Из интервью президента компании Renaissance Capital Asset Management Андрея Мовчана. «Объединение финансовых рынков – вопрос темпов роста и его модели»
– Андрей, интересно ли инвестиционному банкиру выходить на постсоветские рынки?
– Давайте сначала разберемся с, условно говоря, диспозицией: в каких именно зонах СНГ какие конкретные экономические условия сложились и существуют.
Вот, скажем, две очень разные страны – Украина и Казахстан. У Республики Казахстан инвестиционный рейтинг появился раньше, чем у России, инфляция там в два раза меньше, чем у нас, казахстанская валюта – тенге – укрепляется. Нацбанк РК проводил при прежнем руководстве (имею в виду Григория Марченко) и продолжает проводить весьма разумную политику. Словом, в республике сильная, устойчивая и финансово сбалансированная экономика. Но экономика несекьюритизированная. Рынок «спроса на деньги» значительно меньше, чем рынок соответствующего предложения.
Российскому бизнесу в Казахстане интересны не портфельные инвестиции, а клиенты. С одной стороны, в этой стране очень много денег: и у частных лиц, и в банках. С другой стороны, казахстанские инвестиции неликвидны: практически нет компаний, которые публично торгуются, а у торгуемых – минимальный free fl oat. Акций в РК количественно меньше, чем в России, где их, как известно, немного. Казахстанские бонды имеют очень хорошее качество, но дают невысокий доход. Хотя тенге (как мы только что отметили) укрепляется к доллару, нет особенного смысла в том, чтобы менять российские бонды на казахстанские. Покупать бумаги соседей просто для диверсификации тоже нет смысла, поскольку российский рынок облигаций и так достаточно большой и диверсифицированный.
|
|
|
– Финансисты России и Казахстана уже несколько лет заявляют то на одной, то на другой международной встрече об объединении биржевого пространства наших республик. Однако дальше заявлений дело не идет. Можно ли считать, что интерес к этому проекту сильнее у них, нежели у нас? И что такая асимметрия как раз является причиной торможения?
– Да, безусловно. Неправильно говорить, что России объединение биржевого пространства с Казахстаном не нужно вообще, но с точки зрения инвестиций проект значительно интереснее той стороне.
Проблема в том, что какое пространство между нашими странами ни строй (будь ли оно единым биржевым или вообще единым экономическим), однако казахстанский гражданин все равно не имеет права инвестировать в Россию. Законы его родины четко регламентируют, в какие именно бумаги можно вкладываться. В частности, реальные инвестиции могут идти в бумаги с рейтингом не ниже АА – это, например, бельгийские государственные облигации. Российские ценные бумаги из такого списка полностью выпадают. Тем не менее граждане Казахстана очень хотят в них инвестировать. И многие это делают. Схема простая. Находят банк‑посредник, открывают в нем счет, заводят на него деньги и покупают, скажем, бельгийские государственные облигации. На другой счет этого же клиента под залог бельгийских бондов банк дает кредит, который используется для покупки российских ценных бумаг.
|
|
|
– А через российских «дочек» нельзя организовать такие схемы?
– Переводить в дочерние банки деньги клиентов запрещено законодательно – Национальный банк РК разрешает кредитной организации производить такие операции только с собственными средствами. Поэтому дочки казахстанских банков пытаются конкурировать с российскими банками за российскую клиентуру. Однако в России банковский сектор достаточно концентрирован – около десяти банков контролируют процентов восемьдесят рынка.
Казахстан, безусловно, интересен именно тем, что там имеется значительная ликвидность. Он интересен также в плане private equity business, в плане приобретения пакетов акций предприятий: там много перспективных компаний. Но портфельные инвестиции практически невозможны. Как только у их инвесторов появится возможность выхода на российский рынок, значительно более доходный, оттуда потекут к нам достаточно большие деньги.
|
|
|
– А для российского рынка это как?
– Приток денег полезен любому рынку. Я разговаривал с казахстанскими пенсионными фондами. У всех одна проблема: не во что инвестировать. Поэтому можно предположить, что соответствующие соглашения с Россией появятся, и казахстанским инвесторам будет разрешено инвестировать в российские бумаги.
– А что на Украине?
– На Украине ситуация обратная: плохо развитый рынок ценных бумаг и большая нехватка денег. Неэффективная национальная экономика порождает высокую процентную ставку: до сих пор есть возможность положить деньги в гривнах на депозит в хорошем банке, скажем, под 17 % годовых. Учитывая, что гривна по отношению к доллару укрепляется, подобная ситуация делает достаточно бессмысленными попытки привлекать деньги с Украины. Надежные российские облигации, при хорошем управлении, давали в 2004 году до 19 %, что достаточно близко к ставкам по депозиту украинских банков.
