Дружинник князя Ярослава в Новгороде Лерг отправляется с набегом на чужую северную территорию, на поле брани, битва с рыцарем. Русь, XI в. (8 сессий). 1 страница



Демина – Воспоминания о прошлых жизнях (сессии гипноза)

Представляю Вам тексты в обратной временной последовательности: сначала те, что ближе к нам по времени, события которых, возможно, более реальны для Вас, они знакомы по литературе, кинофильмам, рассказам близких. Затем события уходят все в более давние времена, о которых у нас более смутные представления, а затем выходят и за пределы истории Земли. Даю несколько небольших процессов переживаний в телах животных и растений. Такова реальность наших жизней

      

       Россия

 

       1. Санинструктор Евгения Николаевна Иванова выходит из окружения осенью 1941 г., ранение, в госпитале, гибель в период подготовки операции под Курском, 15 марта 1943г.

        1 г., поздний сентябрь, 22-е.

       Бабье лето, золотая осень. Самые хорошие ощущения: поле чистое бело-голубое небо. Подмосковье, что-то родное, Кукушкино. Обожествляю природу, необыкновенный золотой лес. Любуюсь - прелестно! Тихо и пусто - и вдруг... Огонь мелькает, мерцает.

       - Огонь, где это?

       - Всем отступать, - рукой взмахнул, падает.

       - Огонь! Засел, гад. В лес, всем в лес!

       Доползаю к раненому, переворачиваю. Как же мне его? Раскрываю брезент.

       - Ну давай, миленький, давай, надо уходить. Одни мы остались.

       - Оставь, сестричка, меня уже не спасти, уходи.

       - Еще чего, не смейте мне такого говорить.

       - Уходи, милая, тебе жить.

       Тащу. В руках у него пистолет, забираю, а он мне: "Отдай оружие".

       - Не отдам. Где же наши, хоть бы кто-нибудь помог. Сбоку из леса шум.

       - Тихо.

       Накрываю брезентом его, шепчу: "Какой же ты тяжелый, потерпи, милый".

       Танки наши, бегут в нашу сторону солдаты. Отползаю от раненого, пытаюсь привлечь внимание, поднимаюсь, машу. Не видят. Тащу дальше, очень тяжело. Яма в лесу.

       - Я Вам приказываю уходить.

       Понимаю, что он старше по званию, имеет право командовать.

       - Лучше помогите.

       - Я Вам приказываю уходить. Послушайте, здесь документы. Женя, возьмите, надо зарыть, свои тоже. Запомните, Вы должны сюда вернуться. Слушайте меня внимательно, вот здесь заройте.

       Он показывает на лес.

       - В пакеты, в сумку, глубже. Делайте метку и запомните это место. Сделайте на дереве букву "я", ройте, так... Вернетесь сюда и мои документы передадите в часть. И вот что, милая девушка, дотащите меня до той березы, и чтобы я Вас больше не видел, здесь я командир.

       - Будете командовать в своем батальоне, а я отвечаю за ва-шу жизнь.

       - Я Вам приказываю.

       - Но это мое дело, жить мне или нет, иначе я не смогу, комсомолка.

       Настороженность, что сейчас бой, и ощущение молодост У меня светлые белокурые волосы, пилотка, невысокого Очень симпатичная, розовощекая в меру, и очень серьеза характер: своевольная, своенравная, привыкла добиваться сво4 его. Похожа характером на Гулю Королеву - была такая книга -1 сильная, молодая, люблю свою страну, испытываю высокие патриотические чувства.

       - Еще немного, наши на той стороне.

       Чувствую сильную усталость. Что-то впереди, поднимаюсь, ползу посмотреть, что там происходит. Земля трясется и летит, грохот, взрывы.

       - Наши пробиваются, потерпите, милый. Там, наверное, много раненых. Лежите здесь тихо.

       Я ползу в сторону поля. Он вслед: "Оружие, пистолет". Возвращаюсь.

       - Возьмите.

       Серое воронками поле, на котором горят два танка. Очень жарко. Один - зеленый, яркие цифры 169, из него выпрыгивают люди. Наши. Один из них тащит кого-то. Немцы повернули, их рядом нет. На поле осталось много ихних подбитых танков: серо-зеленые, огромные... кресты. Издалека слышится стрекот автоматов. Болезненное желание есть, сухость в горле, смесь гари, голода и боли - от огня и горечи душевной.

