Притяжение и отталкивание 9 страница
Екатерина (в этом, пожалуй, главное) выделила в русском обществе личность. Здесь она пошла значительно дальше Петра. При ней дворянство получило невиданные прежде льготы. Возникла ситуация, когда в России как бы возникает «внутренний Запад», очень небольшой и очень особенный, и очень нетрадиционный для России. Дворянство создает «мир в себе», в котором личность, а не традиционное славянское коллективистское начало, получает возможности для расцвета. Не заставили ждать результаты, более всего известные в литературе: Державин, Карамзин, Жуковский, Батюшков, Пушкин.
Образовательная реформа Екатерины была тесно связана с именем Бецкого, отпрыска аристократической семьи, родившегося в Стокгольме, получившего образование в Копенгагене и прожившего большую часть жизни в Париже. Для Екатерины этот русский, хорошо знавший ее мать, был большим авторитетом в учености. Поклонник Руссо, Бецкий верил в необъятные возможности просвещения, своими интересами он знаменовал поворот русского общества в 70-80-х годах ХУШ века от Вольтера к Руссо (Орлов пригласил великого гражданина Женевы жить в его поместье, в семье Потемкина перевели Руссо на русский язык). Для такого поворота требовалось, чтобы государство взяло на себя заботу о просвещении своих граждан. В Петербурге и Москве были открыты специальные «воспитательные» дома, «чтобы (словами указа) преодолеть предрассудки столетий, дать народу новое воспитание и, так сказать, заново его переродить». Для решения такой задачи предполагалось изолировать детей от внешнего мира в возрасте от пяти лет до двадцати. Став президентом Академии Искусств, Бецкой начал свой эксперимент по выращиванию западных людей под русским небом. В стране заработали кадетские корпуса, но самой продолжительной в этом эксперименте была деятельность Смольного института благородных девиц. Конечным результатом, естественно, не стало превращение России в Запад, но было осуществлено более широкое знакомство молодого поколения с западными идеями.
|
|
|
Россия при Екатерине более полно и в более массовом порядке познакомилась с блестящей эпохой западного века Просвещения. Нет сомнения, что именно это обстоятельство породило Пушкина и его плеяду, обеспечило в XIX веке взлет русской культуры, гуманной и общечеловеческой. Этический активизм стал заметнейшей чертой русского западничества, моральное образование стало одним из его наиболее привлекательных лозунгов. Но во всех образовательных мероприятиях века Екатерины не было достигнуто смещения общенационального интереса с теософических вопросов на конкретно-практические, с поисков философского корня жизни на создание плеяды образованных инженеров. Во время, когда Запад вступил в индустриальную революцию, немногочисленные русские высшие учебные заведения прививали интерес скорее к военной науке или к философскому образованию, чем к потребностям прозаической практической жизни. Все знатоки западной системы образования вокруг Екатерины не смогли найти средств преодолеть созерцательность русской души и ее стремления решить все проблемы мира нахождением одной «правильной» системы мирообъяснения. Бецкой, отвечавший за украшение северной столицы, привез в Петербург много превосходного уральского камня. Это же внешнее украшение произошло и в системе формирования нации. Петербургский фасад стал прекрасен, но столь же поверхностен для огромной России, как и запланированная им система западного образования. Его усилиями Фальконе воздвиг свой памятник Петру, и этот одинокий всадник стал символом подвижничества в вестернизации России.
|
|
|
Самый большой плацдарм Запад получил с формированием в России системы образования, с возникновением прозападного сегмента населения, получившего название «интеллигенция». Именно она, интеллигенция, периодически поднимала пламя прозападных идей до революционного горения, она дала декабристов, Герцена, народников, социал-революционеров, социал-демократов, коммунистов. Важно отметить, что образование в России было прежде всего, процессом изучения Запада и его отражения в России. Образование было (и есть) главным средством приближения основной массы населения к нормам, сближающим с западным образом жизни.
