О советском кино и современном Православии 5 страница
Дома Николая тоже ждали соскучившиеся по любимому внуку дед и бабушка, которые растили его с семилетнего возраста. Разговорчивого и хулиганистого мальчишку привезла невестка, которая решила после гибели мужа выйти замуж второй раз. По-видимому, ее замужество было удачным, ведь за сыном она так и не вернулась и не интересовалась им.
Мальчик замкнулся. Он был очень растерян: после шумной Москвы его привезли в деревню, к незнакомым старикам, в маленький дом с печкой и туалетом на улице, с баней вместо ванны. Нет мамы, нет отца, нет друзей — соседских мальчишек, с которыми они так любили лазить по бесконечным кладовкам и бегать по длинным коридорам их огромной коммунальной квартиры.
В Москве его называли болтливым, здесь его прозвали «молчун». В общем, жизнь Коли изменилась до неузнаваемости, к тому же бабушка и дедушка по воскресеньям стали водить его в церковь.
Здесь же, в деревне, он пошел в школу, где 1 сентября впервые увидел Нину. Это была загорелая румяная девочка с носом-кнопкой и огромными яркосиними глазами. Ее волосы светло-каштанового цвета были заплетены в толстую длинную косу. Она, в коричневом школьном платье, с белоснежным накрахмаленным воротничком, стояла под дубом. Из-под порыжевшей листвы проглядывало пронзительносинее небо с кое-где проплывавшими белоснежными облаками. Нина была похожа на эту раннюю, свежую и прекрасную осень.
Сейчас тоже была ранняя осень, и сегодня он увидит свою Нину.
|
|
— Моя, наконец-то моя! — шептал он, подходя к дому по узкой, заросшей травой тропинке.
— Бабуля, привет!
Бабушка, хлопотавшая у плиты, от неожиданности выронила полотенце и со слезами радости бросилась ему на шею.
— А где дед?
— Он во дворе. Крышу латает. Коровник протек.
Часа через два, плотно поев, напившись чаю и, казалось бы, обо всем поговорив со стариками, Николай засобирался к Нине.
— Ты куда направляешься? — отчего-то угрюмо спросил дед.
— К Нинке, — ответил Николай.
— Погоди, — властно сказал дед, поглаживая себя по широкой, словно лопата, бороде, — присядь.
— Ну что еще? — нетерпеливо спросил Николай.
— Как раз об этом мы хотели с тобой поговорить, — тихо произнес дедушка.
— Нинка твоя… она того… беременна. Уж и живот видать, — быстро сказала бабушка, боясь, что внук не захочет слушать.
Николай побледнел, но спросил:
— И что?
— Ты знаешь? — ахнула бабушка.
— Конечно, — соврал Николай.
Дед молча смотрел на него, а бабушка не смогла сдержаться:
— И зачем, скажи, тебе это надо? Мало, что ли, намучился с шалавой этой, теперь решил еще и ребенка Кешкиного растить?
— Кешкиного… — прошептал Николай и задумался.
Нина любила Кешу, наверное, так же сильно, как он сам — Нин)7. Сколько она от него вытерпела, сколько слез пролила, когда каждый раз из клуба он уходил не с ней, а с новой подружкой, а Николай, хоть и жалел Нину, но втихаря радовался: вдруг она наконец поймет, что Кеша вовсе не тот, кто ей нужен. Но шли месяцы, потом — годы, и ничего не менялось: у Кеши постоянно появлялись новые подружки, но через какое-то время он возвращался к Нине…
|
|
— Ив конце концов он решил жениться, а она — представь — забеременела от него! Вернее, она говорит, что от него, но это неизвестно, потому что про нее такое говорят… — услышал Николай бабушкин голос, который вывел его из задумчивости.
— Кто решил жениться? — спросил он.
— Хахаль ее, Кешка, жениться решил, на Надьке. А Нинка так злилась, так злилась! Но вида не подавала — так и льнула к нему, и в конце концов оказалось, что она беременная! Сказала она, значит, Кеше, что он отцом будет, и говорит: мол, давай на мне женись! — сбивчиво рассказывала бабушка.
— А он что? — спросил Николай.
