О героях 112-й Башкавдивизии писали

Боевой путь и ратные подвиги башкирских конников на фронтах Великой Отечественной войны хорошо отражены в книге Г. А. Белова «Путь мужества и славы» (Башкнигоиздат, Уфа, 1985). Автор с большой любовью и восхищением воспроизводит драматические события, пусть эскизно, но сколь возможно в жанре воспоминаний описывает бойцов и командиров. С высокой симпатией и глубоким уважением относится он к командиру дивизии М. М. Шаймуратову.

Путь мужества и славы

(отрывок изодноименной книги Белова Г. А. , с. 12-20)    

 

28 июня 1942 года армейская группа «Вейхс» в составе шестнадцати пехотных дивизий и одного танкового корпуса прорвала фронт на стыке 13-й и 40-й армий и вышла к железной дороге Касторное — Старый Оскол. Между Юго-Западным и Брянским фронтами образовалась брешь. Чтобы не допустить развития наступления фашистских войск на Елец, а также обхода Воронежа с северо-востока, в эту брешь был выдвинут 8-й кавалерийский корпус, получивший задачу обороняться на восточном берегу реки Олым (в 40 километрах юго-западнее Ельца). В первых числах июля корпус вошел в соприкосновение с противником и начал вести встречные и оборонительные бои.

10 июля я с трудом доехал до места назначения, так как поезда ходили только до станции Ефремово. Дальше на попутных машинах добрался до одного из районных центров Курской области — Тербуны-вторые. Здесь и находился штаб 112-й Башкирской кавалерийской дивизии, перешедшей после встречных боев к обороне.

Командир дивизии полковник Миннигали Миназович Шаймуратов и комиссар дивизии Мубаряк Зигашевич Назыров сразу же ознакомили меня с обстановкой на этом участке фронта, с составом соединения. Позже в дружеских беседах они часто рассказывали мне о башкирском народе, о том, как он сформировал свою дивизию.

С момента добровольного присоединения Башкирии к Русскому государству у башкирского народа сложились исторические традиции быть вместе с русским народом и в дни мирной жизни, и в годы тяжелых испытаний. Во многих войнах против иноземных захватчиков в русских войсках всегда сражались и башкирские полки. Башкиры участвовали в народном ополчении К. Минина и Д. Пожарского. Вместе с войсками легендарного Суворова в 1760 году башкирские части вошли в покоренный Берлин. Когда русский народ восстал против крепостного гнета и насилия, башкирский народ под руководством своего великого сына — народного поэта и бесстрашного воина Салавата Юлаева принимал активное участие в восстании Емельяна Пугачева. Участвовали башкирские конники и в Отечественной войне 1812 года, а потом в составе русских войск победным маршем прошли по всей Европе.

Мужественно сражались башкирские джигиты и в годы Гражданской войны, громя Колчака, Юденича, Деникина, Врангеля, белополяков и других врагов молодого Советского государства.

Когда в грозное время Великой Отечественной войны над Советским Союзом нависла смертельная опасность, башкирский народ дружно встал на защиту социалистических завоеваний. Вместе со всеми народами нашей Родины он отдал своих лучших сынов, напряг все свои силы для скорейшего разгрома и изгнания фашистских захватчиков с советской земли.

Среди башкирского народа развернулось широкое патриотическое движение по созданию своих национальных частей. О возникшем движении

Башкирский обком ВКП(б) и правительство республики доложили Государственному Комитету Обороны СССР, который пошел навстречу патриотическому порыву башкирского народа и согласился с идеей создания национальных формирований.

В середине ноября 1941 года Государственный Комитет Обороны поддержал просьбу башкирского правительства о формировании Башкирской кавалерийской дивизии. По указанию Главного Управления формирований Красной Армии с фронтов и из других военных округов в Южно-Уральский военный округ стали прибывать офицеры башкирской и татарской национальностей. Командиром 275-го кавалерийского полка был назначен прибывший из группы советских войск в Иране майор Т. Т. Кусимов. Командиром 294-го кавалерийского полка стал майор Г. А. Нафиков, командиром 313-го полка — майор Г. Д. Макаев, прибывший из войск действующей армии. Основные должности политработников были укомплектованы работниками обкома партии и райкомов. Комиссаром дивизии был назначен секретарь Баймакского райкома ВКП(б) М. 3. Назыров, комиссаром штаба дивизии — председатель комитета Осоавиахима республики Д. Ш. Ариткулов, комиссаром 275-го кавполка — бывший нарком просвещения республики С. Р. Алибаев, комиссаром 294-го кавполка — секретарь райкома ВКП(б) X. Н. Ахметов, комиссаром 313-го кавполка — заведующий отделом обкома ВКП(б) по лесной промышленности Б. С. Саитгалин. Секретарем дивизионной партийной комиссии был назначен секретарь Уфимского горкома партии X. А. Хайруллин. Большинство этих товарищей были добровольцами.

Особенностью формирования дивизии было то, что она создавалась на народные средства Башкирии. Ее штаты, конский состав и материальные средства комплектовались за счет брони, оставленной в народном хозяйстве Башкирии.

Весть о формировании национальной кавалерийской дивизии облетела всю республику. В колхозах, совхозах, на предприятиях и в учреждениях проводились широкие собрания, на которых обсуждались и утверждались кандидатуры в национальную дивизию. В числе добровольцев были Тимербулат Халиков, Амир Хайдаров, Тавтизан Миннигулов, Габит Ахметов, Шакирьян Гизатуллин, Сафа Хасанов, Файзулла Габдрашитов и сотни других славных сынов Башкирии. Многие из них в последующем стали Героями Советского Союза.

В дивизии было до 82 процентов башкир, более 14 процентов татар, русские и представители других народов СССР. В формировании и обеспечении дивизии принимал участие весь башкирский народ. В ее состав были выделены лучшие люди и кони, полки были полностью обепечены продовольствием и фуражом. На предприятиях городов республики развернулось социалистическое соревнование за экономию материалов, из которых была изготовлена одежда и обувь для личного состава дивизии.

Так общими усилиями всего народа к концу декабря 112-я Башкирская кавалерийская дивизия была полностью сформирована.

Активное участие в этой работе приняли председатель правительственной комиссии по формированию, председатель Совнаркома БАССР Сабир Ах-метзянович Вагапов, его заместитель по комиссии, председатель Президиума Верховного Совета БАССР Рахим Киреевич Ибрагимов, секретарь обкома по лесной промышленности Насыр Рафикович Уразбаев, председатель Госплана БАССР Гильман Вилданович Нигматзянов, заместитель председателя Совнаркома БАССР JI. А. Иванов, секретарь обкома ВКП(б) Н. Д. Буренкин и другие.

До марта 1942 года дивизия занималась боевой подготовкой, в результате чего стала хорошо сколоченным соединением, способным выполнить любое боевое задание командования.

23 марта 1942 года в торжественной обстановке дивизии было вручено Красное знамя Президиума Верховного Совета БАССР. Тут же был дан наказ, в котором воины дивизии призывались оправдать доверие своего народа, прославить советское оружие и пронести Красное знамя до полного разгрома врага...

Личный состав дивизии с нетерпением ожидал отправки на фронт. Причем бойцы и офицеры каждой части стремились отправиться первыми. Комиссар дивизии М. 3. Назыров вспоминает такой случай, происшедший при строевом смотре командиром дивизии частей в 313-м полку. Когда рядовым был задан вопрос: «Кто имеет жалобы и претензии?» — поднялись сотни рук. От такой неожиданности офицеры растерялись и не могли понять, чем недовольны их бойцы. Полковник М. М. Шаймуратов подошел к первому, поднявшему руку, и спросил:

— На что заявляете жалобу?

Рядовой ответил:

— Товарищ полковник, почему наш полк грузится в железнодорожные эшелоны последним? Чем наш полк хуже других полков?

Претензия была записана. Командир дивизии подошел к следующему, потом последовательно обошел всех «жалобщиков», и все они просили, чтобы их полк был отправлен первым.

...Внимательно слушал я рассказы об этой необычной дивизии. И чем больше узнавал о ней, тем больше сближался с ее бойцами и офицерами. Особенно большим авторитетом в дивизии пользовался ее командир — М. М. Шаймуратов.

Минигали Мингазович Шаймуратов — среднего роста, широкоплеч. Глубоко сидящие голубые глаза смотрят на собеседника и как бы оценивают, на что он способен. Разговор ведет неторопливо. Каждую фразу, прежде чем произнести, глубоко обдумает. По характеру разговора, по взгляду я понял, что Шаймуратов обладает большой силой воли и неиссякаемой энергией, столь необходимой для кавалерийского начальника. В последующих боях

Мое наблюдение подтвердилось. Шаймуратов проявил и личную храбрость, и твердую волю, решительность и настойчивость, способность быстро ориентироваться, находить нужное решение в бою и доводить это решение до конца. Находясь еще в корпусе Доватора, М. М. Шаймуратов командовал кавалерийским полком в первых сражениях 1941 года и показал себя волевым и смелым командиром.

Минигали Мингазович, сын грузчика, и сам в молодости был грузчиком. Октябрьская революция подняла миллионы обездоленных и забитых нуждой людей на небывалую высоту. Так и Шаймуратов еще в годы гражданской войны с оружием в руках сражался с врагами молодой Советской республики. Тогда же он вступил в ряды Коммунистической партии. После Гражданской войны окончил кавалерийское училище, а потом и Военную академию имени М. В. Фрунзе. В Великую Отечественную войну М. М. Шаймуратов вступил уже зрелым и всесторонне подготовленным командиром. Его заслуги перед Родиной создали ему высокий авторитет и глубокое уважение со стороны подчиненных.

В 1942 году из отдельных разрозненных кавалерийских дивизий формировался 8-й кавалерийский корпус в составе Брянского фронта. Когда стало известно о готовящемся наступлении на Воронеж, командующий фронтом генерал-лейтенант Ф. И. Голиков выдвинул этот корпус в разрыв между Юго-Западным и Брянским фронтами. Башкирская кавалерийская дивизия, входившая в состав 8-го корпуса, получила боевую задачу обороняться на его фланге, заняв рубеж Алешки — Малые Борки — Святоша.

На правом фланге дивизии занял оборону 275-й кавалерийский полк. Левее оборонялся 294-й кавполк. 313-й полк находился во втором эшелоне.

Фронт обороны составлял более двенадцати километров, что было очень много для дивизии. В то время кавалерийская дивизия состояла из трех кавалерийских полков, артиллерийского дивизиона, отдельных эскадронов саперов, связи и химической защиты, зенитной батареи, соответствующих органов управления и тыловых подразделений. В каждом кавалерийском полку было по четыре сабельных эскадрона, одна 76-миллиметровая и 45-миллиметровая противотанковая батарея и одна 82-миллиметровая минометная батарея. При переходе к обороне каждый эскадрон спешивался и оставлял коноводов с лошадьми — одну треть или одну шестую часть личного состава бойцов — в зависимости от обстановки.

Таким образом, из 120—130 человек, находившихся в каждом эскадроне, в оборону могло быть привлечено только 75—90 бойцов.

При построении обороны дивизии в два эшелона в первом эшелоне из 12 эскадронов могло быть только шесть. Каждый эскадрон занимал оборону района протяжением около одного километра. Стало быть, надежную оборону дивизия могла создать только в полосе шести километров. Однако других сил и средств на этом направлении больше не было.

Оценив обстановку, М. М. Шаймуратов решил наиболее прочно организовать оборону на правом фланге. Левее, в направлении сел Урицкое — Солдатское, выходила и с ходу вступила в бой 21-я кавалерийская дивизия. Разрыв с ней составлял более четырех километров. Сюда-то и привлек М. М. Шаймуратов отдельные отходившие подразделения 106-й и 107-й стрелковых бригад, временно подчинив их себе.

Атак гитлеровцев ожидать пришлось недолго. 2 июля у села Набережное части противника захватили переправу на реке Олым и стали угрожать флангу и тылу обороны 294-го кавалерийского полка. Майор Г. А. Нафиков принял решение в течение ночи во что бы то ни стало ликвидировать переправившихся немцев. Собрав эскадрон ручных пулеметчиков и взвод автоматчиков полка, он сам возглавил эту группу и ночью напал на передовые подразделения фашистов.

Была теплая июльская ночь. Спала разморенная дневным зноем природа. Немцы, по-видимому, были уверены, что русских частей поблизости нет, и поэтому не имели кругового охранения.

По высоким вызревающим хлебам бойцы Нафикова подобрались к расположению гитлеровцев и окружили их с трех сторон. В результате короткого боя более ста солдат и офицеров врага остались лежать у села Набережное на курской земле...

Это был первый удачный бой башкирских кавалеристов, и о нем сразу же узнали все бойцы и офицеры дивизии. Ничто так не окрыляет, как первый успех. Любая, даже самая маленькая победа это, прежде всего, моральное торжество воинов. Солдат, однажды победивший, никогда уже не испытывает страха перед противником, не теряет веры в своих командиров.

Убедившись, что встретили сильную оборону, немцы подтянули значительные силы и только после этого перешли в наступление.

Настало утро 5 июля. Солнце поднялось высоко, день был ясный, спокойный. Стояла такая тишина, что казалось, и войны нет. Густые хлеба, в которых были вырыты окопы, переносили мысли бойцов к родным местам, в Башкирию, где также зрели хлеба, и урожай, как писали родные, обещал быть обильным.

Подозрительная тишина и появление перед нашим передним краем вражеских наблюдателей дало основание майору Нафикову сделать вывод, что противник готовится к атаке. Не успел он закончить разговор с эскадронами, как в воздухе послышался характерный шум вражеских самолетов, и вскоре двенадцать «юнкерсов» развернулись над позициями полка. Отбомбились самолеты — началась артиллерийская подготовка.

По направлению бомбовых ударов и артиллерийской подготовке М. М. Шаймуратов определил, что главный удар противник собирается

Нанести против полка Нафикова. Связавшись с командиром артдивизиона капитаном Саитовым, он дал указание сосредоточить основной огонь артиллерии против участка этого полка. А Нафиков в это время тщательно проверял готовность своих эскадронов к отражению атаки.

—Ну как, «пятый»? Есть ли потери, готов ли встретить врага?

«Пятый» — это зашифрованный номер второго эскадрона.

—Потерь нет, угостим фашистов! — уверенно ответил командир эскадрона Ш. Сиригулов.

И вот среди густых желтеющих хлебов появились группы гитлеровцев. Артиллерийский дивизион открыл огонь. Неся потери, вражеские колонны, подходившие к переднему краю, развернулись в цепь.

Напряженно наблюдал за движением немецких цепей командир полковой батареи X. А. Гиниатуллин. Хотя немцев было очень много, он был спокоен и решил вести огонь из всех орудий только прямой наводкой.

Как только немецкие цепи подошли на дистанцию прямого выстрела, он подал команду:

— Осколочно-фугасными — огонь!

Быстро и четко, как на полигонных стрельбах, заработали орудийные расчеты. Артиллерийский огонь вносил смерть и смятение во вражеские ряды. Немцы залегли. Первая атака врага захлебнулась.

Хамза Акмутдинович Гиниатуллин только в 1941 году окончил артиллерийское училище. В глазах у него светился огонек комсомольского задора. Подвижный и вместе с тем несуетливый, он все делал с точным расчетом. Отвечая на вопросы, стремился казаться более солидным. Говорил неторопливо, со знанием дела. Видно было, что очень любит артиллерию. В этом первом бою он на практике увидел, что такое «бог войны».

С начала вражеской атаки прошло не больше сорока минут. Немцы подтянули минометы, усилили огонь из глубины. Снова над позициями 294-го полка появились самолеты и начали бомбить его боевые порядки. Под прикрытием артиллерийского и минометного огня фашистские солдаты опять поднялись в атаку.

