Глава 5. Концепция нарциссизма 3 страница
На мой взгляд, искать следует не биологические причины, а культурные. Тогда вопрос заключается в том, существуют ли в культуре факторы, способствующие развитию мазохистских наклонностей у женщин. Ответ на этот вопрос зависит от того, что считать главным в динамике мазохизма. Моя мысль, если изложить ее вкратце, заключается в том, что мазохистские феномены представляют собой попытку достичь безопасности и удовлетворения в жизни за счет собственной незаметности и зависимости. Как будет показано дальше, эта фундаментальная жизненная установка определяет способ, с помощью которого индивид разрешает свои проблемы; она позволяет, например, установить контроль над другими через слабость и страдание, выражать через страдание враждебность и отыскивать в болезни оправдание собственной неудачи.
Если эти предположения обоснованны, то тогда именно культурные предпосылки способствуют развитию мазохистских установок у женщин. В большей степени они присущи прошлому поколению, нежели нынешнему, хотя они по-прежнему дают о себе знать и в наше время. Говоря вкратце, они сводятся к большей зависимости женщины, подчеркиванию женской слабости и хрупкости, к идеологии, что по своей природе женщине свойственно на кого-нибудь опираться и что ее жизнь наполняется содержанием и смыслом лишь через других: семью, мужа, детей. Сами по себе эти факторы мазохистских установок не порождают. История показывает, что и в таких условиях женщины могут быть счастливы, удовлетворены и работоспособны. Но подобные факторы, по моему мнению, ответственны за преобладание мазохистских наклонностей в женских неврозах, если последние развиваются.
|
|
|
Представление Фрейда, что основным страхом женщины является страх утраты любви, отчасти неотделимо от постулата, в котором оно имплицитно содержится, что в развитии женщины имеются особые факторы, ведущие к мазохизму. Поскольку мазохистские наклонности, помимо всего прочего, означают эмоциональную зависимость от других, а одним из основных мазохистских средств устранения тревоги является привязанность, то страх утраты любви - черта специфически мазохистская.
Мне кажется, однако, что в отличие от двух других утверждений Фрейда по поводу женской природы - о зависти к пенису и о специфически женской основе мазохизма, - это последнее утверждение в известной мере относится и к здоровой женщине в нашей культуре. Но не биологические причины, а важные культурные факторы приводящие женщин к завышенной оценке любви и тем самым к опасению ее утратить.
Женщина веками жила в условиях, в которых она была отстранена от серьезных экономических и политических обязанностей и ограничивалась частной эмоциональной сферой жизни. Это не означает, что она не несла ответственности и что ей не приходилось работать. Но ее работа совершалась в рамках семейного круга и поэтому, в противоположность более обезличенным деловым отношениям, основывалась на эмоциональности. Другой аспект этой же ситуации заключается в том, что любовь и преданность стала рассматриваться как специфически женские идеалы и добродетели. Еще одним аспектом является то, что для женщины - поскольку ее отношения с мужчинами и детьми были единственными вратами к счастью, безопасности и престижу - любовь представляла собой реальную ценность, сопоставимую в сфере деятельности мужчины с его способностью зарабатывать деньги. Таким образом, не только фактически отбивалась охота к каким-либо занятиям за пределами эмоциональной сферы, но в сознании самой женщины эти занятия стали восприниматься как нечто второстепенное.
|
|
|
Следовательно, в нашей культуре существовали и в известной мере по-прежнему существуют реальные причины того, почему женщина склонна переоценивать любовь и ожидать от нее большего, чем она может дать, и почему она больше, чем мужчина, боится ее потерять.
|
|
|
Культурная ситуация, приведшая женщину к восприятию любви как единственной жизненной ценности, позволяет пролить свет на некоторые особенности современной женщины. Одна из них - отношение к возрасту: панический страх женщины перед старением и его последствиями. Поскольку на протяжении столь долгого времени все радости - будь то любовь, секс, дом или дети - она получала через мужчин, то ублажать мужчин неизбежно стало делом чрезвычайной важности. Проистекающий из этой необходимости культ красоты и очарования можно, пожалуй, расценить, по крайней мере в некоторых отношениях, как положительное следствие. Но подобная сосредоточенность на важности эротической привлекательности подразумевает тревогу о том времени, когда ее ценность уменьшится. Мы сочли бы невротическим проявлением страх или депрессию у мужчин, приближающихся к пятому десятку. Для женщины же это считается вполне естественным, и в некотором смысле так оно и есть, покуда привлекательность представляет собой уникальную ценность. Хотя возраст - проблема для каждого, он превращается в нечто ужасное, если в центре внимания находится молодость.
