Пространство и время 11 страница
– Спасибо, Трэв. Больше я не заставлю тебя со мной нянчиться.
Я откинулся на подушку:
– Как хочешь. Но вообще у меня прекрасно получается держать тебе волосы во время рвоты.
Она усмехнулась и закрыла глаза. А я все смотрел на нее и не мог оторваться, хоть и усталость давала о себе знать. На ее лице почти не было косметики, если не считать еле заметных следов от туши под ресницами. Поерзав немного, Голубка успокоилась и уснула. Я заморгал, веки налились тяжестью.
Не успел я проспать и минуты (во всяком случае, так мне показалось), раздался звонок в дверь. Эбби не шелохнулась. В гостиной раздались мужские голоса. Один из них принадлежал Шепу. Америка тоже участвовала в разговоре. Интонации показались мне не слишком веселыми. Кем бы ни был наш гость, вряд ли он заглянул просто так, с дружеским визитом.
По коридору затопали чьи‑то ноги, и вдруг дверь открылась. На пороге стоял Паркер. Он посмотрел на меня, потом на Голубку. На скулах у него проступили желваки. Я понял, о чем он подумал, и хотел объяснить ему, что Эбби здесь просто спит, но не стал. Вместо этого я вытянул руку и положил ее Голубке на бедро.
– Когда удовлетворишь свое любопытство, не забудь закрыть дверь с той стороны, – сказал я, кладя голову рядом с головой Эбби.
Паркер молча вышел. Дверью спальни он не хлопнул: приберег силы для входной двери. В комнату заглянул Шепли:
– Дело дрянь, старик.
Тут до меня дошло, что я натворил. Теперь уже ничего не поправишь. Я знал: последствия дадут о себе знать не сразу, но от этого паниковал не меньше. Лежать рядом с Эбби и смотреть на ее спокойное, довольное лицо стало невыносимо. Она проснется, узнает обо всем и возненавидит меня.
|
|
Утром девчонки в страшной спешке уехали на занятия. Мы с Голубкой едва успели перекинуться парой слов. Поэтому оставалось только догадываться, чего мне от нее сегодня ждать.
Я почистил зубы, оделся и пошел на кухню. Шепли сидел возле стойки для завтрака и хлебал молоко из миски. Он был в джемпере с капюшоном и розовых трусах‑боксерах, которые подарила ему Мерик, потому что они показались ей сексуальными.
– Кажется, вы с Америкой все между собой уладили? – спросил я, доставая из посудомоечной машины стакан и наполняя его апельсиновым соком.
Шепли улыбнулся. Он был как пьяный от недавно полученного удовольствия.
– Ага. Я рассказывал тебе, какой Мерик бывает в постели, когда мы поругаемся, а потом помиримся?
Я скривился:
– Нет. И пожалуйста, не надо.
– Хоть каждый день с ней ссорься! Правда, это, конечно, не для слабонервных. – Не дождавшись от меня ответа, Шепли добавил: – Кажется, я женюсь на этой женщине.
|
|
– Да. Вытирай розовые слюни. Нам пора.
– Кто бы говорил, Трэв! Или думаешь, я забыл, что с тобой происходит?
Я сложил руки на груди:
– И что же, интересно, со мной происходит?
– Ты влюблен в Эбби.
– Пфф! Ты, видать, забил себе голову всяким дерьмом, чтобы не думать об Америке.
– Я разве не правду сказал? – Шеп, не мигая, уставился на меня.
Я старался смотреть куда угодно, только не на него. Прошла целая минута. Я нервно переступил с ноги на ногу, но продолжал молчать.
– И еще неизвестно, кто из нас двоих пускает розовые слюни!
– Да пошел ты!
– Признайся!
– Нет.
– Что «нет»? Нет, я не сказал неправду или нет, не признаешься? Как ни крути, выходит одно: ты, придурок, в нее влюбился.
– Ну и?..
– Ура!!! Я знал! – вскричал Шепли и так пнул свой стул, что он улетел в гостиную.
