791, 1793, 1795 годов). Наполеон Бонапарт ввел систему пятилетнего предварительного испытания, но так и не утвердил ни одного судьи. В 1814 году несменяемость судей была наконец признана и во Франции, но каждый новый переворот доказывал обратное. Конституция 1875 года обходит принцип несменяемости судей умолчанием. И только в 1883 году (после предварительной трехмесячной чистки судебного аппарата) она была признана в законе.

То же самое постановляет германский закон 1877 года. Обеспечивает ли несменяемость судей действительную независимость суда от администрации?

Представляется несомненным, что правительство обладает могучими средствами воздействия на судей, несмотря на их несменяемость. От него зависит повышение в должности, перевод на лучшее место (в лучший город, например), награды и проч. Но в целом принцип несменяемости судей представляется достаточно защищенным.

3. Английская революция сохранила и упрочила суд присяжных заседателей. Колонисты перенесли его в американские владения. Французское учредительное собрание вводит его во Франции. В течение XIX столетия суд присяжных - в той или иной форме - принимается всеми основными европейскими государствами, включая Россию.

Его универсальной компетенцией становится рассмотрение тяжких уголовных преступлений. С крайней неохотой, подчиняясь демократическому давлению, правительства отдельных стран распространяют компетенцию присяжных на "преступления по делам печати", а затем и некоторые другие политические преступления.

Либеральная юриспруденция выдвигала при этом тот довод, что, по общему правилу, правительство не должно быть судьей в таком деле, когда затрагиваются его интересы. Профессиональные судьи рассматривались как часть правительственной машины, присяжные - как выразители общественного мнения.

В немалой степени была, однако, заметна и другая тенденция: когда тому или иному виду преступления хотели противопоставить наибольшую суровость наказаний, суд присяжных устранялся и на сцене неизменно оказывались профессиональные судьи.

В Германии, например, все дела рецидивистов, о квалифицированных кражах и многие другие решались без присяжных.

В Англии после закона 1905 года о сужении компетенции суда присяжных подавляющая масса дел (180 тыс. из 190 тыс. в том же году) стала рассматриваться профессиональными судьями.

 В гражданских спорах вопрос об участии присяжных решался в Англии судьей (за исключением дел об обольщениях, нарушении обещания жениться и др.). Во Франции, Германии И большинстве других стран (кроме США) гражданские споры рассматривались только профессиональными судьями.

Избрание в состав присяжных было повсюду обставлено требованием ценза, как правило имущественного. Комплектование каждой данной коллегии производилось в день суда (по жребию или иным способом).

4. По английским законам присяжные должны ответить на вопрос: виновно данное лицо в инкриминируемом деянии или невиновно?

Решение должно постановляться единогласно. Если согласие недостижимо, дело переносится на рассмотрение другой коллегия присяжных. То же самое и в Соединенных Штатах Америки.

Французский уголовно-процессуальный кодекс 1808 года отводит присяжным иную роль. Они не решают вопрос о виновности - это дело суда. Основываясь на материалах предварительного судебного следствия, судья ставит присяжным ряд вопросов, относящихся к предмету доказывания (факта): считают ли они, что данное лицо совершило то-то и то-то; что оно находилось в общении с тем-то; что оно знало о том-то и т. д. Отвечая на эти вопросы, присяжные могут не знать, чем их ответ (обязательно письменный) грозит обвиняемому.

Вопрос о снисхождении ("виновен, но заслуживает снисхождения") не известен присяжным английских судов и судов США, а в Германии и Франции зависел от председательствующего (ставился, как правило, в тех случаях, когда можно было опасаться оправдательного вердикта; так было и в России после 1864 года). Свои решения присяжные принимали большинством голосов. Французская доктрина суда присяжных получает одно время наибольшее применение в Европе, но постепенно законодательства ряда стран стали допускать присяжных к определению виновности, как в Англии (русские уставы судопроизводства 1864 года, норвежское и швейцарское право и др.).

Австрийское, а затем и германское процессуальное право нашли необходимым потребовать от присяжных квалифицированного большинства для вынесения вердикта (8 голосов из 12 по меньшей мере).

