Общие вопросы дефектологии – 5 14 страница
механической и рассудочной памятью. А. Петцельд приводит тот же факт,
установленный рядом исследований (A. Petzeld, 1925). Бюрклен собрал мнения
многих авторов, совпадающих в одном - в утверждения особой силы развития у
слепых памяти, превосходящей обычно память зря чих (К. Burklen, 1924). Адлер
спросил бы, для чего у слепых сильно развита память, т. е. чем обусловлено это
переразвитие, какие функции в поведении личности оно исполняет, какой
потребности отвечает.
Правильнее было бы сказать, что у слепых есть тенденция к повышенному
развитию памяти; развивается ли она на деле очень высоко - это зависит от многих
и сложных обстоятельств. Тенденция, установленная с несомненностью в психике
слепого, становится сов ершенно объяснимой в свете компенсации. Чтобы завоевать
позицию в общественной жизни, слепой человек вынужден развивать все свои
компенсирующие функции. Память у слепого развивается под давлением тенденций к
компенсации малоценности, создаваемой слепо той. Это можно видеть из того, что
она развивается совершенно специфическим образом, определенным конечной целью
этого процесса. О внимании слепых имеются различные и противоречивые данные.
Одни авторы (К. Штумпф (7) др.) склонны видеть у слепого повышенную деятельность
внимания; другие (Шредер, Ф. Цех) и главным образом учителя слепых, наблюдающие
поведение учащихся во время з анятий, утверждают, что внимание слепых развито
|
|
|
ниже, чем у зрячих. Однако неверно ставить вопрос о сравнительном развитии
психических функций у слепых и зрячих как количественную проблему. Нужно
спрашивать не о количественном, а о качественном, функциональном различии одной
и той же деятельности у слепых и зрячих. В каком направлении развивается
внимание у слепого? Вот как надо спрашивать. И здесь, в установлении
качественных особенностей, сходятся все. Точно так же, как у слепого есть
тенденция к развитию памяти специфическим образом, у него есть тенденция к
специфическому развитию внимания. Или вернее: как одним, так и другим процессом
овладев ает общая тенденция к компенсации слепоты и дает им обоим одно
направление. Своеобразие внимания у слепого заключается в особой силе
сосредоточения последовательно вступающих в поле сознания раздражении слуха и
осязания, в отличие от симультанно, т. е. сразу вступающих в поле зрения
зрительных ощущений, вызывающих быструю смену и рассеивание внимания вследствие
конкуренции многих одновременных стимулов. Когда мы хотим собрать наше внимание,
по словам К. Щтумпфа, мы прикрываем глаза и искусственно превращаемся в слепых
(1913). В связи с этим стоит и противоположная, уравновешивающая и
|
|
|
ограничивающая особенность внимания у слепого: полнейшей концентрации на одном
предмете до полного забвения об окружающем, полного погружения в предмет (что мы
вс тречаем у зрячих) у слепых не может быть; слепой вынужден при всех
обстоятельствах сохранять известный контакт с внешним миром через ухо и потому
до известной степени всегда должен распределять свое слуховое внимание в ущерб
его концентрации (там же).
Можно было бы показать на каждой главе психологии слепых то же самое, что мы
наметили сейчас на примерах памяти и внимания. И эмоции, и чувства, и фантазия,
и мышление и прочие процессы психики слепого подчинены одной общей тенденции к
компенсации сле поты. Это единство всей целевой жизненной установки Адлер
называет лейтлинией жизни - единым жизненным планом, который бессознательно
осуществляется во внешне отрывочных эпизодах и периодах и пронизывает их как
общая нить, служа основой для биографии личности. "Поскольку с течением времени
все душевные функции протекают в избранном направлении, все душевные процессы
получают свое типическое выражение, постольку образуется сумма тактических
приемов, устремлений и способностей, которые покрывают соб ой и очерчивают
|
|
|
определившийся жизненный план. Вот это мы и называем характером" (О. Рюле, 1926,
с. 12). Вопреки теории Кречмера, для которого развитие характера есть лишь
пассивное развертывание того основного биологического типа, который врожденно п
рисущ человеку, учение Адлера выводит и объясняет структуру характера и личности
не из пассивного развертывания Прошлого, а из активного приспособления к
будущему. Отсюда основное правило для психологии слепых: не из частей может быть
объяснено и поня то целое, а из целого могут быть постигнуты его части.