|
|
|
Именно при царице Екатерине в России возникает слой (пока очень тонкий) интеллигенции, которая берет на себя функцию связи России с Западом. С самого начала этот слой не вписывается в государственную структуру страны, но страстно предан идее соединения своей страны с очевидно передовым Западом. Отныне эта традиция станет важнейшей чертой развития России. Их (интеллигентов) отчуждение от государственной службы станет причиной постоянной революционизации общества. Такие деятели русской культуры, как Радищев, Новиков и Сковорода, были прежде всего революционерами, т.е. сторонниками ускорения процесса аккомодации России к Западу. Нужно отметить, что две российские столицы – Москва и Петербург по отношению к Западу стали превращаться в своего рода антагонистов. Петербург Екатерины стал (если утрировать) почти что центром вольтерьянского космополитизма, а Москва превратилась в оплот национального чувства, в автохтонную столицу восточного славянства.
|
|
|
Отдельной страницей взаимодействия Запада и России стало масонство, своеобразная светская религия. Первым прибывшим с Запада в 1728 году масоном был шотландский кондотьер Джеймс Кейт. Став военным губернатором Украины в 40-х годах Кейт возглавил первую русскую масонскую ложу. Большим поклонником масонов стал император Петр III, успевший за свое короткое правление построить для масонов Петербурга специальное здание. Масонство способствовало вестернизации самого богатого – верхнего слоя русского общества, англофилов – Воронцовых, Елагиных, Гагариных. Между 1728-1917 годами оно служило сближению западной и русской аристократии, созданию у них чувства общности, космополитизации русской элиты. В то же время «коллективные поиски истины» масонов как бы подчеркивали наличие двух народов, живущих под одним небом, но думающих и чувствующих по-разному: русской прозападной аристократии и далекого от Запада простого люда. Между началом XVIII и началом ХХ века масонство объективно укрепляло солидарность верхов и, одновременно, все больше уводило их от основной массы народа.
* * *
Процесс вестернизации осуществлялся в XVIII веке по нарастающей. Но высокие общественно-политические схемы, звучавшие внушительно в Петербурге, почти теряли свой смысл, когда достигали (в виде указов) российской провинции. Почти не проникала в глубины провинции жизнь Российской Академии Наук. В рудиментарном состоянии находилась система высшего образования. В огромной стране так и не возникли свои Оксфорд, Сорбонна (подлинно европейского уровня российские университеты достигнут лишь в XIX веке). При этом прозападная часть общества была при Екатерине все же значительно укреплена – духовная жизнь страны перешла из монастырей в города, в типографии, в появившееся «общество». Показательно то обстоятельство, что именно Екатерина закрыла множество монастырей – центров своеобразного сопротивления основной среды народа, с глухим ропотом воспринимавшего новую реальность, противоположную его верованиям, духу, обрядам. Именно она снесла огромную часть деревянной Москвы. Были созданы комиссии по планомерной застройке Петербурга и Москвы, старое и новое столкнулось на одной почве. Энергичные попытки перестроить русский дом Екатериной Великой натолкнулись на своеобразие «почвы», русской действительности, что, вопреки петербургскому фасаду, не позволило стране «мимоходом», легко и свободно войти в западный мир. Растущее взаимопонимание российской и западной элит камуфлировало факт парадигмального отличия духовной жизни и базовых ценностей России и Запада, разительного отличия ментального процесса населения двух регионов.
Два народа в одном возникают в России. Возможно, никогда раньше это не было более очевидно, чем в период предпринятой императрицей Екатериной деятельности по созыву в 1766-1767 годах земского собора – предполагаемого первого российского парламента, который должен был состоять из 564 депутатов. Фактом является, что не императрица, а два первых сословия напрочь отказались сидеть рядом с сословием крестьянским. Сами дворяне, творцы культуры, абсолютно созвучной с западноевропейской, создали то жесткое общественное разделение, которое взорвалось полутора веками позже – в 1917-1918 годах. Два народа внутри одного все более расходились между собой. Один устремился в Амстердам и Париж, приобщаясь к мировой культуре и многое воспринимая в западном психологическом стереотипе. Второй народ оставался на своей бедной почве и жил в совершенно ином мире, не имеющем с миром барина практически ничего общего.
