ВОССТАНОВЛЕНИЕ МОНАШЕСКОЙ ЖИЗНИ
В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЕ (1941-1961 гг.)
О. Анемподист и Киевская Лавра в годы немецкой оккупации и после освобождения (1941-1958 г.)
После оккупации Киева, в целях усиления своего влияния на население, фашистские захватчики в 1941- нач. 42 гг. содействовали естественному оживлению религиозной жизни. Религиозная жизнь в Киеве забила ключом. Огромная религиозная сила, скрытая в сердцах верующих, бурно вырвалась из глубин. В Киеве открылся целый ряд храмов. Не хватало духовенства и богослужебной утвари[165].
Схиархиепископ (бывший Херсонский и Таврический) Антоний (князь Давид Абашидзе) обратился к немецкому командованию, и оно 27 сентября 1941 г.дозволило монахам вернуться в родные стены. На ближних пещерах, без официального разрешения немецких властей начал действовать монастырь[166].
После 17 летнего перерыва с 18 декабря 1941 г. возобновилась деятельность православного монастыря на территории Киево-Печерской Лавры. Немецкие власти передали монахам нижнюю часть обители - Дальние и Ближние пещеры[167]. Во главе лаврской братии стал схиархиепископ Антоний. В Крестовоздвиженской церкви и на Ближних пещерах стали совершать богослужения[168]. Крестовоздвиженская церковь сохранилась в неприкосновенности со своим старинным иконостасом. Служба совершалась торжественно по монастырскому уставу, пел небольшой монашеский хор с канонархом на старинные лаврские напевы[169].
|
|
|
Осенью 1941 г. на территорию Ближних пещер вернулись 15 насельников. Первыми пришли в монастырь монахи Анемподист (Васильев) и Дисидерий (Тимошенко), которых братия назвала «наши первозванные»[170]. Они вынуждены были поселиться в пономарке Крестовоздвиженского храма.
В обновленную Лавру собралось около тридцати монахов и послушников из числа бывшей братии монастыря[171]. Из вернувшихся в 1941 г. в монастырь были игумен Валерий (Устименко), архим. Борис[172] (Павлик)[173], игумен Кронид (Сакун)[174], иеромонахи Феопемт (Клитный)[175] и Герасим (Стешенко), монах Андрей (Мищенко) и др.[176]Но многие иноки, оставшиеся в живых и бывшие на свободе, продолжали жить в деревнях, где их застала оккупация, потопу что их страшили неуверенность в завтрашнем дне и неустойчивое положение Лавры[177].
В кон. 1941 – нач. 42 гг. территория Лавры неоднократно снималась на кино- и фотопленку и широко рекламировалась в Европе. В том же 1941 г. идеолог национал германской религии будущего А. Розенберг, вслед за М. Борманом, заявил, что «национал-социализм и христианство непримиримы, христианский крест должен быть изгнан из всех церквей, соборов и часовен»[178].
3 ноября 1941 г. в Киево-Печерской Лавре произошло событие, заставившее содрогнуться весь христианский мир. Киевляне готовились в возобновлению богослужений в Великой Лаврской Церкви. Были сняты все советские плакаты и смыты безбожные надписи, храму было придано былое благолепие и проведено электрическое освещение. На открытие храма собралось множество киевлян и немцев. Но когда впервые под сводами храма был включен электрический свет, раздался взрыв и высокие своды Успенского собора рухнули, погребая под своими обломками людей и сокровища, вынесенные в храм из всех тайников[179].
|
|
|
Разрушение Великой церкви позволило немцам вывезти многие лаврские ценности, обвинив во взрыве собора советское командование, которое, будто бы при отступлении заминировало здание. Братия тяжело переживала взрыв немецкими оккупантами Успенского собора[180].
