Из статьи Даулета Сембаева «Мы прошли уникальный путь реформ»
– Даулет Хамитович, вы были первым председателем Национального Банка РК. Более того, насколько известно, именно вы убедили президента создать независимый центральный банк в классическом понимании этого слова. Почему вы считали, что это нужно?
– Нацбанк в первые годы суверенитета подчинялся Президиуму Верховного Совета. И этот президиум (а в нем было человек 15, далеких от понимания макроэкономических процессов) принимал решения без согласования с правительством. Например, решал обязать председателя Нацбанка выдать кредит сельскому хозяйству на таких‑то условиях.
Когда меня в декабре 1993 года назначили председателем Национального банка, то тогдашний премьер Терещенко ввел меня в правительство, т. е. Нацбанк как бы оставался в его подчинении. А у правительства, как известно, всегда есть какие‑то денежные проблемы, и если Национальный банк входит в правительство, то он должен выполнять его решения. Но представьте, что будет с финансами в стране, если правительство начнет часто меняться? В Италии, например, был период, когда в год менялось по три правительства! В то же время статус классического национального банка подразумевает независимость и стабильность, иначе финансовую систему страны будет лихорадить.
Нацбанк должен работать с правительством в вопросах денежно–кредитной политики и быть подотчетным президенту страны. Кроме того, он не может решать бюджетные проблемы по приказу правительства.
|
|
|
– Латать дыры бюджета.
– Да, поэтому независимый Нацбанк мог поставить вопрос о том, что к концу 1995 года следует прекратить кредитовать дефицит бюджета. Ведь до этого правительство брало крупные займы на покрытие этого дефицита, а недостаток покрывался Нацбанком. Но внутри страны уже появлялись деньги, и Минфин заставили через выпуск ГКО заимствовать на внутреннем финансовом рынке. Если бы Национальный банк оставался в составе правительства, такое решение никогда не дали бы принять. Я думаю, даже те, кто поначалу был не согласен с тем, чтобы Нацбанк получил независимость, в конце концов, признали, что в становлении банковской системы, в стабильности казахстанского тенге, в возможности влиять на денежно‑кредитную политику государства, на инфляцию и формирование золотовалютного резерва, независимость Центрального банка сыграла решающую роль. С первого дня эта идея была поддержана президентом страны, более того, он пресекал всякое вмешательство в деятельность Национального банка, оказывал поддержку, и это позволило нам построить сегодняшнюю банковскую систему.
Независимость Нацбанка – не самоцель. Для реализации антикризисных программ необходимо было в сжатые сроки подавить гиперинфляцию и добиться стабильности тенге. Кредитование дефицита бюджета осуществляется за счет печатного станка. Но это бьет дополнительной инфляцией по населению, и в первую очередь по тем же пенсионерам, по лицам с фиксированными доходами. А если мы придерживаемся стратегии по выходу из кризиса, делать этого категорически нельзя.
|
|
|
Монетарная политика действительно была жесткой, но другого пути просто не было.
В результате уже через два‑три года, в 1995 году, годовую инфляцию удалось снизить до 56 %. А в следующем – до 18 %. Я сейчас уже даже не понимаю, как мы жили, когда инфляция была 2600 % в год.
– То есть вам приходилось буквально воевать с правительством, отстаивая свои позиции.
– Когда я шел в Нацбанк, мне было сказано: друзей у тебя не прибавится. И эти предсказания, к сожалению, оправдались. Более того, меня даже обвиняли в том, что я якобы создал государство в государстве. Хотя в душе все понимали, что другого способа сделать национальную валюту достойной у Национального банка не было.
– Вы воспитали целую команду банкиров новой формации: достаточно назвать имена Григория Марченко, Ураза Жандосова и Кадыржана Дамитова.
|
|
|
– Это слишком громко сказано, их воспитала жизнь. Эти люди уже были сложившимися специалистами новой формации с широким макроэкономическим мышлением. Я всегда считал, что на них можно опереться, они способны работать, как говорится, за идею, ведь в то время зарплата в Нацбанке была невысокой. Но они не поддались искушениям.
Я начал работать с ними (со всеми тремя) с 1991 года. Тогда Григорий Марченко был помощником у вице‑президента Ерика Асанбаева, я его буквально выпросил. Ураз Жандосов пришел в Нацбанк из Высшего экономического совета, его я знал по совместной работе. Кадыржан Дамитов до прихода в Нацбанк работал в «Алембанке» и был одним из немногих банкиров, имевших опыт совершения валютных операций. Тогда это было очень важно, потому что Нацбанк имел золотовалютный резерв в сумме 800 млн долларов. Стояла задача управлять им, размещать в доходные инструменты, причем безрисковые, работать с крупными частными банками либо с национальными банками других государств. Этим критериям Кадыржан Дамитов соответствовал. Позже в Нацбанк пришел Уразалы Ержанов, за ним Абен Бектасов.
Я считаю, у нас удачно подобралась команда, и мы дружно работали. Надо было в кратчайший срок создать нормальную банковскую систему и как можно быстрее перевести деятельность наших банков на Базельские стандарты. Это была стратегическая задача, без которой сегодняшней банковской системы просто не существовало бы.
|
|
|
После меня Нацбанк возглавил Ураз Жандосов, потом Кадыржан Дамитов, сейчас его возглавляет Григорий Марченко. Мои заместители на этом закончились, и теперь, если придет в руководство новый человек, он будет уже не из первой команды.
– Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать банкир?
– В первую очередь он должен быть патриотом, честно служить государству, быть квалифицированным специалистом. Честность, чувство патриотизма, осознание того, что ты что‑то можешь сделать для своей страны – необходимые качества для специалиста Национального банка.
Кроме того, банкир должен быть предельно жестким. Ведь решить с помощью Нацбанка свои проблемы хотели бы многие, но председатель Нацбанка должен уметь просчитывать свои действия на будущее, видеть, как это может отразиться на экономике страны, на ее финансах. Поэтому, я думаю, Григорию Марченко сейчас нелегко, на него наверняка давят экспортеры.
– У нас был период, когда в стране появилось огромное количество коммерческих банков, и Национальный банк стал их безжалостно закрывать. Тогда поговаривали, что оставляют только те банки, которые были созданы под определенные личности, а конкурентов просто убирают. Тогда против Нацбанка выступила даже Ассоциация банков Казахстана.
– Мы закрыли только те банки, которые не выполняли свои банковские функции. Ведь в первые годы независимости все бывшие министерства страны открыли у себя банки, и там крутились бюджетные деньги, но доходами при этом пользовались частные лица. А по идее бюджетные деньги вообще не должны попадать в банки второго уровня.
Были банки, которые имели выход через покровителей на Национальный банк, получая там кредиты. И если кредитная ставка составляла 300 %, то при инфляции в 1200 % они получали четырехкратную прибыль! Поэтому подобные банки работали на дальнейшее разграбление страны.
Мы поставили условие: каждый банк должен соответствовать требованиям регулятора. Кто не соответствовал этим требованиям, лишался лицензии. Исходя из положений Базельского соглашения, мы поэтапно поднимали размер уставного капитала. Поэтому, чтобы выжить, предлагали некоторым небольшим банкам объединиться. То есть действия Нацбанка никак нельзя рассматривать как борьбу с частными банками.
Что касается Ассоциации банков, то она отстаивала цеховые интересы.
– А скандал с «Крамдс‑банком»? Утверждали, что это пример нечестной игры Нацбанка, что он закрыл процветающий банк.
