Пространство и время 7 страница
Я взял ее за руку, подвел к окну, подпрыгнул и, ухватившись за подоконник, подтянулся. Ступив на траву, развернулся и вытащил Эбби.
Прогулка до «Моргана» была приятной. Ночь стояла на редкость теплая, и воздух казался наэлектризованным, совсем как летом. Всю дорогу я пытался прятать идиотскую улыбку, но это было довольно трудно.
– А зачем тебе вообще нужно, чтобы я у тебя жила? – спросила Эбби.
Я пожал плечами:
– Не знаю. Просто мне становится лучше, когда ты рядом.
Шепли с Америкой сидели в машине и ждали, когда мы вынесем из общаги Голубкино барахло. Как только мы вышли, они отъехали от парковки. Я сел на мотоцикл, Эбби – за мной. Она обхватила меня сзади, и я одной ладонью придержал ее руки у себя на груди.
– Рад, что сегодня ты была со мной, Голубка, – сказал я, набрав в легкие побольше воздуха. – Я еще никогда не испытывал во время боя такого азарта.
Эбби молчала целую вечность. Наконец она ответила, положив подбородок на мое плечо:
– Все потому, что тебе очень хотелось выиграть наш спор.
Я обернулся и посмотрел ей в глаза:
– Еще как, черт возьми!
Она приподняла брови. Ее осенила внезапная догадка.
– Так вот почему ты сегодня был в таком паршивом настроении? В общаге дали горячую воду, ты об этом знал и не хотел, чтобы я уезжала?
Я решил, что наговорил уже вполне достаточно, и, с трудом оторвав взгляд от Эбби, завел мотор. Мы поехали домой так медленно, как я еще никогда не ездил. Когда приходилось останавливаться на светофоре, я с непривычным удовольствием клал руку ей на колено или накрывал ладонью ее пальцы. Она не возражала, а я просто улетал.
|
|
|
Возле дома Голубка, как заправский байкер, соскочила с мотоцикла, и мы пошли к лестнице.
– Терпеть не могу заходить в квартиру, когда Шепли с Америкой там вдвоем. Мне вечно кажется, что я не вовремя.
– Привыкай, осваивайся. На ближайшие четыре недели это и твой дом. Запрыгивай, – сказал я, поворачиваясь к Голубке спиной.
– Чего?
– Давай! Я отнесу тебя наверх!
Она, хихикнув, вскочила на меня верхом, я подхватил ее за бедра и взбежал по ступенькам. Не успели мы добраться до верха, Америка уже открыла нам дверь.
– Вы только посмотрите на себя! – сказала она с улыбкой. – Если бы не знала, точно бы…
Тут Шепли подал голос с дивана:
– Не надо, Мерик!
Отлично! Теперь мой двоюродный братец почему‑то не в духе. Америка улыбнулась так, будто сболтнула лишнее, и пошире открыла дверь. Все еще удерживая Эбби на спине, я упал в кресло и шутя ее придавил. Она взвизгнула:
– Ты сегодня ужасно веселый, Трэв! Что такое?
– Мерик, я выиграл чертову уйму денег! В два раза больше, чем рассчитывал! Разве это не повод?
|
|
|
Америка состроила хитрую мордашку.
– Повод, конечно, но, по‑моему, есть что‑то еще! – сказала она, глядя, как я похлопываю Голубку по бедру.
– Мерик! – предостерегающе окликнул ее Шеп.
– Ладно, поговорим о чем‑нибудь другом. Кажется, Паркер пригласил тебя в эти выходные на вечеринку в «Сигме Тау», да, Эбби?
Ощущение легкости тут же куда‑то улетучилось. Я повернулся к Эбби.
– Э‑э‑э… Ну да… А разве мы не все туда идем? – замялась она.
– Я иду, – сказал Шепли, не отрываясь от телевизора.
– А значит, и я, – сказала Америка и вопросительно воззрилась на меня.
Она думала, что я проглочу наживку и тоже изъявлю желание пойти. Но я должен был сначала разобраться с Эбби и Паркером.