Глава четвертая
ОТ НАПОЛЕОНА ДО КАЙЗЕРА
Целое столетие русской интеллигенции жило отрицанием и подрывало основы существования России. Теперь должна она обратиться к положительным началам, к абсолютным святыням, чтобы возродить Россию. Но это предполагает перевоспитание русского характера. Мы должны будем усвоить себе некоторые западные добродетели, оставаясь русскими.
Н. Бердяев, 1918
Девятнадцатый век был особым временем во взаимоотношениях Запада И России. Сказалась особенность эволюции Запада. С одной стороны, еще более выросла значимость Запада как центра мира – последние «свободные» территории даже в далекой Африке оказались захваченными Западом. Раздел мира завершился. Только Россия, Оттоманская империя, Таиланд и Япония избежали колониальной зависимости от Запада. С другой стороны, воцарившийся после Великой французской революции национализм сделал «субъектов Запада» – великие национальные государства – интровертивно настроенными, подозрительно относящимися к соседям. Если в восемнадцатом веке романовская династия, как и вся придворная элита, органически легко общалась с Европой династических дворов, то в девятнадцатом веке, несмотря на коммуникационные улучшения, национальные барьеры гораздо крепче разделили Запад (что, в конечном счете, привело к мировой войне). Вопреки многим ожиданиям Европа после Наполеона не превратилась в один большой дом, а стала жертвой суровой межнациональной неприязни.
Все это в высшей степени сказалось на взаимоотношениях России с западными соседями. Цари Александр Первый и, особенно, Николай Первый навещали Запад, но более ценили связи с центральноевропейскими монархиями, что в конечном счете привело к российско-западному ожесточению с кульминацией в Крымской войне 1853-1855 годов. В новый для Европы период 1870-1914 годов, характерный быстрым подъемом Германии, шансы на формирование органического союза Запада уменьшились еще более. Опасаясь мощи Берлина, Петербург после 1871 года начал формировать союз с повергнутой пруссаками Францией, он готовил тем самым небывалое: союз России с Западом против Центральной Европы.
Девятнадцатый век был веком триумфа науки и знаний о природе. Но в этом же веке обнаружилась уязвимость системы духовных ценностей Запада, всемогущего и алчного. Наиболее убедительную критику этой стороны западного развития осуществляла еще не вступившая полностью в ареал англо-французской рациональности Германия.
Родившаяся под германским небом критика западной цивилизации исходила из констатации культурной пресыщенности, духовных колебаний, грубого материализма, односторонней рассудочности, самовлюбленного рационализма Запада, прошедшего, по мнению германских критиков, пик подъема и вышедшего на плато, за которым неизбежен спуск вниз.
Именно немцы, первые жертвы вестернизации, первыми указали (устами Гердера) на ту истину, что каждый народ обладает уникальным коллективным духом. Более того, каждый народ имеет право на эту уникальность, право отстаивать ее. Именно так думали все остальные – до и после немцев – жертвы вестернизации, обращаясь к романтической идеализации истоков особенностей, обычаев, духовных основ своего народа. Немцы сделали это по-немецки умно, добротно и убедительно. Русские одними из первых учились этой германской идеологии национальной самозащиты. На русскую читающую публику глубокое впечатление произвело рассуждение Гегеля о том, что слуга, знающий определенно свою роль и роль своего хозяина, умнее своего хозяина, знающего лишь собственную роль. То есть жертва Запада, если она осмысленно воспринимает свою роль и роль Запада, умнее Запада, вращающегося лишь в собственной идейной сфере. Такие размышления и утешали и укрепляли почвеннические настроения во всех незападных странах. Русские оказались, возможно, лучшими учениками немцев в процессе противостояния вестернизации в области духовной самодостаточности. Немецкое влияние, немецкая форма противостояния в этом смысле укрепили русское самосознание в восемнадцатом и, особенно, девятнадцатом веках, укрепили барьеры русскости перед иноземным культурным наступлением.
В этом немецком воздействии следует отметить и некоторые черты, которые многими рассматриваются как специфически русские. Речь идет, прежде всего, о сверхпочитании государства, чиновничьей машины, о внимании к военному фактору. (Но, разумеется, наибольшее воздействие на русское общество оказали германские социальные философы, среди которых фигура Маркса возвышается столь знакомо для русских).
