Русские зарубежные православные богословы и экуменическое движение



Русский православный зарубежный проф. Л. Зандер в своей статье "Съезд Православных Церквей в Эдинбурге" пишет:

"В течение десяти лет прогресса, прошедших от Лозаннской до Эдинбургской конференции (с 1937 г.), "экуменическое движение и, в частности, движение "Веры и Устройства"... действительно многого достигло; но было бы большой ошибкой преувеличивать эти достижения и думать, что мы стоим на пороге радостного дня соединения всех церквей, для которого необходимо сделать только несколько последних усилий. В этом отношении Эдинбургский съезд разрушил много иллюзий и с новой силой показал всю огромную трудность и, вместе с тем, всю важность экуменической работы".

Работа съезда в первую неделю проходила "не в декларативной форме кратких речей, а в живом обмене мыслей и аргументов, в непосредственной и свободной богословской беседе", в обществе 15—20 человек. "И если верно, что в экуменической работе наиболее значительным является не то, что его участники сказали, но тот факт, что они вообще говорили друг с другом, то эта неделя совместной работы безусловно была временем наиболее плодовитых духовных встреч, споров, расхождений, взаимного понимания и сближения... результаты этой работы с -удивительным искусством формулированы председателем и секретарями группы в особых докладах-резолюциях. которые были представлены на одобрение секции".

В следующих затем пленарных собраниях съезда, где проходило обсуждение этих докладов (в порядке третьего чтения) "в собрании в 600 человек, с сотнями кратких речей и тысячами незначительных, часто чисто словесных поправок", этот метод работы никого не удовлетворял и не приводил к единомыслию. Из этих собраний резолюции вышли обедненными, иногда даже исковерканными и все же не удовлетворявшими съезд".

Отцу С. Булгакову удалось добиться того, что вопрос о почитании Богоматери был включен в программу "для информации". Это уже было значительным достижением; еще большим достижением была резолюция, выработанная подсекцией и говорившая о том "высоком уважении, которое должно принадлежать Матери Божией в христианском сознании". Однако, уже в секции вокруг этого вопроса началась буря, которая не прекращалась до самого последнего момента.

*** Примечание. Выдержка из впечатлений об Эдинбургской конференции д-ра Альфреда Гарви, от Союза конгрегационалистов Англии. ***

"Ортодоксальные представители не вступали в дискуссии на Лозаннской конференции, и хорошим признаком является то обстоятельство, что они добровольно сделали это и в Эдинбурге, хотя, однако, и с ясно выраженной целью подчеркнуть расстояние между их верованиями и убеждениями новейшего протестантизма. Я сожалею, что они настаивают на введении призьгеания святых и в особенности Матери Иисуса, что оппозиция протестантов не была более определенно выражена не в отношении достоинства Той, Которой Бог сообщил столько достоинства, но в отношении присвоения Ей того посредничества, которое могло бы казаться нападениями на единое посредничество Христа.

Резолюция вышла из этой борьбы в искалеченном виде, но большего, повидимому, при данном состоянии экуменического сознания съезда, достигнуть было нельзя. Подавляющее большинство ее — протестанты; очень многие из них совершенно не представляют себе, что такое Православие и мыслят экуменическую работу по образу того (по существу очень легкого) объединения, которое имеет место в Америке, сливая многочисленные, но очень похожие одна на другую секты, в новые "объединенные церкви". Для этих членов съезда сама экуменическая проблема явипась чем-то новым и трудно приемлемым, и резолюция, самый язык коей казался им языком другого мира, воспринимался как препятствие, как трудность, едва ли как не разрушение достигнутого псевдоединства".

..."Поражаешься неравномерностью представительства. Православные были представлены не только менее многочисленно, но и то место, которое было отведено для православной мысли, было сильно ограничено. Приведем примеры. Из 19 докладов, сделанных на Оксфордской конференции публично и на пленарных сессиях, православные имели один; среди торжественных заключительных выступлений они не имели ни одного".

"Ансамбль обеих конференций создает у меня впечатление огромной панпротестантской работы, в которой православные были приглашены только в качестве сотрудников... Это слишком серьезно, и я должен уточнить это впечатление... Впечатление всех православных на Оксфордской конференции таково, что весь образ мышления и веры был протестантским, даже либеральным, и что сотрудничество православных было принято при молчаливом условии не проявлять попыток к изменению этой базы. Совершенно по-другому обстояло дело в Эдинбурге, где вопрос о конфессиональных различиях был поставлен и констатирован совершенно добросовестно". Но доклад православных об общении святых был до такой степени изуродован Генеральной ассамблеей, что панпротестантская тенденция конгресса сделалась совершенно очевидной. Никогда не забуду реплики одного из членов движения... "все это до такой степени чуждо для нашей точки зрения и все это вызывает столько затруднений, что было бы лучше целиком отвергнуть их доклад".