— Что он, что он, — проворчала бабушка, — он говорит, мол, это не мой ребенок. И к тому же у него Надька! А у Надьки отец председатель, ты же знаешь! Разве Кешка откажется от сытой жизни? Он и послал ее куда подальше! А она-то в этот раз на аборт не пошла, а решила им нервы потрепать — дотянула до свадьбы! И заявилась с пузом, пьяная, прямо на свадьбу!
|
|
— А свадьба когда была?
— Да недели три назад! — ответила бабушка.
— А письмо от нее я получил неделю назад. Значит, она еще на что-то надеялась, — тихо сказал Николай.
— Чего? — не поняла бабушка.
— Ничего. Ничего, бабуль… — задумчиво ответил Николай.
— Что ты думаешь делать? — услышал он строгий голос деда и вздрогнул.
— Дед… я все равно пойду и с ней встречусь, — тихо и твердо ответил Николай.
— Не доведет она тебя до добра, а доведет до беды, — сказал дед, — посему запрещаю я тебе с ней общаться. Хватит уже. Говорят, она три аборта сделала, а ты парень молодой, у тебя еще вся жизнь впереди.
— Мало ли что говорят! И вообще она тоже молодая! И к тому же без нее у меня жизни не будет! — воскликнул Николай.
— Это с ней у тебя жизни не будет. Послушай деда, сынок. Похоронишь ты себя заживо, если с ней свяжешься. Сходи, сходи и посмотри, во что она превратилась, да возвращайся домой, — ответил дед, и голос его дрогнул.
— Пьет твоя Нинка! — вставила бабуля.
Николай встал.
— Ладно. Уже темнеет. Пойду прогуляюсь, — сказал он обреченно замолчавшим старикам и вышел, тихо прикрыв дверь.
|
|
Бабушка села на лавку и, уткнувшись в передник, заплакала.
* * *
До Нинкиного дома идти было полчаса: Нина жила в соседней деревне.
Когда Николай постучался в ее окно, уже смеркалось. На стук вышла мать Нины — женщина строгого вида, в толстых очках и с высоким тугим пучком волос. Она зябко куталась в шаль.
— Тетя Зина, привет!
— Коленька, ты ли? Здравствуй, дорогой, — она обрадовалась и обняла Николая.
— Теть Зин, а Нина где?
Зинаида вздохнула, и сквозь сумерки Николай увидел подступившую красноту на ее лице.
— Коленька, оставь ее. Доведет она и тебя до беды, — последние слова она сказала, пряча скривившиеся губы под шаль, и залилась слезами.
— Не бойтесь. Я спасу ее, — ответил Николай, но тетя Зина заплакала еще сильнее.
Он понял, что ответа от нее не дождется, и пошел на поиски Нины к их бывшей однокласснице Ольге.
Ольга жила через дом.
— Если тебе оно надо — иди к своей Нинке, она у Дятлов, — сказала Ольга, пожав плечами.
— У Дятлов? — ошарашенно спросил Николай.
— Да! — торжествующе ответила Ольга и закрыла дверь.
Николай стоял и не знал, что и думать. Несколько минут в голове раздавался лишь стрекот кузнечиков.
Дятловы жили на краю села. Это была вконец опустившаяся семья потомков одного из известных партийцев-ленинцев, а ныне местных алкоголиков, не дававших покоя односельчанам. Жили они в лучшем и самом большом доме — в котором жила до раскулачивания многодетная семья помещика. Дом они, естественно, превратили в подобие свинарника. Давно не ремонтированный, он сильно покосился, и правая его часть уже несколько лет была нежилой: во время очередной гулянки кто-то из гостей повыбивал стекла, и теперь все обитатели дома ютились в левой части, в двух теплых и двух летних комнатах.
Николай подошел к дому и пригляделся. Везде горел свет, даже в правой части он заметил какое-то шевеление, и, словно тень, что-то метнулось в сторону.
Он вздохнул, открыл дверь и вошел в сени. В нос ударил запах тухлой рыбы, пота, перегара и мочи.
— Колян! Салют! Какими судьбами? — спросил Николая Слава Дятлов, учившийся в их школе. Кажется, он был моложе их на два или три года.
— Я Нину ищу, — ответил Николай, — не знаешь, где она?