Рынок украинских акций сейчас активно развивается, и будет развиваться дальше. Проблема в том, что на нем существует несколько триггеров, – факторов, играющих роль спускового механизма. И никто не может знать, как будут развиваться события после того, как механизм сработает.
|
|
|
Словом, рынок очень сложный. Тем не менее мы на него пришли: выработали стратегию и сейчас запустили Ukraine Renaissance Fund – один из первых в мире фондов, ориентированных на Украину.
Но наши планы соответствуют масштабам фондового рынка страны: до конца года планируем привлечь примерно 10 миллионов долларов, проинвестируем их и на этой планке на некоторое время зафиксируемся. Нашей компании не интересно большинство украинских «голубых фишек»: считаем, что они переоценены. В то же время там много интересных бумаг второго эшелона. Однако на Украине, в отличие от Казахстана, внутреннее законодательство недружественно. В Казахстане рынок бедный, но работать на нем удобно. На Украине рынок неплохой, но нерезиденту здесь работать невозможно.
– Почему же вы туда выходите?
– Во‑первых, это диверсификация. Причем, что существенно, украинский рынок не коррелирует с российским. Во‑вторых, Украина будет развиваться. А тот, кто оказывается на рынке первым, обычно получает преимущества. Кроме того, если клиент хочет инвестировать в Украину, а управляющий не может ему дать этот сервис, то клиент уйдет туда, где делают нужный ему портфель.
– Значит ли это, что есть клиенты, желающие инвестировать в Украину?
– Конечно! Наиболее активных приходится даже сдерживать. Клиенты одержимы идеей, что Украина – это российский рынок после кризиса, на котором скоро все бумаги будут сильно расти. Идея эта ошибочна: в цены украинских «голубых фишек» все ожидания уже заложены.
– Куда еще на пространстве СНГ хотят инвестировать ваши клиенты?
– Как ни парадоксально, у наших клиентов есть интерес к Узбекистану, Киргизии. Там, возможно, что‑то можно брать еще очень дешево. Есть интерес и к Прибалтике, хотя ее промышленность больше связана с экономикой Евросоюза. Страна с огромным потенциалом – Белоруссия: белорусские транспортные компании, нефтепереработка, машиностроение. Но в экономическом смысле там ситуация нашего 93‑го года. Определенный интерес может представлять и Закавказье. Возможно, года через 3–4 крупные российские инвестиционные компании будут покрывать ощутимую часть постсоветского пространства.
Если же говорить именно об инфраструктуре, то и на Украине, и в Казахстане существует система центрального депонирования, специальные риски там не просматриваются. Кроме того, практически везде работают крупные банки, имеющие свой кастодиальный бизнес.
Существующие проблемы имеют не административный характер – это проблемы ограничений на движение капитала. Плюс проблемы самих рынков – их роста и выбранной модели развития. Нельзя включить акции украинских или казахстанских компаний в листинг РТС и добиться того, чтобы они там торговались, чисто организационными мерами.
Тему объединения экономик на постсоветском пространстве все‑таки еще рано обсуждать всерьез. Единственная страна, которая действительно быстро двигается к открытому фондовому рынку, – это Россия. Так что давайте пока поработаем на родине – здесь можно многое сделать.
ВО ГЛАВЕ НАЦБАНКА
Перемены, инициированные президентом Назарбаевым в системе государственного управления, нежданно коснулись и меня. Хотя я как раз работал в частном бизнесе и был этим вполне удовлетворен.
Начались перемены с того, что на встречу с президентом меня вызвали, не объясняя конкретного повода. Это происходило в октябре 1999 года, помню, что в Астану я прилетел утром. Когда ехал из аэропорта в город, стали звонить из отдела кадров администрации президента и настойчиво уточнять детали биографии. Меня это, честно говоря, насторожило, чтоб не сказать напугало. Чтобы понять ситуацию, я зашел к коллеге Жандосову (который тогда был первым вице‑премьером) и стал его пытать: что происходит? Особой ясности беседа не принесла. Жандосов сказал, что готовятся изменения, возможно, и кадровые, но деталей он не знает – он, как скоро стало понятно, и правда, не был в курсе дел.
В состоянии прежнего неведения, делать нечего, я отправился уже непосредственно по месту вызова – к главе администрации президента г‑ну Калмурзаеву. А тот вместо комментариев внезапно стал поздравлять меня с назначением на пост!
– С каким, простите, назначением?
– На пост председателя Нацбанка, Григорий!
