Многопризнаковость окказионального слова



Лыков А. Г. Современная русская лексикология. Русское окказиональное слово. М., 1976. С. ??

ГЛАВАI

ОККАЗИОНАЛЬНОЕ СЛОВО КАК ЛЕКСИЧЕСКАЯ ЕДИНИЦА РЕЧИ

Многопризнаковоеть канонического слова

Слово как единица языка – это своего рода «собирательный образ» наиболее характерных, типических свойств слова вообще в отвлечении от какого-либо одного  конкретного слова. Данное положение относится соответственно и ко всем другим единицам языка – фонеме, морфеме и т. д. Омонимическое совпадение разноуровневых единиц как раз и свидетельствует о необходимости выделять главные, наиболее существенные признаки в каждой из них, чтобы она не смешивалась с внешне похожими (т. е. в звуковом отношении совпадающими) другими единицами. Например, фонемы у, о, с, в, к совпадают, с одной стороны, с приставками, а с другой – с предлогами; ср.: стол – стул, ехал – уехал, стола – у стола. Слово зима, взятое как внетекстовая, «словарная» единица, является существительным с определенными грамматическими признаками (род, число, падеж, неодушевленность и т. д.). Но в соответствующем речевом отрезке зима может быть и предложением со своими грамматическими признаками – временем (синтаксическим), модальностью, интонацией и т. д.

Особенно трудно определять четкие границы между смежными единицами языка.

Единицы языка – это абстракции, «очищенные» от свойств смежных единиц, расположенных по структурным уровням, и освобожденные от ситуативно-речевых наслоений. Когда же эти идеализированные единицы приходится рассматривать в их конкретно-речевом воплощении, то в них часто обнаруживаются противоречивые совмещения свойств единиц, принадлежащих другим, смежным уровням. Пожалуй, больше, чем к каким-либо другим единицам, данное обстоятельство относится к слову – главной и вместе с тем самой сложной и многомерной единице языка.

По значению (функции) или своему морфологическому оформлению слово иногда вплотную смыкается, с одной стороны, с морфемой (первообразные предлоги, союзы, частицы), а с другой – с словосочетанием (аналитические формы слова, составные предлоги и союзы, а также составные термины).

Очень зыбкой оказывается и граница, отделяющая сложное слово от словосочетания. Некоторые ученые, например Л. В. Щерба и С. И. Абакумов[1], устойчивые сочетания отдельных слов (типа железная дорога, зубная паста) относят к сложным словам, руководствуясь при этом лишь их семантикой и не принимая в расчет особенности их строения и формы. А. А. Реформатский образования типа Главкино, киноактер считает не сложными словами, а словосочетаниями[2]. Таким образом, граница между сложным словом и словосочетанием разными учеными толкуется весьма различно: то, что одними представляется как сложное слово, другими квалифицируется как словосочетание.

Известная структурная и генетическая близость некоторых сложных слов с словосочетаниями бесспорна. Это обстоятельство в определенных условиях как бы «провоцирует» некоторые сложные слова характеризовать как словосочетания, а отдельные части, составляющие это слово, – как самостоятельные слова. Переходные, «пограничные» факты всегда бывают трудны для бесспорного их отнесения к определенным типам или классам языковых единиц. И все же представляется достаточно ясным, что единицы типа железная дорога, зубная паста являются словосочетаниями, а единицы типа Главкино и киноактер – сложными словами. Именно такое мнение принято подавляющим большинством наших ученых.

Конкретные проявления слова в речи настолько многообразны и противоречивы, что оно может совпадать с другими единицами. В этом – главная трудность найти сколько-нибудь удовлетворительную и удобовоспринимаемую формулировку слова. В этом же заключается и причина безуспешных попыток некоторых исследователей видеть в слове такую единицу, для определения которой достаточен лишь какой-то один единственный ее главный отличительный признак: или цельнооформленность, или фразеологичность, или способность в процессе речи к свободной сочетаемости с подобными же единицами языка и т. д.

Чем многообразней свойства конкретных объектов, объединяемых в один какой-то класс, тем шире – при прочих равных условиях – его границы и тем больше необходимо условий и признаков, по которым данные объекты объединялись бы в этот класс. Это положение прямо относится к слову как объекту дефиниции. О. Есперсен в «Философии грамматики» писал: «Что такое слово? И что такое одно отдельное слово (не два или больше)? Это очень сложные проблемы...»[3]

«Но слово даже в пределах одного языка, а тем более – при сравнении между собой разных языков, оказывается единицей очень неопределенной как с точки зрения своей структуры и своих формальных признаков, так и с точки зрения своего смыслового содержания»[4]. Короче, одного какого-то универсального признака мало для определения слова.

А. И. Смирницкий, например, в известных своих работах об отдельности и тождестве слова выдвинул в качестве важнейшего и «самодостаточного» признака слова его цельнооформленность. Но факты подтверждают, что одного этого признака оказалось мало, поскольку в языке есть и «двуоформленные» слова. Ср.: пятьсот – пятисот – пятистам – пятьюстами, белый-белый – белого-белого и т. п. Как ни парадоксально на первый взгляд, но в каждом из слов типа пятьсот, пятьдесят, белый-белый имеется не одно, а два окончания – «внешнее» (обычное) и «внутреннее». Как показывают исследования[5], признака единооформленности оказалось явно недостаточно, чтобы отличить сложное слово от других единиц, например, от словосочетания. Поэтому представляется поспешным вывод о том, что «раздельнооформленность словосочетания и цельнооформленность сложного слова являются первым отличием словосочетания от сложного слова. На это обратил внимание также А. И. Смирницкий, сформулировавший окончательно понятие цельнооформленности слова как признака, отличающего его от словосочетания»[6]. Выдвигались разными учеными и другие признаки слова – его способность употребляться в виде отдельного предложения (Л. В. Щерба, Е. Д. Поливанов, X. Суит, Э. Сепир), фразеологичность (М. В. Панов), относительная свобода перемещения в потоке речи и непроницаемость (В. В. Виноградов, В. В. Лопатин, И. С. Улуханов) и т. д. Однако ни один из них, взятый сам по себе, не мог явиться исчерпывающим различителем слова как единицы языка.