Таким образом, сколько-нибудь строгого единообразия в устройстве суда присяжных не существовало (и не существует).

Создавая суд присяжных, правительства европейских стран позаботились о том, чтобы он не остался без "руководства". Эта функция была поручена судье.

Вплоть до 1881 года французский процессуальный закон требовал от председательствующего, чтобы он по окончании судебного следствия резюмировал последнее. Демократическая критика совершенно основательно видела в этом не что иное, как средство давления на присяжных. С 1881 года судья должен был довольствоваться разъяснением прав и обязанностей присяжных.

Германский, австрийский и итальянский кодексы обязывали председательствующего резюмировать фактические обстоятельства и юридическую сторону дела. Он должен был воздержаться от выражения мнения.

Конечно, суд присяжных, каким он был в XIX веке, не мог не быть судом классовым и потому враждебным по отношению к социальным низам общества. Не забудем, что присяжные отбирались на основе имущественного ценза. В то же время нельзя не видеть его преимуществ сравнительно со всеми другими судами.

Не раз случалось, что суд присяжных высказывал, по выражению К. Маркса, "веское слово в борьбе между отжившим требованием и живыми требованиями общества" (речь на первом процессе "Новой рейнской газеты").

5. В течение XIX столетия в праве большинства стран получает признание принцип, согласно которому возбуждение уголовного преследования принадлежит прокуратуре.

Сфера частного обвинения сужается, сфера государственного преследования (особенно в политических делах), наоборот, расширяется.

По существу, только в Англии и США частные лица продолжали участвовать в обвинении. Германский закон предоставлял им право жалобы в суд на отказ прокуратуры от поддержки обвинения, но это право было малоэффективным.

Предварительное следствие, производимое особым лицом, становится обязательным актом процедуры как на континенте, так и в Англии.

В средневековом (инквизиционном) процессе следователь и судья были представлены в одном лице. В послереволюционном процессе господствует принцип расчленения: следователь осуществляет предварительные (до суда) действия; судебное следствие осуществляется профессиональным судьей; он же выносит приговор.

Предварительное расследование было подчинено определенным правилам, которые во всех случаях отвергали пытку обвиняемого. Другое дело - насколько этого держались на практике.

Французские методы следствия были вскрыты перед всем светом процессом Дрейфуса - офицера-еврея: ему вменялась выдача некоей иностранной державе плана захудалой французской крепости: арест в зале зеркал с намерением обнаружить на лице растерянность и страх; тайная слежку за арестованным и неожиданные ночные "врывания" в камеру в надежде обнаружить улики, вызванные внезапностью пробуждения; издевательские диктанты, цепь которых обнаружить схожесть почерка, и постоянное: "Вы дрожите, несчастный, вы виновны". А намеренная волокита со следствием, вся та нравственная пытка, которая имеет своей единственной целью подчинить слабый характер, внушить ему, что в признании заключается спасение для близких и т. п. Нравственная пытка может быть не менее страшной, чем физическая. В конце правда обнаружилась. Дрейфус был оправдан и восстановлен на службе.

В конце XIX столетия (может быть, по примеру Англии) европейские страны стали допускать к некоторому участию в предварительном расследовании адвокатуру.

Участие адвоката в предварительном расследовании было допущено в Австрии и Германии (соответственно в 1873 и 1876 годах), во Франции - законом 1897 года при условии, что арестованный просит об этом, адвокат присутствовал на допросах, но задавать вопросы не мог. Следователь, однако, извещал адвоката о всех своих действиях по делу.

6. Судебное следствие приобретает, как правило, состязательный характер. Из объекта (предмета) исследования, каким подсудимый был в средневековом процессе, он становится "стороной". Он имеет право на защиту, осуществляемую лично или через адвоката (последнее при условии, что есть средства для оплаты его услуг). Он приобретает право (по крайней мере - в законе) заявлять ходатайства, участвовать в допросе свидетелей, представлять доказательства.