Г. А. Нафиков приказал всем командирам эскадронов подготовиться к контратаке. Но сделать это было нелегко. Вражеские мины накрывали окопы 2-го эскадрона, к тому же против него развернулось до батальона пехоты. Необходимо было подавить минометы противника, но в это время связь с артиллерийским дивизионом оборвалась, и корректировка артиллерийского огня стала невозможной.

Надо было решиться. И сержант Юлмухаметов со своим пулеметным расчетом выдвинулся вперед. Через промежутки в боевых порядках вражеской пехоты он незаметно подполз к огневым позициям немецких минометов и фланговым огнем уничтожил их расчеты. Минометы замолчали.

Лишившись огневой поддержки, противник замедлил темп атаки. Этого только и ждал командир эскадрона старший лейтенант Ш. Сиригулов. Выскочив из окопа, он крикнул:

— Сыны Башкирии, вперед! В атаку!

Бойцы эскадрона как один последовали за ним. Раздалось громкое «ура».

Сиригулов был душой своих солдат. Он настойчиво обучал их, делил с ними радости и невзгоды ратной жизни, а когда настал час сурового испытания, они не подвели его. Контратака была решительной. Враг не выдержал и стал беспорядочно отходить на исходные позиции. Это — победа!

Дружно и смело били врага и другие эскадроны полка. Командиры эскадронов X. Г. Мирсаяпов и Н. И. Колесник личным примером увлекли бойцов в контратаки, не дрогнув перед противником, который численно превосходил их в несколько раз. Вера в стойкость своих подчиненных, в силу огня своей артиллерии и пулеметов, а также хорошо замаскированная оборона давали им возможность близко подпускать вражеские цепи, уничтожать их огнем всех видов оружия и переходить в решительную контратаку.

Поздно вечером Г. А. Нафиков с комиссаром полка X. Н. Ахметовым подвели итоги первого боя. Оба остались довольны. Противник имел в четыре раза больше сил, но не продвинулся в течение дня ни на один метр. Доложили об этом Шаймуратову. Тот также был доволен первым боем, однако предупредил, что противник подтягивает из глубины дополнительные силы и нужно быть готовым в любое время дня и ночи к повторным отражениям атак.

Немедленно пополните боеприпасы, отправьте раненых, организуйте разведку, по очереди дайте отдохнуть личному составу, представьте отличившихся к правительственным наградам, передайте всему личному составу благодарность, — таково было указание комдива.

Быстро прошла короткая июльская ночь. Не успели старшины эскадронов подвести кухни и напоить солдат чаем, как над позициями дивизии снова появились самолеты противника. Восемнадцать вражеских самолетов один за другим начали сбрасывать бомбы на позиции, занимаемые полками Т. Т. Кусимова и Г. А. Нафикова. Вскоре послышались разрывы снарядов и мин. Над позициями дивизии поднялись густые облака пыли. Более часа противник вел артиллерийскую подготовку. Бойцы плотно прижимались к стенкам своих окопов, ложились на дно.

Фашистское командование рассчитывало, что после такого огня на позициях русских никого не осталось в живых. Но хорошо отрытые окопы надежно укрывали советских солдат от вражеских бомб и артиллерийского обстрела. Потери были незначительными.

На этот раз противник повел наступление на широком фронте.

На правом фланге полка Т. Т. Кусимова оборонялся эскадрон лейтенанта Б. М. Мамбеткулова. Лейтенант установил сосредоточение войск противника на противоположном берегу реки Олым, восточнее села Секерино, и,

Чтобы сорвать готовящуюся атаку противника, решил сделать вылазку своим эскадроном.

Небольшая речка Олым протекала по балке. С обеих сторон к ней подходили посевы ржи. Рожь была высокая и прикрывала движение бойцов. Когда эскадрон приблизился к окраине села Секерино, из него уже выходила колонна фашистских солдат для занятия исходного положения.

Лейтенант приказал бойцам залечь вдоль дороги, а сам стал внимательно следить за движением подразделений противника. Вот прошел один батальон... Колонна двигалась спокойно, никто не подозревал о нависшей опасности.

Как только хвост колонны вышел на середину цепи эскадрона, Б. М. Мамбеткулов подал условный сигнал — и огненный шквал обрушился на всю колонну противника. Все это было настолько неожиданно, что враг даже не попытался оказать сопротивление.

— За мной, в атаку! — перекрывая пулеметную трескотню, скомандовал Мамбеткулов и бросился вперед. Через несколько минут все было кончено.

Готовящаяся атака противника была сорвана...

По желтеющим хлебам возбужденные боем возвращались бойцы на свои позиции. Радостно обменивались мнениями об удавшейся вылазке, хвалили пулеметчиков и своего смелого командира.

Лейтенанта Б. М. Мамбеткулова я встретил под Тербунами-вторыми, где он с эскадроном занимал оборону. Молодой офицер произвел на меня впечатление очень опытного и волевого командира, знающего характер современного боя. Умный взгляд его серых глаз был спокоен. Все он делал со знанием дела и психологии человека на войне. Сын крестьянина, он юношей вступил в комсомол, а затем комсомольской организацией школы был направлен в педагогический институт. В 1939 году Бадрей Мужеварович был призван в ряды Красной Армии и послан на курсы командного состава. По окончании курсов воевал на финском фронте. Не успел Б. М. Мамбеткулов демобилизоваться, как началась Великая Отечественная война. Богатый опыт, приобретенный на финском фронте, пригодился ему и на войне с немецко-фашистскими захватчиками.

...В центре оборонительного участка 275-го полка между населенными пунктами Алешки и Малые Борки противник сумел организовать переправу через реку Олым. Немцам удалось переправить на нашу сторону до батальона пехоты вместе с минометной батареей. Здесь оборонялся 3-й эскадрон, которым командовал старший лейтенант Г. В. Вахитов. Позиции эскадрона были значительно удалены от реки. Назревала опасность, что, имея значительное превосходство в силах, противник сможет смять оборонявшийся эскадрон и прорвать оборону полка.

М. М. Шаймуратов немедленно приказал командиру артиллерийского дивизиона капитану Сайтову предотвратить дальнейшее выдвижение противника. С этой задачей отлично справилась батарея лейтенанта М. М. Гареева, уничтожившая сначала минометную батарею противника, а затем и переправу. Противник прекратил продвижение; а с переправившейся пехотой отлично справились полковые орудия и пулеметчики.

Старшина Г. А. Алибаев со своим орудием находился в боевых порядках эскадрона. Как только вражеская пехота стала приближаться к переднему краю, он открыл из орудия огонь прямой наводкой. Меткий огонь внес расстройство в ряды противника. Колонна его расчленилась и рассыпалась. В это время, маскируясь в высокой ржи, младший лейтенант А. Яикбаев с пулеметным расчетом выдвинулся вперед и с близкой дистанции открыл огонь по вражеской цепи. Среди гитлеровцев возникла паника, они стали поспешно отходить.

Всю эту картину наблюдал командир полка Т. Т. Кусимов. Передав распоряжение подготовить бойцов к контратаке, он немедленно прибыл в 3-й эскадрон и вместе с командиром эскадрона повел бойцов в контратаку. Меткий огонь, дружная контратака сделали свое дело. Враг оставил на поле боя больше ста человек убитыми и отошел на западный берег реки Олым.

В то время, когда 3-й эскадрон успешно отбросил противника, оборонявшийся левее 1-й эскадрон, где командиром был лейтенант М. Аминев, под давлением превосходящих сил противника вынужден был отойти. Этим немедленно воспользовался враг и начал обходить правый фланг соседнего полка Нафикова. Левый сосед 294-го кавполка 106-я стрелковая бригада, получив распоряжение своего командира, отошла с занимаемого рубежа, не поставив в известность ни командира полка Г. А. Нафикова, ни штаб дивизии. Таким образом полк Нафикова оказался с открытыми флангами.

В тяжелых условиях полку Нафикова пришлось отражать вражеские атаки. В течение дня командиры эскадронов Ш. Алибаев, Ш. Сиригулов, X. Мирсаяпов и Н. Колесник по пять раз поднимали свои эскадроны в контратаку, но с занимаемых позиций не отошли. Дело доходило до ожесточенных рукопашных схваток. Во время одной из них командир отделения сержант Иргизов штыком уничтожил десять вражеских солдат и двух офицеров. Мужественно поддерживали контратаки эскадронов полковые орудия под командой старшего лейтенанта X. А. Гиниатуллина и 45-миллиметровые орудия под командой младшего лейтенанта Бикметова.

Комиссар полка X. Н. Ахметов был все время в 4-м эскадроне и личным примером воодушевлял бойцов в контратаках.

Майор Г. А. Нафиков со своего наблюдательного пункта хорошо видел всю картину боя. Огнем артиллерии и пулеметов он вовремя подавлял живую силу противника, умело маневрировал своим резервом и помогал эскадронам бить врага.

В течение всего дня 6 июля полк мужественно отражал все атаки. Однако силы были неравные. Враг обошел 294-й полк с флангов, и к вечеру над ним нависла угроза полного окружения.

На войне ход боевых действий никогда не протекает так, как хотелось бы каждому командиру. Особенно тогда, когда противник превосходит тебя значительными силами и совершенным вооружением. В ходе Великой Отечест-

Венной войны, особенно на ее первом этапе, случаев, когда некоторые полки, дивизии и целые армии попадали в окружение, было много. Чаще всего в окружение попадали в оборонительном или во встречном бою. Конница же как подвижный и маневренный род войск бывала в окружении и в ходе наступательных операций, когда ее вводили в прорыв, и она, отрываясь от общевойсковых армий, далеко уходила на оперативный простор.

В этом оборонительном бою обстановка сложилась так, что, имея превосходящие силы и открытые фланги нашего 294-го полка, противник сумел окружить его. Командир дивизии М. М. Шаймуратов принимал решительные меры: полк прикрывали артиллерийским огнем и действиями штабных подразделений — эскадроном химической защиты и эскадроном саперов, — но сил этих было недостаточно.

Второй эшелон дивизии еще 5 июля был взят в резерв командира корпуса. В тот день противник упорно стремился развить свой успех на левом фланге 8-го корпуса в направлении сел Урицкое — Александрово — Бибико-во, имея целью обойти Воронеж с севера. На это направление и был брошен полк Г. Д. Макаева с танковым резервом корпуса.

Кавалерийские корпуса и дивизии до 1943 года штатных танковых частей в своем составе не имели, им придавали отдельные танковые бригады или батальоны, которые в оборонительном бою и составляли танковый резерв.

Над дивизией нависла серьезная опасность. Тогда с разрешения командира корпуса М. М. Шаймуратов решил в течение ночи отвести свои части на новые позиции, чтобы утром встретить противника организованным огнем. Для успешного вывода полка Г. А. Нафикова из окружения была предпринята контратака в направлении населенного пункта Малые Борки. Одновременно в том же направлении начал атаку и полк Г. А. Нафикова. К утру полк успешно вышел из окружения, а дивизия совершила отход и заняла оборону на рубеже Опухтино — Борки — Плехановка. Противник был остановлен.

Таким образом, на реке Олым части 112-й Башкирской кавалерийской дивизии во взаимодействии с 21-й и 55-й дивизиями 8-го кавалерийского корпуса в упорном оборонительном бою обескровили противника и вынудили его прекратить атаки. В этих боях враг потерял более трех тысяч солдат и офицеров.

В то время, когда полки Т. Т. Кусимова и Г. А. Нафикова отражали бешеный натиск врага, 313-й кавалерийский полк вместе с танковым резервом корпуса смело атаковал немцев в районе сел Александровка и Бибиково. В этом бою высокие качества конного артиллериста показал командир полковой батареи старший лейтенант С. Хабиров. Он смело вывел свои орудия на прямую наводку, жестоким огнем остановил продвижение противника, а затем способствовал атаке полка и танков, которые успешно заняли Александрову и Бибиково.

Однако враг упорно рвался на восток. Создавалось опасное положение, когда превосходящие силы противника могли выйти во фланг и тылы 8-гоКорпуса и обойти Воронеж с севера. Поэтому Башкирскую дивизию сменили части 1-й гвардейской стрелковой дивизии, и ночью форсированным маршем она была переброшена на угрожаемое направление — на левый фланг корпуса под Тербуны-вторые, Бурдино. Дивизия получила задачу наступать в направлении села Никольское, занять выгодный рубеж и обеспечить развертывание остальных соединений корпуса. На этом направлении наших частей не было: несколько левее села Тербуны-вторые отходили разрозненные части 13-й армии, а правее Бурдино, на рубеже сел Урицкое - Солдатское, вела ожесточенные бои 21-я кавалерийская дивизия.

9 июля, утром, М. М. Шаймуратов поставил боевые задачи полкам. 294-й полк Г. А. Нафикова с приданным артиллерийским дивизионом должен был наступать на главном направлении, на Лобановку и Никольское; 275-й полк Т. Т. Кусимова — на Озерки и Голосновку; 313-й полк Г. Д. Макаева оставался во втором эшелоне в Бурдино. Южнее сел Бурдино и Тербуны-вторые стояли ровные высокие массивы озимых хлебов, а несколько дальше виднелись перелески...

Полк Г. А. Нафикова пошел в наступление, имея три эскадрона в первом эшелоне и эскадрон Н. Колесника — во втором. Когда эскадрон Ш. Алибаева подошел к северной опушке рощи, его контратаковала рота немецких автоматчиков. Начался встречный бой.

Услышав стрельбу, Н. Колесник немедленно развернул свое подразделение и пошел в атаку. Объединенные усилия двух эскадронов заставили немецких автоматчиков в беспорядке отойти. В это время подразделения Ш. Сиригулова и X. Мирсаяпова обошли рощу восточнее и, взяв высотку, устремились к Лобановке, преследуя отступающего врага.

Майор Нафиков был твердо уверен, что остальные эскадроны тоже вскоре подойдут к Лобановке и вместе со штабом полка двинулся вперед. Тем временем эскадроны Алибаева и Колесника действительно подошли к северо-западным скатам высоты и поднялись в дружную атаку, но были встречены сильным огнем пулеметов и минометов и залегли. Тем временем два эскадрона во главе с Г. А. Нафиковым подошли к Лобановке. Используя сумерки и растерянность в рядах противника, решено было немедленно атаковать огневые позиции вражеской артиллерии. Две батареи противника были расположены на опушке рощи севернее Лобановки. Нафиков приказал атаковать их. За короткое время эскадроны уничтожили две артиллерийские и три минометные батареи и заняли северную часть Лобановки. Наступила темнота. Немцы тогда еще избегали вести боевые действия в ночное время, а Нафиков решил использовать темноту, чтобы очистить село от гитлеровцев.

В то время, когда майор Нафиков вел бой за Лобановку, полк Т. Т. Кусимова был остановлен сильным пулеметным и артиллерийско-минометным огнем. Так, увлекшись успехом двух эскадронов, Г. А. Нафиков оказался отрезанным от своей части.

Чтобы подвести к Лобановке те два эскадрона, которые противник задержал у северо-западных скатов высоты, Г. А. Нафиков высылает две группы бойцов, каждую по 15 человек. Кроме того, он надеялся, что 275-й полк преодолеет сопротивление противника и обеспечит фланг наступающих эскадронов.

Каменные дома Лобановки гитлеровцы приспособили для боя: в каждом было по шесть-десять человек вражеских солдат с автоматами и пулеметами.

Не дожидаясь подхода основных сил, эскадроны Ш. Сиригулова и X. Мирсаяпова начали выбивать противника из домов. Во взводе, которым командовал младший лейтенант А. Абдрахманов, кончились патроны. Тогда он бесшумно пробрался в один из домов, откуда вел огонь пулемет противника, штыком уничтожил его расчет, вытащил пулемет на улицу и стал уничтожать вражеских автоматчиков, засевших в других домах.