Психология слепых может быть сконструирована не из суммы отдельных особенностей,
частных уклонений, единичных признаков той или иной функции, но сами эти
особенности и уклонения становятся понятными только тогда, когда мы будем
исходить из единого и целого жизненного плана, из лейтлинии слепого и определять
место и значение каждой особенности и отдельного признака в этом целом и в связи
с ним, т. е. со всеми остальными признаками.
До сих пор наука располагает очень немногими попытками исследовать личность
слепого в целом, разгадать его лейтлинию. Исследователи подходили к вопросу
|
|
|
большей частью суммарно и изучали частности. К числу таких синтетических опытов,
наиболее удачных, относится упоминавшаяся выше работа А. Петцельда. Его основное
положение: у слепых на первом месте стоит ограниченность в свободе движений,
беспомощность в отношении пространства, которая, в отличие от глухонемых,
позволяет сейчас же узнать слепого. З ато остальные, силы и способности слепых
могут полноценно функционировать в такой мере, в какой мы не можем заметить
этого у глухонемых. Самое характерное в личности слепого-противоречие между
относительной беспомощностью в пространственном отношении и возможностью
посредством речи полного и совершенно адекватного общения и взаимного понимания
со зрячими (A. Petzeld, 1925), что вполне укладывается в психологическую схему
дефекта и компенсации. Этот пример - частный случай противоположности, котору ю
устанавливает основной диалектический закон психологии между органически данной
недостаточностью и психическими стремлениями. Источником компенсации при слепоте
является не развитие осязания или утончение слуха, а речь-пользование социальным
опытом, общение со зрячими. Петцельд с насмешкой приводит мнение глазного Врача
М. Дюфура, что слепых надо делать рулевыми на судах, так как они вследствие
утонченного слуха должны в тумане улавливать всякую опасность. Для Петцельда
(1925) невозможно серьезно искать компенсацию слепоты в развитии слуха или
других отдельных функций. На основе психологического анализа пространственных
представлений слепых и природы нашего зрения он приходит к выводу, что основная
движущая сила компенсации слепоты - приближен ие через речь к социальному опыту
зрячих - не имеет естественных, заключенных в самой природе слепоты границ для
своего развития. Есть ли нечто такое, чего слепой не может знать из-за слепоты,
спрашивает .он и приходит к выводу, имеющему огромное прин ципиальное значение
для всей психологии и педагогики слепых: способность к знанию у слепого есть
способность к знанию всего, его понимание в основе есть способность к пониманию
всего (там же). Это значит, что перед слепым открывается возможность дости жения
социальной ценности в полной мере.
Очень поучительно сопоставить психологию и возможности развития слепого и
глухого. С точки Прения чисто органической, глухота есть меньший дефект, чем
слепота. Слепое животное, вероятно, более беспомощно, чем глухое. Мир природы
входит в нас через глаз больше, чем через ухо. Наш мир организован более как
зрительный феномен, чем звуковой. Почти нет таких биологически важных функций,
которые испытывали бы нарушение в связи с глухотой; со слепотой же падает
пространственная ориентировка и свобода движений, т. е. важнейшая животная
функция.
Итак, со стороны биологической слепой потерял больше, чем глухой. Но для
человека, у которого на первый план выступили искусственные, социальные,
технические функции, глухота означает гораздо больший недостаток, чем слепота.
Глухота вызывает немоту, л ишает речи, изолирует человека, выключает его из
социального контакта, опирающегося на речь. Глухой как организм, как тело имеет
большие возможности развития, чем слепой; но слепой как личность, как социальная
единица находится в неизмеримо более благ оприятном положении: у него есть речь,
а с ней вместе и возможность социальной полноценности. Таким образом, лейтлиния
в психологии слепого человека направлена на преодоление дефекта через его
социальную компенсацию, через приобщение к опыту зрячих, ч ерез речь. Слепоту
побеждает слово.
6.
Теперь мы можем обратиться к основному вопросу, намеченному в эпиграфе:
является ли слепой в глазах науки представителем особенной породы людей. Если
нет, то каковы границы, размеры и значения всех особенностей его личности? В
качестве кого слепой при нимает участие в общественной и культурной жизни? В
главном мы ответили на этот вопрос всем сказанным выше. В сущности он дан уже в
ограничивающем условии самого эпиграфа: если бы процессы компенсации не
направлялись общением со зрячими и требованием приспособиться к социальной
жизни, если бы слепой жил только среди слепых - только в этом случае из него мог
бы выработаться особый тип человеческого существа.