Этот страх не ограничивается возрастом, который принято считать концом женской привлекательности, - он накладывает отпечаток на всю ее жизнь и порождает чувство огромной неуверенности по отношению к жизни. Именно он повинен в ревности, часто возникающей между матерями и дочерьми-подростками, причем он не только портит личные взаимоотношения, но и может оставить осадок враждебности ко всем женщинам. Он мешает женщине ценить качества, не относящиеся к эротической сфере, качества, которые можно охарактеризовать такими терминами, как зрелость, уравновешенность, независимость, самостоятельность в суждениях, мудрость. Едва ли женщина способна относиться к развитию своей личности столь же серьезно, как к любовной жизни, если в ней постоянно поддерживается установка обесценивания зрелых лет, которые она считает возрастом своего увядания.
|
|
|
Всеобъемлющие ожидания от любви отчасти объясняют то недовольство женской ролью, которое Фрейд приписывает зависти к пенису. С этой точки зрения имеются две основные причины для недовольства. Во-первых, в культуре, в которой человеческие взаимоотношения так основательно нарушены, трудно достичь счастья в любовной жизни (я не имею в виду сексуальные отношения). Во-вторых, эта ситуация порождает чувство неполноценности. Иногда задают вопрос: кто в нашем обществе - мужчины или женщины - страдают более от чувства неполноценности? Психические свойства трудно измерить количественно, но наблюдается следующее отличие: как правило, чувство неполноценности у мужчины не возникает из-за того, что он - мужчина; женщина же часто чувствует неполноценность просто потому, что она - женщина. Как уже отмечалось выше, я считаю, что чувство собственной непригодности не имеет ничего общего с женственностью, а использует представления в культуре о женственности как прикрытие для других источников чувства неполноценности, которые в сущности у мужчин и женщин одинаковы. В нашей культуре имеется, однако, ряд причин, из-за которых уверенность женщин в себе легко подрывается.
Прочная и надежная уверенность в себе основывается на многих человеческих качествах, таких, как инициативность, смелость, независимость, таланты, эротическая привлекательность, умение управлять ситуацией. Пока ведение домашнего хозяйства оставалось действительно важным и ответственным делом и пока количество детей не ограничивалось, женщина ощущала себя конструктивным фактором в экономическом процессе; тем самым ее самооценке была обеспечена надежная основа. Но эта основа постепенно пропадала, а с ее исчезновением женщина утратила тот фундамент, на котором покоилось ее ощущение собственной ценности.
Что касается сексуальной основы уверенности в себе, влияние пуританских взглядов, какую бы оценку им ни давать, несомненно, внесло свой вклад в унижение женщин, придав сексуальности оттенок чего-то греховного и непристойного. В патриархальном обществе такая установка неизбежно превращала женщину в символ греха; подобные упоминания часто можно встретить в ранней христианской литературе. Такова одна из основных культурных причин того, почему даже сегодня женщина считает себя испорченной и испачканной сексуальностью, и в конечном счете ее заниженной самооценки.
Наконец, остается эмоциональная основа уверенности в себе. Если, однако, уверенность человека в себе зависит только от любви, которую он дает или получает, это значит, что она строится на слишком узкой и шаткой основе - слишком узкой, потому что игнорируется слишком много ценных личных качеств, и слишком шаткой, потому что зависит от слишком многих внешних факторов, таких, как возможность найти подходящего партнера. Кроме того, эта позиция легко приводит к эмоциональной зависимости от любви и оценки со стороны других людей, в результате чего человек чувствует себя недостойным, если его не любят или не ценят.
