ВЕРА ЕСТЬ ЗНАНИЕ, СПОСОБНОЕ ДВИГАТЬ ГОРАМИ 17 страница



Если бы я остался посмотреть, то увидел бы, как Уоллун – Сын Одиночества вышел из своей телесной оболочки, оставив ее в тайной комнате, где никто не мог причинить ей вреда во время отсутствия тонкого тела. И я бы увидел, как он, находящийся в собственном астральном теле, повел мою – Цельма – астральную оболочку в Инкалифлон и там заставил ее пройти сквозь Свет Неутолимый. А дальше – из всех людей на земле лишь научившиеся видеть глаза Сына могли узреть, что произошло дальше, – оболочка исчезла в Свете Максина навсегда.

Но зачем? Зачем уничтожать ее?... Для того, чтобы она не возвращалась на Землю и не входила в контакт с сенситивными натурами, подобными тому человеку в Умауре, которого я внушением заставлял писать и на которого моя астральная «скорлупа» могла бы продолжать воздействовать и дальше. А это грозило бы большими неприятностями, бы потому, что мое астральное тело усердно повторяло последние слова, которые я слышал от него, когда оно обращалось к Уоллуну там, в Агако: «Я не умер». И в этом оно было похоже на все остальные такие же тела: его составная – двойная природа могла сохраняться лишь ограниченный промежуток времени, только пока оно имело возможность черпать магнетизм из моей недавно умершей физической, или земной, оболочки.

Такая подпитка может длиться минуты, или дни, или годы, а в некоторых случаях ее хватает на века и даже на тысячелетия. Все зависит от того, куда в большей степени был устремлен умерший – к земле или к духу. Астрал – это только оживляемая форма, являющаяся просто отражением, копией своего Эго – Я ЕСМЬ. Даже пророчества, сделанные каким-либо «вернувшимся духом» и сбывшиеся годы спустя, возможно, есть лишь видения Эго, запечатленные в момент его ухода, когда ему на мгновение открылись глубины будущих времен и эти видения отпечатались на его астральной оболочке. Это – психическая сила. До тех пор, пока религиозные системы (тем более, если они созданы действиями таких обладавших огромной жизненной силой людей, как Моисей, Будда или Зороастр) имеют приверженцев, до тех пор – но не дольше – оболочки их пророков будут продолжать свое существование. Психическая сила действует через эти формы, и именно она является рычагом, приводящим их в движение. Та же самая сила удерживает звезды на своих орбитах, а атомы – на своих. Она жизненна и дуальна, будучи как положительной, так и отрицательной.

Для того, чтобы сконцентрировать силу стихии огня, древние атланты и создали куб Максина – фокус для Света Неутолимого. В более поздние века в Израиле таким же фокусом стал Ковчег Завета, чья сила, подобная силе Максина, тоже была смертельной. Эти средоточия энергии являлись вратами, пройдя которыми, все скопления меньших сил природы поглощались при соприкосновении с Великой Силой – «универсальным растворителем» алхимиков, который те так старательно искали. Очевидно, что некоторые алхимики, будучи Сынами Одиночества, пользовались этим чудесным «растворителем».

Столь же очевидным должно быть и то, почему все это тщательно держалось в секрете. Ведь эти средоточия энергии суть места вхождения в само сердце Вселенной, следовательно, любой вид организованной силы встречает здесь свою Омегу. Когда Уоллун заставил мое астральное тело пройти через Максин, он вернул общей неделимой космической силе ту ее часть, которая не использовалась более тварным миром. В некоторой степени продолговатый мозг человека является таким же фокусом, точкой Максина, где встречаются положительное и отрицательное. Если бы не он, жизнь была бы невозможна; если разрушить этот Максин тела хотя бы уколом иглы, то жизнь прекратится.

Итак, Уоллун пришел ко мне, к тому, кто не мог спуститься к нему. Непосвященные ведь тоже часто поднимаются к своим друзьям в снах, но им не удается сделать это сознательно, ибо они не знают – как. Поскольку одной из главных задач моего труда является объяснение этих таинств, я займу еще немного вашего времени, чтобы четко показать, исключив все ошибки, почему живущие на Земле могут обрести способность подниматься к своим друзьям, переходя Рубежи, и почему последние не могут вернуться назад, к Земле.