Оба конгресса имели в высшей степени интеллектуальный характер: там больше мыслили, чем молились.., говорили больше богословы, чем церкви" [3].

Весь этот эпизод — в конце текста ряда других (главным образом богослужебных) фактов съезда заставляет нас констатировать, что в настоящее время экуменическое движение все еще является пан-протестантской организацией с участием православных, которые, однако, если и влияют на общую работу, то более своим присутствием, духом Православия, чем непосредственно: для последнего они слишком малочисленны, слишком безгласны, а главное, слишком чужды и экзотичны большинству. Но верим, что это состояние временное, и знаем, что даже в такой скромной роли участия Православие дало экуменическому движению бесценные дары. Реакцией на это положение православных явился особый документ — декларация, подписанная всеми православными делегатами. Очень умеренная по форме она, однако, ясно констатирует, что язык, проблематика и весь характер съезда являются протестантскими, что относительно целого ряда вопросов православные делегаты расходятся с предложенными резолюциями не только в их решениях, но в самой постановке вопросов, на что, сознавая и констатируя все это, они, тем не менее, сознательно принимают участие в экуменическом движении и радуются тому духу любви и верности Господу Иисусу Христу, которые являются основанием этого общения"...

..."Молитвенная жизнь Эдинбургского съезда протекала в обычных рамках экуменической практики"...

..."Самые службы, однако, которые носили безличный интерконфессиональный характер, хотя и руководились представителями разных церквей, нельзя считать шагом вперед в экуменической практике. Опыт с очевидностью показал, что подлинному экуменизму соответствуют конфессиональные службы, на которых члены других вероисповеданий как бы видят душу другой церкви и учатся погружаться в нее. Характерно, что резолюция с пожеланием большей литургичности и конфессиональности была выработана и предоставлена съезду секцией молодежи, которая имела свои отдельные заседания"...

..."Судить о значении Эдинбургского съезда преждевременно. Ценность и влияние __ подобных конференций

обнаруживаются десятилетиями. Однако уже сейчас можно указать на некоторые ее качества и недостатки, зависящие от внешних фактов".

"Формально значение конференции не велико. Во-первых, делегаты, хотя и назначенные официально церквами, были уполномочены вести беседу, изучать вопросы, но отнюдь не принимать каких-либо решений от имени своих церквей. Поэтому все резолюции имеют значение рекомендаций, которые съезд предлагает к рассмотрению церквей; другими словами, эти резолюции не имеют никакой обязательной силы, а только моральную авторитетность. Во-вторых, состав съезда был очень не полный для того, чтобы можно было говорить о всемирном объединении; отсутствовали немецкие церкви; отсутствовали Румынская Церковь и Сербская Церковь (из-за смерти Патриарха Варнавы); отсутствовала Русская Церковь (имея в виду Советскую Россию, ибо Русская Церковь в эмиграции была представлена полно и хорошо). Наконец, как обычно, не приняла участия в съезде Римско-католическая Церковь, отсутствие которой вызвало ряд официально высказанных сожалений съезда... Кроме того, в представительстве была чрезвычайная непропорциональность: в то время как Православные Церкви, представляющие большие массы верующих, были представлены двумя-тремя делегатами, бесчисленные секты (в особенности американские) также имели каждая по нескольку делегатов. Деление последних достигало чрезвычайной и притом внешней дифференцированности (например, южные баптисты Сев. Америки и северные баптисты Сев. Америки), которая в православном мире соответствовала бы не автокефальным церквам, а митрополиям и епархиям... Таким образом можно сказать, что с формальной точки зрения, как некий всемирный христианский парламент, съезд не удался".

"Не удался он и как акт соединения церквей (чего многие желали), и это является столь явным и естественным, что на этом можно не останавливаться. Но в работе по сближению, по взаимному пониманию, по устранению недоразумений, по росту чувства и сознания единства христианского мира, христианского долга, христианской ответственности — съезд безусловно был огромным шагом вперед, результаты коего обнаружатся в будущем"...

В сборнике "Христианское воссоединение, Экуменическая проблема в православном сознании" (изд. 1933 г., ИМКД-Пресс, Париж) приведен ряд интересных статей православных богословов, принимавших участие в экуменических конференциях или соприкасавшихся с этим движением. В статье прот. С. Булгакова (f) "У кладезя Иаковля (Иоанн. IV, 23)" о реальном единстве разделенной Церкви в вере, молитве и таинстве, поставлено много вопросов для богословов и особенно для руководителей церквей, находящихся в разделении. Над разрешением части этих вопросов, касающихся проблемы соединения церквей в прежнем понимании этого термина, а не в модернизированной форме его в виде экуменического объединения, следовало бы подумать главам некоторых церквей.