Скрываясь за навязанной ему маской "беспристрастия", английский судья ограничивает свою роль в судебном следствии наблюдением за тем, чтобы состязание сторон совершалось по правилам судебной процедуры; он удовлетворяет или отклоняет ходатайства сторон. Все остальное он предоставляет последним.

Французскому судье не возбраняется проявление инициативы: предоставляя прокурору и адвокату выполнение их миссии в процессе, он и сам вправе ставить вопросы, ^определять ход судебного следствия и проч.

Участие адвоката в процессе о тяжком уголовном преступлении (в качестве советника или представителя обвиняемого) стало возможно в сравнительно недавнее время: в английском суде не ранее чем с конца XVLU века, а в качестве "общей нормы" - с 1836 года. До этого времени считалось, что "защитником подсудимого является судья".

7. Французское революционное законодательство заклеймило нелепую средневековую "теорию формальных доказательств" и запретило применение ее на практике.

Напомним о ее сути по Шведскому кодексу 1734 года: "Два свидетеля, дающие вполне согласованное показание, представляют совершенное доказательство; если есть один свидетель в деле - то это только половинное доказательство. В таком случае обвиняемый должен очиститься присягою".

В германских судах в XVIII и даже XIX столетиях за судьей признавалась обязанность сложить доказательства по их значению и тем самым выяснить, имеется ли налицо так называемое полное доказательство, которым, как мы уже видели, считались показания двух "достоверных" свидетелей (или признание подсудимого). Достоверным свидетелем считался не тот, кто видел или слышал о преступлении, а тот, чье социальное положение соответствует классовому понятию "достоверности". Отдельные доказательства принимались за половину, четверть, одну восьмую полного доказательства.

Хотя французские суды не переставали, конечно, различать свидетелей по их положению в обществе (отдавая неизменно предпочтение богатству, образованию, состоянию на государственной службе и пр.), арифметический расчет "полного доказательства" прекращает свое существование. Эта практика распространяется по всей Европе. Впрочем, не столь уж быстро. В Швейцарии, например, только в 1824 году было отменено правило, согласно которому свидетельские показания двух женщин приравнивались к показаниям одного мужчины.

Заимствуя английскую судебную практику, французское законодательство предоставляет присяжным заседателям, а также судьям право принимать решения на основе сложившегося у них убеждения - "свободной оценки доказательств". Предполагается, конечно, что эта оценка основана на фактических обстоятельствах, связанных с конкретным делом, но в той же степени Допускается простая ссылка на сложившееся в ходе судебного следствия "внутреннее убеждение".

Вот как это формулирует французская инструкция для присяжных заседателей: "Закон не требует от присяжных ответа о доводах, которыми они пришли к определенному убеждению; он не предписывает им правил для определения полноты и силы тех или других доказательств, он предписывает им вопрошать себя молча и углубясь в свои мысли, и искать в чистоте своей совести, какое впечатление оставили на их разуме доказательства, представленные за и против обвинения. Закон не говорит им: вы должны считать достоверным обстоятельство, подкрепленное таким-то числом свидетелей... Закон предлагает им единственный вопрос: каково ваше внутреннее убеждение?"

В течение XIX столетия свободная оценка доказательств была усвоена процессуальными правилами большинства европейских стран.

8. В своем отношении к обвиняемому английский и континентальный суды долгое время стояли на разных позициях. Следуя правилу, что "никто не может быть свидетелем в собственном деле", английские судьи не придавали особого значения показаниям обвиняемого (подсудимого), в том числе сознанию.

Только в 1898 году английский закон разрешил подсудимым - если они того хотят - быть свидетелями в собственном деле, то есть давать показания.

В этом случае они приводились к присяге, как и прочие свидетели, и должны были нести ответственность за ложные показания. При этом подсудимый переходил со скамьи подсудимых на скамью свидетелей.

Соединенные Штаты признали право подсудимого давать показания двадцатью годами раньше.

Французское революционное законодательство отказалось от принуждения подсудимого к сознанию. Французская юридическая доктрина стала считать показания обвиняемого простым "заявлением", имеющим меньшую доказательную силу по сравнению со свидетельскими показаниями. Но так обстояло главным образом в теории. Перед лицом присяжных, в особенности, обвинитель и судья стремились всеми средствами "выбить" из подсудимого сакраментальное "признаю себя виновным".

