Недовольно оборачиваюсь и встречаюсь с парой глубоких изумрудных глаз, которые я узнаю из миллионов. 9 страница
Эдвард, слава Богу, не замечал моей временной отрешенности и продолжал:
- Лишь сплошной цинизм, злоба, зависть и поиск гадостей даже в самых простых и светлых вещах. А когда все это замешивается на невежестве и отсутствии собственных мыслей, получается взрывоопасная смесь. Мне жаль таких людей. И от всего этого у меня развивается частичная мизантропия (ненависть к человечеству, к моральным ценностям – прим. автора). Я не хочу иметь ничего общего с такими людьми, - поморщился Эдвард.
Он раскрывался передо мной, фактически незнакомым человеком, делился своими чувствами, мыслями, жизненными принципами. Его слова близки и понятны мне, он мыслит иначе, не как все – глубже, четче, отделяя правду от притворства…Он чувствует, как и я, как эмпат. Может, это связано с тем, что он творческая личность и воспринимает окружающий мир через все органы чувств?
- Они далеки от меня, от моих представлений о том, как нужно жить, - продолжал Эдвард, медленно перемещаясь вдоль картин.
- Я живу и строю вокруг себя какой-то свой мир. Мир, где все так, как мне нравится, где все ладно и хорошо. И я не хочу, чтобы в нем, вдруг, оказался один из таких людей. Я знаю, что эти встречи неизбежны, но я просто не хочу их. Верю, что этого не будет, - и искуситель подарил мне свою фирменную улыбку.
Боже, держите меня семеро. Эта кривоватая улыбка сводит меня сума, выбрасывает в кровь такое количество окситоцина («гормон любви»), что можно затопить эту долину.
|
|
|
- Наверное, поэтому я не снимаю людей, не снимаю один конкретный жанр. Я слишком отгораживаюсь от людей, но лишь поначалу. Мне нужно какое-то время, чтобы удостовериться в том, что я могу быть спокоен, общаясь с этим человеком. Что они не вваливаются в мой заботливо выстроенный мир с грязными ногами, не опрокинут там что-то. Мне нужно время, которого нет у фотографа, работающего с людьми, - и Эдварда смущенно запустил руку в волосы.
Его движение… это какая-то магия. Мой разум тут же потерял контроль над телом…То ли вино, наконец, начало действовать, то ли красота Эдварда стала еще притягательней, только я уже не была хозяйкой своего тела.
Мурашки галопом пробежались вдоль моего позвоночника и обосновались там. Коленки задрожали, пока сердце отбивало удвоенный ритм. Низ живота превратился в узелок, края которого стягивались все туже и туже… Я была на грани обморока, мне катастрофически не хватало воздуха. Если бы Эдвард повторил свой маневр, клянусь Богом, я бы упала в его объятья и уже никогда бы не отпустила.
Мистер Совершенство повернулся ко мне спиной и медленно пошел вперед.
Он не увидел моих волнений. Он не ощущает того, что чувствую я.
|
|
|
Конечно, нет, Белла, он же влюблен в другую девушку. И хватит уже выискивать признаки взаимности – будь, в конце концов, реалисткой.
Я приложила ладонь к сердцу, успокаивая его и выравнивая дыхание. Пора обуздать свои эмоции – я же эмпат.
Когда ощущаю, что узел в животе развязывается и больше ничего не смущает моих движений, я тихо следую за фигурой художника.
Мы остановились у дальней картины. Озеро, окруженное диким лесом и неприступными горными кряжами. Красиво, ярко, энергично.
Я поняла, что эта картина - одна из любимых у Эдварда. Он испытывал приятное волнение, детскую радость, счастье, предвкушения – его тело немного наклонилось вперед, словно поддаваясь невидимой силе.
- Больше всего на свете я люблю дикие места. Места, где я всегда абсолютно спокоен, - его голос немного дрожал, но он старался держаться стойко.
Мне хотелось положить свою руку ему на плечо, в знак понимания и поддержки, или хотя бы стать еще чуть ближе, совсем чуть-чуть. Но я остановила эти порывы души – еще не время и не место. Я лишь мысленно коснулась его руки и мягко ее сжала. Мой дар отобразил это, и Эдвард, опустив плечи, испустил облегченный вздох.