– Я… просто… Заткнись, Шеп, – сказал я, чувствуя, как губы сжимаются в нитку.
Направляясь в свою комнату, Шепли ткнул в меня пальцем:
– Ты признался! Трэвис Мэддокс влюблен! Я слышал это собственными ушами!
– Надень штаны, и поехали!
За дверью комнаты Шепа послышался смешок. Я стоял, глядя в пол. Оттого что я вслух сказал кому‑то о своих чувствах, они как будто стали еще бесспорнее. И я не совсем понимал, как мне с ними быть.
|
|
Через пять минут, даже меньше, Шепли уже выводил свой «чарджер» с парковки, а я сидел с ним рядом и возился с приемником. Мой братец был в наилучшем расположении духа. Всех обгонял, снижая скорость, только чтобы не сбить кого‑нибудь на переходе. С трудом найдя место на университетской стоянке, мы направились на английский. Это было единственное занятие, куда мы ходили вместе.
Уже несколько недель подряд мы сидели в последнем ряду, чтобы похотливым девицам было не так сподручно стайкой собираться вокруг меня.
Доктор Парк быстро вошла в аудиторию, сгрузив на стол большую сумку, портфель и чашку кофе.
– Прохладно! – сказала она, кутая свое маленькое тело в пиджак. – Все на месте?
Поднялся лес рук. Она не глядя кивнула:
– Прекрасно. У меня хорошая новость. Пишем тест!
Мы застонали, она улыбнулась:
– Рада, что вы по‑прежнему меня любите. Берем ручки и листочки. Я не собираюсь сидеть тут с вами до вечера.
Все принялись рыться в рюкзаках. Я нацарапал на бумажке свою фамилию и улыбнулся в ответ на взволнованный шепот Шепли.
– Тест по английскому? Без предупреждения? Что за ерунда! – шипел он.
Задание оказалось элементарным. В конце лекции нас загрузили новой работой, которую нужно было сдать до выходных.
|
|
За несколько минут до звонка я заметил, что парень, сидевший передо мной, обернулся. Это был Леви: я знал его фамилию только потому, что доктор Парк несколько раз к нему обращалась. Он вечно зализывал назад жирные темные волосы, а лицо у него было все в оспинах. Леви не был членом «Сигмы Тау», не обедал в столовой, не играл в футбол и не ходил ни на какие вечеринки. В общем, кроме как на занятиях по английскому, мы нигде не пересекались.
Я поглядел на него и переключил внимание на доктора Парк: она как раз рассказывала интересную историю про своего друга‑гея. Потом я опять случайно взглянул на Леви: он по‑прежнему на меня пялился.
– Тебе чего? – не выдержал я.
– Слыхал про вечеринку у Брэзила. Неплохо сыграно!
– Ты это о чем?
Элизабет, девчонка, сидевшая справа от Леви, тоже обернулась, тряхнув светло‑русыми волосами. Она встречалась с одним из моих «братишек». Ее глаза загорелись.
– Жалко, что я пропустила это шоу!
Шепли нахмурился:
– Какое еще шоу? Нашу с Америкой ссору?
Леви усмехнулся:
– Нет, вечеринку, которую устраивали для Эбби в этот уик‑энд.
– День рождения? – спросил я, пытаясь вспомнить, что же из происшедшего могло дать повод для слухов.
Ярких моментов было, конечно, много, но вроде ничего такого, о чем теперь мог знать каждый встречный и поперечный. Убедившись, что доктор Парк не смотрит в нашу сторону, Элизабет снова обернулась:
– Эбби с Паркером.
В дискуссию включилась еще одна девчонка:
– Да! Говорят, Паркер застукал вас сегодня вдвоем. Это правда?
– Где ты такое услышала? – Я затрясся от прилива адреналина.
Элизабет пожала плечами:
– Да везде! Сегодня утром у нас в группе все только об этом и говорили.
– У меня тоже, – сказал Леви.
Вторая девушка просто кивнула.
Элизабет чуть привстала и приблизилась ко мне:
– Правда, что она сначала занималась этим самым с Паркером у Брэзила в коридоре, а потом поехала к тебе домой?