– Ты будешь там с ним или как? – спросил я у Голубки.
– Да нет, он просто сказал мне про эту вечеринку.
Мерик лукаво ухмыльнулась. Она чуть ли не подпрыгивала от нетерпения:
– Но Паркер сказал, что будет тебя ждать. Он такой симпатяга!
Я раздраженно взглянул на Америку, потом посмотрел на Эбби:
– Так ты пойдешь?
Она пожала плечами:
– Обещала прийти. А ты?
– Да, – отрезал я не раздумывая.
Это ведь, в конце концов, даже не вечеринка для пар, а обычная тусовка. Невелика важность. Главное, чтобы Паркер не терся всю ночь возле Эбби. А то… Уф! Не хотелось даже думать об этом: потащит ее в папин ресторан, чтобы она заценила, какой он богатенький, начнет сверкать голливудской улыбкой или еще что‑нибудь придумает, чтобы заползти к ней в трусы.
|
|
|
Шепли посмотрел на меня:
– А на прошлой неделе ты сказал, что не пойдешь…
– Передумал, Шеп. В чем проблема?
– Ни в чем, – пробормотал он, удаляясь к себе в спальню.
Америка нахмурилась:
– Сам знаешь, в чем проблема. Перестал бы действовать ему на нервы, а?
Она ушла в комнату вслед за Шепли, и они продолжили дискуссию за закрытой дверью. Слов было не разобрать.
– Я рада, что всем все ясно. Может, кто‑нибудь и мне объяснит, в чем дело? – сказала Эбби.
Метаморфоза, происшедшая с моим родственничком, озадачила не одну Голубку. Сначала он меня дразнил, а сейчас явно нервничал. С чего он так перепугался? Может, успокоится, когда увидит, что я завязал с другими девчонками и мне нужна только Эбби. А может, и нет. Не случайно же он так задергался именно теперь – после того, как я признался, что мне на Голубку не наплевать. Я действительно не очень подхожу на роль бойфренда и могу все просрать. Да, наверное, дело в этом.
Я встал:
– Я ненадолго в душ.
|
|
|
– Что с ними такое? – спросила Эбби.
– Ничего. Просто паранойя.
– Это из‑за нас?
Голубка сказала «нас», и на меня нахлынуло какое‑то странное чувство.
– В чем дело? – допытывалась она, с подозрением глядя на меня.
– Ты права. Это из‑за нас. Не засыпай, ладно? Поговорим, когда я выйду.
На то, чтобы помыться, у меня ушло меньше пяти минут. Еще пять минут я простоял под водой, решая, что сказать Эбби. Напускать туман было бессмысленно. Месяц, который Голубка мне проспорила, начинался уже сейчас, и я хотел потратить это время с пользой: доказать ей, что я лучше, чем она обо мне думает. По крайней мере, с ней я не такой, как со всеми, и за ближайшие четыре недели ее подозрения на мой счет могли бы рассеяться.
Я вылез из душа и вытерся. Было неспокойно: от предстоящего разговора многое зависело. Я собрался с духом и уже хотел выйти, но в холле снова разгорелся спор. Америка что‑то сказала с отчаянием в голосе. Я слегка приоткрыл дверь и стал слушать.
– Эбби, ты же обещала. Да, я просил тебя проявить к нему терпимость, но я же не имел в виду, что с ним надо заводить роман! Я думал, вы просто друзья!
– Так и есть, – сказала Эбби.
– Ну конечно! – кипятился Шепли.
Америка попыталась его успокоить:
– Говорю тебе, малыш: все будет хорошо.
– Мерик, зачем ты их провоцируешь? Я же сказал тебе, что из этого получится!
– А я тебе сказала, что ничего такого не получится! Или ты мне не доверяешь?
Шепли протопал к себе в комнату. Несколько секунд было тихо, потом Америка снова заговорила:
– Я все пытаюсь ему втолковать: как бы ни сложились ваши отношения с Трэвисом, нас это не коснется. Шеп набил себе на этом столько шишек, что теперь не верит мне.
Чертов Шепли! Я приоткрыл дверь чуть пошире, чтобы видеть лицо Голубки.
