Don't say you love me, it's understood
(Ребекка)
После семейного ужина, на который Мэри старается созвать всех обитателей, особняк Эшей становится территорией полуночников. Здесь уже не слышны молитвы, не снуют слуги по дому и нет званых гостей.
Кухня подсвечена лампой над плитой, окна распахнуты в удушливую ночь Нового Орлеана. Ребекка перебирает бутылки в баре на кухне, когда слышит шум мотоцикла Даниэля. Она чувствует, как отпускает напряженный ком внутри. Ей всё ещё страшно обращаться к магии, но она видела, на что способен её брат. И ей спокойнее, что он будет рядом. Даниэль заходит на кухню и скидывает на стол рюкзак, шурша молнией и пакетами из магазина.
- Спасибо, что приехал, - Ребекка спрыгивает со стула и оправляет юбку белого лёгкого платья. Искомая бутылка рома оказалась на самой верхней полке. Тени падают на лицо Даниэля, заостряя его черты. Он лишь пожимает плечами, разворачивая коробку с пирожными, перевязанную красной лентой.
- Я же обещал. Ты поговорила с отцом?
- Да. Он не стеснялся в выражениях и по поводу Эммета, и моего поведения. Но уже связался с адвокатом и обещал выяснить что-нибудь насчёт моего муженька. Чай будешь?
Она кивает на пирожные: песочные корзинки со взбитыми сливками и орехами.
- Это для лоа. Но от чая не откажусь.
Он достаёт три кружки под шум закипающего чайника. Ребекка мурлычет под нос мелодию и чуть улыбается. Ей хорошо - здесь и сейчас, в полутонах маленькой лампы, на кухне родного дома в щекочущем преддверии ритуала. Страх совсем ушёл.
|
|
|
- Don’tsayyouloveme, it’sunderstood, - подпевает ей Даниэль. - Это ведь Depechemode?
- Сама собой всплыла в голове, - Ребекка улыбается шире, засыпая заварку в красивый тёмно-синий чайник. - Я помню, как ты давал мне слушать свои кассеты. Наверное, благодаря тебе у меня хороший вкус в музыке.
- Мама бы с тобой поспорила.
- Звон колоколов я так и не смогла полюбить. Пойдём? Анастэйша уже готова.
- Ритуал будет у неё на чердаке? - Даниэль достаёт поднос, куда помещаются чашки, заварник и тарелка с пирожными. Ребекка сжимает бутылку с ромом и кивает. Они поднимаются друг за другом по лестнице, старые ступени тихо скрипят как зверёк, приветствующий хозяина после долгого отсутствия. Дверь в комнату кузины приоткрыта, едва слышно играет что-то из нью-эйджа. Анастейша аккуратно расстилает на полу большой кусок белой ткани. Даниэль останавливается на пороге, на его лице видно недоумение.
- Это что, чтобы труп прятать?
- А? - Анастэйша вскидывает голову, замирая на одном из углов. Ребекка уже заняла любимое кресло-качели, поджав под себя одну ногу. - Для трупов нужен чёрный мешок. А это - белая тряпка. Закрывай плотно дверь, не хватало ещё, чтобы кто-нибудь вмешался в ритуал.
|
|
|
Даниэль медлит, но всё-таки преодолевает свои сомнения насчёт приворотной магии вуду или что бы там ни заготовила Анастэйша. Он разливает чай на три чашки и, стараясь не наступить на края белого полотна, проходит к сестре.
- И в чём суть ритуала? - ему с трудом удаётся скрыть сарказм. Ребекка дёргает его за рукав и укоризненно смотрит, но Ана не обращает внимания. Она расставляет атрибуты: глубокую миску, бутылку с уксусом и синюю свечу. Музыка шепчет про тайные знаки и духов, и Ребекка чувствует, как по телу бегут мурашки.
- Бекки, вылезай из гнезда, пора покончить с этой херней, -Анастейша поднимается и критически осматривает приготовленное полотно. Кивнув сама себе, она поворачивается к кузену. - Даниэль, не маячь саркастичной тенью. Откроешь перекресток и пей свой чаёчек. Насчет остального не парьтесь. Кофейные зёрна есть? Ром? Ага-ага.
Ребекка отдаёт ему бутылку рома и скидывает туфли - ей кажется правильным пройтись босиком. Она опускается на середину белой ткани и скрещивает ноги, руки лежат на коленях, спина прямая. Ощущает воздухом вокруг кожи присутствие лоа. Белое на белом. Невеста, отвергнувшая мужа.