Шепли нахмурился:
– Вообще‑то, она у нас живет.
– Да нет же, – сказала соседка Элизабет. – Эбби с Паркером обжимались на диване, потом она встала и начала танцевать с Трэвисом, Паркер психанул и ушел, а она поехала с Трэвисом… и Шепли.
– А мне все не так рассказывали, – не унималась Элизабет. Чувствовалось, что она с трудом сдерживает восторг. – Я слышала, они были втроем. Так как на самом деле, Трэвис?
Леви, очевидно, получал от этой беседы огромное удовольствие.
– Насколько я знаю, раньше всегда бывало наоборот, – ввернул он.
– То есть? – спросил я, еле сдерживая раздражение.
Его интонация мне не понравилась.
– Паркер донашивал за тобой баб, а не ты за ним.
Я прищурился. Кто бы ни был этот парень, знал он обо мне гораздо больше, чем следовало. Я наклонился к нему:
– Это не твое собачье дело, засранец!
– Ладно‑ладно! – попытался успокоить меня Шепли.
Леви тут же показал затылок, Элизабет многозначительно приподняла бровки и тоже отвернулась.
– Урод хренов! – пробормотал я и повернулся к Шепу. – Сейчас большая перемена. Кто‑нибудь обязательно растреплет эту гадость Голубке. Они говорят, что мы оба ее трахали. Черт! Черт! Шепли, что же мне делать?
Шеп принялся швырять свои тетради в рюкзак. Я последовал его примеру.
– Все свободны! – сказала доктор Парк. – Выметайтесь поживее! Желаю всем плодотворно потрудиться!
Чувствуя, как рюкзак хлопает по спине, я кратчайшим путем рванул через весь кампус к столовой. Мерик и Эбби стояли в нескольких шагах от входа. Шепли схватил Америку за руку.
– Мер, – проговорил он, задыхаясь.
Я уперся руками в колени, пытаясь перевести дух.
– За тобой гонится толпа разгневанных женщин? – с усмешкой спросила Эбби.
Я покачал головой. Чтобы не было видно, что руки у меня дрожат, я ухватился ими за лямки рюкзака.
– Просто хотел поймать тебя… пока… пока ты еще не вошла, – выдохнул я.
– В чем дело? – спросила Америка у Шепа.
– Кто‑то пустил слух… – начал Шепли. – Все говорят, что Трэвис отвез Эбби к себе домой и… Версии есть разные, но, в общем, хорошего мало.
– Как?! Ты серьезно?! – вскричала Голубка.
Америка закатила глаза:
– Да наплюй ты, Эбби! Народ неделями судачит про вас с Трэвом. Ну сказал кто‑то, будто вы вместе спите! Можно подумать, это в первый раз!
Я взглянул на Шепли в надежде, что он сообразит, как мне выпутаться из этой заварухи.
– Но ведь это, если я правильно поняла, далеко не все?
Шеп поморщился:
– Говорят, ты якобы переспала с Паркером у Брэзила, а потом Трэвис… повез тебя к себе и… Ну, ты поняла.
– Превосходно! То есть теперь весь колледж считает меня первой шлюхой?!
Накосячил, конечно же, я, а расхлебывать все это дерьмо приходилось Голубке.
– Тут я виноват. Если бы на моем месте оказался кто‑то другой, никто не стал бы распускать сплетни.
Я сжал кулаки и зашел в столовую. Эбби села, я специально расположился напротив и немного в стороне. Про меня и моих девиц всегда болтали, иногда при этом упоминали Паркера, и до сих пор мне было по барабану. Но Эбби не заслуживала того, чтобы о ней так говорили, – хотя бы потому, что она была моим другом.
– Тебе не обязательно от меня отсаживаться, Трэв. Идем сюда, – сказала Голубка, указав на пустующее место рядом с собой.
– Я слышал, Эбби, день рождения удался на славу? – сказал Крис Дженкс, бросая лист салата на мою тарелку.
– Не трогай ее, Дженкс! – прорычал я, смерив его взглядом.