– О чем ты вообще говоришь, Мерик? Мы с Трэвисом не встречаемся, мы действительно просто друзья. Он же сам тебе сказал… Он не интересуется мной как женщиной.
Вот дерьмо! С каждой минутой положение становилось все хуже и хуже.
– Ты это слышала? – удивленно спросила Америка.
– Да.
– И поверила?
Эбби пожала плечами:
– Он и в лицо мне такое говорил. В любом случае ничего между нами нет. Трэвис убежденный противник стабильных отношений. У него, кроме тебя, ни одной знакомой девушки не найдется, с которой бы он не переспал! А потом эти его перепады в настроении – я их просто не выношу. Не знаю, как Шеп может в чем‑то нас подозревать!
Голубкины слова перечеркнули все, на что я смутно надеялся. Разочарование было сокрушительным. Первые несколько секунд я чувствовал острую боль, потом она сменилась злостью. А злость легче контролировать.
– Просто он не только знает Трэвиса… Шеп разговаривал с ним о тебе, Эбби.
– То есть?
– Мерик! – крикнул Шеп из спальни.
Америка вздохнула:
– Ты моя самая близкая подруга. Мне кажется, иногда я знаю тебя даже лучше, чем ты сама. Я видела вас вдвоем: разница между вами и мной с Шепом только в том, что мы занимаемся сексом, а вы нет. В остальном все точно так же.
– Да нет! Разница не только в этом, и она огромная! Шеп не приводит домой каждый день новых девчонок, а ты не идешь завтра на вечеринку с парнем, который явно хочет с тобой встречаться. У меня никогда ничего не будет с Трэвисом. И я даже не понимаю, что тут обсуждать.
– Я не слепая, Эбби. Уже целый месяц ты почти все время проводишь с ним. Признайся, ты что‑то к нему чувствуешь.
Тут моему терпению пришел конец.
– Хватит, Мерик, – сказал я.
Девчонки подскочили от неожиданности. Мои глаза встретились с глазами Эбби: в них не было ни грана смущения или сожаления. Это еще больше меня разозлило.
От греха подальше, пока не сказал какую‑нибудь гадость, я заторопился к себе в комнату. Посидел. Не помогло. Пробовал стоять, ходить и даже отжиматься – без толку. Стены давили на меня, причем с каждой секундой все сильнее. Ярость бурлила внутри, как химический реактив, готовый вот‑вот взорваться.
У меня был только один выход: убраться из дому, проветриться, выпить чего‑то расслабляющего. «Ред». Поеду в «Ред»: в баре сегодня работает Кэми, она мне что‑нибудь посоветует. Она умеет успокаивать. За это Трентон ее и любит. У нее три младших брата, и она знает, что делать с нами, пацанами, когда нам моча в голову ударит.
Я напялил футболку и джинсы, схватил очки, ключи от мотоцикла и куртку, потом сунул ноги в ботинки и снова вышел в холл. Глаза у Эбби расширились. Слава богу, я был в очках и она не видела моего взгляда.
– Ты уезжаешь? – встрепенулась она. – Куда?
В другое время тревожные нотки, прозвучавшие в ее голосе, растрогали бы меня. Но не теперь.
– Никуда.
ГЛАВА 10
РАЗБИТ
Кэми сразу поняла, что я сегодня не в духе. Я сидел на своем обычном месте, а она одну за другой подавала мне бутылки пива. По стенам и по полу бегали разноцветные блики, а музыка орала так громко, что почти заглушала мои мысли.
Я уже докуривал красную пачку «Мальборо», но не из‑за этого мне было так паршиво. Девчонки подходили и уходили: им хотелось завязать со мной разговор, а у меня не хватало сил оторвать взгляд от сигареты, зажатой между пальцами. Она уже наполовину сгорела, и я, даже не стряхивая пепла, смотрел, как она дотлевает. Так я старался отвлечься от того, что не могла заглушить никакая музыка.