Барометр в спокойный день регистрирует на уровне моря определенное значение давления воздуха, а на высоте мили над морем, скажем, на склоне горы, ртутный столбик «падает» до другого определенного, но уже меньшего значения. В обоих случаях это вызвано давлением воздуха. Если кто-то захочет измерить давление на высоте одной мили, то он, естественно, сам поднимется вверх, а не станет пытаться перенести эту высоту вниз, к себе. В штормовую погоду барометр тоже «падает», регистрируя уменьшение плотности воздуха, и наступают метеорологические изменения, объясняющиеся тем, что верхние, менее плотные воздушные массы, – то есть условия, преобладающие на больших высотах, – опустились вниз, на более низкий уровень. В результате возникает буря, которую вызвали высшие условия.

С помощью высшей силы, проявленной на спиритическом сеансе, медиум может вызвать назад, или вниз, душу, уже прошедшую через могилу. Но при этом он создаст психическую бурю, которая может очень дорого обойтись. Аэндорская волшебница вызвала такую бурю, заставив пророка Самуила снова спуститься вниз, на Землю.* (* 1 Цар. 28:7-20.) Берегитесь, медиумы! Колиты, читатель, являешься человеческим «спиритическим барометром», то можешь подняться к своим друзьям, но ни в коем случае, если ценишь собственный душевный покой и покой своих друзей, не стремись притянуть их на «круги своя». (Надеюсь, все эти пояснения интересны тем читателям, которые во всем ищут смысл, стараются извлечь урок из хроники моей жизни и ценят информацию о событиях, произошедших много тысяч лет назад. Ведь именно для них я пишу эту книгу, а не для тех, кому любопытна лишь интрига моей истории.)

Из-за предательства Инкализа Майнина мне пришлось самому искать свой психический уровень, а поскольку я был я и есмь я, этот уровень представлял собой место более или менее уединенное, заполненное плодами моей фантазии, моим опытом, моими надеждами, желаниями, стремлениями и представлениями о людях, местах и вещах. Два человека не могут видеть один и тот же мир одинаково. Мир Анзими, обладавшей многими знаниями, не мог быть похож на тот, который видела Лоликс, смотревшая на него с другой, в некотором смысле низшей точки зрения. Видение их обеих совсем не походило на видение мудрого министра Менакса. И уж совсем отличным от всех трех было видение мира Уоллуном. Так же и в девачане: рай одного человека заполнен его собственными представлениями о жизни, в то время как у его соседей он занят совсем другой, присущей только им ментальной собственностью.

Когда человек умирает, его знания, стремления и жизненное кредо обусловливают урожай; здесь уже никто ничего не может сотворить заново, но тут оплачиваются по заслугам все поступки предыдущей жизни. В стране Леты нет ни боли, ни тоски, ни болезни, ни мук, ибо эти условия начались на Земле и, следовательно, на ней же заканчиваются. Это – веление кармы. Рай пассивен, а не активен, душа лишь усваивает там результаты познания. Так что всякая жизнь есть просто очередная страница в деловом гроссбухе, где зафиксированы все предшествующие жизни и куда добавляются записи о новых.

Надеюсь, мой читатель, я был не слишком многословен и мне удалось дать тебе четкое понимание того, в чем состоит взаимосвязь между землей и небом, и что небо по отношению к земле является как бы периодом ночного отдыха перед очередной дневной активностью. Но пусть никто не думает, что девачан человека, совершившего ошибки, привязывающие его к Земле, ошибки, из-за которых он должен снова воплотиться, хоть сколько-нибудь похож на Великую Жизнь, какой увенчаны те, кто был верен и сразил в своем сердце змея животных страстей. Мои слова могут дать представление о девачане, но они бессильны описать высшую Жизнь. Конечному никогда не вместить Бесконечного. Но пусть Бесконечное войдет в сердца ваши.

...Пока я размышлял в присутствии Уоллуна, Анзими и остальных, кто не хотел или не мог видеть меня, мои земные силы постепенно уходили. Способность видеть людей, места и другие объекты физического мира, которой я обладал еще мгновение назад, казалось, быстро покидает меня. Взамен возникали какие-то звуки и торжественные видения, похожие на сны о только что оставленной жизни, но сны наяву, ибо все вокруг было реальным для моих ощущений – я мог влиять на него, а оно на меня. «Ну что ж, если те, кого я оставил там, на том берегу Смерти, уже не могут видеть меня и ощущать мое присутствие, так же как я сам теперь уже не в силах видеть их, почему бы не отдаться спокойному течению, скользя вместе с ним к новым ощущениям, к новому миру, сменяющему старый, – пришла мысль. – Да, именно так я и сделаю. Прощай, старая жизнь, здравствуй новая!»