После отступления советских войск, ввиду невозможности какой-либо связи через линию фронта с московским священноначалием Русской Православной Церкви в 18 августа 1941 г. в Почаевской Лавре состоялось Епископское совещание, на котором было провозглашено временное создание автономной Украинской Церкви. Автономный статус не был признан Московским Патриархатом, но члены автономной Украинской Церкви не считались раскольниками и не подверглись каноническим прещениям. Временно управляющим Киевской епархией автономной Украинской Церкви был назначен епископ Пантелеимон (Рудык), который на правах епархиального архиерея 18 декабря 1941 г. прибыл в Киев. Из-за нехватки духовенства почти ежедневно в Киеве совершались священнические и диаконские хиротонии. Появилась оживленная торговля крестами, иконами, церковной утварью[181].
|
|
|
В декабре 1941 г. в дом настоятеля Ближних пещер переехал с Клоковского спуска схиархиеп. Антоний. Но вскоре германское правительство согласилось передать Лавру киевским самосвятам, и старцу схиархиепископу предписали покинуть территорию обитель. Владыка с монастырской братией всю ночь провели в усердной молитве, а утром было получено разрешение оставаться на прежнем месте и отказ самозванцам[182].
Немцы в своих сводках об обстановке в Киеве называли владыку Антония «ортодоксом», «приятелем епископа Пантелеймона», «старцем». Указывали, что «его мнение важно, потому что Антоний у епископов и священников пользуется большим авторитетом». Благодаря авторитету высокопреосвященнейшего Антония совместно с епископом Пантелеимоном удалось сохранить на Украине единство с РПЦ, вопреки настойчивым требованиям немецких властей.
|
|
|
Немцы установили систему управления Лаврой первых лет военного коммунизма – с властью настоятеля конкурировал комендант Лавры, назначенный от городской управы. Для братии было выделено два корпуса на Ближних пещерах, где было обустроено монашеское общежитие[183]. Стесненность в помещениях не позволяло принимать в обитель новых иноков. Усугублялось положение монастыря тем, что рядом с монахами в лаврских корпусах продолжало проживать самое различное, порой враждебное монастырю светское население[184].
В Крестовоздвиженском храме Ближних Пещер ежедневно совершалась литургия. Когда в зимнее время в главном храме стало очень холодно, братия устроила в корпусе над Пещерами новый теплый храм и молились в нем[185]. Схиархиепископом Антонием старейший лаврский насельник монах Анемподист (Васильев)был рукоположен в священный сан[186].
Условия монашеской жизни в новой Лавре были несовершенны. Как все население Киева монахи голодали, живя на скудный паек, выдаваемый всему гражданскому населению. Братия ходила в села, работала на полях и приносила в монастырь некоторую толику продуктов, которая не могла изменить сложного продовольственного положения[187]. При этих всех сложных обстоятельствах была восстановлена традиция общей монастырской трапезы: дважды в день варили горячее – в обед обыкновенно был борщ, вечером – суп. В праздники и в дни поминовений обед состоял из двух блюд с прибавлением пирогов[188].
В день преп. Феодосия совершался крестный ход к святым источникам и освящалась вода. В торжественные праздничные дни монахи предлагали богомольцам трапезу от своего скудного стола.
Лавра своей стариной привлекала богомольцев и разных посетителей. В течение целого дня у входа в Ближние Пещеры можно было видеть разный народ. Крестьяне окрестных сел, приезжавшие на богомолье, приносили кое-что из продуктов, но сообщение сел с Киевом было затруднительно и немецкие патрули проверяли паломников и отбирали продукты[189].
Готовясь к зиме 1942-43 гг. на строениях верхней территории Лавры разбирали крыши, перекрытия, деревянные заполнения оконных и дверных проемов. Дерево стропил, балок и дверей шло на отопление и изготовление саней, обозного зимнего транспорта, который делали в обозных мастерских, расположенных рядом с Лаврой в бывшем правительственном гараже. Изымались также мраморные плиты, метлахская плитка, полы, арматура, электропроводка. От большей части зданий остались только стены. С Великой лаврской колокольни сняли и вывезли колокола, оставив на колокольне только 4 колокола[190].
Разрушение строений Лавры соответствовало не только военным и хозяйственным целям, но, прежде всего доктрине фашистского руководства Германии, согласно которой 1943 г. должен стать годом создания «немецкой национальной религии». Массовый вывоз церковных, исторических и художественных ценностей, разрушение строений Киево-Печерской Лавры были направлены на уничтожение культуры славянских народов, прежде всего ее стержневой основы – Православия и Киево-Печерского монастыря, ка одной из главных святынь[191].
