От октября 1917до создания Советского государства 4 страница
Оренбургский муфтий М.Султанов 14 октября 1914 года в своей фетве (заключении) призвал российских мусульман: "Мы, мусульмане, заодно со всем российским народом в эти тяжёлые времена должны подать помощь нашему государству к отражению неприятелей. И во времена прежних войн, защищая отечество, русские мусульмане показывали великие самопожертвования, и во времена настоящих, проходящих перед нами событий они, Бог даст, выкажут с избытком ещё раз свой патриотизм". Российские мусульмане не остались чужды общему патриотическому подъёму в России, признавалось в секретном циркуляре министра внутренних дел от 18 октября 1914 года. "Таким образом, в данное время ходом исторических событий создались условия, по-видимому, не благоприятствующие для проповеди среди наших мусульман идеи о духовном и национальном единстве мусульман всего мира и о значении, какое должна иметь для них единоверная им Турция и её халиф в качестве духовного главы всего мусульманства", — писал в 1919 году А.Кручинский.
(Кручинский А. Очерки русской политики на окраинах. Ч.1. Баку, 1919. С.186-187).
21 октября в Баку на многотысячно митинге мусульман губернский кадий сказал: "Наша преданность России диктуется не только принципом подданства, но и голосом совести и велениями Корана". 29 октября 1914 года германо-турецкий флот напал на русские суда и обстрелял Севастополь, Феодосию и Новороссийск. 3 ноября Россия объявила Турции войну, а спустя семь дней в стамбульской мечети шейх-уль-ислам (от араб. — старейшина ислама — Ред.) перед зелёным знаменем Пророка объявил джихад (священную войну мусульман в защиту веры), подчёркивая, что Россия, Англия и Франция "враждебны к исламскому халифату" и прилагают все усилия к тому, чтобы "погасить высокий свет ислама", а также призвал мусульман, находившихся под властью правительств названных государств, объявить им "священную войну". Ситуация существенно обострилась: ведь Турция представала как объект очередного крестового похода Европы, да и в России горячо говорили о возвращении креста на храм Святой Софии. 11 ноября 1914 года оренбургский муфтий Султанов заявил, что Турция сделала необдуманный шаг, и сделала его, несомненно, под влиянием Германии, что объявление джихада не вызвано ни интересами Турции, ни религией ислама. Муфтий подчёркивал, что в Российском государстве "мы живём уже много веков" и с ним "сблизились исторически; в этом нашем отечестве мы живём, пользуясь земными благами и спокойствием; целость нашего отечества, а равно и его мощь, есть источник нашего благополучия и нашего спокойствия… Нам, российским мусульманам, нужно, конечно, беречь своё отечество от врага". В воззвании таврического муфтия А.М.Карашайского к мусульманам говорилось, что Турция "дерзнула напасть на наше дорогое отечество — Россию, являющуюся священной родиной для всех населяющих её народов, в том числе и для мусульман. Поэтому-то мы, мусульмане, вместе со всеми нашими соотечественниками обязаны стараться всеми силами изгнать врагов нашей родины и, исполняя священный свой долг, избавить её от бед".
Даже в Туркестане, откуда мусульмане не призывались в российскую армию, известный местный теолог мулла М.Бехбуди в своём журнале "Ойна" ("Зеркало") в начале 1915 года писал, что участие России в союзе стран, противостоящих другим христианским государствам, к которым присоединилась Турция, нет ничего оскорбляющего и унижающего ислам. "Поэтому нашему туркестанскому туземному населению нужно быть спокойным, сдержанным и вполне лояльным" по отношению к царю и стране, "иначе… мы обречём себя на неминуемую гибель". Глава исмаилитов Ага-хан, в сферу влияния которого входили памирские исмаилиты, обратился к единоверцам с воззванием, в котором призывал их выступить против Германии и Турции на стороне Атланты. "Мусульманам, — писал он, — надлежит оставаться верными долгу присяги… Никто не сможет победить столь могучих государей, как император и король Индии и Англии и царь всероссийский". Сам способ вступления Турции в войну, пишет современный турецкий историк, встревожил русских: османская декларация войны сопровождалась провозглашением "священной войны" в пяти отдельных фетвах, изданных османским шейх-уль-исламом. Очевидно, что объявление джихада было предназначено специально для мусульман, живущих под русским и британским владычеством. Одна фетва была переведена на татарский язык и издана большим тиражом. Однако объявление "священной войны", вопреки расчётам составителей фетв, не вызвало восстания мусульман в доминионах Антанты. Надежды турецких лидеров на успех пропаганды панисламизма и пантюркизма не оправдались. Мусульмане Ирана, Афганистана и Средней Азии тоже не поддержали призыв, прозвучавший из Стамбула, а арабы Сирии, Палестины, Хиджаза и Северной Африки активно выступили против турок.