– «Крамдс‑банк» не был процветающим. У него получился большой разрыв между привлечением средств и их размещением. В свое время мы предупреждали банкиров, что резко уменьшим инфляцию, и когда она в 1995 году с 1260 % упала до 56 %, то, естественно, упали и процентные ставки. Но «Крамдс» к этому оказался не готов. Это было одной из его ошибок.
На большой инфляции он заработал большую прибыль и считал, что такая инфляция сохранится. Под будущую прибыль банк начал строить для себя во многих городах Казахстана шикарные офисы, поэтому создавалось впечатление, что он богат. В какой‑то момент он не смог выполнять свои обязательства. А такой банк считается банкротом. Но мы сделали все, чтобы с населением «Крамдс‑банк» рассчитался.
ПЕНСИОННАЯ РЕФОРМА
Ожидая перемен в трудовой деятельности, я решил на всякий случай реализовать свое конституционное право на оплачиваемый отдых. Поскольку за два года работы в Национальном банке в отпуске не был. Отдых принес мне немного позабытые, но приятные ощущения расслабленности и обилия свободного времени. А расслабляться как раз не следовало. Потому что в правительстве тем временем (июнь 1996 года) рассматривался вопрос о внесении изменений в пенсионное законодательство.
После развала Советского Союза и выхода нашей республики из рублевой зоны в Казахстане начались проблемы в области пенсионного обеспечения. Они были обусловлены общей экономической ситуацией (высокой инфляцией, падением объемов ВВП, бюджетным дефицитом и тому подобное) и выражались в росте задолженности государства по пенсионным выплатам, а также уменьшении доли государственного финансирования пенсионного обеспечения. В рамках обсуждения путей выхода возникали различные идеи. Одна из них – повышение возраста выхода на пенсию, о чем договорились как раз тогда.
Для справки. Эта мера была поэтапно внедрена в течение шести лет, с 1997 по 2002 год. Так что в настоящее время в Казахстане возраст выхода на пенсию – 63 года для мужчин и 58 лет для женщин. Многие думают, что это произошло в 1997 году в рамках проведения пенсионной реформы. Однако на самом деле два эти мероприятия – повышение планки пенсионного возраста и пенсионная реформа – напрямую связаны не были.
У парламента тогда, в 1996 году, не было желания поддерживать инициативу с повышением возраста выхода на пенсию, что абсолютно понятно. Электорату редко нравятся законодательные инициативы, ущемляющие его интересы. Дискуссии по этому поводу были настолько острыми, что даже ставился на голосование вопрос о вотуме доверия правительству. Представители Национального банка в качестве компенсации за повышение пенсионного возраста обещали тогда законодателям, что в стране будут созданы добровольные пенсионные фонды. Но депутатов это не убедило. Тогда еще никто не знал, как, собственно, работают такого рода системы. Кто‑то из народных избранников сказал, что пенсионные фонды – это «левые» структуры, доверия к ним у населения не возникнет.
Тогда Жандосов как председатель Национального банка пообещал, что надзор за добровольными пенсионными фондами будет поручен НБК. Может, это и не самый веский довод, но в тот момент часть депутатов он убедил. В результате решение повышать пенсионный возраст прошло через парламент в составе единого пакета поправок и было принято. А к сфере обязанностей департамента надзора Национального банка прибавились добровольные пенсионные фонды. А главой департамента надзора являлся на тот момент я.
Новость я узнал уже постфактум, когда вернулся из отпуска. Отношение мое к ней было самым негативным, но что толку. Во‑первых, на нас ложилась дополнительная нагрузка (при том, что увеличить под нее штат никто не обещал). Во‑вторых, пенсионные сюжеты всегда привлекают повышенное внимание и начальства, и населения, и СМИ, и в силу этого приносят не просто лишние головные боли, а еще и дополнительные риски. Однако решение уже было принято, оно явилось, по сути, политическим компромиссом, обсуждать его смысла не имело – так что Национальный банк начал заниматься вопросами добровольных пенсионных фондов.
На первом этапе подготовки к их запуску НБК получил всего одну заявку на создание пенсионного фонда. Причем группа товарищей, от которых она поступила, вызывала сильные сомнения в смысле их способности к ответственному ведению бизнеса. (И немного позже регулятор поступил с ними в соответствии с их деловой репутацией и стилем работы.)
Если погрузиться в историю вопроса, то степень ответственности деловых структур за свои действия первые десять лет постсоветского существования была весьма переменчива. Начиная с 1994 года многие граждане Казахстана получили негативный опыт участия в схемах типа той, что строила в России славная компания «МММ». Схема работала очень просто: человеку, имеющему деньги, предлагалось передать их в управление какой‑нибудь частной финансовой структуре, которая обычно имела звучное название и обещала высокую прибыль. Обещания, как правило, ничем реально не обеспечивались. У нас таких собственных национальных игроков было свыше пятидесяти (самый знаменитый – «Смагулов и К»). Они называли себя трастовыми, хотя ровным счетом ничего трастового в них не было – просто организаторам, видимо, нравился солидный, очень финансовый термин. Эти компании простодушно хотели заниматься привлечением денег населения, просто по той причине, что нуждались в средствах. Во что они инвестировали, было непонятно (часто даже им самим), конец их всех был достаточно очевиден.
Но, как я уже сказал, Нацбанк поступил со всеми подобными структурами подобающим образом: в 1995 году мы всем этим трастовым фондам перекрыли кислород, введя процедуру обязательного лицензирования. Порядок был традиционный и хорошо известный: если конкретная структура хотела получить лицензию на определенный вид финансовой деятельности, то должна была подготовить пакет документов, определенный законом, а затем передавала документы в регулирующий орган и просила выдать лицензию. Таким образом, тем гражданам, которые хотели насобирать денег на рынке накоплений населения и потом забыть их вернуть, НБК лицензию не выдавал.
Тем не менее мы продолжали заниматься пенсионной реформой, создали рабочую группу. Тогда в Национальном банке работала по линии Азиатского банка развития группа консультантов, которая официально занималась оказанием помощи небанковским финансовым учреждениям. Прямого отношения к пенсионным фондам они не имели. Но мы побеспокоили коллег не по службе, а по дружбе – сказали, что перед республикой стоят задачи по развитию добровольных накопительных пенсионных фондов и попросили найти материалы по теме.
Сегодня наши методологические затруднения, возможно, могут показаться наивными: надо же, искали, что почитать о различных типах пенсионных систем! Но не забудем: это все‑таки был 1996 год. В Казахстане тогда об этих материях мало знали даже экономисты. Не говоря уж о населении. Спасибо коллегам из Азиатского банка развития – нужные материалы нашлись. Хорошую основу для размышлений дала знаменитая книга «Как избежать кризиса пожилого возраста: политика защиты людей пожилого возраста» (Averting the Old Age Crisis: Policies to Protect the Old and Promote Growth), изданная в 1994 году Всемирным банком. В дополнение к этому один из консультантов АБР Дмитрий Померлиано достал для нас несколько статей Димитри Виттаса, очень хорошего специалиста по вопросам пенсионной реформы, работавшего одно время как раз в структуре Всемирного банка. Я проработал эти труды. Выводы из них следовали однозначные, а именно: старая пенсионная система, придуманная Бисмарком (так называемая солидарная), в долгосрочном плане по целому ряду причин недееспособна – и нужно двигаться к накопительной системе.