Круглая розовощекая физиономия Криса расплылась в улыбке.
– Паркер, говорят, рвет и мечет? Он сказал, что зашел вчера к тебе и застал вас в постели?
– Они просто прилегли отдохнуть, – осклабилась Америка.
Эбби быстро перевела взгляд на меня:
– Паркер заходил?
Я заерзал на стуле:
– Да, как раз собирался тебе сказать.
– Когда? – выпалила она.
Америка наклонилась к ее уху, видимо объясняя то, что все остальные уже знали. Голубка поставила локти на стол и закрыла лицо руками:
– Час от часу не легче…
– Так у вас ничего не было? – спросил Крис. – Черт, фигово! А я‑то думал, Трэв, у тебя с ней все срослось…
Шепли попытался его предостеречь:
– Лучше прекрати, Крис.
– Ну а раз ты с ней не спал, то, может, я попробую? Ты не против? – усмехнулся Дженкс, подмигнув друзьям по команде.
Я, не раздумывая, вскочил с места и перегнулся через стол. Улыбка на лице Криса медленно сменилась испуганной гримасой. Я схватил его одной рукой за горло, а другой – за футболку. Моя злость дошла до такого градуса, что я даже не чувствовал, как костяшки кулака соприкасаются с черепом Дженкса. Хотелось разнести все к чертовой матери. Крис прикрыл голову, но я продолжал его бить.
– Трэвис! – вскрикнула Голубка, обежав вокруг стола.
Моя занесенная для удара рука застыла в воздухе, и я отпустил футболку Криса. Тот скорчился на полу. Увидев, как Эбби потрясена происшедшим, я и сам похолодел. Она сглотнула. Я попятился. Голубкин страх разозлил меня еще сильнее, но сердился я не на нее, а на себя. Мне стало стыдно.
Расталкивая всех на своем пути, я рванул к выходу, при этом задел Эбби плечом. Лучше не придумаешь! Сначала я добился того, что о девушке, в которую я влюблен, стали распускать сплетни, а потом еще и перепугал ее чуть не до полусмерти. Единственным подходящим местом для меня сейчас была собственная спальня. После всего случившегося я даже у отца постыдился бы просить совета.
Шепли догнал меня, сел рядом в «чарджер» и, не говоря ни слова, завел двигатель. Домой мы ехали молча. Мой мозг упорно отказывался представлять сцену, которая неизбежно должна была произойти сразу после возвращения Эбби.
Шепли припарковался на обычном месте, я вылез из машины и, как зомби, стал подниматься по лестнице. Благополучной развязки ждать не приходилось: или Голубка уйдет, испугавшись увиденного в столовой, или, что еще хуже, если она решит остаться, я должен буду сам освободить ее от данного мне слова.
Я мысленно метался из стороны в сторону, не зная, оставить ли Эбби в покое или попробовать начать все сначала. С одной стороны, за таких девушек надо бороться, она же не какая‑нибудь «сестричка» со второго этажа общежития, которая рассталась с парнем и «открыта для новых отношений», поэтому не стоит удивляться, что с первого раза ничего не получилось. С другой стороны, не хотелось даже думать о том, какую уйму времени я уже отнял у Голубки своими, если можно так выразиться, ухаживаниями.
Войдя к себе в спальню, я швырнул рюкзак к стене, захлопнул дверь и принялся бесцельно топать по комнате, как годовалый ребенок. Легче не становилось: это хождение из угла в угол только напоминало мне о бессмысленности всех моих попыток привлечь Эбби. Под окнами остановилась машина и, перед тем как двигатель выключили, несколько секунд протарахтела вхолостую: по характерному высокому звуку я понял, что это «хонда» Америки. Голубка наверняка тоже приехала. Сейчас либо ворвется в квартиру с криками, либо, наоборот, будет удрученно молчать. Трудно сказать, что из этого было бы хуже.
– Трэвис? – спросил Шепли, приоткрывая дверь.
Я покачал головой и плюхнулся на край кровати. Матрас просел под тяжестью моего тела.
