Историческая психология 4 страница
Психология ранних исторических писаний литературно-риторическая, поэтому следует рассчитывать больше на художественную чуткость авторов к описываемым характерам, чем на их <научную объективность>. Хотя прошлое предстает собранием психологических портретов, биографий, картин нравов, воссоздавать минувшие времена <как они есть> исторические писатели вплоть до Нового времени не пытаются.
РАДИ ИСТОРИЧЕСКОЙ ДОСТОВЕРНОСТИ ПРИХОДИТСЯ ЖЕРТВОВАТЬ ДАЛЕКИМ ПРОШЛЫМ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИМИ ДЕТАЛЯМИ. Исключения подчеркивают правило. Непревзойденный до Нового времени по точности, скрупулезности, объективности Фукидид (V в. до н. э.), автор <Истории Пелопонесской войны>, явно тяготел не к литературе, а к исследованию. Поэтому он отказался от изложения <басен> о старых временах и сосредоточился на событиях, о которых сохранились свидетельства живых очевидцев. История Геродота, Тита Ливия - давняя, баснословная; история Фукидида - современная, <репортажная>, аналитическая, хотя и не лишенная назидательных ноток. Метод Фукидида - опрос свидетелей по определенному плану и критическое сопоставление событий.
История и психология: века взаимодействия
<...Изыскания были трудны, потому что очевидцы отдельных фактов передавали об одном и том же не одинаково, но так, как каждый мог передавать, руководствуясь симпатией к той или другой из воюющих сторон или основываясь на своей памяти. Быть может, изложение мое, чуждое басен, покажется менее приятным для слуха; зато его сочтут достаточно полезным все те, которые пожелают иметь ясное представление о минувшем, могущем по свойству человеческой природы повториться когда-либо в будущем в том же самом или подобном виде. Мой труд рассчитан не столько на то, чтобы служить предметом словесного состязания в данный момент, сколько на то, чтобы быть достоянием навеки> (Фукидид, 1915, с. 16].
|
|
|
О судьбе, воздаянии, вмешательстве богов Фукидид ничего не говорит. В объяснении исторических событий он апеллирует к устремлениям людей. Фукидид был хорошо знаком с философией своего времени, а она утверждала, что человеческая природа неизменна. Следовательно, чего-то нового к знанию характеров и поступков людей давнее прошлое прибавить не может, к тому же нет уверенности в достоверности знаний о нем. Пример Фукидида, ближе других древних историков подошедшего к идеалу научности, показывает, что <объективное> описание иных исторических типов личности было долгое время невозможно, поскольку отсутствовала идея необратимости времени. Принцип античности иной: все повторяется; по истечении космического цикла события и люди могут воспроизводиться с точностью до деталей. Историческая мысль до Нового времени не разделяет человечество на эпохальные типы, но утверждает его глубокое, сущностное единство. В этом солидарны и рациональный Фукидид, и провиден-циалисты", которые связывали поколения причастностью к судьбе или Богу.
|
|
|
АНАХРОНИЗМЫ В ИСТОРИЧЕСКОМ ПОЗНАНИИ ДО НОВОГО ВРЕМЕНИ. Этически назидательный худо-Историческая психология как наука
жественный стиль изложения органично присущ ранним формам исторического сознания. Повествование связывает действующих лиц единством сюжета, который служит эстетическим эквивалентом единства судьбы. Универсальный человек живет под меняющимися масками персонажей. Сквозь пестроту ликов и ситуаций читатель должен разглядеть неизменяемый смысловой центр жизни - душу. Традиционная книжная ученость распространяет психологию понимания и сопереживания среди лиц, принадлежащих одному культурному кругу. Она внимательна к смыслам существования, эмпирические же подробности быта, поведения имеют для нее второстепенное значение. Поэтому писания до Нового времени пестрят анахронизмами и с точки зрения науки Нового времени лишены социологической и психологической достоверности. Древние римские цари у Тита Ливия говорят языком образованных адвокатов эпохи Августа. В исторических хрониках Шекспира под историческими именами изображены современники великого драматурга, англичане конца XVI - начала XVII вв.; улицы античного Рима украшены у него часами, жители Древнего Египта играют в бильярд. Даже в XVIII в. Вольтер, весьма беспокоившийся о точности своих ученых трудов, без особых забот об историческом колорите изображает в них людей прошлого.