Когда наступил рассвет, Лобановка была полностью очищена от гитлеровских солдат. Ночью в уличном бою были ранены командир полка Г. А. Нафиков и начальник штаба майор Юренко. Нафиков продолжал руководить боем. Он не терял надежды, что вот-вот подойдут остальные эскадроны и соседний полк, действующий слева, и тогда задача будет выполнена. Однако его надежды не сбылись. Высланные им группы наткнулись на сильный огонь противника и были уничтожены, а соседний 275-й полк залег и дальше не продвигался. Положение осложнилось еще и тем, что Г. А. Нафиков не имел связи ни со штабом дивизии, ни с соседним полком. Командир дивизии не знал, в каком положении находится группа майора Нафикова, и не мог оказать ей содействия.

В жарком уличном бою прошла короткая июльская ночь. Утром противник убедился, что в тылу у него находится лишь небольшая группа, и двумя батальонами с минометами окружил Лобановку. Бойцы и офицеры понимали, что находятся в окружении, но держались мужественно. Израсходовав свои патроны, брали в руки трофейное оружие и беспощадно расстреливали наступающего врага.

Все ближе и ближе подходят немецкие цепи к окраинам Лобановки. Бойцы собираются вокруг своих командиров и делают вид, что начинают отход. Противник бросается преследовать, но в это время из-за домов дружно летят гранаты и раздается «ура». Противник откатывается назад.

Много вражеских солдат и офицеров осталось лежать на улицах и южной окраине Лобановки, но и в группе Г. А. Нафикова становилось все меньше и меньше воинов. Кончились боеприпасы. Кольцо окружения сжималось все уже. В этих условиях дальнейшее удержание Лобановки становилось бесцельным, и майор Нафиков решает вывести оставшихся бойцов и офицеров из окружения.

Не торопясь, спокойным и уверенным голосом отдает он распоряжение командирам эскадронов о порядке выхода из окружения. Противник заметил отход горстки храбрецов и начал энергичное преследование. Неоднократно приходилось поворачивать эскадроны, переходить в контратаку и штыками сдерживать врага. Так, младший лейтенант Абдрахманов уничтожил расчет вражеского пулемета и этим же пулеметом стал расстреливать противника. Наседавшие немцы остановились. Тем временем выходившие из окружения бойцы оторвались от преследователей.

В одной из контратак истекающий кровью Г. А. Нафиков был сражен автоматной очередью фашистов. Перестало биться сердце славного сына башкирского народа, отважного и смелого командира, которого так любили бойцы.

Г. А. Нафиков рано познал трудовую жизнь. Способный и трудолюбивый деревенский паренек, призванный в Красную Армию, легко усваивал службу в коннице и был направлен в военное училище. По окончании его стал командиром. В Великой Отечественной войне он с первых дней сражался с немецкими захватчиками. Много труда и знаний вложил в подготовку и обучение полка, бойцы и командиры которого показали высокое мужество и отвагу в борьбе с врагом.

После гибели Г. А. Нафикова командование принял на себя помощник начальника штаба полка старший лейтенант Курмакаев, который и вывел группу на южную опушку перелеска, в расположение 1-го и 4-го эскадронов...

 

Уметбаев Р. Г.

7.2. Генерал Кусимов

(Материал частично взят из книги Р. Г. Уметбаева «Генерал

Кусимов»: документальная повесть. – Уфа: Китап, 2010)

Вот в этом богатом легендами ауле, кстати, самом ста­ ром в Верхнеуральском уезде, и родился будущий герой Великой Отечественной войны. Случилось это 14 февраля 1909 года в семье Таипа и Сахипъямал Кусимовых. Отец Тагира — среднего роста, с реденькой бородкой, чем-то внешностью напоминавший арабов-кочевников — остроносый, со смуглым лицом, зеленоглазый и душевно открытый человек. В памяти односельчан он еще остался как мастер на все руки. Все, казалось, он умел делать — был углежогом, владел топором, ладил тележные колеса. А уж если на уборке урожая брал в руки серп, никто не мог угнаться за ним. То же самое, если в руках у него оказывалась коса. Но как бы ни гнул он спину, ни наби­ вал мозолей, добра в хозяйстве не прибавлялось. И вооб­ ще, Таип считался самым бедным в Кусимово. Вот какое было у него «богатство» — покосившаяся избушка с двумя подслеповатыми окошками, с крышей, покрытой дранкой, и полусгнившим водостоком, корова и лошаденка. Таип, человек гордый от природы, не унижался ни перед кем и считал, что лучше быть подошвой нужды, чем подметкой богачей. Мать Тагира — Сахипъямал, родом из деревни Аумыш теперешнего Абзелиловского района и, как утверждают местные жители, она из рода Асфандияра, носившего на плечах золотые офицерские эполеты. Сын Асфандияра Муфаззал, дед Тагира Кусимова по линии матери, был наиболее грамотным в своей округе. Почти все его дети посвятили свою жизнь делу просвещения. По словам заслуженного учителя Башкирии Гумера Гильманова, местного краеведа, который отдал много сил для изучения родного края, организатора музея Тагира Кусимова, мать генерала Сахипъямал-апай была сильной, крепкой, со смугло-румяным живым лицом, — и на целую голову выше мужа. Первый ребенок — Тагир — был очень похож на нее. Но ей судьба отмерила короткую жизнь. Сахипъямал скончалась в возрасте двадцати лет, оставив на руках мужа троих детей. Младший — Алпамыша — умер вскоре после смерти матери. Таким образом, старый Таип (а этому «старику» в это время было двадцать пять-двадцать семь лет) оказался в отчаянном положении. Но, как говорит пословица, пришла беда — отворяй воро­ та... Оставшийся без присмотра маленький Тагир, играя горящими головешками в чувале, устраивает пожар, в ко­тором погибает его сестренка Хасиба. Через некоторое время Таип женился вторично. Тагир еще с детства имел независимый и упрямый характер. Он сразу же не принял мачеху — дерзил ей, не слушался. И даже однажды запустил в нее песком из сита для зерна. Но вот вспыхнула Первая Империалистическая война и Таипа призвали на службу. Мачеха, совсем немного про­жившая с мужем, видя, что нет никакого сладу с дерзким своевольным мальчиком, была вынуждена бросить Тагира и избу мужа и вернуться в свой аул. Пятилетнего маль­чика отдают в семью старшего брата Таипа — Янъегета. А когда Тагиру исполнилось семь лет, его отправляют из Кусимово в аул Аюхазы к баю Ахметкирею, зятю Янъ­ егета. «Пойдем, сынок, у меня есть тоже сын Давлеткирей, вы с ним одногодки. Вот и будете вместе играть. Я тебя верховой езде научу. Будете с Давлеткиреем мой табун пасти». С этими словами бай усадил мальчика на телегу, попрощался с тестем и увез Тагира в свой аул. Маленький Тагир, оторванный от родных мест, сверстников, отчаянно тоскует, ему чудится речка Карамалай, плавно несущая свои воды прямо перед их домом, плоская вершина горы Хэлтеш, где они без устали играли в бабки или в шар. Он несколько раз порывался бежать в родной аул, но не знал дороги, потому что богач привез его сюда ночью. Новые хозяева мальчика заметили, как тоскует Тагир, не находит себе места — отъезд из дома переживал болезненно, и поэтому старались быть с ним повнимательней. Время шло, и Тагир, мальчик бойкий и ловкий, сообразитель­ный и находчивый, постепенно освоился в новой семье. Ахметкирей-бай внимательно следил за мальчиком — в частности, как он самостоятельно садится на коня, водит его на водопой, как стреноживает его, когда пускает попас­тись, и про себя радовался за него. Однажды бай доверил Тагиру и своему сыну выйти в ночное с четырьмя косяками лошадей. А ведь об этом юный Тагир мечтал давно! Что может быть лучше — ночная тишина, костер, пофыркивание коней. Но главное — ему впервые доверили самое настоя­щее, ответственное, мужское дело! Много лет спустя Тагир Таипович вспоминал: — В ту ночь, когда самостоятельно пас косяки, я по­чувствовал себя так, словно повзрослел на добрых пять лет... Постепенно мальчик превратился в заправского табун­ щика. Ребята из соседнего хутора Смеловский предпочи­тали удирать, едва им стоило увидеть загорелого до чер­ноты юного табунщика, уверенно сидевшего на племенном жеребце и державшего в руке плетеный ременной кнут. Еще бы — Тагир научился здорово ругаться с табунщиками из соседнего Алсынбаева в спорах за лучшие пастби­ща. Порой даже драться приходилось. Об этом Тагир Таипович вспоминал с улыбкой. — С Давлеткиреем мы ночами напролет не слезали с коней. Потому что стоило нашим «противникам» уви­деть, что мы спешились — поколотят, как пить дать... В середине двадцатых годов отец Тагира, вернувшийся с войны, увез сына домой. К тому времени Тагир сильно вытянулся, его мышцы налились — словом, стал настоя­щим джигитом. В росте он даже перегнал отца. Теперь же Тагир, кое-что повидавший и повзрослевший, начинает тос­ ковать уже по аулу Аюхазы, где провел несколько лет: накрепко привязался к своим табунам, полюбил своего легконогого коня, который вихрем носил его от горы к горе по лесным влажным дорогам. Сейчас Тагир чувство­вал себя неприкаянным в своем Кусимово. Да и что это была за жизнь? Единственная лошаденка отца никак не могла утолить его настоящей «лошадиной» тоски, она из­матывалась на ежедневных работах в лесу. Тагир думал — вот сесть бы сейчас на сказочного крылатого коня Тулпара и умчаться в Аюхазы, до отвала попить кумыса, который так утоляет жажду! Очередная жена отца, увидев беспросветную нищету мужа, к возвращению Тагира уже успела сбежать. И снова убогое хозяйство свалилось на плечи отца и совсем еще юного сына. Несколько раз, усадив рядом с собой сына, Таип ездил к русским в хутор Курск — продавать деготь в бочках. И с каждым разом убеждался, что сын абсолютно равно­ душен к его ремеслу. Таип начал всерьез задумываться над его судьбой. Ведь единственный сын у него... «Может, отдать его в деревенскую духовную школу — медресе? Встанет на религиозный путь, и судьба его сложится счаст­ливее, чем у меня?» — думает он, ведя к мулле своего повзрослевшего сына. И хотя все ребята были дере­венскими, ш акирдам-ученикам предписывалось жить только в общежитии. Начиналась учеба с изучения буква­ря, потом шел Коран. Учение шло по джадидскому способу — давались знания по четырем арифметическим действиям, по географии. И хотя уже шли первые годы советской власти, обучали в медресе мало кому понятному исламу, делая упор на каноны шариата. Дальше этого дело не шло. И все это, естественно, не вызывало в Тагире желания учиться по-настоящему. В душе Тагира всегда была почему-то именно вот такая мечта: он летит в немыслимо бескрайнюю степь на коне с орлиными крыльями и серебряными копытами. Не зная, куда девать бурлящую в нем энергию, Тагир во время перемен старался восстановить друг против друга шакир- дов из бедных и богатых семей, семей из рода Бугазы. Бедняков звали «баур» — печень, богатых — «балыксы» — рыбаки. Поводом для стычек служило то обстоя­тельство, что медресе и махалля располагались на земле бедняков. М уллы и кази, выясняя причину драки, неиз­менно вставали на сторону ребят из рода Бугазы, вызывая у бедных шакнрдов бурю негодования. На некоторое время страсти утихали. И — снова драки. Не всегда такие проделки сходили с рук Тагиру. Однажды бугазинские ре­бята подкараулили его в укромном месте и крепко избили. Тагир не остался в долгу: он притаился под мостом, что находился посередине аула, подстерег главаря бугазинцев Рашита и основательно излупил его. После этого Тагир вынужден был целую неделю прятаться в погребе. Его небезопасные проделки вызывали гнев отца, однако Таип и пальцем не трогал сына — жалел. Потому что тот был полу сиротой, единственной его надеждой и опорой в будущем. Через неделю, когда все улеглось, Тагир снова переступил порог медресе. И снова в комнате звучал гнусавый голос муллы, который, держа в одной руке посох из ясеня, в другой — афтияк (учебник), вел очередной урок. Эти уроки не вызывали в Тагире никакого интереса. Он целыми днями, даже во время перемен, не выходил из медресе, потому что знал — бугазинцы собира­ ются отомстить ему. Впрочем, время шло, и эта вражда тоже стала покрываться пылью. Но палочная дисциплина, испокон веков существовшая в духовных училищах, не могла унять в Тагире духа озорства и вызова. Он выду­мывал все новые и новые шалости — лишь бы не давать покоя хозяевам медресе. Вначале он вместе с Алсынбаем перепутал все галоши и прочую обувь, которую правоверные, придя на пятничную молитву, оставляют в прихожей мечети. В другой раз во время намаза ясту — вечерней мо­ литвы — он с ребятами стащил всю обувь прихожан, по­бросал ее в речку Карамалай, и вся их группа побежала укрываться в подпол. Ночью же ребята вылезали из своих убежищ и крали масло со сметаной из клетей — а где у какого хозяина лежит эта вкуснятина, они знали точно. Деревенский мулла и староста решили основательно взять­ся за Тагира, чтобы лишить его дурного влияния на остальных ребят. Но смирить его не удавалось. Приходили с обыском в дом, но мальчик выскальзывал из рук, как налим. Однажды Таип вернулся с работы, его тотчас же вызвали в медресе и устроили выволочку — за проделки сына, за многочисленные нарушения им канонов шариата, потом начали угрожать судом. Но Таип слушал служите­ лей вполуха, его тревожило другое: как жить дальше, как спасти сына от надвигающегося голода. На Зауралье надвигался 1921 год, вздымая над собой посох страшнее, чем у муллы — посох неизбежного голо­ да. Из дома в дом ползли слухи: голод этого года будет ужаснее голода 1911 года. С самого весеннего таяния снега до конца лета не выпало ни капли дождя, в соседних аулах зерно, брошенное в землю, даже не проклюнулось. Земля потрескалась, став похожей на такыр. В пыль прев­ратились некогда роскошные яйляу, трава на которых порой достигала пояса. В корм скоту начали готовить вет­ки, древесную кору, рубить вербу. Лишь баев из бугазинского рода не особенно тревожила наступающая засуха, потому что у них лежало достаточно прошлогоднего сена, а это сейчас составляло настоящее богатство. Приближалась осень. В доме Тагира — ни крошки съестного. Голод этого года первым постучался в их из­бушку о двух окнах, стоявшую на околице аула. Так, в ауле первыми стали голодать Тагир с отцом. Но Тагир не­вольно замечает в глазах отца, сидящего на нарах, огонь­ки какой-то надежды. Оказывается, не зря он переделал телегу в легкую куцую двуколку. Он уже успел догово­риться с русскими из Курского хутора уехать отсюда куда- нибудь подальше, прочь из родного аула. Отец не знал, что делать от радости, когда утром обнаружил во дворе свою саврасую лошадь: он продал ее не так давно, но та, бросив нового хозяина, вернулась на родное подворье. «Божий дар с небес, воистину!» — повторял отец. Помо­лившись, он тронулся в путь, оставляя в доме лишь дох­лых тараканов, напоминавших золотые крупинки, да сверчка за чувалом. Посадил сына поудобнее, закутанного в заплатанный чекмень. Впереди — холодная ночь и неиз­ вестность. Общественно-социальную жизнь своей деревни Тагир Таипович так вспоминал через многие годы: «Кусимово — деревня очень старинная, люди здесь жили разделенные по родам. На правом берегу реки Карамалай расположились люди рода «каралар» (черные), между двух рек находился род «баур» (печень), за рекой Бекимбет проживал род «бугазы». Караларцы занимались, в основном, рыболов­ством и охотой. В старину они охотились с соколом на норку или колонка, или ласку, на крупного зверя — вол­ ка, лисицу — ставили капканы, на птицу — различные силки. А иногда за зверем мчались на конях и били его деревянной дубиной — палицей. Например, сын Атауллы- бабая Ауял за свою жизнь поймал семьдесят шесть волков. А из рода «бугазы» выходили, в основном, деревенские богачи и муллы. Среди молодых людей, которые обуча­лись в городе Троицке, в медресе Зайнуллы-ишана, были и такие, которые совершали паломничество в святые места — М екку и Медину. Все деревенские сотники, десятские, старшины были выходцами из этого рода. Бугазинцы занимались коневодством, выращивали и другие виды скота. А основным занятием нашего рода — бауров — был лес. Баурцы взбирались на гору Кыркты, рубили лес и по заказам русских делали разную утварь, распиливали брев­на, сколачивали заборы. Вот этим-то и промышлял мой отец. Заготовка древесного угля, варка дегтя, изготовление дранки — это и был круг его обязанностей. До Октябрьской революции в Кусимово ни один бай не занимался земледелием и хлебопашеством. О бедняках и середняках и речи быть не может. Но у каждого жителя аула была своя земля — владение, переходящее по наслед­ству из поколения в поколение. Кроме того, у каждого хозяина имелся возле дома личный, и довольно большой, участок для сада и огорода. Но в ауле никто не сажал ни картошки, ни огурцов, ни капусты, ни лука. На этих участках росла обычно алабута — сорная трава. Помню, как будто вчера это было, — говорит Тагир Таипович, — если кто-то решится посадить картошку, а такие были — Аухади из нижнего конца аула, — так его на смех подни­ мали, говорили, что тот вот-вот окрестится и станет кафыром — неверным, христианином. Рядом с аулом было множество небольших озер, на реке — заводи, но никто не держал гусей там или уток. А если кто-то резал курицу — это считалось позором. В начале мая все жители аула — и богатые, и бедня­ ки, — закрыв ставни окон, уезжали в Кыркты на яйляу, на летние пастбища. Те, кто побогаче, откармливали лоша­дей, коров, готовили кумыс, люди победнее работали табунщиками, женщины доили кобылиц и коров. Продажа кумыса и молочной продукции считалась большим грехом, утверждалось, что продажа их — дело неверных. Много­численные косяки кобылиц и гурты скота кормились на отрогах гор, в долинах, на лесных полянах, а сенокосы и пастбища, расположенные возле самой деревни, не трогали до конца лета. Но моему отцу не повезло ни с женами, ни с землей...» — Такими словами заключил свой рассказ Тагир Таипович.