– Ты ведь не знаешь, что она скажет. Может, просто хочет проверить, в порядке ли ты.
– Я сказал «нет».
Шепли закрыл дверь. Деревья за окном уже начали сбрасывать побуревшую листву. Скоро они будут совсем голые. К тому времени, когда опадут последние листья, Эбби уедет. Черт, до чего же мне тоскливо!
Через несколько минут в дверь постучали опять:
– Трэвис, это я. Открой.
Я вздохнул:
– Голубка, уйди.
Дверь скрипнула. Эбби все‑таки вошла. Я это понял, не оборачиваясь, потому что Тотошка при виде хозяйки забарабанил хвостиком по моей спине.
– С тобой все хорошо, Трэв? – спросила Голубка.
Я не знал, как сказать ей правду, и в глубине души думал, что, даже если я отвечу, она вряд ли меня услышит. Поэтому продолжал пялиться в окно и считать падающие листья. Они были как природные песочные часы: каждый из них, отделяясь от ветки, приближал тот момент, когда Эбби исчезнет из моей жизни.
Голубка встала возле меня, скрестив руки. Я ждал, что она начнет кричать или еще как‑нибудь выразит свое негодование по поводу случившегося в столовой.
– Не хочешь со мной об этом поговорить?
Она уже направилась к двери, когда я вздохнул и сказал:
– Помнишь, на днях Брэзил что‑то брякнул не подумав и ты бросилась меня защищать? Сейчас то же самое произошло со мной, только я слегка перестарался.
– Ты был злой еще до того, как Крис успел разинуть рот, – ответила Эбби, садясь рядом со мной на кровать.
Тотошка тут же забрался к ней на колени, прося обратить на него внимание. Знакомая ситуация. С тех пор как мы с Голубкой познакомились, я натворил кучу глупостей, и все мои идиотские выходки имели только одну цель: привлечь внимание Эбби. Но она все сразу же забывала. Я бесился, а ей хоть бы что.
– Я ведь серьезно сказал, Голубка: тебе лучше уйти. Сам я от тебя уйти не смогу.
Она дотронулась до моей руки:
– Я не хочу уходить.
Эбби даже не представляла себе, насколько она была права – или не права? – сказав такие слова. А я не мог разобраться в своих чувствах, и это сводило меня с ума. Я был влюблен в нее, хотел прожить рядом с ней всю жизнь, но в то же время считал, что она заслуживает лучшего. При всем при этом представлять ее с кем‑то было для меня совершенно невыносимо. Ни мне, ни тому, другому, победа не светила, но смириться с предстоящим поражением я не мог. Нескончаемые метания туда‑сюда выматывали меня.
Я привлек Эбби к себе и поцеловал в лоб:
– Бесполезно пытаться что‑то исправить, как бы я ни старался. Когда все будет сказано и сделано, ты меня возненавидишь.
Она обняла меня, сцепив пальцы на моем плече:
– Мы с тобой должны дружить: возражения не принимаются.
Ко мне вернулись мои же собственные слова, которые я сказал на нашем с Голубкой первом свидании в пиццерии. Казалось, это было сто лет назад – так с тех пор все успело запутаться.
– Я часто смотрю, как ты спишь, – проговорил я, обнимая Эбби обеими руками. – У тебя всегда бывает такой умиротворенный вид! А во мне нет этого спокойствия. Внутри меня постоянно что‑то бурлит, кроме тех моментов, когда я смотрю на тебя спящую. Сегодня утром, как только я продрал глаза, сюда вошел Паркер и застыл с перекошенной физиономией. Ну и я, разумеется, тут же пришел в ярость. Я знал, о чем он подумал, но не стал его переубеждать. Мне хотелось, чтобы он решил, будто мы не просто рядом спим, поэтому я ничего ему не объяснил. Теперь весь колледж думает, что ты в одну ночь была с нами обоими. Прости меня.
Эбби пожала плечами:
– Если он верит сплетням, то это его проблема.
– Он видел нас в одной постели. В такой ситуации довольно трудно не подумать ничего такого.
