РАЗУМ И ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ (Послесловие) 44 страница
Прежде всего укажу на неистребимое противоречие между народовластием и правами личности. Народовластие, как высший суверенный принцип, не может гарантировать личности неотъемлемых, безусловных прав, так как ставит судьбу личности в зависимость от случайной, субъективно–изменчивой воли людей. Если воля человеческая обожествляется и ничего высшего для себя не признает и не любит, то ни о каких абсолютных ценностях не может быть и речи, безусловное значение личности не может быть установлено, ничего неотъемлемого у нее не оказывается, права ее расцениваются по полезности. Свобода совести имеет абсолютное значение и ни во имя чего не может быть от человека отнята, если она дана волей сверхчеловеческой, божественной и не зависит от желаний человеческих. Поставьте свободу совести в зависимость от человеческих желаний, от воли людской и над святостью ее будет совершено насилие. Ж. Ж. Руссо, от которого идет учение о полном и последовательном народовластии, не признавал свободы совести3*. Французская революция, пытавшаяся установить культ богини разума, отрицала свободу совести на каждом шагу. Свобода совести насиловалась почти всеми революциями, уподоблявшимися в этом реакциям, и святости ее не могли постигнуть люди с пафосом народовластия, как не знали ее рабы единовластия. Социал–демократы не раз заявляли, что и свобода совести, и свобода слова, и всякое право на свободу будет отнято у личности, если это понадобится для интересов революционного пролетариата, если пролетариат пожелает этого.
|
|
|
Личность человеческая обретает свою свободу и права ее получают абсолютную санкцию, обладают ценностью неотъемлемой, если она откажется от обожествления своей человеческой воли и преклонит' ся перед волей сверхчеловеческой, волей Божьей. Высшая воля возжелала свободы для человека, установила абсолютную неотъемлемость его свободной совести и других прав его, и никакая воля человеческая не властна отнять эту свободу, посягнуть на божественное в человеке. Когда же личность и свобода ее ставятся в зависимость от воли людей, когда признается суверенность какого бы то ни было человековла- стия, личность теряет свой абсолютный характер, и права ее на свободу падают от случайных человеческих страстей. Тогда субъективная воля пролетариата ли, царя ли, или иной человеческой власти может лишить личность и свободы совести, и права на жизнь, и всякого права. Нет ничего абсолютного, ничего ценного, ничего неприкосновенного по своему внутреннему значению, если мир отдан во власть субъективной, случайной, изменчивой, ни перед чем высшим не преклонившейся человеческой воле. Чистое народовластие есть обоготворение человеческой воли, оно отдает историю мира во власть человеческих желаний, каковы бы они ни были, признает эту власть человеческую во всей ее формальной бессодержательности, отрывает волю народную (форму) от правды народной (содержания). В этом народовластие продолжает дело человеческого самовластия, начатого с признания суверенности государства, — своевольной человеческой выдумки, с обоготворения царей, т. е. опять‑таки воль человеческих. Народовластие, — совершенная, самодержавная демократия есть такое же поклонение земному государству, государственному позитивизму, как и обоготворение неограниченного единовластия, абсолютного цезаризма, так ненавистного нам самодержавия. И в неограниченном единовластии и в неограниченном народовластии воля только человеческая, произвольная, случайная, обоготворяется, в первом случае, — воля одного, во втором — воля всех. И нужно ограничить, подчинить Вселенскому Разуму не только волю одного или нескольких, но и волю всех людей, так как человеческая воля, ничем не ограниченная, ничему не подчиненная, не может привести к свободе и мировой гармонии. Судьба мира должна быть подчинена объективным идеям, материальной, не только формальной правде, вытекающей из воли сверхчеловеческой, а не субъективным желаниям, бессодержательным в своем самодовлении и самодовольстве, вытекающим из воли человеческой, из воли одного, многих или всех. Только во вселенском, божественном характере воли, правящей миром, может быть гарантия, что значение личности будет абсолютным, ни от чего временного не зависящим, что права ее будут неотъемлемы, что свобода ее будет поставлена выше пользы человеческой и случайных желаний человеческих.
|
|
|
|
|
|
Идея прав человека, свобод человека есть выражение вселенской, сверхчеловеческой, разумной воли, и недаром декларация прав возникла в Англии на религиозной почве4'. Либерализм в чистом, идеальном виде заключает в себе правду несомненную, но еще формальную, лишенную реального содержания и реальных опор, и потому в своем стремлении утвердить абсолютный формализм, — законничество, ведет к лжи, в которой тухнет искра Божьей правды права.