Даниэль сидит напротив, перед ним горсть кофейных зёрен и ром. Глаза прикрыты. Анастэйша выключает музыку и свет и занимает место рядом с Ребеккой, наклоняясь, чтобы зажечь свечу, волосы падают ей на лицо. На чердаке полная тишина, сквозь которую слышны шорохи голосов. Лоа здесь, они чувствуют силу Эшей, ластятся и касаются - насколько могут позволить себе духи.
|
|
|
Ребекка видит, как губы Даниэля шепчут обращение к Легбе, чтобы открыть проход меж двух миров. Ей кажется - или даже видится - звук далёких барабанов, глухой, как из-под земли, но он почти сразу исчезает, просачиваясь под кожу, и отзывается в крови, заставляя сердце биться чаще. Анастэйша ждёт, замершая статуей. Лунные отсветы падают через окно на её лицо, делая её похожей на призрака. Когда Даниэль кивает, она приподнимается и кидает в тарелку две записки. Всего по два слова на каждой - Ребекка Эш и Эммет Хьюз. Бекка ощущает, как её начинает колотить дрожь. Монотонные слова обращения к Эши де Капе Прету будто живыми скользят по позвоночнику, касаясь самих костей. Бекка ощущает, как что-то отделяется от её сути - как соринка в уголке глаза, которая не давала видеть нормально.
Лоа шепчутся, вьются, будоражат кровь. Ребекка видит, как напрягается Даниэль - и тут же выдыхает будто минула какая-то опасность. Анастэйша поливает бумажки тонкой струйкой уксуса. Барабаны бьют в крови, и можно ощутить, насколько древняя эта магия.
|
|
|
Ребекка закрывает глаза, отдаваясь чувству цельности, как вдруг какая-то сила сдавливает её в тисках. Она падает вперёд, крик срывается с губ. Будто что-то из неё тянут крюком. Чьи-то руки поднимают её, хлещут по щекам, кто-то зовёт её по имени.
Всё успокаивается. Нет ни звука барабанов, ни магии, от которой бурлит кровь. Ребекка полулежит в объятиях Даниэля, грудь часто вздымается и опускается. Она чувствует привкус железа во рту и понимает, что прокусила губу.
- Что… что случилось? - не голос, а хрип.
Анастэйша ругается, сдвигая ткань и горящую свечу в сторону. Она выглядит испуганной, но быстро берёт себя в руки.
- Это ты называешь «не парьтесь насчет остального»? - тихо спрашивает Даниэль. Так тихо, что веет ледяным холодом.
- Он ебаный мудак! - возмущенно выдыхает кузина. - Усиленный приворот на грани зомбирования. Эта дрянь никак не отлеплялась от Бекки.
- Но всё закончилось, да? - Ребекка выпрямляется и прислоняется к брату.
- Почти, - твёрдо отвечает кузина и показывает на свечу. - Как только огонь догорит, магия совсем потеряет силу. Но уже сейчас ты свободна от Эммета.
Ребекка выдыхает и закрывает глаза, опираясь на руку. Ощущает, как Даниэль аккуратно встаёт и отходит. Слышит бульканье. Она переползает на диван, ещё ощущая, как сдавливались хрупкие человеческие кости под силой магии. Даниэль протягивает чашку и почти приказывает «пей».
Кружка ещё тёплая, а чай пахнет мятой и чем-то сладким, вкус заварки и рома смешивается на языке. Анастэйша включает свет, прибирает то, что осталось после ритуала. Даниэль достаёт сигареты, взглядом спрашивая разрешение у кузины, та кивает.
- Было ещё что-то, - вдруг говорит Ребекка и делает большой глоток. - Пока от меня отлеплялось заклинание, я что-то ощутила. Какой-то толчок внутри…
Она морщится, пытаясь вспомнить. Даниэль отвернулся к окну, дым вьётся из его ладоней, когда он опускает сигарету. Ана с чашкой чая устроилась на полу. Ребекка перебирает ощущения как чётки. Вот её сдавливает, вот она заваливается, крик… Крик. Её или чей-то ещё? И слишком сильный вкус крови во рту будто напоминание о чём-то. Она вздрагивает, её лицо бледнеет.
- Дан, - шепчет она. Брат поворачивается, его брови ползут вверх в немом вопросе. - Звони Мэтту.
- Что…
- Просто звони, чёрт побери! - чуть не кричит Ребекка. Даниэль не задаёт вопросов. Подходит к рюкзаку, шарит в кармане в поисках телефона и набирает Мэтта. Даже с дивана Бекка слышит бездушное «телефон абонента выключен или находится…» Даниэль на секунду застывает. Ребекка вскакивает, Анастэйша подаётся вперёд.
- Значит так, - Даниэль бросает телефон в рюкзак и обводит обеих взглядом, пригвождая к месту. - Вы обе остаётесь здесь. Без споров! Я еду к Мэтту. И пусть это будет просто к чертям разряженный телефон, чем что-либо ещё.
