О советском кино и современном Православии 4 страница
Показателен в понимании этой позиции человека и актера Анатолия Солоницына пролог к фильму «Андрей Рублев», где «летающий мужик», рискуя своей жизнью, прыгает с колокольни церкви в небо.
Его воздушный шар сшит из каких-то кусков кожи. Наполнить шар паром помог ему напарник, которого растерзала толпа. Но нашего воздухоплавателя она все же не успела настигнуть.
И вот он парит в воздухе и, удивляясь самому себе, тому, что все же взлетел в небо, говорит:
— Летю!
И радостно смеется.
Поразительно снято начало полета. Это ведь храм Покрова-на-Нерли. Но он показан не открыточно, не фронтально.
Вот стены храма накренились, отодвинулись — мы смотрим на них с точки зрения шара, летящего мужика. Увиделись рельефы на стенах храма — это львы, символы власти. Стены еще отодвинулись, и вот весь храм увиделся с высоты, с куполом и крестом, плывущими в небе.
И то ощущение полета, которое возникло у меня в душе, когда я впервые увидел храм, повторилось и сейчас, запечатленное кинокамерой.
— Эй вы, догоняйте меня! — счастливо кричит таким маленьким коровкам, которые пасутся внизу, на лугу, свершающий, может быть, первый полет в истории человечества русский мужик.
Но уже через несколько мгновений он испуганно произносит, почувствовав, как горячий воздух выходит из шара:
— Ой, что это?
Земля стремительно приближается.
Ближе, ближе…
— А-а-а! — только и успел предсмертно крикнуть мужик.
|
|
|
Что же это? Если ты оторвался от земли, осуществил свою мечту, неизбежно будет падение, смерть? Расплата за твое дерзновение?
Если бы так, то смысл фильма получился бы слишком примитивным.
Все дело в том, что полет мужика не кончается гибелью. Он кончается финальной сценой, когда преподобный прижимает рыдающего подростка к груди и говорит ему надтреснутым голосом:
— Такой праздник для людей устроил, а еще плачет… Ну все, все… Пойдем по Руси, ты колокола лить, а я иконы писать… Ну все, все…
И тут…
Стылая весенняя грязь начинает превращаться в угли горящего костра. Постепенно появляются краски икон…
Вот мы увидели изображение парящего голубя…
Это же Дух Святой!
Изображение из черно-белого стало цветным. И вот под дивную музыку мы увидели и летящего Ангела…
Складки одеяний…
И предстала перед нами Святая Троица.
Думаю, что не сознательно, а скорее интуитивно, то есть по Промыслу Божиему, Андрею Тарковскому удалось свидетельствовать миру веру православную, свидетельствовать Бога.
И в этом — подлинный, сокровенный смысл фильма «Андрей Рублев».
Да, летающий мужик разбился.
Но он все же совершил полет!
Да, жизнь Анатолия Солоницына рано оборвалась — в сорок семь лет.
|
|
|
Но он совершил полет!
Да, жизнь Андрея Тарковского тоже рано оборвалась — к тому же на чужбине.
«Я умираю от той же болезни, что и Толя Солоницын», — записал он в своем дневнике.
Но он совершил полет!
А от скольких людей мне доводилось слышать, что к вере они пришли благодаря фильму!
В том числе и от священнослужителей.
Что же до меня, то я и сегодня вспоминаю тот тихий осенний день со светлой радостью.
В китобойную флотилию меня не взяли — я оказался «невыездным». И слава Богу.
И творческий, и жизненный путь определились для меня — я вернулся на Волгу, на родную землю, где живу и сейчас.
Все, что я пишу, невольно сопоставляю и с «Андреем Рублевым», который для меня есть мерило художественной правды и силы.
И спрашиваю себя: «А что сказал бы Анатолий? Как оценил бы сделанное мной?»
А если мне надо сказать о России, о Православии, я смежаю глаза и вижу белый храм на взгорке у реки.
Вот храм становится все выше и выше, плывет в прозрачной осенней голубизне. Крест вспыхивает на солнце.
Полет не кончается, брат, идущий по тропе, поворачивается ко мне и радостно улыбается, видя слезы на моих глазах.