Таким образом, в сентябре 1921 года запряженная в двуколку саврасая лошадь Таипа увезла своего хозяина и его сына через Челябинск, Троицк и Верхнеуральск в Среднюю Азию, или, как говорили в старину башкиры, в сторону Магриб — на юг. Отец Тагира взял с собой еще троих русских из Курского хутора. Этот небольшой обоз, состоявший из четырех подвод, обходил все города, лежавшие на их пути, потому что у путников не было ничего такого, что можно было продать и отсутствовала возможность купить что-то и поесть. Они проезжали через деревни, но не решались попроситься и на ночлег. Их, бросивших родину и побежавших куда глаза глядят, голод преследовал неотступно. — Меня удивляла предприимчивость отца, — расска­зывает Тагир Таипович. — Однажды просыпаюсь рано ут­ром, глядь — а в двуколку вместо нашей клячи впряжен добрый конек. Как это уж Таип провел эту операцию, никто не знал. Постепенно обоз начал распадаться, каждый направился своим путем. Таип со своим сыном остались одни... Дороге не было конца. Осенние острые холода пронизывали через лохмотья до костей. В конце концов, они добрались до богатого казаха по имени Мырзабай и буквально свалились у него. И пока не пришла весна, жили у него, ухаживали за скотом — сло­вом, нанялись батраками, а весною двое бедолаг, оставив двуколку и коня баю — таковы были условия, на которых тот разрешил Таипу и Тагиру перезимовать у него, — отправились дальше пешком. Они шли по местам близ древней Кужи, нынешнего Целинограда — бывшей Акмуллы. Итак, снова впереди неизвестность. Кочевали от аула к аулу, от юрты до юрты, прося милостыню. Но чем дальше шли они на юг, тем чаще удавалось отведать им то молока, то катыка, то кумыса. А изредка и мяса. Таип когда-то учился в медресе, и это обстоятельство сейчас выручало его. Он восстанавливал в памяти отдельные выдержки, аяты, а то и суры — главы из Корана. Поскольку казахи в подавляющем большинстве своем были неграмотны, даже куцых знаний Таипа хватало на то, чтобы его, в заса­ ленной чалме, прозвали «мулдэке». Новоявленный мулла бодро читал свои молитвы, заговаривал от хвори, отгонял нечистую силу и прочее. Читая невпопад аяты, он часто забывал слова, и тогда безо всякого стеснения вставлял в арабский текст башкирские слова, не боясь разоблачения. Слушая, как на ходу сочиняет отец во время молитв, Тагир порой заливался тихим смехом. В такие моменты Таип, истово молясь, произносил на башкирском: «Не смейся, сынок, не надо, все дело погубишь, если хочешь смеяться — выходи наружу». Много аулов было уже за их спиной. Наконец, они достигли берегов Сарысу, присоединились к казахам, перекочевывавшим на яйляу, а потом отправились дальше. Опытные кочевники, казахи точно знают расположение колодцев и места, богатые кормом для скота. И через два месяца путешествия они вступили в места, богатые зеленой растительностью. Здесь Таип с сыном впервые увидели растения высотой в человеческий рост, назывались они жогали. Оказалось, отец с сыном находятся на обычной кукурузной плантации, которая, вырастая, превратилась в настоящий лес. Около нее валялись крупные зеленые и желтые плоды величиной с человеческую голову. Как вы­яснилось, это были дыни и арбузы, в изобилии росшие на здешних полупесчаных почвах, прекрасно созревающие под щедрым солнцем. Чтобы представить себе всю щед­рость здешних мест, добавим, что просо своими метелками доставало земли. Отец с сыном достигли станции Шеяле, которая нахо­дилась на самой южной железной дороге Средней Азии. Юный Тагир с изумлением воззрился на паровоз, окутанный обильным паром, на длинный хвост домиков на колесах с окошечками. Подобную картину ему довелось увидеть впервые. На этой станции наши путники распрощались с казахами, взобрались на открытую платформу, груженную досками. Теперь путь их лежал в Туркестан. В те времена Туркестаном называлась большая желез­ нодорожная станция, битком набитая людьми, бежавшими от советской власти, а чаще — от голода. Недалеко от вок­зала, на майдане, превращенном сотнями тысяч ног в ка­ мень, под палящим солнцем сгрудились те, кого судьба пригнала сюда со всех концов страны в поисках удачи. У всех была одна цель — продать себя, свои руки, чтобы выжить. С провалившимися глазами, доведенные до край­ ней черты отчаяния и голода, не знавшие, куда прикло­нить голову, они стремительно бросались к любому, кто казался им «покупателем». Как-то к Таипу подошел сы­тый, крепко сложенный казах в чапане муллы и сказал, Даже не поинтересовавшись, согласен ли на его предложе­ ние сидящий на земле человек. — Эй, жолдас, какими ремеслами владеешь? Таип, сносно научившийся казахскому за время странствий, нашелся тут же. — А я все умею делать. Велев ему и Тагиру встать, казах внимательно оглядел их, словно перед ним была скотина, предназначенная для продажи. Потом снова обратился к Таипу. — А этот крепыш — твой сын, что ли? — И стал ощу­пывать мышцы вытянувшегося, крупнокостного Тагира, одетого в рубашку и штаны. Снова спросил Таипа: — Ты кто — башкир или татарин? — Нет, не татарин. Башкиры мы. Услышав ответ, казах оценивающе взглянул на отца, на смуглого крутоскулого мальчика, который, прищурив­ шись, смотрел ему в глаза, и покачал головой. «Не верит, что Тагир мой сын», — с тревогой подумал Таип. — Кто вас знает, уж больно друг на друга не похо­ жи. — И ушел, пообещав прийти вечером. Солнце уже склонялось к горизонту, и тот казах дейст­вительно появился теперь уже в сопровождении пяти или шести верблюдов и стольких же ишаков. Таип с сыном сидели на прежнем месте. Не слезая с коня, он прежде всего окликнул Тагира, сидевшего на земле и с изумлением разглядывавшего диковинных тварей, бес­ прерывно жующих и не обращающих ни на кого вни­мания. — Эй, малый, верхом когда-нибудь ездил? Тагиру показалось, что хозяин прямо тут же вручит ему поводья. Он вскочил и ответил радостно: — Ездил, и не один раз. Но казах и не думал этого делать. Он привстал на серебряных стременах, подал знак трогаться и стал заво­рачивать коня. — Это жаксы. Садись вон на того взнузданного чер­ ного ишака. — И указал на стоявшего в хвосте маленького каравана осла, который меланхолично отгонял хвостом мух. Тагиру, который у Ахметкирея привык птицей носиться на лучших аргамаках — племенных жеребцах, такое при­ казание прозвучало так, словно ему вылили на голову ушат воды. — Ну, чего встал? Оглох, что ли? Иди, садись на иша­ ка, говорят же тебе! — донесся до него сердитый и какой- то подобострастный голос отца. Делать было нечего, Тагир направился к дремавшему на тонких ножках ишаку, забросил ногу и уселся на ост­ рый, как тупая сторона ножа, хребет. Поджимая ноги, он потрусил за верховым казахом и отцом, оседлавшим дру­гого ишака. «Увидел бы меня сейчас Давлеткирей на ишаке, — мелькнуло у Тагира в голове. — Интересно, что бы сказал он?» Человек, возглавлявший маленький караван, оказался очень богатым религиозным казахом по имени Асыкбай. В зимние месяцы он с семьей жил на станции Туркестан, а на лето со всей своей живностью выезжал на яйляу, перекочевывая с одного места на другое. На другой день после обеда Асыкбай привел купленных на торге батраков на свой яйляу, где уже стояли белые юрты, а кругом — сколько глаз хватало — бродили табуны лошадей, верб­людов, отары курдючных овец. Асыкбай велел поставить для Таипа и Тагира отдель­ную юрту на самом краю яйляу. На другой день Тагиру объяснили его обязанности — пасти байских овец, что он и делал в течение утомительного и скучного лета. А отец, который сказал, что умеет делать все, подтвердил свои слова: косил сено, работал в маслобойне, чинил хомуты, седелки. И он изрядно поднаторел в этом деле — научился шить сбруи для верблюда и ишака. И понемногу бай начал выказывать знаки какой-то приязни к этим двоим баш­кирам — за умелую и безропотную работу отца, за стара­тельность и шустрость сына. Заметно потеплела к ним и сама жена казаха — байбика: по тем же причинам. С приходом осени перед началом дождей отец и сын днями и ночами стригли овец. Прежние чабаны, чтобы схитрить в свою пользу, заворачивали в шерсть камни, а сама шерсть, как правило, была грязной, свалявшейся, Таип же с Тагиром тщательно очищали ее, сортировали и только после этого предъявляли хозяину. Когда пришла зима, бай, прихватив с собой и башкир- батраков, вернулся на станцию Туркестан, в свой зимний дом — ызму, окруженную высокими стенами-дувалами. Вскоре начался обязательный для всех мусульман месяц Ураза — мусульманский пост. В наиболее известной в Средней Азии махалле люди даже дома не появлялись иног­ да — оставались там и усиленно постились и молились. Взвалив все свое хозяйство на плечи Таипа, бай удалился в мечеть. Таип тоже вначале хотел было начать поститься, но уж слишком сосало под ложечкой, он махнул рукой и стал нет-нет да и урывать кусочки из еды, которую носил Тагир хозяину к вечеру в мечеть. (Во время уразы мусуль­манин должен завтракать до восхода солнца. А до его заката он не имеет права не только есть, но и не пить ни капли.) В результате, когда в конце уразы правоверные мусульмане заметно спали с лица и тела, Таип имел весьма упитанный вид. И тут вскоре случилось несчастье: от чахотки умер единственный женатый сын Асыкбая. Хозяева тут же обратили пристальное внимание на тринадцатилетнего, не по годам рослого и сильного Тагира. И начали уговари­вать: «Жену нашего сына тебе отдадим, по нашим мусуль­манским обычаям. Прочитаем молитву — никах, и за свадебку! Разве не хороша жена?» Та, впрочем, действи­тельно была прехорошенькая — молоденькая, черноглазая, глаза как вишни, плотная, она уже начала заигрывать с подростком, будя в нем неизведанные им еще чувства. Но Таип думал иначе, потому отмалчивался, между тем как бай с женой с нетерпением ожидали ответа. Прожив еще лето у Асыкбая, осенью 1922 года Таип начал уговаривать сына ехать в Ташкент. К тому времени мальчик уже привык к здешним порядкам, укладу жизни, к размеренной работе, которая, в общем-то, ему не была в тягость. Несмотря на уговоры бая и его домочадцев, Таип с сыном отправляются в Узбекистан. Мощный поток голодного люда подхватил их и потащил за собой в этот для многих еще таинственный город. Но на этот раз Таип пустился в дальнейшее путешествие, уже имея кое-что в кармане. «Кроме того, по договоренности Асыкбай за каждый год работы выделял ему голову скота. Отец, как уже упоминалось выше, был человеком практичным, и, уезжая в Ташкент, заклеймил предназначенную ему скоти­ ну — оставил свою, кусимовскую, тамгу на ухе каждой», — вспоминал Тагир Таипович позже. Со стороны отца было сделано все, чтобы отдалить сына от бая — у Тагира должна быть своя жизненная до­рога, вон какая жизнь начинается... Очередных пришельцев, естественно, в Ташкенте никто не ждал с распростертыми объятьями. Самое сложное — найти в этом людском муравейнике жилье. Насчет еды особых проблем не возникало — едва ли не на каждом углу для них были приветливо распахнуты двери чайханы. А вот ложе на местах ночлегов было такое же жесткое, как на площади, на станции Туркестан. Таип с сыном устраи­ваются носильщиками. Встречают пассажиров из России, берут у них тяжелые мешки, баулы, чемоданы, относят на указанные места и, пряча в карманы полученную мзду, мчатся назад на вокзал. На быстрые и выносливые ноги крепыша Тагира обра­ тил внимание какой-то человек, который каждый день в ожидании поездов с севера с независимым видом проха­ живался по перрону. Одет он был в шикарный бостоновый костюм, на голове — новенькая шляпа, обут в блестящие хромовые сапоги, в руке — сучковатая палка и непремен­ная трубка во рту. И в один из дней этот франтовый пер­ронный завсегдатай остановил Тагира и предложил работу в артели. — У нас несколько другая работа, но платим поболь­ше, — убеждал он Тагира. На другой день, встретив оренбургский поезд, этот человек всучил Тагиру тяжелый, обвязанный в двух мес­тах багажным ремнем, чемодан. Едва Тагир вернулся, отнеся его по указанному адресу, как тот вручил ему вто­рой... Таким образом, Тагир и сам не заметил, как оказался втянутым в шайку, которая грабила приезжающих в Таш­кент людей. И не скоро еще смог вырваться из ее цепких лап — люди в ней были связаны круговой порукой и повязаны кровью. Но пока Тагиру даже нравились таин­ственность, скрытность, которые окружали нынешние его дела. А они требовали решительности и ловкости, делались они ночами. Тагиру доставляло удовольствие делать «рывки» — так называлось это на блатном языке: вырвать из рух чемодан или другую поклажу, стремительно ум­чаться прочь и затеряться в бесчисленных улочках старого Ташкента. Вечерами грабители собирались в определенном месте — на «хазе» и делили добычу. У главаря были свои люди, реализовывавшие добычу. Были «специалисты» по краже чемоданов прямо в поездах. Едва поезд останавли­вался, как открывалась дверь, противоположная той, в которую выходили пассажиры, и товар переходил в руки. Уже поджидавшим «носильщикам». Подросток, который ни шагу не отходил от отца, те­перь стал частенько пропадать. Иногда заявлялся за пол­ ночь, а порой приходил и вовсе утром. От него начало попахивать табачным запахом, а скоро — и винным пере­гаром. Стали с каждым днем слабеть те невидимые, но прочные нити, что связывали отца и сына. Порой Таип приходил в отчаяние, пытаясь вытащить Тагира из топи, в которую он неумолимо погружался все глубже и глубже. «А что, если взять да отправить его к Асыкбаю, же­ нить на молодой невестке? Может, это выход из положе­ ния? — мучительно думал отец, лежа у дувала на своей ветхой одежде и глядя в черное туркестанское небо, в ко­ тором тяжело ворочалась луна. — А может, взять причи­тающуюся мне скотину у Асыкбая и вернуться на роди­ну?» — Такая мысль тоже приходила в голову Таипу. «Не забивай голову пустыми мечтаниями. Что ждет тебя в ауле? Изба? Так ее стоит только легонько плечом толкнуть, она рухнет... А зимы ҫ их свирепыми метеля­ми — они одни чего стоят! Здесь, хоть и жить негде, но тепло и сытно. Где голову приткнул, там и жилище твое». Такие мысли без конца донимали его, вынуждая при­нять одно-единственное верное решение. И он принял его. Несмотря на сопротивление Тагира, в одну из ночей — а ночи на юге темны до черноты — Таип вместе с сыном оказывается снова у Асыкбая. Увезти Тагира днем было немыслимо — члены шайки зорко сле­дили друг за другом, система доносов была поставлена четко. И если нарушивший негласный закон шайки обна­уживался, он, как правило, исчезал бесследно. Распродав свой скот, Таип начал готовиться в путь-дорогу. Выручен­ные деньги жена бая зашила в голенище сапога Тагира. Асыкбай снова заикнулся было о женитьбе Тагира, но тот, который уже начал кое-что понимать в жизни, решительно отказался. — Такова уж, видно, воля Аллаха, - вздохнул бай и замолчал. Прощание было теплым. Ж ена Асыкбая обняла Тагира, похлопала его по спине — признаться, это было сделать нелегко, потому что Тагир вымахал в здорового джигита. — Бывай здоров, сынок, дай тебе бог счастья. Деньги твои я в сапог твой зашила. Так что не давай никому к твоим ногам прикасаться, неровен час—отрубят их и унесут деньги-то, — пошутила она, потом всплакнула и долго смотрела вслед уезжающим.