На его лице отразилась легкая спокойная улыбка, и он продолжил:
|
|
|
- Я знаю точно, что здесь нечего бояться. Что здесь я дома. И что это место - часть моего мира. Мы с ним одной крови. Поэтому я чувствую пейзаж, и мне нравится с ним работать. Я люблю делать простые картины. Очень простые, с какой-нибудь незатейливой композицией. Я люблю рисовать детали. Детали, которые далеко не сразу бросаются в глаза. Стоят себе в уголочке скромные, симпатичные, - и лицо Эдварда ярко отражает смесь удивления и чего-то прекрасного. Широко открытые глаза, густые брови немного приподняты, яркие, сияющие глаза пытаются вместить в себя как можно больше, лучезарная улыбка и полуоткрытый рот.
Мои глаза сосредоточены лишь на одном – его нежных губах, уголки которых вызывающе приподняты вверх.
Я бы покрыла поцелуями каждый микрон, каждый миллиметр его божественной улыбки, от висков до сочной середины губ. Я бы пропустила его энергию через себя и отдала бы в сотни раз больше. Я бы сочинила оду о его улыбке и сделала бы ее своей молитвой. Я готова была управлять всем миром, лишь бы его лицо всегда было таким восторженным и блаженным.
Эдвард перевел взгляд с картины на мои глаза, и меня словно поразило молнией.
Я утонула в его чувствах, в этой невесомой зелени блаженства, бескрайнем океане счастья и удовольствия. Волна желания и страстных порывов накрыла меня. Глухие удары разбушевавшегося сердца монотонно звучали в ушах. Тело бросало то в жар, то в холод. Легкие заполнил огонь…
|
|
|
Громкий сигнал телефона разорвал наше вожделение, и мы синхронно отвели глаза в стороны.
Эдвард вытащил из кармана сотовый и, хмурясь, быстро пробежал по экрану глазами:
- Ничего важного, просто системное сообщение, - тяжело вздохнул Каллен и пару раз прошелся рукой по волосам.
Даже не глядя на него, я ощутила этот жест, который приводил мои колени в состояние не стояния, а воздух превращал в удавку.
Это просто невыносимо... невыносимо тяжело находиться так близко и не иметь права прикоснуться, поцеловать. Тяжело, но я знала, что именно так все и будет. Я готовила себя к этому. Ведь так, Белла? Лучше так, чем не знать, где он и как он.
Эдвард молчал, я же спорила сама с собой, просчитывала все варианты и их последствия, глупо смотря сквозь картину.
- И каков твой первичный вердикт? – взволнованно заговорил Каллен.
- Я думаююю, - протяжно начала я, намерено затягивая ответ, - что все гораздо лучше, чем я себе представляла. Мой приговор - невозможно уникальные картины, - с чувством произнесла я, гордо поворачиваясь к Эдварду.
В глазах моего ангела плясали игривые огоньки, а на лице играла кривая улыбка – ему явно понравился мой ответ.
Выдержав театральную паузу, Эдвард сделал глубокий вдох:
- О, Белла, ты еще не видела уникальных творений, - уверил меня Эдвард, подталкивая к следующим экспонатам.
- Люди нашли множество способом и материалов для живописи, начиная продуктами и заканчивая элементами живой природы, - пояснял мне Эдвард, активно сопровождая свои слова жестами.
- Джин Гензель меня вообще поражает, - Эдварда кивнул на картины, возле которых мы остановились.
Величавый орел собирался сцапать рыбу из реки. Другая изображала одинокого волка в поисках любого лакомства, следующая – утки, летящие над туманным болотом.
- В двенадцать лет ему был поставлен диагноз - дегенеративное состояние зрения, он был признан практически слепым, но, несмотря на инвалидность, научился преодолевать визуальные ограничения, - от неожиданности я ахнула и прикрыла рот ладошкой. Слова Эдварда сразили меня наповал, но еще больше то, что я видела перед собой.
Картины были поистине прекрасны, и я не понимала, как слепой… вернее практически слепой, мог сотворить такое! Я со своим стопроцентным зрением не смогу и цветочек нарисовать, а этот человек делает не возможное. Чудеса.
- Самый большой талант Джима заключается в его способности распознавать уникальные особенности характера и с большой степенью достоверности изображать его на своих полотнах. Он спортсмен в глубине души и пользуется всеми "благами" свежего воздуха, в первую очередь с художественной точки зрения, - усмехнулся Эдвард, наслаждаясь содержанием картины.
Шаг вперед и мы у следующей картины:
- Британский художник Иэн Кук использует уникальный стиль рисования, опуская игрушечные машинки с дистанционным управлением в краску и заставляя их ездить по холсту так, чтобы получались очень яркие и современные художественные работы. Самое забавное, что при этом все его картины также посвящены автомобильной тематике, - Эдвард продолжал посвящать меня в мир искусства и уникальности, испытывая при этом детский восторг.