– Он знает, что я у тебя живу. И в конце концов, я спала одетая.
Я вздохнул:
– Скорее всего, ему было не до того, чтобы разглядывать твою одежду. Я знаю, Голубка, он тебе нравится. И я должен был все ему объяснить. Получилось, я тебя подвел.
– Ничего.
– Ты не сердишься? – удивленно спросил я.
– Вот почему ты так расстроился? Боялся, что я буду злиться, когда все узнаю?
– Ну да, я этого не исключал. Если бы кто‑нибудь вот так взял и разрушил мою репутацию, я бы, пожалуй, слегка озверел.
– С каких это пор тебя волнует твоя репутация? Куда девался прежний Трэвис, который плевал на то, что думают другие? – насмешливо сказала Эбби, подтолкнув меня локтем.
– Просто я увидел выражение твоего лица в тот момент, когда ты услышала эту сплетню. Я не хочу, чтобы тебе из‑за меня было больно.
– Ну а ты и не причинишь мне боли.
– Лучше руку себе отрежу, – вздохнул я и прижался щекой к Голубкиной макушке.
Мне так нравилось трогать ее, чувствовать ее запах. Эбби была для меня как успокоительное. Напряжение ушло, и я вдруг почувствовал ужасную усталость: даже двигаться не хотелось. Мы долго‑долго сидели рядом, обнявшись. Голова Голубки лежала у меня на плече. Что будет дальше, я загадывать не мог, поэтому просто упивался моментом. Сейчас Голубка была со мной, и больше я ни о чем не думал.
Когда солнце стало садиться, в дверь тихонько постучали. Из коридора донесся голос Мерик:
– Эбби?
Похоже, она подумала, что в нашей комнате подозрительно тихо, и забеспокоилась.
– Входи, Америка, – сказал я.
Мерик вошла вместе с Шепом и улыбнулась, увидев нас с Голубкой сидящими в обнимку.
– Мы собрались чего‑нибудь перекусить. Не хотите прошвырнуться с нами в «Пэй Вэй»?
– Ой, опять азиатская кухня? Тебе это еще не надоело, Мерик?
– Да нет, – ответила она уже не столь напряженно. – Так вы едете?
– Лично я умираю с голоду, – сказала Эбби.
– Еще бы! Ты ведь сегодня осталась без обеда! – нахмурился я, а потом встал и поднял ее. – Идем. Действительно, пора есть.
По‑прежнему не желая отпускать Голубку, я всю дорогу до «Пэй Вэй» обнимал ее одной рукой. Она вроде не возражала. Даже прижалась ко мне в благодарность за то, что я согласился поужинать с ней в ресторане – уже в четвертый раз.
Как только мы нашли подходящий столик, я положил куртку возле Эбби и пошел в туалет. Голубка и Мерик с Шепом вели себя со мной как ни в чем не бывало, будто я не избил человека считаные часы назад. Это было неестественно. Сложив руки ковшиком, я набрал воды, плеснул себе в лицо и посмотрел в зеркало. Капли стекали у меня с носа и подбородка. Я должен был в очередной раз проглотить свою депрессию и вместе со всеми притворяться, что ничего не случилось. Видимо, мы делали это ради Эбби, чтобы она плыла по жизни в маленьком пузырьке счастливого неведения, где все правильно, предсказуемо и никто ничего не чувствует чересчур остро.
– Еду еще не принесли? Вот черт! – сказал я, садясь рядом с Голубкой.
На столе лежал ее телефон. Я взял его, сделал дурацкую физиономию и сфотографировался.
– Что ты делаешь? – хихикнула Эбби.
Я нашел свое имя в телефонной книге и прикрепил к нему фотографию.
– Теперь каждый раз, когда я звоню, ты будешь вспоминать, какой я замечательный.
– Или какой ты козел, – уточнила Америка.