       - Помощь, сестричка, вовремя.

       Трое несут тяжело раненного. Я издали кричу:

       - Там в лесу раненый командир дивизии, очень тяжело.

       - Где наши?

       - Наши ушли далеко на восток.

       Свободно идем к лесу. Танкист направляется к командиру дивизии. Я осматриваю раненого. Я бессильна, не знаю, что с ним делать.

       - Сделайте же что-нибудь.

       - Я не могу. Сильный ожог, голова пробита, много крови. Танкист ругается:

       - Набирают молодых, черт те кого. Чертова кукла, что ты сидишь без дела.

       Мне очень обидно.

       - Я просто не могу помочь, он все равно умрет.

       - Какого черта.

       Я не плачу, скована, в душе обида. И еще один, как и я, сидит, тихо смотрит. Такая пустота, ничего, ничего не могу... Подходит другой танкист.

       - Перестань, ты же видишь, она совсем девчонка, ей, наверное, нет и восемнадцати.

       - Хм, как она в армию попала.

       Раненый все, умер. Достают его документы. Прощаются, хоронить некогда, листвой засыпают. Собирают документы у всех.

       - Комдив, мы в окружении, уже в логове врага.

       - Приказываю документы, фотографии спрятать вот здесь, под этим деревом. Запомните место.

       Несем на брезенте, я и трое танкистов. Комдив ранен в живот, укрываю его шинелью.

       Продираемся по лесу к нашим. Есть хочется, воды нет. Комдив говорил, запомните ориентиры и местность. Я же должна знать эту местность. Сзади остается желтый лес. Идем молча, останавливаемся, отдыхаем. Комдив без памяти. Кто-то спрашивает: "Откуда ж ты его, такого?" Называю: "Деревня Кукушкино". Она сейчас с другой стороны, оттуда шли танки.

       - Сколько же тебе, малява, лет?

       - Восемнадцать.

       - Врешь поди, как ты сюда попала?

       - Из медицинского училища.

       - Кто же тебя допустил?

       Не хочу говорить. Они курят, я отмахиваюсь. Пожилой для меня, ему лет тридцать, спрашивает: "Что, дыма не любишь?"

       - Не люблю.

       Где-то автоматная очередь.

       Лес редеет, кусты вдоль дороги. Мы на обочине. Нам надо перейти дорогу. Внизу оставили командира, он брезентом как спеленатый. Сами полезли посмотреть, залегли за кустами. Там шум: идет колонна на скорости. Легковая, три грузовика и четыре мотоцикла как охрана. Мотоциклисты обстреливают кусты, не все, через один, короткими очередями. У меня тоже есть оружие, тяжелый автомат, он мне мешает с самого начала.

       - Ты бы, малява, укрылась бы где, не ровен час подстрелят, как лебедя.

       Пригибает мне голову, а я зацепилась за куст сумкой, что на плече, дернулась, чтоб ее снять, мне в плечо-то и попало, стала сползать вниз, даже не перевернулась.

       Танкист увидел, пихнул вниз. Колонна ушла, а звук еще идет. Они перевернули меня. Переговариваются полушепотом. Я без сознания. Все белое, и оранжевая точка закрывается черной, болит голова очень. Звуков нет, не слышу, не вижу.

       - Ах мать, отходить надо, на ту сторону быстро перебираться. А ну-ка сними с нее сумку. Сначала их надо перетащить на ту сторону, а там перевяжем, тут мы как на ладони, их тут не скрыть.

       Пальцем показывает, кто кого будет тащить. Тянут, перетягивают через дорогу.

       - Ее надо перевязать.

       Я вся сжалась. Они все тихо делают. Бинты. Что-то накладывает как тампон, перетягивает туго-туго. И по горлу проходит, давит на горло. Почти не говорят. Сзади танкист несет комдива на своей спине, а двое меня тянут на его палатке, тащат не на руках, а по земле. Ноги связаны концами плащ-палатки. Тащат тихо. Очень больно. Я молчу, ни одного звука, подсознательно понимаю, что нельзя шуметь.

