О менталитете, культуре и .....
С 3 по 7 июня 1992 года меня и нескольких членов Правления Союза отправили в Варну (Болгария) в составе делегации на Международный бизнес-форум предпринимательских кругов поучиться рыночной экономике. Все молодые, умные, веселые ребята. Мы болтались по городу, ощущали себя студентами. Однажды забрели в ночной клуб с бесплатным входом и коктейлем. На пилоне — легкий стриптиз. Я уломала одного парня, красавца-москвича с голубыми глазами, засунуть за ниточку трусиков стриптизерши доллар. Он засунул, девушка ему станцевала. Весь следующий вечер мои мужчины шептались по углам, а ближе к ночи исчезли. В шесть утра меня разбудил звонок. Красавец с голубыми глазами попросил взаймы. Пятьдесят долларов. Хорошо. Как мы учимся за границей - это отдельная страничка. Члены делегации себя не утруждают. На утренние заседания выкарабкиваются с трудом, часам к одиннадцати. К ранним побудкам никто не привык. У нас самый простой способ сорвать мероприятие — это назначить его на восемь утра. В Европе все наоборот: восемь утра для европейца, можно сказать, разгар трудового дня, зато тебя никто не поймет, если ты будешь торчать в своем кабинете допоздна. Могут и уволить: раз вынужден задерживаться, значит, не справляешься с работой. На поведение нашей делегации в Варне смотрели, как на сумасшедших. На занятия приходило не более одной треть численности. Мужики все с бодуна. Вино в Варне стоило копейки. Ежедневный ужин с бесплатным вином плавно переходил в пьянку до утра. Мужики, купаясь ночью в закрытом бассейне, попивали вино. Бутылки стояли везде, на парапетах бассейна, в раздевалках, в душе. А утром, с одутловатыми лицами, в минуты регламентированных перерывов и кофе-пауз, так набрасывались на прохладительные напитки, как странники, блуждающие по пустыне, на живительный родник. От них пахло дешевым парфюмом с непременным атрибутом - жвачкой во рту. А в последний день, после обеда количество наших представителей резко уменьшилось. Это потом я поняла, почему две третьих исчезло, ведь завтра - день отъезда и надо загрузиться. Загружаются всем: от спиртного до кожаных поясов. Уезжают с неподъемными баулами, точно челночники. Некоторые отправляли контейнерами СВ-печи и мини-хлебопекарни. В одну дырочку засыпаешь муку, соль, сахар, а из другой вываливаются горячие булочки. Неужели дома кто-то будет эти булочки печь? По-моему, хлебом и булочками мы обеспечены были неплохо во все времена, и ни к чему мучиться, тащить такую тяжесть. И на хрена булочки? Худеть надо! Помню, один член делегации повсюду таскался с огромной спортивной сумкой и каждый раз набивал ее прорвой продуктов, вез на родину тонны сыра, растворимый кофе. Как-то я не выдержала и спросила: Зачем? У нас же все это есть! А вдруг кончится. До сих пор мы, словно командированные советских времен, пытаемся экономить на еде. На халяву съедают все до последней крошки. Наличные никогда не потратим на чашечку кофе в уличном бистро. На покупки — другое дело. Я не виню людей. Это не характер, это социальный инстинкт. Совок из нас не выдавить по капле. Его надо откачивать насосом. На мне самой полно этих родимых пятен социализма. Буквально недавно, апрель 2006 года была в Калининграде в составе Белорусской делегации на Международном Форуме, посвященному Северо-Западному округу России. Встречали нас по-европейски, поселили в дорогой частный отель. На завтра коллега мне поведала, что едва она поднялась в отеле в свой номер, зазвонил телефон и бархатный голос пропел в трубку: «Мадам, вы — великолепны. Я хотел бы провести с вами вечер. Я покажу вам город, я напою вас вином». Она моментально вспотела и пискнула, что замужем. Ей ответили, что ничего не имеют против ее мужа, тем более что здесь его нет. Голос попросил ее подумать, а он перезвонит через пять минут. Дальше она вырвала шнур телефона вместе с розеткой, заперла дверь на все замки, выключила свет и, приняв с дороги душ, залезла с головой под одеяло. Я, выслушав все это, объяснила ей, что это были не домогательства, а обычный гостиничный сервис, и все что от нее требовалось — вежливо отказаться. Или согласиться. Ладно, насчет услуги она