Первыми глубокое воздействие на русское восприятие Запада оказали немецкие критики западного Просвещения.
Особый интерес представляют взгляды Гердера, предтечи романтизма в германской культуре (того романтизма, который позже будет роднить германских романтиков с русскими славянофилами). Гердер отмечал черты духовного декаданса на Западе задолго до своего великого ученика и последователя Гете. Прожив пять лет в Риге, Гердер создал собственное представление о России.
Во-первых, Гердер отметил «особость» русских, их отличие от Запада как народа «восточного». Гердер характеризует русских чрезвычайно лестно (хотя речь идет о времени до появления на русской культурной сцене Державина, Жуковского, Пушкина), отмечая при этом русскую умственную подвижность, гениальную восприимчивость, широту охвата, талантливость, живость, отзывчивость, природное дружелюбие, твердость, упорство, а также несомненную внутреннюю противоречивость, излишнюю податливость внешним впечатлениям.
Во-вторых, Гердер увидел в России то необходимое дополнение Западу, которое, как он надеялся, совместит рационализм и сердечность, энергию и эмоциональность, твердость воли и отзывчивость души. Гердер увидел в русских носителей высокой гуманности, чуткой совести, самоотверженного человеколюбия. Он предупреждал русских от втягивания во внутренние дрязги Запада, призывал их сохранить свою особенность и оригинальность.
Так на Западе возникает течение почитателей и поклонников России. Не перечесть западных друзей России – от петровского друга Гордона до соратников в мировых войнах двадцатого века. Это сделало историческую долю страны счастливее, а процесс сближения с Западом более легким. Без этой руки дружбы Россия ощущала бы себя откровенной жертвой западного натиска, с друзьями в западном обществе она могла чувствовать себя частью западного лагеря. Создание теоретических постулатов, которые давали Востоку, в частности России, шанс на сближение с Западом хотя бы в будущем, явилось основой русского западничества. Среди первых немцев, симпатизирующих России, заметен был Ф. Баадер, столь почитавшийся императором Александром Первым. Он оказал исключительное влияние на П. Чаадаева, сделавшего диспут с приверженцами исконных традиций осью общественной полемики в России на протяжении полутора веков.
* * *
Отношения Запада с Россией приобрели особые черты после начала великой французской революции. Русское правительство постаралось одновременно заслониться от революционных идей Запада и в то же время поддержать западные консервативные круги. В 1791 году царица Екатерина отозвала из Франции всех русских студентов. Император Павел в 1797 году уменьшил число печатаемых в год книг с 572 до 240, число периодических изданий сократил с 16 до 5. В то же время Павел, принявший при коронации титул главы православной церкви, стал также покровителем масонов и католиков. Римскому папе было предложено политическое убежище в России, а в Петербурге был открыт католический приход. Период страхов и «запретов» закончился с восшествием на престол в 1801 году императора Александра. Дорога на Запад довольно резко расширилась. Царь Александр сразу же решил открыть в России четыре университета. Победила идея, что правители России не в достаточной степени ощущают флюидность мира, доказанную французской революцией. Народы можно переделывать и делать это нужно скорее. Фаворит царя М. Сперанский, женатый на англичанке поклонник Бентама, стал готовить переход России к западной форме правления. Встреча Александра с Наполеоном в Тильзите, союз двух коронованных владык европейского мира усилили позиции прозападной партии. Сперанский предложил создание конституционной монархии, в которой императора уравновешивал Парламент. Сенат должен был превратиться в главный судебный орган; представители губерний создавали парламент, которому поручалось формирование исполнительной власти, ответственного правительства.
Но период либерального прожектирования закончился довольно быстро. Западные идеи очень скоро стали ассоциироваться с западным натиском на Россию. С выступлением Наполеона против России Сперанский был сослан в Сибирь. Властителем дум российского общества стал блистательный писатель Карамзин, главной идеей которого было обоснование необходимости держаться собственных традиций и одновременной необходимости опасаться Запада, слишком часто проявляющего себя как источник русских бед. Именно на этом этапе формируются две главные идейные тенденции общественной жизни в России – западничество и славянофильство. В эти годы более отчетливо оформляется отношение к Западу: сторонники сближения с ним опираются на опыт Петра и Екатерины. Их оппоненты начинают черпать вдохновение в своеобразии нравов, обычаев, духовной жизни допетровской Москвы, столь блистательно предложенных общественному вниманию в «Истории государства Российского» Карамзина.