Таип с сыном прибыл с Сырдарью. Тут они взялись за сбор ваты, как как платили неплохо, а деньги нужны всегда, особенно в пути. Могли бы остаться тут, но Тагир все время мучал отца: «Поедем домой, поедем домой, мне тут не нравится». В один из дней Таип поднял сына рано обычного и сказал:

- Сынок! Урожай сбора ваты закончили, деньги получили, отправимся домой в родную деревню. За 15 дней доехали до Белорецк. А в родной деревне ничего не изменилось, живут, оказывается, как и жили.Через два дня после прибытия грамотного иолодого человека ставят на должность секретаря местного совета. Через неделю в совете появился военный комиссар Тамъян-Тангаурской волости. Он очень удивился тому, что в глухой башкирской деревне молодой человек отлично владеет русским языком, имеет грамоту. Таких мало. Поэтому он обратился к нему:

- Не хочешь служить в Красной Армии?

Тот не раздумывая ответил:

- Непременно, желаю! Только хочу в кавалерийские части, - ответил Тагир на чистом русском языке, - я очень люблю лошадей!

- Ого-о-о! Ты, оказывается болен лошальми, - удивился военный комиссар и обещал, что жклание молодого человека в скорм времени будет выполнено.

Так и произошло. Попал он в курсы подготовки кавалеристов в Казани, в течение трех лет постигал секреты военного кавалериста. Одновременно учился в Татао-башкирской школе имени татарского ЦИКа. Так прошло три года и Тагир, в 1932 году закончив курсы остался тут же, в школе подготовки командиров заместителем командира взвода.

Прошло еще несколько лет. Однажды на прогулке он встретил татарскую девушку по имени Сайда, влюбился и, несмотря на протесты родителей девушки, в скором времени женился. В 1938 году Кусимова направили в столицу Азербайджана на должность командира кавалерийского эскадрона. Через некоторое время эскадрон вышел на первое место в масштабе Азербайджанской  77-й горно-стрелковой дивизии. А перед самой войной его назначили командиром полка в составе 11-й дивизии в Кировограде. Тут не пришлось задерживаться. Красного командира майора Кусимова направляют в Иран, чтобы удержать эту страну на нейтралитете. Тут он быстро нашел общий язык среди местных курдов, авторитет рос, как представителя Советского Союза.

В ноябре 1941 года майор получил пакет, где были скупые строки: Немедленно выехать по указанному маршруту в пакете. Буденный.

Так он попал в 112-ю Башкавдивизию. С апреля 1942 г. командир 58-го гвардейского кавалерийского полка, 112-й (позднее 16 гвардейской) кавалерийской дивизии генерала Шаймуратова. За время войны полк освободил 19 населенных пунктов, особо отличился при форсировании Днепра 27 сентября 1943 года, создав плацдарм до 2,5 км, что обеспечило переправу других частей дивизии. При незначительных потерях личного, конского состава и техники полк Кусимова уничтожил за одни сутки 77 солдат, двух офицеров противника, захватил 15 автоматов, 4 ручных пулемета, более 50 винтовок, 3 станковых пулемета.После войны служил в Туркестанском военном округе. В 1947 году с отличием окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе, а в 1951 году — Военную академию Генерального штаба Вооруженных Сил СССР имени К. Е. Ворошилова. C 1963 года военный комиссар Башкирской АССР. За период с 1947 по 1971 годы избирался депутатом Верховных Советов РСФСР, Туркменской ССР, Башкирской АССР.

 

В освободительных боях

(Рассказ из книги «Беркуты Ирандыка» Р. Утягулова.

Сибай, 2012, с.32-39 с сокращениями).

 

16-я гвардейская кавдивизия особо отличилась в боях при форсировании Днепра с 22 по 30 сентября 1943 года. Операция «Днепр» был одной из славных страниц. После гибели М. Шаймуратова командиром дивизии был назначен Г. А. Белов. Перед кавдивизией была поставлена задача – форсировать Днепр в районе Дымарка и укрепиться на правом берегу реки.Передовым отрядом дивизи при форсировании был назначен 58-й гвардейский кавполк Тагира Кусимова. При форсировании этой реки героический поступок совершил парень из д. Кусеево Баймакского района пулеметчик Тафтизан Миннигулов. В бою за село Черныш Черниговской области он уничтожил 18 немецких солдат, погиб в бою. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Бессмертный подвиг совершил воин из д. Халилово, воспитанник Билаловского ШКМ Баймакского района БАССР командир пулеметного взвода старший лейтенант Габдрауф Давлетов. Он со своим взводом одним из первых форсировал Днепр и держал плацдарм, открыв пулеметный огонь по немцам. Погиб в бою. Ему тоже посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Он со своим земляком Тафтизаном Миннигуловым похоронен в боатской могиде в д. Асаревичи Гомельской области.

За успешное форсирование Днепра командиру полка Тагиру Кусимову, а так же командиру кавдивизии Г. А. Белову были присвоены звания Героя Советского Союза. Орденами и медалаями всего было награждено 1408 человек.

Артиллирист Миннигул Арсланов и командир взвода ПТР Хусаин Кутуев (г. Баймак) за героизм были награждены орденами Красного Знамени. Только один артиллерийский расчет М. Арсланова уничтожил 60 солдат и 9 танков противника. Кавалеристы проявили массовый героизм при освобождении Укрины, Белоруссии, Польши, дивизия удостоилась почетного названия Черниговской.

В годы Великой Отечественной войны башкирские воины 16-й кавдивизии, освобождая Европу, первым делом поспешилиосвободить политических заключенных и военнопленных. Они освободили из канцлагеря Майданек около 10 тысяч военнопленных, в Бранденбурге освободили около 3 тысяч политических заключенных. Первым двери тюрьмы Бранденбурга открыл со своей группой старшина Галиахмет Сайфуллин из д. Гадельбаево Баймакского района. За героизм при взятии Бранднебурга Фазыльян Ахметшин из хутора Юлалы был награжден орденом Красной Звезды.

В успехах 112-й (16-й) кавдивизиинемалая заслуга наших земляков. Тафтизану Миннигулову, Габдрауфу Давлетову, Тагиру Кусимову присвоены звания Героя Советского Союза, Миннигул Арслаов награжден орденами Боевого Красного Знамени, Красной Звезды, 3-мя медалями «За отвагу», «За взятие Берлина», командир эскадрона Бадри Мамбеткулов - тремя орденами Красной Звезды. Список еще можно продолжить.

Бадри Мужавирович работал директором в разных школах Баймакского района и Сибайского педучилища. Он награжден орденом Ленина, медалью Ушинского, присвоено звание заслуженного учителя РСФСР, Почетного гражданина г. Баймака и г. Сибая. До войны его знали как опытного педагога. Бывший председатель Совета Министров БАССР З. Ш. Акназаров в своей книге «Время. Люди. Мысли.»(Уфа: Китап, 1998)с большой теплотой отзывался о Мамбеткулове, который оказал огромное влияние на трудовую деятельность автора: «Запомнился мне приезд в нашу школу ( в 1941 году я работал учителем Мурзеевской школы) заведующего Баймакского районо Бадри Мамбеткулова, известного в Башкирии педагога и заслуженного учителя школ России... Этот приезд значил для меня очень многое. Пример его служения своему призванию вдохновлял ... В дальнейшем я испытывал на себе трудности и радости этого сложного и гуманного труда учителя-воспитателя».

Б. М. Мамбеткулов участвовал в двух войнах: Финский (1940) и Великой Отечественной (1941-1945). Уходил воевать по велению сердца, добровольцем. Его знали как храброго бойца и легендарного командира эскадрона 112-й Башкирской кавалерийской дивизии. Комиссовавшись по ранению в 1943 году, он вернулся на родину и начал работать заведующим военным отделом райкома КПСС, а начиная с 1945 года – инспектором райОНО. Активно участвовал в восстановлении народного хозяйства и школ, разрушенных в годы войны. В 1947 году его направили директором в Тубинскую среднюю школу - самую отстающую в районе. Там онтрудился 16 лет. Итогом целеустремленной работы директора совместно с педагогическим коллективом, общественностью являлось то, что школа со временем стала одной из передовых не только в районе, но и в республике.

В 1963 году опытному педагогу и руководителю Министерство просвещения БАССР поручило ответственное дело – открытие педагогического училища в городе Сибае. Мамбеткулов и здесь трудился по-боевому, раскрылся как умелый директор и как хороший руководитель. В 1972 году он вышел на пенсию, и теперь у него появилась «вторая специальность» общественная работа. Мамбеткулов был прекрасным краеведом, публицистом, писал статьи на злободневные темы, жил тревогой за судьбу народа.

24 июня 1945 года в Москве на Красной площади состоялся Парад Победы, где принимали участие 20 воинов 16-й Башкавдивизии.Командир полка Герой Советского Союза Тагир Кусимов пронес на Параде знамя военной академии имени М. В. Фрунзе. Боевое прошлое кавдивизии, героизм конников – это гордость и одновременно скорбь народная. Дорогой ценой завоевана Победа. Из 500 баймакцев, воевавших в дивизии сложили свои головы около 300 человек. Вечная слава баймакцам-кавалеристам, погибшим за честь и независимость Родины в годы Великой Отечественной войны в 1941-1945 годах! Демобилизованные кавалеристы после войны активно включились в мирную жизнь, работали в различных отраслях народного хозяйства. Многие ветераны кавдивизии приняли активное участие в строительстве БМСК, треста «Башмедьстрой» и молодого горняцкого города Сибая. В городе проживало более 40 ветеранов кавдивизии. Они трудились честно во имя процветания родной земли.

 

Комиссар Башкирской дивизии

(Из книги «Сказание о земле Баймакской». Уфа: Слово, 1998, с.139-140)

 

В начале ноября 1941 года Башкирский обком ВКП(б), Президиум Верховного Совета и Совнарком БАССР обратились в Государственный Комитет Обороны с просьбой о создании башкирских кавалерийских дивизий. 13 ноября было получено разрешение.

Формирование 112 дивизи проходило в Деме. Колхозы и совхозы обеспечивали дивизию лошадьми, продуктами и фуражом, а фабрики и заводы – обмундированием, повозками и тачанками, холодным оружием. В ряды кавалеристов призывались добровольцы - лучшие представители рабочего класса, крестьянства и интеллигенции.

К началу 1942 года 112-я Башкирская кавалерийская дивизия была сформирована. Ее командиром стал полковник, коммунист М. М. Шаймуратов, прибывший с фронта.

23 марта 1942 года в день 23-й годовщины республики, дивизии вручалось Красное Знамя Президиума Верховного Совета БАССР. В торжественной обстановке проходило вручение. Замерли на гнедых жеребцах джигиты из 275 полка, на буланых скакунах – из 294, на сивых рысаках – из 313 полка.

- Мы донесем до Берлина Красное Знамя, врученное еам правительством от имени трудящихся нашей республики, - дал клятву командир дивизии.

Долгожданную весть о победе воины Башкирской кавалерийской дивизии услышали на Эльбе. Сбылась слова генерала Шаймуратова, сказанные при вручении Знамени.

Комиссаром Башкирской кавалерийской дивизии с момента ее формирования был бывший секретарь Баймакского райкома партии М. З. Назыров. Мубаряк Зиганчович родился в 1906 году в Кировской области. Трудился рабочим леспромхоза, училч в педагогическом техникуме, был комсомольским вожаком. После службы в Красной Армии поступил в Сибирский горный институт. С 1935 года М. З. Назыров связал свою судьбу с башкирской землей. Был заместителем начальника политотдела Дюртюлинской машинно-тракторной станции, а затем начальником политотдела Приютовской МТС. В 1931941 годах Мубаряка Зиганчовича избирали первым секретарем Кармаскалинского, Баймакского райкомов партии.

Грянула Великая Отечественная война. В 1942-1943 годах Мубаряк Зиганчевич, одев военную форму, стал военным комиссаром, затем заместителем командира Башкирской кавалерийской дивизии.На многих ответственных постах довелось потрудиться М. З. Назырову в последнее время. Он работал в Совмине, в тресте «Башнефтьгеофизика», в горно-геологическом институте, заместителем председателя Башкирского филиала Академии наук СССР.

В марте 1973 года Мубарка Зиганчовича Назырова проводили в последний путь. На черном полированном мраморе обелиска укреплен его портрет, надпись напоминает: «Комиссар Башкирской дивизии».

7.5. Константин Симонов. В донских степях

    (От специального корреспондента «Красной звезды».

Статья опубикована 31 июля 1942 года, №178 ).

Из-за дальних долин поднимается белокаменный гребень Ирандыка. Много видят и всюду бывают джигит и его конь. Высоки на Урале горы, широки за Уралом степи. Воюют за землю свою и воду джигит и его конь»… Гортанная, протяжная песня несется над средне-русской степью. Горько пахнет пригретая солнцем полынь, сладко пахнут степные цветы. Тонкий запах свежего сена несется от пожелтевшей, сожженной травы. Песня длинна, как степная дорога, и широка, как сама степь.