Толпа стала рассасываться, и Кэми уже не нужно было метаться по бару со скоростью тысяча миль в час. Поставив передо мной пустой стакан, она до кромки наполнила его кентуккийским виски. Я протянул руку, но Кэми вдруг положила на мой кожаный напульсник свои татуированные пальцы. Когда она соединяла их, получалось: «BABY DOLL».[1]
– Ну ладно, Трэв, рассказывай.
– Что рассказывать? – спросил я, вяло попытавшись высвободиться.
Она покачала головой:
– Это из‑за девушки?
Я поднес стакан к губам и запрокинул голову, чтобы лучше почувствовать, как виски жжет горло.
– Какой девушки?
Кэми закатила глаза:
– Какой‑какой! Не держи меня за дурочку.
– Ладно. Это Голубка.
– Голубка? Шутишь, что ли?
Я усмехнулся:
– Эбби. Она Голубка. Демоническая голубица, которая совсем заклевала мне мозги. Думать нормально больше не могу. Все теперь бессмысленно, Кэм. Все, на что я опирался в жизни, расшаталось. Я и сам превратился в какого‑то голубка… Нет, хуже! Я превратился в Шепа.
Кэми рассмеялась:
– Ну! Не надо так!
– Ты права, он хороший парень.
– С собой так тоже не надо, зря себя грызешь, – сказала Кэми, беря в руки тряпку и круговыми движениями вытирая ею барную стойку. – Боже мой, Трэв! В том, что ты влюбился, нет ничего плохого!
Я оглянулся:
– Не понял, ты сейчас со мной разговариваешь или с Богом?
– Я серьезно. У тебя к ней чувства. Ну и что в этом страшного?
– Она меня ненавидит.
– Не может быть.
– Сам только что слышал. Случайно. Она считает меня подонком.
– Так и сказала?
– Почти.
– Ну, вообще‑то, она права.
Я нахмурился:
– Вот спасибо!
Кэми уперлась руками в столешницу:
– Согласись, раньше ты давал повод так о тебе думать. Я вот что хочу сказать: может, с ней, с этой девушкой, ты будешь другим? Может, ты изменишься к лучшему?
– Верно, – сказал я, опрокинув очередной стакан, едва Кэми успела его наполнить. – Я был подонком. Но откуда мне знать, что я смогу измениться? Да еще настолько, чтобы она меня полюбила!
Кэми пожала плечами и вернула бутылку на место.
– Любить тебя или нет, это уж ты ей предоставь решать.
Я зажег сигарету, затянулся и выдохнул дым в уже и без того задымленную атмосферу.
– Еще пива.
– Трэв, по‑моему, тебе уже хватит.
– Кэми, просто давай сюда бутылку, и все.
Когда я проснулся, на голые стены моей спальни уже падало яркое солнце, пробивающееся сквозь жалюзи. Я зажмурился: свет ударил в глаза так, будто полдень застал меня посреди белой пустыни.
Как всегда бывает после ночных возлияний, глотка и нёбо пересохли. Во рту стоял омерзительный привкус, напоминающий смесь химического удобрения с кошачьей мочой.
Мой мозг безуспешно попытался припомнить что‑нибудь из происшедшего накануне. Вроде была какая‑то колбасня, но где я тусил и с кем – это скрывала завеса тайны.
Я повернул голову: левая сторона кровати застлана, значит Эбби уже встала. Неуверенно ступая босыми ногами, я вышел в холл и обнаружил ее спящей в кресле. Сначала я почувствовал замешательство, потом оно сменилось паникой. Я с трудом шевелил мозгами, которые были, как губка, пропитаны алкоголем. Почему Эбби не спала на кровати? Что я такого сделал, из‑за чего она перебралась в кресло? Сердце быстро застучало, и я увидел их – две пустые обертки от презервативов.
Черт! Черт! Черт! Воспоминания о прошедшей ночи нахлынули как цунами: когда я уже как следует поднакидался, подкатили какие‑то две девчонки, которые никак не хотели отставать, и тогда я предложил им приятно провести время втроем, а они охотно согласились.