Здесь мы коснемся лишь собственно экуменических моментов размышления автора.

"Церковь едина, есть только одна Церковь, именно Православная"... Однако "Церковь есть и вне церковной ограды, и поверх ее: "Идеже два или три собраны во имя Мое, там и Я посреде их", т. е. там и Церковь... За оградой Церкви для нас не пустое место, но простирается христианский мир, которому, во всяком случае, присуща церковность, однако вне Церкви... Церковь едина, как едина жизнь во Христе Святым Духом, только причастность к этому единству имеет разные степени или разную глубину... Путь "экуменической" церковности, ищущей церковного единства, сопровождается одновременно сознанием и уточнением вероисповедных различий, но и растущим сознанием своего единства. "Экуменизм" сам по себе есть опыт такого единства, новое о нем откровение (разрядка наша — Г. Р.). Из этого да и нет, тезиса и антитезиса, как-будто нет исхода, который бы снимал и преодолевал, а не просто бы упразднял или насиловал антиномию. Но Дух Божий, благодать Св. Духа, может, действительно, снять эту антиномию в некоем новом синтезе,— не чрез соглашение или компромисс, но новым вдохновением, его же чаем (разрядка наша — Г. Р.). И долг любви церковной и практической целесообразности ощутить и выявить положительную духовную основу христианского "экуменизма" не только как идею, но уже и как существующий благодатный факт. Его нам дано опытно переживать (разрядка наша — Г. Р.), как благодатное веяние Духа Божия, как явление Пятидесятницы, когда начинают взаимно понимать друг друга в разноязычии своем"...

"...Встреча христиан разных исповеданий, как христиан, есть великая радость, посылаемая в наши дни Духом Святым, и новое откровение вселенской Пятидесятницы (разрядка наша — Г. Р.)".

В живом общении представителей разных исповеданий создается возможность такого взаимного познания, которое действует более убедительно, чем слова, оно связывает и обязывает (разрядка наша — Г. Р.). Ибо узнается, что "Христос посреди нас", ощущается веяние (тоже) Духа Святого. Это есть может быть самый важный результат взаимообщения разных исповеданий, который... представляет собой духовную реальность (тоже). В течение Лозаннской конференции... это чувство некоего общего духовного опыта, единения во Христе, достигло чрезвычайной напряженности. Для всех было ясно, что нечто произошло (разрядка С. Б.), поверх и помимо всего, закрепленного в отчетах и постановлениях... Помимо такого опыта вообще и не может быть христианского единения. Напротив, это последнее только и бывает осуществляемо в христианском вдохновении, новом явлении Пятидесятницы, которого чаем, но частично уже и обретаем (разрядка наша — Г. Р.). Это... есть некое таинство (разрядка С. Б.) духовной жизни, как бы духовное сопричащение (разрядка наша — Г. Р.) единого Христа, задолго до того, когда может совершиться фактическое причащение из одной чаши... Должно ощутиться веяние Духа Божия, оно лишь сделает явным, что искомого единения следует искать вовсе не так далеко, как думают... Ни гордый и властный Рим, живущий в католическом священстве, ни застывший в вековой самообороне Восток, видящий врага и поработителя в каждом католике, не могли и не могут до сих пор сделать этого шага, забыться в порыве любви церковной... Священство Востока и Запада должно сознать себя единым священством, совершающим единую Евхаристию... Сие и буди, буди!.. И лишь до тех пор, пока не загорелись эти огненные языки (разрядка наша — Г. Р.) в мире, остается Для нас долгий и стропотный путь искания догматического единомыслия путем догматических споров.

Такова психологическая подоснова рассуждения прот. С. Булгакова. Слишком соблазнительны и экуменическая идея объединения, и внешняя постановка ее обсуждения, чтобы мы могли упрекнуть автора в наличии у него личного, без послушания Церкви, "забвения в порыве церковной любви". Все мы — люди и все подвергаемся соблазну своеволия и самоутверждения на своем личном понимании жизни. Приводя эти выдержки, мы хотим только предостеречь слушателя и читателя в одном:

1. Иисус Христос предупреждал: "Тогда, если кто скажет вам: вот здесь Христос или там,— не верьте; ибо восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперед сказал вам" (Матф. XXIV, 23—25).

2. Русская Православная Церковь всегда учила, что Пятидесятница, т. е. Сошествие Святого Духа, уже было, и что христиане должны ожидать теперь не нового явления Св. Духа, а славного Второго пришествия Иисуса Христа. Умаление значения единой жертвы Иисуса Христа и предвозвещение о будущем "третьем часе", в который откроется "ожидаемое" царство Св. Духа, свойственно учению масонов и сектантов, и новоявленное пророчество о новом откровении, о чаемой вселенской Пятидесятнице, есть только старый отголосок лживой проповеди этих соблазнителей.