Что касается будто бы присущей женщине неполноценности, Фрейд, к удивлению, высказал замечание, которое весьма отличается от того, что приходится от него слышать: «Не следует забывать, что мы описали женщину лишь в той мере, в какой ее сущность определяется ее сексуальной функцией. Это влияние заходит, правда, очень далеко, но мы должны помнить, что отдельная женщина, помимо прочего, это еще и человеческое существо (курсив мой. - К. X.). Я уверена, что он и в самом деле имеет это в виду, но хотелось бы, чтобы подобному суждению было предоставлено больше места в его теоретической системе. Некоторые положения в последней статье Фрейда о женской психологии указывают на то, что, по сравнению с более ранними своими исследованиями, он дополнительно рассматривает влияние культурных факторов на психологию женщины: «Но при этом мы должны обратить внимание на недопустимость недооценки влияния социальных устоев, которые также загоняют женщин в ситуации пассивности. Все это еще не совсем ясно. Однако не будем забывать об особенно прочной связи между женственностью и инстинктивной жизнью. Подавление своей агрессивности, навязанное женщинам их конституцией и обществом, способствует развитию сильных мазохистских побуждений, которым все-таки удается эротически связать направленные внутрь разрушительные тенденции».
Однако в силу своей изначальной биологической ориентации Фрейд не видит - а на основе своих допущений и не может видеть - всего значения этих факторов. Он не способен увидеть, в какой мере они преобразуют желания и установки, как не способен оценить всю сложность взаимосвязей между культурными условиями и психологией женщины.
Я полагаю, что каждый согласится с Фрейдом в том, что различия в сексуальной организации и функциях оказывают влияние на психическую жизнь. Но представляется неконструктивным отвлеченно рассуждать о природе такого влияния. Американская женщина отличается от немецкой женщины; обе они отличаются от индейских женщин. Женщина, живущая в Нью-Йорке, отличается от жены фермера из штата Айдахо. Каким образом специфические культурные условия порождают специфические качества и способности как у женщин, так и у мужчин, - и есть то, что мы можем надеяться понять.
Глава 7. Влечение к смерти
В своей третьей и последней теории влечений Фрейд отказывается от дуализма между «либидо Я» и «объектным либидо» и вместо этого вновь возвращается к своему прежнему противопоставлению либидинозных и нелибидинозных влечений, но с одним важным отличием. Ранее Фрейд полагал, что влечения к самосохранению - влечения Я - представляют собой оборотную сторону сексуальных влечений. Теперь роль «оборотной стороны» приписывается в точности противоположной разновидности влечений, а именно влечениям к самоуничтожению. В клиническом смысле отныне устанавливается дуализм между сексуальными влечениями, включающими в себя нарциссизм, а также объектную любовь, и деструктивным влечением.
Концепция деструктивного влечения опирается прежде всего на распространенность жестокости в истории человечества: в войнах, революциях, религиозных гонениях, в разного рода проявлениях авторитаризма, в преступлениях. Эти факты создают впечатление, что людям необходимо иметь некоторый выход для враждебности и жестокости, и что они ухватываются за малейшую возможность разрядки. Кроме того, в нашей культуре мы ежедневно сталкиваемся с проявлениями - утонченными или прямыми - жестокости: эксплуатацией, обманом, унижением, угнетением беззащитных, детей и бедняков. Даже в тех взаимоотношениях, в которых должны преобладать любовь или дружба, определяющей зачастую является подспудная враждебность. Фрейд полагает, что лишь один род человеческих отношений избавлен от враждебности - отношения между матерью и сыном. Но даже такое исключение выглядит благой иллюзией. В фантазиях проявляется столько же откровенной деструктивности и жестокости, как и в действительности. После, казалось бы, незначительной обиды нам может сниться, как обидчика разрывают на части или подвергают смертельному унижению.