Достаточно рассмотрев автомобиль, я плавно ступила дальше.
- Келли МакКоллам с помощью зубочисток и пальцев «рисует» солью, сахаром, перцем, корицей, куркумой, зеленью и многими другими вещами, которые можно найти на любой кухне, - пропел Эдвард, указывая на милую картину, которая явно была сделана не красками.
«Я бы нашла другое применение специям» - размышляла я про себя, вертя головой вокруг «съедобной» картины.
- Художник Ян Дэви обнаружил необычный холст, на котором можно рисовать. Он рисует на лебединых перьях. Живет Ян Дэви в Национальном парке Сноудония, который находится в Уэльсе. Он собирает лебединые перья там, где живут эти птицы. И как видишь, картины поражают и глаз и разум, - пафосно произнес Эдвард, подводя меня к новому экспонату.
«Поистине шедевр» - пронеслось в моей голове. То, что я увидела, трудно передать словами - это нужно видеть.
Произведения этого художника на удивление легкие и воздушные, невероятные по своей красоте и детализированности. Каждая деталь, мелочь, черта – все было пририсовано четко и правильно. Как же должно быть сложно, рисовать на столь маленькой площади? Этот человек явно отличается не только мастерством, но и терпением
- Однако художественная роспись по птичьим перьям не имеет никакого отношения к современному искусству и появилась задолго до рождения пра-пра-прадеда Яна Дэви. Первыми, кто начал использовать перья в качестве холстов для рисования стали Маори – коренной народ Новой Зеландии, который совершенствовал это древнее искусство на протяжении многих сотен лет, - просвещал меня Эдвард, пока я восхищалась кропотливой работой художника.
Эдвард Каллен был настолько интеллектуально осведомлен, что на его фоне, я была типичным неандертальцем. Моя библиотека знаний нервно курила в сторонке рядом с его познаниями и опытом.
Мне было не просто приятно с ним находиться, а еще и безумно интересно.
- И все равно твои картины совершенны – красивы, полны жизни и энергии, - смущенно призналась я, приковывая свой взгляд к представленным полотнам.
- Спасибо, Белла, но картина должна быть прекрасной. И разница между красивым и прекрасным огромна, - поправил меня художник, приближаясь ко мне.
- Разве? – искренне удивилась я, поворачиваясь на бархатный голос Эдварда.
- Собственно говоря, это вовсе не совпадающие понятия, - пояснил он.
- Леонардо однажды сказал, что ни Папы, ни Принцы не заставят меня заниматься тем, что не прекрасно по-настоящему. Высказывание это туманно: непонятно, зачем сильным мира сего заставлять художника делать что-либо несообразное прекрасному. Однако именно этим они и занимаются, исходя из обычных социальных нужд: миру требуется не прекрасное, но красивое. Обычная жизнь искусства, то есть те отправления, которые наполняют мир украшениями и милыми деталями быта, совсем не связана с идеалом. Миллионы людей, играющих в обществе роль художников, принимаясь за работу, стараются сделать красивую вещь, то есть такую, которая воспринималась бы зрителями одобрительно, ласкала бы глаз. И они правы. Трудно требовать от художника, чтобы он, создавая произведение, руководствовался не понятием красивого, но понятием прекрасного - исходя из характера художественного процесса, это было бы невыполнимой задачей. Искусство (живопись в частности) воплощается в наборе приемов, которые применяет художник для создания красивых вещей, красивых в той же степени, в какой красивыми бывают одежда, драгоценности или еда. Ремесленные навыки, т. е. умение гармонично сочетать цвета, сбалансировать композицию, - сами по себе ничем не отличаются от таких же ремесленных навыков ювелира, портного и повара. Надо помнить о том, что средневековый живописец входил в ту же ремесленную гильдию, что и ювелиры. Эту роль, т. е. вспомогательную, отвел художнику и Платон. История (история искусств как ее часть) постоянно возвращает художника в ремесленное состояние, объясняя ему, что идеальными формами будет заниматься кто-то иной – демиург (название класса ремесленников в античном греческом обществе). А практическое украшение общества, построенного по чужим чертежам, доверено художнику, - голос Эдварда был тверд, слова четки и лаконичны, личное обаяние зашкаливало по моей шкале уже далеко за красную отметку. Я чувствовала его энергию в каждом слове, жесте, вдохе – он прирожденный оратор.