3. Владимир Соловьев, по словам прот. С. Булгакова (примеч. к стр. 31), переходя в католичество, "хотел опознать и явить действительное единство церквей в полноте благодатной жизни самым делом, но не был понят, ибо упредил свое время". Очевидно, что теперь время понимания поступка В. Соловьева уже наступило. Но ведь и эсхатологическую картину мира В. Соловьев в своих "Трех разговорах" нарисовал в виде всемирного собора всех трех христианских исповеданий под председательством будущего "Владыки Мира". После ознакомления с разбираемой нами статьей прот. С. Булгакова и с экуменической проблемой создания международной силы в форме экуменической церкви (подчеркиваем это) и нам стала понятна эсхатологическая концепция В. Соловьева...

4. Когда-то один из русских мыслителей получил "Откровение в грозе и буре" и был от них в состоянии одухотворения. И прот. С. Булгаков уже на Лозаннской конференции почувствовал, как духовную реальность, что нечто произошло и даже ощутил "новое явление Пятидесятницы, которого чаем, но частично уже и обретаем"... Он же предполагает возможность соединения Восточной и Западной Церквей только при наличии в их руководстве состояния "забвения в порыве любви церковной".

Но можно ли принять эти переживания за духовные качества? Не душевные ли они, проще говоря? Ведь можно предположить такое возбужденное "одухотворение" у человечества и при виде действия всякой стихии, а тем более при появлении грандиозной картины с "безводными облаками, носимыми ветром, с осенними деревьями, бесплодными, дважды умершими, исторгнутыми, со свирепыми морскими волнами, пенящимися срамотами своими, со звездами блуждающими... но о них пророчествовал и Енох, седьмый от Адама, говоря: се, идет Господь со тьмами святых Ангелов Своих сотворить суд над всеми (Иуда I, 12—15). Кто же эти все? В первую очередь, поясняет апостол Иуда (ст. 18—19), это будут "ругатели", которые появятся в последнее время, "это люди, отделяющие себя (от единства веры), душевные, не имеющие духа". Поэтому-то и Апостол Иоанн в первом послании предупреждает: "Не всякому духу верьте, но испытывайте духов" (1 Иоанн. IV, 1), хотя бы, добавим мы, вы и чувствовали одухотворение.

Пусть это будет предупреждением для всех, впервые знакомящихся с экуменическим движением; необходим строгий психический самоанализ при вступлении в рассуждения о предметах веры с инославными и сектантами (особенно без получения благословения от Церкви).

Вот еще некоторые рассуждения прот. С. Булгакова, из которых он хочет построить мостик чрез существующую пока пропасть между истинной Церковью и прочим христианствующим миром.

"Разобщение в молитве... закрепляется и утверждается в церковных правилах, правда (разрядка наша — Г. Р.) возникших в IV—V вв., но доселе имеющих силу действующего закона, не отмененных формально, хотя и отменяемых жизнью... Конечно, общая мысль этих правил есть устранить безразличие, причину зол, с принятием мер оборонительного характера, соответствующих острой стадии борьбы с ересью или расколом. Но оборона теряет свое значение там, где уже отсутствует наступление, что мы и имеем в ряде междувероисповедных отношений в наши дни".

Разве это не призыв к разоружению, к братанию без команды начальника, к попранию церковной дисциплины? Каноны устарели, но Церковь считает необходимым их соблюдать. Каноны "отменяются жизнью"... Нет, не жизнью, а не соблюдающими дисциплины раскольниками, мечтателями, которые отвергают начальства и злословят высокие власти... ропотниками... поступающими по сбоим похотям... уста их произносят надутые слова... Горе им, потому что идут путем Каиновым, предаются обольщению мзды, как Валаам, и в упорстве погибают, как Корей" (Иуда 1,8, 16, 11). И "отсутствует" ли "наступление"? — задаем мы вопрос. За примером идти недалеко. Не без участия многих инославных церковных деятелей разодран на части хитон Русской Православной Церкви, но еще и теперь чинятся препятствия со всех сторон к подбиранию этих разодранных сермяжных кусков. Или мы будем сомневаться в словах Христа, относимых всеми нами к последним временам: "Берегитесь... ибо многие придут под именем Моим и будут говорить: Я — Христос, и многих прельстят" (Матф. XXIV, 4—5). И дальше: "восстанут лжехристы и лжепророки... чтобы прельстить" (ст. 24). Нет, мы всегда должны ожидать этого последнего наступления, которое будет весьма замаскированным и соблазнительным, и лишь Церковь как арсенал благодати сможет вовремя и разоблачить врага и устоять пред ним.