ЕЛЕНА ЖИВОВА
Несвятой Николай
В многодетной семье отца Георгия накануне Рождества родился еще один ребенок.
|
|
|
В субботу вечером, сразу после всенощной, у матушки Татьяны начались схватки. Пришлось срочно ехать в роддом: медлить было опасно, ведь предыдущие роды были с осложнениями.
Оказалось, что детишек оставить не с кем: старшая дочь отца Георгия и матушки Татьяны, пятнадцатилетняя Ксюша, с утра поехала в Сосенки, к бабушке. Бабушка, мама священника Георгия, страдала гипертонией. Ксюша попросилась у нее переночевать: накануне бабушка плохо себя чувствовала. Матушка Татьяна разрешила, она не думала, что роды начнутся так скоро, — до положенного срока ходить оставалось еще две с половиной недели. Но человек предполагает, а Бог располагает…
Годовалый Сережа, Сеня двух с половиной лет, семилетний Коля, восьмилетняя Катерина и десятилетние озорники Борис и Глеб — на кого оставить детей? Матушка впала было в панику, но, помолившись, успокоилась. Она надела старый полушубок мужа (так как больше ни во что не влезала), валенки и, корчась от накатывающей боли, вышла из избы и поплелась в сторонудеревни.
Стороннему наблюдателю ее положение показалось бы просто ужасным: две бабушки из соседней деревушки, практически единственные постоянные прихожанки храма отца Георгия, они и пели, и убирались, посидели бы с детьми, но сильно заболели: обеих свалил грипп и уже вторую неделю они не приходили на службы. А в деревне, где обитала в приходском доме семья отца Георгия, жилыми оставались только три дома. В ближайшем к ним полуразвалившемся домишке с рассыпавшимся лет двадцать назад забором жила древняя, почти выжившая из ума, но безобидная девяностопятилетняя старушка. Детей на нее оставить было нельзя никак: она сама была, что называется, как ребенок, и отец Георгий периодически наведывался к ней, чтобы причастить ее, а матушка часто посылала ребятишек отнести ей то хлебушка, то картошки.
|
|
|
За ней, через два заброшенных двора, стоял крепкий еще дом, в котором жил одинокий нелюдимый мужчина лет шестидесяти, много лет назад похоронивший жену. Детей у них не было. В храме он не бывал никогда и с отцом Георгием, несколько раз пытавшимся поговорить с ним, старался не общаться — попросту избегал его.
Сразу за его домом находилось владение москвичей. Лет двенадцать назад они сдали свою трехкомнатную квартиру в Бибиреве и купили здесь у родственников небольшой, но вполне приличный домик. За это время они успели прикупить еще два ближайших к ним участка вместе с домами, разобрать старые постройки, обнести свою землю забором из сетки «рабицы» и построить шикарный, на взгляд отца Георгия и матушки, двухэтажный дом с камином и двумя небольшими печками. К ним-то и направлялась матушка Татьяна.
Она дружила с Ариной, простой и доброй женщиной, которая, на удивление Татьяны, полюбила деревенский быт и все, что с ним связано. Когда Арина с Романом приехали сюда, их единственному сыну Петру не было и двух лет, а потом, уже здесь, у них родились еще две дочери. Рожала Арина дома, с мужем, и, сколько она ни убеждала Татьяну в том, что домашние роды благо как для ребенка, так и для мамы, матушка Татьяна каждый раз направлялась в областной роддом за восемьдесят километров.
Еще не дойдя до их широких ворот матушка Татьяна поняла, что они уехали. Она вспомнила: Арина говорила ей, что они все вместе собираются съездить в Москву: необходимо навестить жильцов и проверить, платят ли они вовремя коммуналку за квартиру. К тому же у младшей дочки почти закончились подгузники. Да и пора закупать бытовую химию — порошки и моющие средства тоже кончились, нет лампочек и чего-то еще… Не успела Татьяна подумать об этом, как согнулась от боли и села в сугроб. Переждав схватку, она встала и, так и не стряхнув с себя снег, направилась к Николаю — так звали одинокого необщительного мужчину.
Стучалась матушка долго. Николай открывать не хотел. Но свет горел, и Татьяна, читая про себя Иисусову молитву, продолжала терпеливо барабанить в дверь избы, глядя в окно, из которого виднелся голубоватый квадрат. Может быть, Николай смотрел телевизор и задремал?
