Что мы знаем о наших желаниях и мечтах? Только то, что они есть. Не могут не быть. Потому что без них жизнь уже нежизнь, а ожидание смерти.



                              

 

«Больше они меня не получат»

История одного предательства

Да, в год жизни, в который один иудей

Грех людской искупить взялся смертью телесной,

Я признался себе - презираю людей,

смерть заних не приму. Даже чтобы воскреснуть.      .В. Э Белецкий

 

Правильно, Валентин Эрастович. Если бы для нас, людей, так необходимо было прожить жизнь и отдать её за других людей, мы бы не рождались каждый сам по себе. А это значит, что каждый несёт в себе то, что готов прожить, понять и сотворить…

 Но как быть с теми людьми, что защищают Родину? Видимо, это они делают тоже для себя, как и те, кто предает свой народ.

 

В общем–то мне повезло. Франция того времени была страной первобытной незрелой свободы. Свободы, которой хотели все и ни кто не знал, где её взять. Лёгкие нравы, символические законы, культ смелости, воспитанный клинком, а не религией. Люди спешили жить и испытать все, что эта жизнь могла им предложить. И я тогда мало отличался от окружающих.

Мот и повеса. Опальный офицер королевской армии и любимец женщин. Впрочем моя опала не обременяла, а, скорей, создавала определённую репутацию, способствующую успеху у женщин и уважению мужчин. Многие считали хорошим тоном знать меня или вызвать на дуэль. Женщин очаровывала моё положение блестящего военного, отказавшегося выполнить приказ короля казнить крестьян только за то, что они казнили сборщика налогов, обиравшего их. Дворянство жило тогда, как в последний раз.

Бывают времена, о которых потом помнят потомки независимо от того, что и как было, только за то, что люди тех времен отличались от предшественников и потомков силой, отвагой или стремлениями. Такие времена–эпохи создают настрои, подчиняющие себе многие поколения и империи, подчиняющие многие народы. Рассвет римской демократии, призвание варягов на Русь, Конкиста и Франция накануне восстания Жаков.

История сохранила имя низшего сословия – Жак - символом того, как под стягом одной идеи объединяются люди и размываются все различия, ещё недавно стоявшие каменной стеной. Крестьянин и дворянин пили из одной кружки за победу, в которую верили оба. Тысячи людей бросили под копыта коней свободы свои судьбы и будущее. Нас; тех, кто не хотел жить так, как мы жили до сих пор, было много. И наша беда была в том, что мы не знали, как мы хотели жить. Казалось, что вот соберёмся, ударим кулаком, разнесём к чертям собачьим всю сгнившую страну и будем жить так, как хочется. Для многих этой жизнью стали несколько месяцев войны и смерть. Мы были гноем, заразой, стремившейся скопиться в одном месте и прорваться наружу, освободившись самим и освобождая от себя мир, в котором не могли больше жить.

 

Все бунты и революции строились не на желании жить поновому, а на нежелании жить постарому. И не одно восстание, путч, переворот не улучшил ни чьей доли.

Одни становились королями или президентами, разменивая душу на возможность властвовать. Другие терпели новую, теперь уже ими самими поставленную власть, утешаясь воспоминаниями о времени самой борьбы с властью прежней. Нельзя быстро, рывком изменить что–то к лучшему, это следует из человеческой истории. Прежде чем что-либо изменить - подумай, а так ли это хорошо, как кажется.

 

Холмы Гаскони всегда вселяли в меня восторженную тревогу. Хотелось красться, выслеживать и побеждать в единоборстве. Трава – древняя, как скалы на пустынном берегу спокойного озера - молчала, что так непохоже на травы в других местах Земли. То было молчание мудрости слишком искушенной, чтобы трать себя на того, кто не имеет знания о бессмертие. Я не был ни Гасконцем, ни даже французом. Потомственный дворянский титул дал мне лишь право носить шпагу и продавать её тому, кому я пожелаю.

Многие годы я жил войной. Бился сам и командовал другими. Осаждал крепости и выдерживал осаду. Искусство войны давалось мне легко, как дыхание, но я научился ценить свой опыт и, в конце концов, устал от войн и крови. Так что однажды совсем отошёл от всего, что связанно с войной. Несколько дуэлей, выигранных мной, заставили окружающих уважать мой выбор, и я уже думал, что до смерти буду командовать только самим собой. Мне казалось, что я счастлив, спокоен и удачлив. Деньги, заработанные и награбленные на разных войнах и за разные идеи. Любовь женщин ослеплённых моей внешностью, славой и достатком. Уважение мужчин менее сильных, талантливых и удачливых, чем я. И… и жизнь без того, что давало ощущение жизни. Тоска, проявить которую не давала гордость. Я привык жить победами, но не знал ни одной идеи, которая стоила бы победы. Но это продолжалось неслишком долго.

 

Отклонив ни один десяток предложений возглавить одних вооружённых мужчин, чтобы перебить других, я привычно сказал «нет» ещё одному просителю, но он оказался непохож на всех предыдущих. Он был гасконцем и не обещал ни славы, ни богатства, не соблазнял возможностью попасть в историю. Он говорил о мечте, ясно и спокойно рисуя картинку, в которой было всё, чего наш теперешний мир был лишён.

Много позже братья Стругацкие сказали тоже самое, но гораздо короче – «Счастья всем - задаром и пусть ни кто не уйдёт обиженным». И я задумался. Вернее, думать я начал позже, а тогда, за столом, я понял, что мой собеседник прав, той дикой, нечеловеческой и небожественной правотой, которой до сих пор мне коснуться не приходилось. А если он прав, хоть я и не могу сейчас понять, в чём именно, то накрывается вся моя собственная философия, за которой я так долго прятался. И мне придётся что–то предпринять, чтобы снова ощутить под ногами опору.

 

Не прощаясь с молча смотревшим на меня Гасконцем, я встал и, оставив на столе плату за выпитое и съеденное, вышел. На улице нерешительно оглянулся, соображая, куда пойти, и так и не выбрав пошёл куда шлось.

Кипишения городской жизни не отвлекали и не способствовали размышлениям. Я как-будто набирал силы для чего–то, о чём ещё не знал.

Выбор человека, предшествующий крутому повороту судьбы, наполнен тишиной. Простые и насквозь знакомые явления и события приобретают знаковую силу.

Не помню, как я очутился за городской стеной. Передо мной кровенел закат. Я смотрелся в него, как в морскую глубь, готовясь оттолкнуться, чтобы не иметь возможности вернуться и, окунувшись в воду, постараться достичь всего, что она скрывает. 

Что мы знаем о наших желаниях и мечтах? Только то, что они есть. Не могут не быть. Потому что без них жизнь уже нежизнь, а ожидание смерти.


Дата добавления: 2018-04-15; просмотров: 129; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!