— Да знаем, — мерзко захихикала неряшливо одетая оплывшая толстая баба, — иди в сени, выйди на улицу и пройди в правую часть, там твоя Нинка, уединилась, так сказать…
Все захохотали, и Николай, постояв еще пару минут, но так ничего и не поняв, вышел во двор, открыл покосившуюся дверь и зашел в нежилую часть дома. Было темно. Он зажег спичку и, спотыкаясь о хлам, задыхаясь от нестерпимой вони, прошел в одну из комнат, где на старом, рваном и пыльном диване увидел Нину.
Она спала. Юбка ее была задрана почти по пояс, обнажив округлившийся живот и нижнюю часть тела. Кроме юбки, на ней ничего не было. Николай отвернулся и присел на край дивана.
Диван скрипнул, ножка подогнулась, и Николай с Ниной оказались на полу. От Нины крепко пахло перегаром. Проснувшись, она начала было материться, но, узнав Николая, обняла его и поцеловала. Николай понял, что она была пьяна.
Он впервые в жизни прижался к ней, такой любимой и бесконечно далекой, а теперь ставшей неожиданно доступной и близкой, и не сразу понял, что несколько минут назад она была с кем-то еще…
Но ему не было противно, он слишком любил ее.
Когда все закончилось, она тут же уснула, а он лежал, совершенно счастливый, и думал о том, что все будет хорошо… Все обязательно будет хорошо. Его рука лежала на животе Нины. Неожиданно он почувствовал толчок прямо под своей ладонью. Николай ничего не понял — решил было, что ему показалось, но второй толчок, более сильный, заставил его сначала испугаться, а потом умилиться: он понял, что в животе Нины толкается ребенок.
— Ну привет, малыш! — весело сказал Николай. — Теперь у тебя будет папа.
Ребенок в ответ снова шевельнулся, робко и нежно, словно маленькая рыбка. Николай разговаривал с ним всю ночь, а Нина спала.
Наконец на рассвете Нина проснулась. Она посмотрела на Николая, усмехнулась и сказала:
— Привет. У тебя есть покурить?
Николай вынул спички и пачку «Явы». Нина с наслаждением затянулась.
Ребенок снова шевельнулся.
— Вот, малыш, и мама проснулась, — сказал Николай и погладил живот.
Нина удивленно посмотрела на него и ухмыльнулась.
— Нина, а разве тебе можно курить? — опомнился Николай.
Нина захохотала. Николай с недоумением посмотрел на нее, и она ответила:
— Бросить не получается. Нервы. Да и все равно оставлять ребенка я уже не буду.
— Как… оставлять? — не понял Николай.
— Аборт надо делать, вот чего.
— Как… аборт? Он ведь живой? Шевелится!
— Мало ли что шевелится. Жить хочет, тварь, вот и шевелится. Ненавижу! Ненавижу! — неожиданно зарыдала Нина, сжав кулаки и уткнувшись в грудь Николая.
— Но почему ты его ненавидишь? — не понял Николай.
— Ненавижу его отца, поэтому ненавижу и его, — зло ответила Нина.
— Но ребенок-то при чем? — удивился Николай.
— А ты что — будешь мне мораль читать? Тогда вали отсюда, — заорала Нина, оттолкнув кулаками Николая.
Она вскочила, одернула юбку и стала шарить по полу босыми ногами в поисках туфель.
— Нина, подожди… Я не буду читать тебе мораль. Я просто хотел сказать… выходи за меня замуж. Я буду растить этого ребенка как своего.
— Посмотрим, — ответила Нина и, поправив тяжелую копну волос, улыбнулась.
При свете дня она выглядела ужасно: посеревшее лицо, узкие, словно у китайца, глаза, распухший нос…
— Как ты изменилась. Надо же, как влияет на внешность женщины беременность, — удивленно сказал Николай, с любовью разглядывая ее.
— Пойдем. У тебя деньги есть? Купи мне пива, — попросила она и обняла его за плечи.
* * *
Следующая неделя пролетела словно в полусне: Нина и Николай быстро подали заявление в ЗАГС, забрали из дома деда вещи Николая, переехали к Нине и сыграли скромную, но все-таки свадьбу: в ЗАГСе, видя большой живот невесты, их согласились расписать без очереди.
Свадьба была грустная. Народу почти не было — только мать Нины, ее тетка с мужем из соседней деревни — и всё.