|
|
|
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ИСТОРИЗМ И ВЧУВСТВО-ВАНИЕ. Перелом в сторону психологического историзма наступил только в начале XIX в. Этому способствовали два обстоятельства: разработка учения о диалектике духа (прежде всего в философии Гегеля) и появление исторического романа. Философия, обосновав, что во времени изменяется все, в том числе сознание и мышление, проложила путь <золотому веку истории>. Образованное общество приобретает вкус к изображениям изменчивости человеческой природы. Громадной популярностью пользуется исторический роман. Его творец В. Скотт может изображать людей прошлого не-История и психология: века взаимодействия
|
|
|
похожими на современных людей, он вводит в литературу и искусство принцип так называемого исторического колорита.
Историография в первой половине XIX в. по-прежнему является главным гуманитарным занятием. Она снабжает читателей сведениями о культуре и психологии прошлого уже с полным сознанием того, что в характерах и речах надо выделять экзотическое, а не привычное. Главные исторические труды этого времени представляют собой психологизирован-ные повествования о духе прошлого. Их психология - не научная (зарождающаяся наука о психике еще не пробует заниматься личностью и социальными группами), а романная. Наука о прошлом остается беллетризованной, причем применение художественных приемов уже освящено философией, которая требует трактовать народы и эпохи как неповторяемые индивидуальности, в соответствии с так называемым принципом органического развития. Каждый исторический народ имеет свой <гений> и не похож на другой. Постичь этот <гений> можно силой воображения и <вчувствованием>. Хороший историк должен видеть описываемые события как будто наяву. Естественно, что знания фактов здесь недостаточно, а желательно обладать художественным талантом и даже ясновидением. Вот как пишет литературовед Б.И. Реи-зов о французском историке-романтике О. Тьерри: <Тьерри прибегает к драматическим и живописным средствам не для того, чтобы украсить свое повествование, и не для того, чтобы привлечь внимание читателя. Искусство здесь не является чем-то посторонним исследованию, добавлением к нему. Научный метод Тьерри необходимо включает в себя метод художественный. Этого требовали задачи, которые ставил Тьерри исторической науке. Но такую конкретность, весь этот местный колорит в логических категориях не передать. Поэтому только художественный образ и только повествование могут разрешить задачи, стоящие перед историком> [Реизов, 1956, с. 108-109].
<СТАРАЯ> ИСТОРИЯ И <НОВАЯ> ПСИХОЛОГИЯ; МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ДИСКУССИЯ НА ЧАЛА ВЕКА. Дальнейшие взаимоотношения истории и психологии связаны с появлением двух самостоятельных наук, <преодо-Историческая психология как наука
девающих> свои донаучные истоки: с одной стороны, художественно-интуитивное толкование текстов и психологическое живописание прошлого, с другой - философские спекулятивные рассуждения о человеке и самонаблюдение без прачил. В обоих случаях традиционное (несциентистское) знание не исчезало, но оттеснялось на периферию главной исследовательской парадигмы; появилось размежевание на <старые> и <новые> направления. По темпам <модернизации> психология превосходила историю. Восприняв лабораторный эксперимент, наука о психике стала видимым эталоном передового изучения человека; в изучении прошлого <преодоление> индивидуального понимания источников и толкования текстов экономической статистикой и социологическими схемами происходило медленно.