"Конечно, нет ничего легче,— говорится в статье,— как критиковать "панхристианство" (намек на энциклику Пия XI.— Примеч. Г. Р.), указывая, что нет христианства вообще, а существует лишь единая истинная Церковь... Однако же... остается христианство, как вера в Господа, любовь к Нему и молитва... В частности, православные давно уже молятся с инославными. Эта новая практика не есть только вольность или любезность... но общехристианское достижение, уменье соединиться в том, что является реально общим".

Как легко удается прот. С. Булгакову, снисходительно отнесшемуся к канонам, разделаться с главным препятствием к установлению "взаимопонимания" между Православием и протестантством к обязательности идентичного понятия Церкви и таинств. Достаточно иметь общую веру, любовь к Господу и общую молитву — вот вам и христианское единение (так понимает С. Булгаков), тем более, что фактически и объективно оно уже есть. Не излишне ли, после этого, заводить догматические споры о понятии "таинства", "церковь". Но слишком уже похож этот термин "христианство" (являющийся в изложении прот. С. Булгакова фактически синонимом термина "церковь") на определение понятия церкви в баптистском катехизисе: "Церковь Христова есть общество крещеных по вере христиан, которые живут по Священному Писанию и желают быть водимы Святым Духом (разрядка наша — Г. Р.) (Варжанский, стр. 24). Обратите внимание и на сходство между этим определением и смыслом первой части приведенных нами выдержек из статьи "О духовной новой Пятидесятнице". По православному понятию, Церковь есть Тело Христово и Христос— Глава ее, а вот баптисты желают быть водимы не Христом, а Святым Духом, Которого еще пока ожидают, так же как и иудеи ожидают еще кого-то, кто для них должен быть "Христом". И даже Штутгартская декларация германских евангелистов (от 19 октября 1945 г.) об их согласии на сотрудничество с "прочими христианами, заканчивается молитвой: Veni, Creator Spiritus! (Прииди, Дух Животворящий!).

"Мы не во всем можем соединяться молитвенно с нашими братьями,— продолжает С. Булгаков.— В частности, мы не можем с протестантами призывать молитвенно Матерь Божию вместе со святыми... Православию ради молитвенного общения с ними приходится, применяясь, как бы умаляться; конечно, насколько это делается из любви и снисхождения, ради церковной "экономии", это может быть попускаемо, как жертвенность любви, отсутствие неумолимого максимализма по принципу апостола Павла "для всех быть всем".

Мы полагаем, что самовольный выход из церковной ограды (как это бывает со всяким раскольником) всегда ведет к потере чувства меры; не сдерживаемый никакой оградой, вышедший теряет ориентировку, увлекаясь беспредельностью пространства. Распространять завет Апостола "для всех быть всем" дальше обитателей своей церковной ограды может повести к молитвенному общению, ради распространительно истолковываемой "экономии", даже с нехристианскими вероисповеданиями. Ведь Бог везде один! Но — нет на то благословения Церкви, которой мы обязаны полным послушанием.

"Говорят, что истинное разумение Евангелия дается только в Церкви. Это конечно так",— соглашается прот. С. Булгаков. А через несколько строк делает нелогичный вывод: "И не справедливее ли думать обратное, что искренние и благоговейные читатели Евангелия чрез то уже в Церкви, в Церкви единой, евангельской" (разрядка наша — Г. Р.).

Вот вам готов и мостик для признания общества евангелических христиан за полноправную Церковь!

"Существует даже и теперь некое духовное единство и взаимообщение всего христианского мира, хотя и не выраженное ни в каких согласительных формулах. Зато оно не боится и никаких запрещений и анафематствований... Самое понятие ереси, как и раскола, существует только в пределах Церкви, а не вне ее"...

Мы не ошибемся, если в этих либеральных фразах прот. С. Булгаков говорит об экуменическом единстве и взаимообщении, подготовляющем создание объединенной экуменической церкви. В этой церкви, наверное, не будет этих страшных понятий — ересь и раскол; с уверенностью можно сказать, что в ней каждому будет позволено верить и думать по-своему и подчиняться любой юрисдикции или никакой. Всем обещается "взаимоуважение" и "взаимопонимание" при условии верования в Иисуса Христа, как Господа и Спасителя. Но одна вера без дел мертва. И если оправдался Авраам верою, то только чрез послушание Богу в силу этой веры. А где нет послушания воле Божией, чрез руководство Церкви, там всегда останется ярко гореть позорное и несмываемое клеймо раскола.

"Наш Символ веры, Никео-Цареградский (правда, искаженный Filioque)... является общим исповеданием всех трех основных ветвей христианства: православия, католичества и протестантства, и этого догматического основания единства никогда не должно забывать".