Пока я бесстыже рассматривала и упивалась его величием, мужчина самоотверженно продолжал свою речь:
- Сделанная материальным образом, красивая в качестве предмета обихода, используемая в интерьерах в декоративных целях, великая живопись существует по собственному усмотрению - ежесекундно опровергая свое утилитарное бытие. В той мере, в какой живопись способна преодолеть свою материальную природу, она становится прекрасной. Энергия, излучаемая картиной, ничего общего с красотой не имеет. Это эманация духа, который прекрасен именно в качестве нематериальной субстанции, так как бывает, что прекрасна совесть, или честь, или добро, и, стало быть, декоративными качествами обладать не может. Разумеется, картина - и в этом ее особенность - призвана воплощать дух, то есть найти оболочку для нематериальных понятий чести, совести и добра. Только в том случае, если картина способна отдавать зрителю заряд, укрепляющий душу и разум, т.е. способна передать эманацию прекрасного - она может считаться великим произведением. В противном случае - эта вещь является скорее декорацией и украшением, - обреченно закончил Эдвард, как бы вытирая ладонью вспотевший лоб.
Я в ответ улыбнулась, еще раз поражаясь его манере совмещать в себе веселого обольстителя и серьезного интеллектуала.
- Думая, на сегодня с тебя хватит информации, - подытожил Каллен, обводя руками огромное помещение.
- Пожалуй, да. Я и так за последний час узнала больше, чем из всего курса в институте? On s'instruit a tout age («Век живи, век учись» франц.), - томно прикрыв глаза, проворковала я.
- Les connaissances, qui ne se complètent pas chaque jour, diminuent de jour en jour («Знания, которые не пополняются ежедневно, убывают с каждым днем» франц.), - услышала я в ответ французскую речь.
Мужчина стоял возле меня с невинным видом, рассматривая собственные туфли.
Эдвард Каллен, а Вы великая загадка!
Хозяин дома пригласил пройти в гостиную, обещая мне незабываемый закат.
Это гостиная отличалась от предыдущей простором и аксессуарами.
Повсюду все то же дерево, но панорамное окно размером со стену, захватывало дух. Рядом стоят телескоп - мечта любого юного астролога и пальма. «Он видимо решил внести частичку тропиков в холодный климат гор» - подумала я, о выделяющемся предмете интерьера.
Мягкий оливковый диван, напротив два кремовых кресла с подушками, в центре низкий деревянный столик. Слева теплый камин, над которым висел натюрморт. Всякие антикварные статуэтки, милые вещички… Мило, даже очень мило.
Эдвард подошел к камину и начал пробуждать его. Его спина напряглась, мышцы плавно перекатывались под строгим пиджаком, пока я пыталась поднять свою челюсть с пола.
Я не спеша стала приближаться к этому искусителю, и тут мой взгляд невольно скользнул на каминную панель.
Фотографии… это были семейные снимки. Красивый мужчина с довольной улыбкой обнимал прекрасную женщину, которая с любовью смотрела на него. Оба очень похожи и полны жизни. Наверное, родители.
Следующее фото пустило мне нож в сердце. Это была та девушка… с галереи, и я имела возможность рассмотреть ее поближе. Темные локоны, бледная как фарфор кожа, серые глаза, выразительные скулы и очень чувственные губы. Тяжело это признавать, но она божественно красива. И она заполучила Эдварда первой…
Рядом было еще одно фото. Они были вместе и их лица говорили сами за себя. Счастье, одно на двох.
Шах и мат, Белла.
В груди как то неприятно ёкнуло, в ушах появился раздражающий шум, а комната почему-то стала двигаться…
Эдвард вовремя повернулся ко мне и, подхватив меня на лету, усадил на диван. Его силуэт растворился, а может, его и не было никогда.
- Вот, выпей, - услышала я любимый голос сквозь туман боли и отчаянья. Рука ощутила холодное стекло.
Медленными глотками, я поглощала содержимое бокала, потихоньку возвращая свои чувства в норму. Когда бокал был пуст, контроль почти полностью вернулся ко мне.
- Тебе уже лучше? – темноту сознания прорезал взволнованный голос Эдварда.
- Да, извини, видимо вино заиграло, - пыталась я отшутиться.
- Ок, Сатурну больше не наливать, - поддержал мой ответ Эдвард с натянутой улыбкой.
Мужчина внимательно меня осмотрел - в его глазах пробежала тень.
- У тебя красивая девушка, - выдавила я из себя, стараясь скрыть желчь в голосе.
- Где? – удивился Эдвард, забавно мотая головой в разные стороны.
- Ааа, Элис, - протяжно сказал Эдвард, касаясь взглядом фото на камине, - она не девушка, а сестра…
- Прости, что? – переспросила я, опасаясь появления слуховых галлюцинаций.
- Сестра, - четко повторил Каллен, не придавая значения моему озадаченному лицу.