Когда были мобилизованы десятки тысяч тюркских солдат (известны случаи, когда их количество в полках доходило до пятисот человек), стала очевидной нехватка военных мулл. С начала боевых действий солдаты-тюрки стали писать об этом домой. В одном письме с фронта (сентябрь 1914 года) на имя известного татарского общественного деятеля, журналиста, издателя и педагога Хади Максудова сообщалось, что в каждом полку имелись по два священника, а "для нас, бедных мусульман, нет ни одного муллы". Автор письма вопрошал: "Откуда нам их просить?" В декабре 1914 года в Петрограде состоялось совещание представителей мусульманских общественных организаций, которое предложило избранному Временному центральному мусульманскому комитету добиться от властей направления на фронт за казённый счёт по крайней мере по одному мулле на каждую дивизию. Этого было явно недостаточно, но власти не торопились с реализацией и такого весьма скромного предложения. Недовольство солдат вызвала работа Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС), оказавшегося не вполне готовым действовать в условиях военного времени. В письмах от раненых мусульман, находящихся на излечении в разных лазаретах, часто встречались жалобы на то, что муллы плохо исполняли свои обязанности по отношению к солдатам. Редакция татарской газеты "Турмуш" ("Жизнь") 22 мая 1915 года писала, что ОМДС обязано позаботиться об учреждении должности военного муллы. Как видим, татарской общественностью решение этой задачи возлагалось на мусульманских "иерархов", имевших контакт с властью.
Лишь весной 1916 года военное командование приняло, наконец, решение, согласно которому число военных мулл значительно увеличивалось, а приказом главковерха царя Николая II полковым муллам были установлены оклады. И всё же летом 1916 года военный мулла при штабе 5-й армии во время объезда частей обратил внимание на то, что на позициях убитых мусульман погребает полковой священник, и это сильно угнетало моральное состояние военнослужащих-мусульман. Двух штатных мулл на армию было крайне недостаточно при значительном количестве тюркских солдат, и потому, как отмечалось в связи с этим военным аналитиком, было необходимо назначить по одному мулле на дивизию из числа находившихся в дивизии нижних чинов, окончивших медресе и имевших свидетельство о прохождении экзамена на звание муллы. При этом мусульманские иерархи соглашались на то, что такие назначения не должны связываться ни с дополнительными расходами из казны, ни с освобождением назначенного лица от прямых его, как нижнего чина, обязанностей службы.
Наконец, 5 июля 1916 года, во время Рамазана, появился приказ Николая II о должно-сти дивизионного муллы. Вскоре прибывший в Уфу дивизионный имам А. Якупов сообщал, что "дух войск великолепный", что "в настоящее время очень много имамов назначены в войска для совершения необходимых религиозных обрядов".