Солидарная система работает так: из отчислений людей, которые работают в настоящее время, финансируются пенсии пенсионеров. А когда выходит на пенсию следующее поколение, то ему в свою очередь, начинают отчислять деньги работающие люди. Такая система действовала, в частности, в Советском Союзе. Это своего рода «пирамида», и, пока количество работающих людей больше, чем количество пенсионеров (иными словами, пока рождаемость достаточно высока), у такой системы есть шанс показывать нормальные результаты!. Но к середине 90‑х и демографическая, и финансовая ситуация кардинально изменилась. От солидарной системы, по логике вещей, приходилось отказаться. А значит, следовало рассмотреть в качестве альтернативного варианта механизм действия накопительной системы.
Накопительная система устроена принципиально иначе. Она основана на индивидуальных пенсионных сбережениях: человек сам накапливает для себя будущую пенсию путем отчисления на собственный индивидуальный пенсионный счет определенного процента от своих заработков. Плюс к тому накопленные средства инвестируются весь период накопления, принося инвестиционный доход и увеличивая тем самым накопленную сумму. Государство в такой схеме сохраняет за собой только регулирующие функции: оно обеспечивает защиту пенсионных сбережений и гарантирует пенсионные выплаты на определенном минимальном уровне.
Теоретическим базисом накопительной пенсионной системы являются идеи Милтона Фридмана – максимальное сокращение роли государства в процессе финансирования пенсии при сохранении жесткого государственного контроля над управлением пенсионными активами.
Строго говоря, нельзя считать, что накопительную модель мы выбрали путем свободного и независимого экспертного сравнения различных систем. Реально выбора не было. Объективно наша солидарная система, как уже сказано, обанкротилась: поэтому и пришлось создавать накопительную. Этот шаг можно назвать вынужденным. Но в результате все получилось удачно.
Я сделал первый вариант предложений по реформированию системы пенсионного обеспечения. В частности, там имелся вот какой принципиальный момент. Накопительные пенсионные системы существуют во многих странах, но зачастую они действуют как добровольные, параллельно с солидарными схемами. Мне представлялось очевидным, что у нас развитие системы добровольных накопительных фондов результатов не даст: в условиях Казахстана накопительная система должна быть обязательной.
Это предложение было принято. В целом основой казахстанской пенсионной реформы стала чилийская модель пенсионного обеспечения, предполагающая именно обязательное отчисление пенсионных взносов и накопление этих индивидуальных отчислений, которые впоследствии становятся источником пенсионных выплат. Постфактум казахстанскую пенсионную реформу часто называли потом «племянницей чилийской пенсионной реформы».
Вообще, создание накопительной пенсионной системы можно без натяжек считать центром всех финансовых реформ. Развитие многих сегментов финансового рынка (например, ипотечного) без наличия долгосрочных сбережений затруднительно. А возникают «длинные» деньги именно в пенсионной системе (и также в страховом секторе).
Я предполагал, что запуск системы накопительного обеспечения приведет к еще одному важному результату – даст толчок развитию фондового рынка: ведь пенсионные активы должны инвестироваться в определенные инструменты. Кроме того, появлялась возможность сократить дефицит бюджета: подразумевалось, что не менее 50 % пенсионных активов должно инвестироваться в государственные ценные бумаги.
Таким образом, стратегия пенсионной реформы должна была включать в себя три составные части:
– создание обязательных пенсионных фондов и переход от солидарной пенсионной системы к накопительной;
– инвестирование средств НПФ, главным образом, в государственные ценные бумаги;
– приватизацию части предприятий реального сектора экономики и вывод их акций на рынок ценных бумаг.
Хорошо помню, что текст концепции пенсионной реформы я набирал еще в программе LEXICON: в WORD мы перешли чуть ли не год спустя. Эти три странички, собственноручно мною набитые в допотопной текстовой программе, сохранились и лежат где‑то у меня дома. Когда придет время, отдам их в музей.
Затем настала пора коллективного обсуждения. В целом наши «мозговые штурмы» постепенно выработались в типовую процедуру. Мы вчетвером (Сембаев, Дамитов, Жандосов, я) садились в кабинете Сембаева. Я набивал в компьютере «болванку», которую затем коллектив начинал обсуждать. Я довольно часто «генерил идеи», Жандосов как типичный «скорпион» очень въедливо их критиковал, за что Валентин Константинович Назаров в свое время частенько называл его садистом. (С критикой вообще всегда получалось отлично – она была обильной и от души.) А Сембаев как человек мудрый и с богатым жизненным опытом всегда мог сказать, что пойдет, что не пойдет, где мы предлагаем излишне радикальные меры, и так далее. Наше сотрудничество потому, пожалуй, и получалось эффективным, что мы были совсем разными.
Вообще важно, чтобы люди в команде были разными, в том числе и по возрасту, и по жизненному опыту. Одинаковые люди мыслят одинаково, во всем друг с другом соглашаются и поэтому, вырабатывая определенные решения, склонны считать их оптимальными. Возникает эффект, который англичане называют «Group think». Но на стадии воплощения последствий этих коллективных «дум» в жизнь выясняется, что население страны мыслит по‑другому и не очень готово поддерживать предлагаемые решения. А мнение граждан страны приходится учитывать!
Словом, мы разработали концепцию пенсионной реформы. Затем Жандосов как председатель Национального банка показал проект президенту. Президент в целом идею одобрил, но позвал меня уточнить детали. После этого мы начали готовить концепцию накопительной пенсионной системы уже в рамках правительственной рабочей группы, в которую теперь входили представители не только НБК, но и других ведомств.
Любая пенсионная реформа требует, во‑первых, политической воли, а во‑вторых, участия как минимум министерства финансов. Потому что бесплатных пенсионных реформ не бывает. И не может быть в принципе. Допустим, вначале работает солидарная пенсионная система, и все работающие платят в нее отчисления. Потом запускается накопительная система, и люди начинают перечислять взносы уже в частные пенсионные фонды. Тем самым государственная система пенсионные отчисления получать перестает, в ней возникает дефицит и с каждым годом он, естественно, увеличивается. А закрывать его приходится деньгами министерства финансов – других источников по определению не существует. Конечно, частично проблему дефицита можно решать за счет заимствований (и в проект реформы мы закладывали эту возможность), частично использовать средства от приватизации, находить иные источники. Но «дырка» в бюджете солидарной системы все равно останется. У нас, скажем, она составляет примерно 500 млн долларов в год – сумма для Казахстана достаточно большая.
По этой причине министерство финансов каждый год должно направлять определенные средства на то, чтобы расплатиться с долгами солидарной пенсионной системы. Так что можно написать замечательную, даже гениальную программу пенсионной реформы, но без участия в ней правительства в целом и министерства финансов, в частности, такое творчество теряет всякий смысл.
После обсуждений и согласований начались организационные мероприятия. Под пенсионную реформу в структуре исполнительной власти республики были произведены определенные кадровые изменения: в частности, объединили министерство труда и министерство социальной защиты. В марте 1997 года концепция реформирования национальной системы пенсионного обеспечения была одобрена в правительстве. В мае проект закона «О пенсионном обеспечении в Республике Казахстан» был внесен на обсуждение в парламент. На этом этапе президент снова сильно помог нашей команде, потому что объявил законопроект срочным. Но у парламента все равно оставался всего месяц на то, чтобы принять или отвергнуть документ. Потом начинались летние вакации, и дело могло отложиться на осень. А с осени перейти, как это бывает, на зиму, а там бы возникли новые непредвиденные препятствия: в общем, перед нами замаячил цейтнот.