9. Французская Декларация прав человека и гражданина содержала правило, называемое "презумпцией невиновности": "каждый предполагается невиновным, пока противное не будет доказано".

Известная задолго до Декларации, презумпция невиновности заключала в себе отрицание всей той теории и практики феодальной юстиции, которая основывалась на формуле "обвиняемый - значит виновный".

Теоретическим ядром презумпции невиновности является принцип, гласящий, что "сомнение толкуется в пользу обвиняемого".

Речь идет, разумеется, о таком сомнении, которое остается, несмотря на все попытки устранить его путем исследования доказательств. Из презумпции невиновности вытекает, что: а) обвиняемый имеет право на защиту; б) бремя доказывания должно лежать на обвинителе; в) приговор должен быть постановлен большинством голосов присяжных или судей;

г) апелляция не может быть допущена при оправдательном приговоре.

Презумпция невиновности, несмотря на формальное усвоение буржуазными процессуальными правилами, не имеет всеобщего применения. Для некоторой категории дел официально признано применение презумпции виновности. В делах о шпионаже закон и суды исходят из того, что наличие у заподозренного лица записей, планов и пр., имеющих секретный характер, если оно не имеет соответствующего дозволения, должно автоматически рассматриваться как шпионаж, пока не будет доказано обратное - и никем иным, как самим обвиняемым (не обвинителем). Что касается наших дней, то же самое может быть сказано о наркотиках: бремя доказывания невиновности лежит на том, у кого они обнаружены.

Признание презумпции невиновности в законе и теории еще не означает ее фактического применения. В американской юридической литературе обыкновенны указания на существование тенденции, породившей поговорку: "Из тысячи обвиняемых тысяча или виновны, или должны быть виновными". Эта тенденция проявилась (и проявляется) в политических делах, но не обходит и уголовные.

Первая критика презумпции невиновности, первые требования отказа от нее принадлежат "теоретикам" антропологической школы. Вслед за ними ту же позицию заняли и "социологи", в том числе их глава - Ферри.

Выдвинутая при этом аргументация сводилась главным образом к следующему: как это можно, чтобы застигнутый на месте преступления вор признавался хоть некоторое время невиновным, имел право на защиту и т. п.

Общая теоретическая предпосылка (предположение о возможной невиновности), служащая юридическим основанием для всей последующей процедуры судебного следствия, свободной оценки доказательств и самого приговора (возможность оправдания), выдается за уже сложившееся убеждение в невиновности застигнутого с поличным вора.

Отрицая презумпцию невиновности, ломброзианцы и "социологи" настаивали на возвращении к инквизиционному суду. Ферри, правда, допускал целесообразность презумпции невиновности для случайных преступников, но отказывал в ней рецидивистам и - что особенно важно подчеркнуть - "прирожденным преступникам". В тесной связи с этим Ферри требовал восстановления средневекового института "оставления пед подозрением" для тех "преступников", вина которых не будет доказана.

В советской литературе термин "презумпция невиновности" не раз подвергался критике, но не раз и защищался. В то же время никто и никогда не отрицал, конечно, всего того, что характеризуется как вытекающее из презумпции невиновности, то есть права обвиняемого на защиту, возложение на обвинителя бремени доказывания, постановление приговора большинством голосов судей и т. д. Все это - принципиальные основы нашего процесса. В наши дни, прибавим, презумпция невиновности признана в качестве одного из основополагающих институтов РОССИЙСКОГО Уголовного процесса.

  

Б. Социальное законодательство

1. В 1845 году в Лейпциге вышла книга Ф. Энгельса под названием "Положение рабочего класса в Англии". Написанная по собственным наблюдениям автора и достоверным источникам книга обнаружила перед читателем картину потрясающего бедствия. Ничто не ускользнуло от внимания Ф. Энгельса: и ужасающие жилищные условия в трущобах и ночлежках (где целыми семьями спят на одной кровати, имея подстилкой солому); и питание, где мясо - редкость, а почти единственной пищей являются картошка, хлеб и овсянка; и лохмотья вместо одежды; и хронические болезни, от которых лечатся у знахарей или вовсе не лечатся; и повальное пьянство как неизбежное зло, порожденное бескультурьем; и ужасающая преждевременная смертность среди рабочих; и неостановимый рост преступности - прямое следствие рабского положения рабочих, крайний акт их неуважения к господствующему социальному порядку.