- Обещай позвонить сразу, как приедешь к нему, - почти умоляет Ребекка. У неё перед глазами мелькают воспоминания из больницы, в которой умер… не умер Даниэль. Брат уже почти вышел из комнаты, но оборачивается и смотрит на сестру.
- Если только мне не придётся звонить ещё куда-либо.
И уходит. Ребекка в беспомощности смотрит на Ану. Та бледна как смерть.
- Твою мать, - только и произносит она.
(Мэтт)
Нет ничего более надоедливого, чем тиканье часов в тишине. Сквозь витрину я задумчиво рассматриваю ночной город, сверкающий огнями, и случайных прохожих. Пора бы уже домой, наверное, но я почему-то сижу на работе.
Очень хочется курить, но я лениво листаю страницы какой-то случайной книги. Перечитываю один и тот же абзац, не вникая в его суть, снова и снова под аккомпанемент движения стрелки. На столе валяется телефон, на который я постоянно смотрю. Совершенно бессмысленное занятие: звук включен, так что если он зазвонит, я точно замечу.
- Позвони ему, не мучайся, - советует Сэнди.
- Не притворяйся Линдой, не еби мне мозг, - ворчу я.
И снова одни и те же строчки, повторяются и повторяются. Я понятия, блять, не имею, о чем эта книга.
Меня спасают звон колокольчика и постоянная покупательница, старушка - божий одуванчик, которой я автоматически киваю и невнятно бормочу какое-то приветствие.
Сэнди в книжном выглядит как минимум не на своем месте. Осматривается по сторонам, с интересом разглядывает разноцветные корешки. Словно бы собирается взять одну из книг, но никак не может на это решиться. Принимая деньги от пожилой дамы, покупающей стопку французских романов, я краем глаза за ней слежу. Громогласно постукивая каблуками по кафельному полу, Сэнди мелькает между стеллажами.
- Ради чего ты тут работаешь? - спрашивает она, когда покупательница уходит. - На деньги Эшей ты мог бы спокойно жить, а сам?..
- Может, мне скучно, - пожимаю плечами я. - Надо же чем-то заниматься, а то и крышей поехать недолго.
Сэнди по-кошачьи фыркает. Наверное, ей кажется, что я уже давно того. Не буду спорить…
Она смотрит, поправляя встрепанные рыжие волосы, нервно дергает ворот моей рубашки. В ее шмотках выйти на улицу я бы все равно не позволил, а колготки в сеточку несколько смущают посетителей.
Да-да, мне самому интересно, с чего это я ей помогаю.
- Погоди, ты чего это все деньги себе гребешь? - вдруг заинтересовывается Сэнди, наблюдая, как я деловито убираю большую часть пачки в карман. - И откуда так много? Если я ничего не пропустила, книжки стоят гораздо меньше.
- Книжки стоят меньше, жизнь - больше, - любезно подсказываю я, наблюдая, как меняется ее лицо. Смотрю на часы с обреченностью: - Так, давай-ка домой. Там кот голодный…
- Он меня сожрет, честно тебе говорю, - боязливо признается Сэнди.
- Ну тогда не протягивай руки, не гладь котика. Сама доберешься? Мне надо еще кое с кем поболтать.
Вцепляясь в сумку, она торопливо кивает. Где-то там у нее припрятан револьвер - по крайней мере, я надеюсь, на это ей ума хватило. Да и идти тут недалеко - эта непутевая пока обитает у меня.
Так что, думаю, ничего с ней не случится, а я пойду людям помогать. Ну, или вредить - тут смотря с какой стороны взглянуть. Невесело усмехаясь сам себе, я встал, потянувшись до хруста костей, небрежно забросил книгу на прилавок.
- Позвони брату, - настойчиво советует Сэнди, кричит мне вслед: - Эй, МэттьюЭш, ты меня слышишь?
Я с грохотом закрываю за собой дверь, окунаясь в душную ночь. Даже понимая, что она вряд ли кинется следом, я на всякий случай ускоряю шаг, ныряя в ближайший переулок. Так передвигаться по городу гораздо легче, чем по оживленным главным улицам, как по мне. И людей меньше, и быстрее.
Закуривая на ходу, я снова рассматриваю мобильник. Вероятно, если я ему не позвоню, это молчание продлиться вечно. Упрямство - семейная черта. С досадой отрубив телефон, я едва сдерживаюсь от желания зашвырнуть его куда подальше.
Ладно, ладно, я понял, что я эгоистичный ублюдок, осталось самое сложное: сформулировать это вслух. До того…
В просвете между домами на миг мелькает тень, я останавливаюсь, чувствуя знакомый озноб. Призрак. Просто отлично. Прищурившись, я могу различить женскую фигуру - какая-то худая девушка, она застывает напротив, глядя на меня в ответ, и молчит. Обычно призраки звучат тихим шепотом, эта же стоит в гробовой тишине.