Дар слова, как воплощение мысли, есть великий дар Божий; это печать образа и подобия Божия в человеке. Страх божий охранил бы человека от злоупотребления этим даром. И так легко лишить всякого значения главнейший фактор разделения Церквей, уметь набросить легкую вуаль на Filioque, чтобы показать незначительность этой преграды, лишь бы помочь экуменизму — могло только стилистическое искусство прот. С. Булгакова. Неужели и это сделано ради "экономии"?

Мы сознательно опустили из статьи прот. С. Булгакова разбор вопросов о воссоединении Православной Церкви с Римско-католической, так как последняя в пан-протестантском (по выражению Л. Зандер), собственно экуменическом, движении не участвует и, тем самым, не создает проблемы.

Также сознательно мы уделили столько внимания на уточнение взгляда прот. С. Булгакова на возможность экуменического объединения, поскольку среди профессоров-эмигрантов, а, может быть, и среди инославных богословов он считался наиболее авторитетной научно-богословской величиной.

В том же сборнике, в статье "Вселенскость и конфессионализм" проф. Н. Бердяев пишет:

"... протестантские организации нередко выставляют принцип интерконфессионализма и в нем думают объединить все конфессии и церкви... Сторонники интерконфессионализма предлагают христианам объединяться на отвлеченном минимуме христианства, "например, на вере в божественность Иисуса Христа, отбросив все, что разделяет. Но... религиозная жизнь совсем не походит на жизнь политическую, в ней невозможны блоки... Вера может быть лишь интегральной, целостной, в ней ничего нельзя уступить... Если у меня, в качестве православного, есть культ Божией Матери, то я не могу делать вида, что я забыл об этом во имя соглашений с христианами, которым этот культ чужд. Вселенскость есть полнота, и она достигается путем отвлечения, путем сложения и вычитания"...

Сравнение этих рассуждений с доводами на ту же тему прот. С. Булгакова (см. выше) предоставляем сделать нашему слушателю и читателю. Слишком они ярки в своей противоположности.

Приведем и еще некоторые рассуждения Н. Бердяева, но без критики, так как ответ на них дает весь наш доклад в целом; "Мы не можем претендовать на создание в XX в. Вселенской Церкви своими человеческими силами. Если Вселенской Церкви никогда не было, если она не ведет своего начала от Иисуса Христа, то ее никогда и не будет. Конгрессы, конференции, интерконфессиональные объединения могут быть символом возникновения нового вселенского духа среди христианского человечества, но они не могут претендовать на создание церкви, которая, наконец, впервые будет подлинно вселенской. Экуменическое движение, которое заслуживает самого горячего сочувствия, имеет свои опасности которые нужно сознать. Самое выражение "соединение церквей" лучше было бы совсем отбросить, как неискреннее и неточное. Разделение церквей не произошло, произошло разделение христианского человечества (разрядка наша — Г. Р.). И вопрос стоит не в соединении церквей, а в соединении христиан, в соединении христиан Востока и Запада, соединении христиан на Западе. С этого всегда следует начинать, с соединения христианских душ. Менее всего это достигается переговорами и соглашениями церковных правительств. Процесс сближения и объединения должен итти снизу, из глубины. Сейчас экуменическое движение, в котором главную роль играют протестанты, стоит под другим знаком, и с ним связана другого рода опасность. Христианскую вселенскость понимают иногда слишком внешне, но преимущественно социально и морально. В нашу эпоху существует понимание христианства как религии социальной и моральной. Такое понимание нередко можно встретить в мире англо-саксонском. Менее всего я склонен отрицать огромное значение социального вопроса для объединения христианского мира. Наоборот, я думаю, что социальный вопрос сейчас централен для христианского сознания. От изменения отношения христианства всех вероисповеданий к социальной жизни, от радикального осуждения христианами социальной неправды и требования осуществления правды Христовой и в социальной жизни, зависит судьба христианства в мире. Именно на этой почве происходит объединение антихристианских сил. Христиане не должны уступать врагам христианства прерогативы борьбы за социальную справедливость, за улучшение положения рабочих классов. Но христианство не есть социальная религия, и основы христианства не социальны или моральны, а мистичны и духовны. Забвение мистической стороны христианства и обращенности его к вечности не может привести к истинному единству и вселенскости. Литургическое движение нашего времени напоминает о мистических основах христианства. И в известной части протестантского мира, который вообще литургически наиболее ущерблен и обеднен, пробуждается литургическая жажда. Единство христианского мира будет достигнуто не на почве чисто социальной, а на почве духовного углубления внутри всех конфессий, на почве возрождения духовной жизни"...