Мне на ум, разумеется, первым делом пришла мысль о заветной опционной программе «Дойче банка» – не придется ли ее в таком раскладе лишиться. Ну а кому легко отказаться от миллиона долларов? И я задал естественный (как мне казалось) в таком положении вопрос:
– Нельзя ли все это отложить?
– Ты о чем? – поинтересовался Калмурзаев. – Твою фамилию уже сообщили председателям палат. Не вздумай отказываться, сильно подставишься. Иди лучше присягу учи. А перед этим тебя минут на пять заведут к президенту, так ты ему‑то этого не вздумай повторять. Тебя на серьезную должность назначают!
– А Дамитов в курсе? – я все‑таки не мог вот так сразу прекратить задавать вопросы.
– Нет, – степенно ответствовал глава администрации. – А ему зачем?
– Ну как же? Он ведь еще пока председатель Нацбанка, нужно же его в известность поставить.
– Когда будет нужно, тогда и поставят.
Выйдя, я сразу стал звонить Дамитову. Но уже в самом начале нашей беседы меня вызвали к президенту.
Президент начал с того, что теперь, когда я буду занимать такой серьезный пост, бороду придется сбрить: «один такой ходишь».
Потом спросил, какие цели я себе ставлю как председатель Национального банка. Я сразу сказал, что один из приоритетов – восстановление доверия населения к банковской системе. Что я берусь резко увеличить объем депозитов физических лиц. Для этого нужно будет, в числе первоочередных мер, создать фонд страхования вкладов и ужесточить законодательство о банковской тайне. И добавил, что бороду сбрею, когда сумма вкладов населения достигнет миллиарда долларов.
Президент сказал: «Все вы обещаете много денег, когда вас назначают, а потом не выполняете обязательств». Но оферту мою, как показала жизнь, запомнил. А к сообщению об опционе «Дойче банка» президент отнесся очень спокойно: у него мои стенания никакой поддержки не нашли. Как руководитель государства Нурсултан Абишевич имел свою мотивацию – расставлять людей, как он считал правильным для реализации общих задач. И, если без шуток, то сам я всегда и понимал, и уважал эту логику. Он мне сказал: «Да будешь ты еще миллионером. Но только потом».
Собственно, на этой бодрой ноте – что миллиона долларов мне не видать – прием у президента закончился.
Началась процедура представления в парламенте. Депутаты принялись задавать мне вопросы, не каждый раз дружелюбные. (Честно говоря, мои отношения с парламентом не были безоблачными до моего вступления в должность председателя Национального банка, да и потом тоже: в 2002 году мажилис даже обращался к президенту с просьбой снять меня с работы.) Собственно говоря, по целому ряду задаваемых вопросов я очень даже имел что возразить. Слово за слово, разговор обострился, и президент увидел, что моя кандидатура вызывает у части парламентариев явное раздражение. Тут он взял слово и сказал: «Напрасно вы наезжаете на Марченко, он специалист с серьезной квалификацией. И к делу, кстати, относится предельно ответственно: сейчас пообещал мне, что если объем вкладов на депозитах казахстанских банков достигнет миллиарда долларов, то он сбреет бороду».
Этот яркий пиаровский ход всем понравился (пользуясь случаем, хотел бы подчеркнуть, что придумал его отнюдь не я). Журналисты потом всячески раскручивали этот сюжет: мало кто обошелся без упоминаний о судьбе растительности на моем лице. И когда я бороду таки сбрил (потому что задачу мы выполнили!), то везде публиковали заметки о том, каков я стал безбородый. И мои «бритые» фотографии. И западные журналисты из всего периода моей работы в ЦБ до сих пор помнят почему‑то главным образом именно эту историю. Хотя были у меня, хочется надеяться, и другие достижения в должности председателя Национального банка.
Одним словом, в итоге меня утвердили на посту, и я снова стал работать в Национальном банке. Но уже в должности председателя. Немцы, конечно, на меня слегка обиделись. По условиям договора я обязан был предупредить их об уходе за три месяца, а они узнали о нем уже как о свершившемся факте из сообщения агентства «Рейтер».
Ну, расставание с «Дойче банком» не было легким и для меня. Но, тем не менее, оно состоялось. И началась совсем другая работа. И по насыщенности она составила в моей жизни целую эпоху, хотя продолжалась не так уж долго, чуть больше четырех лет: с октября 1999 года по январь 2004.
Вообще говоря, на тот момент, когда я снова пришел в Национальный банк, теперь уже как лидер, нам предстояло начинать работу совсем не с нуля.