Возможно, поэтому, насторожившись и готовясь к тому, что мертвая девица может кинуться ко мне, я различаю шорох шагов у себя за спиной. Успеваю обернуться - какой-то парень в черном, удивление на роже различимо и в тусклом свете. Кажется, что-то у него идет не по плану.
Сигарета падает куда-то под ноги, рывком я уклоняюсь от удара - и искренне надеюсь, что у него нет пистолета… Если есть, то скоро все закончится - и совсем не так, как мне хочется. Совсем… Пролетая мимо меня, он не врезается в стену, как я наделся, а весьма скоро координируется и бросается на меня снова.
Несколько тяжелых ударов по голове - и в ушах уже звенит. Слабо пытаясь отбиться от него, я отступаю. Давно не дрался - да и раньше, если честно, не умел, выезжал на том, что чаще всего был быстрее противника. Тут не получается - парень отчаянный, но не злой - лицо перекошено скорее от сосредоточенности, чем от ярости.
- Давай разберемся, - предлагаю я, задыхаясь. - Ты говоришь, какого тебе надо, и никто никого не убивает. Ладно?
Мне почему-то кажется, что это как-то связано с Сэнди. Или с теми типами, которые про меня спрашивали… Из-за этих размышлений я ненадолго застываю, так и не воспользовавшись данным мне временем.
Молчаливо и страшно он кидается на меня, отшвырнув в сторону - об стену. Вскрикнув от боли в затылке, я пытаюсь вспомнить, не видел ли где раньше этого типа, но в голову ничего не приходит. Человек, так сосредоточенно пытающийся меня удушить, явно не просто так нападает.
Если меня убьют из религиозных убеждений, будет весьма обидно.
Меня почти тянет рассмеяться, но вот пережатое горло мешает.
Слабым ударом в живот так и не получается его сбросить. Ладно, я не хотел, но… В глазах стремительно темнеет, но мне почему-то кажется, что он не хочет меня убить - иначе нашпиговал бы уже пулями и все. Этот пытается вырубить…
Нашарив на поясе нож, когда-то подаренный Даном, я с размаху всаживаю его ему в живот. Чувствую тепло его крови, стекающей по рукояти, - бедный парень жалко и почти обиженно вскрикивает, отпуская мое горло.
- Я ж предлагал разобраться, - устало говорю я.
Неожиданно громко звучит выстрел - тело нападавшего вздрагивает; пуля впивается ему в спину, он крупно вздрагивает, заплевывая меня кровью - отлично, мать вашу! С раздраженным рыком отшвырнув его, я кидаюсь из переулка.
Вовремя - еще несколько выстрелов, оставляющих в стенах выбоины. Попал бы точно - я не сомневаюсь в своем невезении. Прислонившись спиной к стене, выжидаю, до боли в ушах вслушиваясь в молчание. Нож дрожит в руке, липко капает кровь на асфальт…
Я торопливо пытаюсь понять, что происходит и как выпутаться из этого. Их двое? Трое? Больше?.. И как же, черт возьми, болит голова… Кровь капает из носа, я пошатываюсь, рассматривая красные потеки на ладони. Вытирая лицо, я уже не могу разобрать, где моя, а где того парня.
От брезгливости меня потряхивает - или от непосредственной близости убийцы.
Бежать? Ну нет, этот сукин сын меня слегка разозлил…
Дождавшись, пока человек с пистолетом приблизится, я резко перехватываю его руку, направляя ствол в сторону. Удар под дых, и он, взмахнув руками, роняет револьвер крупного калибра. Ликующий крик сам собой вырывается из горла.
Я к тому времени почти забываю о перепачканном в крови ноже, который я держу обратным хватом, пока не ловлю себя на том, что он впивается в горло лежащему подо мной человеку.
Раскроив ему глотку, я почти падаю рядом, когда вдруг дергаюсь с криком. Ощущения - будто машина сбила, плечо охватывает страшная боль. Все-таки трое… Помутневшим от боли взглядом я различаю человека в паре метров от меня.
Нашаренный револьвер я почти считаю чудом господним. Чудом господним, семь пуль из которого отправляются точно в грудь тому, кто в меня стрелял. Нажимаю еще раз, и слышу сухой щелчок.
Собственно, и стрелять уже не в кого. Я один в окружении трех трупов. Еще бьет дрожь, слышу бешеный стук собственного сердца, но дышать получается уже спокойнее. Может быть, это от потери крови…
- Чудесно… - хриплю я сам себе. Убирая нож в чехол, с трудом попадаю в него с первого раза.
Подняться получается с трудом. Опираясь на стену, я касаюсь плеча. Больно, черт его побери… Края раны сквозь рваную рубашку я могу почувствовать, но пытаться самому что-то сделать с засевшей в теле пулей - не самая, должно быть, трезвая идея.