Так же тихо, как ускользает сон, из глаз скрылись дворец и все знакомое, что окружало меня в нем, и я очутился в долине, обрамленной лазурными горами. Прямо перед собой я увидел обычное здание. Некоторая несоразмерность в его очертаниях объяснялась, видимо, тем, что оно состояло из секций, добавлявшихся по мере возникновения нужды в новых помещениях. «Какая же это чудесная идея!» - подумал я. Здание было пристроено прямо к скалам, но не искусственно созданным, а естественным образом поднимающимся из горного массива. Местами оно имело три этажа, местами - два, но большая часть была одноэтажной.

Что за люди живут там? Во всяком случае, свобода их архитектурной фантазии была мне по сердцу. Я еще не встретился с ними, но уже испытывал к ним дружеское расположение. Несомненно, они обладали чувством прекрасного, о чем можно было судить по многолетним лозам, живописно бегущим вверх по стенам причудливого строения, и по красоте разбитого вокруг него сада. Стоит ли мне осмелиться и вторгнуться в этот дом?

Внезапно в нем открылась дверь, и навстречу вышел человек, лицо которого было мне хорошо знакомо. Но где же мы могли встречаться? Я совсем забыл прежнее, как будто никогда и не знал той жизни, которую прожил Цельмом. Во мне сейчас преобладали детские чувства, мысли и представления – то простое знание детства, которое было у меня, когда я жил в нашем доме у Питах-Рок. Знакомый незнакомец подошел ближе и спросил: «Узнаешь ли ты меня, отца твоего, Мерина Нуминоса?»

В моем сознании на мгновение возникло смутное воспоминание о том, что я теперь один, невидим для людей, что я умер. Но мысль эта быстро исчезла, словно погасла. И больше у меня не появлялось такого ощущения, само осознание моей смерти прекратилось. А при словах этого человека меня охватила внезапная радость: передо мной стоял мой отец – идеал моего детства, именно такой, каким я представлял его себе. (А не такой, каким его, всегда презрительно, описывала мать, которая, – ты уже знаешь это, мой читатель, – совсем не любила своего мужа.) В тот моменту меня не возникло никаких воспоминаний, просто я знал, что смотрю на своего настоящего отца, и радостно воскликнул:

- Я и правда хорошо тебя знаю!

Тогда он спросил:

- Ты отдохнешь?

- Конечно. Ведь я так устал, это будет мне только на пользу. Отец провел меня внутрь большого дома, в комнату, которую точнее назвать логовом, хотя кому-то такое слово покажется грубоватым. Здесь было чисто, но царил замечательный беспорядок: книги, куски скальных пород и все, что нравится мальчишкам, было разбросано вокруг. Само подобное зрелище обычно наполняет отчаянием душу аккуратной хозяйки, мое же удовольствие было безгранично. Я вновь чувствовал себя мальчиком, всего лишь мальчиком, которому еще только предстоит возмужать. Предвкушение открытия неизведанных возможностей в будущем наполнило все мое существо приятным ожиданием. Я вновь стал ребенком с кипучей энергией, предоставленным самому себе в этой комнате, где не надо бояться строгой матери с ее попытками всячески ограничить меня.

На небрежно застеленной кровати лежала стопка книг из библиотеки, адрес ее был написан на каждой из них по-посейдонски: «Район Питах-Рок, 5». Я всегда трепетно относился к книгам и сейчас бережно переложил их на пол, чтобы лечь отдохнуть на постели. Потом устроился на простом ложе, которое, когда я с нежностью вспоминал о нем раньше, в земной жизни, всегда казалось мне мягче и удобнее, чем все пуховые подушки в Каифуле. Неверно сказать, что я узнал его, просто все вещи здесь дарили мне именно то состояние, какое точно отвечало моим желаниям. У меня не осталось никакого четкого представления о прежней жизни в Посейдонии, никакого воспоминания о смерти, вообще ни о чем. Все прошло, как сон, который мы тщетно пытаемся восстановить в памяти утром за завтраком. Но, увидев вещи, знакомые и любимые в прошлом, и обнаружив, что все они здесь как раз такие, какими и представлялись мне в моих земных грезах, я исполнился чувством глубокого удовлетворения и сбывшейся, наконец, мечты.