Я закрыл лицо руками. Эти девицы были здесь. Я их трахал, и Эбби, наверное, все слышала. О боже мой, угораздило же меня так вляпаться! Хуже не придумаешь! Теперь Голубка, как только проснется, соберет вещички и дернет из этого вертепа обратно в общагу.
Я сел на диван, по‑прежнему прикрывая руками рот и нос, и стал смотреть, как Эбби спит. Нужно было срочно что‑то предпринять. Только вот что?
Мысли, которые приходили мне в голову, казались одна глупее другой. А время шло. Стараясь не шуметь, я вернулся к себе в спальню, переоделся и пробрался в комнату Шепли. Америка пошевелилась, Шеп поднял голову.
– Тебе чего, Трэв? – шепотом спросил он.
– Возьму твою машину на секунду. Нужно кое‑что привезти.
– Ладно… – пробормотал он озадаченно.
Я взял с комода ключи и, немного помявшись, сказал:
– У меня к тебе просьба. Если Эбби проснется до того, как я вернусь, задержи ее, ладно?
Шепли глубоко вздохнул:
– Старик, я, конечно, постараюсь, но… прошлая ночка была…
– Кошмарная, да?
Он скривил рот:
– Мне жаль, брат, но, боюсь, она уедет.
Я кивнул:
– Все‑таки попробуй.
Бросив еще один взгляд на лицо Эбби, я как пришпоренный вылетел из квартиры. «Чарджер» еле справлялся со скоростью, которую я из него выжимал. Застряв на светофоре перед самым супермаркетом, я громко выругался и ударил по рулю.
От стоянки до магазина я бежал бегом, при этом прекрасно осознавая, что выгляжу как человек не вполне адекватный. Через пару секунд я уже метался по залу, бросая в тележку все, что, на мой взгляд, должно было понравиться Эбби, что она при мне ела, о чем хотя бы упоминала. Схватил даже какую‑то розовую губку.
Извинения вряд ли удержат Голубку, но жест она, может быть, оценит. Увидит, как я раскаиваюсь. Хотя нет, все без толку. В полном отчаянии я остановился возле кассы.
– Сэр, вы готовы?
Я печально покачал головой:
– Я не… не знаю.
С секунду женщина молча изучала меня, засунув руки в карманы белого фартука с горчично‑желтыми полосками.
– Что‑то ищете? Подсказать?
Я, не отвечая, подтолкнул тележку к кассе и стал смотреть, как женщина одно за другим сканирует мои безумные приобретения. Наверное, эта моя идея – самая дурацкая из всех идей, когда‑либо посещавших человеческую голову. Единственная в мире женщина, к которой я серьезно отношусь, будет смеяться надо мной, собирая чемоданы.
– С вас восемьдесят четыре доллара семьдесят семь центов.
Моя карта быстро чиркнула по щели считывателя, и вот я уже бегу на стоянку с мешками в руках. Еще секунда, и «чарджер» на всех парах несется к дому.
Проскакав по лестнице через несколько ступенек, я влетел в квартиру и с порога увидел головы Шепли с Америкой, сидящих на диване. Телевизор был включен, но работал почти без звука. Слава богу, Эбби не проснулась. Я плюхнул свои мешки на столешницу и принялся раскладывать покупки, стараясь не слишком громко хлопать дверцами шкафов.
– Дай знать, когда Голубка проснется, ладно? – мягко попросил я, поворачиваясь к Америке. – У меня тут спагетти, блинчики, клубника, овсянка с шоколадом, и, кажется, она любит вот эти смешные разноцветные хлопья, да, Мерик?
Эбби открыла глаза и смотрела на меня со своего кресла. Нижние веки у нее были серые от растекшейся туши. И вообще ее внешний вид приблизительно соответствовал моему самочувствию.
– Привет, Голубка.
Несколько секунд она глядела на меня, как будто не понимая, где находится и как здесь очутилась. Я подошел к ней поближе. Перед своим первым боем я и вполовину так не нервничал.