Царство формального права, царство закона, как высшего в мире, не только висит в воздухе, разъединенное с живыми недрами земли, но и в «отвлеченном» своем виде превращается в что‑то злое, бесчеловечное и безбожное. Право, имеющее источник сверхчеловеческий, на пути отвлеченного, формального «законничества» роковым образом подчиняется государству, имеющему источник человеческий, изменчивую волю людскую, и шумная суета человеческих интересов заглушает высший голос, возвестивший свободу человека. Формальная правда права (объективной идеи) лишь в соединении с реальной правдой любви может противостоять неограниченной власти государства, неограниченной человеческой воле, возомнившей себя суверенной.
|
|
|
Социал–демократия внесла большие усовершенствования в формулу народовластия, она детализировала и конкретизировала понятие «народ». Для социал–демократии истинный народ есть пролетариат, и совершенное народовластие есть пролетаровластие. Но полное торжество пролетариата уничтожает классы, и победивший пролетариат превращается в единое человечество. Обоготворение пролетариата, столь характерное для «идеи четвертого сословия»5*, есть обоготворение грядущего человечества, признание суверенности его человеческой воли и отрицание всех сверхчеловеческих ценностей, отрицание воли Вселенского Разума. Через совершенное народовластие — пролетаровластие судьба мира будет окончательно вручена человеческой воле, человеческой субъективности, человеческим желаниям, из которых путем арифметических комбинаций будут выводить волю суверенного народа–человечества. Восторжествует ли свобода, будет ли укреплено безусловное значение личности, будут ли признаны ее неотъемлемые права? Достигается ли совершенное выражение народной воли? В неограниченном, ничему высшему неподчиненном народовластии погашается, как личность, так и народ, не достигается ни правда личности, ни правда соборности. Все ценное будет зависеть от субъективных желаний людей и все должно подчиниться их механической сумме. В этой механической сумме, — новом Левиафане, не откроется ни образ личности, ни образ народа.
Социал–демократия разъедается одним противоречием, очень опасным для развития демократии и очень для нас поучительным. Она провозглашает принцип народной воли, клянется всеобщим равным и т. д. избирательным правом, в народовластии видит свой политический идеал, но не всякой, хотя бы и формально–совершенной, народной воле она подчинится. Социал–демократия будет бойкотировать самое совершенное представительство народной воли, если воля эта не будет обладать пролетарско–социалистическим качеством, если не сделает предметом своего устремления торжество «идеи четвертого сословия». Так сказывается у социал–демократов жажда преодолеть формализм, перейти к содержанию народной воли, к объектам ее. Но ужас в том, что содержание социал- демократической религии оказывается навеки закрепленным формализмом — обоготворением воли грядущего человечества, ничего высшего не полюбившей, объективная «идея» этой религии — бессодержательна. Социал–демократы должны подчиниться народной воле, так как они не ведают ничего большего, высшего, чем народовластие.
Нужно преодолеть бессодержательность народной воли, формализм народной власти. Пора признать, что сущность дела не в воле народа,. а в объектах этой воли, в предметах, на которые она направлена, в целях народной воли. Содержательна только воля це- лестремителъная, направленная на то, что выше и больше ее, воля же, направленная на себя, замкнутая в своей человеческой ограниченности, утверждающая лишь себя бессодержательна и пуста, ведет к небытию. Обоготворившее себя человечество, поклонившееся своему человеческому благу, есть ничто, небытие. Воля человеческая только тогда бесконечно содержательна и полна, если она имеет своей объективной целью мировое всеединство, полноту и гармонию вселенской жизни, когда она прозрела Бога в себе и над собой и возжелала Его. В истории мира человеческая воля шла к бытию, когда наполнялась объективными идеями и ценностями, устремлялась к предметам надчеловеческим, к смыслу всемирному, и шла к небытию, когда обоготворяла себя, не устремлялась ни к чему большему, чем человеческое, не жаждала всеединства, отворачивалась от Единого. И во имя личности, ее содержания и свободы необходимо отказаться от самодовольного обожествления человеческой воли личности, от суверенного человековластия и отдаться боговластию, навеки утверждающему самую идею личности, абсолютно устанавливающему ценность ее свободной совести, ее свободного слова, ее свободного самоопределения.