В июле 1942 г. в ризнице Дальних пещер настоятелем Лавры архимандритом Валерием были обнаружены нетленные мощи великомученицы Варвары, священномученика Макария и митрополита Рафаила (Заборовского), почивавшие прежде разорения в Софийском соборе и Михайловском Златоверхом монастыре[192]. О случившемся событии о. Валерий сделал для потомков запись, запечатал ее в бутылку и спрятал в одной из крипт Ближних пещер[193].
В 1942 г. немецкие власти дважды закрывали монастырь. Первый раз монастырь был закрыт в день престольного праздника Успения Богородицы. 28-29 августа 1942 г. были опечатаны церкви Ближних и Дальних пещер[194].
1 ноября 1942 г. почил старец-схиархиепископ Антоний (Абашидзе), который был не только духовным наставником и организатором возрождения монастыря, но и вдохновителем получения от берлинских властей официального разрешения на его, что было сделано одной из лаврских прихожанок[195]. Погребение любимого архипастыря-аскета высокопреосвященнейшего Антония у алтаря Крестовоздвиженской церкви состоялось при огромном стечении народа[196].
Близость фронта, стеснения со стороны немцев, общая разруха, отсутствие регулярного железнодорожного движения, открытого для общего пользования не давали возможности Киевской Лавре крепко встать на ноги. ЕЕ жизнь теплилась, но не расцветала. Но оскверненная, опустошённая, разрушенная Лавра оставалась святым местом, дорогим для верующего человека, влекущим к себе людей, ищущих покоя души и тепла[197].
В ноябре 1942 г. было получено официальное разрешение берлинских властей на открытие монастыря. Братия избрала наместником старейшего насельника Лавры игумена Валерия Устименко. 7 декабря еп. Пантелеимон (Рудык) утвердил его в этой должности с правом ношения жезла[198]. О. Валерий стремился сохранить прежние порядки и обычаи монастыря. Блюстителем Дальних Пещер был назначен игумен Кронид (Сакун)[199], а смотрителем Ближних Пещер стал иеромонах Анемподист (Васильев)[200].
Годы лишений закалили монашеские качества о. Анемподиста. Врожденное смирение дополнялось искренним глубоким упованием на благой Божественный промысел. Вставал он в 4 ч. утра, перед началом церковных служб по получасу ходил босым по росе. Неукоснительно молился на полунощнице и всех богослужениях. Служил по старости редко. В алтаре вычитывал монастырские Синодики.
Непрестанное пребывание в молитве сопровождалось внутренним сосредоточением и внешним безмолвием. О. Анемподист всегда стремился к уединению, был замкнут, избегал общения. Старался ни на кого не гневаться, при редком общении никогда некому не говорил ничего обидного. «Это был настоящий монах» - так отзывались о батюшке все, кто его знал, вкладываю в эту характеристику всю полноту значения понятия монашеского подвижничества. Он был предельно строг к себе и другим. Своим близким он никогда не давал никаких поблажек[201]. Его поучения были краткие и точные, рассудительно - емкие. Во многом обнаруживался его дар предвидения[202].
Интересным был обычай опытного монаха отмечать свои именины. За пару дней до памяти своего небесного покровителя[203] о. Анемподист затворялся в своей келье и молился, никуда из нее не выходя; и лишь спустя несколько дней после именин он выходил из затвора и сразу шел служить литургию[204].
На новом послушании смотрителя Ближних Пещер иеромонах Анемподист трудился с большим благоговением и страхом Божьим, получая духовную радость от молитвенного общения с преподобными Отцами. Ему пришлось заняться приведением в порядок гробниц и мощей святых угодников. Труд этот был долгим и нелегким. Многие надгробные покровы истлели или покрылись плесенью. Приходилось аккуратно открывать гробницы, раскрывать святые мощи, благоговейно перекладывать нетленные тела или косточки, шить для них новые облачения[205]. Особенно любил он переоблачать мощи святых угодников, почивающих под сводами пещер. Раз в году, в жаркое летнее время, святые мощи выносились из сырых подземелий для просушки в помещение, называемое богадельней, и там их переоблачали и просушивали их одежды. Как особую милость воспринимал старец Анемподист возможность послужить преподобным, переоблачая их с глубоким внутренним трепетом, любовью и непрестанной молитвой на устах[206].
В келье у иеромонаха Анемподиста всегда было много книг. Он любил читать все полезное для души и был очень начитанным монахом[207].