Наконец, деструктивность бывает направлена не только против других людей, зачастую, похоже, жестокость разряжается на самом человеке. Он может покончить с собой; психотики могут наносить себе тяжелые увечья; обычный невротик, по-видимому, склонен мучить себя, принижать, глумиться над собой, лишать себя удовольствия, требовать от себя невозможного и сурово осуждать себя, если неосуществимые требования не выполняются.
Ранее Фрейд истолковывал импульсы и проявления враждебности как связанные с сексуальностью. Он полагал, что они частично являются выражением садизма входя в состав сексуальных влечений, а частично - реакцией на фрустрацию или выражением сексуальной ревности. Позднее он признал, что эти объяснения недостаточны. Деструктивные побуждения встречаются куда чаще, чем это можно было бы объяснить сексуальными влечениями.
«Я признаю, что в садизме и мазохизме мы всегда обнаруживали слитые с эротизмом проявления первичного деструктивного влечения, направленного как наружу, так и внутрь; но я никак не могу понять, как мы могли проглядеть вездесущность неэротической деструктивности и агрессии и не предоставить им подобающего места в нашем истолковании жизни».
Предположение о существовании деструктивного влечения, независимого от сексуального, не потребовало каких-либо фундаментальных изменений в теории либидо. Единственным связанным с ним теоретическим изменением было то, что садизм и мазохизм рассматривались отныне как слияния или смешения либидинозных и деструктивных влечений, а не как всецело либидинозные влечения.
Если деструктивные влечения являются инстинктивными по своей природе, то какова их органическая основа? Для ответа на этот вопрос Фрейд прибег к определенным биологическим соображениям, которые сам называет спекуляциями. Они проистекают из его представлений о природе влечений и теории навязчивого повторения. Влечение, согласно Фрейду, вызывается органическими стимулами; его целью является устранение нарушающей равновесие стимуляции и восстановление равновесия в том виде, каким оно было до стимуляции. Под навязчивым повторением, которое Фрейд считает основным принципом инстинктивной жизни, он понимает навязчивое стремление к повторению прошлых переживаний или более ранних стадий развития, независимо от того, были они приятными или болезненными. Этот принцип, по мнению Фрейда, является выражением тенденции, присущей органической жизни, к восстановлению ранней формы существования и к возвращению к ней.
Исходя из этих соображений, Фрейд делает смелый вывод: раз существует инстинктивная тенденция к регрессии, к восстановлению прежних стадий, а неорганическое существование предшествует органическому и собственно развитию жизни, то должна быть врожденная тенденция к восстановлению неорганического состояния; поскольку отсутствие жизни предшествует самой жизни, то должно иметь место инстинктивное влечение к смерти. «Цель жизни - смерть». Таков теоретический путь, который приводит Фрейда к постулату о влечении к смерти. Он полагает: тот факт, что живые организмы умирают от внутренних причин, может быть использован для подтверждения гипотезы об инстинкте, влекущем к саморазрушению. Физиологическую основу этого влечения он видит в катаболических процессах в метаболизме.
Если бы не было ничего, противодействующего этому влечению, тот факт, что мы защищаем себя от опасностей, был бы непостижим - естественной вещью было бы умереть. Возможно, то, что выглядит как влечение к самосохранению, было бы тогда не чем иным, как желанием организма умереть по-своему. Но есть нечто противостоящее влечению к смерти: влечение к жизни, которое, по мнению Фрейда, представлено сексуальными влечениями. Таким образом, основной дуализм, согласно данной теории, - это дуализм между влечением к жизни и влечением к смерти. Их органическими репрезентантами являются зародышевая плазма и сома. Никаких клинических наблюдений, доказывающих существование влечения к смерти, нет, потому что «оно тихо работает внутри организма, ведя его к распаду». Единственное, что мы можем наблюдать, - это слияние, соединение влечения к смерти с сексуальным влечением. Именно этот альянс не позволяет влечению к смерти разрушить нас или по крайней мере отсрочивает такое разрушение. Вначале влечение к смерти соединяется с нарциссическим либидо, и вместе они образуют то, что Фрейд называет первичным мазохизмом.