Неудивительно, что в конце прошлого - начале нынешнего века история и психология стали для методологов примерами двух линий в изучении человека. Тогда завершалось разделение знания на естественнонаучное, социальное и гуманитарное. Социальные науки возникли в Новое время от приложения методов естествознания к познанию общества. Предыстория гуманитарных занятий более сложна. Она включает artes liberates (свободные искусства) античности и средневековья, гуманизм Ренессанса, библейскую герменевтику. Опорой и приложением гуманитарной учености в Новое время служило классическое образование: языково-литературный цикл гимназии и университета.
Общим знаменателем дискуссии конца XIX-начала XX вв., отзвуки которой слышны до сих пор, была судьба <спекулятивного> знания в семье позитивных (основанных на фактах) наук. Психология, формально относясь к <спекулятивной> линии, тяготела к естествознанию (экспериментальная, она же <физиологическая>, психология В. Вундта) и к обществоведению (социальная психология). Это делало ее белой вороной среди Geisteswissenschaften (наук о духе), троянским конем ес-История и психология: века взаимодействия
тествознания. Этой науке <о душе без души> противопоставлялась история, где от навыков традиционного чтения и комментирования текстов совсем отказаться невозможно. <...Во второй половине XIX столетия была вновь совершенно оттеснена на задний план та великая историческая тенденция, которая проявилась в философии немецкого идеализма. Только историческое исследование усвоило наследие этого идеализма и проявило могучий размах>, - писал один из наиболее авторитетных участников дискуссии, Г. Риккерт [1911, с. 8].
Риккерт предлагал разделить науки не по объекту, а по методу. Метод гуманитарных наук - идиографический (индивидуализирующий). В сущности, описания историка принадлежат не столько науке, сколько искусству. Естествознание же пользуется генерализующим методом и любую индивидуальность подводит под общую закономерность. <Психика> есть понятие естественнонаучной, гене-рализующей психологии, гуманитарным наукам следует отказаться от него в пользу <духа> как обозначения ценностной сути культуры. Между учением о психике как совокупности причинно-следственных закономерностей и историческими науками о ценностях культуры так мало общего, что пограничная между ними дисциплина едва ли возможна. Хотя у историков прошлого была особая ин-дивидуализирующая психология (можно назвать ее хотя бы исторической психологией), но, в сущности, эта психология есть понимание историком своих персонажей, а не изучение психики. Никто не порекомендует поэту заняться экспериментальной психологией, чтобы усовершенствоваться в поэтическом искусстве. Историки могут окрыляться перспективами союза с психологией, но это до тех пор, пока они не приступили к делу. Пока окутывающий их еще психологический туман окрыляет фантазию перспективой различных возможностей> [Риккерт, 1911, с. 96].
В советской философской литературе методологическая дискуссия начала века представлялась сражением иде-Историческая психология как наука
ализма и материализма. Впрочем, и тогда было легко понять, что ее значение выходит за пределы разногласий двух идеологических лагерей. Риккерт, его единомышленники и оппоненты формулировали очень важные для наших дней темы: о границах науки, о соотношении искусства и науки, науки и морали, о ценностном постижении мира, о месте образа в познании, о совместимости художественной индивидуализации с исследованием естественнонаучного типа. Разумеется, указанные эписте-мологические проблемы появились много ранее конца XIX в. Однако к началу текущего столетия можно было подвести итоги развития познания в Новое время, в частности, сопоставить два представления о науке, принятые в европейской цивилизации.
НАУКА-ОБРАЗОВАНИЕ И НАУКА-ИССЛЕДОВАНИЕ. Первое представление можно назвать гуманистическим, а второе - сциентистским. В гуманистической трактовке наука есть воспитание человека культуры, в сциен-тистской - исследование, накопление фактов.
Своим названием гуманитарные занятия обязаны латинскому <humanitas> (человечность, образованность), которым в 1 в. до н.э. римский оратор Цицерон перевел греческое слово <пайдейя> (воспитание). Humanitas означает одновременно и ученое занятие, и культивирование человечности. Гуманизм есть распространение идеального для письменной цивилизации образа человека и поведения через изучение классических текстов этой цивилизации. Гуманизм объединяет моральное отношение к людям (греч. филантропия, т. е. человеколюбие) и собственно гуманитарную ученость, эрудицию.
