Этапы развития античной цивилизации в рамках Римской державы
В римской истории можно выделить два принципиальных рубежа, связанных с эволюцией римского гражданства и античного гражданского коллектива.
Первая переломная эра связана с событиями I в. До н.Э., Содержание которых определялось борьбой италиков за римские гражданские права. Союзническая война не решила эту делему, а только сделала её из наружной по отношению к коллективу римских людей его внутренней неувязкой. Все главные действия эры кризиса республиканского строя – от диктатуры Суллы и восстания Спартака до "заговора" Катилины и диктатуры Цезаря – определялись данной неувязкой. Возникновение принципата было только политической формой, сумевшей обеспечить более полное разрешение данной социальной трудности.
Результатом наделения италиков правами римского гражданства стало уплотнение античного общественного поля в Италии. Городской закон Цезаря был призван унифицировать гражданское устройство италийских городских общин. Как следствие, этот процесс получил резонанс в западных провинциях. Это вызвало, казалось бы, немотивированные завоевания Цезаря в Галлии. Чуток позже процесс муниципализации стал развиваться в Южной Галлии и в особенности в Испании. Западный центр цивилизации усиливал свой социальный потенциал перед лицом ведущего в социокультурном отношении восточного.
В то же время восточный центр требовал к себе от политической системы адекватного своему потенциалу внимания. Фигура принцепса оказалась удобной во главе республики потому, что как фаворит (вождь) римских людей, он отвечал интересам италийского центра, а как правитель (правитель) подданных, он был должен заботиться и об интересах восточного центра цивилизации. Двойственность публичной структуры порождала двойственный характер её орудия. Восточный вопрос, как понятно, занимал более узнаваемых лиц начала имперской эры: Помпея, Цезаря, Марка Антония, Германика, может быть, Калигулу, Нерона. Хотя в историографии каждый из них оставил свой след, всех их объединяет печальная личная судьба, которая совсем не кажется случайностью. Италийская знать пристально следила за восточной политикой. Только Веспасиану удалось отыскать подходящую форму занятий восточными неуввязками, сохраняя верность римскому обществу. Но к этому времени соотношение сил меж цивилизационными центрами сместилось в сторону более либо менее устойчивого баланса.
|
|
|
Целенаправленно проводившаяся в течение века романизация западных провинций дала свои результаты. Римский городской строй оказался не менее распространенным, чем греческий полисный. Приобщавшийся к цивилизации римлянами Запад разумеется следовал в фарватере их социальной и культурной политики. Во II в. Римская знать уже не боялась отпускать на Восток собственных императоров. Тайная эллинофобия сменилась более спокойным и взвешенным отношением. К этому времени и сам Восток смирился с политической зависимостью от Рима, поколениями осознавая вторичность собственной публичной жизни по сравнению с римской. Отдушиной для интеллектуалов оставалось культурное первенство. Утвердившееся деление населения империи на римских людей и перегринов порождало две тенденции. Конформисты стремились заполучить римское гражданство и таковым образом ощутить себя людьми первого сорта. Для этого требовались не лишь награды перед римским государством, но и приобщение к эталонам римской жизни. Те, кому это было недоступно либо претило, вставали на путь пассивной конфронтации. Объединяющим началом таковой естественно развивавшейся идеологии нон-конформизма римскому господству и распространению италийских традиций на Востоке стало христианство. Как собственного рода правительство в государстве, оно объединяло вокруг собственных идей всех, кто оказывался на обочине официальной публичной жизни. Эта тенденция развивалась независимо от наличия либо отсутствия у аутсайдеров римских гражданских прав, что, с одной стороны, скрадывало оппозиционность христианства, а с другой, повышало его жизнеспособность. Идеологически это учение постоянно было готово поменять вызвавшую его к жизни социальную полярность на более терпимую для власть предержащих.