       Лес, бурелом, через чащобу пробираемся, по этим бревнам, как по чесалке, как будто протягивают. Там транспорт где-то шумит. Обнаружили наших. Доволакивают до палатки. Санитары подбежали- с носилками, здоровые мужики, рану осматривают.

       - Откуда вы, братцы, с того света что ли явились, там давно уже немцы. Слышите, канонада? Мы быстро сматываемся.

       Комдива кладут на носилки. Он темноволосый, нос картошкой, губы полноватые, упитан, глаза серо-зеленоватые. Стойка-воротничок, четыре кубика, на нем шинель, нашивки на рукавах. Широкие ремни, должна висеть кобура, а там ничего нет. На вид ему лет сорок. Ткаченко Кирилл Романович. Мне кажется, имя ему очень не подходит, у него больно лицо русское.

       Я лежу на носилках, на мне фуфайка-стеганка. Танкисты сидят на земле, вымотанные, смотрят на меня.

       А вокруг много желтых листьев, кленовые даже попадаются, березы, вдалеке зеленые сосны.

       Надо мной белая палатка, в белом женщина, на голове косынка. Передо мной марлевая перегородка, кто-то ходит. Сестра поправляет простынь (звучит именно так). Врач моет руки. У врача и санитаров сзади халаты не соединены.

       - Господи, не хочу умирать. Там свет. Дышится с трудом.

       - Больно, очень больно!

       - Потерпи, тебе еще детей рожать.

       - Пить очень хочется.

       - Ну, батенька моя, ну что ж, попробуем, хотя надежды мало, но чем черт не шутит, жалко же, такая молодая. Готовьте к операции. Пуля в левой части груди.

       Болит правая часть лица, голова, мелкий озноб, руку сводит. Дают выпить спирта.

       - Придется потерпеть.

       Голова кружится, как пьяная, тяжело. Сбоку инструменты. Колет в левом легком, учащенное дыхание.

       - Скальпель. Зажим.

       Режут. Очень много крови. Сестра с другой стороны, зажимает. Я сползаю со стола.

       - Ползет.

       Поправляют. Чувствую тяжелые зажимы, тянет.

       - Легкое пробито. Ну что же, пулю я извлеку, а дальше... Достает пулю, слышу, как она звенит.

       - Молодец девчонка, жалко будет, если умрет.

       - Потерпи, милая, потерпи. Ты же у нас такая героиня, а командира все-таки спасла. Комдив твой жив-здоров, поправляется. Держись! Ну, если такие девчата на фронт пошли, шиш мы им Москву отдадим.

       Ругается, тихо напевает песню о Москве, голос бас, мне кажется очень громким... Москва... Москва, две строчки.

       - Ну, сестра, заканчивайте перевязку. Будем надеяться, выживет.

       - Можно отправлять в госпиталь.

       - Давайте следующего.

       Меня на носилках выносят с другой стороны палатки. Много машин и людей - колонна. Кладут на землю. Кто-то склоняется, укрывает шинелью, проходящие обращают внимание, что-то говорят. Забинтованные головы, гимнастерки. Лес тот же, но с другой стороны, желтый, красивый. За ним слышится канонада и стрекот автоматов. Врач какой-то бегает.

       - Отправлять. Кто-то ругается:

       - Срочно отправлять. Почему не отправляете?

       Раненые, кто может, сами меня поднимают, кладут на пол машины-фургона.

       - Отправляемся. Палатки. Палатку разбирают.

       - Ой, как больно, прямо прострел в сердце.

       Рядом со мной лежат забинтованные, у кого ноги, голова, другие сидят. Команда: "По машинам!".

       Машина едет, мужчины курят и разговаривают, мне тяжело дышать. Звук канонады приближается, ощущается сотрясение земли, звук тяжелых танков все ближе. Кто-то меня укрывает, раздражает ощущение сапог на ногах. Кто-то склоняется.

       - Отступаем, близко...

       - Боже мой, отступаем...

       По ногам потекло, мне очень стыдно: ребята, мужчины. Кто-то замечает, посмеивается:

 . Зак. 2210.

       - С кем не бывает, от страха родить можно, а тут женщина слабый пол.