Доктрина исследовательской, доказательной науки была разработана Аристотелем. Но даже для этого неутомимого логика и эмпирика древности самосозерцание имеет высшую ценность и венчает путь познания. В представлении доиндустриальной эпохи ученость должна быть
История и психология: века взаимодействия
подчинена этической сверхзадаче: гражданскому воспитанию, освобождению от страстей, спасению души. Научная пытливость обращена прежде всего на человека, слово <образование> имеет два значения: воспитание и складывание личности через самопознание. Наука совершенствует личность и обосновывает правильное, культу-росообразное отношение к миру. Практическое же использование знаний для получения материальных благ подобает не науке, а ремеслу; экспериментирование с природными силами и вовсе подозрительно: этим занимается магия.
<...Научное анатомирование природы, служащее земному комфорту, в силу концепции призрачности земных благ видится чем-то суетным и несущественным, а то же анатомирование ради познавательного прогресса - чем-то сомнительным или даже нечестивым из-за трансцендентного божественного, сверхразумного происхождения всех природных явлений. И уже совсем кощунственным представляется активное преобразование человеком природы, которое означало бы злонамеренное вмешательство в установленный богом порядок, означало бы богоборчество. Может быть, поэтому трансмутационные изыскания средневековых алхимиков во всеобщем мнении были делом подозрительным, граничащим с колдовством и происходящим не без участия демонических сил. В двух словах это отношение к природе может быть выражено так: природа есть божественное творение; ее созерцание полезно, если его целью является не наслаждение ею самой, а наслаждение ее творцом; ее познание либо вообще недоступно для человека, либо достпгается через божественное откровение, ее преобразование - дело противозаконное, а поэтому наказуемое> [Майоров, 1979, с. 194-195).
В силу указанных причин доиндустриальное общество отождествляет ученость с начитанностью, вкусом, красноречием, искусностью в письме и толковании сложных текстов. Цель науки - самопознание и понимание человеком своей доли в мире; специальной науке, науке-ис-Историческая психология как наука
следованию здесь оставлено мало места^. Книжная образованность до Нового времени гуманитарна или, точнее, предгуманитарна (гуманитарные специальности появились в Новое время вместе с дифференциацией научных занятий). Признаки науки-образования отчетливо проявились до того, как началось их свертывание под мощным воздействием естествознания.
По контрасту со знанием индустриальной эпохи, в доиндустриальную не все признаки научности лежат в пределах содержания, а самые важные - эстетическая форма и моральная мотивация научного произведения-- отделены от информации, заключенной в нем. Приметы образовывающей науки сведены к ее носителю-тексту.
По преемственности с наукой-образованием текст сохраняет центральное место в современных гуманитарных дисциплинах: <Гуманитарные науки - науки о человеке и его специфике, а не о безгласной вещи, ее естественном явлении. Человек в его человеческой специфике всегда выражает себя (говорит), то есть создает текст (хотя бы потенциальный). Там, где человек изучается вне текста и независимо от него, это уже не гуманитарные науки...> [Бахтин, 1986^, с. 477-478]. Текст - не просто объект изучения, но опора всей гуманитарной атрибутики: диалогизма, эмоциональной и ценностной включенности, искренности, рефлективности ученого. Гуманитарные занятия несут свою часть функций (исследовательских, комментаторских, критических, редакционных) в создании корпуса классических текстов, без которых не может возникнуть личность определенной культуры. Ядром нормативной (ориентирующей в ценностях) словесности является литература. Ее продолжают гуманизм, гуманитарность, человековедение. Так можно обозначить фазы перехода от книжной культуры к исследованиям культуры и ее носителей в XX в.