Поскольку месяц – это нереально короткий срок для прохождения законопроекта через парламент.
К тому времени по пенсионной линии уже накопились большие долги: летом 1996 года пенсии повысили, и государственный бюджет не справлялся с их выплатами. Правительство сумело довести до сведения парламента идею, что если законопроект по пенсионной реформе будет законодательной властью принят, то текущую задолженность по пенсиям закроют из бюджета. А если проект «прокатят», то долги не только не исчезнут, но будут накапливаться дальше. И нести за это политическую ответственность перед избирателями придется парламентариям текущего созыва.
В июне того же года закон о пенсионном обеспечении был принят парламентом страны, президент подписал его 1 июля, и парламент ушел на каникулы. С законопроектом успели поработать обе палаты – и мажилис, и сенат внесли в него довольно много изменений, но суть документа они не затронули. Мы полностью выдержали график. И с начала 1998 года республика приступила к строительству новой пенсионной системы.
Вкратце выглядит новая система так.
В Казахстане каждый гражданин трудоспособного возраста участвует в формировании своих пенсионных накоплений в обязательном порядке. Существуют расчеты, сделанные давным‑давно: для того чтобы человек мог накопить в накопительной пенсионной системе деньги, достаточные для обеспечения собственной старости, он/она должны отчислять минимум 8 % от своей зарплаты. У нас в Казахстане норма обязательных отчислений составляет 10 %, и эта цифра, по моему убеждению, оптимальна.
Накопительные средства формируются из отчислений граждан плюс доход от инвестирования этих отчислений, а также из добровольных взносов (как работников, так и работодателей). О какой добровольности здесь речь? Существуют так называемые представители опасных профессий (и другие категории людей), которые хотели бы выходить на пенсию не по достижении пенсионного возраста, а раньше. Пожалуйста. Но для этого им следует добровольно отчислять суммы дополнительно к обязательным 10 % пенсионных выплат, и, кроме того, работодатель тоже должен отчислять больше денег на их индивидуальные пенсионные счета. То есть такому работнику правильно платить зарплату не 500 долларов, а, допустим, 450, но дополнительно ежемесячно отчислять «недоплаченные» 50 долларов в пенсионный фонд. Тогда этот человек сможет уйти на пенсию досрочно. Но при этом за счет совокупных выплат добровольных и обязательных взносов он будет получать примерно те же деньги, как если бы доработал до пенсионного возраста.
Накапливанием и инвестированием пенсионных средств занимаются специальные институты.
На Западе создавать пенсионные фонды теоретически могут и банки, и страховые компании, и другие финансовые институты. Когда готовилась наша реформа, мы сознательно пошли на создание пенсионных фондов, НПФ, именно как автономных учреждений: именно по той причине, что доверие к существовавшим финансовым структурам было подорвано. Причем функции фондов разделили на две части: аккумулирует деньги пенсионный фонд, а инвестирует пенсионные активы управляющая компания, КУПА. НПФ и КУПА – это два разных юридических лица. Такая конструкция сделана именно для того, чтобы обеспечить клиентов пенсионных фондов еще одной степенью защиты. Потом был введен более компромиссный вариант: если фонд достаточно капитализирован, то получает возможность управлять активами самостоятельно. То есть функции НПФ и КУПА объединяются. (Кстати, лицензию на управление пенсионными активами практически первым в республике получил пенсионный фонд Народного сберегательного банка).
Благодаря такой схеме управления у нас есть маленькие НПФ, но нет «мертвых». Выбрана модель, обеспечивающая невозможность недееспособности пенсионных фондов: система строится на обязательности отчислений, обеспечен жесткий контроль эффективности. В Чили мы позаимствовали правило: если доходность пенсионного фонда меньше, чем среднерыночная минус 2 %, то его или следует докапитализировать, или надзор вправе применить к нему какие‑либо санкции. А если фонд маленький, но все‑таки собирает свои маленькие деньги, то может отдать их КУПА, которая инвестирует эти деньги совместно с деньгами других НПФ.
Технически пенсионная система состоит из нескольких звеньев: нужно собирать пенсионные взносы, распределять их по счетам и (по достижении вкладчиками пенсионного возраста) выплачивать. Таким образом, реформа привела к появлению новых участников финансового рынка: накопительных пенсионных фондов, компаний, осуществляющих инвестиционное управление пенсионными активами, и банков‑кастодианов, которые деньги выплачивают, а также контролируют выполнение КУПА требований закона. Кроме того, в пенсионной системе участвует также государство, ну и собственно работник.
Основной принцип нашей накопительной пенсионной системы – государственное регулирование. Со стороны государства установлены прямые государственные гарантии для обеспечения минимальной пенсии и обеспечены права наследования этих накоплений. Надзор за соблюдением установленных правил обеспечивает в настоящий момент Агентство по финансовому надзору (о нем речь впереди). А у граждан есть право самостоятельно выбирать пенсионный фонд, который сможет наилучшим образом распорядиться накопительной частью их пенсии. В Казахстане действует правило: один вкладчик – один фонд, то есть перечислять пенсионные взносы можно только в один НПФ. Но закон разрешает дважды в год переходить из фонда в фонд.
Все пенсионные фонды Казахстана должны были стать частными. Но население, напуганное многочисленными случаями потери денег (трастовые компании хорошо поработали!), высказалось против такого подхода. Тогда было принято политическое решение: наряду с частными появился Государственный накопительный пенсионный фонд (ГНПФ). Подразумевалось, что с развитием пенсионной системы и становлением частных фондов рыночная доля государственного фонда сократится и с течением времени он будет приватизирован. И действительно, рыночная доля ГНПФ неуклонно сокращается.
Для справки. По состоянию на 01.01.2007 года на казахстанском рынке пенсионных услуг действовало 14 накопительных пенсионных фондов и 10 компаний, осуществляющих управление пенсионными активами. Количество индивидуальных пенсионных счетов в накопительных пенсионных фондах существенно превысило 7 миллионов. Это почти 90 % экономически активного населения республики. Но состоявшиеся пенсионеры по‑прежнему обеспечиваются пенсионными выплатами на солидарной основе.
Структура инвестирования казахстанских НПФ прописана достаточно жестко. За период 2003–2005 годов годовая средняя доходность ряда НПФ составляла около 10 % годовых. Естественно, говорить о сверхдоходности здесь не приходится, поскольку фонды вкладываются в диверсифицированный портфель. Но в целом они обеспечивают уровень доходности выше, чем по банковским депозитам. В принципе так и должно быть, поскольку депозит бывает, в том числе, краткосрочным, а пенсионные вложения – это по определению только длинные деньги.
В 2006 году начал достаточно динамично развиваться наш рынок ценных бумаг. Если этот позитивный тренд продолжится, и доля средств пенсионных фондов, вложенных в акции, будет расти, то и доходности у них тоже будут расти.
Правила инвестирования пенсионных фондов обсуждаются регулярно. Пенсионные фонды все время толкуют о том, что им надо разрешить вкладываться в компании не только с листингом «А» (требования к которым, по определению, достаточно жесткие), но и листингом «Б». Регулятор на такие просьбы, как правило, реагирует отрицательно. С моей личной точки зрения, оно и правильно: пенсионные фонды не должны гоняться за доходностью. Самая главная их задача – обеспечить сохранность пенсионных сбережений.