"В мире происходит небывалая концентрация, объединение и организация антихристианских сил. Эти силы необыкновенно активны. И христианство, разделенное на части, на враждующие между собой конфессии, бессильно перед лицом антихристианской опасности, перед возрастающей дехристианизацией мира. Контраст объединенности, организованности и активности антихристианских сил и разделенности, дезорганизации и пассивности христианских сил не может не мучить христианскую совесть. Перед лицом могущественного врага потребность христианского единства не может не быть осознана. Христиане сами во многом виноваты, христиане, а не христианство. Христиане сами должны были во имя Христа делать то положительное социальное и культурное дело, которое часто делали враги христианства. Они его не делали или делали со страшным опозданием, что еще хуже осуждали делающих. Почему христианские силы менее активны, чем силы антихристианские, вполне понятно; это объяснимо из самого христианского вероучения и мировоззрения. Христианство признает свободу человеческого духа и силу греха... Именно христианская свобода затрудняет реализацию христианства в жизни. Это основной парадокс христианства. Материалистом легче быть, чем христианином. От христианина требуется несоизмеримо больше, а обычно исполняет он меньше. Но бывают эпохи, когда христианские души пробуждаются, когда активность делается неизбежной, вялость и инерция душ побеждается. Мы вступаем в такую эпоху".

"Необходимо решительно противоположить "мистику" "политике" в церкви, употребляя эти слова в том смысле, в котором их употребляет Шарль Пеги. Вся мучительность христианской истории определилась срощенностью церкви с "политикой". В раздоре и вражде огромное место занимала именно политика, которую можно вскрыть за всеми историческими религиозными преследованиями. И сейчас еще политический момент играет преобладающую роль в религиозной вражде, он вносится в догматические споры. Возрождение христианской духовности должно ослабить роль политического элемента в церкви"...

"Сближение прежде всего нужно ставить на почву духовно-религиозную, внутреннюю. Внешнее от внутреннего пойдет, церковное единство от духовного единения христиан, от христианской дружбы. Объединяет прежде всего вера во Христа и жизнь во Христе, искание Царства Божия, т. е. самая сущность христианства. Ищите прежде всего Царства Божиего, а все остальное приложится вам. Объединяться можно на самом искании Царства Божиего, а не на том остальном, что прилагается. Но в греховном христианском человечестве то, что прилагается, заслонило собой самое Царство Божие, и оно-то разрывает на части христианский мир. Идея Царства Божия в христианстве глубже, чем идея церкви, которая есть исторический путь к Царству Божиему. Идея Царства Божия эсхатологична и профетична. На ней и должно быть построено единение. Это не минимум, а максимум, не абстракция, а конкретность. Перспектива достижения абсолютной полноты и абсолютного единства есть перспектива эсхатологическая, есть исполнение времен. Но исполнение времен совершается во времена еще"...

..."Без участия католиков движение не может быть полным по своим результатам. У протестантов есть другой соблазн, соблазн слишком большой легкости в достижении единства и вселенскости. Соблазн же православный есть соблазн изолированного и самодовлеющего бытия, безразлично к тому, что происходит с миром. У каждого есть свои соблазны. Почва для соединения может уготовляться человеческой активностью и направлением человеческой воли. И мы все для этого должны сделать. Но не человеческими силами совершится соединение, оно окончательно совершится действием Духа Святого, когда час для этого настанет. И во всяком случае, движение к этому центральному событию в судьбах христианства означает вступление в новую эпоху, когда излияние Духа Святого будет сильнее, чем было до сих пор".

Жаль, что в последней фразе автор скатился до сектантского ожидания Пятидесятницы,— скажем мы...

Мы все, считающие себя христианами, забываем, что дары Духа Святого даны нам при миропомазании (или возложении рук) в бесконечной, и по силе, и по качеству, мере. Не может быть ни сильного, ни слабого излияния Св. Духа; могут быть только различные дары: кто апостолы, кто пророки..., кто пастыри, кто учители и т. д. И каждый земледелец, садовод, цветовод и всякий труженик над благословенной матерью-землей получает или приобретает семена, различные по выходу плодов, но законченные и совершенные в своем товарном виде. Но не тот садовод, кто набирает семена разных сортов и... хранит их. Плод получает посеявший семена и трудящийся над их ростом. Так и дары Св. Духа. Нам даны благодатные совершенные семена Духа. Мы же или не сеем их в своей Душе или, вместо плодородной почвы смирения, подставляем для них и для Слова Божия каменистую и сухую почву гордости. Какого же плода мы ищем и где его хотим найти? Апостольская Пятидесятница все уже нам дала. Теперь дело за нами самими, а не за повторным, и, якобы, более сильным излиянием Св. Духа, нигде в Откровении не обещанным... И пред нами, пастырями и учителями (профессорами-богословами), лежит долг— выполнить назначение евангельского сеятеля и избежать позора оказаться семяторговцами.

Кроме того, позволим себе сделать и одно личное замечание. Проф. Бердяев считает, что "разделение Церквей не произошло, а произошло разделение христианского человечества" Произошло не саморазделение человечества, а принудительное разделение христианского человечества по мотивам похоти власти се стороны представителей его иерархии. Мы говорим 1054г. Дальнейшие разделения — это уже последствие первого, плоды его.