Вот место, радостью согревшее мой взор,

Я узнаю его, хотя есть странность в нем,

Как будто каждая деталь с давнишних пор

Волшебно в сердце запечатлена моем.

 

Однажды я собрался и покинул это место, воспроизводившее мое детство. Занавес вновь поднялся над событиями прошлого после того, как я оставил, так сказать, здешний Питах-Рок и переехал в Каифул, очутившись в периоде моей жизни, аналогичном тому земному, когда я учился. И тут я даже получил звание ксио-инкала – степень, что выше всех, которых когда-либо добивались ученые современного мира. Но эта фаза вскоре закончилась, потому что, не получив такой степени на Земле и даже не попытавшись добиться ее, я не имел реальной основы, на которой могли бы возникнуть образы девачана. Так проходило время. Иногда меня окружали реальные умершие люди, которые близко работали со мной на Земле и потому теперь должны были пожать вместе со мной плоды нашего сотрудничества. По­рой я оставался наедине со своими представлениями, которые, тем не ме­нее, казались столь же реальными, как и настоящие люди, ибо все тут выглядело реальным. Лоликс пребывала здесь в своих наилучших про­явлениях, а наш земной грех был оставлен до нашего следующего возвращения на Землю.

Совершенно естественным было встретить однажды ночью и Анзими. Это случилось во время прогулки по пустынному берегу моря, где дикая природа гармонировала с моим идеалом уединения; именно в такое место я мечтал увезти ее из суеты Каифула после нашей земной свадьбы. Когда же мы встретились здесь, я с наслаждением слушал, как она на­зывает меня «супругом», а покой после активной деятельности был та­ким приятным, каким, по моему представлению, он и должен был бы быть. Но перо мое опережает события, поэтому давайте вернемся нена­долго в «логово».

Воздух вокруг был очень теплый, я лег и заснул, не раздеваясь. Ког­да же проснулся и спустился вниз, в сад, то обнаружил во всем некото­рые перемены. Во-первых, я стал старше, во-вторых, изменился окружающий пейзаж: дома стали больше походить на те, которые каза­лись привычными моему выросшему сознанию, соответствующему тому времени, когда я уже был подростком, но все еще жил у Питах-Рок; с зад­него плана исчезла река и появилось широкое море, прямо на берег ко­торого выходил сад. Перемена точно соответствовала последним желаниям моей юности. Эти изменения, потрясающие с земной, физи­ческой точки зрения, теперь даже не удивили меня. Что же это была за жизнь? Что за условия допускали такие перемены, почему-то не казав­шиеся необычными мне, наблюдателю?

Истина не должна быть многословной, и единственным ответом будет - жизнь после смерти, хотя такие слова и звучат несколько парадоксально. Но это была еще не Великая Жизнь в Боге. Требовалось ли для описанных перемен какое-то время или это была страна волшебной лампы Аладдина, где мгновенно исчезало одно окружение и также мгновенно возни­кало другое, - не знаю, я даже не задумывался над этим. Все воспринималось реальным. Реальна ли Земля? Дух, Бог - да, реальны. А Земля и вселенная - это Свет, проявленные идеи Бога. Земные объекты суть слова великого Слова Божия, обращенные к нам. Следовательно, таковыми же являются и объекты девачана, или рая. Все они реальны, только диаметрально противоположно-реальны внутри нас, а не снаружи.

Я нашел своего отца, Мерина Нуминоса, и спросил его:

- Долго ли я проспал? - Задавать вопросы было не более, чем  привычкой, ведь для этого у меня не было иных поводов. То, что в смерти привычки разума не угасают вместе с памятью о событиях жиз­ни, и было доказано моим вопросом. Он ответил:

- Ты спишь несколько лет.

- Лет? - переспросил я, хотя на меня совсем не произвело впечатления известие о столь долгом сне, как у Рипа Ван-Винкля из легенды. Именно привычка заставила позаботиться и об опрятности: я невольно оглядел свое платье, выясняя, не износилось ли оно за столь долгий срок, и нашел его вполне удовлетворительным. Упоминание о нескольких го­дах все-таки заинтересовало меня, и я опять спросил:

-Ты говоришь, я спал несколько лет, все время с того момента, как попал в эту страну? Прошу тебя, скажи мне, был ли я где-либо еще?