Однако сам по себе альянс с сексуальными влечениями еще недостаточен для предотвращения саморазрушения. Чтобы оно было предотвращено, значительная часть деструктивных наклонностей должна быть направлена на внешний мир. Чтобы не разрушить себя, мы вынуждены разрушать других. Это рассуждение делает влечение к разрушению дериватом влечения к смерти. Деструктивные влечения могут быть вновь обращены вовнутрь и проявиться в стремлении нанести себе вред: они становятся клиническими проявлениями мазохизма. Если выход вовне закрыт, саморазрушение усиливается. Свидетельство этому последнему предположению Фрейд видит в том, что невротические личности мучают самих себя, если их накопленное негодование не находит разрядки вовне.
Хотя сам Фрейд признает, что его теория влечения к смерти основывается на чистой спекуляции и нет свидетельств в ее поддержку, он тем не менее полагает, что эта теория намного более плодотворна, чем прежние его гипотезы. Более того, она удовлетворяет всем его требованиям к теории влечений: она дуалистична, обе ее стороны можно подвести под органическую основу; эти два влечения и их дериваты охватывают, пожалуй, все психические явления.
Кроме того, предположение о влечении к смерти и его деривате, деструктивном влечении, объясняет, по мнению Фрейда, то количество враждебной агрессии при неврозах, которое нельзя было объяснить с прежней его точки зрения; подозрительность, страх перед враждебностью других, обвинения, презрительное отвержение всех усилий оставались загадкой, когда обсуждались исключительно в терминах теории либидо. Раннее появление деструктивных фантазий, отмеченное Мелани Кляйн и другими английскими аналитиками, казалось, получило теперь в этой теории удовлетворительное объяснение. Также и феномен мазохизма, который оставался загадкой до тех пор, пока не был объяснен как инвертированный садизм, теперь становился более понятным: соединение сексуальных влечений с самодеструктивными означает, что мазохизм обладает функцией или, как об этом говорит Фрейд, экономической ценностью, препятствующей саморазрушению.
Наконец, новая теория позволяет дать теоретическое обоснование концепции Сверх-Я и потребности в наказании. Под Сверх-Я Фрейд понимает автономную инстанцию внутри личности, основной функцией которой является запрещение следовать инстинктивным влечениям. Предполагается, что Сверх-Я является носителем враждебной агрессии против Я, вызывает фрустрации, ограничивает удовольствие, предъявляет безжалостные требования к Я и наказывает за их невыполнение с неумолимой жестокостью. Говоря кратко, оно одалживает свою энергию агрессиям, которые не разряжаются вовне.
Далее я ограничусь обсуждением деривата влечения к смерти - деструктивного влечения. Фрейд не оставляет никакого сомнения относительно его смысла: у человека имеется врожденное влечение к злу, агрессии, разрушению, жестокости. «За всем этим стоит часто оспариваемая истина, заключающаяся в том, что человек отнюдь не кроткое, жаждущее любви дружелюбное создание, которое защищается лишь тогда, когда на него нападают; надо считаться с тем, что среди его инстинктивных дарований имеется и огромная доля стремления к агрессии. Поэтому для человека его ближний –– это не только возможный помощник или сексуальный объект, но и предмет соблазна для удовлетворения своей агрессивности, рабочая сила, которой он может воспользоваться без вознаграждения, объект сексуального вожделения, которое он может удовлетворить без его согласия; у ближнего можно отнять имущество, его можно унижать, причинять ему боль, мучить и убивать. Homo homini lupus est - кто осмелится возразить против этого перед лицом всех свидетельств из собственной жизни и истории?» «Ненависть лежит в основе всех отношений привязанности и любви между людьми». «Ненависть к объекту древнее любви». На самой ранней стадии развития, «оральной», ненависть выражается в стремлении поглотить объект, то есть его уничтожить. На «анальной» стадии связь с объектом определяется стремлением удержать его и над ним господствовать, установкой, которую едва ли можно отличить от ненависти. И лишь на «генитальном» уровне любовь и ненависть проявляются как пара противоположностей.
Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 225; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!