Но что такое народ? Жадно хотят найти истинное представительство его воли и не знают, где та реальность, которую народом называют. Народ не класс, не сословие. Народа нет и быть не может в арифметическом сложении индивидуальных людских воль, в механическом комбинировании. Народ, как реальность, есть некоторый мистический организм, есть соборное единство с одним объектом органической воли, с одной любовью. Мистический организм народный трудно найти в критические, раздробленные эпохи истории, и подменяется в них органическая воля народа, органическая любовь народа арифметикой, механикой количеств. Народовластие со всеми его представительными учреждениями и есть подмена органической народной воли, по роковой необходимости совершаемая в безрелигиозную, критическую эпоху. Подлинная народная воля, воля мистического организма всегда имеет содержание, всегда имеет ценные объекты и только потому она соборна, что выражает не количество человеческих воль, а новое качество воли сверхчеловеческой, что она возжелала всеединства, свободной мировой гармонии, что в ней дано тождество субъективного желания с объективной идеей, объективной правдой. В этом смысле подлинная воля народная есть воля Божья, есть воля не человечески–случайная, а сверхчеловечески–разумная. Перед волей народной должна пасть всякая власть человеческая. Где же искать воплощения этой воли народной — воли Божьей?
Совершенное, объективное ее воплощенье возможно только в религиозной соборности, в соединении людей во имя Божье, в Церкви. Только в Церкви, а не в государстве, воля народная находит себе адекватное выражение и сливается с боговластием, человечество становится Богочеловечеством. О церкви, об истинной религиозной соборности мы не смеем говорить самоуверенно и самонадеянно, мы слишком мало еще знаем, только ищем и предчувствуем. Но знаем уже, что должны избрать этот путь. Знаем, что нужно подчинять человеческую волю объективным ценностям и идеям, сливать субъективность желаний с мировой правдой, ограничивать народовластие безусловным значением человеческого лица и его свободы. Должна загораться человеческая воля любовью и благоговением к святым вещам, должен центр тяжести перемещаться с воли человечески–случайной, бессодержательно–самодовлеющей на волю абсолютную, безмерно содержательную, освобождающую вселенную и формализм должен преодолеваться реализмом. Декларация прав человека и гражданина была уже изъявлением не человеческой воли, а божеской, и потому только права человека приобретают абсолютное значение. В этом — недоговоренная правда учений об естественном праве. Нужно дальше идти по пути изъявления в мире воли сверхчеловеческой, укреплять и освящать эти стороны мирового освободительного движения.
В нашей — увы! — покойной Государственной Думе6*, конечно, нельзя было искать совершенной народной воли и не потому только, что она созвана была не на основе всеобщего и пр. избирательного права.
Нет истинного представительства народной воли, потому что нет соборности, единства сверхчеловеческого, потому что народа самого как бы нет видимо. Народ не есть комбинация социальных групп, не есть сумма индивидуумов, народ — объективный дух, организм сверхчеловеческий, отражавшийся и в русской литературе и в национальном творчестве.
Народ — неразгаданная тайна и мы жаждем к ней приобщиться. И только частицы, осколки народной воли, хотя и не соборной, а лишь собираемой, раздробленной, сказались в нашей Думе, сказалось в ней народное негодование против правительства, терзавшего народ, шел народный суд над старым режимом, чувствовалась народная жажда свободы и правды земной. Подземными ходами пробиралась в Думу народная воля — воля Божья и в слабых голосах народных представителей передавалась вибрация разъединенных частиц этой воли, пока еще механически скрепленной не любовью к новому добру, а ненавистью к старому злу. Дума, как и всякий парламент, отражала волю народную в эпоху раздробления и разъединения и потому она была злом наименьшим, так как для добра наибольшего должен произойти переворот характера религиозного, а не политического.