* * *
Сокрушив Австрию при Аустерлице, а Пруссию под Иеной и Ауэрштадтом, Наполеон фактически подчинил себе весь Запад за исключением «владычицы морей». На несколько лет в мире сложилась двухполюсная система: Франция владела Западной и Центральной Европой, а Англия, благодаря своему флоту, – подходами к остальным континентам. Россия при этом выполняла роль своеобразного балансира – третьего мирового центра, то приближаясь к Парижу (Тильзит, 1805 г.), то к Лондону (отказ примкнуть к континентальной блокаде британской торговли) и создавая трехполюсный мир. Новым и удивительным было даже не сближение России с послереволюционной Францией (с ее принципами кодекса Наполеона), а утрата связей и влияния на Пруссию и Австрию, попавшими во французскую орбиту. Впервые Россия граничила с консолидированным Западом, возглавляемым яркой прометеевской личностью. Западная цивилизация соприкасалась с восточноевропейской на этот раз без посредников.
Трехполюсная система оказалась неустойчивой, она не выдержала испытаний в частности потому, что Наполеон не соглашался на абсолютную самостоятельность Александра. В конечном счете Россия была поставлена перед выбором: стать зависимой от Франции или постараться сохранить собственную свободу выбора. Нетерпение и самоуверенность Наполеона сокрушили трехполюсный мир, объединив усилия России и Англии в борьбе против наполеоновских посягательств на мировую гегемонию.
Первый случай, когда человек прометеевской культуры почти получил ключи от русской истории, пришелся на осень 1812 года, когда Наполеон во главе общеевропейской армии преодолел спасительное для русских бездорожье и после ожесточенного сражения у Бородино занял Москву. Его взору предстал русский Восток, для Запада это был первый случай такой близости к покорению гордой наследницы Византии. Прежде главенствующим ракурсом западной экспансии были юг и запад. Вместе с Наполеоном вся западная интеллигенция поневоле обратила фокус своего внимания на русского колосса. В определенном смысле «открытие России», соприкосновение с ее глубинами многих тысяч участников «великой армии», было одним из важнейших результатов великой французской революции и наполеоновского насильственного объединения Европы.
Нужно отметить, что, помимо геополитики, у Наполеона проявился специфический интерес к малоизвестной цивилизации Московии. Император страдал от «кротовой дыры» Запада, его камерности перед громадным миром России – Сибири. Известен его афоризм: «Только на Востоке возможны свержения грандиозного стиля». Еще в период завоевания Египта он предложил императору Павлу Первому вместе выступить путями Александра Македонского в Индию. Со вторым российским императором – Александром Наполеон договорился о союзе в Тильзите. Союз не сделал Россию управляемым доменом Запада и именно поэтому Наполеон перешел Березину в восточном направлении. В Наполеоне западный «прометеизм» нашел свое высшее воплощение, и поздней осенью 1812 года этот западный титан вглядывался в мрак российской пустыни, в основы единственного государства, против которого он выступил, но не победил. Москва, эта, по словам Наполеона, «азиатская столица большого царства с ее бесчисленными церквями в форме китайских пагод», оказала на прометеевского героя Запада неизгладимое впечатление. Два мира вошли в тесное соприкосновение и совокупная мощь Запада в тот раз оказалась недостаточной, чтобы подчинить Россию.
Как обобщает дворянский период российских отношений с Западом Дж. Биллингтон, «при Екатерине и Александре Россия придвинулась ближе в Европе физически и в духовном смысле, но она так и не обзавелась долей в политическом и институциональном развитии Запада. Русские города были перестроены по неоклассической модели, но русская мысль оставалась не тронутой классическими формами и дисциплиной... Неясные надежды уступили место страху, как бы Россия не обрела национальную политическую систему».[74] Эти страхи русских верхов сказались в отзыве студентов, закрытии границ и (как кульминация) в борьбе с декабристами и их прозападническими идеалами.