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Вконце июля, когда мусульмане отмечали праздник разговенья (Ураза-Байрам) после окончания священного поста, муфтий Оренбургского Магометанского Духовного собрания Мухаммад-Сафа Баязитов в ответ на своё обращение к царю получил такой ответ: "Благодарю Вас и всех мусульман, собравшихся на торжественное богослужение по случаю праздника Рамазан-Байрама, за молитвы и выражение верноподданнических чувств. Высоко ценю доблесть многочисленных мусульман, сражающихся в рядах нашей храброй армии. Николай". Сообщение об этом Баязитов отослал в действующую армию вместе с просьбой разрешить воинам-мусульманам совершить моление 24 сентября, во время мусульманского праздника. Это пожелание было выполнено, в частности, командованием Северного фронта, которое также разрешило в середине декабря 1916 года в связи с другой телеграммой Баязитова дать возможность воинам-мусульманам совершить моление 24 декабря — в следующий мусульманский праздник. За заслуги по организации деятельности мулл в тылу и на фронте в 1916 году Мухаммадсафа Баязитов был награждён орденом Станислава 2-й степени. Известны факты доблестного исполнения своего воинского долга российскими мусульманами, от рядовых до генералов. Командир 166-го пехотного Ровненского полка генерал-майор Р.Сыртланов в феврале 1917 года был посмертно награждён самой почётной и высокой офицерской наградой — Георгиевским крестом 4-й степени за то, что в бою 20 июня 1916 года близ Скробово во время кровопролитного штурма сильно укреплённой позиции, подняв в атаку свой полк, первым оказался на бруствере неприятельского укрепления. (На орденах, которыми награждались офицеры-мусульмане, вместо изображения христианских святых был российский герб — двуглавый орёл. Командир 306-го Мокшанского полка полковник М.Ибрагимов был награждён Георгиевским оружием. Награжден за то, что 14 мая 1915 года у деревни Загробы взял с бою гребень высот и удерживался на этой позиции в течение трёх дней против превосходившего в силах противника, подавая личный пример храбрости. 2-й эскадрон Крымского конного полка, состоявшего в основном из крымских татар, 10 сентября 1916 года предпринял атаку против германской тяжёлой артиллерийской бригады у деревни Нераговки, изрубил орудийную прислугу и захватил три тяжёлых орудия. Офицеры полка давали такую оценку своим подчинённым-татарам: "Хорошие были солдаты, стойкие, отличные в разведке, исполнительные… Все наши татары были великолепные солдаты: исполнительные, добродушные, великолепные товарищи. Честность и порядочность татарская просто могли служить примером, а их прямота и привязанность к своему офицеру и к полку были просто поразительны и достойны подражания".
Разумеется, различные тюркские народы "вписывались" в вооружённые силы Российской империи по-разному. Резак-бек Хаджиев, выпускник Московского кадетского корпуса и Тверского кавалерийского училища, с лета 1917 года был начальником охраны генерала Л.Г.Корнилова. Корнилов дал Хаджиеву прозвище "Хан". Благоговея перед памятью генерала, он принял имя "Хан Хаджиев" и так подписал свои мемуары. Р.Хаджиев вспоминал, что в добровольческий Текинский конный полк туркмены пошли служить по призыву представителей своей элиты: "Россия в опасности, нам надо идти и бороться в рядах русской армии". Однако предложение хивинского хана набрать 40-тысячную армию из туркмен не было принято русскими военными. В итоге на средства туркменского населения был сформирован один лишь Текинский конный полк. Его боевые успехи сразу привлекли внимание. Журналист "Петроградского курьера" писал: "В бою под Сольдау, на германской земле, впервые видел новые конные части нашей армии из туркмен… Их появление всюду производит фурор и обращает всеобщее внимание". Полк не раз спасал положение на русско-германском фронте. В "Русском слове" известным военным корреспондентом Вас.Ив.Немировичем-Данченко были описаны бои под Лодзью: "Налёт их на большие силы оторопевших немцев невозможно описать… Один из офицеров германского генерального штаба говорил: "Кто же мог думать, что у русских есть "дьяволы", совершающие то, что должно быть вне пределов человеческих сил? Разве можно предвидеть подвиги, граничащие с безумием. Они не поддаются здравому расчёту".
28 мая 1916 года Текинский полк наголову разбил австрийские части, вдвое их превосходящие: туркмены уложили около 2000 человек, взяли в плен более 3000 человек. Всего за несколько месяцев в полку появились 67 георгиевских кавалеров, не считая награждённых другими военными наградами.
Громкую известность с первых дней участия в боевых действиях получил также добровольческий Татарский полк, состоявший из азербайджанцев и входивший в состав Кавказской туземной конной дивизии. Им командовал полковник П.А.Половцев, бывший гусар, поклонник, как писал известный московский журналист А.Тамарин, теории о предопределении. "У него русское тело, а душа татарская", — говорили о нём в полку. Галицкую кампанию 1914-1915 годов этот полк ознаменовал заметным участием в невероятном по смелости переходе Карпат. Он держал в страхе всю Венгрию, а при отступлении русской армии тюрки-азербайджанцы прикрывали отход и принимали на себя удары врага.