Далеко, за тысячу верст от мест, где они родились, поют в воронежской степи, под знойным солнцем башкирские джигиты свою старинную песню «Урал». Они сидят в узкой лощине у наблюдательного пункта, и рядом с ними торчат из глубоких «ласточкиных гнезд» длинные стволы противотанковых ружей. Лошади с коноводами пасутся подле, в глубокой расщелине, заросшей мелким степным кустарником. Полдневный жар, затишье. Только слева, у ведущей в тыл дороги, изредка рвутся мины, и пыльным клубом встает ссохшаяся горячая земля. Правнуки Салавата Юлаева, сражавшегося вместе с Пугачевым за свободу русской земли, снова воюют рядом с правнуками Пугачева за свободу и честь своей родины — ибо есть один родной дом под Уфой, в предгорьях Урала у Гарифулы Гафарова, и есть одна единственная и равная для всех советских людей великая родина — Россия. На широком уфимском плацу, в скрипучий мартовский мороз, в конном строю, молчаливо стояли полки башкирской кавалерийской дивизии. Позвякивали удила, и лошади переминались с ноги на ногу, скрипя на снегу копытами. Правительство воинственного народа вручало боевое багровое знамя своему народному войску, и, склонившись на одно колено, целовал край его шелкового полотнища половник Мингалий Шаймуратов. 25 лет прослужил он в русской армии, изучил много языков, и в дни отечественной войны правительство оказало ему честь, назначив его командиром 1-й Национальной дивизии башкирских джигитов. Вместе с полковником принимал знамя вчерашний секретарь райкома партии — комиссар дивизии Мубарак Назыров. Люди, встречавшиеся на пленумах обкома партии, на обледеневших лесах новостроек, в холодных бараках лесоразработок, сейчас встретились здесь на плацу, впереди полков. На конях рядом с командирами сидели комиссары, посланные в бой своей республикой. Тут был и бывший наркомпрос Алибаев, и бывший наркомлес Саитгалин, и секретарь обкома комсомола Абдулин. Народ снаряжал на войну свое войско, и лучшие сыны народа шли с ним комиссарами полков и политруками. На левом фланге одного эскадрона сидел на коне человек с лейкой, надетой поверх дубленого полушубка. Это был Якубов, бывший директор фототреста, а теперь доброволец.Как всякое истинно народное дело, история создания дивизии была проста и величественна. Башкирский народ захотел создать свою национальную дивизию из своих людей, своим иждивением, своими руками. Сталин удовлетворил народную просьбу, и сотни заявлений потекли в районные комиссариаты. В башкирских колхозах отбирали для джигитов лучших коней, портные шили обмундирование, кожевники дубили полушубки, седельщики делали седла. В лютые пятидесятиградусные сибирские морозы выезжали полки на долгие зимние учения, ночевали в снегах, палили дымные лесные костры. Всю зиму народ учился воевать, и вот март, и на хрустящем плацу пляшут кони и трепещет на ветру знамя, и завтра, стуча колесами, поедут эшелоны на запад, на священную войну.
Расплавленные жарой июльские дни. Далеко, позади, остался Урал. На берегах узких, степных речек идут кровавые бои с наступающими немцами. На этом участке фронта немцы остановлены, но бои не стихают. Каждый день и каждая ночь приносят новые жертвы. Деревни переходят из рук в руки, и по ночам над горизонтом встают зарева. Там и в конном, и в пешем строю дерутся башкиры.
Уже многих нет, уже не вернется в родную Башкирию командир полка майор Нафиков. На исходе дня он прискакал в штаб дивизии. Полковник Шаймуратов вручил ему приказ и долгим взглядом проводил своего любимца. Нафиков пришпорил гнедого, дареного коня, и пыль взвилась следом за цокнувшими по камням копытами. Небо заволокло тучами, и уже, судя по вечеру, ночь обещала быть черной, как сажа. Растянувшись цепочкой, дивизия задерживала немцев до подхода наших танков. Но задерживать — значит драться, а драться — значит атаковать. Полковник приказал Нафикову ночной атакой вторгнуться в занятое немцами село.Пять километров ржаных полей отделяли рощу, где собрался для прыжка полк, от села, где засели немцы. К девятому часу стало темно. Полк пошел в атаку. Все широкое ржаное поле оказалось усеянным немецкими автоматчиками. То стреляя в них, то убивая их молчаливой сталью, башкиры пробивались к селу.В такую ночь трудно управлять. Подразделения полка в темноте зашли слева и справа и заняли соседние деревни и перелески, а сам Нафиков с полусотней собравшихся вокруг него бойцов ворвался в село. Это был ночной налет, жестокий и страшный своей неожиданностью. На улицах села сгрудились в кучу обозы, артиллерия. Немцы стреляли с чердаков, из подворотен, забивались в сараи, разбегались в рожь, лежали на черных улицах, молчащие, расстрелянные, изрубленные. Разрывы гранат короткими вспышками освещали куски улиц, с визгом летели осколки и развороченные колеса. Обломки повозок загораживали путь. Четыре тяжелых орудия с изуродованными, взорванными механизмами стояли на главной улице.Всю ночь в селе шла рукопашная. Четыреста немцев было убито за ночь. Часть отряда Нафикова легла рядом с ними. Но когда начало светать, то оказалось, что не четыреста и не пятьсот, а больше тысячи немцев было в селе. И не только оставшиеся в живых тридцать бойцов Нафикова увидели, что немцев здесь тысяча, но и тысяча немцев увидела, что в селе только тридцать кавалеристов. Немцы стали высыпать отовсюду — с чердаков, из подвалов, с задних дворов. В утреннем тумане стояла сплошная автоматная трескотня. Нафиков решил пробиться, во что бы то ни стало.
На улицах села снова разгорелась рукопашная. Окружив цепью бойцов своих раненых, Нафиков приказал им отступить через последний свободный проулок, а сам с горстью автоматчиков прикрывал отход. Немцы стреляли снизу, сверху, со всех сторон. Все меньше людей оставалось вокруг него. Какой-то немецкий автоматчик выстрелил сзади ему в спину. Автоматчика убили, но раненому Нафикову становилось все труднее итти. Он шел, тяжело дыша, отстреливаясь и останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Горло пересохло, хотелось пить.
На улицах совсем рассвело. Группа бойцов, отход которой он прикрывал, уже выбралась из села в рожь и была в сравнительной безопасности. Но ему самому с горстью оставшихся в живых нужно было пройти еще несколько домов, а двигаться было все труднее. Он истекал кровью. Наконец, рядом с ним осталось всего двое автоматчиков — Абсалямов и Юдашбаев. Они вели взятого в плен немецкого офицера-артиллериста. Майор совсем истек кровью, он уже несколько раз падал и снова поднимался.Другого выхода не было. Бойцы понесли на руках обессилевшего майора. На углу, в конце деревни, выскочившие из-за дома немцы, открыли по ним в упор автоматный огонь. Все трое упали на землю, и майор, не выпускавший автомата, скрипнув зубами, упер его в раненую руку и лежа дал несколько очередей. Он уже умирал, но все еще дрался. Немцы упали. Абсалямов и Юдашбаев снова приподняли и понесли майора. Стрелять он еще мог, но двигаться — нет. Через минуту еще одна пуля поразила его. Он неподвижно повис на руках бойцов, и они понесли его бездыханное тело по ржи, через крутые степные овраги. И они несли бы его до своих, если бы на их пути у стежки не лежал тяжело раненый лейтенант Назыров. Он стонал, бредил. Они не могли унести двоих и, как ни любили своего майора, но живого предпочли мертвому. Они положили тело майора в овраге и накрыли от чужих глаз ветвями кустарника и колосьями, а потом, пригибаясь под пулями, понесли дальше раненого лейтенанта.Ночью Абсалямов и Юлдашбаев с тремя разведчиками отправились через вражеские цепи за телом своего командира. Они не нашли его в первую ночь, не нашли и во вторую, но на третью ночь решили найти во что бы то ни стало, а когда люди так решают, то они делают. И они это сделали.
Так кончился этот бой, похожий на старую богатырскую сказку. Нафиков погиб, но его сосед и друг, командир соседнего полка майор Тагир Кусимов, на следующую же ночь дрался с немцами за себя и за своего друга у переправы через узкую степную реку. И хотя река только называлась рекою, и через ее русло в эти раскаленные жарой степные дни могла вброд перейти курица, немцы не сумели перейти через нее. Им даже не дали разведать брод ни днем, ни ночью. Они думали, что река глубока, и пробовали переправиться на лодках. Резиновые обрывки разодранных огнем надувных лодок лежали на берегу, прибитые к нему водой. Тогда немцы попробовали перейти сразу во многих местах. Майор Кусимов был слабее их повсюду, но решил оказаться сильнее их в одном месте и там победить. Он собрал вокруг себя всех конников, разведчиков и сам бросился навстречу немцам. Немцы не перешли эту, речку и устлали ее берег своими телами.В жестоких схватках проходил июль. Командир взвода автоматчиков Карим Нарбеков переходил по ночам через реку с двумя—тремя разведчиками. Перестреляв и вырезав с десяток немцев, иногда с «языком», а иногда без «языка», возвращался к рассвету на свою сторону.В жестоких схватках проходил июль. Грохотала артиллерия, по пыльным дорогам ползли танки, но десятки башкир-бронебойщиков, и в их числе колхозный счетовод Гарифула Гафаров, бестрепетно встречали их в своих «ласточкиных гнездах». И однажды, когда не было времени приготовить все самому и окоп, вырытый не своей рукой, оказался слишком глубок, Гафаров увидел ползущий танк. Чтобы лучше разглядеть его, вылез из окопа на ровную, как стол, степную землю вместе со своим ружьем. Подпустив на сто шагов стреляющий и ревущий танк, зажег его первым выстрелом. В танке рвались снаряды, а Гафаров, лежа на земле в ста шагах от своего поверженного врага, в первый раз в жизни чуыствовал себя богатырем. В жестоких схватках проходил июль. Немецкие разведчики оставляли в кустах ночью записки: «Рус, давай не стрелять и не ходить к нам ночью, мы тоже не будем». Они боялись, что их застрелят ночью или воткнут в их глотку короткий кинжал. Они нервничали, и с наступлением темноты автоматы стучали торопливо и беспрерывно. И в шахматном порядке впереди их позиции ложились мины. Но ненависть не знает отдыха ни днем, ни ночью. И снова с наступлением темноты скользили через кусты и овраги тихие башкирские разведчики. И снова утром в немецких окопах находили ничего не способные объяснить трупы.

Вечерело. В штабе Шаймуратова у завешенного одеялом окна сидели над картой командиры. Они обсуждали план очередной ночной атаки. Неровный свет лампы освещал их широкоскулые бронзовые лица. А за деревней, у пруда, отбрасывая в воду длинные вечерние тени, верхом на конях, нагишом купались кавалеристы. Веселые парни из уральских деревень, они брызгались, свистели, гикали. Им было весело, им нравилось, что все-таки есть в их жестоком боевом дне одна минута, совсем не похожая на войну.

 

Илья Эренбург. Башкиры

           («Красная звезда», №273 от 20.11. 1942 г.)

Ненависть к врагу точит сердце. Есть одно лекарство: убить немца. Башкиры мирный и добрый народ, но башкиры любят свободу. Не для того они сражались, работали, строили города и села, чтобы немецкие фашисты ими помыкали, как «низшей расой». Ненависть жгла сердце молодого башкира Ахметтали Уразаева. Он недавно пришел на передовые. Он знал, что немец рядом — живой немец на нашей земле. Башкир Уразаев тихо сказал туркмену Курбанову: «Помоги убить немца» — так просит человек в пустыне глоток воды. Курбанов показал Уразаеву просеку: «Здесь они ходят. Жди». Терпеливо ждал Уразаев. Наконец показались немцы, они несли бревна. Уразаев застрелил двух фрицев и сразу ожил. Башкиры умеют ненавидеть. Есть старое башкирское проклятье подлому врагу: «Пусть дух твой, даджал, выйдет смрадом и мочатся на твоей могиле свиньи! Да ползают на твоей могиле жабы и жрут землю, порождение тьмы!» Башкиры умеют любить. Не оставил старшина Хазиф Мажитов бойца Науменко, под огнем он перевязал раненого друга, а после лег за пулемет. Есть у башкирского народа старый и добрый друг — русский народ. Много лет тому назад русские казаки и башкиры вместе сражались за вольность. Башкир вел в бой патриот, батырь и поэт Салават Юлаев. В 1812 году вместе с русскими башкиры гнали Наполеона. Французский мемуарист Дюпюи писал. «Нас особенно угнетали отряды башкир, вооруженных копьями и луками». Фрицы увидали башкир, вооруженных автоматами. Хайрулла Кулимбетов из миномета уничтожил роту немцев. Салават Карымов истребил сто пятьдесят двух фрицев. Неудивительно, что некто доктор Мейер пишет в «Дейче цейтунг фюр Остланд»: «Нужно добавить, что в донских степях мы вынуждены сражаться с людьми дикими, но не ведающими страха, принадлежащими к племени башкир». Не дикарю-фрицу говорить о культуре. Конечно, такой Мейер имеет звание «доктора». Но кто в Германии не «доктор»? Даже вор Ферстер, состоявший в отряде форточников, грабивших музеи, и тот — «доктор». А вот семья Кулимбетовых. Отец был батраком, теперь он колхозный бригадир. Его сыновья до войны были: Хайрулла — дорожным техником, Шагей — инженером, Губай — учителем, Самигулла и Гайнулла — знатными колхозниками. Это не то, что лазить в форточку и грабить музеи. Но насчет бесстрашия башкир фриц Мейер не ошибается: башкиры храбрый народ. Салават Юлаев пел: «Поднимайтесь все на войну! Пусть льется кровь до последней капли, пусть откроются раны, их исцелит свобода. Кто мужчина, тот не боится ран, тот не боится и меча Азраила». Под ураганным огнем врага башкир Бейгужин не раз обеспечивал связь. Когда шли бои под Юшковым бойцы говорили о легендарной храбрости лейтенанта Мансура Юлдашбаева. Таков народ. У Мансура пять братьев — Сагдат, Давляд, Шайхам, Анвар и Анас, и все они на фронте, кто летчик, кто пехотинец, кто кавалерист.
В блиндаже бойцы сидят, мечтают, думают о своих семьях. Андрей Кузнецов читает письмо от жены из Сибири. Микола Грищенко тихо напевает песню о Днепре: ему принесет вести от родных только южный ветер. А башкир взял карандаш, клочок бумаги. Он пишет письмо своей дочке. Это Хазиф Мажитов. Он многое повидал, бил немцев, был ранен. На груди его великие слова: «За отвагу». Хазиф пишет: «Гюльзифа, не напрасно я тебе дал такое хорошее имя. Никогда не смогут немецкие шакалы тронуть тебя. Передай матери и всем родным, что твой отец бил и будет бить фашистов». Красивое имя Гюльзифа. Оно означает по-башкирски «Красный цветок». Много в России разных имен и разных цветов. А Россия — одна, и за нее рядом с русскими сражаются бесстрашные башкиры.

