В БЕЛЬГИЙСКОМ И ГОЛЛАНДСКОМ ПРИМЕРАХ

Приведенные данные о становлении больших коалиций или бо­лее узких по составу правительств в странах, которые могли бы воспользоваться опытом формирования и функционирования боль­ших коалиций в Бельгии и Голландии, доказывают, что их пример сыграл весьма ограниченную роль. Главная причина этого, как уже отмечалось, состояла в том, что большие коалиции в Бельгии и Голландии имели внеконституционный и по большей части внеправительственный характер. В силу того, что их пример был не столь уж простым и ясным, он и оказался недоступным для подражания. Лишь в одном случае — на Нидерландских Антильских островах — прямое давление голландцев значительно усилило воздействие при­мера метрополии, но это было скорее исключением. В Бельгии и Нидерландах не сложилось четкого осознания особой значимости их политических систем как образца для колоний, ранее находившихся под их властью.

Такое отношение сквозит в заявлении, сделанном в канун дос­тижения Конго независимости Раймоном Шейвеном, который, за­нимая в бельгийском правительстве пост министра по экономичес­ким делам Конго, принимал участие в переговорах с конголезскими лидерами.

«Я не думаю, что слаборазвитые страны готовы к демократическим формам правления в том виде, какими мы их знаем в Европе... Мы предложили Конго политическую систему, аналогичную нашей собствен­ной... с такими элементами, как коммуны, провинциальные ассамблеи, двухпалатный парламент, политическую систему, в которой глава госу-

⁵³ Ibid. P 419.

246

дарства не несет ответственности перед парламентом, поскольку боль­шинству молодых государств нужен сильный руководитель исполнитель­ной власти. Мы установили такую форму правления, при которой мож­но проводить реорганизацию правительства, не распуская парламент, поскольку непрерывность в работе исполнительной власти особенно важна для государства, находящегося в процессе становления. Мы создали из­бирательную систему, обеспечивающую раздельное представительство»⁵⁴.

В комментариях Шейвена заслуживают внимания четыре мо­мента. Во-первых, он подчеркивает различие между высокоразви­той Бельгией и слаборазвитым Конго, не замечая общую для них черту — многосоставность общества. Во-вторых, среди перечислен­ных им типичных элементов бельгийской модели странным обра­зом отсутствуют такие сообщественные элементы, как большая ко­алиция и автономия сегментов. В-третьих, он неодобрительно отзывается о пропорциональной избирательной системе — един­ственном упомянутом им сообщественном механизме. В-четвертых, он рекомендует сосредоточить исполнительную власть в руках од­ного лица, что служит препятствием для сообщественной демокра­тии в многосоставных обществах.

В практическом плане два конкретных момента в опыте метро­полий действительно затрудняли успешное использование в коло­ниях принципа большой коалиции. Первый — монархическая фор­ма правления в Бельгии и Нидерландах и нечеткие положения о роли монархии, зафиксированные в конституциях этих стран. Буду­чи перенесенными в конституции бывших колоний, особенно Кон­го и Индонезии, данные конституционные положения наделили президентов этих стран полномочиями, реально ограничивающими власть парламента и правительства. Так, в конголезской конститу­ции содержалась статья, гласившая, что «глава государства назнача­ет и освобождает от должности премьер-министра и министров». Эта статья была практически дословно списана с аналогичной статьи, без изменений существующей в бельгийской конституции с 1831 г., но, очевидно, не предоставляющей в наши дни королю Бельгии никаких реальных политических полномочий⁵⁵. Конституционный кризис, вызванный тем, что президент Касавубу воспользовался именно данной статьей для смещения с должности премьер-мини­стра Лумумбы, хотя Лумумба не лишился доверия парламента, по­служил поводом для первого вооруженного мятежа Мобуту. Более

⁵⁴ Пит по: Young С. Politics in the Congo. P. 176-177.

⁵⁵ Gerard-Libois, Verhaegen. Congo 1960. Vol. 1. P. 110; Craenen G., Dewachrer W., Lismont E. De Belgische Grondwet van 1831 tot heden: Ncderlandse en Franse teksten. Louvain: Acco, 1971. P. 74-75.

247

отвечало условиям страны дословное воспроизведение той же ста­тьи бельгийской конституции в конституции, принятой в 1962 г. в королевстве Бурунди. Здесь ее применение не имело столь антисообщественного характера, поскольку король вначале придерживался этнически нейтральной политики, управляя антидемократическими методами. В условиях отсутствия неписаной конституционной тради­ции, которая в Бельгии жестко ограничивает власть монарха, дан­ная статья служила оправданием усиления власти короля Бурунди за счет системы парламентского правления⁵⁶.