Одна татарская газета заявила 1 января 1915 года: "Война нам дала прекрасные результаты — отрезвили мы своё отечество". И в самом деле, высшая власть стала демонстрировать своё благоволение к воинам-тюркам. К примеру, в феврале 1915 года Николай II посетил специальный мусульманский госпиталь, расположенный в одном из дворцов Царского Села, и собственноручно наградил отличившихся на фронте раненых воинов. В письме военного министра А.А.Поливанова председателю Совета министров Б.В.Штюрмеру от 14 марта 1916 года отмечалось, что война рассеяла сомнения в благонадёжности многих "инородцев".
За истекший год, писал 1 января 1916 года в бакинской газете "Каспий" Д.Дагестани (Джейхун-бек Гаджибеков), мусульмане почти всюду лишний раз своим поведением доказали, что к их "традиционному консерватизму во всём, касающемся своего государства, отечества, прибавилось ещё сознание основ государственности, гражданственности". Добросовестно выполняя свой гражданский долг, они дали понять цивилизованному миру, что для них "идея государственности и идея отечественности" — дороже всяких племенных, расовых, религиозных и прочих связей. О чём думали тюркские солдаты на фронтах мировой войны, определённое представление дают их письма, которых сохранилось, правда, немного. Зная о цензуре, солдаты были очень осторожны в письмах, ограничиваясь часто сообщениями о здоровье, вопросами о родных. Татары-солдаты часто старались передавать правду о своей жизни на фронте через товарищей, едущих домой лечиться или на побывку. Писем татар сохранилось мало ещё и потому, что цензоры широко пользовались правом задерживать все письма, если "не представится возможным их прочтение". Но и сохранившиеся письма дают определённую возможность показать, как тюркские солдаты воспринимали войну, относились к своим сослуживцам-славянам.
По сведениям казанского военного цензора, о войне тюрки-мусульмане писали с фронта мало, лишь изредка встречались строки, говорившие, по мнению чиновника, о патриотизме их авторов, о стремлении к победе русского царя.
Из письма татарина-солдата в Мензелинск от 21 сентября 1914 года: "Война, надо воевать. Ничего не поделаешь, надо немцу дать по шапке. Русские вот веселятся, им понятна защита родины, а нам, мусульманам, как-то не то. Но драться мы будем храбро, не хуже русских".
В письме от 12 января 1915 года содержались следующие строки: "Мусульмане гибнут за славян и за икону… Во имя родины мы все мусульмане рука об руку гибнем".
В письмах тюркских солдат постоянно встречались жалобы и на холод, и на голод, и на потери. В письмах образованных людей отмечались другие мотивы и совсем другое настроение — желание скорейшего мира. Один из цензоров констатировал: "Не видно… в татарских письмах и ясного понимания переживаемого момента, а раньше всё-таки замечалось, но теперь татары не вглядываются в будущее России; если будущее их и интересует, то исключительно своё, узконациональное будущее". Сознавая, что "писать много нельзя — секут, когда узнают, что солдаты правду пишут", автор одного из писем, тем не менее сообщает: "Терпим много бед. Пусть скорее мирятся цари, нам хуже не будет. Мулла говорит, что мы здесь воюем не без пользы для нашей нации".
Другой воин в своём письме просит татарскую газету: "В каждом номере пишите, что нас много миллионов и что у нас есть сознание".
В одном из писем с фронта сообщается: "Был приказ, чтобы за мусульманами установить строгий надзор, так как мусульмане будто намереваются сдаваться в плен, поэтому на одного мусульманина назначили для надзора по одному русскому солдату. Нам, мусульманам, это очень оскорбительно и позорно, почему мы все пали духом, так как мы все, как и русские, проливаем кровь". От офицеров им порой приходилось слышать, что "одна подошва русского солдата ценнее тысячи голов жалких инородцев", что с "татарвой", "татарской лопаткой" особенно церемониться нечего. Обычными для всех солдат российской армии были издевательства и насилие со стороны офицеров, и русские солдаты подчас вымещали на мусульманах озлобление против командования. По словам одного солдата-мусульманина, в его роте взводный запрещал общаться по-татарски и собираться группами; ротный бил за то, что, плохо зная русский язык, татары не умели петь "Боже, царя храни" (по-татарски петь запрещали), а некоторые русские солдаты дразнили татар "турками" и "басурманами".