– Проголодалась? Я поджарю тебе блинчики… или… Э‑э‑э… Есть овсянка. Еще я купил розовую фигню, которой вы, девчонки, бреетесь, и фен, и… Сейчас‑сейчас… Вот оно…
Я схватил один из мешков, отволок его в спальню и высыпал содержимое на кровать. Пока я искал губку для удаления волос, мой взгляд случайно упал на собранную и застегнутую сумку. У меня подвело живот, во рту снова пересохло. Кое‑как собравшись с силами, я вернулся в гостиную:
– Там твои вещи…
– Знаю, – сказала она.
Я поморщился от острой физической боли:
– Уезжаешь…
Эбби взглянула на подругу, которая смотрела на меня так, будто жаждала моей крови.
– А ты серьезно думал, что она останется?
– Детка… – прошептал Шепли.
– Вот только не надо, Шеп! Даже не вздумай его защищать! – кипятилась Америка.
Я с трудом сглотнул:
– Голубка, мне так жаль! Даже не знаю, что и сказать…
– Чего ждешь? Пойдем! – сказала Мерик, потянув Эбби за руку, но та продолжала сидеть. Когда я сделал шаг вперед, Америка ткнула пальцем в мою сторону. – Клянусь, Трэв! Если попытаешься ее остановить, я оболью тебя спящего бензином и подожгу!
– Мерик! – умоляюще простонал Шепли.
Обстановка накалялась.
– Все в порядке, – наконец‑то сказала Голубка.
– То есть как в порядке? – спросил Шеп.
Эбби закатила глаза, указав на меня:
– Трэвис привел домой женщин из бара, ну и что?
Я опустил веки, пытаясь утихомирить боль. Я так боялся, что Голубка уедет, а ей, оказывается, на все было наплевать!
– Ха‑ха! – не унималась Америка. – Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе это понравилось?
Эбби оглядела комнату:
– Трэвис может приводить сюда кого пожелает. Он здесь хозяин.
Я проглотил ком, стоявший в горле:
– Так ты не собирала вещи?
Голубка покачала головой и взглянула на часы.
– Нет, наоборот, пойду распакую. А еще я бы хотела поесть, принять душ и переодеться, – сказала она, направляясь в ванную.
Америка метнула на меня смертоносный взгляд, но я, не обращая на нее внимания, пошел следом за Эбби и, остановившись перед дверью, тихонько постучал:
– Голубка?
Она вяло откликнулась:
– Да?
– Ты остаешься?
Я прикрыл глаза, как будто ожидая удара.
– Могу уехать, если хочешь. Но, вообще‑то, спор есть спор.
Я прислонился головой к двери:
– Я не хочу, чтобы ты уезжала. Но если уедешь, буду не в претензии.
– То есть ты освобождаешь меня от условий нашего пари?
Ответ напрашивался сам собой, и все‑таки я не должен был удерживать Эбби против ее воли. В то же время я ужасно боялся, что она уедет.
– Если скажу «да», ты вернешься в общагу?
– Ну разумеется. Что мне тогда здесь делать? Это же не моя квартира! – сказала Голубка, и сквозь деревянную дверь ванной до меня донесся мягкий смешок.
Я не знал, огорчена она или просто устала после ночи, проведенной в кресле. Если все‑таки первое, то нужно во что бы то ни стало не дать ей уйти. Иначе я рискую больше никогда ее не увидеть.
– Тогда я говорю «нет». Все остается в силе.
– Ну а теперь можно мне принять душ? – тихо спросила Эбби.
– Конечно…
Тут Америка, хлопнув дверью комнаты Шепли, сердито протопала в холл и остановилась прямо передо мной.
– Ты эгоистичная свинья! – прорычала она.
Я пошел к себе в спальню, взял Голубкины тапочки и халатик, потом снова направился к ванной. Ясно было, что Эбби, скорее всего, останется, но лишний раз ее задобрить не мешало.
– Голубка, я принес твою одежду.
– Брось возле раковины. Я возьму.