могла и не знать. В конце концов, в прейскуранте она не значилась. Но, что заставило ее, просвещенную европейскую женщину, выдергивать шнуры и баррикадироваться? Она, что думала, что кто-то ворвется в номер, чтобы надругаться над ней? Очень советское поведение. Или, стыдно вспомнить, как на приемах мы бухаемся на стул, не дожидаясь, пока сядет глава принимающей стороны. Все стоят, а мы уже салфетку на коленях расправляем. И трескать начинаем раньше хозяина. Мы не знаем, что даже при смене блюд положено ждать. Однажды был совсем идиотский прокол. Я села на диету. Принесли мясо, и я до него не дотронулась. Это все заметили, потому что на приемах блюда приносят в фиксированное время и через фиксированное время уносят, не как в ресторане, где можно весь вечер ковыряться в одной тарелке. Хозяин жутко озаботился. А почему вы не попробовали? Вам не понравилось? И я начала пространный рассказ о том, почему мне нельзя есть говядину. Дура! Все наши топорность и неуклюжесть, которые до сих пор видны и над которыми хихикают европейцы, — мелочь, если речь идет о том , что ты — официальное лицо, из этих мелочей складывается образ страны. Но, это никого не волнует. Ни тех, кто посылает, ни тех, кто едет. В области международной культуры мы до сих пор все те же древние скифы. Обучаться не желаем, любите нас такими, какие мы есть. А как мы ведем дискуссии! Вскакиваем: «...передо мной выступили такие-то, я с ними не согласен. Надо делать наоборот». И дальше начинаем сыпать банальности. Никакого «на оборот» там нет. Ну, может, незначительный нюанс. Это не важно. Важно подчеркнуть, что мы оппонируем. Западный профессионал действует по иной схеме, отточенной и жесткой. Сначала он благодарит за великолепное выступление, уверяет, что полностью разделяет вашу позицию. За исключением некоторых мелочей. После перечисления этих мелочей понимаешь, что он не согласен ни с чем и предлагает совершенно другую концепцию. Но воспитанно, культурно, не вызывая сопротивления. После таких выступлений начинается реальный диалог. После наших — начинается склока. Все выпускают пары, потом довольные расходятся, а что нет никакого результата, так не за тем собирались. Никогда не забуду проталкивание в нашем белорусском парламенте закона об аренде. На обсуждение в тогдашний Совет министров была приглашена интеллектуальная группа от Белорусского Союза арендаторов. В составе этой группы были: очень продвинутый директор, очень продвинутый юрист, очень продвинутый экономист, и не очень продвинутый, но крупный госчиновник. Поначалу ничто не предвещало: официальные речи с одной стороны, официальные речи с другой стороны, пока его высочество, председательствующего не угораздило задать самый провокационный вопрос: что думают интеллектуалы по поводу возможных путей развития Белоруссии? Вся продвинутая элита, кроме крупного госчиновника, опешила. Такой вопрос не входил, видимо, в их подготовку. Первым выступил очень продвинутый директор. Он сообщил, что ничего хорошего Беларуси не светит, потому что нет полезных ископаемых. Была бы Беларусь сырьевой державой, может, что-то и получилось, а без этого - не получится. Никакой демократии, никакого цивилизованного общества. Свои мысли очень продвинутый директор формулировал емко и образно, но я лично, ничего не поняла. Особенно насчет новых форм хозяйствования. В республике нет свободы слова! — выкрикнул очень продвинутой юрист. Но его перебил очень продвинутый экономист, который заявил, что главная преграда на пути Беларуси к прогрессу — коррумпированный режим. Очень продвинутого экономиста оттеснил очень продвинутый директор, долго убеждал, что Беларусь катится черт-те куда, потому, что денег на перевооружение не дают. Конкретно ему. Без денег не будет современного производства. Без современного производства - не спасти Беларусь. Председательствующий тяжело вздохнул и выразил уверенность в великом будущем республики. На этом обсуждение закончилось. Все вышли расстроенные. Абсолютно удовлетворенным был только очень продвинутый директор, которому главное было сказать, что без производства нам никуда, а ответы его не интересовали, и не очень продвинутый, но