Еще один существенный момент. Средства казахстанских НПФ облагаются налогами по так называемой схеме EET. В результате освобождаются от налогов сами пенсионные взносы, а также инвестиционный доход от них: налогами облагаются только выплаты из пенсионных фондов. Государство не должно увлекаться собиранием налогов в этой сфере. Излишнее налогообложение угнетает пенсионную систему, мешает приходу сюда частного бизнеса (который часто более эффективен, нежели государственные структуры) и, в конечном счете, создает проблемы самому государству. Примеры стран, подтверждающие эту мысль, хорошо известны. Особенно гражданам России.
Для людей, которые стали участниками пенсионной системы, налогообложение по схеме EET в долгосрочной перспективе обеспечивает вполне приличные накопления. У вкладчика, который участвовал в пенсионной схеме лет тридцать, то есть с самого начала своего трудового пути, при выходе на пенсию 90–95 % накопленных денег будет составлять как раз инвестиционный доход, а не сумма внесенных взносов.
Как говорил Эйнштейн, «сила сложного процента – это самая большая сила во Вселенной».
Казахстанское законодательство не только следит за тем, чтобы пенсионные фонды и управляющие компании соблюдали правила участия в пенсионной системе. Оно предъявляет жесткие требования также и к эмитентам, заинтересованным в привлечении пенсионных денег. Если казахстанский эмитент захочет привлечь пенсионные деньги, то ему, прежде всего, придется перейти на международные стандарты бухгалтерского учета, провести аудит по международным стандартам и войти в листинг «А» на фондовой бирже Казахстана. Высокие стандарты стимулируют улучшение корпоративного управления в компаниях реального сектора экономики. Первые три года после введения накопительной системы эмитенты старательно пытались пробить снижение листинговых требований. Национальный банк им так же старательно объяснял, что это исключено. Кончилось тем, что все эмитенты начали соответствовать требованиям регулирующих органов.
В 2007 году в листинге «А» Казахстанской фондовой биржи находилось 14 компаний и банков. Кроме того, резко пошел вверх рынок корпоративных облигаций: в 2007 году их в обращении находилось приблизительно на 600 млн долларов. Это составляло около 2,5 % от объема ВВП 2007 года, что совсем неплохо, – по этому показателю мы занимаем первое место на постсоветском пространстве.
В целом на примерно десятилетнем отрезке пенсионная реформа, проведенная в РК, уже продемонстрировала вполне бодрые результаты. В опубликованном в ноябре 2004 года отчете «Priorities For Financial Sector Reform: Selected Issues And Options» Всемирный банк прогнозировал рост пенсионных фондов Казахстана (на среднесрочную перспективу) в среднем на 0,9–1,0 млрд долларов в год. Совокупные пенсионные активы к 2012 году, по оценкам Всемирного банка, составят 8–9 млрд долларов. Однако фактические данные о темпах роста активов накопительных пенсионных фондов, опубликованные Агентством финансового надзора (об Агентстве и о том, как оно создавалось, у нас пойдет речь чуть позже), значительно превосходят прогнозы и Всемирного банка, и Международного валютного фонда.
По большому счету, сейчас отношение объема пенсионных накоплений к ВВП в Казахстане уже больше, чем в Испании и Франции. Хотя, конечно, это в определенной степени условно. Реально в западных странах гораздо больше значения имеют не накопления негосударственной пенсионной системы, а ресурсы солидарной системы. Поскольку именно из солидарной системы граждане этих государств пока получают существенно больше, чем наши граждане из обоих источников, вместе взятых. Но тем не менее возможен вывод: если совершать реформы правильно, то по каким‑то параметрам можно обогнать и развитые страны.
Для справки. По состоянию на 1 января 2006 года в республике (по данным Агентства финансового надзора, АФН) функционировало 14 накопительных пенсионных фондов, инвестиционное управление пенсионными активами осуществляли 11 организаций (3 накопительных пенсионных фонда имели лицензию на самостоятельное управление). Количество индивидуальных пенсионных счетов на ту же дату составляло 7 613 369 единиц. Пенсионные накопления вкладчиков составили 648,6 млрд тенге. Доля «чистого» инвестиционного дохода в общей сумме пенсионных накоплений вкладчиков – 23,91 %. Вместе с тем средневзвешенный коэффициент номинального дохода пенсионных активов накопительных пенсионных фондов за период с июня 2003 года по июнь 2006 года составил 18,92 %. При этом накопленный уровень инфляции за указанный период составил 22,62 %.
Как я уже сказал, вначале все три реформы – пенсионная, рынка ценных бумаг и банковской системы – мыслились нами как взаимосвязанные. Реально банковская началась не намного раньше пенсионной. Поэтому у комплекса финансовых реформ получилось как бы два движителя: и банковский сектор, и пенсионный. Два драйвера вместо одного – это лучше. Однако можно ли считать, что пенсионная реформа реально стала центром комплекса структурных финансовых преобразований, как мы вначале собирались сделать?
Ход реформ все‑таки не был равномерным. Банки получили выигрыш во времени. Не случайно поэтому, что пенсионные фонды у нас были учреждены опять же банками. Из пяти крупнейших пенсионных фондов в Казахстане банкам принадлежат четыре. В отличие от тех же Польши или Венгрии, где большинство крупных пенсионных фондов управляются страховыми компаниями. Страховая реформа началась в Казахстане еще позже, только в конце 2000 года, поэтому имеет место определенное запаздывание этого сегмента. Таким образом, опережающее развитие банковского сектора очевидно. И на нынешнем этапе неравномерность сказывается на общем результате.
О периоде работы над пенсионной реформой у меня остались самые хорошие воспоминания. Чтобы не нагружать водителей, почти все мы имели личные машины. Но один дежурный шофер все‑таки оставался. И когда мы – Жандосов, Дамитов, я – часов в одиннадцать вечера начинали движение с работы к дому, то дружно смотрели на окна здания правительства. Если они не горели, то мы получали легкое извращенное удовольствие от сознания, что позже нас не работает никто. Такое бывало частенько. Значит, и удовольствия от жизни мы получали немало.
А реформа рынка ценных бумаг началась вскоре после проведения пенсионной реформы, в 97‑м году.
ПРИЛОЖЕНИЕ К ГЛАВЕ 8
Из статьи А. Лившица «России пора догонять Казахстан… экономически»
Порой выступаю на разных форумах. И других слушаю. Куда бы ни приехал – везде хвалят Казахстан. Дескать, обогнал Россию. Лет на пять.
Сосед действительно впереди. Экономика растет гораздо быстрее. Ежегодный привес – 10 %. А вот цены поднимаются медленнее. Казахи недовольны инфляцией. Считают слишком высокой. Но даже она в два раза ниже нашей.
Россия вышла на старт реальной реформы ЖКХ. Собирается его акционировать. Развести там конкуренцию. Повсеместно перейти на стопроцентную оплату услуг. Ищет деньги на компенсации малоимущим. Путь неблизкий и тернистый. Казахстан? Приближается к финишу. И, похоже, уже отмучился.
Пенсионная реформа. Наша задвинута в угол. До лучших времен. Когда финансами разживемся. О накопительной системе ничего не слышно. Деньгами пенсионеров распоряжаются госбанки.
Казахи тоже молчат. Но по другой причине: говорить не о чем. Накопительная система работает около семи лет. Ресурсы отданы частным компаниям. До 50 % разрешено вкладывать в бумаги местных эмитентов. Деньги, понятно, длинные. Подогревают фондовый рынок. Утоляют аппетиты инвесторов. Потому и рост такой симпатичный.