Стиснув зубы и уткнувшись лбом в стену, я теряю счет времени. Только ноет плечо, словно объятое огнем. Оставаться здесь в любом случае нельзя.
Остается надеяться, я смогу добраться до дома.
Vermachtnis der Sonne
(Ция)
Теомолчит. День. Два. Три. И Ция перестает ждать звонка, медленно вливаясь в поток повседневных забот.
Она больше не ходит на кладбище перед годовыми экзаменами, потому что тогда, только пробуя свои силы, и правда все усложняла. По малолетству и неопытности.
Сейчас опыта все так же немного, но больше, чем было в двенадцать. Дым от благовоний выходит в окно, и дождь, пригвоздивший к земле тяжелый цветочный аромат, беспощадно сминает запах шалфея.
Ция ногтем трет поверхность трюмо, заляпанную желтым воском. Все, что она могла выучить к последнему экзамену, она вызубрила, а что могла позволить себе в рамках нынешнего вынужденного затворничества, она сделала. И чувство, что помощь она получит, не спешит ее покидать.
Просыпается телефон. Совершенно не вовремя, и звонок она пропускает. И еще один. И потом два…
В дверь обеспокоенно кто-то стучит, отрывая от важного занятия - зашивания игрушечному гризли, в котором Летиция прячет личный дневник, шва на спине.
-Летиция, - голос Мэри сух и подчеркнуто безэмоционален, - тебя спрашивает молодой человек.
Она словно мысленно добавляет, что гость не должен идти дальше двери в гостиную.
Ция откладывает в сторону медведя и долго смотрит на завешанную гобеленом дверь. С гобелена скалится в ответ Иштар. И Летти вздыхает:
- Спасибо, сейчас спущусь.
Тео выглядит жалко, теряясь в гостиной. Он чувствует себя неуютно и даже не пытается это скрывать. Ция его не винит. Он мог даже не приходить, не звонить и не отвечать, если бы она написала. Из всех, с кем Летиция пыталась общаться вне семьи, спокойно отнесся к правде лишь Абель. А Теодор на него не был и не будет похож.
Молчание затягивается. Прерывается на чашку чая. И снова повисает.
Ция не любит терпеть.
- Ты пришел к чудовищам, Теодор. Не побоялся, что они тебя заколдуют или принесут в жертву кровавым богам. Чего ты хочешь?
- Помириться, признать, что сказал лишнее…
Летиция перебивает:
- Ты сказал, что думал. Наверное. А еще… няня в детстве говорила, что на идиотов не обижаются. К тому же, нам, Эшам, нельзя обижаться, иначе не хватит городов.
Теодор смеется шутке, но без искреннего веселья.
- Я хотел поговорить. И у меня есть выкупная змея. Только что я понял, как вы с ней похожи.
Запястье обвивает пестрой лентой молочная змейка. Ция о них знает мало. Разве что, что они слишком похожи на коралловых ядовитых змей, а сами не опасней кошки.
- А раньше платили, я слышала, за помощь, советы и магию…
- А мне говорили, что раньше за жизнь платили другой жизнью.
Ция откидывается на спинку кресла, долго смотрит в окно, думая чем ответить.
- Одной змеи будет мало. А пока тебе придется проводить меня до галереи. И я даже великодушно позволю тебе не ждать конца моих занятий по истории искусства.
Тео делает польщенный оказанной милостью вид.
В очередной раз, дергая замок на двери, Ция корит себя за длинный язык. Зря она решила, что заставлять Теодора ходить с ней по коридорам, увешанным полотнами, будет невежливо. Лучше бестактность, чем сидеть в чужом подвале по собственной глупости.
Летиция еще и еще пинает дверь, не добиваясь, меж тем, никакого результата.
Он поймал ее чуть дальше автобусной остановки, вонючей тряпкой зажав ей нос и рот. Цие от запаха перехотелось брыкаться, зато очень захотелось спать. И мобильник с набранным наполовину номером Даниэля - уточнить, встретит ли, - остался лежать на тротуаре.
- Еще раз стукнешь, мелкая дрянь, отрежу палец, - грозится Белл, щелкая секатором. - Давно уж пора.
Ция с минуту смотрит завороженно на садовый инструмент. Переводит взгляд на Адриана и демонстрирует украшенный кольцом-пентаграммой средний палец.
- Этот?
Пинает ногой ящик с рассадой, рассыпая грунт.
- А я думала, что ты только передергивать в подворотнях можешь, подглядывая за маленькими девочками. Но, оказывается, жена тебе тестикулы не до конца вычистила. А может даже стали в них добавила. Мой привет ей.
Адриан Белл медленно вскипает.
- Но начал бы я с поганого твоего языка. Ты, кажется, еще не поняла, ты попала. Я тебя отсюда не выпущу. Так что можешь начинать плакать.