Во‑первых, имелась команда. Правда, из тех людей, с которыми я работал в непосредственной связке в свой «первый приход», в Национальном банке к тому времени не осталось никого. Сембаев уже давно работал в частном секторе, Жандосов – в государственной компании «Кегок», Дамитов стал советником премьера. Шукеев, который сейчас является акимом (губернатором) Южно‑Казахстанской области, а до этого – мэром города Астана, в тот момент стал, если мне не изменяет память, министром экономики. Назарову уже тогда было за 60, он ушел на пенсию.
Однако на смену им успели вырасти и продвинуться по служебной лестнице те люди, которые прежде занимали третьи позиции. Наличие специалистов именно этого уровня принципиально важно, поскольку основную работу всегда и везде делает среднее звено. Всем нам известны истории о невероятно ярких топ‑менеджерах, которые в одиночку развернули огромную деятельность. Но реально топ способен, главным образом, «предоставлять видение» (как это называют англичане), то есть ставить цель. И если он в состоянии еще и повести за собой команду, то со стратегическим планированием в таком учреждении все будет в порядке. Но реализацию поставленных задач обеспечивают начальники управлений и директора департаментов. В Национальном банке этот контингент начиная с середины 90‑х достаточно стабилен и профессионален. На ряде ключевых направлений, кроме того, находились те же люди, с которыми я начинал. Они стали старше и опытнее. Многие из них доверяли мне в той же степени, в какой я доверял им: в Нацбанке я всегда ощущал, что со спины меня надежно прикроют. А на других принципах в команде работать невозможно.
Затем для банковской системы уже была создана правильная законодательная и нормативная база. С 1996 года в Казахстане начал внедряться Базельский набор требований к стандартам банковского надзора. Переход на международные стандарты финансовой отчетности осуществлялся с 1998 года (полностью все кредитные организации перешли на МСФО весной 2003 года). Банковская система состояла из двух уровней, Национальный банк обладал реальной независимостью. Так что банковский регулятор был весьма боеспособен, мы могли поддерживать огонь сериями и двигаться дальше.
Какова была стратегическая задача развития на том этапе?
Нашу банковскую систему следовало привести в соответствие тем же критериям, которым отвечала банковская система любой развитой западной экономики. Для этого следовало провести целый комплекс работ, а именно.
Изменить степень лояльности граждан страны к финансовым учреждениям. Добиться того, чтобы население Казахстана решало свои основные финансовые задачи через банки: открывало в них депозиты, брало кредиты на любые нужды – ипотечные, потребительские, образовательные и так далее.
Создать систему страхования вкладов.
Ужесточить законодательство о банковской тайне.
Сделать банковские кредиты доступными малому бизнесу.
Запустить финансовый лизинг.
Отстроить ипотечную систему.
Структурировать систему надзора.
В общем и целом я мыслил этот комплекс работ как второй этап реформы финансового сектора. Задача являлась системной, а значит, подходить к ее выполнению следовало тоже системно. В частности, практически в равной степени было важно добиться реализации каждой из поставленных задач.
Хотя и значения того, что уже было сделано, не следовало недооценивать. Практика многих стран убедительно показывает, что далеко не все реформы доходят до второго этапа. Таким образом, тот факт, что мы в принципе добрались до следующего перегона, сам по себе являлся серьезным национальным достижением.
В том, что это случилось, очень велика роль президента страны Нурсултана Назарбаева.
Имел значение еще ряд факторов. Помогало, как это ни забавно, даже то, что мы начали с низкого старта. У нас не было финансовых традиций, сильных сложившихся лоббистских групп, которые могли бы эффективно препятствовать проведению реформ. В СССР большинство структур было сильно централизованно. Поэтому после распада Союза все сильное, сложившееся и косное осталось в центре. Наши же руки (какое‑то время) были свободны.
Такой великолепный шанс следовало использовать грамотно. Так что мы взялись за дело. Приход в Национальный банк стал серьезным, как это принято называть, вызовом и для меня лично. На этом этапе я получил реальные полномочия лидера во всем их объеме. В первой части «марлезонского балета», моя роль во многом сводилась к генерированию идей. Роль, конечно, хорошая, содержательная. Но зампред ЦБ – не тот уровень, на котором абсолютно все идеи, которые тебе кажутся правильными, можно реально воплощать в жизнь. Для реализации требуется, как минимум, консенсус со старшими товарищами.
А теперь я отвечал за все сам.
И если начало наших реформ для меня лично было обозначено встречей с мрачным человеком из джипа, то некоторым предварительным итогом стал, пожалуй, тот факт, что в 2001 году журнал Euromоney признал банковскую систему Казахстана самой передовой в СНГ.
ПРИЛОЖЕНИЕ К ГЛАВЕ 11
Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 212; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!