Примером дословного заимствования, которое не повлекло столь разрушительных последствий, но все же нанесло значительный урон, может служить статья конституции Индонезии 1950 г., гласящая: «Президент и вице-президент неприкосновенны». Эта фраза была скопирована с голландского конституционного положения, отно­сящегося к вопросу о политической подотчетности кабинета мини­стров и отводящего весьма скромную роль королю. Однако прези­дент Сукарно воспользовался этой статьей для усиления своей личной власти за счет коалиционных кабинетов, что в конечном счете при­вело к отходу от парламентской демократии: «Занимая неуязвимое с конституционной точки зрения положение и не неся ни перед кем ответственности, Сукарно имел возможность интерпретировать некоторые нечеткие положения конституции таким образом, что его роль в итоге возрастала до масштабов, противоречащих духу и смыслу той же конституции»⁵⁷.

Второй момент, говорящий об однозначно негативном воздей­ствии примера метрополии, — влияние отхода Голландии от сообщественности, начавшегося в конце 60-х годов, на суринамскую политику. Система тесного сотрудничества креольских и индийских партий была разрушена в 1973 г., а последовавшая за этим предвы­борная кампания вылилась в откровенную конфронтацию между блоком креольских партий и крупной индийской партией, к кото­рым примыкали небольшие группировки яванцев. Во время пред­выборной кампании, как пишет Дью, «возникло ощущение, что рождается новая Северная Ирландия»⁵⁸. Одним из «зловещих зна­ков», на которые он обратил внимание, был весьма символичный выбор цветов двумя главными сторонниками: оранжевый — цвет голландского Оранского дома, под скипетром которого индийцы

⁵⁶ Constitution definitive du Royaume du Burundi, en date du 16 octobre 1962// Chronique de politique etrangere 16. No 4—6 (July—November 1963). P. 638; Lemarchand R. Rwanda and Burundi. P. 364n.

⁵⁷ Kahin G..McT. Indonesia. P. 602.

⁵⁸ Dew E. Surinam: The Straggle for Ethnic Balance and Identity. P. 5.

248

хотели остаться в королевстве Нидерландов, и зеленый — цвет круп­нейшей креольской партии*. Креолы победили на выборах и сфор­мировали правительство, представлявшее узкий спектр политичес­ких сил: впервые за многие годы в правительстве и среди правящих партий не оказалось индийцев, а в оппозиции — креолов.

Новый кабинет решительно выступил за разрыв с Нидерланда­ми и Антильскими островами, т.е. против четко выраженной пози­ции индийской общины. Особенно острую реакцию в обществе выз­вал вопрос о принятии новой конституции, для чего, согласно еще действовавшей конституции, требовалось большинство в две трети голосов. Правительство, в котором доминировали креолы и которое имело в парламенте лишь незначительное большинство, далеко не достаточное для получения двух третей голосов, заявило, что для решения этого вопроса вполне хватит простого большинства. Данная позиция была не только сомнительна с конституционной точки зре­ния, но и крайне опасна, потому что ставкой в такой политике была одна из ключевых проблем многосоставного общества. Важно отметить, что склонные поддерживать мнение большинства голлан­дские власти не выступили открыто против такой позиции. Однако окончательный вариант текста новой конституции, который, по мнению голландского специалиста по публичному праву, был во многих отношениях лучше «голландской конституции, поскольку составлялся с учетом поправок, предложенных, но еще официально не внесенных в нее»⁵⁹, был принят в суринамском парламенте еди­ногласно после примирения, чудом достигнутого в последние дни перед получением независимости в конце 1975 г. Это ознаменовало собой возобновление практики креольско-индийских правительствен­ных коалиций.

ШВЕЙЦАРСКАЯ МОДЕЛЬ В УРУГВАЕ

Учитывая многие трудности, с которыми связан перенос мо­дели большой коалиции, было бы полезно кратко проанализиро­вать уругвайский эксперимент со сконструированным по швей­царской модели высшим коллегиальным органом исполнитель­ной власти. Как известно, он был сформулирован в соответствии

* А. Лейпхарт имеет в виду совпадение этих цветов с цветами, используемы­ми в Северной Ирландии соответственно протестантами (кстати, тоже в честь Оранского дома) и католиками. (Прим. пер)

⁵⁹ Roemers D. Ontwerp Surinaamse grondwet dichtbij onrwerp Cals-Donner// NRC-Handelsblad. October 13, 1975; см. также: van Maarseveen H.T.J.F. De Grondwet van Suriname. Nederlands Juristenblad 50. No 43 (December 13, 1975). P. 1381-1390.