 

Идет война народная

К осени 1941 годаглавным театром военных действий стал оборона столицы. Битва за Москву началась в конце сентября 1941 года. Три фронта: Западный, Брянский и Резервный, прикрывавшие московское направление, - потерпели заметные поражения. Войска Западного (Конев) и Резервного (Буденный) фронтов были окружены, чего не представляло руководство страны. Немцы действовали традиционно: танковые клинья разрушали фронтовую линию в нескольких местах и окружали. Однако окруженные войска вели не сдались, а в районах Ельни, Вязьмы, Брянска продолжали упорные сопротивления, что дало некоторое время на организацию обороны Москвы. Немецкий план «Тайфун» окружить столицу с севера и юга, затем захватить не получился. Под Москву срочно перебрасывались дивизии с Дальнего Востока. На этот раз донесению Зорге о ненападении Японии на СССР поверили. Формировались дивизии добровольцев. 16 октября на окраинах Москвы оказался заблудившийся отряд немецкой мотопехоты, который сам не верил, что плутается по Москве. В этот же день в городе началась паника, однако с большими усилиями ситуацию удалось нормализовать. В городе было введено осадное положение. Массовый героизм советских солдат и ополченцев не позволили врагу прорваться к городу.

7 ноября в Москве состоялся традиционный парад в честь годовщины Октябрьской революции, войска с которого уходили прямиком на фронт. Парад сыграл, естественно, огромную роль в поднятии морального духа не только армии, но и народа. 15 ноября начался новый этап германского наступления, немцы сумели взять Клин, но к 5 декабря оно захлебнулось. А 6 декабря части Красной Армии перешли в долгожданное наступление, нанося страшный удар по позициям врага. Сыграли свою роль новая реактивная артиллерия БМ-13. К осени 1941 года больше половины реактивной артиллерии — 33 дивизиона — находилось в войсках Западного фронта и Московской зоны обороны. Именно здесь это оружие снискало себе неувядаемую славу. Именно здесь получило оно ласковое солдатское прозвище— «катюша».

13 ноября 1941 года дивизион «катюш» под командованием Героя Советского Союза капитана К. Кирсанова нанес огневой удар по вражеским войскам у деревни Скирманово. Результат удара — 17 уничтоженных танков, 20 минометов, несколько орудий и несколько сот гитлеровцев.Секретное оружие русских было неприятным сюрпизом для немецкого командования. Впервые батарея «катюша» была применена капитаном Флеровым в районе железнодорожного Орша еще летом 1941 года.

Контрнаступление и дальнейшее наступление под Москвой привело к тому, что враг был отброшен на 100-250 километров. Холода не виноваты в отступлении немцев, так как советские войска воевали в тех же условиях, однако наши были одеты достаточно тепло.

После значительных успехов зимой 1941/42 года по настоянию И. В. Сталина было принято решение провести наступление на всех фронтах, хотя Жуков предлагал ограничиться небольшим участком фронта. Общее наступление не принесло желанных результатов. Весной 1942 неудачей закончилась попытка прорвать блокаду Ленинграда на Волховском фронте. Близ Любани Вторая ударная армия была окружена, 20 тысяч окруженных бойцов погибли, сражаясь в окружении. А их командир генерал Власов сдался в плен немцам. Позже Власов был пойман и повешан.

Неудачно прошло и наступление в районе Вязьмы. – генерал М. Г. Ефремов, попавший в окружение с 15 тысяч солдат, покончил с собой.

Катастрофы ожидали наших войск и на юге. Командующий Крымским фронтом Д. Т. Козлов не смог противостоять напору армии генерала Манштейна. Потери советских солдат достигли примерно 200 тысяч человек, оставлен город Керчь. Севастополь был оставлен после 250-дневной обороны. Под Харьковым были окружены немцами 250 тысяч бойцов. Началось наступление противника на Волгу и Кавказ. В середине июля фашисты вышли к Дону,а к середине августа немецкие войска прорвались к Волге, главной водной артерии. Над страной нависла смертельная опасность.

Битва за Сталинград началась в середине июля 1942 года и продолжалась до 2 февраля 1943 года. В боях под Сталинградом участвовала и 112-я Башкавдивизия. Первые четыре месяца советские войска вели упорные бои. 28 июля 1942 года был издан приказ №227, получивший в армии название «Ни шагу назад». Суть приказа сводилась к ответственности командиров за самовольное отступление вверенныхиим частей, формирование штрафных батальонов, создание заградительных отрядов для пресечения любых попыток бегства. Были несправедливые наказания, но бегство было остановлено.Казалось вот-вот противник захватит город. Но защитники Сталинграда встали насмерть. 62-я (Чуйков) и 64-я (Шумилов) армии обессмертили себя и имя города, принесли ему мировую славу. Весь мир, без преувеличения, следил за ходом боев.

Направляя Г.К. Жукова в район Сталинграда, И.В. Сталин ставил перед ним задачу ликвидировать угрозу захвата противником города на Волге, остановить его наступление и нанести по нему серию контрударов, нацеленных на разгром частей Вермахта и союзных с ним соединений. Сталин видел в Жукове не только талантливого военачальника, «спасителя» Москвы, но и решительного, несгибаемой воли человека, способного выполнять все приказы Верховного Главнокомандующего, любой ценой преодолевать любые препятствия, не считаясь ни с какими потерями в живой силе и технике.

Ключом к решению поставленных задач являлось перекрытие проложенного Паулюсом коридора Дон-Волга, по которому происходило движение сил Вермахта. В течение сентября-октября 1942 года под руководством Г.К. Жукова командования Сталинградского, Юго-западного, а затем и Донского фронтов провели, по меньшей мере, пять армейских и фронтовых операций, которые обернулись большими потерями советских войск и практически оказались безрезультатными в достижении поставленных целей. Главные причины этих неудач советских войск крылись в недостаточной подготовке и плохой организации наступлений и низком состоянии подготовки личного состава на всех уровнях. Часто эти операции проводились под большим нажимом Жукова, многие установки и действия которого расходились с мнениями и оценками командований фронтов. К сожалению, исследователи до сих пор не располагают армейскими документами, связанными с подготовкой, проведением и результатами осуществленных контрударов. Некоторые сведения о них, носящих зачастую отрывочный характер, содержатся в воспоминаниях военачальников, прямо или косвенно участвовавших в проведении этих операций под руководством Жукова.

Проанализировав сложившееся положение, Жуков сообщал И.В. Сталину 10 сентября 1942 года: «Теми силами, которыми располагает Сталинградский фронт, прорвать коридор и соединиться с войсками Юго-Восточного фронта в городе нам не удастся. Фронт обороны немцев значительно укрепился за счет вновь подошедших частей из-под Сталинграда. Дальнейшие атаки теми же силами в той же группировке будут бесцельны, и войска понесут новые потери. Нужны дополнительные войска и время на перегруппировку для более концентрированного удара Сталинградского фронта. Удары армии не в состоянии опрокинуть противника».

Однако возлагать всю ответственность за эти неудачи и просчёты на одного полководца Г.К. Жукова, как это делается в некоторых последних публикациях, является совершенно неправомерным и необоснованным, поскольку делается это без должного учёта всей военно-политической обстановки на советско-германском фронте осенью 1942 года.

На самом деле Г.К. Жуков и А.М. Василевский, по мере изучения обороны и действий противника, состояния своих войск и очень трудной открытой местности, однозначно склонялись к обоснованному выводу о том, что дальнейшее продолжение недостаточно подготовленных ударов со стороны наших войск приведет к растрате сил и средств, что для разгрома Сталинградской группировки Вермахта необходимо нанести сокрушительные удары, которые могут быть обеспечены только более мощными резервами и более основательной подготовкой советских войск. Предложения полководцев были учтены при дальнейшей работе над планом контрнаступления под Сталинградом.

В конце октября и первой половине ноября 1942 года Г.К. Жуков и А.М. Василевский провели в войсках фронтов Сталинградского направления. Они помогали командованиям фронтов полностью освоить детали предстоящего контрнаступления, чётко определить их роль в нём и способы выполнения поставленных задач. К 13 ноября 1942 года Жуков и Василевский завершили отработку плана контрнаступления и лично доложили Верховному Главнокомандующему И.В. Сталину о наиболее важных проблемах предстоящей операции. Их суть была обстоятельно раскрыта А.М. Василевским («Дело всей жизни», стр. 449-450).

Г.К. Жуков информировал И.В. Сталина о состоянии войск фронтов Сталинградского направления и их готовности к наступлению, предложив начать операцию не позднее 18 или 19 ноября. Рассмотрев эту информацию, Верховный предоставил право Г.К. Жукову назначить конкретные даты наступления каждого из фронтов по своему усмотрению. Воспользовавшись этим правом, Г.К. Жуков назначил начало наступления для войск Юго-Западного фронта и 65-й армии Донского фронта 19 ноября, а для Сталинградского фронта 20 ноября 1942 года. И.В. Сталин утвердил это решение Г.К. Жукова. И 17 ноября 1942 года Г.К. Жуков был вызван в ставку ВГК для проведения операции «Марс» силами Калининского и Западного фронтов…

Стиль Г.К. Жукова по руководству войсками отличался не только высоким уровнем компетенции, но и жесткостью и категоричностью. Своими приказами и действиями Жуков часто подавлял инициативу командующих фронтами. На эти отрицательные качества Жукова, в частности, неоднократно указывал К.К. Рокоссовский, весьма неодобрительно относясь к ним. Более того, К.К. Рокоссовский резко осуждал Г.К. Жукова за его грубость и бестактность по отношению к командному составу, подчиненному ему. Естественно, эти качества ни сколько не поднимали авторитет Г.К. Жукова как представителя Ставки ВГК в действующей армии. Очень часто в его волевых решениях преобладало стремление достичь поставленных целей любой ценой. Всё это, безусловно, не могло не приводить к досадным сбоям в управлении войсками. Однако во фронтовой обстановке все эти «шероховатости» сглаживались, оставались позади, брали верх интересы дела: командирам, выполняя приказы Жукова, всегда удавалось находить наилучшие варианты решения боевых задач.

19 ноября началась наступательная операция советских войск, проведеннвя силами трех фронтов: Юго-Западного (Ватутин), Донского (Рокоссовский), и Сталинградского (Еременко.) Оначале наступления А. М. Василевский пишет:

 

«Утром19 ноября, то есть в день начала операции, я был в Серафимовиче. Никого изответственных работников фронта я здесь не застал. К полудню я прибыл в 5-ютанковую армию П. Л. Романенко, которая наносила основной удар на Юго-Западномфронте.

Наступление Юго-Западного и правого крыла Донского фронтов началось, как и намечалось планом, с утра. Сильный туман и снегопад исключили возможностьиспользовать в период подготовки удара и в момент самой атаки боевую, особенно штурмовую, авиацию и резко снижали эффективность артиллерийского огня. В первые два часа отдельные дивизии 5-й танковой армии, преодолев первую позицию главной полосы обороны врага, продвинулись в глубину на 2-3 км. Однако некоторые извойсковых соединений, встречая сопротивление противника и отражая егопостоянные контратаки, наступали крайне медленно. Чтобы обеспечить обязательныйпрорыв в этот день всей тактической зоны фашистской обороны, командующийфронтом принял решение немедленно ввести в дело 1-й танковый корпус В. В.Будкова и 26-й танковый корпус А. Г. Родина. Их танковые бригады с ходупрорвали оборону врага и, разгромив попавшие под удар румынские войска,продвинулись за день на 20 км. Примерно так же развертывались события и в 21-йармии И. М. Чистякова. Наибольший успех выпал в тот день на долю 4-готанкового корпуса А. Г. Кравченко, продвинувшегося на 30-35 км. 20 ноября всоответствии с планом, причем в еще более сложных метеорологических условиях,но столь же удачно, начал (контрнаступление Сталинградский фронт. ДокладываяВерховному Главнокомандующему об успешном ходе операции, я сообщил я оботличных действиях 4-го мехкорпуса В. Т. Вольского, войска которого проявили впервый же день операции исключительный героизм, мужество, отвагу ипродвинулись, ломая сопротивление врага, на 20 км. В течение 21 ноября войскаЮго-Западного, Сталинградского и Донского фронтов, нанося противнику огромныйурон и выходя в глубокий тыл основной его группировке и дезорганизуя управлениефашистских войск, продолжали выполнять боевое задание. 23 ноября в результатеискусно выполненных ударов по сходящимся направлениям в сторону КалачаЮго-Западный и Сталинградский фронты при активной помощи правого крыла Донскогофронта замкнули кольцо окружения вокруг главной группировки немцев,действовавшей в районе Сталинграда...»

(Василевский А. М. Дело всей жизни. М., Политиздат, 1978, с.60)

Это было первое крупное окружение, в котором оказались немецко-фашистскиевойска с начала войны. Во второй половине дня военные действия на всех трехронтах, осуществлявших операцию, несмотря на отчаянное, постепенновозраставшее сопротивление ошеломленного внезапностью врага, продолжалиразвиваться для нас исключительно успешно. Наступавшие вслед за подвижнымивойсками стрелковые дивизии все теснее и теснее сжимали кольцо, создаваясплошной внутренний фронт окружения. Одновременно командование Юго-Западного иСталинградского фронтов принимало меры к тому, чтобы как можно быстрее и дальшеотодвинуть внешний фронт наступления и тем самым еще более изолироватьокруженную группировку врага от его войск. Таким образом, первый, наиболееответственный этап наступательной операции был блестяще завершен.Стратегическая инициатива на советско-германском фронте вновь перешла к КраснойАрмии.

К 23 ноября контрнаступление завершилось окружением 28 немецких дивизий, где числилось 250 тысяч человек. До февраля продолжались бои с окруженными, не желавшими сдаваться в плен. Манштейн со своими танками пытался деблокировать группировку. В результате ожесточенных боев к 23 декабря врага удалось отбросить. Началась операция по ликвидации окруженной группировки. Она завершилась сдачей в плен генерал-фельдмаршала Паулюса. 2 февраля остатки фашистких войск сдались. Битва под Сталинградом завершилась полным разгромом противника.

Казалось бы, до победы немецких войск оставался один, последний бросок. Однако защитники города навязали противнику свою тактику. Бои шли за каждую улицу, за каждый дом. Дивизии Красной армии сражались, находясь в окружении, когда до Волги оставалось 300-500 метров. Генерал Паулюс не смог оценить масштабы подготовки окружения немецких войск. И вот теперь, в конце января 1943 года, после всех своих головокружительных побед он сидел, загнанный в подвал, ожидая своей участи…

Особый интерес представляет пленение Паулюса. По этому поводу Людмила Овчинникова пишет:

 

«Однажды мне, военному корреспонденту, позвонили ветераны-сталинградцы: «В Москву из Минска приехал генерал И.А. Ласкин, который знаменит тем, что в Сталинграде пленил фельдмаршала Паулюса». Имя генерала Ласкина я не раз встречала в военной литературе. В дни героической обороны Севастополя, он командовал одной из дивизий, отмеченной многими подвигами. В Сталинграде И.А. Ласкин возглавлял штаб 64-й армии, защищавшей южные районы города. Я позвонила генералу и вскоре мы встретились.

- Как мы узнали, где находится Паулюс? – начал свой рассказ И.А. Ласкин. – На войне многое решает случай. 30 января 1943 года офицер штаба 38-й стрелковой бригады Федор Ильченко прибыл на передний край с очередным приказом. Бойцы бригады вели тяжелые бои, продвигаясь к центру города. В одном из домов захватили в плен немецкого майора и привели его к Ильченко. После допроса немецкий майор сообщил, что генерал Паулюс находится поблизости, в подвале на центральной площади Сталинграда.

Старший лейтенант Ильченко немедленно по рации передал эти сведения командиру бригады. Через несколько минут текст этого сообщения находился в штабе армии. Федору Ильченко были даны соответствующие полномочия».

…Раннее утро 31 января 1943 года. В полутьме над площадью медленно гасли ракеты, освещая мертвенным светом громады руин, поваленные столбы, запекшуюся копоть на краях воронок. Старший лейтенант Ильченко через переводчика передал в рупор: «Предлагаем прекратить огонь! Предлагаем начать переговоры о капитуляции окруженной немецкой армии!» Через некоторое время из здания универмага вышел немецкий офицер с палкой в руках, на которую была нацеплена белая тряпка. Старший лейтенант Ильченко вместе с лейтенантом Межирко, переводчиком и несколькими автоматчиками пересекли передний край и вышли на площадь. Никто не мог знать, что их ждет за стенами погруженного в темноту здания.