Ответа не последовало, у отца взгляд как бы остановился - так смотрит статуя. Очевидно, он ничего не знал о каких- либо предыдущих состояниях, а мой вопрос свидетельствовал, что и сам я знал не более его. Словом, смерть была чем-то иным, чем мне представлялось прежде. С того момента, когда совершившие переход души уже не могут взаимодействовать с теми, кого оставили на Земле, они осознают, что находят­ся посредине изменения, которое раньше называли смертью и которого возможно, страшились на протяжении всей своей земной жизни. Одна­ко, обитатели девачана знают лишь одно состояние - то, в котором на­ходятся, и не предполагают существования иной реальности. Следовательно, смерть для развоплощенных душ была и остается неиз­вестным понятием. Для них ее фактически не существует, как не суще­ствует здесь боли и горя. Низший девачан похож на высший (Нирвану) - состояние, о котором упоминается в «Откровении» (21:4).

Друг мой, в мои задачи не входит вдаваться в споры и потому я от­казываюсь убеждать тебя. Цель моей истории - рассказать о том, что я знаю по личному опыту, а не теоретизировать. Но если ты положишь все вопросы, оставшиеся для тебя неразрешенными, на алтарь своей души и там поразмышляешь над ними, то, надеюсь, у тебя это получится: они прояснятся и станут подобны воде, утоляющей жажду. Если ты имеешь уши, чтобы слышать, тогда последуй этому совету. Я обращаюсь к тем, кто использует страницы моей книги с пользой.

Поскольку обитатели девачана знают лишь об одном изменении и оно настолько отличается от того, чего нас приучила бояться религия, то все души, попадающие в рай, понимают в момент смерти, что ее нет и что учения, воспринятые на Земле от священников, это выдумки ду­ховенства. И они не так уж и ошибаются, ибо нет никакой иной смер­ти, кроме простого перехода от объективного к субъективному состоянию сущности, за исключением окончательной смерти, о которой я буду говорить позже.

Парадоксально, но состояние смерти является, насколько попавшие туда могут ощутить, как бы ускоренным просмотром всех событий только что завершившейся жизни. Этот опыт проходят все души, какой бы короткой ни была их жизнь. Значит, спрашивая отца, которого нашел в девачане, всегда ли я пребывал там, я ничего не знал о выдумке, называемой смертью. Во времена Атлантиды, как, собственно, и сейчас, религия учила, что со смертью наступает конец всему земному горю. И это верно на период времени, отведенный душе для пребывания в девачане. Земная мгла не проникает туда по той причине, что она – порождение Земли, обитает только там и оказывает влияние только на Землю.

Однако «зло, совершенное человеком, продолжает следовать за ним». Воистину так, ибо предрасположенность к греху (то, что ошибочно называют «адамовым» желанием греха) в закристаллизованном виде лежит в ожидании возвращения к земной жизни. В девачане грешник освобожден от этой силы, но семя ее, словно плевелы среди пшеницы, живо и готовится дать горький урожай в жизни нового воплощения. И оно будет продолжать расти до тех пор, пока человек не искупит сотворенное им зло каким-нибудь добрым деянием. К счастью, ему для расплаты* (* Не путайте «расплату» с «искуплением». Иисус искупил нас у Бога. Мы способны только начать расплачиваться, когда, обретя прощение благодаря ЕМУ, пытаемся жить ИМ. Покуда мы не посвятим себя Христу, нам не удастся узнать, что мы – ЕГО, поскольку принадлежим ЕМУ. Признав это, мы узнаем, что ОН владеет нами, а мы – ИМ. И тогда, но не прежде, мы сможем начать кармическую расплату. И если мы «идем и больше не грешим», ОН зачтет наш долг карме и дарует нам освобождение! Карма закрывается для того, кто искуплен таким образом, и для него открывается возможность восстановления. Ибо ему нет необходимости в новом воплощении. Разве он не обрел Сына? А это жизнь вечная. Что же я имею в виду под обладанием Сыном? Под посвящением Христу? Разве это всего лишь церковный постулат? Нет, это нечто гораздо большее, друзья. Человек смертен. Когда пробужденный человек познает себя, он выбирает, каким путем идти. Этот выбор – пересечение Божественного с Человеческим. Это – собственность Сына, который живет в вас.) отведена вечность. Если он следует Божественным законам и правому пути, то будет постепенно выпалывать плевелы, как бы глубоко ни лежало их начало – семя зла. Доброе деяние есть стирание злого.


Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 192; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!