Матушка думала о том, что двое старших сыновей, Борис и Глеб, были слишком своевольными и с ними никак нельзя оставить малышей. С восьмилетней Катей — еще куда ни шло, но ведь эта парочка не будет слушаться Катерину. Они наверняка перевернут вверх дном весь дом, а то и пожар устроят — вон как тогда, в конце лета. Она вздрогнула, вспомнив, как в августе сыновья подожгли стог сена, и только чудом огонь не перекинулся на забор, а ведь там и до курятника недалеко…
Наконец послышалось шлепанье тяжелых резиновых штиблет и Николай распахнул дверь.
— Простите… — просипела матушка обветрившимися губами.
— Чем обязан? — недовольно спросил Николай.
— Я… рожаю… — только и успела вымолвить Татьяна, как боль пронзила ее. Матушку настигла очередная схватка, и она подумала, что промежутки что-то стали слишком короткими. Или это не схватки, а просто боль?
Глаза Николая округлились. Он посмотрел на Татьяну, но ничего не ответил.
— Муж повезет меня в роддом. Пожалуйста… побудьте с детьми. Они сейчас одни. Старшая, Ксюша, уехала в Сосенки, к бабушке, и младших не с кем оставить.
Николай постоял несколько секунд, глядя перед собой, потом сплюнул с крыльца в снег и прикрыл дверь.
— Николай… Николай, пожалуйста… — прошептала отчаявшаяся было Татьяна, как вдруг услышала:
— Дай тулуп-то одеть.
Через минуту дверь снова отворилась, Николай аккуратно повесил большой висячий замок и спустился с крыльца.
Всю дорогу он не проронил ни слова.
Татьяна довела его до избы, схватила два пакета, в которых были заранее бережно сложены ночная рубашка для роддома, шлепанцы, вещи для малыша, и, на ходу поцеловав растерянную дочь, вышла из дома.
— Кажется, Катеринка плачет, — прошептала Татьяна и смахнула слезу.
Когда Татьяна вошла в храм, служба уже закончилась. Батюшка, убиравшийся в алтаре, посмотрел на нее и все понял.
Он сразу выхватил из рук Татьяны пакеты и, подхватив ее под локоть, довел до машины. Старенькая «Нива» стояла тут же, напротив храма. Отец Георгий завел мотор и покачал головой. Взглянув на Татьяну, которая, держась за низ живота, согнулась от боли, он спросил:
— Что ж ты так? Дотянула? А если не успеем?
— Когда ты на службу шел, еще ничего не было, — прошептала Татьяна.
— Но ты вроде еще днем сказала, что живот побаливает? — уточнил батюшка.
— Так я думала, что это предварительные схватки. Они к концу беременности то появляются, то исчезают, — ответила Татьяна.
— Не разберешь вас, — пробормотал отец Георгий в бороду, поворачивая руль.
Машину едва не закрутило: сразу после оттепели грянули морозы.
— Осторожнее! — попросила Татьяна и добавила: — Ой как болит-то…
Отец Георгий с тревогой посмотрел на нее.
— Не успеем, — еле слышно прошептал он.
* * *
Пока машина неслась по обледенелой дороге, Николай в поисках телевизора зашел в просторную кухню и увидел малышей, сидящих на полу на двух толстенных ватных одеялах среди кучи разбросанных игрушек.
По телевизору шел мультфильм про зайца.
— Это я, Ушастик. Это я погулять вышел, — сказал один из мальчиков тихим голосом и посмотрел на Николая.
Николай сильно покраснел, потому что вдруг вспомнил, как в школе его дразнили Ушастиком за большие, оттопыренные уши. С возрастом уши Николая, конечно, не стали меньше, но летом он прятал их под кепку, а зимой под шапку-ушанку.
Николай потер уши и спросил у малышей:
— Где у вас тут пульт? Сейчас будем смотреть футбол.
Дети посмотрели на него и ничего не ответили.
— Вы слышите, эй! Где пульт? — повторил Николай.
— Мы им не даем пульт, они еще маленькие, — ответила ему девочка с большими испуганными глазами, которая неслышно подошла сзади.
— У нас нет антенны, — сказал Николаю один из близнецов.
— Мы только смотрим мультики на дисках, — вторил брату другой близнец.