       - Что ты ржешь, жалко, раненая.

       - А ничего девочка, адресочек бы.

       - Какая молоденькая. Господи, да как она сюда попала.

       - Красивая девочка.

       Это кто-то другой говорит. Тошнит, тяжело дышать, кашель, больно глотать. Очень острый запах табака затрудняет дыхание. Машину трясет. Задыхаюсь.

       - Вы бы поменьше курили, здесь дама. Потерпи, милая, скоро приедем. Видишь, ей тяжело, задыхается.

       - Девочка наша совсем плоха, надо бы врачу посигналить.

       - Мужчины, бросили бы вы курить, не видите, ей совсем плохо.

       - Господи, долго ли? Пить...

       - Братцы, что-то надо делать, ей совсем плохо. Милая, ты куда, стой. Не курите, ей плохо.

       - Господи, когда же приедем. Поднимите ей голову. Ну, дыши, надо дышать.

       . Кто-то держит голову.

       - Выше, выше.

       - Ребята, доктора бы надо. Помрет бабонька, жалко. Эх, черт, злыдни, что делают, бабы воевать идут.

       - Братцы, помрет, не довезем! Окаянные... Такие красотки...

       - Побледнела, лицо застыло, не дышит, умерла, - шепотом. Голова свешивается набок.

       - Тихо.

       . Ничего не понимаю. Господи, я не хочу умирать, мне очень плохо, больно, давит горло. Тело уже ничего не ощущает.

       - Нет, не хочу. Я не хочу...

       И ничего, пустота, темно, тяжело...

       - Все.

       Все, я умерла, ничего, больше ничего... Вижу себя сверху в машине, рядом солдаты. Тихо. Я мертвая, глаза закрыты. Машина трясется. Все молчат. Кто-то прикрывает ноги. Мне легко, больше ничего не болит. Ощущение покоя, разливается благодать. Я ничего не вижу, ощущаю, что ухожу из этой жизни.

       Мама! Опять этот желтый лес, осенняя тишина. Желтое пятно. Черт те что, опять трясет. Кто-то склонился надо мной, поднимает веки, что-то говорит. Тихо, кто-то вздыхает. В машине врач на коленях около меня, он держит мою руку.

       - Сестра, введите адреналин*1.

       - Немного осталось, потерпи, почти приехали. Э, батенька, рано ты собралась, а как же дети.

       Подъехали к зданию." Врач в очках вышел из помещения, он постарше. Разговаривает с врачом из машины. Медсестра спрыгнула с кузова машины. Санитары подошли, снимают носилки. Меня выгружают. Врач ругается:

       - Что же вы делаете, она же не мертвая, а вы ее вперед ногами.

       Сестра отвечает:

       - В машине же не развернуть. Пытаются удобнее развернуть. В очках врач:

       - Эту в операционную. Скорее на стол. Тяжелое ранение, задето легкое. Готовьте операционную. Операцию срочно.

       Врач из машины говорит что-то санитарам, кладет бумажку под шинель.

       Очень много раненых. Несут, ступеньки разбиты, коридор длинный, направо операционная. Старое здание, толстые стены, белый крест на узких окнах.

       - Срочно готовим к операции. Разрыв левого легкого. ...Мерцание света, суетятся в белых халатах. Внизу стоят

       баллоны синий и зеленый с краниками. Молоденькая медсестра. Врач в очках входит.

       - Готовы?

       - Раненая к операции готова, - докладывает.

       - Много крови потеряла, готовьте кровь.

       Врач моет руки, надевает халат, завязывает. Шапка лоб закрывает, повязка марлевая. Еще одна врач, женщина, справа от меня, немного сзади, анестезиолог. Два санитара ничего не делают, ждут команду. Наркоз. Маленькую резиновую штучку (маска) с жесткой срединкой чувствую на лице. Дышу тяжело и шумно.

       В области сердца щемит, но боли нет. Стука сердца уже не слышу. Тяжесть на левую руку. Надо мной пять штук ламп, как прожекторы. Врач склонился прямо надо мной. И вдруг ощущение жесткого нажима в области солнечного сплетения. Режет в области грудины. Тяжесть, как будто что-то ломается, что-то достает, сгусток крови в какой-то оболочке - это же мой сосуд. Тромб.