крупный госчиновник, который под шумок протолкнул этот закон, забрав у Союза право законодательной инициативы. Мы не умеем разговаривать птичьим дипломатическим языком. Это сложно, но другого языка в мировом сообществе не понимают. У нас нет ничего из того, что есть в любом европейском городе. У нас нет антикварных улиц. У нас нет галерейных улиц. У нас нет улиц, сплошь состоящих из уютных домашних кофеен. Чтобы человек, в зависимости от настроения, пошел туда, где ему с его настроением будет хорошо. Мы — горожане, не привыкли жить открыто. Мы закрываемся в своих каморках, в своих квартирах. Никогда у нас не увидите на летней террасе, даже если это патриархальный квартал, где живут пожилые люди, пожилую даму, которая с такой же пожилой дамой воркует за чашечкой кофе, а рядом стоит сумочка с продуктами. Не увидите и седого писателя в углу за барной стойкой, пишущего свой роман, или художника, который что-то рисует на салфетке. Никогда у нас не увидите в кафе одинокого человека, читающего книгу. Ни женщину, ни мужчину. Всегда пары или компания. Для европейца его город — это любимый город, с любимой улицей, с любимым столиком, ему здесь привычно и комфортно. Белорус будет читать книгу только дома, закрывшись от всего мира. Если я, например, сяду в уголке с книжечкой, — меня узнают и решат, что я рехнулась, не узнают - решат, что кого-то клею. А если это будет пожилая женщина — решат, что у нее несчастье в семье. У нас самые высокие заборы в мире. Мы — закрытая нация. Я, наверное, истинная белоруска, я тоже люблю закрытое пространство. Я обожаю, когда за окном льет дождь, а я на диване смотрю телевизор. Дождь оправдывает одиночество и праздность, в дождь не надо идти на улицу и дышать свежим воздухом, потому что полезно. И дождь словно заслоняет, прячет меня от всех и от всего. В молодости, у меня была подруга, у которой была своя комната, и я ей остро завидовала. Самой недосягаемой мечтой моего детства была своя комната, своя маленькая крепость. Наверное, нас всех испортил квартирный вопрос. Семь кладбищенских метров, положенные человеку в Советском Союзе, невозможность уединиться нигде, кроме сортира, привели к идиотизму в национальном масштабе. Отсюда и отсутствие умения общаться ни о чем. Если группу туристов везут в одной машине и перемешались французы, русские, американцы, то русские собьются в кучу, а остальные начнут болтать на всех языках между собой. Мир глобализируется. А у нас – все по-старому. Многоголосие отношений нас пугает, мы везде пытаемся создать свой микромир. И везде говорим, что мы белорусы, русские – одна семья. Да, конечно, мы семья. Но кроме любви есть брачный контракт. Когда женишься, нужно иметь контракт и знать, у кого что в случае развода останется. У нас высший свет — не предприниматели, банкиры, собственники, а политики. У них политик живет, как доктор наук в университете. И тот и другой — представители среднего класса. У них магазины, где в розлив продают духи, и одна капля стоит как машина, и где машины стоят как пароход, к политикам на Западе не имеют отношения. Если политик себе такое позволит, его карьера на этом закончится. А по Минску носятся "Феррари" с государственными номерами, и хоть бы хны. Хотелось бы написать что-то положительное, чтобы не обвинили в идолопоклонстве перед Западом. Но пока нечего. А если что и есть, то политики здесь ни при чем. У нас районные центры на уровне семидесятых годов. Добро пожаловать в местные гостиницы. Словно двадцать лет назад, на каждом этаже дежурная. В белом халате, точно медсестра. Попросишь принести чашку кофе, включит кипятильник, нагреет воду в пол-литровой банке из-под томатного соуса производства Быховского консервно-овощесушильного завода, в граненый стаканчик насыплет растворимого кофе и принесет со всем уважением в номер. А, принимая номер, проверит, не украдены ли вафельные полотенца. В буфете до сих пор может красоваться пожелтевшее объявление о приеме стеклотары. Зато в частных номерах, буквально бок о бок, на той же центральной площади с позеленевшим вождем, безумствует нэп! Тут тебе бронзовые фонтаны, кровати с балдахинами и с бордельными красными покрывалами. Шик