Николай расстроился: шел финальный матч по футболу.
— А ты правда безбожник? — вдруг услышал он и обернулся.
Справа от него стоял еще один невысокий худенький мальчик с большими серьезными серыми глазами.
— Это почему я безбожник? — обиделся было Николай.
— Я слышал, как папа говорил маме, что ты безбожник. Вот я и спрашиваю: почему ты безбожник? — спросил мальчик Николая, глядя ему в глаза.
— Ты еще маленький, вот подрастешь и поймешь, — снисходительно ответил Николай мальчику, потрепав его коротко стриженные волосы на затылке.
— А я уже все понимаю, — ответил ему ребенок.
— М-да? И что ты понимаешь? — с усмешкой спросил Николай.
— Я понимаю, что люди делают сами себя несчастными. Вон Борька с Глебом маму не слушаются, и поэтому папа у них снегокат отобрал, — ответил мальчик.
— А ты — подлиза! — крикнул ему один из близнецов и поднял руку, чтобы толкнуть мальчика в спину, но Николай, перехватив руку Бориса (или Глеба?), строго сказал:
— А ну не балуй!
Катерина подошла к малышам и взяла на руки младшего братишку:
— Дядя Николай, я пойду уложу Сережу спать.
— А ты умеешь? — деловито поинтересовался Николай и тут же покраснел: он сам не имел ни малейшего представления о том, как укладывать спать младенцев.
— Да, мне мама уже давно разрешает его укладывать, — гордо ответила девочка.
— Ну иди… а не рано ли?
— Нет, он глазки трет уже. Если сейчас его не умыть, не переодеть и не уложить, то он начнет хныкать, а потом будет орать. Мама всегда говорит, что все надо делать в свое время, — пояснила Катюша.
— И переоденешь сама?
— Да, я уже два года умею переодевать, я даже Сеню переодевала, когда он совсем маленький был, — гордо сказала Катя.
— А что ж тогда ваша мать меня позвала, раз вы такие самостоятельные? — с недоумением спросил девочку Николай и увидел, как Катя и сероглазый мальчик покраснели и посмотрели на широкий диван, на котором Глеб с Борисом занимались чем-то, по-видимому, очень интересным.
Николай тихо подошел к ним и все понял: мальчишки собрались сделать «петуха». Они стащили коробок спичек и, взяв небольшое блюдце (видимо, для того, чтобы не испортить диван), сложили спички горкой. Положив им руки на плечи, Николай спросил:
— Парни! Вы что — совсем обалдели?
— Мама не разрешает им брать спички! — звонким голосом крикнула Катя.
— А ты — ябеда! — крикнул один из братьев и, схватив Катю за подол юбки, с силой дернул ее так, что ткань затрещала.
Катя собралась было заплакать, но передумала и, поплотнее прижав к себе младенца, вышла из кухни.
— Что вы за люди такие? — возмущенно спросил Николай близнецов.
Ребята молчали потупившись.
— Неужели непонятно, что с огнем шутить нельзя?
— Мы не шутим, мы играем, — отозвался один из братьев.
— Играть тоже нельзя, тем более что мать вам это запретила. Я свою мать слушался! Знаете, как она меня лупила! И всегда за дело! И вас надо бы выпороть! — не удержался Николай.
— Нас папа с мамой не бьют, — разом ответили дети.
— А зря! В общем, так! Я вам не мама и не папа. Если что — выдеру вот этим ремнем, — сказал Николай строгим голосом и показал пальцем на старый солдатский ремень с кованой пряжкой.
Он заметил, что мальчик с серыми глазами посмотрел на него с уважением, и улыбнулся.
Близнецы с опаской покосились на него, но, кажется, не поверили, и Николай на всякий случай решил их чем-нибудь занять.
— «Петуха» делать дома нельзя никогда, запомните! Вы же не дураки? Или все-таки дураки? — спросил Николай и внимательно посмотрел мальчишкам в глаза.
— Нет… не дураки, — ответили мальчики.
— А если не дураки, так и не надо совершать дурацких поступков, — резонно заметил Николай.
Он зажал в широком кулаке спички, взял блюдце, поставил его на стол и спросил:
— Клей у вас есть? И тоненькая кисточка? И фанерка ненужная?