Рабочий день на фабриках и заводах продолжался 13-16 часов в сутки (не считая перерыва на еду). Дети рабочих начинали трудовую жизнь в 8-9 лет, живя в лишениях, работали по 6,5 часов до 13 лет. И это было уже достижением, ибо прежде (до 1831 года) их заставляли трудиться по 8, а еще раньше по 16 часов в сутки.

К 40 годам жизни большая часть рабочих уже умирала. Калечение, инвалидность имели повсеместное распространение.

С полным правом обвиняет Ф. Энгельс английский правящий класс Англии в сознательном социальном убийстве рабочих.

От Ф. Энгельса - тогда еще очень молодого исследователя (род. в 1820 г.) - не ускользнуло в то же время, что английский рабочий, несмотря на такие условия существования, безграмотность и прочее, гуманен, склонен к бескорыстной поддержке и помощи, проникнут чувством классовой солидарности, превосходно разбирается в том, кто ему враг. С особенным вниманием отмечает Ф. Энгельс все то, что относится к рабочему движению в Англии. Не забудем, что речь идет о начале 40-х годов прошлого века.

Положение английского рабочего класса не было чем-то исключительным. Доля силезских - и вообще немецких - рабочих была не лучше. Во Франции рабочий день продолжался 12 часов в сутки (а фактически еще больше). Законодательного регулирования труда рабочих (а тем более зарплаты) не существовало, стачечная борьба запрещалась, равно как и организация профессиональных союзов.

2. Тем не менее рабочие бастовали, организовывались в союзы, устраивали манифестации в защиту своих интересов, а В иные периоды воздвигали баррикады.

Уступая их возрастающему сопротивлению, правительства ряда стран, в том числе Англии, стали переходить к политике частичных уступок. Так начинает свое существование "социальное законодательство" или, говоря яснее, законодательство об условиях труда рабочих.

О том, как эр происходило, свидетельствует пример Англии - самой промышленной страны XIX века. В 1802 году закон "ограничил" рабочий день семилетних детей 12 часами. В 1833 году рабочий день детей не достигших 13 лет, был ограничен 8 часами. Подростки должны были работать по 12 часов.

Оказалось, однако, что, несмотря на реформу, "пятилетних детей заставляли работать 12 часов в сутки в страшно сырых, плохо проветриваемых рудниках в компании с преступниками, обижавшими их; едва лишь двадцатая часть мальчиков умела читать, девочки впрягались в вагончики с каменным углем"'.

Что же сделал парламент после того, как были представлены разоблачения? Он запретил всем женщинам, а также детям моложе 10 лет подземную работу - и только.

   В 1871 году, после многих стачек, локаутов, судебных процессов, английский парламент согласился узаконить существование профсоюзов (по-английски - тред-юнионов), до того едва терпимых.

Профсоюзы получили право представлять рабочих в суде и перед предпринимателями. Но тот же закон устанавливал тюремное заключение за любое, самое малое препятствование штрейкбрехерам.

В 1875 году парламент разрешил образовывать профсоюзы не только квалифицированным рабочим, как было прежде, но и всем. Уголовное наказание за стачки было отменено.

Наконец в 1906 году было отменено наказание за "мирное уговаривание" прекратить работу или не приступать к ней.

3. Рабочее законодательство во Франции начинается, как и в Англии, с ограничения рабочего времени детей и подростков (1841 г.).

Революция 1848 года дала рабочим Франции 10-11-часовой рабочий день, что уже считалось необыкновенным успехом. Но сразу за поражением революции была восстановлена 12-часовая работа.