и роскошь. Закажешь завтрак, утром вкатят в номер сервировочный столик, а на нем и яичница, и жареная рыба, и черная икра, и кусков десять хлеба, и кофе с пенками. У нас очень любят цитировать пушкинскую формулу о русском бунте, бессмысленном и беспощадном. Да, он такой. Но это только вторая половина правды. Первая половина заключается в том, что точно так же бессмысленна и беспощадна власть. С той разницей, что бунтуют лишь, когда припекает, когда уже невмоготу. А правят всегда. У нашего народа не сбылась ни одна мечта. Во всей истории Беларуси. Ни разу он не зарабатывал, сколько хотел, не ел досыта. По большому счету, никогда не рожал детей, сколько хотел. Не сбылась и самая простая мечта — иметь свой домик, свой участок, свою машину, свою картошку. Поэтому так яростно люди пахали на несчастных шести сотках. Это нереализованная мечта о нормальной собственности. Только у нас возможны эти шестисотки, на которых ничего не растет, и все смотрят в окна друг другу. Так и не сбылась у народа мечта об уважении властью его человеческого достоинства. Никогда. Его всегда и везде унижали. - Пошел вон,- говорят униженному и ограбленному народу, - у нас нет для тебя другой власти. На нет и суда нет, — соглашается народ, - но, тогда не извольте, господа хорошие, гневаться. У меня нет для вас другого бунта. Я не открою ничего нового, если скажу, что в Белоруссии надо жить по совести, а не по закону. Закон люди сочиняют. Нет у того, кто сочиняет законы совести, оттого и законы плохие. А будет совесть — и законы будут хорошие. В любом уездном городке местные краеведы убедят вас, что Беларусь начинается именно здесь. Везде есть свои достопримечательности. И любой «уездный князек» имеет свой ипатьевский подвал, и свой святой источник, и водочку, которая самая лучшая. К слову, о водке и связанном с ней международном мифе об особом нашем пьянстве, мифе обидном и несправедливом. Все, начиная от американцев, которые орут и гогочут, если их собирается больше трех человек за столом, так, что звенит в ушах, заканчивая немцами, которые опиваются нашим пивом до остервенения, — все считают себя аристократией, а нас — быдлом, лакающим водку. Мне постоянно предлагают водку. Я постоянно отказываюсь. Мой отказ сначала удивляет, а потом с пониманием кивают головой: а, перепила в свое время? Нет, я всегда умела пить водку, но никогда не перепивала. Смеются и не верят. Как-то летела в Москву в семь утра. Рядом сел немец. Сразу заказал два коньяка. После двух коньяков заказал четыре вина и заполировал коньяк вином. Потом добавил виски. Стюарды хладнокровно ставили ему и ставили, покуда он не опрокинул коньяк на пол, после чего рыгнул и вырубился. Поднялась вонь и от него, и от коньяка, и я в этом тумане с горя заснула. И совсем другой была реакция, когда двое наших моряков, усталые, с обожженными лицами, попросили водки. Стюард сделал изумленное лицо: водки? В семь утра? Ее принесли с брезгливым лицом: «Ох уж эти русские»! Так вот, этому «удельному князьку» каждый день приносят, привозят все необходимое для всевозможных приемов на все случае жизни. У каждого из них есть потайная комната для отдыха с отдельным сортиром и большим холодильником. Из этого холодильника, по взмаху нечистой руки этого самого князька, накрывается скатерть-самобранка. Не зря же существует негласная программа воспитания наследников областных, городских и районных престолов - самых ценных отроков белорусской государственности, которым надо будет завоевывать голоса и доказывать, что он достоин царствовать. На самом же деле он получит этот регион по праву рождения. А о том, кто захочет претендовать на это место, будут слагаться трактаты типа: «Она была редкой, даже среди высоко поставленных дам, стервой с дурной наследственностью: отец — пьяница, дядя — шпион, мать — не шпионка, а секретарша, в молодости была любовницей директора, брат - неформал и этого уже достаточно. Страдала нимфоманией и комплексом самки, которая, откусывает использованным партнерам кое-что, один из ее многочисленных мужей умер, а имена любовников неизвестны, что тоже наводит на нехорошие предположения. Настроила особняков для продажи. В своей алчности не брезговала ничем». Вот образ женщины, претендующий на власть, который сцедится со страниц нашей прессы. Готовая героиня для триллера. Его и напишет какой-нибудь внук, или правнук Батуры, Шорикова, Лебедева или Шкапцова. А может, они сами — бренды не умирают.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