Путь России двоится, видится борьба двух начал: человековластия и боговластия, человекопоклонения и богопоклонения. Мы можем служить лишь тому пути, на котором Россия, освободившись от единовластия человеческого, не попадет в новое рабство к неограниченному человековластию, хотя бы оно называлось народовластием, на котором мистический народный организм, — единство сверхчеловеческое, будет определять наше историческое бытие, объективные идеи и ценности будут побеждать ограниченность всех человеческих страстей, пустоту желаний. В категориях чисто политических мы тем отрицаем суверенность государственности, выражающей какую бы то ни было человеческую волю, и утверждаем суверенность права, выражающего волю сверхчеловеческую. Только в личности и в народе, как религиозной соборности, можно открыть отблеск Божества, а не в механике государственной, хотя бы основанной на народовластии или пролетаровластии. Мы отрицаем формальную политику, которая говорит лишь о средствах жизни, во имя политики материальной, мистически–реальной, которая заговорит о целях жизни, свяжет себя со смыслом жизни.
Правда освободительного движения раскрепощает личную волю, отрицает гнетущую зависимость и власть других, чужих человеческих воль, разрывает насильственную и неправедную связанность атомизи- рованных частиц мира. Но да не свернет она на путь нового закрепощения личности какой бы то ни было человеческой воле, новой насильственной, механической связанности. Объективная, вселенская правда должна пройти через мистический акт свободного избрания ее личностью, и этот акт свободы должен иметь свое политическое отражение. Освобождающая личная воля пожелает, полюбит мировое всеединство, божественную гармонию, как свою абсолютную свободу и полноту.
РАЗУМ И ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ (Послесловие)
Интересно вникнуть в психологию критиков новых религиозно–философских и религиозно–общественных течений, врагов мистических исканий. Ведь нельзя не признать, что всеми этими критиками, самыми, казалось бы, разнообразными, не было сказано ни одного слова по существу, не было сделано ни одной попытки войти в глубь вопросов, опровергнуть наши основные принципы и обосновать свои.
Критики свято, детски наивно убеждены, что где- то, когда‑то и кем‑то раз навсегда была доказана, доказана (!), нелепость и призрачность всякой религии, мистики, метафизики и пр. и пр. и раз навсегда укреплена твердыня здравой позитивности. Умоляю вас, господа, в интересах вне нас лежащей, объективной истины хоть раз признаться, кем именно, когда и где все это было доказано и опровергнуто? Что дает вам право считать ваши посылки, исходные принципы несомненными, не нуждающимися уже в оправдании и развитии, а наши посылки, наши исходные принципы заведомо безумными и навеки уже отвергнутыми? Ведь мы слишком хорошо знаем, что ваша единственная твердыня это — здравый смысл и единственное ваше доказательство —- фанатическая вера в самодер- жавность, окончательность и божественность здравого смысла. И я зову вас во имя разума и тысячелетних его традиций к проверке компетенций здравого смысла, к критическому отвержению его непомерных и наглых притязаний. Вы смешали, господа, разум, большой, объективный разум с здравым смыслом, малым, субъективным рассудком, человеческим бесенком, и потому так самодовольны, так ни в чем не сомневаетесь, так презираете все для вас непонятное. Разум имеет свое священное писание, свои великие книги и великие имена. Но где священное писание здравого смысла, где великие книги, укрепившие эту твердыню, где гении здравого смысла? Вы всегда делаете вид, что за вами стоит священное писание, что титаны вынесли вас на своих плечах, и потому считаете себя свободными от всякого обоснования и опровержения по существу. Но за вами стоит только одна сила — гипноз обыденности, бессмысленной фактичности, сгусток повседневных, мелких впечатлений, здравость, которая разглядела то, что поближе, понавязчивее, и поражена увиденным, но слепа к тому, что дальше и глубже.