Российский ЦБ наконец‑то усилил надзор. Смелее отбирает лицензии. Переводит банки на Международные стандарты финансовой отчетности. Процесс идет. Хотя и со скрипом.
Нацбанк Казахстана сделал все это пять лет назад. С максимальной жесткостью. До прополки было более двухсот банков. Выжил лишь каждый шестой. Остальные канули в небытие.
Зато Астана обрела современные кредитные учреждения. Половина – с иностранным участием. Настолько окрепли, что отправились в Россию. На заработки. Прицениваются к финансовым активам. Собираются покупать. Есть и система страхования вкладов. Действует с 1999 года. Наша пока только отстраивается…
Далек от идеализации соседа. Проблем у него достаточно. Страны разные. Но разрыв все же заметен. И он не сокращается. А ведь имеем популярного президента. Вертикаль власти. Сноровистый парламент. Исполнительное правительство. Кипу реформаторских программ. Да и бизнес на порядок мощнее. Чего, спрашивается, не хватает?
Мы хотели подобраться к Португалии. Затея привлекательная. Но сперва хорошо бы дотянуться до Казахстана. Причем не мешкая. Пока не обставила Украина. И все остальные.
Сейчас много говорят о будущем СНГ. Лидерстве России. Что, мол, должна вести за собой. Силой собственного примера… Кого хотим учить? А главное – чему?
ПРОГРАММА «ГОЛУБЫЕ ФИШКИ»
Итак, реформа рынка ценных бумаг.
В ноябре 1996 года подготовка к переходу на новую пенсионную систему шла уже полным ходом. В это время меня пригласил к себе президент. И сказал:
– Григорий, ты в октябре приходил с идеей пенсионной реформы. Мы идею поддержали. Но значительная часть пенсионной реформы завязана, как ты сам хорошо знаешь, на фондовый рынок. А в каком он у нас сейчас состоянии, ты опять же осведомлен. Так вот, появилась идея назначить тебя председателем Комиссии по рынку ценных бумаг. Ты предложил меры по состыковке фондового рынка с пенсионной реформой, так что совершенно логично, чтоб ты же их и осуществлял. Дискуссию на этом можешь считать оконченной.
Таким образом, я стал председателем Национальной Комиссии по ценным бумагам Республики Казахстан. Комиссия к тому времени существовала около двух лет (создана в марте 1994 года указом президента «О мерах по формированию рынка ценных бумаг»). Но сам фондовый рынок на тот момент функционировал в эмбриональном состоянии. Он был крайне далек от возможности выполнять свою классическую функцию – перенаправлять инвестиции в реальный сектор. Между тем не только зрелая, но даже развивающаяся экономика не может полноценно функционировать без рынка ценных бумаг. Проводя банковскую реформу, мы уже понимали, что жизнь достаточно скоро поставит нас перед необходимостью решать эту задачу. Но с чего начинать?
Фондовый рынок, как и всякий другой, является местом, где спрос встречается с предложением. Любому покупателю нужен товар, а предлагает товар продавец. Инвестор – человек или организация – не может существовать без эмитента. Если предложение ценных бумаг отсутствует, то инвестировать на фондовом рынке не во что. Эмитент тоже не может существовать без инвестора: в ситуации отсутствия спроса на ценные бумаги теряется смысл самой эмиссии. Так что для «раскручивания» рынка есть смысл одновременно стимулировать оба эти направления, поощрять параллельное движение эмитента и инвестора навстречу друг другу. Синергия здесь и возможна, и желательна.
Приемлемый для Казахстана способ введения акций в коммерческий оборот был достаточно очевиден: через приватизацию. В силу разных причин приватизация в Казахстане осуществлялась в несколько этапов. Сначала прошла приватизация жилья (1991–1992 годы), с 1993 года была запущена программа ваучерной приватизации. Гражданам выдавались ваучеры, которые могли быть вложены в приватизационные фонды. Фонды, в свою очередь, имели право купить до 20 % акций выставлявшихся на аукционы предприятий (в основном это были мелкие и средние компании). При этом не менее 39 % акций приватизируемого предприятия должно было остаться у государства. В марте 1996 года правительство объявило о завершении малой приватизации. В результате этого процесса частными стали 93 % малых предприятий. Следует еще раз подчеркнуть, что их масштаб был невелик: а малое предприятие, как известно, нуждается в выходе на биржу существенно реже, нежели среднее и тем более крупное.
В результате таких процессов фондовый рынок Казахстана в 1996 году характеризовался чрезвычайной скудостью инструментов, а также малым количеством как инвесторов, так и эмитентов. На нем присутствовало, кроме того, определенное количество профессиональных участников рынка: они институционально возникли с началом приватизации и занимались в основном скупкой акций у населения.
Для справки. По данным Агентства финансового надзора, на 1 января 2006 года на рынке ценных бумаг действовало 62 брокера‑дилера, 18 регистраторов, 11 банков‑кастодианов, 10 организаций, осуществляющих инвестиционное управление пенсионными активами, 28 управляющих инвестиционным портфелем.
С течением времени стали появляться также элементы инфраструктуры фондового рынка. По мере того как пошел процесс приватизации крупных предприятий, стали возникать организации, ведущие реестры акционеров. Территориально регистраторы распределялись чрезвычайно неравномерно: по меньшей мере, половина из них или работала в Алма‑Ате, или имела там головные офисы. Частично начальная инфраструктура рынка создавалась на базе Национального банка. Центральный депозитарий, созданный под операции с нотами НБК и государственными бумагами (о них чуть ниже), потом использовали также и для развития рынка корпоративных ценных бумаг. Примерно тогда развернулась знаменитая полемика между зампредом Центрального банка РФ Андреем Козловым и председателем российской Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг (ФКЦБ) Дмитрием Васильевым по поводу принципов построения инфраструктуры российского фондового рынка. Мы с Жандосовым умилялись экстремальности этих споров. У нас по поводу инфраструктуры таких страстей не наблюдалось. Может, поэтому она явно превосходит то, что имеется сейчас в России. Во всяком случае, центрального депозитария соседи пока что так и не построили.
Васильеву, кстати, придя работать в Комиссию по ценным бумагам, я написал вежливое письмо с просьбой рассмотреть вопрос о сотрудничестве. Но никакого ответа не получил, а жаль. У регуляторов фондовых рынков существует целый ряд возможностей для взаимодействия. Тем более, если речь идет о рынках стран‑соседей, да еще связанных совсем недавним общим прошлым. В нашей ситуации, вполне вероятно, можно было прийти к тому, чтобы казахстанские эмитенты размещали свои бумаги на российском рынке, а российские – на казахстанском. В любом случае есть смысл обсуждать, на каких принципах можно допускать эмитентов той или иной страны на внутренний рынок. Но готовности к такому обсуждению со стороны российских коллег мы тогда не увидели.
Вообще, многие звенья инфраструктуры нашего финансового рынка строились как раз в тот период, в середине 90‑х. В 1993 году, на второй день после введения тенге, была создана Казахстанская валютная биржа. Ее учредили Национальный банк и 23 коммерческих банка с целью развития национального валютного рынка. В течение первых двух лет существования биржа занималась организацией торгов исключительно иностранными валютами. Лицензию на осуществление биржевой деятельности на рынке ценных бумаг она получила в 1995 году, однако на тот момент такая лицензия давала права на организацию торгов только государственными ценными бумагами. Со временем Казахстанская межбанковская валютная биржа была реорганизована, получила неограниченную лицензию на организацию торгов ценными бумагами, несколько раз переименовывалась и в итоге стала называться «Казахстанская фондовая биржа», KASE.