О СМИ, нравственности и........
В начале своей служебной карьеры, узнав о себе очередную гадость, я нервничала, требовала опровержений, потом успокоилась. Буду каждый раз нервничать и скандалить, стану тощей, злой и морщинистой. Сплетни, как терроризм, в честном бою победить невозможно. Никогда не угадаешь, где взорвется. Опровергать в печати – бесполезно. Да и опровержение твое сначала отцензурят. Пресса вся продажная. Кто платит ужин, тот девушку и танцует. У нас очень приветствуется публичное покаяние. Поднимись на помост, поклонись в пояс: «Простите меня, учту, исправлюсь!» — и они простят. Особенно тех, кто болтается там, наверху. Знай, он, как и ты, грешен и слаб. Это сближает. А это все от того, что гласность, от долгого воздержания, перепутали с нравственностью. Не тот честен, кто не ворует, а тот честен, кто не скрывает. Признайся, и тебе поверят. Признайся, и за тебя проголосуют, как за порядочного человека. Не в чем признаваться? Не обессудь, будем подозревать во всем. Поэтому, если хочешь наверх, рекомендуется время от времени в чем-нибудь признаваться. Для сохранения доверительных отношений. Можешь каяться через средства массовой информации. В газетах про тебя пусть напишет известный журналист, дай интервью с яркими фразами и конкретными ключевыми мыслями, предложить акцию: не покупать желтую прессу. С телевидением надо быть осторожным. Телевидение — самое вероломное из СМИ. Его главный инструмент воздействия — изображение. Есть тысячи способов перекроить на экране красавицу в чудовище, умного в дурака. И оно ими пользуется. Наедет камера на лицо человека так, что нижняя челюсть заполнит весь кадр, и о чем бы он ни говорил, зритель не воспримет ни слова. Он будет следить за артикуляцией, выискивать во рту коронки, рассматривать поры и прыщики. Президента никогда не возьмут крупно, все обращения — только на нейтральном среднем плане, чтобы картинка не забивала текст. Чтобы поколебать веру зрителя в чьи-то заявления, обещания, разоблачения, достаточно журналисту вместе с камерой занять такое положение, чтобы тот, кто заявляет, обещает, разоблачает, находился чуть ниже камеры и был вынужден смотреть в объектив или исподлобья, или снизу вверх. И, какими бы волевыми и правдивыми ни были лицо и интонация, по ту сторону экрана возникнет ощущение неубедительности, скрытности и неуверенности. Ослабить впечатление от выступления можно, убрав оратора из кадра на самых острых и ударных высказываниях, а вместо него дав зал или панораму окрестностей. Внимание, естественно, переключится на свежую картинку, а человек будет сотрясать воздух, не подозревая, что сотрясает его впустую. Незаметно влияет на отношение к персонажу и размещение внутри кадра. Вас сдвинули влево, так, чтобы на экране вы оказались напротив зоны сердца телезрителя? При прямом обращении к нему вы будете рождать в нем, о чем бы ни говорили, невольную тревогу и желание защититься. И не надо никакого двадцать пятого кадра. Те, чьи речи и правота не должны вызывать сомнения, всегда сидят строго по центру. Это место для державных поздравлений, проповедей, отречений. Особая привилегия телевидения, которая развязывает ему руки и позволяет творить чудеса фальсификации, — право выпускать программы на экран, не визируя их у тех, кто в них снимался. Газеты обязаны перед публикацией согласовывать свои интервью с теми, кто им эти интервью давал. А телевидение не обязано. Зачем визировать подлинный документ? Вот перед вами человек, он сам говорит свои слова. Ну и что же, что на монтаже кое-что вырезали, а то, что осталось после кастрации, так удачно склеили, что вместо обвинительной речи получилась защитная, или наоборот, или не получилось вообще никакой. Главное, чтобы на стыках голова не слишком заметно дергалась. Хотя и это не вопрос: все швы отлично маскируются