Летти сморщила носик:
- Я заставлю. Это у меня хорошо получается. А плачут глупые принцесски. И ты, Адриан Белл, скоро заплачешь. Как только меня найдут.
Дверь хлопает, снова отрезая Цию от остального мира. Девочка снова с силой пинает ящик с рассадой, ругаясь сквозь зубы. Плакать хочется, но надежда, что этот идиот не удосужился поднять ее телефон, греет изнутри.
- Удачного, сука, киднеппинга.
Летти опускается на пол и шарит по карманам, надеясь найти зажигалку.
(Мэтт)
На стене около двери остается длинная кровавая полоса - это я проехался плечом. От боли мутит; нечто явно клыкастое и озлобленное выгрызает мне руку изнутри - по крайней мере, так я чувствую. Голова кружится, а в глазах мутнеет.
Пока добирался до дома, я так и не разобрал, встречались мне по дороге живые или мертвые. Скорее второе: электрический треск в ушах не умолкает, шорох стал громче, словно я в пустой комнате, в стенах которых скребутся крысы. Здесь что-то очень много мертвецов…
Дрожащими руками я справляюсь с замком. Закрываю глаза, заваливаясь в квартиру и представляя, как сейчас будет визжать Сэнди, увидев кровь. Но меня никто не встречает, кот не лезет под ноги, и в квартире темно и тихо. Словно тут никто не живет. Зажав рукой рану и скользя пальцами в крови, я присматриваюсь, включив свет.
Прямо около двери валяются чьи-то ботинки на тяжелой подошве, на которой явно видны бордовые потеки. Вещь несколько не вписывается в окружение - ни у кого из моих знакомых я таких не помню. С трудом, перекосившись, наклоняюсь, провожу по рифленой подошве. Все-таки кровь. Вот ведь блядь…
- Эй, ну ты долго там? - раздается неожиданно голос откуда-то с кухни. - Живой?
Я, признаться, слегка дергаюсь от неожиданности. Какого…
Рука болезненно дрожит, но я могу вытащить нож, привычно взять обратным хватом, прижав лезвие к запястью. Крадущимся, хоть и довольно петляющим шагом я приближаюсь по коридору к кухне.
Итак, они добрались до дома, торопливо соображаю я. И что с Сэнди? Я не вижу крови на полу (исключая, конечно, мою собственную), и это меня немного успокаивает. Никаких следов…
В неровном лунном свете я различаю худощавую женщину, сидящую за столом. На табуретке в углу сжалась Сэнди - удивительно, но она не издает ни звука, даже, кажется, не поднимает головы. Я испуганно застываю, не зная, что делать.
- Дорогая, можешь включить свет? - небрежно предлагает ей женщина.
Сэнди покорно поднимается, слепо глядя перед собой, идет к выключателю. Точно не магия - ее просто напугали до смерти. Вспыхнувший свет ненадолго слепит глаза, и я тянусь протереть их, забывая, что все пальцы в крови.
- У тебя послушная девушка, - задумчиво замечает женщина за столом.
- У тебя хороший дробовик, - слабо огрызаюсь я.
На коленях у нее и впрямь дробовик, а на столе валяется отобранный у Сэнди револьвер. Что ж, по крайней мере, она пыталась сопротивляться - я почти горжусь.
Незнакомка среднего роста, одета небрежно, в старые джинсы и светлую рубашку. Волосы светлые, несколько встрепанные, глаза темные, усмешка какая-то неприятная… У меня темнеет в глазах, и мне уже не понятно, не видится ли она мне во сне.
- Идиот, - спокойно говорит она, поднимаясь порывистым движением. Прислоняет дробовик к столу, хватается за мое плечо - я едва не взвываю от боли. - Положи нож, а то порежешься, - предлагает она деловито.
Она силой усаживает меня за стол, дерет рубашку - с криком я едва не прикладываюсь лбом об столешницу. Краем глаза вижу, как дергается Сэнди, но ее неразборчиво отсылают в комнату.
- Ты кто такая-то? - спрашиваю я. Тут руку пробивает неожиданной судорогой, я хватаюсь за плечо со слабым воем.
- Огнестрел? - уточняет она. - Ну ясно… Я могу вытащить из тебя пулю, интересует?
Я внимательно слежу за тем, как она деловито роется в ящиках, вполголоса ругаясь. Ненадолго отвлекшись от поисков, она сдергивает с подоконника полупустую бутылку виски, с кривой усмешкой поворачивается ко мне:
- «Дом Пепла», да? Я уж и забыла, какова эта гадость на вкус. Пей.
Я растерянно смотрю на бутылку, стоящую передо мной. Она умелыми движениями разливает по мутным рюмкам, сама выпивает одну, встряхивает головой.
- Да как-то не хочется… - невнятно бормочу я.