"Второй год страдаем на этой проклятой войне, — писал с фронта татарин-солдат в город Арск. — Да хоть бы удовлетворяли всем да относились по-человечески. А то на родном языке не говори, рыло под кулак подставляй… Да ещё вот татаризм мой. Хотел в школу прапорщиков — не взяли". Или: "Рана зажила, чувствую (себя) хорошо. Хотел ехать домой — не отпускают, видно, "татаризм" мешает". Письма от 28 мая 1915 года: "И вот сидим, думаем. Не знаем, на кого идём. Когда нас на фронт отправили, говорили, за отечество и за царя, ничего нам не понятно. На родном языке разговаривать не разрешают, как начнём говорить, то сейчас же кричат: "Эй вы, турки некрещёные, нельзя", и вот, дружок, (здесь) тысяча раз хуже, чем в плену". Рядовой Закир из Гатчинского полка в письме советовал своим родным отрубить его родственнику пару пальцев, чтобы он не попал в армию. "Если бы я избавился от рук неверных, — пишет он, — я даже одну руку отрезал (у него)". Себе же он желал "вернуться домой в скором времени, по получении раны". Из другого письма: "Вчера я получил Георгиевский крест. Ходили мы давно уж в разведку и сняли австрийский дозор… Ротный сказал, что за русским царём служба не пропадёт. Теперь тебя бить меньше станут. Георгиевский крест всё-таки защита, а то всё подзатыльники и ругань… потому что я мусульманин". Появление военных мулл на фронте также получило оценку со стороны солдат. В одном из писем в Казань, автором которого является татарин — солдат 105-го артиллерийского полка, это комментируется так: "Назначенный в наше армию, 3-ю, мулла… читает молитвы, увещевает нас… Сражайтесь с врагом до последней капли крови. Это завет великого нашего Пророка Магомета, и вы должны это исполнить в точности". Иной раз муллы обещали улучшение положения мусульман в случае победы России: "Мусульманам будет польза, если Россия победит". Сами фронтовые муллы порой проговаривались в своих письмах: "Поскорей бы конец всему, вернуться бы в отечество и служить Исламу". На взгляд казанского историка И.Р.Тагирова, анализ содержания 54 писем тюркских солдат, опубликованных в 30-х годах и в той или иной мере проанализированных в историографии, говорит о подлинных изменениях в настроениях масс: "Эти письма свидетельствуют о том, что настроение масс менялось, менялось и отношение к войне. Неизменными оставались только чувства к России, к великому русскому народу. Чувство любви к родине в письмах сочеталось с чувством национальной униженности… Даже бесконечные насмешки и издевательства, о которых в достаточно полном объёме рассказывают письма, не в состоянии были вытравить из солдат-татар благородного чувства любви и преданности отечеству". Солдатские письма — ценный исторический источник, их поиск и изучение продолжаются. Первую попытку их анализа проделал известный тюрколог Н.И.Ашмарин, служивший во время войны казанским военным цензором. В своём отчёте от 8 сентября 1914 года он писал, что "письма солдат-мусульман обыкновенно пишутся по одному и тому же шаблону и заключают в себе крайне мало сведений о том, что происходит на войне. Тон писем — минорный… Война, по-видимому, представляется мусульманину каким-то непредвиденным бедствием, которое предназначено судьбой для одних и минует других; он мало вникает в трагическую связь событий и недоволен тем, (что) что-то нарушило мирное течение его обывательской жизни. Как видно из писем, многие мусульмане несут второстепенную службу в тылу армии, выполняют обязанности караульных и т.п. В письмах этих мусульман нередко высказывается надежда на то, что им не придётся идти в сражение, и что конец войны уже близок. Некоторые из татар, очевидно, считают войну с Германием и Австро-Венгрией делом, не имеющим близкого отношения к интересам мусульман. "Мы здесь служим гяурам; надо терпеть", — пишет один из них. Весьма возможно, что подобный взгляд на настоящую войну не составляет какого-то исключения", — осторожно заключал учёный. В другом своём отчёте, от 29 августа 1914 года, он обратил внимание на татарское письмо, в котором был употреблён, по его выражению, "ходячий оборот" — "мы, томящиеся на царской службе". Это распространённое выражение сформировалось под влиянием того, что в действительности чувствовали тюркские солдаты в рядах русской армии. Правда, то же самое чувствовали русские солдаты.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 359; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!