перебивочками, панорамочками, каким-нибудь пикантным крупнячком. Например, товарищ рассуждает о преобразовании республики, в котором он намерен принять самое деятельное участие, а камера — раз! — и сосредоточится на стариковских кальсонах, выглянувших из-под брюк. Какие тебе, дедушка, преобразования? Сиди уже на печи, о душе думай. На телевидении нельзя расслабиться ни на секунду. Любое неосторожное движение подкараулят, зафиксируют и доведут до абсурда. В обычной жизни мы не замечаем, как кто-то почесал нос или снял с кофточки пылинку. А тут сняла эту проклятую пылинку один раз, а на монтаже тебя заставят обираться всю передачу, повторами превратив случайный жест в хрестоматийный симптом психопатии. Помните, в парламенте часто сверху снимали скрытой камерой. Заснул депутат — его тут же запечатлели и выдали в эфир. Народ хохочет и возмущается. А посиди-ка целый день, послушай-ка бешеное количество законов, большая часть которых не по твоему профилю. Вот они и вырубаются, бедные. Например, стараниями журналистов российский парламент выглядит как филиал программы «Аншлаг» — сборище клоунов и идиотов, которые непрерывно дерутся, зевают, ковыряются в носу. Но российский парламент потому так и смешон, что он открыт. Как ковыряют в носу в нашем белорусском парламенте, никто не видит. Попробуй туда попасть: аккредитация, регламент, строем зашли, по команде включили камеры, по команде выключили, строем вышли, ворота захлопнули — и до свидания. А если снимите что-то не то, или не так, завтра снимут и вас, и того оператора, и того редактора. Увольняют и за меньшее — за неудачный ракурс, за невыгодный свет. В правительстве и резиденции ворота еще выше и что в носах — еще загадочнее. Все это мне поведал один из незаурядных журналистов-телевизионщиков, который вращается там, наверху. Я обещала ему не называть его имени. Наши же местные журналисты — неизлечимые зануды. Одни и те же вопросы из года в год, из интервью в интервью. Список этих вопросов куцый, как тюремное меню: Сколько детей должно быть в семье? А если выбирать между семьей и работой, что для вас важнее? ......и т.д. Вечная убогая вариация на тему «женщина и должность — две вещи несовместные». Класть асфальт? Пожалуйста. Мастер в сборочном цехе БЕЛаза? Пожалуйста. Ловить преступников? Пожалуйста. Военный репортер? Пожалуйста. А в депутаты массово — извини. Директором - ни за что, или в виде исключения. Потому что власть. Последний вопрос о женщине и власти мне задал Василь Новиченок, наш свободный, как птица в полете, светило областного телевидения в 2005 году. Я привычно поставила заезженную пластинку про многовековую традицию женского правления, про княгиню Ольгу (между прочим, ввела христианство), про Елизавету Петровну (между прочим, отменила смертную казнь), про Екатерину Алексеевну, чье самое долгое в русской истории царствование - тридцать три года, между прочим, назвали «золотым веком». Василий меня прервал: - Что вы заладили — Екатерина Великая, Екатерина Великая... Она мужа убила! Я бы решила, что в этот момент он себя представил покойным императором, которому похотливая немка не дала поправить страной, если бы не заметила, как на его лице мелькнула и тут же спряталась мальчишеская улыбка. С тех пор, я считаю его — единственным, кто заложился в памяти как виртуозный репортер. Работая в исполкоме, я шла к нему на программу с удовольствием. Ненапряженная, незлая, незацикленная. Он делал прекрасную программу «Деловая женщина- кто она?», о чем-то душевном и далеком от идеологической борьбы и политики. Под занавес он задавал незатейливый вопрос типа «Ваша мечта». Помню я выдала: «Всю жизнь мечтаю, чтобы ноги были длинные-длинные, а волосы белые-белые, а глаза голубые-голубые, а талия — во-от такусенькая, а грудь — во-от такущая. Но ничего этого нет. И никогда не будет». Это был класс: так расслабиться на финише трудовой недели! Но, за этот расслабон я от мэра Сивицкого так получила, что больше вольностей себе не позволяла. Однажды мне подруга-журналист, проверяя мои способности общаться со СМИ, предложила ответить на вопрос: «Кто из политиков кажется вам наиболее сексуальным?». Я отвечала и так