СЕСТРА! Боже, сестра!
Этот факт перечеркнул весь мой план на корню. Он свободен. Он один.
Сердце выскакивало из груди от переизбытка адреналина, слезы бесстыдно наворачивались на глаза, а мое яство так и тянулось к Эдварду.
Я чуть было не бросилась Эдварду на шею от охватившей меня радости и эйфории. Он даже не представляет, что только что сделал. Мистер Совершенство собственноручно дал мне зеленый, я бы сказала, ярко изумрудный цвет к действиям – свободную дорогу к его сердцу.
Моя душа обрела крылья и если бы не у дома отсутствовала крыша, я тут же взметнулась бы к небу.
Так, Свон, сбавь обороты. Соперницы нет - это конечно окрыляет, но ты кое-что забыла. Чем выше летаешь, тем больно падать. Не пугай Эдварда своей импульсивностью – мужчину нужно брать хитростью. План мы с тобой составим новый, а пока видимо себя благоразумно. Не думаю, что такого сильного и в высшей степени образованного человека заинтересует несдержанная девица.
Соглашаясь с внутренним голосом, я смиренно выдыхаю и широко улыбаюсь.
Остаток вечера мы рассуждали о музыке, искусстве, философии, политике, спорили о путях цивилизации. В общем – вели непринужденную беседу, разбавленную шутками Эдварда.
Покидая дом любимого художника, я ловила себя на мысли, что Каллен совершил не возможное – проведя с ним незабываемый день, я полюбила его еще больше, если это вообще возможно, и навсегда отдала ему свое сердце, душу и мысли…
Глава 18. Часть 1. Необъяснимые волнения.
Той ночью я долго не могла уснуть.
Я лежала на кровати в позе морской звезды и созерцала в потолок.
Каждая деталь нашего общения проносилась перед глазами, заставляя сердце биться чаще, а душе лететь в блаженном и легком полете.
Моя память неустанно повторяла его слова, тембр голоса, которые активировали спящих мурашек на моей коже. Идеальные черты лица, изгибы атлетичного тела, которые волновали доселе неизведанные участки моего сознания и тела. Милые привычки, от которых сбивалось дыхание, а на лице застывала глупая, блаженная улыбка.
Больше всего меня будоражили его прикосновения. Они были мимолетными и дружескими, но для меня они такие жгучие, волнительные, приятные.
Его кожа посыла электрические импульсы, которые достигали самых сокрытых уголков моего существа. Он словно заряжал мои нервные окончания своей энергетикой, превращая ее в мой личный наркотик. Теперь, после того, как я получила чистые дозы его силы, моя зависимость достигла того уровня, когда медицина бессильна. Лишь он мое спасение.
А его магнетический взгляд! Эти прекрасные и чувственные изумруды, глядя на которых забываешь даже свое имя…
Мои глаза опустились на руку. Я впервые носила кольцо, но это казалось таким… правильным. Дополнительные вес нового украшения не приносил мне никакого дискомфорта, и я почти ежеминутно наслаждалась им. Камушек переливался от света ночной лампы, раскрывая все свои прелести и оттенки.
Я вспомнила, при каких обстоятельствах приобрела его.
Эдвард галантно открыл двери и с самой очаровательной улыбкой пропустил меня внутрь. Его манеры поражают и завораживают меня все больше и больше.
Звон колокольчика на двери оповестил о нашем присутствии посетителей магазина.
Мы очутились в царстве шоколада и блестящих побрякушек.
Плитка на полу изображала плавные полукруглые линии, словно светлый шоколад разбавили темным, создавая причудливые формы.
Подвесной потолок кидал теплое и приятное освещение на зал, создавая домашний уют.
Витрина была сделана в виде небольших плиток шоколада, от чего вдруг сразу захотелось сладкого, и я невольно посмотрела на Эдварда. Да, он однозначно сойдет за сладкий нежный кусочек бисквитного торта. Мм…
Дабы не пускать длинные слюни, как бульдог, и не погружать свой мозг в жаркие фантазии, я направилась к украшениям.
В застекленных нишах товар был выложен многоступенчато: кольца, браслеты, серьги, запонки…От обилия ассортимента и ярких бликов я слегка растерялась.
Эдвард подошел ко мне вплотную - я уловила его пьянящий запах, и мое тело предательски задрожало. Слабая нить здравомыслия блеснула в голове: «Боже, это когда-нибудь пройдет?».
А ты уверена, что хочешь этого?
Да… То есть нет… Наверное…
Дата добавления: 2015-12-18; просмотров: 15; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!