Ни в конечной точке, к которой направлено развитие слепого ребенка, ни в
самом механизме, приводящем в движение силы развития, нет принципиальной разницы
между зрячим и слепым ребенком. Это важнейшее положение психологии и педагогики
слепых. Всякий ре бенок наделен относительной органической неполноценностью в
обществе взрослых, в котором он растет (A. Adler, 1927). Это позволяет нам
рассматривать всякое детство как возраст неуверенности, малоценности и всякое
развитие как направленное на преодолен ие этого состояния путем компенсации.
Итак, я конечная точка развития - завоевание социальной позиции, и весь процесс
развития одинаковы у слепого и зрячего ребенка.
Психологи и физиологи одинаково признают диалектический характер
психологических актов и рефлексов. Это есть общий тип высшей нервной и
психической деятельности. Необходимость побороть, преодолеть препятствие
вызывает повышение энергии и силы. Вообраз им себе существо абсолютно
приспособленное, не встречающее решительно ни в чем препятствий для жизненных
отправлений. Такое существо по необходимости будет неспособно к развитию,
повышению своих функций и движению вперед, ибо что будет толкать его на такое
продвижение? Поэтому именно в неприспособленности детства, лежит источник
огромных возможностей развития. Эти явления принадлежат к числу столь
элементарных, общих всем формам поведения от низших и До высших, что их никак
нельзя считать каким-то исключительным свойством психики слепого, его
особенностью. Верно обратное: повышенное развитие этих процессов в поведении
слепого - частный случай общего закона. Уже в инстинктивных, т. е. простейших,
формах поведения мы встречаемся с обеими особенно стями, которые описали выше
как основные черты психики слепого: с целенаправленностью психологических актов
и их нарастанием при наличии препятствий. Так что и направленность на будущее не
составляет исключительной принадлежности психики слепого, а яв ляется общей
формой поведения.
И. П. Павлов, изучая самые элементарные условные связи, наткнулся в
исследованиях на этот факт и описал его, назвав рефлексом цели. Этим
парадоксальным с виду выражением он хочет указать на два момента: 1) на то, что
эти процессы протекают по типу реф лекторного акта; 2) на то, что они направлены
на будущее, в связи с которым и могут быть поняты. Остается прибавить, что не
только конечная точка и ведущие к ней пути развития общие у слепого и зрячего,
но и главный источник, из которого это развитие черпает свое содержание, один и
тот же у обоих--язык. Мы уже привели выше мнение Петцельда, что и менно язык,
пользование речью есть орудие преодоления последствий слепоты. Он же установил,
что процесс пользования речью принципиально одинаков у слепых и у зрячих: он
разъяснил при этом теорию суррогатных представлений Ф. Гитшманна: "Красное для
сле пого, - говорит он, - такое же отношение значения, как и для зрячего, хотя
это для него может быть только предметом значения, а не восприятия. Черное и
белое в его понимании такие же противоположности, как и у зрячего, и их
значимость как отношений об ъектов тоже не меньшая... Язык слепых, если
допустить фикцию, был бы совершенно другим только в мире слепых. Дюфур прав,
когда говорит, что язык, созданный слепыми, мало походил бы на наш. Но мы не
можем согласиться с ним, когда он говорит: "Я видел, что в сущности слепые
думают на одном языке, а говорят на другом" (A. Petzeld, 1925).
Итак, главный источник, откуда компенсация черпает силы, оказывается опять
одним и тем же у слепых и зрячих. Рассматривая процесс воспитания слепого
ребенка с точки зрения учения об условных рефлексах, мы пришли в свое время к
следующему: со стороны физиологической нет принципиальной разницы между
воспитанием слепого и зрячего ребенка. Такое совпадение не должно нас удивлять,
так как мы заранее должны были ожидать, что физиологическая основа поведения
обнаружит ту же структуру, что и психологическая надстройка. Так с двух разных
концов мы подходим к одному и тому же.