и сяк. Было несколько попыток. Я называла многих мужчин-политиков, которые по тем, или иным причинам можно было рассматривать как секс-символ. Подруга безумно хохотала, а затем выдала: «Кого ни назови — тут же запишут в любовники. Не назовешь никого — обвинят во фригидности. Правильный ответ: Александр Григорьевич Лукашенко, или Владимир Владимирович Путин. После них сразу отваливают и ничего не уточняют. А кто моднее всех одевается? Опять же они, действующие президенты. Вы не согласны? Все согласны... Скажу больше: если экран — не профессия, без цели и нужды туда лучше лишний раз не соваться. Замотают, затаскают, выпотрошат. Телевидение — это фабрика грез, прежде всего для тех, на кого направлены его камеры и софиты, кто дышит его парами. Оно — наркотик двойного действия. Тебя слушают, цитируют, опровергают, люди помнят твое имя, а порой и отчество, а незнакомые граждане, поймав за рукав, спрашивают о смысле жизни и напряженно ждут ответа. Надо обладать незаурядным психическим здоровьем и самоиронией, чтобы не проникнуться ощущением собственного величия. Звездность как глисты. У огромного количества людей они есть, но люди этого не знают. Даже анализ не показывает. А человек полнеет, нервничает. Тоже и со звездностью. Ею заболевают незаметно. Первый симптом: когда во всех компаниях, даже если это новогодний вечер, вы рассказываете, где вас снимали и куда еще приглашают. Не к месту, не по делу, насилуя всех окружающих. Можете поставить трехчасовую кассету с записями своих интервью. Второй симптом: вы боитесь остаться в тишине, если телефон не звонит два часа — начинается депрессия. Он должен звонить каждую секунду. Третий симптом: в ваших неудачах виноваты все, кроме вас. Четвертый симптом: в публичных местах следите за тем, все ли вас узнали, все ли вас заметили. Очень удивляетесь и огорчаетесь, если никто не узнал и не заметил. Несколько конкретных советов. а) Не складывайте руки на груди, когда вас снимают. Это удобно, это защита. Но нельзя. б) Даже в дикую жару не появляйтесь в эфире без рукавов. Руки должны быть прикрыты. в) На пиджаке нужно расстегнуть хотя бы одну пуговицу. Не обязательно, подражая президенту, расстегивать ее демонстративно, в кадре. Лучше сделать это заранее. Все-таки когда женщина под светом софитов что-то на себе расстегивает, пусть даже невинную пуговицу на невинном пиджаке, это отвлекает. г) Очень важно правильно держать ноги. У нас, их или расставляют, как в спорте, или закидывают одна на другую. Нет, их нужно скрестить по- балетному и отвести в сторону. Я знала это давно. Я обращала внимание в кино и на журнальных картинках, как сидят жены президентов. Нельзя сидеть на животе. Тогда на картинке на переднем фоне будут ноги, а над ними сразу лицо. Спину выпрямили, плечи расслабили. Это сразу даст осанку. Как-то в безденежной молодости меня занесло в очень мажорную компанию. Все девушки были в должной форме, а я - в юбочке в клеточку, с пучком волос на макушке. Типичная училка младших классов, хотя в действительности была уже начальником отдела и преподавала вычислительную технику в Могилевском машиностроительном институте. От перенапряжения, защищая свою бедную гордость и честную бедность, я идеально выпрямила позвоночник, сложила колени, а когда нужно было встать, то выкручивалась из кресла королевской коброй — медленно и плавно. И золотые мальчики, забыв про своих золотых девочек, следили за мной, как завороженные! д) Упаси бог болтать ногой! е) Перед началом записи не лишнее потребовать показать ваше изображение на мониторе. Оно может совершенно не совпадать с тем, которое улыбалось вам из зеркала в гримерной. В кадре лицо рисует не визажист, в кадре лицо рисует осветитель. Мазнул где надо тенями и состарил вас на сто лет. ж) Не надевайте короткую юбку с высокими каблуками. Гостей, как правило, сажают на низкие мягкие диванчики, или кресла. В них утопаешь, колени, блокированные каблуками, торчат, как у кузнечика, а подол съезжает за критическую линию бедер. И будешь его одергивать, точно старшеклассница на педсовете.
Дата добавления: 2018-05-02; просмотров: 206; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!