Первый торговый аукцион по государственным бумагам был проведен в 1994 году. Но тогда рынок не смог вырасти, поскольку государству как эмитенту никто не верил: в марте‑апреле как раз начал проводиться межзачет, стала быстро расти инфляция, курс тенге резко падал. И никто в принципе не хотел размещать свободные деньги в бумаги государственного займа. Даже несмотря на то, что доходность у них была чрезвычайно высокой.
Реальные объемы торгов по государственным бумагам начались весной 1995 года. Первым их стал покупать Народный сберегательный банк (он тогда принадлежал государству). Его руководство пришло к выводу, что у него проблем с госбумагами не возникнет: банк рассчитывал на безусловную помощь правительства. Равняясь на Народный сберегательный, на рынке государственных облигаций вскоре начали работать другие банки. К тому времени (весна 1995) программа директивных кредитов закончилась, и временно свободные средства имело смысл вкладывать в госбумаги.
В июне 1995 года с целью получить возможность быстрого регулирования денежной базы мы ввели в обращение еще один класс инструментов: запустили торги бумагами Национального банка. В целом была взята за основу американская модель финансирования государственных расходов. Но некоторые принципы мы позаимствовали также из венгерского опыта: в Венгрии в качестве инструмента государственных заимствований длительное время использовали ценные бумаги именно центрального банка, а не министерства финансов. Правда, потом венгры вернулись к классической модели рынка госдолга.
Новый инструмент назвали нотами Национального банка. Это дематериализованная государственная ценная бумага, первоначально имевшая сроки обращения от 7 до 91 дня. Постепенно сроки их обращения увеличивались. Наряду с нотами, номинированными в тенге, выпускались также валютные ноты.
Поначалу у участников рынка присутствовал определенный скепсис в отношении этого инструмента. Но рынок обязательств НБК запустили очень быстро. И поскольку у коммерческих банков уже имелся определенный опыт работы с государственными ценными бумагами, а принципы работы с нотами те же самые, а Нацбанку как эмитенту участники рынка доверяли больше, чем министерству финансов, то народ начал с удовольствием покупать эти ноты. В 1997 году объем размещения краткосрочных нот Национального банка РК составил около 75 млрд тенге, что сравнительно с объемами торгов государственными бумагами было вполне впечатляющим. Ноты НБК работают до сих пор, являются основным инструментом оперативного регулирования денежной базы и образуют значимый сегмент национального фондового рынка.
Что касается государственных ценных бумаг, то законом о бюджете было предусмотрено в 1997 году выпустить их в обращение на сумму 68,30 млрд тенге и направить на покрытие дефицита госбюджета 11,84 млрд тенге.
Для справки. По признаку срока обращения на нашем рынке существуют госбумаги следующих типов: 1) краткосрочные, так называемые МЕККАМ, со сроком обращения 3, 6, 12 месяцев; 2) среднесрочные, МЕОКАМ, со сроком обращения 2, 3, 5 лет; 3) долгосрочные, МЕАКАМ, со сроком обращения 10 лет. По видам обращения бумаги также различаются: существуют процентные госбумаги и дисконтированные.
А первые биржевые торги акциями прошли в сентябре 1997 года, чему предшествовали определенные события. Ни сектор государственных бумаг, ни сектор обязательств Национального банка еще не решают проблему создания полноценного рынка: на нем обязательно должны обращаться также корпоративные бумаги. Мне представлялось, как уже сказано, что процесс развития именно корпоративного сегмента национального фондового рынка следовало стимулировать одновременно с двух сторон, подталкивая к выходу на рынок и «продавцов», и «покупателей».
Идея о том, как достичь этой цели, возникла еще в период разработки концепции пенсионной системы. Предполагалось, как я уже говорил:
– во‑первых, стимулировать «спрос» через создание накопительных пенсионных фондов, то есть подтолкнуть создание класса институциональных инвесторов (как известно, везде в мире обладателями самых длинных денег являются именно пенсионные фонды (и компании по страхованию жизни);
– во‑вторых, стимулировать «предложение» путем приватизации части государственных пакетов акций крупных национальных компаний, определенный процент которых затем выпустить на фондовый рынок, то есть помочь возникновению массового эмитента;
– в‑третьих, через сведение «спроса» и «предложения» стимулировать развитие собственно фондового рынка.
Пенсионная реформа к тому времени уже была запущена, так что в замысле схема получалась вполне четкой и правильной: компании продают часть своих акций на бирже, пенсионные фонды их покупают, фондовый рынок растет, на него выходят различные категории инвесторов, в экономику идут инвестиции, от роста экономики выигрывает население в целом.
Дело было за появлением на рынке акций как таковых. То есть следовало приватизировать определенное количество достаточно крупных компаний. Начать я предложил с лучших казахстанских предприятий, у которых были хорошие шансы стать национальными «голубыми фишками». «Голубыми фишками», как известно, называют акции предприятий, наиболее привлекательных для инвесторов с точки зрения значительности их роли в экономике страны, а также финансовой устойчивости и востребованности на рынке ценных бумаг.
Этот план, предложенный мной в целях развития национального фондового рынка, получил неформальное название – «Программа „Голубые фишки“». По поводу программы были приняты в 1996 году два постановления правительства. Но реализована до конца она не была. Хотя вначале по ее поводу в профессиональном сообществе даже возник массовый энтузиазм. Например, такой факт: в это время на ожидании новой волны приватизации в Казахстане увеличилось количество профессиональных участников рынка, а также количество регистраторов: они ждали, что скоро у них появится много работы.
И президент, и премьер программу поддерживали. Мне казалось, что я заручился поддержкой основных игроков и не встречу серьезного противодействия. Правительство заявило, что на KASE выйдет 5–7 % пакетов акций крупнейших государственных предприятий. Был обнародован список этих предприятий: в него вошли, в частности, такие перспективные компании, как «Казахтелеком», «Эмбамунайгаз», «Узеньмунайгаз». Газета «Время по Гринвичу», неплохо осведомленный орган, близкий западным бизнес‑кругам, писала тогда, что инвесторы «просто дрожат» от желания покупать казахстанские ценные бумаги, и что на Казахстан и Центральную Азию создано несколько инвестиционных фондов.
Но инвесторы рванулись занимать стартовые позиции, как потом выяснилось, впустую. Вначале процесс тормозило Госкомимущество, не проявлявшее желания поддержать программу «Голубые фишки». Они попытались дать для приватизации совсем отстойные, мелкие, никому не нужные предприятия, а крупные оставить на будущее. Большую поддержку программе оказал тогдашний наш премьер‑министр Кажегельдин: был даже такой период, когда он принимал меня каждую неделю по понедельникам (а к премьеру ведь не всегда просто попасть на прием). В результате все‑таки удалось довести до стадии приватизации целый ряд финансово и управленчески успешных предприятий, в частности, «Казцинк», «Казахмыс», «Алюминий Казахстана», «Казхром».