Через пару минут дети принесли ему кисточку, клей ПВА и старую разделочную доску.
— Только не выливай весь клей, он мне еще для школы пригодится, — попросил Николая один из близнецов.
— Не волнуйся, у тебя его много. А если что — брат поделится. Поделишься? — спросил он другого мальчика.
Тот закивал в ответ, с интересом глядя на приготовления Николая.
— Сейчас будем строить домик, — сказал Николай и подмигнул одному из близнецов.
Он взял кисточку, четыре спички, намазал кончики спичек клеем, потом сложил из них квадрат и положил на доску.
— Вот твой дом, — сказал он одному из мальчиков.
— А вот — твой, — кивнул он другому и соорудил точно такую же конструкцию в другой стороне разделочной доски.
— Ух ты! — воскликнул один из ребят.
— Ну вот и принимайтесь за дело. Ломать — не строить. Окошки знаете как делать? Порежьте несколько спичек на три части, среднюю часть в серединку не кладите, крайние части приклеиваете по бокам, и получается окно. Положите слоя четыре спичек, а затем снова кладите целые спички сверху. А потом меня позовете, когда крышу надо будет делать. И не забывайте мазать клеем!
Близнецы с интересом взялись за работу, споря, у кого будет самый аккуратный дом, и в это время появилась Катя.
— Потише, Сережа спит. Теперь пойду укладывать Сеню. Сенечка, скажи всем: «Спокойной ночи» — и пошли умываться, — позвала Катя братишку.
— Не-е-е… — захныкал было малыш.
Катя протянула ему книжку:
— А я тебе почитаю!
— Пи-ить…
— Вот твоя бутылка с чаем, мама приготовила, держи, — сказала Катя брату и увела его в противоположную часть дома.
— А разве маленькие у вас раздельно спят? — спросил Николай.
— Да, потому что ложатся в разное время и по ночам иногда просыпаются писать. И чтобы один другого не будил, они спят в разных комнатах, — ответил один из близнецов. Сеня уже спит с нами, а Сережа пока с мамой и папой.
— Понятно. А тебя как зовут? — спросил Николай сероглазого мальчика.
— Так же, как и тебя. У нас очень хороший небесный покровитель, — ответил мальчик.
— Какой покровитель? — не понял Николай.
— Святитель Николай Чудотворец, вот он. — Ребенок протянул руку в сторону, и Николай увидел в углу огромный иконостас, где стояли несколько икон, среди которых одна показалась ему смутно знакомой: кажется, похожая икона лежала в старом комоде его бабушки, среди белья, завернутая в кусок сукна.
— Какое у него лицо доброе, — вырвалось у Николая. Мальчик Николай улыбнулся и ответил:
— Это потому, что он очень добрый!
— У меня тоже лежит в комоде икона с изображением этого святого, но там у него вид очень строгий, — ответил Николай.
— Это потому, что он строг к грешникам, — ответил ему мальчик и, внимательно посмотрев на него, удивленно спросил: — А почему икона лежит в комоде?
— Ну… потому что… незачем это, — не нашелся Николай.
— Понятно. Ты убрал икону и думаешь, что теперь Бога нет?
— Нет. Я убрал икону, потому что…
— Потому что стал безбожником, да? — спросил маленький Николай.
Николай разозлился. Не рассказывать же этому маленькому зануде, что в тот единственный раз, когда он обратился к Богу, Он его не услышал…
* * *
Случилось это сорок лет назад. Николай тогда только что вернулся из армии. Одноклассница, в которую он был влюблен с самого первого класса, написала ему письмо буквально за неделю до его возвращения домой. Она писала, что все поняла и выйдет за него замуж. Радости Николая не было предела: Нина, его мечта, его единственная, любовь всей его жизни, наконец ответила ему взаимностью! Он не верил своему счастью, ведь Нина гуляла с Кешей начиная с восьмого класса, и с того времени он отчаялся и уже не надеялся, что Нина когда-нибудь проявит к нему благосклонность, но в глубине души все еще чего-то ждал. Он верил, что когда-нибудь она поймет. Надеялся, что когда-нибудь она оценит. Ждал, что когда-нибудь она посмотрит. Посмотрит на него и увидит, что он — тот, кто готов ради нее на все.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 332; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!