На необходимость многопризнаковости при определении слова обратил внимание Н. М. Шанский, который, используя предшествующий опыт ученых в их поисках определения слова, в качестве определяющих выдвинул двенадцать основных признаков русского слова – фонетическую оформленность, семантическую валентность, непроницаемость, недвуударность, лексико-грамматическую отнесенность, воспроизводимость, постоянство звучания и значения, цельность и единооформленность, преимущественное употребление в сочетаниях слов, изолируемость, номинативность, фразеологичность[7]. Правда, из них Н. М. Шанский особо выделяет пять признаков, называя их «предельным минимумом» признаков, характерных для слова. Он пишет: «Обязательными характерными абсолютно для всех слов русского языка свойствами является их фонетическая выраженность, семантическая валентность, недвуударность (т. е. безударность или обладание одним основным ударением), лексико-грамматическая отнесенность и непроницаемость. Это позволяет дать рабочее определение слова в такой формулировке: слово – это лингвистическая единица, имеющая (если она не безударна) в своей исходной форме одно основное ударение и обладающая значением, лексико-грамматической отнесенностью и непроницаемостью»[8].

Учитывая указанные ранее весьма разнонаправленные и противоречивые свойства слова как единицы языка, следует полагать, что многопризнаковый характер определения слова является принципиально верным, продуктивным и надежным. Думается, что именно на путях многопризнаковости следует выяснить также сущность и специфику русского окказионального слова, а также его определение как лексической единицы речи. Разница[9], однако, здесь в том, что мпогопризнаковость слова вообще служит целям отграничения его от других единиц – фонемы, морфемы, предложно-именного сочетания, фразеологизма и словосочетания. Многопризнаковость же окказионального слова должна служить целям выделения его как лексической единицы речи внутри более широкого понятия слова вообще.

Таким образом, окказиональные слова противопоставляются словам каноническим, т. е. обычным литературным, соответствующим языковому канону. Следовательно, общее понятие «слово» в нашем дальнейшем изложении представлено как родовое, распадающееся на два соподчиненных ему видовых понятия – «каноническое слово и «окказиональное слово». Главным предметом последующего изложения книги и является окказиональное слово, рассматриваемое в соотношении с каноническим.

 

Многопризнаковость окказионального слова

Из указанных Н. М. Шанским двенадцати признаков «классического» (канонического) русского слова окказиональное слово обладает почти всеми этими признаками. Специфика же окказионального слова, его различные свойства и особенности, создающие сам «эффект окказиональности», как это будет видно из последующего изложения, носят также многопризнаковый характер. Поскольку специфическая экспрессия окказионального слова «отталкивается» от «нейтральности» (т. е. всех привычных особенностей) канонического слова и соотносится с нею, то в окказиональном слове его специфические признаки как бы воспринимаются на экране «классических», «нейтральных» признаков канонического слова и взаимодействуют с ними, создавая ту игру значений и красок, которые мы наблюдаем при употреблении окказионализма в речи. Отсюда и возникает задача –показать механизм этого взаимодействия . в самых различных направлениях.

Отметим следующие девять признаков, отграничивающих русское окказиональное слово от канонического: 1) принадлежность к речи, 2) творимость (невоспроизводимость), 3) словообразовательная производность, 4) ненормативность, 5) функциональная одноразовость, 6) экспрессивность, 7) номинативная факультативность, 8) синхронно-диахронная диффузность, 9) индивидуальная принадлежность. Охарактеризуем в отдельности каждый из этих признаков, попутно отмечая и некоторые другие, менее важные признаки окказионального слова.

 

Принадлежность к речи

 

Принадлежность к речи – наиболее широкий и наиболее важный признак окказионального слова. Все остальные названные признаки представляют собой конкретное воплощение именно этого наиболее общего признака. Вокказиональном слове содержится противоречие между фактом речи, с одной стороны, и системой и нормой языка – с другой. Оно выражает в особых языковых формах предельно специфическую конкретность соответствующей ситуации[10]. Ср.: Эпидемия океанится (Маяковский В. «Клоп»); ...Фасмер сам ограничивается, однако, одной констатацией ункларности[11] соответствующего слова (ВЯ, 1959, № 5, с. 39); Орел кордильерствует над вершинами (Кирсанов С. «Над Кордильерами»).

Факт создания (и употребления) окказионального слова – это факт речи. Речь в этом случае можно интерпретировать как конкретную реализацию (актуализацию) синтагматических отношений, как «свободное» комбинирование готовых морфем в такие слова – цепочки морфем, которые (цепочки) не имеют прецедента в речевом опыте носителей данного языка. А. Гардинер, пытаясь разграничить язык и речь, писал: «Когда я говорю, что определенное явление в данном тексте принадлежит «речи», но не «языку», я разумею, что, если вы исключите из текста все традиционные элементы, которые следует называть элементами языка, получится остаток, за который говорящий несет полную ответственность, и этот остаток является тем, что я понимаю под «фактами речи»[12]. Окказиональное слово и принадлежит к такому, по выражению А. И. Смирницкого, «сверхъязыковому остатку»[13], т. е. к речи.


Дата добавления: 2018-05-31; просмотров: 1899; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!