|
|
|
|
|
|
Две силы медлительно, но правильно распространяли свое влияние навстречу друг другу – римское гражданство, объединяющим началом которого было правительство, и христианская идеология, в качестве объединяющего начала представленная церковью. Наличие адептов христианской религии посреди римских людей и жаждущих стать римскими гражданами посреди перегринов, в том числе и христиан, тотчас затемняет суть происходивших действий. Но теоретически их начальная принципиальная конфронтация очевидна. Обе силы объективно стремились к одной цели – объединить в собственных рядах все популяция империи. Любая из них сформировалась в оппозиционной другой среде: римское гражданство в политически господствовавшей Италии, христианство – в населенных перегринами подчиненных областях некогда эллинистического мира. Два центра античной цивилизации боролись друг с другом за лидерство, используя различные орудия. Поэтому эта борьба кажется незаметной современным исследователям.
|
|
|
Вторая переломная эра в развитии римской цивилизации приходится на III век, начало которого было ознаменовано новым расширением круга римских людей. С перевоплощением провинциалов в римских людей практически исчез буферный слой, отделявший гражданский коллектив от варварской периферии. Общественная жизнь людей вступила в непосредственное соприкосновение с варварской. Социальное поле, порождавшееся античным гражданством, до этого растрачивавшее свой потенциал на провинциалах, сейчас стало более массивно воздействовать на варваров. Поэтому племенной строй варваров стал в особенности заметен в римской политике и в источниках со второй половины II – начала III вв. Его давление ощущалось и на саму империю, стимулируя в ней процессы консолидации подданных с гражданами. Это смещение акцентов в отношениях с варварской периферией, традиционно выражающееся формулой "перехода империи к обороне", проявлялось уже в правление Марка Аврелия.
В течение III в. Происходило нивелирование общественного поля в империи, выражающееся в распространении римских форм публичной жизни и римского права на получивших гражданство провинциалов. Этот процесс активно разворачивался на территориях, где носителем цивилизации выступал Рим, то есть в большей степени в западных провинциях. Переработанные предшествующими столетиями публичные формы эллинистического Востока не дозволяли римскому влиянию проникать глубоко в толщу публичной жизни данной части империи. Поэтому оппозиция обоих центров империи продолжала сохраняться. В III в. Их поля социо-культурного влияния пришли в непосредственное соприкосновение, и таковым образом сложилась предпосылка для решающей схватки за лидерство в популяции (империи). В течение III в. Активно развивалось противостояние двух идеологических систем: официального правительского культа и все более гонимого христианства. Обе главные силы империи равномерно смогли перенести свою борьбу на единое, подходящее для схватки, поле. Таковым полем стала идеология. Императорский культ, равномерно из римского гражданского культа гения правителя принимавший форму эллинистического культа монарха, был призван сплотить воедино людей и подданых империи на базе официальной идеологии. Его восприятие народными массами заполняло его чертами, близкими архаическим представлениям о сакральной царской власти, в согласовании с которыми цари рассматривались как посредники меж мирами богов и людей и подателями космических благ для последних. В III в. Императорский культ стал активно срастаться с культом Солнца, аккумулировавшим в себе почитание небесного светила в разных местных формах от Испании и Италии до Египта и Сирии. Солнце в имперской идеологии символизировало власть над космосом, а правитель рассматривался как его представитель (посланец) в мире людей. Сходные установки, но в остальных формах, выработало и христианство с его Единым богом и рожденным им богочеловеком Христом.
Исход борьбы двух центров античной цивилизации за лидерство был предопределен вначале большей прочностью эллинских античных социокультурных форм. Органичность античного общества Восточного Средиземноморья определялась слитностью обоих таксономических уровней его культуры (этнического и цивилизационного). долгое доминирование Италии определялось военно-политическим господством Рима, которое дозволяло разглядывать в качестве социально важных лишь римские гражданские нормы. После уравнения в гражданских правах всего населения империи в 212 г. И восстановления на данной базе античных публичных форм Диоклетианом, социальное поле империи получило формальную однородность. Как лишь это вышло, оба центра цивилизации оказались в равных условиях, и восточный центр стал скоро наращивать свое преимущество, облекая его в политическую и идеологическую форму. Исторически, как понятно, этот процесс выразился в политике правителя Константина и его премников. Столица империи, то есть формальный центр популяции, была перенесена на восток в Константинополь, который к концу IV в. Развился в реальную альтернативу Риму со всем его гражданством и государственным аппаратом. Сразу и христианство, перестав быть гонимой идеологией оппозиции официальному обществу, при Феодосии I превратилось в господствующую религию империи.