Я открыл дверь, положил вещи и, глядя в пол, сказал:
– Я вчера просто с катушек слетел. Услышал, что ты говорила обо мне Америке, и взбесился. Думал проветриться и выпить немного, чтобы прийти в себя, и сам не заметил, как надрался, а тут эти девицы… – Я замолчал, пытаясь обрести контроль над собственным голосом. – Утром проснулся – тебя нет в кровати. Потом смотрю – ты в кресле спишь, а на полу обертки от презервативов. Мне аж поплохело.
– Чем пытаться меня подкупить, притащив домой чуть ли не весь супермаркет, лучше бы просто со мной поговорил. Не к чему было сорить деньгами.
– Мне плевать на деньги, Голубка. Я испугался, что ты уедешь и не станешь больше со мной разговаривать.
– Я не хотела тебя обидеть, – сказала она, и, по‑моему, искренне.
– Я знаю, сейчас уже словами не поможешь… Я все прогадил… как всегда.
– Трэв?
– А?
– Больше не садись на мотоцикл пьяный, ладно?
Мне хотелось сказать что‑то еще, хотелось еще раз попросить прощения, объяснить, до какого отчаяния я вчера дошел. Я и сейчас сходил с ума – от полной неспособности справиться с собственными чувствами. Нужные слова не шли. Мозг заклинило на одном: после всего, что произошло, после всего, что я наговорил, ей нечего мне ответить, кроме того, чтобы я не ездил пьяный.
– Ладно. – Я захлопнул дверь.
Эбби долго не выходила из ванной: прихорашивалась перед вечеринкой в «Сигме Тау». Я сначала тупо пялился в телевизор, потом решил одеться, пока Голубка не оккупировала спальню.
В шкафу висела выглаженная белая рубашка. Я надел ее и, стоя перед зеркалом, несколько минут воевал, как идиот, с пуговками на манжетах. Потом плюнул и закатал рукава. Решил, что это больше соответствует моему стилю. Вернулся в гостиную и снова плюхнулся на диван. Вскоре хлопнула дверь ванной. Босые ноги Эбби зашлепали по полу.
Стрелки на часах как будто уснули, а по телевизору смотреть было нечего. Ни репортаж об отважных спасателях, ни бесконечная реклама какого‑то чудо‑измельчителя меня не заинтересовали. Я скучал и в то же время нервничал. Так себе сочетание!
Когда мое терпение кончилось, я постучал в дверь спальни.
– Заходи, – отозвалась Эбби.
Она еще не успела обуться: туфельки на каблуках стояли перед ней на полу. Голубка всегда была прекрасна, но сегодня она как будто сошла с обложки журнала из тех, которые выставляют в супермаркете возле кассы. Каждый волосок был на своем месте. Каждый сантиметр увлажненной лосьоном кожи светился безукоризненным матовым блеском. От такой красоты я остолбенел. Замер посреди комнаты, как будто меня оглушили.
– Вау! – наконец‑то произнес я.
Эбби улыбнулась, оглядев свое платье, и ее лукавая улыбочка помогла мне очнуться.
– Выглядишь потрясающе, – сказал я, не отрывая от нее глаз.
Голубка наклонилась, чтобы надеть туфли. В этот момент обтягивающая черная ткань подобралась вверх, еще на полдюйма приоткрыв ноги. Выпрямившись, Эбби окинула меня быстрым оценивающим взглядом:
– Ты тоже ничего.
Я засунул руки в карманы, с трудом сдерживаясь, чтобы не сказать какую‑нибудь глупость. Например, что если бы до сих пор я не был влюблен в Эбби, то наверняка влюбился бы в нее сейчас. Я оттопырил локоть, и она взялась за него, позволяя мне препроводить ее в гостиную.
– Паркер охренеет, когда тебя увидит, – сказала Америка.
Вообще‑то, Мерик была неплохой девчонкой, но тому, кто попал к ней в немилость, умела здорово портить кровь. Пока мы шли к «чарджеру» Шепа, я еле подавлял желание поставить ей подножку, а потом всю дорогу сидел, стиснув зубы.
Как только Шепли открыл дверцу машины на стоянке возле «Сигмы Тау», по ушам ударила идиотская музыка. Парочки обнимались и целовались. Первокурсники суетились, пытаясь минимизировать ущерб, который гости наносили дворику. Девицы из женского общества гуськом шагали по газону, слегка подпрыгивая, чтобы каблуки не застревали в траве.