Линия науки-образования продолжается под именем свободных искусств (средние века)'", моральных наук
История и психология: века взаимодействия
(XVIII в.), наук о духе (с 1870-х гг., преимущественно в германоязычных странах), гуманитарных наук (XX в.). До XIX в. история и психология в числе университетских дисциплин не значатся. Что касается души, то о ней учила религия; знания же о прошлом не могли выделиться в самостоятельный предмет познания, так как традиционное общество живет прошлым, слишком пронизано им, чтобы противопоставить его настоящему.
<Наставницу жизни> чтут в кружках эрудитов, свидетельства прошлого собирают политики, хронисты, любители старины, придворные историографы, но для философа и ученого это занятие не первого разряда. Аристотель упоминает историческое повествование как вид искусства, уступающий по силе обобщения поэзии". Ф. Бэкон в <Великом восстановлении наук> (начало XVII в.) отводит истории важное место, но в духе Аристотеля подчеркивает некоторую воспитательную ущербность неприкрашенного изложения фактов по сравнению с вымыслом и необходимость дополнения гражданской истории поэзией".
ИСТОРИЯ КАК НАУКА-ВОСПИТАНИЕ. Стремительная историзация европейского ума на рубеже XVIII и XIX вв. обеспечила наконец изучение прошлого академическим статусом и организацией науки: кафедрами, факультетами, обществами, дипломами. Философия истории учит видеть в событиях минувшего свидетельства жизни <народного духа>, необходимые науке и драгоценные для национального самосознания. Синтез идеалистической философии, религиозной и гражданской назидательности, художественного стиля и весьма широкой и тщательной разработки источников (фольклорных, архивных, литературных) осуществил романтизм, бывший ведущим направлением европейской историографии в первой половине XIX в.
Для романтиков история - захватывающее и поучительное зрелище божественной и человеческой свободы,
3 В. А. Шкуратоп 65
Историческая психология как наука
которое изображается с опорой на массу источников и на метод понимания текстов. Последний именуется по-гречески: герменевтика (разъяснение, истолкование). Так в античности называлось искусство толкования древних поэтов (преимущественно Гомера), а в средние века - Библии.
Основоположником герменевтики Нового времени считается немецкий теолог, филолог и философ В. Шлейер-махер (1768-1834). Реформируя толковательные приемы средневековых богословов применительно к нуждам романтической историографии, он утверждает психологические, моральные и выразительные основания научного метода. <...Интерпретатор вправе рассматривать тексты независимо от их притязания на истину как чисто выразительные феномены. Даже история представляется Шлейермахеру всего лишь зрелищем свободного творчества, правда, зрелищем божественной продуктивности, а исторический подход он понимает как созерцание этого великого зрелища и наслаждение им> [Гадамер, 1988, с. 44].
В трудах крупнейших немецких историков XIX в. Л. фон Ранке (1975-1886) и И.Г. Дройзена (1808-1884) история предельно приближена к образовательному идеалу науки. Постижение прошлого мыслится как самопознание и развитие личности в концентрации всех ее психологических и культурных ресурсов". Наука о прошлом утверждает свою нормативность, свой приоритет в подготовке интеллектуальной элиты благодаря отчетливости поставленной ею философско-образовательной задачи и широте охвата источников, в которых проявляется дух европейской цивилизации.
Неудивительно, что в методологической дискуссии начала века эта история мыслилась опорой гуманистической традиции. Романтическая герменевтика перешла по наследству к так называемой старой, событийной истории, а также к историографической, понимающей психологии. Параллельно создавалась <позитивная> исследовательская. Работа ученого здесь строилась по физико-мате-66
История и психология: века взаимодействия
магической схеме, как проверка гипотез количественно обработанными эмпирическими данными. Историки позитивного направления обращались за теориями и количественными методами к социологии, экономике, психологии.