Только с 1864 года начинается пора некоторого облегчения. Разрешается, хотя и на ограниченной основе, создание рабочих союзов. В 1884 году был отменен наконец ненавистный закон Ле-Шапелье.

Некоторое значение имел английский пример. Оказалось, что существуют средства, которыми можно делать профсоюзы послушными. Французское правительство рассчитывало главным образом на это.

После ряда мер, ограничивавших чрезмерную эксплуатацию детей и женщин, была установлена максимальная продолжительность рабочего дня - 10 часов. Этот важный закон был принят в 1900 году. Через 6 лет во Франции был установлен обязательный еженедельный отдых.

4. В 1889 году в самой промышленной области Германии - Руре - забастовало около 100 тыс. рабочих. Они требовали 8-часового рабочего дня. Правительство стянуло войска. Забастовка переросла во всеобщую. Несмотря на угрозы расстрелом, правительство императора Вильгельма должно было пойти на некоторые реформы, главным образом в области охраны труда.

Бисмарк выступил решительным противником законов о труде. С присущим ему цинизмом он говорил о нежелательности "в законодательном порядке запрещать рабочему распоряжаться своей рабочей силой и рабочей силой членов своей семьи". Как будто речь шла об ограничении воли рабочего.

Бисмарк великолепно знал, что фабричные инспектора, поставленные наблюдать за соблюдением законов о труде, подкуплены предпринимателями, и полагал это в порядке вещей. Как-то он сам спросил фабричного инспектора, сколько тот получает жалованья, Услышав ответ, Бисмарк заметил: "Ну, значит, вы живете на взятки".

Некоторое значение имели общегерманские законы 80-х годов о социальном обеспечении по болезни, при несчастном случае и по старости. Две трети расходов, шедших на эти цели, вносились самими рабочими (вычеты делались из зарплаты).

5. Относительно благоприятные условия (главным образом недостаток рабочей силы) способствовали раннему развитию социального законодательства в Австралии и Новой Зеландии.

В Австралии в конце XIX - начале XX веков был запрещен труд детей до 14 лет, узаконен сокращенный рабочий день в субботу, воскресный и праздничный отдых. Нельзя не отметить законы о санитарных условиях на производстве, о некоторых, хотя и небольших, льготах роженицам и проч.

Одновременно с тем были приняты меры "укрощения" профсоюзов. Вводятся обязательные третейские суды и примирительные камеры для рассмотрения споров между рабочими и предпринимателями - с явным преимуществом для последних, Запрещается политическая деятельность профсоюзов.

В Новой Зеландии - раньше, чем во многих других странах, - появляется пенсионное обеспечение по старости (1898 г.).

6. Наибольшие успехи социального законодательства приходятся на годы, предшествовавшие первой мировой войне.

Заслуживают упоминания английские законы (1900, 1906, 1908 годов), позволившие рабочим требовать денежной помощи при несчастных случаях, пенсий по старости, а начиная с 1911 года - пособий по болезни; французский закон 1898 года, вводивший пособия для инвалидов, пострадавших от несчастного случая, на случай смерти и пр.; голландский закон 1910 года и английский 1911 года, узаконившие, хотя и в очень ограниченной сфере, пособия по безработице; голландский же закон 1913 года, вводивший страхование по болезни и даже денежную помощь роженицам.

Законы -эти были со всех точек зрения несовершенны. На них согласились не только потому, что не был? иного выхода, но еще и по той причине, что половина и даже большая часть расходов, вызванных уплатой пособий, возлагалась на самих застрахованных.

Как в Европе, так и в Соединенных Штатах 8-часовой рабочий день оставался вплоть до 1918 года редким явлением, скорее благим пожеланием, чем практикой; правительства не скрывали своего отвращения к нему. В Соединенных Штатах 48-часовая рабочая неделя была признана в частном порядке не более чем для 11-12% промышленных рабочих.

Первая мировая война была для рабочего законодательства неважным временем. Буржуазные правительства, идя на поводу предпринимателей, узаконили "военную каторгу для рабочих" и с неумолимой последовательностью осуществляли ее на деле.

    

---

Дата добавления: 2018-06-27; просмотров: 258; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!