Николай, красивый и статный, в черном костюме, весь вечер вспоминал громовой голос деда: «Если женишься — домой не приходи! Пока я жив, на порог не пущу». Этот голос заглушал остальные голоса, которые пытались отговорить его от этого брака: и голос Зинаиды, матери Нины, и голос тетки и ее мужа Андрея, и голос Ольги. Даже Ольга как-то зашла, чтобы попытаться вразумить его, но у нее ничего не получилось. Приятелей, с которыми он провел в этой деревне все детство, рассказывавших о «похождениях» Нины, Николай тоже не хотел слышать. Ему было безразлично чужое мнение, кроме мнения деда. Но он надеялся, что дед с бабушкой в конце концов смягчатся, ведь кроме Николая у них никого не было.
А после свадьбы начался кошмар. Такого Николай ожидать не мог, ведь у него и в мыслях не было, что Нина выходила за него замуж лишь с одной целью — еще раз попытаться вернуть Кешу.
На другое утро после свадьбы у нее — казалось бы, на пустом месте — началась истерика.
— Нина, ты что плачешь? С тобой все в порядке? — спросил Николай молодую жену, проснувшись ранним утром от всхлипываний и завываний.
— Да, в порядке!
— Так почему ты плачешь?
— Да отвали ты, придурок! — Нина оттолкнула руку Николая, пытавшегося погладить ее по голове.
Николай молча встал, подошел к окну и закурил.
— Ты ожидала, что к нам на свадьбу прибежит Кеша? — спросил он у Нины, и она зарыдала еще громче. — Так ты что, вовсе не собиралась со мной жить, Нина? Ты просто хотела позлить Кешу и взяла меня в заложники, как и этого ребенка, которого ждешь?
— Коля… я буду с тобой жить. Но мне надо избавиться от ребенка, — голос Нины стал заискивающим.
— Ну зачем же? Я люблю тебя и люблю ребенка!
— А я ненавижу этого ребенка! Его отец меня бросил, он растоптал мою любовь, он всю жизнь издевался надо мной!
— Нина, подумай. Это же маленький человечек, ребенок. Твой ребенок. И он вовсе не виноват в том, что у вас с Кешей испортились отношения.
— Коля, я рожу тебе другого ребенка. Нашего общего ребенка. Но сначала я сделаю аборт. Это мое условие. Я не хочу этого ребенка! Я лучше убью себя, — закричала Нина и снова разрыдалась.
Николай вздохнул, сел рядом с ней и обнял ее — он был готов на все ради любимой.
Через два дня Николай и его молодая жена поехали в Череневку. Добирались они три с лишним часа — сначала пешком до автостанции, потом электричкой, потом на автобусе и опять пешком, минут двадцать по сырым торфяным дорогам. День был пасмурный, накануне резко похолодало, и Нина с Николаем, одетые по-летнему, замерзли.
Дом, куда они направлялись, стоял на отшибе, на самом краю поселка, почти у леса.
— Нина… ты точно не передумаешь?
— Нет, — твердо ответила Нина, стуча в тяжелую деревянную дверь.
Открывшая им дверь бабка доверия у Николая не вызвала. Крупная, с повязанным на голове узлом вверх красным платком, с лицом, покрытым бородавками, она казалась отвратительной.
Николая оставили сидеть в сенях, а Нина прошла в дом.
Минут десять было тихо, лишь слышно было, как бабка что-то говорила Нине. Потом раздался резкий крик, за ним — стон. Этот стон с тех пор Николай слышал во сне почти каждую ночь, а наяву стон Нины прервался только тогда, когда ее не стало.
Как выяснилось позднее, эта бабка, «народная умелица», прославившаяся тем, что избавляла женщин от нежелательной беременности с помощью вязальной спицы, убила не только ребенка, но и саму Нину.
Почти полчаса сидел Николай в сенях и слушал стоны Нины, сопровождаемые всхлипываниями. Ему было плохо, руки его тряслись. Он попытался было пройти к Нине, но бабка, возившаяся между ее ног, так крикнула на него, что он испугался и прикрыл дверь. Ему было страшно. Когда появилась Нина, бледная, с искаженным от боли лицом, Николай, подхватив ее под руку, поскорее вывел из этого ужасного дома.
— Пеленку придерживай! Через полчаса прими лекарство еще раз, если боль не прекратится! И никому не говорите, что у меня были! Скажете, что в погреб полезла и упала! Поняли? — кричала вслед бабка, но Нина и Николай даже не обернулись.