А В ЭТО ВРЕМЯ ПСИХОЛОГИЯ... В конце XIX в. психология уже славилась точным изучением человека (она была обязана этой репутацией лабораторному изучению ощущений и восприятия). Р. Декарт (1569-1650), отец психологии Нового времени, считал, что человек состоит из тела и сознания. Тело может быть измерено, сознание же - нет, так как оно непротяженно. Сущностью сознания является моральный выбор посредством мышления и воли. Но экспансия физико-математических методов распространилась и сюда. Возникновение экспериментальной психологии стало кульминацией этого процесса. Идея изменения души, казавшаяся Декарту абсурдной, захватывает умы исследователей и приобщает традиционную умозрительную психологию к числу респектабельных наук века с индуктивной 'логикой, аппаратурными методами, количественным анализом и другими атрибутами научности. Правда, измеренная душа больше не является душой, она превращается в психику.
Новая психология начинала с элементарных явлений - находящихся на границе с физиологией, лишенных социально-эстетических качеств, легко кван-тифицируемых ощущений. <Так как каждое состояние сознания, отмеченное определенным временем, в общем слагается из ощущений и чувств, то тут, как и всюду, первым предметом исследования является ощущение, так как только оно доступно произвольному влиянию измеряемых изменений внешнего раздражения>, - разъяснял В. Вундт [без года, с. 4].
Итак, все слагается из ощущений, только ощущения можно измерить экспериментальным методом <сти-Историческая психология как наука
мул - реакция>. Ощущения с этой точки зрения являются <чистым>, <нейтральным материалом опыта>, которому нельзя приписывать хорошие или дурные побуждения, в отличие от воли, интеллекта, потребностей.
<Дух> как категория, несущая содержательные, социально-этические характеристики, заменялся конфигурациями психических частиц, собственная сфера психологии нащупывалась в анализе пространственно-временных распределений. После опытов Г. Фехнера (1801-1887) физические стимулы и сенсомоторные реакции, организованные рамками лабораторной процедуры, окончательно становятся характеристиками психической реальности. Особенности эксперимента (четкая фиксация объектов в пространстве и времени, изоляция переменных) имеют соответствия в картине мира, представляющей Вселенную совокупностью конечных тел, связанных силами тяготения.
Новый альянс истории и психологии: глобальные проекты построения наук о духе В. Вундта и В. Дильтея
К началу нашего века современная конфигурация науки в составе основных <подцарств> (естествознания, обществоведения и классических гуманитарных занятий) сложилась. Это означало отделение исследовательской специализации от философии, искусства, образования, техники и организацию ее по отдельным наукам, каждой со своим предметом и методом. Ни одна из наук больше не претендовала на ассимиляцию всего знания, но могла выдвигать методологические принципы для группировки сообщества. В <науках о духе> (немецкое наименование обществоведения и человековедения) в конце века широкое хождение имели два таких принципа: психологизм и историзм. Они исходили от двух полюсов упомянутого науч-История и психология: века взаимодействия
ного конгломерата, психологии и истории, и пропагандировались соответственно В. Вундтом и В. Дильтеем.
ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ СИНТЕЗ В. ВУНДТА. В. Вундт (1832-1920), физиолог, психолог, философ, считал, что психология станет теоретической основой для всех наук. Но одного лабораторного эксперимента (продвижение которого в изучение сознания создало Вун-дту имя) для этого недостаточно. <Отец экспериментальной психологии> написал больше, чем Гегель, Дарвин и Маркс вместе. Это был ум, неутомимый в сборе и соединении разнородных фактов. Американский историк науки Э. Боринг видит в этой особенности творчества Вундта ключ к его построениям: <Вундт был энциклопедист и систематик. Он имел почти непревзойденную способность к сведению громадной массы фактов в систематическую структуру. Часть такой структуры имеет тенденцию становиться тезисом, так что систематические писания подобного сорта приобретают характер демонстрации доказательства> [Boring, 1929, р. 322].
Был ли он экспериментатором? По мнению Боринга, создав психологическую лабораторию и психологический журнал, постоянно пересматривая свои теории на основе лабораторных данных, <он делал все это не потому, что он был по природе экспериментатором, но в результате философского убеждения; он был экспериментатором, но его экспериментаторство было побочным продуктом его философского мнения> [Boring, 1929, р. 322].