249

с конституционными предписаниями большой коалицией двух крупнейших партий этой страны. Прежде всего заметим, что пример Уругвая не дает дополнительных аргументов для подтверждения гипо­тезы Льюиса, сформулированной в схеме 4, поскольку Швейцария и Уругвай не были метрополией и колонией, а также поскольку Уругвай — не многосоставное, а вполне гомогенное общество. Соот­ветственно его значимость для нашего анализа сводится к следую­щим трем аспектам: во-первых, мы имеем дело с интересным при­мером правительства большой коалиции, которая создавалась не с помощью неформальных механизмов, а согласно требованию кон­ституции; во-вторых, этот пример демонстрирует возможности со­знательного отхода от существующих политических традиций; в-третьих, он позволяет выявить степень жизнеспособности системы власти, перенесенной в совершенно новую социальную и культур­ную среду.

С 1919 по 1933 и с 1952 по 1967 гг. Уругвай управлялся коллеги­альным органом исполнительной власти — коллегиадо, в который входили девять представителей от двух крупнейших партий. Он фор­мировался по образцу Федерального совета Швейцарии, состояще­го из семи человек. Главным поборником идеи замены президентс­кого правления исполнительным органом швейцарского типа был Хосе Батлье и Ордоньес, дважды избиравшийся президентом в на­чале XX в. В перерыве между двумя сроками своего президентства он много путешествовал по Европе и стал горячим поклонником швей­царской системы правления. В результате его упорных и настой­чивых усилий в конституцию 1917 г. было внесено положение о коллегиадо. Однако победа Батлье оказалась неполной. Дело в том, что коллегиальный совет был вынужден делить власть с изби­равшимся всенародным голосованием президентом, который на­значал и курировал министров, возглавлявших «политические» департаменты — внутренних дел, иностранных дел и обороны, а члены совета стояли во главе административных департаментов. После совершенного президентом в 1933 г. переворота и совет, и парламент были распущены. Так завершился первый период по­ловинчатого эксперимента с советом, образованным по швей­царской модели⁶⁰.

Восстановление коллегиадо в начале 50-х годов по инициативе президента Андреаса Мартинеса Труебы, убежденного последователя Батлье, умершего в 1929 г., дает лучший материал для анализа, по-

⁶⁰ Lindahl G.G. Uruguay's New Path: A Study in Politics during the First Colegiado, 1919—1933. Stockholm: Library and Institute of Ibero-American Studies, 1962.

250

скольку институт коллегиального управления возродился уже в не­усеченном виде. Как и более ранний совет, он состоял из шести представителей партии большинства и трех — меньшинства, но те­перь не делил исполнительную власть с независимо избираемым президентом. Тем не менее, он все же отличался от своего швейцар­ского аналога несколькими существенными моментами. Во-первых, уругвайский совет из девяти человек был несколько больше швей­царского по количеству входивших в него лиц, но, в отличие от многопартийного швейцарского совета, состоял из представителей лишь двух крупнейших партий. Во-вторых, уругвайский совет изби­рался всеобщим голосованием, а не парламентом. В-третьих, члены совета не имели права избираться на второй подряд четырехлетний срок, что было принято в Швейцарии, где существовала устойчивая традиция переизбрания на новый срок доказавших свою компетент­ность членов совета. В-четвертых, пост председателя ежегодно пере­ходил к одному из шести представителей правящей партии, а не к любому члену совета, как в Швейцарии. В-пятых, сами девять чле­нов совета не возглавляли департаменты в системе исполнительной власти, а назначали на эти посты министров путем голосования внутри совета; такого «другого» правительства, подведомственного совету, в Швейцарии не существует. И наконец, в-шестых, уруг­вайский совет действовал в унитарном государстве, а не в условиях федеративной системы, подобной швейцарской⁶¹.

Большинство отклонений от швейцарской модели не отразились сколько-нибудь заметно на ее сообщественных аспектах. Поскольку в Уругвае, несмотря на его долголетнюю приверженность пропорци­ональной избирательной системе, сложилась двухпартийная систе­ма, то совет, составленный исключительно из представителей партий Колорадо и Бланко, несомненно, можно рассматривать как боль­шую коалицию. Нарушением принципа большой коалиции было толь­ко то, что пост председателя совета обязательно должен был зани­мать представитель партии большинства. Принцип пропорционального представительства на выборах в парламент предопределил создание такого совета. В самом совете соотношение 6:3 не было строго про­порциональным, поскольку по количеству полученных на выборах голосов разрыв обычно был не столь значительным. Более серьезным нарушением принципа пропорциональности следует считать то, что его применение не распространялось на назначение советом мини­стров — членов кабинета. И по всем прочим вопросам совет прини­мал решение большинством голосов без права меньшинства на вето.