Вы считаете себя скептиками и потому отвергаете все божественные вещи, все, что относите к мирам иным. Но будьте же скептиками до конца, скептиками последовательными и честными, не доверяйтесь так слепо всем здравомысленным вещам, всему, что вы относите к земной эмпирике. Вам незнаком тот последовательный, смелый скепсис, который есть слуга разума и подвергает равно сомнению все земное, как и небесное, материю, как и Бога, реальность палки, которой вас ударили по голове, как и реальность бессмертной души. Я могу усомниться в реальности Бога и бессмертия и даже должен был пройти через эти сомнения, но я также усомнился в реальности мира, материального, в реальности мировой необходимости и закономерности, в реальности человеческого благополучия, в реальности человеческого прогресса, служить которому вы меня призываете. Для радикализма моего сомнения мир посюсторонний не имеет никаких преимуществ перед миром потусторонним. Вы же абсолютно верите во все позитивное, на вере этой строите свою жизнь, и абсолютно сомневаетесь во всем мистическом и даже не сомневаетесь, а опять‑таки верите, что все это призрак и нелепость. Почему, кто дал вам это право, на текстах какого писания вы основываете такое распределение веры и сомнения? Вы можете апеллировать только к здравому смыслу, но за этим здравым смыслом скрывается ваш умопостигаемый характер, ваше желание верить во все позитивное, земное, эмпирически–рациональное, и ваше желание отвергнуть все мистическое, небесное, потустороннее. В этом характере вашей воли нет ничего объективного и ничего обязательного, и здравый смысл, мелкая рациональность ваша есть лишь очень субъективное состояние вашего сердца, не более того.
Я знаю, что у вас принято говорить, будто позитивная наука опровергла религию, мистику, метафизику и пр., признала их суеверием и пережитком времен первобытных, будто наука навеки укрепила торжество здравого смысла, будто рациональность, рассудочность — ее завет. Побойтесь, не скажу, Бога, Бога вы и так боитесь, именно боитесь, побойтесь науки и разума. Позвольте узнать, какая именно наука опровергла верования религии, переживания мистики, знания метафизики? Астрономия ли это, физика или химия, физиология или нарождающаяся, но все еще не народившаяся социология? Ни одна из наук, из позитивных наук не занимается этими вопросами и не компетентно решать, есть ли Бог, бессмертна ли душа, возможно ли чудо и откровение. Очевидно речь у вас идет не о позитивной науке, которая не есть ведь ваша монополия и которую в этом деле следует оставить в покое, а о позитивной философии и о вашей позитивной лжерелигиозной вере. Никакая наука не может доказать, что в мире невозможно чудо, что Христос не воскрес, что природа Божества не раскрывается в мистическом опыте, — все это просто вне науки, у науки нет слов, которые выразили бы не только что‑либо положительное в этой области, но и хоть что‑либо отрицательное. Положительная наука может только сказать: по законам природы, открываемым физикой, химией, физиологией и прочими дисциплинами. Христос не мог воскреснуть, но в этом она только сходится с религией, которая тоже говорит, что Христос воскрес не по законам природы, а преодолев необходимость, победив закон тления, что воскресение Его есть таинственный Мистический акт, к которому мы приобщаемся только в религиозной жизни. Что могут поделать законы физики и химии с тем, что вне их и выше их, что не физическими и не химическими силами порождено? Наука тут бессильна и научная физика или химия нисколько от этого не страдают, так как устанавливают закономерности лишь в известных пределах и при наличности определенных условий. Я бы даже сказал, что само понятие чуда может быть философски установлено только тогда, когда установлено понятие закона, закономерности, открываемой наукой. Для первобытного сознания все одинаково чудесно, все порождено таинственными силами и потому чуда в строгом смысле нет. Истинная религия может только выиграть в своей ясности и строгости от развития науки и не только не боится, но даже нуждается в свободном философствовании разума.
Дата добавления: 2018-05-31; просмотров: 244; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!