Разумеется, размышления о том, кем был Вундт <по природе>, больше относятся к биографии ученого, чем к истории и к методологии науки, но очевидно, что охватить экспериментом все знание о человеке невозможно. <Общая истина состоит в том, что система в ее широких очертаниях имеет порядок классификационной схемы, недоступной для экспериментального подтверждения или неподтверждения> [Boring, 1929, р. 323].
Историческая психология как наука
Перечнем рубрик-тем, которые должны быть заполнены и соединены, у Вундта служит созданная им классификация наук [Вундт, 1903, с. 53]:
Фсрматыъв науки (чистая математика) Реальнье науки Бсгественьв О^хе Феноменологические Генетичео-кие Оккмзм-ческпе Феноменологические Генетические О^стемати-ческие (1мкка Хммя Фюмпапя Космология Геология История развития оргамзмов ГЛиерало-гия Сплемвпл-ческаябо-тан^каи зоология Психопогия История Г^евоведе-М<,ПОП4-тическая эконоимяи тд Психологии (как физике, химии, физиологии в естественнонаучной группе) отводится фундаментальная роль. Она описывает строение человеческого опыта, который изучается всеми науками. Психология даже фундаменталь-нее физики, химии и физиологии, потому что предмет естествознания - опосредованный, взятый во внешних измерениях и понятиях. Психология - наука о непосредственном опыте, присутствующем у человека до опосре-дования в научных понятиях и теориях. Разделять познание на идиографическое и номотетическое ошибочно, так как в обоих случаях изучается опыт. Элементарные психические процессы (ощущение, восприятие, эмоции) изучает в лаборатории экспериментальная психология; высшие процессы мышления, воображения, воли изучает другая часть психологии - психология народов, которая является теорией исторических наук.
На рубеже века В. Вундт, уже увенчанный титулом отца экспериментальной психологии, пытается объединить свою науку с историей. Предпосылки, из которых он исходит, следующие: психология - теоретический фундамент для всех знаний о человеке и обществе, история располагает эмпирическим материалом для анализа.
История и психология: века взаимодействия
Суть и самая большая трудность для Вундта, который хочет поставить историю на теоретический, т.е. на психологический фундамент, в том, чтобы приохотить историков к научной психологии, а психологам открыть глаза на неоценимые и незаменимые богатства исторических источников. Пока же, отмечает патриарх психологии, психологи поглощены лабораторными изысканиями, а историки питаются психологическими суррогатами: <ходячими популярными представлениями>, <продуктами умозрительной философии>.
Историки предпочитают психологии дисциплины с весьма малой (по мнению Вундта) теоретической ценностью. Это объясняется их теоретической наивностью: <Они (историки. - В.III.) видят в этнологии необходимую при вопросах более общего характера вспомогательную дисциплину, но в то же время не хотят ничего знать о психологии, представляющейся им в виде особой формы исторических построений. Это не мешает, конечно, тому, что при нужде и они сочиняют себе свою собственную психологию, которая обыкновенно опять-таки сливается с какой-нибудь исторической теорией> [Вундт, 1910, с. 1-2].
Историософия - это спекулятивное философское учение об истории. Поразительную неосведомленность историков о состоянии и целях психологической нау^и Вундт все же извиняет тем, что психологам действительно случается <сочинять> общественно-культурные схемы. Именно эти дилетантские поделки историки, как ни печально, отождествляют с психологической наукой. Может быть, тем и другим не хватает третьего: культурно-исторического учения о человеке и сознании, построение которого не входит в прерогативу ни эмпирической психологии, ни профессиональной истории? Такой вывод невозможен для Вундта, который видит в психологии уникальную теорию человекознания. Он отвергает помощь философии, этнологии или социологии: те сами нуждаются в помощи психологии. Задача состоит в том, чтобы минуя туманные рассуждения непроше-Историческая психология как наука
Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 13; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!