* * *
Второй (после петровского) период сближения России и Запада наступил после триумфального вступления русских войск в Париж. Нужно отметить, что примерно за пятьдесят лет Россия трижды успешно вторгалась за свои западные пределы. В 1761 году русские войска взяли Берлин, в 1796 году Суворов освободил от французов Северную Италию, а в 1814 году император Александр Первый вошел в Париж. Все основные европейские страны – Британия, Австрия, Пруссия, Испания были союзниками России, что создавало предпосылки развития связей России и Запада. Опыт огромной армии, воочию увидевшей Запад, новое чувство национального самоуважения, возникшее после войны с Наполеоном, подняли русских в их собственных глазах и в глазах Запада и укрепили их дружеские отношения. Первые литературные гении России увидели в Западе свою интеллектуальную родину. Эта фаза российско-западных отношений продолжалась вплоть до Крымской войны.
Начиная с 1815 года пять европейских держав определяли судьбы мира. Особенностью этого квинтета была не только обнаруженная общность интересов, но и цивилизационная и модернизационная разномастность его участников. Англия и, позже, Франция, овладев паровой машиной, вошли в мир промышленной революции; Австрия и Пруссия шли в арьергарде технического прогресса Запада, а Россия, при всей ее военной мощи (продемонстрированной, скажем, во время революций 1848 года), вообще практически не участвовала в самом главном процессе современности.
Но стратегически Петербург активно опирался на оба германских государства и это как бы восстанавливало баланс. Имея дружественную западную границу Николай Первый мог вести силовую политику на Балканах, в Закавказье, на Ближнем Востоке, но до того времени, когда стало ясно, что парусный флот России на Черном море не может сдержать дымные пароходы англо-французов. Парадоксом является то, что именно в тот период, когда после эпопеи 1812-1814 годов Россия с поэзией Пушкина и прозой Гоголя вошла в глубинное русло европейской культуры, Запад почти на столетие едва ли не потерял интеллектуальный интерес к огромной стране на своих восточных границах. В значительной части это объясняется тем, что в послеромантической Европе знамением дня становится национализм с характерным самоутверждением и скептицизмом в отношении иных этносов. Частично эта своеобразная «утеря интереса» может быть объяснена тем, что с победой над Наполеоном пришло признание России как великой державы. Отныне о ее колонизации не могло быть и речи, а Запад в эти десятилетия окончательно делил Африку и Азию. Фактом является то, что до трехмиллионного потока эмигрантов из России в послеоктябрьскую пору Запад не столь уж много знал о золотом и серебряном веках русской культуры. Посреднические элементы, такие как остзейские немцы, стали выступать критиками России и ее культуры. До первой мировой войны на Запад проникло лишь несколько шедевров русского духа – творения Толстого, Тургенева, Достоевского, несколько опер Чайковского. Практически неоткрытым оказался основной пласт всего созданного русскими талантами между 1814-1914 годами. Русская живопись так и не проникла в музеи и энциклопедии Запада, русский символизм остался за чертой европейского понимания, равно как гений Тютчева, Лермонтова, Чехова. Русская философия осталась для Запада терра инкогнита.
Для исторического опыта связей России с Западом в XIX веке в общем и целом характерна вражда Петербурга с лидерами Запада. В начале XIX века Россия погубила Наполеона, а затем во второй послепетровский период – в течение целого столетия была соперницей лидера Запада – Британии. «Восточный вопрос» – судьба Константинополя как бы въелся в плоть и кровь многих англичан, затем Лондон беспокоила русская экспансия в Азии, безопасность северных подходов к Индии. Отголоски этих опасений были ощутимы даже после сближения, наступившего после 1907 года, вплоть до предкризисных дней 1914 года.
Следует с сожалением отметить, что при всех необычных по своей массовости контактах, русские так и не создали каналов постоянного общения с Западом, эффективных способов организованного восприятия западного опыта, позволившего бы целенаправленно следовать за институциональным развитием Запада. Сохранился старый порядок вещей – знатные (или ученые) русские ездили на Запад; западные гувернеры (и, иногда, ученые) наезжали в Россию.