Но бои на этом не кончились. Весной 1997 года возникла идея создать национальную компанию «Казахойл» (теперь «КазМунайГаз»). Статус «национальной компании» предполагает, что 100 % акций компании принадлежит государству и не подлежит передаче в частное владение. Под это дело решили, что ряд хороших компаний – в частности, «Узеньмунайгаз» и «Эмбамунайгаз» – будет выведен из программы «Голубые фишки» и передан в «Казахойл». По этому поводу опять были разборки, я написал еще одно заявление об уходе. Но потом стороны достигли очередного консенсуса, и мы начали двигать программу уже без этих предприятий. В результате затяжных позиционных сражений программа «Голубые фишки» все‑таки стартовала. 17 апреля 1997 года были подписаны мандаты на размещение государственных пакетов акций четырех компаний: «Актобемунайгаз», «Казахмыс», «Мангистаумунайгаз» и Усть‑Каменогорского титано‑магниевого комбината. К реализации программы подключили несколько крупных западных инвестиционных банков, которые провели оценки.
Кстати, об оценках. Инвестиционный банк «Соломон Бразерс» оценил тогда 100 %‑ный пакет акций «Казахтелекома» в 2,2 млрд долларов. При том что на продажу собирались выставить всего 4,5 % акций, получалось, что за этот маленький пакет можно выручить 100 млн долларов. Это и сейчас неплохой результат, а в 1997 году подобная сумма смотрелась просто фантастически. Примечательно, что в начале 2007 года «Казахтелеком» стоил существенно меньше: около 1,5 миллиарда долларов. При том, что с тех пор прошло 9 лет, в компанию было сделано много инвестиций и так далее. Дело в том, что тогда, в 1996–1997 годах, фиксированная связь переживала бум, и оценки компаний этого профиля были завышены. На самом деле, если б пакет «Казахтелекома» продали в тот момент, то инвесторы бы проиграли. Но государство зато сильно бы выиграло! Однако представители государства не стали продавать этот актив, поскольку планировали в будущем выручить за него гораздо больше денег. Жизнь, однако, показала обратное: исторический пик стоимости акций компаний фиксированной связи тогда же и кончился, инвесторы начали двигаться в сторону мобильных операторов. Так что общий жизненный принцип – ковать железо, пока горячо – оказался применим и на фондовом рынке.
Итак, в августе 1997 года, казалось, все было готово к запуску программы «Голубые фишки». Государство могло выручить за свои пакеты достаточно большую сумму, поскольку тогда происходил бум развивающихся рынков, и все складывалось как нельзя лучше. Но тут изменилась политическая ситуация. Нашелся ряд товарищей, которые – каждый по своим причинам – были против программы и аргументировали эту позицию каждый по‑своему, но дружно.
Одни говорили так: «Давайте не будем продавать народное достояние иностранцам, а относительно дешево продадим его нашим гражданам. Наши граждане, конечно, потом продадут купленные акции иностранцам дорого, но при этом заплатят налоги государству, и всем будет хорошо». Другие говорили, что не надо продавать акции намеченных к размещению компаний сейчас, поскольку через два года все будет дороже, и вот тогда появится смысл. А третьи хотели купить намеченные активы сами и приводили в пример, как легко догадаться, российские залоговые аукционы.
По поводу судьбы программы «Голубых фишек» возникла в результате напряженная дискуссия. Президента уговаривали не увязывать развитие рынка ценных бумаг с пенсионной реформой (потому что якобы на том этапе этого делать не следовало); представители правительства отмалчивались, и было принято политическое решение программу притормозить. (Потом приватизация все‑таки пошла, но уже по другой модели, и те компании, которые предполагалось вывести на рынок, оказались в руках стратегических инвесторов.)
Кроме этого, некоторым товарищам в администрации президента не понравилось, что лично я в ходе реализации программы «Голубые фишки» вел себя довольно резко, и они предложили внести изменения в законодательство с целью ограничить независимость Комиссии по ценным бумагам. Раньше все члены комиссии назначались президентом. Но затем, как это принято формулировать, «возникло мнение», что это чрезмерно.
Законотворческую деятельность в сфере фондового рынка тоже стали тормозить. Хотя в тот период, когда я был председателем комиссии по ценным бумагам, удалось принять несколько актов, важных для развития рынка. Назову их: это законы «Об инвестиционных фондах в РК», «О пенсионном обеспечении в РК» и «О регистрации сделок с ценными бумагами РК» (первые четыре лицензии на осуществление кастодиальных услуг были выданы тогда же, в 1997 году).
Но проект закона о рынке ценных бумаг, который был согласован со всеми министерствами и ведомствами, несколько месяцев не мог выйти на финишную прямую. Принципиально важным в нем было то, что мы постарались (и там тоже) ориентироваться на передовые международные стандарты, в том числе продумать механизмы защиты миноритарных акционеров.
Впрочем, тогда все казалось важным и новым, а ведь, в сущности, мы добивались достаточно стандартных вещей. И достигали этого часто ценой больших усилий. Многое шло очень тяжело: с обидами, руганью, чуть ли не правительственными кризисами. Но со временем все эти детали уходят из памяти. Остается лишь сухой остаток. И задаешь себе вопрос: действительно ли мы сделали все, что могли? Мне кажется в итоге, что из каждой ситуации мы всегда выжимали максимум возможного – в то время и в тех обстоятельствах.
Но в целом обстановка вокруг Комиссии по рынку ценных бумаг в тот момент очень обострилась. К тому же произошла смена правительства: на пост премьер‑министра назначили Нурлана Балгимбаева. А Балгимбаев был большим патриотом «Казахойла» и, в частности, являлся абсолютным противником приватизации компании. По этому поводу мы с ним сильно ругались.
По‑настоящему жаркий градус отношений не скроешь – бессмысленно. И поэтому Балгимбаев мог себе позволить шутить таким, например, образом, что мою голову он готов обменять на 2 % акций «Казахойла». Но это были лишь милые товарищеские шутки. Да и на сумму оценки я, по справедливости, не мог обижаться. А, говоря всерьез, было совершенно очевидно, что при новом составе правительства никаких подвижек ни по программе «Голубые фишки», ни в целом по фондовому рынку не будет. И кстати, время показало, что эти оценки не были лишены оснований.
Для справки. Как следует из Концепции развития финансового сектора Республики Казахстан на 2007–2011 годы, «современное состояние фондового рынка Казахстана характеризуется неразвитостью рынка акций. Контрольные пакеты акций находятся в руках стратегических инвесторов, которые не заинтересованы в продаже акций миноритарным акционерам. Объем свободно обращающихся на рынке акций (free float) не превышает 1 %. Кроме того, более половины сделок с акциями, совершаемых на KASE, проходят в режиме прямых сделок. Около трети наименований акций официального списка недоступны на рынке. Среди них – ценные бумаги крупнейших компаний, которые являются ведущими в казахстанской экономике. Отраслевая структура оборота ценных бумаг не отвечает структуре официального списка Казахстанской фондовой биржи. Доля вторичного рынка акций в общем обороте фондовой биржи незначительна и продолжает снижаться. Главной проблемой является преобладание договорных сделок. Их доля в объемном и количественном выражении остается высокой».
Что же в этой ситуации оставалось делать мне? Сидеть и надувать щеки насчет того, что я большой начальник на рынке ценных бумаг, которого не существует? Нет, этого мне совсем не хотелось.
Желание работать на государственной службе в этой ситуации у меня атрофировалось. И я написал заявление об уходе – по собственному желанию.
ПРИЛОЖЕНИЕ К ГЛАВЕ 9
Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 296; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!