Генерал И.А. Ласкин рассказывал: «Мы приняли от Ильченко сообщение. Он встретился с представителями немецкого командования. Однако начальник штаба Шмидт заявил ему, что Паулюс будет вести переговоры только со старшими офицерами, равными ему по званию. Мне было приказано - отправиться в подвал универмага. Мы торопились. Ведь каждый час боев уносил солдатские жизни.

Никто не собирался от побежденного генерала Паулюса выслушивать какие-либо особые условия сдачи в плен. Мы чувствовали себя победителями.

У нас была одна цель: принять полную и безоговорочную капитуляцию немецких войск в Сталинграде.

Мы ехали по заснеженной дороге, на обочинах которой саперы ставили щиты: «Осторожно, мины!» Все ближе раздавались автоматные очереди, стук пулеметов. На центральной площади, укрывшись за грудой камней, мы некоторое время наблюдали. В окнах универмага, заложенных кирпичами и мешками – огневые точки. Как потом узнали, здание обороняли три тысячи солдат и офицеров. Через переводчика, в рупор мы передали, что идут представители Красной армии. Однако никто не вышел нам навстречу. На площади виднелась одна тропинка, остальные подходы к зданию, как нас предупредили, были заминированы. Мы решили не ждать, пока поработают наши саперы, и по той же тропе, по которой прошел Ильченко, двинулись к фашистскому логову.

Нас было пятеро, вместе со мной – командир батальона Латышев, переводчик Степанов и двое автоматчиков. Отдали приказ, - если понадобится, прикрыть нас огнем. Когда мы подошли к входу в здание, то увидели плотную цепочку немецких офицеров, которые, закрывая вход в подвал, угрюмо смотрели на нас. Даже когда наша группа подошла к ним вплотную, они не сдвинулись с места. Что было делать? Мы плечами отодвинули их от входа. Опасаясь выстрела в спину, стали спускаться в темный подвал».

Группа генерала Ласкина шла принимать капитуляцию от имени сотен тысяч жителей города: немцы ворвались в Сталинград как каратели. Бомбовыми ударами и снарядами разрушали жилые дома, школы, больницы, театры, музеи.

На сгоревших улицах в земляных норах люди молились: «Только бы не попасть к немцам…»

Подходя к убежищу, где прятались в основном женщины с детьми немецкие солдаты без предупреждения бросали вниз гранаты. Раненых пристреливали на месте, живых, толкая прикладами, гнали в степь. Одни попадали потом в концлагеря, другие – на каторжные работы в Германию.

- Оказавшись в подвале, набитом гитлеровцами, мы совершенно не знали – в какую сторону нам идти, - продолжал свой рассказ генерал И.А. Ласкин. – Двигались молча. Боялись, что услышав русскую речь, немцы с перепугу начнут палить. Шли в темноте, держась за стену, надеясь, что в конце концов наткнемся на какую-нибудь дверь. Наконец ухватились за ручку и вошли в освещенную комнату. Сразу заметили на мундирах находившихся здесь военных генеральские и полковничьи погоны. Я подошел к столу в центре комнаты и громко через переводчика сказал всем присутствующим: «Мы – представители Красной армии. Встать! Сдать оружие!» Одни встали, другие замешкались. Я еще раз резко повторил команду. Никто из них сопротивления не оказал.Один за другим немцы стали называть свои имена. В помещении находились начальник штаба генерал Шмидт, командующий южной группой войск генерал Росске и другие высшие военные чины.

Генерал Росске заявил, что командующий Паулюс передал ему полномочия по ведению переговоров. Я потребовал немедленной встречи с Паулюсом. «Это невозможно, - заявил Шмидт. – Командующий возведен Гитлером в чин фельдмаршала, но в данное время армией не командует. К тому же он нездоров». Молнией мелькнула мысль: «Может быть, здесь идет какая-то игра, а Паулюса успели переправить в другое место?» Однако постепенно в ходе допроса немецких генералов выяснилось, что Паулюс находится поблизости, в подвале. Я потребовал, чтобы начальник штаба Шмидт отправился к нему и передал наши условия капитуляции немецких войск. По моему приказу следом за Шмидтом последовал комбат Латышев с тем, чтобы установить наш пост у кабинета Паулюса. Никого туда не впускать и не выпускать. У двери встал рядовой Петр Алтухов.

К тому времени наша группа, уполномоченная принять капитуляцию немецких войск, значительно расширилась. К нам присоединились начальник оперативного отдела армии Г.С. Лукин, начальник разведотдела И.М. Рыжов, командир 38-й стрелковой бригады И.Д. Бурмаков и другие офицеры. А также группа разведчиков.

Мы предъявили генералам Шмидту и Росске требование – немедленно отдать приказ всем окруженным под Сталинградом войскам прекратить огонь и всякое сопротивление.

Генерал Росске сел за пишущую машинку. Тем временем наши офицеры стали разоружать немецких военных. В углу сваливали в кучу пистолеты, автоматы. Это была поистине символическая картина.

Мы взяли под контроль телефонную сеть, находившуюся в штабе, чтобы следить за тем, какие приказы отдаются в войска.

Генерал Росске подал нам текст приказа, который он назвал «прощальным». Вот его содержание: «Голод, холод, самовольная капитуляция отдельных частей сделали невозможным продолжать руководство войсками. Чтобы воспрепятствовать полной гибели своих солдат, мы решили вступить в переговоры о прекращении боевых действий. Человеческое обращение в плену и возможность вернуться домой после окончания войны гарантируется Советским Союзом. Такой конец – это сама судьба, которой должны покориться все солдаты.

Приказываю:

Немедленно сложить оружие. Солдаты и офицеры могут взять с собой все необходимые вещи…»

Прочитав этот приказ, я сказал генералу Росске, что в нем должно быть четко сказано: «Всем солдатам и офицерам организованно сдаться в плен». Росске снова сел за пишущую машинку и добавил это важное указание. Однако он сообщил нам, что у них нет связи с северной группой войск, и бои там продолжаются. На наших глазах штаб немецкой армии пришел в движение. В последний раз в Сталинграде. По многим телефонам немецкие связисты хриплыми, простуженными голосами передавали в войска текст приказа.

Следом за адъютантом Адамом мы вошли к Паулюсу.

Подвальная комната была небольшой, похожей на склеп. Заложив руки за спину, фельдмаршал ходил вдоль бетонной стены, как загнанный зверь.

Я назвал себя и объявил его пленником.Паулюс на ломаном русском языке произнес, видимо, давно приготовленную фразу: «Фельдмаршал Паулюс сдается Красной армии в плен». Что удивило нас тогда, так это его заявление по поводу своего мундира. В этой обстановке он счел возможным сообщить нам, что всего два дня назад произведен в фельдмаршалы. Новой формы одежды не имеет. Поэтому представляется нам в форме генерал-полковника. Паулюс заявил, что ознакомлен с текстом приказа о капитуляции и согласен с ним. Мы спросили его о том, какие последние распоряжения Гитлера были ему переданы. Паулюс ответил, что Гитлер приказал сражаться на Волге и ждать подхода танковых групп. Поскольку нам сообщили, что штаб немецкой армии не имеет связи с группой своих войск, продолжающих вести бои в северных районах Сталинграда, я потребовал, чтобы Паулюс направил туда офицеров, которые доставят приказ о капитуляции. Однако Паулюс отказался, заявив, что теперь он – пленник и не имеет права отдавать приказы своим солдатам.

После разгрома немецких войск под Сталинградом в Германии был объявлен трехдневный траур.

(Овчинникова Людмила. Как пленили Паулюса. /Интернет-газета «Столетие» от 01.02. 2013).

Всеми военными действиями под Сталинградом командовал маршал Советского Союза Г. К. Жуков, направленный сюда И. В. Сталиным, председателем ГКО.

Маршал Г. К. Жуков

Биография Георгия Константиновича Жукова берет начало еще в конце XIX века. Он родился в деревушке Стрелковка, что в Калужской губернии 1 декабря 1896 года. Георгий выходец из простой крестьянской семьи, поэтому образование получил только начальное – три класса церковно-приходской школы, которые окончил с отличием. Затем мальчика отправили в Москву, где он стал подмастерьем в небольшой скорняжной мастерской. К 13-ти годам он уже отличный мастер, но тяга к учебе не дает Жукову покоя, и подросток поступает на вечерние общеобразовательные курсы и получает аттестат зрелости.

Когда началась Первая мировая война, Георгия призывают в имперскую армию и отправляют в кавалерийский полк. Любопытно, что благодаря образованию он мог пойти в школу прапорщиков и стать сразу же офицером, но постеснялся в 19-летнем возрасте командовать опытными солдатами, поэтому отказался. Как скажет маршал Жуков впоследствии – это была счастливая мысль, иначе после революции ему пришлось бы эмигрировать. Участвуя в боевых действиях, молодой кавалерист был ранен, частично потерял слух, но совершил ряд подвигов, в том числе захватил в одиночку немецкого офицера. За это будущий полководец был награжден Георгиевским крестом.

Во время Гражданской войны Георгий Жуков примкнул к Красной Армии и сражался с войсками Антона Деникина и Петра Врангеля. В 1920-м году Жуков оканчивает Рязанские кавалерийские курсы и становится командиром взвода, позднее – эскадрона. Именно его подразделение занималось подавлением крестьянского бунта под Тамбовом, так называемого Антоновского восстания. За удачную операцию Жукова представили к ордену Красного Знамени. В середине 20-х годов Георгий согласился на преподавательскую должность в Белорусском государственном университете, где вел военно-допризывную подготовку.

В 30-х годах Георгий Константинович вновь в командирском седле. Ему доверили 4-ю кавалерийскую дивизию, затем назначили заместителем командующего Белорусским военным округом по кавалерии. Позднее Георгия Жукова пытались скомпрометировать и обвинить в связях с неожиданно ставшим врагом народа командующим Белорусским округом Иеронимом Уборевичем. Полководец не растерялся и лично на имя Иосифа Сталина, а также Климента Ворошилова отправил телеграммы с вопросом: как он мог по долгу службы не контактировать с непосредственным начальником. Дело ограничилось лишь выговором.

Накануне Великой Отечественной войны Политбюро назначило Георгия Константиновича начальником Генерального штаба. Первым делом Жуков потребовал привести всю армию в боевую готовность, так как предвидел нападение Фашистской Германии, но не во всех своих идеях смог убедить вождя, о чем после войны неоднократно публично сожалел.

Из боевых действий во время Второй мировой войны стоит особенно выделить бои на Западном фронте и командование прорывом блокады Ленинграда, оборону Сталинграда. Полководец Георгий Жуков приказал расстреливать всех, кто бросит оружие, из-за чего имел в дальнейшем славу жестокого военачальника, однако его действия приносили успехи. Также Жуков курировал войска в битве на Курской дуге и идеально провел наступательную операцию «Багратион».

Звание Маршала Советского Союза Георгию Константиновичу Жукову было присвоено в начале 1943 года. Он стал первым офицером, удостоенным этого звания с начала войны. Как маршал он принимал капитуляцию Фашистской Германии, а также принимал в 1945 году главные Парады Победы в Москве на Красной площади и в Берлине у Бранденбургских ворот.

Уже через год разыгралось знаменитое «Трофейное дело», в ходе которого легендарного маршала Победы обвинили в незаконном присвоении различных предметов роскоши и раздувании своих заслуг в деле разгрома армии Адольфа Гитлера. Георгий Жуков признал, что действительно привез из Германии много мебели, ковров и другой модной утвари, и раскаялся в том, что не поставил об этом в известность вышестоящее начальство. В итоге его перевели на должность командующего Уральским военным округом.

После смерти Сталина полководца возвращают в Москву и по распоряжению Никиты Хрущева назначают первым заместителем министра обороны, а позднее и министром. Кстати, Георгий Жуков сыграл далеко не последнюю роль в устранении от власти Лаврентия Берии, который и был его разоблачителем в «Трофейном деле». По мнению большинства исследователей, маршал Жуков стал одной из ключевых фигур в подавлении Венгерского антикоммунистического восстания 1956 года и провел довольно кровавую операцию «Вихрь». После нее Хрущев испугался большого влияния министра обороны на общественность и военачальников, поэтому добился полного отстранения Георгия Жукова от дел и отправил его в отставку.

О личной жизни маршала. О маршале в народе ходит масса мифов, в том числе и о личной жизни Георгия Жукова. Поэтому стоит говорить только о тех романтических отношениях, которые он сам признавал. Впервые Жуков мог жениться еще юношей. У него был роман с дочерью домохозяйки, у которой Георгий снимал московскую квартиру. Но из-за Первой мировой войны те планы канули в лету. В 1919 году в саратовском лазарете Георгий Жуков встретил медсестру Марию Волохову и между ними сразу же вспыхнули чувства. Но из-за военных действий молодые люди расстались.

Через год будущий маршал полюбил юную учительницу Александру Зуйкову, которая стала считаться его супругой, хотя официально расписались они только в 1953 году. И тут судьба вновь свела Георгия Константиновича с Марией Волоховой. Несколько лет Жуков разрывался между двумя женщинами. Интересно, что почти одновременно дамы сделали его отцом: Александра родила дочь Эру, а Мария – Маргариту. Кстати, обе «жены» Георгия Жукова знали друг о друге, но мирились с ситуацией. Позднее Волохова вышла замуж и порвала отношения с возлюбленным. А официальная супруга подарила Георгию еще одну дочь Эллу.

Во время Второй мировой войны Жуков жил в гражданском браке с военным фельдшером Лидией Захаровой. Она прошла с маршалом всю войну, не раз выходила с ним на передовую и переехала на юг Украины, когда того назначили командующим одесского военного округа. Они расставались только тогда, когда навещать мужа приезжала Александра Зуйкова. В итоге, Георгий Константинович порвал отношения с любовницей, но не ради супруги, а ради военного врача Галины Семеновой. Они тоже жили в фактическом союзе, но в 1965 году Георгий Жуков официально развелся с Зуйковой и пошел в ЗАГС с Галиной, которая родила ему четвертую дочь Марию.

Все дочери Георгия Жукова получили отличное образование. Маргарита окончила юридический и экономический факультет МГУ, более 40-ка лет преподавала политэкономию в различных столичных вузах. Она является основательницей общественного фонда «Маршал Жуков». Эра и Элла закончили МГИМО. Старшая из них была сотрудницей Института государства и права Российской академии наук, а младшая стала журналистом. А Мария Георгиевна написала и издала широко известную книгу «Маршал Жуков — мой отец».

В последние годы жизни Георгий Жуков вновь стал посещать Кремлевский дворец съездов, где его неизменно встречали продолжительными аплодисментами. Также маршал был консультантом документального фильма «Если дорог тебе твой дом» и «Страницы Сталинградской битвы», причем он даже снялся в двух сериях. Вышла в печать и книга мемуаров «Воспоминания и размышления»,  над которой Жуков трудился более 10 лет.

В конце 1973 года умирает жена Георгия Жукова, Галина Александровна, после чего маршал стал чувствовать себя все хуже и хуже. Он перенес инсульт, затем инфаркт, а весной впал в кому. Георгий Константинович Жуков скончался в больнице 18 июня 1974 года после нескольких недель пребывания в коме. Несмотря на последнюю волю полководца о традиционном погребении, его тело кремировали, а прах захоронили в Кремлёвской стене на Красной площади Москвы. На 100-летие со дня рождения маршала Георгия Жукова впервые в истории кремлёвского некрополя была отслужена панихида.

 

 

---

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 1851; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!