Совпадение физиологических и психологических данных должно еще более убедить
нас в правильности основного вывода. Мы можем сформулировать его так: слепота,
как органическая неполноценность, дает толчок для процессов компенсации,
приводящих к образован ию ряда особенностей в психологии слепого и
перестраивающих все отдельные, частные функции под углом основной жизненной
задачи. Каждая отдельная функция психического аппарата слепого представляет свои
особенности, часто очень значительные по сравнению со зрячими; предоставленный
сам себе, этот биологический процесс образования и накопления особенностей и
уклонений от нормального типа в сторону в случае' жизни слепого в мире слепых с
неизбежностью привел бы к созданию особенной породы людей. Под дав лением
социальных требований зрячих, процессов сверхкомпенсации и пользования речью,
одинаковых у слепых и зрячих, все развитие этих особенностей складывается так,
что структура личности слепого в целом имеет тенденцию к достижению
определенного норма льного социального типа. При частных уклонениях мы можем
иметь нормальный тип личности в целом. Заслуга установления этого факта
принадлежит Штерну (W. Stern, 1921). Он принял учение о компенсации и объяснил,
как из слабости рождается сила, из недоста тков - достоинства. У слепого
компенсаторно утончается способность различения при осязании - не через
действительное повышение нервной возбудимости, но через упражнения в наблюдении,
оценке и понимании различий. Так же и в области психики малоценность одного
какого-нибудь свойства может быть частично или полностью замещена усиленным
развитием другого. Слабая память, например, уравновешивается выработкой
понимания, которое ставится на службу наблюдательности и запоминанию; слабость
воли и недостаток инициативы могут быть компенсированы внушаемостью и тенденцией
к подражанию и т. д. Аналогичный взгляд укрепляется в медицине: единственный
критерий здоровья и болезни есть целесообразное или нецелесообразное
функционирование всего организма, а частич ные отклонения оцениваются лишь
постольку, поскольку они компенсируются или не компенсируются другими функциями
организма. Против "микроскопически утонченного анализа ненормальностей" Штерн
выдвигает положение: частные функции могут представлять значи тельное уклонение
от нормы и все-таки личность или организм в целом могут быть совершенно
нормальными. Ребенок с дефектом не есть непременно дефективный ребенок. От
исхода компенсации, т. е. от конечного формирования его личности в целом,
зависит степень его дефективности и нормальности.
К. Бюрклен намечает два основных типа слепых: один стремится по возможности
уменьшить и свести на нет пропасть, отделяющую слепого от зрячего; другой,
напротив, подчеркивает различия и требует признания особой формы личности,
отвечающей переживаниям с лепого. Штерн полагает, что эта противоположность тоже
имеет психологическую природу; оба слепых, вероятно, принадлежат к двум
различным типам (К. Burklen, 1924). Оба типа в нашем понимании означают два
крайних исхода компенсации: удачу и неудачу этого основного процесса. Что сам по
себе этот процесс, независимо от плохого исхода, не заключает в себе ничего
исключительного, присущего только психологии слепого, мы уже говорили. Добавим
только, что такую элементарную и основную для всех форм деятель ности и развития
функцию, как упражнение, современная психотехника считает частным случаем
компенсации. Поэтому одинаково ошибочно как относить слепого на основании
наличия и господства этого процесса в его психике к особенному типу человека,
так и за крывать глаза на те глубокие особенности, которые характеризуют этот
общий процесс у слепых. В. Штейнберг справедливо оспаривает ходячий лозунг
слепых: "Мы не слепые, мы только не можем видеть" (К. Burklen, 1924, с. 8).
Все функции, все свойства перестраиваются в особенных условиях развития
слепого: нельзя сводить все различие к одному пункту. Но вместе с тем личность в
целом у слепого и зрячего может принадлежать к одному и тому же типу. Верно
говорят, что слепой бо льше понимает мир зрячих, чем зрячие - мир слепого. Такое
понимание было бы невозможно, если бы слепой в развитии не приближался к типу
нормального человека. Возникают вопросы: чем же объясняется существование двух
типов слепых? Не обусловлено ли это органическими или психологическими
причинами? Не опровергает ли это выдвинутые выше положения, или, по крайней
мере, не вносит ли в них существенных ограничений и поправок? У одних слепых,
как прекрасно описал Щербина, органически компенсируется дефект, "создается как
бы вторая природа" (1916, с. 10), и они находят в жизни при всех затруднениях,
связанных со слепотой, и своеобразную прелесть, отказаться от которой они не
согласились бы ни за какие личные блага. Это значит, что у слепых психическая
надстройка так гармонически компенсировала малоценность, что стала основой их
личности; отказаться от нее значило бы для них отказаться от себя. Эти случаи
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 169; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!