Кто с кем разделен внутренне, по духовной сущности и кто с кем враждует? Рядовой ли католик с рядовым православным? Сиро-яковит ли с англиканцем?

Нет и нет. В кровной и злобной вражде и в непримиримой смертной разделенности друг с другом окаменели католический миссионер с православным миссионером, увлеченные дурным мирским соревнованием в таинственном благодатном уловлении душ человеческих в невод Христа. Всему миру известно, что в семье Православных Церквей нет еще полного мира Христова. Эта разделенность видна на миссионерах, потому что они ходят по одним и тем же путям, посещая одни и те же хижины. Не невидимый источник непримиримости до сих пор скрыт стильных византийских резиденциях, в роскошных романских палаццо, в гордых аббатствах Альбиона и т. д.

Отсюда, а не с верующей массы Церкви Христовой, началось разделение в 1054 г.; здесь же оно и должно кончиться, если только оно может кончиться. Бесполезно кивать головой на "христианское человечество" и свою вину сваливать на чужие головы. И не от грядущего поколения следует ожидать какой-то особенной любви, чтобы оно не заметило непримиримости своих предков.

От апостольской иерархии различных частей Христовой Церкви нашего поколения следовало бы всем нам, христианам, страждущим от греховного разделения, потребовать согласия только на два условия:

а) проявить единовременно искреннее желание к воссоединению всех исповеданий в лоне Единой Истинной Христовой Церкви, как это было до 1054 г.;

б) отказаться навсегда, с чувством священной ненависти, от порока гордости и от искушения похоти власти в жизни Церкви — и подписать вечный акт с торжественным обещанием, и за себя и за всех своих преемников, никогда не возбуждать вопроса о праве первенства на власть каждого главы Церкви за пределами той части Единой Церкви, которая на момент подписания акта, за ним числится.

Это будет означать моральное разоружение враждующих лидеров христианства от мирского оружия зла и облечение в славные и непобедимые доспехи Христовы: в броню правды и истины, в шлем Духа, в щит кротости и в меч любви. Только при таком вооружении врата адовы не одолеют Церкви. Если такой животворный сок плодового церковного древа будет в стволах его, то и все ветви и ростки, т. е. мы, христиане, будут им же питаться и благодаря ему же противостоять против сатанинской брани.

Инициатива соединения зародилась в протестантстве; это естественно, потому что оно менее всего вооружено благодатными дарами Церкви. Но это не значит, что мы, церковные христиане, должны требовать сначала объединения раздробленных ветвей всех протестантских толков. Без корней эти ветви могут быть соединены и связаны только в безжизненные веники. Нет, справедливость требует сказать, что инициатива по восстановлению жизни всего церковного древа Христова должна быть, по взаимному согласию на будущей Ассамблее, торжественно передана, с настоятельной христианской просьбой, высшим представителям церковного апостольского христианства. Надо пред ними настоять, чтобы они прежде всего прекратили порочащее их разделение, чтобы они осознали свою вину за данный ими повод к разделению по недостойным для Церкви и недуховным мотивам. Если это будет осуществлено, если в отношениях глав церквей восстановятся первоначальная доброта и жизненная сила, к ней вновь крепко воспривьется каждый, временно оторванный по диавольской злобе отросток. Любая ветвь этого древа будет для них матерью — Православная, и Римско-католическая, и Англиканская, и Армяно-Григорианская и т. д.

И только тогда может наступить истинно христианская вселенская радость, когда мы увидим в одном молитвенном зале всех первоиерархов каждой Апостольской Церкви [4], всех пап, католикосов и патриархов, и услышим их пение: "Днесь благодать Св. Духа нас собра...". Когда же мы, едва ли веря своим глазам и ушам, увидим, что они подписали тот акт отказа от первенства власти и услышим затем их мирную и любовную беседу о собрании всех овец Христовых во едино стадо, для ведения его на пастбища Царства Божия — мы, наверное, в недоумении спросим себя, где мы находимся — на небе или на земле? Не те ли это неизреченные небесные глаголы апостола Павла, слышать которые удостоил Господь и нас? Не во сне ли мы все это видим? Не апостольские ли времена вновь возвратились на землю, когда ученики Христовы все решали сообща и вместе, без желания владычествовать одному над другим? И вот тогда только и мы могли бы почувствовать реальное веяние благодати Святаго Духа! Утопия ли это? Но тогда — где же ответственность всех преемников апостольских за единство порученного им стада Христова? они ли должны собирать разрозненных ими же самими овец, или само стадо должно почему-то вдруг объединиться ценой отказа от подчинения себя руководству враждующих между собой пастырей?


Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 286; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!