- Кровь, нужна кровь.

-

       Адреналин, гормон мозгового слоя надпочечников. Поступая в кровь, повышает потребление тканями кислорода и артериальное давление, содержание сахара в крови, стимулирует обмен веществ и т. д.

       Глаза открыты, вижу белое. Я ногами к окну. Вижу мед-сеструГС улицы шум машин, голоса, а здесь тихо, не говорят чувствую движения в операционной. Простынь висит вместо двери, столик, инструменты. Дышать тяжело. Боли нет, и ничего нет... тихо. Слышу стук своего сердца. Дышу через эту непонятную штуку, тяжело, учащенно.

       - Дренаж*2.

       Трубка прозрачная, очень длинная. Обрезает, что-то соединяет.

       - Вот сюда.

       Трубку вижу, вставляют, где желудок, под ребро. Другой конец в плоский пузырь опускают, который закрыт резиновой пробкой. Кто-то держит бутылку. Что-то туда теплое много и быстро капает, наверное, это кровь. Дышать стало легче. Слышу шелчок кости, ощущаю, как соединяют ребра.

       Поправляет маску анестезиолог.

       - Готовьте лигатуру*3, скобы.

       Вижу легочную ткань: дырочки, не очень красная, розоватая, такая вся пористая. Теперь скобы. Как будто открыли, а потом закрыли это место. Треск соединения. Ощущение, что винт вкручивают. - Заканчивайте.

       Она еще не доделала, а анестезиолог снимает маску, доделывает без маски.

       - А теперь кожу, вот так. Ощущаю нитку, как шьют.

       - Для женщины это трагично. Молодая девочка, груди расти не будут.

       - Ничего, под платьем не заметно.

       Дышать легко. Здесь внизу, под ребром, что-то ощущаю. Убрали маску с лица.

       - Отнесите в палату.

       - В какой есть место?

       - Неси в первую.

       Через коридор, народа много. Столик с лампочкой, сидит санитарка не очень пожилая. Палата. Первая с левой стороны кровать. Болезненно слева в груди. Няня зашла, подкладывает маленькую подушечку под руку, на нее прикрепляет трубочку.

 

       *2 Дренаж, метод осушения ран (полостей тела) выведением из них жидкого содержимого с помощью резиновых трубок или марлевых полосок.

       *3 Лигатура(позднелат. 1ща1ша - связь) (мед.), нить для перевязывания кровеносных сосудов (шелковые, льняные идругие нити, кетгут).

       Бутылка плоская на маленькой скамеечке. Большая комната, почему-то мужчины в палате. Я лежу, боли не ощущаю, дышу свободно.

       А сейчас вижу себя со стороны на кровати: подушки, волосы прямые, грязные, блеск их исчез. Прическа как у женщин того времени. Брови широкие, небольшим изгибом. Не крупная по комплекции. Глаза закрыты. Дренаж висит. У меня рука соединена резинкой с моим телом, валик, в руке игла, капельница, похоже. А в капельнице две бутылки с белой жидкостью и с красной... это кровь.

       Угол в этой комнате, в котором стоит кровать, на которой я лежу. Печка с железной заслонкой внизу. Очень высокие потолки. Няня, халат весь мятый, не первой свежести, а косынка накрахмалена. Штук 18 кроватей, все белые. Тумбочка накрыта чем-то белым, на кровати висит дощечка с моей фамилией. Рядом дверь. Под кроватью белое обшарпанное судно.

       Мужчины переговариваются у окна. Один человек сидит на специальной, с поднятым изголовьем кровати.

 0 лет, 15 марта 1943 г.

       Курская дуга. Панорама. Наше местоположение на горе. Внизу речка, деревенька. На пригорке справа сосредоточены танки Рыбалко с фарами автомобильными, с прожекторами. С левой стороны далеко лесок, там немецкие танки затаились, знаю.

       Вход в блиндаж из окопа. Столбы деревянные. За шторой-простыней на моем попечении раненые лежат на деревянных полатях. Здесь как приемная. Кроме раненых, много офицеров. Кто-то входит, выходит. Печурка справа. За другой шторой, где радист, пиликанье.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 318; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!