таковым образом, в течение IV в. Происходила концентрация главных орудий манипулирования популяционным полем – политического аппарата и идеологической системы – в руках восточного центра цивилизации. Сразу началась утрата Италией свойств центра цивилизации (популяции). Плотность популяционного поля в западных, оказавшихся сейчас удаленными от настоящего центра цивилизации провинциях стала понижаться. Конкурентом городской общине (муниципию) на западе стало крупное сельское поместье, квази-городской характер организации которого способствовал превращению его в центр притяжения окрестного населения. В поле социальной норматики западного мира начинают появляться лакуны, заполнявшиеся неантичным варварским содержанием. Это способствовало проникновению на эту часть местности популяции находящихся в зоне её притяжения племенных групп. Различие меж этими варварами и римлянами кельто-иберийского либо другого происхождения в IV-V вв. Было не столь существенным, как различие меж германцами и римлянами в эру Цезаря и Тацита. Самосознание провинциалов пробовало утвердить эту ускользавшую грань завышенным вниманием к своему статусу "римлян", но эта попытка не подпитывалась настоящей основой. В то же время плотность популяционного поля в Восточном Средиземноморье повысилась, а различие меж готами и персами и ромеями имело реальную базу. Феноминально, но к концу позднеантичной эры оба центра античной цивилизации поменялись своими орудиями: политические университеты оказались на Востоке, а Запад "наслаждался" христианством.
Позднеантичное общество
более характерной чертой обычного взора на римскую историю является напористое рвение разглядывать её последние века как эру кризиса и упадка. Одни исследователи видят в ней упадок "римского духа", остальные – кризис античной культуры, третьи – экономический упадок и обнищание населения, четвертые – политическое и военное ослабление под натиском варваров, пятые – кризис рабовладельческого строя, шестые – закат античного городского строя и основанной на нем цивилизации, седьмые – упадок рыночной экономики и натурализацию хозяйства, восьмые – ориентализацию страны, поработившего и доведшего до упадка общество. Разные сочетания этих и остальных компонентов кризиса создают впечатление историографического контраста подходов к позднеримской истории, объединенных, но, общим исходным постулатом (собственного рода аксиомой): в IV-V вв. Римское общество находилось в состоянии неотвратимого упадка, помешать которому не могли никакие усилия страны либо отдельных императоров. Неясна только причина столь неумолимого разрастания кризисных явлений, за проявления которых принимаются фактически все стороны экономической, публичной, политической, культурной жизни, конфигурации в идеологии и военной практике.
В последние десятилетия посреди исследователей приобретает популярность подход, в согласовании с которым позднеантичное общество было не упадком, а закономерным этапом развития античной цивилизации. Реформы Диоклетиана попробовали приспособить прежние формы административной системы и внутренней политики к многократно возросшему в течение III века гражданскому коллективу. Но оказалось, что двадцатимиллионному коллективу людей уже не могут быть в полной мере адекватны принципы публичной жизни Принципата, даже скорректированные Северами. Реформы Константина освободили внутреннюю политику от неких, очень тесновато связанных с культурным наследием городской полисной жизни и потому устаревших, форм. С этого времени началась борьба античных публичных традиций с новыми, имперскими формами политики и общежития. Поскольку сходные формы взаимоотношений страны и общества, монарха и городских общин, уже были выработаны в условиях монархий эллинистического мира, этот процесс часто производит впечатление эллинизации (либо ориентализации) Римской империи. Христианство, в особенности на Востоке, активно помогало этому процессу на стороне страны, стремясь занять нишу господствующей идеологии империи. Естественно, что его оппонентом оказалась античная культура в римской оболочке, сплетенная с городским обществом. Переходный период подвижного равновесия меж общинным городским началом и формирующейся имперской гос структурой занял около двух веков (с начала IV до второй половины VI века). Это условное равновесие и определяло своеобразие лица позднеантичного общества.