На этом втором дворянском этапе возникает новая тенденция, у которой оказалось большое политическое будущее. Отчетливее всех ее выразил полковник Павел Пестель, глава южного общества декабристов. В его умственном кругозоре английская и французская политические системы отнюдь не смотрелись идеалом будущего развития России. В своей «Русской Правде» он видит будущее России в гомогенном государстве, управляемом однопалатным парламентом, в аграрной реформе, в радикальном социальном переустройстве. По существу, мы видим начало традиции, прямо ведущей к революционерам второй половины XIX века и к Ленину. Пестель предвидел жесткую диктатуру и принудительные реформы, он желал реализации особой, незападной «русской правды». В этом плане он отстоял и от западника Сперанского, и от протославянофила Карамзина. Эта тенденция волевого подхода, сознательного насилия (ради сокращения отстояния от мировых лидеров развития) стала стойкой российской традицией.
Прозападные царские верхи сурово расправились с революционным декабризмом. Крушение западнических идеалов декабристов (пишет Г.П. Федотов) «заставляет монархию Николая Первого ощупью искать исторической почвы. Немецко-бюрократическая по своей природе, власть впервые чеканит формулу реакционного народничества: "православие, самодержавие и народность". Это был первый опыт реакционного народничества... Если барин мог понять своего раба (Тургенев, Толстой), то раб ничего не понимал в быту и в миру господ».[75] Так обозначилось взаимоотчуждение уже не только западных и почвенных слоев, но и между властями (отшатнувшимися от революционного Запада) и массой народной.
После декабря 1825 года Россия погрузилась в суровую николаевскую атмосферу, где номинально господствовала дисциплина и фактически воцарилась враждебность по отношению к передовым западным новациям. Это тем более обидно, что Россия впервые почувствовала свою силу (испытанную в войне с Наполеоном) и, поверив в свою мощь и будущее, готова была более легко и естественно воспринимать лучшее, порождаемое Западом. Достойно сожаления то, что николаевское противостояние западному рационализму началось в период выделения значительного слоя русских, жаждущих погрузиться в мир разума и знаний.
Правительству нужна была позитивная мобилизация сил, но ради избежания унизительного самоунижения цари избрали «наступательные» лозунги. Напомним, что между шестнадцатым и восемнадцатым столетиями они отстаивали «более истинный» характер российского православия. При императоре Николае Первом завершилось молчаливое признание превосходства Запада, но царь официально противопоставил православие, самодержавие и народность российского строя декадентству Запада. И хотя в домашних библиотеках еще стояли энциклопедии Дидро, внутренняя атмосфера стала более жесткой в отношении Запада. Символом этого антизападничества стал министр образования С. Уваров (автор знаменитого лозунга «Православие, самодержавие, народность»), царивший в русском образовании с 1833 по 1855 год.
Именно в целях маскирования своего очевидного отставания российские государи (например, Николай Первый) выдвигали теории входящего в полосу упадка Запада и более здоровой (по меньшей мере, морально) России. Русская культура действительно начала свое цветение, и это цветение было между Пушкиным и Чеховым успешно использовано как первоклассный аргумент в пользу, равенства России и Запада, а то и превосходства. Оригинальность и талант – в чем никто не отказывал восточноевропейской цивилизации – подавались доказательством равенства западного и восточного обществ по критерию национальной эффективности. А вот это уже было преувеличение, приятное для правящих слоев России, но несоответствующее исторической истине. Таким образом, блестящая русская культура девятнадцатого века как бы «анестезировала» остроту культурно-цивилизационного шока от столкновения русского общества с более развитым Западом. Более того, у части просвещенной России появляется очевидная агрессия в отношении Запада. Именно при Николае Первом в России поднимается волна против идей века Просвещения. Во главе интеллектуальной реакции становится Москва, противопоставляющая себя Петербургу. В литературе после блестящего века Петербурга начинается культ Москвы, формируемый такими писателями, как Загоскин. (М. Загоскин писал в 1840-е годы: «Я изучал Москву в течение тридцати лет и могу сказать со всей убежденностью, что это не город, не столица, но целый огромный мир, целиком русский по своему характеру»).
Дата добавления: 2015-12-21; просмотров: 18; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!