Мерик с Шепом принялись болтать о занятиях и о разных университетских новостях, старательно обходя все, что имело какое‑нибудь отношение к сцене в столовой. Голубка сидела, подперев подбородок рукой, и с улыбкой слушала их. Она была очень красива, хотя не прилагала к этому ни малейшего усилия. Руки Эбби казались мне совсем крошечными, и я поймал себя на мысли, что ее безымянный пальчик выглядит голым. Она взглянула на меня и задорно подтолкнула локтем, а потом снова переключилась на болтовню Америки.
Мы шутили и смеялись, пока ресторан не закрылся. Затем дружно уселись в «чарджер» и поехали домой. Я чувствовал себя изможденным, день тянулся страшно долго, но мне почему‑то не хотелось, чтобы он заканчивался.
Шепли посадил Америку к себе на спину и потащил вверх по лестнице, а я задержался, поймав Эбби за руку. Взглядом проводил Мерик с Шепом до двери квартиры и неловко замялся, сжимая Голубкины пальцы:
– Я должен попросить прощения перед тобой за сегодняшнее. Прости, мне ужасно жаль.
– Ты уже просил. Все в порядке.
– Нет, тогда я просил прощения за Паркера. Мне бы не хотелось, чтобы ты считала меня психом, который бросается на людей по всяким пустякам, – сказал я, – но моя ошибка не только в том, что я не сдержался. Я накинулся на Криса не из‑за того, из‑за чего надо было.
– А из‑за чего же?
– Он сказал, что хочет быть следующим в очереди. Это меня больше всего и взбесило. А не то, как он обидел тебя.
– Намекнуть, будто ко мне стоит очередь, – это уже само по себе достаточно обидно, Трэв.
– В том‑то и дело. Но я не столько тебя бросился защищать, сколько разозлился из‑за того, что он хочет с тобой переспать.
Эбби секунду подумала, потом взялась обеими руками за мою футболку и прижалась лбом к моей груди.
– А знаешь, мне плевать, – сказала она, поднимая голову и с улыбкой глядя на меня. – Плевать, о чем говорят люди, плевать на то, что ты вышел из себя, и на то, из‑за чего это с тобой произошло. Конечно, мне бы меньше всего хотелось иметь плохую репутацию, но я так устала говорить всем про нашу дружбу. Надоело, черт возьми!
Уголки моего рта дернулись вверх.
– Про нашу дружбу?! Иногда мне кажется, ты меня совершенно не слышишь!
– То есть?
Стены, которыми Эбби себя окружила, были непроницаемы, и я даже не знал, что бы произошло, если бы мне все‑таки удалось их сломать.
– Пойдем домой. Я устал.
Она кивнула, и мы вместе поднялись по ступенькам. Америка с Шепли уже ворковали у себя в спальне. Голубка прямиком направилась в ванную. Трубы завыли, струйки воды из душа застучали по кафелю.
Тотошка составлял мне компанию, пока я ждал Эбби. Она не задержалась: подготовка ко сну заняла у нее не больше часа. Выйдя из ванной, Голубка легла на кровать и положила мокрую голову мне на плечо:
– Осталось всего две недели. Интересно, что ты учудишь с горя, когда я вернусь в «Морган»?
– Не знаю, – сказал я.
Мне даже думать об этом не хотелось. Эбби тронула меня за руку:
– Эй, вообще‑то, я пошутила.
Я постарался расслабиться, успокоить себя мыслью о том, что Голубка пока еще рядом. Не помогло. Ничто не помогало. Наконец я устал тратить время впустую. Мне нужно было только одно – обнять Эбби.
– Голубка, ты мне доверяешь? – немного нервно спросил я.
– Да. А что?
– Иди ко мне. – Я прижал ее к себе.
К моему удивлению, она не стала сопротивляться: просто застыла на несколько секунд, а потом обмякла у меня в руках, прислонившись щекой к моей щеке. В тот же момент веки у меня отяжелели. Утром я должен был придумать, как отсрочить ее отъезд, но сейчас хотелось только спать с ней в обнимку и больше ничего.
ГЛАВА 15
ЗАВТРА
Осталось всего две недели. Это время можно было потратить либо на то, чтобы просто наслаждаться жизнью рядом с Эбби, либо на попытку доказать ей, что, вероятно, я как раз тот, кто ей нужен.