В связи с приближением советских войск и подготовкой немцев к обороне Киева 23 сентября 1943 г. были выселены все жители прибрежных районов Киева. В сентябре 1943 г. из архивохранилища, размещенного в церкви Рождества Богородицы, немцы вынесли архивные дела и использовали их для укрепления и выстилки блиндажей и траншей вдоль каменной ограды на Дальних пещерах. В великой лаврской колокольне и в развалинах Успенского собора были установлены пулеметные гнезда[208].
27 сентября 1943 г. Киево-Печерский монастырь был немцами вновь закрыт. Несколько лаврских монахов и послушников были принудительно вывезены из монастыря в район Ковеля. Были избиты немцами и умерли от побоев 72-летний иеродиакон Аркадий (Долгоброд + 2.11.1943), больной туберкулезом уставщик архимандрит Иринарх (Колдоркин, + 21.10. 1943 г.)[209] и еще четверо монахов[210].
После освобождения Киева советскими войсками была с 6 ноября 1943 г.[211]вновь разрешена деятельность монастыря на территории Ближних и Дальних пещер[212]. В 1944 г. лаврское братия состояла из 49 человек[213].В число братии Лавры в 1945 г. был принят игумен Полихроний (Дубовский), ставший духовником монастыря[214]. В 1946 г. возвратился архим. Никон (Белокобыльский)[215].
По воспоминаниям: «В то время Лавра была богата истинными подвижниками монашеского благочестия: архим. Кронид, наместник Лавры, сильный проповедник, постоянно напоминающий о том, что грех омрачает совесть». «Прозорливец схиигумен Кукша смиренный и кроткий, не боявшийся обличать грешников и говорящий правду, невзирая на сан и положение, по его молитвам многие получили исцеление от различных недугов и болезней; принявший подвиг юродства игумен Андрей, проводивший отчитки; незлобивый молчаливый блюститель Ближних пещер иеромонах Анемподист; схиигумен Амфилохий, бывший военный летчик и врач, принявший монашество; игумен Феодосий, лаврский регент «чрезвычайно одаренный» добрый, но воспитывал монахов в строгости»[216].
После ухода на покой архим. Валерия (Устименко) с 20 февраля 1947 г . по 1 августа 1953 г. наместником Лавры был архим. Кронид (Сакун)[217]. В 1949 г. Киево-Печерская Лавра была единственным мужским монастырем, действующим на территории Киева и Киевской области[218].В годы наместничества о. Кронида, по состоянию на 1952 г., лаврское братство насчитывало 98 человек. Монастырь использовал территорию 12 400 кв. м, занимал шесть корпусов, богослужение поводилось в трех храмах. Лавру посещали паломники со всей страны[219].
В 1950 г. в число братии Киево-Печерской Лавры был принят уроженец села Доброволье Близнецовского района Харьковской области Николай Будаква. Молодой послушник был определен келейником к смотрителю Ближних Пещер иеромонаху Анемподисту[220]. Судьба навсегда связала вместе этих подвижников. Старец Анемподист стал его духовным наставником. Послушнику Николаю были определены клиросное послушание и монастырская ризница[221]. Он так же должен был помогать о. Анемподисту в Пещерах следить облачением мощей святых угодников.
В небольшой скромной монашеской келье стояли две койки, стол, швейная машинка, рукомойник и несколько полок с духовной литературой.
Послушник Николай стал достойным приемником монашеских традиций от своего наставника, воспитанного известными Печерскими подвижниками, и свидетелем благочестия своего аввы-старца.
Однажды случилось, что во время келейного чаепития на стол упала книжная полка, накануне укрепленная над столом монастырским наемным плотником. Не сказав ни слова, без всякого ропота о. Анемподист вышел из кельи, полчаса погулял по монастырскому саду, вернулся и, не проронив ни слова, все прибрал. Он был образцом незлобия для многих[222].
30 марта 1957 г. послушник Николай был пострижен в монашество с именем Поликарп. Старцем-восприемником при постриге был иеромонах Анемподист.
* * *
Монах Анемподист стал опытным подвижником, пройдя горнила жестоких испытаний. Господь сохранил его для будущих поколений монахов как живого свидетеля благочестия и глубокой веры предков, до последнего своего издыхания сохранявшие беспрекословную верность Христу. Он был ярким примером древнего подвижничества, своим безмолвием указывающий путь к духовному совершенству.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 343; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!