Мы с Шепом пошли вперед, Америка и Эбби – за нами. Я пнул валявшийся на полу красный пластиковый стакан (обязательный атрибут студенческих попоек) и придержал дверь. Мой жест опять остался без внимания.
На кухонной столешнице стоял кег с пивом. Я взял два бокала, наполнил их и один подал Эбби.
– Не бери напитки ни у кого, кроме меня и Шепли, – предупредил я, наклоняясь к самому ее уху. – А то могут что‑нибудь подмешать.
Она закатила глаза:
– Никто мне ничего не подмешает, Трэвис.
Очевидно, Голубка плохо знала моих «братьев». О некоторых из них рассказывали очень интересные вещи, хотя и без имен, что, наверное, было даже хорошо: если бы я узнал, кто эти уроды, выбил бы из них, к чертовой матери, все дерьмо и даже глазом бы не моргнул.
– Просто пей только то, что даю тебе я, ладно, Голубка? Ты ведь не в Канзасе.
– Ты первый, от кого я слышу такие страшилки, – отрезала Эбби, одним махом опрокинув полбокала. Да уж, пила она – будь здоров!
Мы стояли в холле возле лестницы, пытаясь делать вид, будто все в порядке. Кое‑кто из «братишек» останавливался, чтобы со мной поболтать. «Сестрички» тоже подкатывали, но я их сразу же отшивал, надеясь, что Эбби это оценит. Но она не оценила.
– Потанцуем? – спросил я, беря ее за руку.
– Нет, спасибо. – Неудивительно, что после прошлой ночи она не хотела со мной танцевать. Мне еще повезло: разговаривать не отказывалась – и на том спасибо. Ее изящные тонкие пальчики тронули мое плечо. – Я просто устала, Трэв.
Я накрыл Голубкину руку своей, хотел опять попросить извинения, сказать, как я ненавижу себя за то, что натворил, но она смотрела уже не на меня, а на кого‑то, кто стоял сзади.
– А вот и Эбби! Привет!
У меня волосы встали дыбом. Это был Паркер Хейс. Голубкины глаза загорелись, и она быстро убрала руку.
– Мы здесь уже с час.
– Выглядишь просто великолепно! – прокричал он.
Я смерил его не слишком приветливым взглядом, но он был так занят Эбби, что не обратил на это внимания.
– Спасибо! – улыбнулась она.
Я заметил, что ее улыбка способна парализовывать не одного меня, и, не желая уподобляться Паркеру, попытался взять себя в руки.
Паркер кивнул в сторону гостиной и тоже улыбнулся:
– Потанцуем?
– Да нет, наверное. Я устала.
Слабое облегчение немного утихомирило мою злость: дело не во мне, она действительно не хочет танцевать из‑за усталости. Но через секунду злоба снова усилилась. Голубка устала, потому что полночи слушала фиг знает чьи крики и еще полночи спала, скорчившись в кресле. А тут Хейс: возник перед ней, как рыцарь в сверкающих доспехах. Это он умеет. Крысятина.
Наконец Паркер заметил мою гримасу.
– Я думал, ты не придешь, – сказал он встревоженно.
– Передумал, – буркнул я.
Ужасно хотелось двинуть ему в челюсть, да жалко было многолетнего труда ортодонтов.
– Вижу, – ответил Хейс и перевел взгляд на Эбби. – Может, прогуляемся?
Она кивнула, а я почувствовал себя так, будто кто‑то со всей дури вмазал по мне кулаком. Я смотрел, как Голубка поднимается по лестнице следом за Паркером. На площадке второго этажа он остановился, чтобы взять ее руку. Потом они добрались до верха, и Паркер открыл балконную дверь.
Когда Эбби исчезла, я изо всех сил зажмурился, чтобы подавить крик, который поднимался в голове. Все во мне вопило: «Иди и верни ее». Я вцепился в перила, удерживая себя на месте.
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 25; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!