Я подключил к делу все свое обаяние и выкладывался по полной, не жалея ни денег, ни сил. Мы ходили в боулинг и кино, обедали и ужинали в ресторанах. Дома я тоже старался как можно больше быть с ней наедине: брал напрокат диски с фильмами, заказывал еду – что угодно, лишь бы побыть с Голубкой вдвоем. За все это время мы ни разу не поссорились.
Пару раз звонил Адам. Я выигрывал бои, но делал это быстро, не заботясь о зрелищности, и он оставался недоволен. А мне было плевать: деньги деньгами, но надолго разлучаться с Эбби совершенно не хотелось.
Голубка пребывала в прекрасном расположении духа: никогда раньше я не видел ее такой веселой. Сам я впервые за долгое время стал похож на нормального человека, а не на издерганный комок нервов.
Ночью мы с Эбби уютно укладывались рядышком, как какая‑нибудь пожилая супружеская пара. Чем ближе был день Голубкиного отъезда, тем больших усилий мне стоило сохранять спокойствие и не подавать виду, что я изо всех сил пытаюсь ее задержать.
В наш предпоследний вечер из нескольких предложенных мною вариантов Эбби выбрала поездку в пиццерию. Крошки на красном полу плюс запах жира и специй минус треклятые футболисты – ужин вполне удался.
И все‑таки мне было грустно, ведь именно здесь прошло наше первое свидание. В этот раз Голубка много смеялась, но так и не поделилась со мной своими чувствами, не сказала, что думает о том времени, которое провела у меня. Она по‑прежнему сидела в своем пузырьке. По‑прежнему не желала ничего помнить. Все мои старания казались совершенно напрасными, и иногда это меня злило, но, чтобы не лишить себя последнего шанса на успех, я все терпел и продолжал как мог развлекать Эбби.
Ночью Голубка очень быстро уснула. Она лежала в каких‑нибудь нескольких дюймах от меня, а я смотрел на нее и старался навсегда выжечь в своей памяти ее образ: сомкнутые ресницы, мокрые волосы, упавшие мне на руку, свежий фруктовый запах увлажненного кремом тела, еле слышный звук, который издавал ее носик при выдохе. В моей постели ей так удобно, так спокойно спалось.
На стенах висели наши совместные фотографии. Было темно, но я и без света отчетливо представлял каждый снимок. Теперь, когда моя комната наконец‑то приобрела жилой вид, Голубка собиралась уезжать.
В последний день, утром, казалось, что тоска вот‑вот накроет меня с головой. Через сутки нам с Эбби предстояло собирать ее вещи для возвращения в «Морган‑холл». Потом мы, наверное, еще много раз увидимся, иногда она, может, заедет, скорее всего вместе с Америкой. Но встречаться Голубка будет с Паркером, и я ее потеряю.
Я пошевелился в кресле, оно скрипнуло. Эбби еще не проснулась. В квартире было тихо. Даже чересчур тихо. Эта тишина давила на меня.
Дверь комнаты Шепли издала жалобный стон, после чего босые ноги моего родственника зашлепали по полу. Волосы у него торчали в разные стороны, глаза были осоловелые со сна. Он уселся на диванчик и несколько секунд смотрел на меня из‑под капюшона олимпийки. Наверное, было холодно. Я не заметил.
– Трэв, вы с ней еще увидитесь.
– Знаю.
– А по лицу не скажешь.
– Все уже не то, Шеп. Мы разделимся: я буду жить своей жизнью, а она – своей, с Паркером.
– Не факт. Может, Хейс повернется к ней задом, и она одумается.
– Ну, если не он, так найдется кто‑нибудь другой вроде него.
Шепли вздохнул и, подтянув коленку к подбородку, взялся рукой за лодыжку.
– Чем я могу тебе помочь?
– Я не чувствовал себя так с тех пор, как умерла мама. Не знаю, что мне делать, – выдохнул я. – Похоже, я потеряю Эбби.
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 25; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!