Развитие всякого общества выражается в трансформации одних его форм в остальные. Позднеантичное общество естественным образом подросло из ранешней империи. Кризис III века смотрится методом выработки политического орудия для решения новейших социальных задач, а административная политика Диоклетиана – методом внедрения этого орудия. Правитель, из вождя-принцепса гражданского коллектива ставший доминусом-господином, подобно папе фамилии, в частном праве представлявшему все семейство, персонифицировал сейчас все гражданское популяция Империи. Эта отождествление общества с императором было осмыслено Евсевием Кесарийским в форме посредничества правителя меж гражданами и христианским богом. Правитель был призван контролировать распределение прав и обязанностей меж гражданами. Но возросшие размеры гражданского коллектива сейчас не дозволяли соблюдать единство прав и обязанностей. Поэтому продолжавшее мыслить себя в качестве гражданского коллектива общество начало разделяться на сословия.Фиксация прав и обязанностей каждого их сословий – сенаторы, куриалы, сельские плебеи, члены ремесленных коллегий, колоны и т.П. – происходила равномерно до середины V века, а окончательные формы приняла лишь в законодательстве Юстиниана. Поэтому позднеантичное общество IV – начала V веков значительно различалось от позднеантичного общества второй половины V – первой половины VI веков. Но пока основной ячейкой популяционного поля продолжала оставаться городская гражданская община, общество сохраняло свою генетическую связь с Античной цивилизацией.
Идеологическая борьба внутри этого общества, оформлявшаяся в оболочку то верности античным римским культам, то преданности новому христианству, то особой его разновидности, вращалась вокруг вопросов прав и взаимных обязанностей гражданина, общества и страны, персонифицированного императором. "Новое" христианство освободило религиозную сферу от государственной римской специфики, сохранив все античные теоретические представления о власти. Общество по-прежнему мыслило себя гражданской (потом это стало называться – христианской) общиной, лишь сейчас ей противостояли не жившие внутри границ империи перегрины, а варвары за пределами империи. Христианизация империи привела к тому, что принимавшие христианство приграничные варвары становились частью собственного, христианского мира. Развивавшееся отчуждение гражданина и страны толкало его к сближению с варварами, в мире которых еще отсутствовала твердая система подавления. Варварский мир, вскормленный на границах империи, естественым образом перетек в его пределы, довершив разрушение связи государственных структур и общества там, где они были ослаблены. Местное популяция западных римских провинций более чем в десять раз превышало число переселившихся на их местность германцев. Сломав римскую государственную машину, они не могли нарушить уклад жизни рядового населения. Большая часть завоеванных "римлян" очевидно хотело быть завоеванными. Через два-три столетия бывшие римляне ассимилировали завоевателей и на местности бывшей империи начал развиваться феодальный строй, переход которого в зрелую стадию, но, привел к античному Ренессансу.
Система связей гражданин-город-правительство в Восточном Средиземноморье имела более прочные корешки, чем на Западе. Поэтому Восточная империя оказалась более устойчивой по отношению к давлению варварской периферии. Для Византии огромную опасность представляло соседство с Ближневосточной цивилизацией, часть местности которой римляне завоевали в свое время. Сформировавшаяся задолго до Античной здешняя цивилизация со своми социо-нормативными принципами не воспринимала чуждых античных форм публичной огранизации. Орудием борьбы с ними стал ислам, превратившийся в действующий цивилизационный инструмент лишь с распространением в Египте и на Ближнем Востоке. Ренессанс Ближневосточной цивилизации, оформленной некогда Ахеменидами, в мусульманской оболочке значительно потеснил христианский, либо, другими словами, бывший римский, мир. Борьба исламского и христианского миров в эру средневековья была логическим продолжением борьбы римлян с парфянами и персами, но уже на других рубежах и под другими лозунгами. Как и в случае с германскими варварами, политическое и идеологическое развитие исламского мира было спровоцировано соседством с Римской цивилизацией. Но если на Западе имел место симбиоз империи и варварского мира, то на Востоке развивалось их неизменное противостояние и соперничество.
Восточная Римская империя в течение V и VI веков еще боролась за сохранение социо-нормативных принципов Античной цивилизации, но к VII веку оказалась в соседстве с теснившими её новыми социально-политическими формами Западной Европы и близкого Востока. Напряжение сил значительно изменило соотношение общества и страны в пользу последнего. Византия была обязана приспосабливаться к новым условиям собственного существования. Античное наследие в публичной жизни стало непозволительной роскошью и превратилось в пережившую свое время традицию.
Вопрос 5
Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 356; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!