Не успели они дойти до остановки, как ноги Нины подкосились, и Николай едва успел подхватить ее. Он донес Нину до остановки. Автобус пришел быстро, но минут через пятнадцать тихо постанывающая Нина потеряла сознание, и Николай перепугался не на шутку. Он попросил водителя остановить автобус около больницы, благо что больница находилась рядом с автостанцией.
— Милая, потерпи, сейчас я покажу тебя врачу, а потом поедем домой, — сказал он Нине и поднял ее, холодную и показавшуюся ему какой-то слишком легкой, на руки. Сиденье под ней было мокрым от крови, на полу тоже была кровь.
Николай отнес жену в больницу. Как только ее забрали врачи, он сел и начал молиться. Впервые в жизни. Он молился, как умел, — не так, как молились дед и бабушка: этих молитв он не помнил. Николай молился по-своему:
— Господи! Пусть все закончится поскорее. Пожалуйста. Пусть этот кошмар скорее кончится. Нина, как ты? Нина, Ниночка… пожалуйста, пожалуйста, Господи, помоги… — шептал он.
Николай сидел не поднимая головы и не слышал, как орали на него медсестры, решившие, видимо, что он заставил жену сделать аборт. Он не видел, как возле него собрался народ — и врачи, и пациенты; он не чувствовал, как его трясли за плечо.
Николай очнулся лишь от сильного удара в челюсть. Высокий, совсем еще молодой мужчина в белом халате и белой шапочке, ударивший его, стоял напротив Николая.
— Ну что, ублюдок? Доигрался? Умерла жена твоя! Прободение матки! Не спасли ее! Не смогли! Кровопотеря слишком большая! Понял?
— Паша, перестань, Паша, — кричала молоденькая медсестра, держа доктора за плечи.
— Да как они пошли на это?! Там же ребенок практически доношенный был! — кричал врач.
Через минуту появились еще двое мужчин в белых халатах и женщина.
Что было дальше, Николай помнил смутно: милиция, похороны Нины, суд, тюрьма, инфаркт бабушки и ее смерть, — все переплелось в его сознании, как огромный живой клубок, который, поселившись в черепной коробке, высасывал все мысли и все силы Николая.
Отсидел он недолго, всего три месяца, после чего его оправдали, и он, вернувшись в деревню, нашел свой дом пустым: оказывается, неделю назад умер и дедушка. Слово свое дед сдержал: пока был жив, в его доме Николай так и не появился…
После произошедшего с ним Николай, который и так был неразговорчив, превратился в молчуна и отшельника. Люди стали сторониться его, он — их.
С тех пор прошло много лет, некоторые односельчане, в основном его ровесники, разъехались, многие уже умерли, дома их оказались брошены и никому не нужны, но старая церковь, в которую его водили дед с бабушкой, по-прежнему стояла на пригорке, глядя широкими окнами на все стороны света.
Николай так и остался в домике деда, тихо и бесцельно проживая свою неудавшуюся жизнь, вспоминая ту, которая сделала его самым счастливым на несколько мгновений и самым несчастным на всю оставшуюся жизнь. Жил он натуральным хозяйством: весной и летом работал на огороде и в поле с утра до ночи, а зимой в основном отдыхал, лишь иногда уходил на заработки в соседнюю деревню — ту самую, где когда-то жила Нина, к своему однокласснику Александру, ныне хозяину лесопилки, с которым дружил со школы. Это, пожалуй, был единственный человек, с которым он общался. Николай никогда не пил: вид бутылок и запах алкоголя вызывали у него омерзение, напоминая семью Дятловых и Нину, вернее, то, во что она превратилась, когда начала пить.
Дружелюбный священник, появившийся лет пятнадцать назад в их деревне с молодой женой и маленькой дочкой, раздражал его: Николай не понимал, зачем тот пытается общаться с ним и для чего при встрече всегда приглашает на службу в храм или даже к ним в гости на чай.
Николай обиделся на Бога, ведь Он забрал его Нину, его любимую, его единственную и неповторимую, прекрасную, как сама осень. Через два месяца после смерти деда он убрал в сундук его любимые иконы, которые, как ему казалось, смотрели на него, Николая, с немым укором. Одна из них, с изображением седого старика с добрым, но каким-то пронзительным взглядом, и была иконой Николая Чудотворца — его святого.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 323; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!