⁶¹ См.: Fitzgibbon R.H. Adoption of a Collegiate Executive in Uruguay//Journal of Politics 14. No 4 (November 1952). P. 620-622, 633-638.

251

Однако принадлежность Уругвая к категории унитарных госу­дарств вновь заставляет обратить внимание на тот факт, что, не­смотря на гражданские распри, неоднократно раздиравшие эту стра­ну, особенно в XIX в., уругвайское общество все же не является многосоставным. Ведь сообщественная демократия определятся как специфический тип демократического режима в многосоставном об­ществе, поэтому система правления швейцарского типа, существо­вавшая в Уругвае с 1952 по 1967 гг., не может считаться сообщественной. Заметим также, что присущие этому режиму черты согла­сительного стиля принятия решений все-таки были побочной, а не главной целью его существования. Замысел Батлье состоял в разде­лении власти между группой лиц, дабы нейтрализовать неизбежно появляющуюся у президентов склонность к диктаторству и самовла­стию. Из письма, посланного им другу в Монтевидео из Швейца­рии, ясно видно, какой именно аспект швейцарского государствен­ного устройства произвел на него самое сильное впечатление: «Мо­жешь ли поверить, многие люди здесь не знают, кто у них прези­дент». Батлье также описывает, как он взял такси в Берне и попросил шофера отвезти его к «дому правительства» (этот термин в Латинс­кой Америке имеет лишь одно значение): его сначала отвезли к зданию муниципального совета и только потом — к зданию парла­мента⁶². В Федеральном совете, который Батлье застал во время свое­го визита в Швейцарию, правящая партия доминировала в соотно­шении 6:1; этот совет превратился в коалицию четырех крупнейших партий лишь в 1943 г. Сам он выступал за то, чтобы коллегиадо состоял только из представителей партии большинства, а мысль о соучастии в работе совета партии меньшинства была не более чем тактической уступкой с целью заручиться поддержкой этого пред­ложения со стороны меньшинства.

Трудно оценить, насколько успешным был опыт использова­ния в Уругвае швейцарской модели. Главный упрек, выдвигавший­ся в адрес коллегиадо, состоял в том, что совет оказался неспособ­ным к принятию решений, неэффективным. Конечно, в какой-то мере это было частью первоначального замысла. По словам Филип­па Б. Тейлора, разработанный Батлье проект специально был со­ставлен так, чтобы «ограничить эффективность исполнительного совета»⁶³. На практике же, во всяком случае, в первые годы он действовал весьма успешно. Александр Т. Эдельман так комменти­рует работу совета: «Он взял хороший старт, эффективно справля-

⁶² Ibid. p. 617.

⁶³ Tailor P. В. Interests and Institutional Disfunction in Uruguay//American Political Science Review 57. No 1 (March 1963) P 72

252

ясь с первыми внутренними и внешнеполитическими проблемами, с которыми ему пришлось столкнуться», но, начиная с 1956 г., результативность его работы снизилась, что подтверждает вывод о том, что в последнее десятилетие своего существования «он по мно­гим параметрам не мог считаться эффективным и жизнеспособным исполнительным органом»⁶⁴. Ответственность за его неудачи лежит преимущественно на партии Бланке, которая, скрепя сердце, ми­рилась с существованием коллегиадо, пока была в меньшинстве, но после выборов 1958 г., став партией большинства, начала сабо­тировать его работу. Это напоминает ситуацию с оппозицией идее разделения власти со стороны протестантского большинства в Се­верной Ирландии, греческого большинства на Кипре и большин­ства хуту в Руанде. Неизвестно, оказался бы президентский режим для Уругвая конца 50-х — начала 60-х годов лучше, однако за него высказались и политические лидеры, и рядовые уругвайские изби­ратели, а по итогам референдума 1966 г. коллегиадо был отменен и восстановлен пост президента. Но вскоре обнаружилось, что прези­дентское правление действительно подвержено той самой болезни, которую предвидел и которой боялся Батлье: в 1973 г. оно привело к диктатуре.

---

Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 237; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!