- Возможно, тебе будет менее больно, - пожимает плечами она. - У тебя вообще есть пинцеты?
Пожимаю плечами. Из комнаты доносится невнятный шум и мяуканье - вот где она закрыла кота, - и на кухне вдруг снова возникает Сэнди. Трясущимися лапками протягивает старенькую косметичку, из которой получается очень быстро выудить искомый пинцет.
- Спасибо… как тебя?
- Александра, - нервно говорит Сэнди. Косится на меня, нервно улыбаясь, словно пытаясь сказать, что все будет хорошо, но вслух этого, конечно же, не произносит и снова исчезает. Спасибо большое.
Спирт найти гораздо легче, и она недолго возится с пинцетом над раковиной. От резкого запаха кружится голова.
- Надеюсь, что сойдет, - широко улыбается мне эта странная женщина. Ставит рядом с виски бутылочку с перекисью, хмурится сосредоточенно: - Приготовься немного поорать, ладно?
Она подтаскивает табуретку ближе, склоняется над раной, пощелкивая пинцетом. От нервов, наверное, только мне от этого нисколько не легче.
- Ты не ответила, - шиплю я. - Ты…
- Чем больше болтаешь, тем больше шанс откусить язык.
Я пью рюмку залпом, сипло закашлявшись, потом, махнув рукой на всякий здравый смысл, отхлебываю прямо из горла. Вроде бы становится легче ненадолго, от боли в простреленном плече удается отрешиться… Или я так думаю, пока он не впивается пинцетом мне в руку.
- Ссука, - выдыхаю я. Падаю на стол уже полностью, перед глазами маячит мой револьвер. Если что…
Додумать эту мысль я не успеваю, снова заходясь громким воплем. Надеюсь, соседи уже привыкли к крикам.
- Не ругайся, - ворчит она. - Неужели Мэри не учила тебя, что это некрасиво?
Я изумленно оборачиваюсь на нее. Закусив губу от сосредоточенности, она высматривает что-то в ране, вздыхает, нервно поправляя волосы свободной рукой. Потом ободряюще улыбается-скалится мне.
- Тебе повезло, пуля неглубоко, - бормочет она.
Буквально чувствуя, как пинцет раздвигает ткани, я пытаюсь терпеть боль и не дергаться. Хватка у нее стальная, это точно…
Я слышу странное звяканье металла о металл, и на какой-то момент почти отрубаюсь. Как же больно - лучше бы меня там в переулке завалили… Горло уже болело от крика, я мог только хрипеть.
- Все! - объявляет она, бряцая чем-то. - Пулю на память хочешь?..
Обессилено вздохнув, я слабо мотаю головой. Дергаюсь снова - это она от души ливанула мне перекиси на рану. Слыша шипение, я торопливо отворачиваюсь.
Если честно, мне уже все равно, что ей нужно, пусть делает со мной что хочет, только пусть даст отдохнуть… Как мне хотелось спать, просто описать невозможно, я чувствовал, как горят веки от желания закрыть глаза…
- Не спи, - советует она. - Давай в душ, на тебя смотреть страшно…
Наверное, у меня очень жалкий и усталый вид, потому что она вздыхает, осторожно гладя меня по волосам. Руки, только что державшие меня так уверенно, заметно дрожат.
- Можешь звать меня Джен, кстати, - говорит она.
Это мне послышалось, да? Но я оборачиваюсь к ней и понимаю, что говорила она совершенно серьезно.
Этого не может быть. Я сошел с ума. Может быть, я сейчас валяюсь без сознания в темном переулке, и мне все это видится в кошмаре. Не могла же она просто явиться после стольких лет…
Она чувствует, как я подбираюсь, тихо смеется:
- А, так он тебе рассказал. Ну да, может, это к лучшему.
Господи, почему меня не пристрелили.
Кровь
(Даниэль)
Кровь.
Ему кажется, она повсюду. Разводами на полу. Лужей у двери, где её очерчивает падающий мутный луч света. Жирным мазком на обоях. Там, где пошловатые блеклые цветочки, которые давно стоило переклеить.
Даниэль закрывает за собой дверь в квартиру брата. Крови много, но в ванной течет вода, а на кухне были слышны голоса - затихли почти сразу, как он вошел.
После слов Ребекки он не тратил времени на то, чтобы звонить в дверь - просто открыл её.
Свет в квартире уже есть, и при неяркой лампе Даниэль видит на кухне перепуганную Сэнди и вторую, на удивление спокойную, но незнакомую женщину.
Здесь крови больше. Незнакомка собирает со стола распотрошенную аптечку, Сэнди жмётся на стуле, теребя край надетой рубашки - явно не её.
- Что с ним?
Незнакомка отвечать не торопится. Слышно, как Прогресс громко мяучет откуда-то из комнаты, из-за закрытой двери.
- Сэнди, - голос Даниэля смягчается, когда он понимает, что иначе она не ответит. - Что случилось? Где Мэтт?
Она хлопает глазами и наконец-то переводит взгляд с крови на столе на Даниэля:
- На него напали. Какие-то люди... его ранили... но сейчас он в порядке.
- Потерял много крови, но ничего смертельного, - подаёт голос незнакомка. - Пулювытащила, артерия не задета. Я обработала и перевязала рану. А ты кто такой?
В другой момент Даниэль поразился бы наглости, но сейчас он ровно называет своё имя.
- Дженифер, - представляется женщина.
Мать Мэтта. Так звали ту женщину, что когда-то оставила младенца в доме Эшей, исчезла и не появлялась двадцать семь лет.
Это не может быть та самая Дженифер.
Но у неё те же глаза, что и у Мэтта.
И Даниэль хочет быть вежлив, но говорит только глухо:
- Блядь.
Дженифер кривит губы:
- Надеюсь, это не оценка меня. Ты учишь Мэтта плохому или он тебя?
- Где он?
- Ты ему сейчас не нужен.
- Где. Мой. Брат.
Губы Дженифер искривляются в улыбке:
- Он твой брат только наполовину. А вот у тебя явно упрямство отца.
Даниэль не говорит, что она просто еще не столкнулась с упрямством Мэтта. Сэнди говорит:
- Он в ванной. Пошел смывать кровь и послал нас нахер.
Дженифер точно хочет сказать что-то ещё, но Даниэль не слушает. Развернувшись, он идёт в ванную.
Дверь не заперта, а он не стучится.
То, что осталось от рубашки, валяется на полу грудой перепачканного в крови тряпья. Мэтт сидит на полу, прислонившись спиной к ванной, где течет вода, но подниматься не спешит.
- Ты здесь откуда?
- Бекка что-то почувствовала во время ритуала. Твой телефон не отвечал.
Даниэль внимательно оглядывает брата, его перевязанную руку и обилие крови, явно своей и чужой.
Даниэль наконец-то позволяет себе выдохнуть. Перестать просто действовать и оценивать - сейчас, когда он видит брата, может себе это позволить. Бояться.
Неуклюже опускается на пол рядом с братом. Достаёт сигареты и предлагает Мэтту. Тот не отказывается.
- Мы испугались, - тихо говорит Даниэль. И его слова не передают и десятой доли того, что он слышал в голосе Бекки, видел в глазах Анастейши или ощущал сам. - Тебя могли убить.
- Хотели. Но я живучий.
Даниэлю не хватает слов, он закуривает, и руки немного дрожат. Он приказывает себе просто дышать, сам не знает, почему настолько испугался в этот раз, Мэтт и раньше попадал в неприятности. Но тогда не было взорванных кладбищ и неведомых людей, которые хотят уничтожить Эшей. Возможно, тогда Даниэль не ощущал, как близок брат к смерти.
Он внимательно следит за Мэттом.
- Тебе в больницу надо.
- Меня подлатали.
- Дженифер? Она правда та самая Дженифер?
Мэтт неопределенно пожимает плечами. Даниэль хмыкает:
- Понятно, в кого ты такой ебанутый.
Табак горчит и не радует, Даниэль тушить сигарету прямо об ванную.
- Всё после. Давай, с тебя нужно смыть кровь.
- Сам справлюсь.
- Заткнись и залезай.
Ванная наполнена тёплой водой, и Мэтт шипит ругательства, когда погружается в неё. Начинает стирать кровь, большая пористая губка в руках Даниэля помогает, проходится по спине, аккуратно не задевает повязку на руке.
Оба молчат, позволяя течь тишине и грязным разводам.
Когда почти закончили, звонит телефон Даниэля. Отложив губку, он отвечает Ребекке, спокойно рассказывая, что случилось - правда, о пуле не рассказывает, это лучше приберечь для личного разговора. И уверенно повторяет, что всё в порядке - для убедительности даёт трубку Мэтту, тот бурчит что-то, закатив глаза.
- Ты хочешь сейчас говорить с этой Дженифер? - Негромко спрашивает Даниэль, когда телефон убран, а мутная грязная вода медленно исчезает в сливе. - Думаю, я мог бы уговорить её дать тебе отдохнуть.
- Не нужно.
Даниэль хочет выйти из ванной, задерживается только у запотевшего зеркала, чтобы, как в детстве, нарисовать улыбку.
- Ты же знаешь, какой я эгоистичный ублюдок? - Неожиданно говорит Мэтт. Как будто давно думал об этом. Как будто это продолжение его мыслей, о которых Даниэль не знает.
- Ага, - рассеянно отвечает Даниэль. Он думает, не стоит ли узнать, что за переулок и проверить там всё. - И что с того?
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 257; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!