Василий Экземплярский. УЧЕНИЕ ДРЕВНЕЙ ЦЕРКВИ О СОБСТВЕННОСТИ И МИЛОСТЫНЕ 27 страница



Если внутреннее настроение подающего милостыню характеризуется совершенной внутренней свободой и должно быть проникнуто одним со­знанием радостного долга служить ближнему, то в отношении к послед­нему такая любящая настроенность должна выразиться не только в щедро­сти, о чем уже была у нас речь, но и в совершенном радушии, ласковости, участливости. Все эти свойства необходимы и как бы сами собой высту­пают в таком случае, когда милостыня является радостным выражением истинной любви. «Не видите ли, — говорит св. Иоанн, — и в домах, когда кто принимает желанного гостя, с какой радостью он все делает; всюду бегает, ничего не щадит, хотя бы нужно было издержать все, что у него есть, лишь бы угодить гостю? А если бы кто, пригласив к себе гостя, не стал угождать ему, не старался успокоить его, то хотя бы тысячу раз го­ворил, что радуется его посещению, ни какой гость ему не поверил бы, и справедливо, так как радость надобно показывать на деле. Итак, когда и Христос пришел к нам, покажем, что мы Ему рады, и не будем делать ничего, что может оскорбить Его. Украсим дом, в который Он пришел: это свойственно радующимся. Предложим Ему трапезу, какую Он Сам хочет: так свойственно веселящимся. Какая же это трапеза? Он Сам говорит: «Мое брашно есть, да сотворю волю Пославшаго Меня»[913]. Напитаем Его алчущего, напоим Его жаждущего. Подай Ему только чашу холодной воды, Он и это примет, потому что любит тебя; приношения лиц любимых, как бы (они) малы ни были, велики кажутся любящему. Только не покажи нерадения. Повергни перед ним две лепты, Он не отвергнет и их, но при­мет, как большое богатство. Он не имеет недостатка ни в чем и принима­ет это не по какой-либо нужде; поэтому и справедливо измеряет все не мерой даваемого, но расположением дающего. Только покажи, что лю­бишь этого Гостя, что стараешься все для Него сделать, что ты рад Его посещению. Посмотри какую любовь Он имеет к тебе. Он пришел ради тебя, душу Свою положил за тебя, и после всех этих благодеяний не от­казывается еще и упрашивать тебя: По Христе молим, говорит апостол, яко Богу молящу нами»[914]. С отрицательной стороны радушие при подаче милостыни должно обнаруживаться в терпении любви, в отсутствии упреков со стороны подающего. С положительной же стороны это раду­шие обнаружится в ласковости, приветливости, нежности, когда получа­ющий милостыню сознает, что помогающий ему помогает с радостью, а не с тяготой. «Подавай милостыню, — увещевает св. Иоанн Златоуст, — а не укоряй, не бей, не бранись; нищий, приходя к тебе, надеется получить врачевство, а не раны, милостыню, а не побои. Скажи мне: если в кого бросят камнем, и он, с раной на голове, весь в крови, мимо всех других пробежит под твою защиту, ужели ты кинешь в него другим камнем и на­несешь ему другую рану? Не думаю, чтобы ты так поступил; напротив, верно постараешься и нанесенную ему рану исцелить. Для чего же ты с бедными поступаешь не так? Ужели ты не знаешь того, сколько и одно слово может или ободрить, или привести в уныние? Лучше, говорится, слово, нежели даяние[915]. Ужели не рассудишь, что ты сам на себя подъем- лешь меч и наносишь себе жесточайшую рану, когда обруганный тобой нищий пойдет от тебя безмолвно, вздыхая и обливаясь слезами? Нищего посылает к тебе Бог. Итак, обижая его, подумай, кому делаешь обиду, когда сам Бог посылает к тебе и тебе велит подавать, а ты не только не подаешь, но еще и ругаешь пришедшего. Если же не понимаешь, как это худо, то посмотри на других, и тогда хорошо узнаешь всю важность сво­его преступления. Если твой слуга по твоему приказанию пошел к дру­гому слуге взять у него твои деньги и возвратился к тебе не только с пу­стыми руками, но еще жалуясь на обиду, то чего бы ты не сделал обидевшему? Какому бы не подверг его наказанию, будучи как бы сам лично им обижен? Так точно суди о Боге: Он сам посылает к нам нищих, и когда мы даем — даем Божие. Если же, ничего не подав, гоним еще от себя с бранью, то подумай, скольких громов и молний достойны мы за такое дело? Помышляя обо всем этом, обуздаем язык, перестанем быть жестокосердными, прострем руки для подаяния милостыни и будем не только снабжать бедных имуществом, но и утешать словами, чтобы из­бегнуть нам и наказания за злословие и наследовать Царство за благословение и милостыню»[916]. «Если ты, — говорит святитель, — не хочешь подать, то, по крайней мере, не оскорбляй; если не хочешь спасти от потопления — по крайней мере, не ввергай в пропасть»[917]. «В самом деле, если надлежит стыдиться тому, кто получает милостыню в присут­ствии многих, то какую обиду наносят ему тогда, когда подают ее еще с упреком и отворачиваясь от него? Как могут уязвить этим его душу? Мы... так сильно оскорбляем просящих и с таким отвращением смотрим на них, как будто они причинили нам величайшую обиду. Ты ничего не даешь ему: отчего же ты досадуешь? Вразумляйте их, как братьев, сказал апостол, а не оскорбляйте, как врагов. Кто вразумляет своего брата, тот делает это не всенародно, не выставляет его торжественно на позор, но в тайне и с большой осторожностью, скорбя и сокрушаясь, и со слезами, и с плачем. Будем поэтому давать милостыню с братским усердием, будем вразумлять с братской любовью, не о том скорбя, что даем милостыню... Если ты, дав ему милостыню, нанесешь оскорбление, то лишишься удо­вольствия (доставляемого тебе твоей) щедростью. А если ты и не дашь ему ничего, и оскорбишь его, то какого зла не причинишь этому жалкому и злосчастному человеку? Он пришел к тебе, надеясь получить милосты­ню, и ушел, получив от тебя смертельную рану, и еще больше слез прольет после этого. Так как бедность заставляет его просить милостыню, между тем, ему наносят оскорбление за то, что он просит, то смотри, какое на­казание постигнет оскорбляющих его. Оклеветаяй убогаго, сказано, раз­дражает сотворшаго его[918]. Скажи мне: Он попустил, чтобы тот нищенст­вовал ради тебя, чтобы ты мог уврачевать себя, и ты оскорбляешь того, кто переносит ради тебя нищету? Какая жестокость! Какая неблагодар­ность в этом поступке! Наказуйте, говорит апостол, якоже братьев. И по­сле подаяния он заповедует нам вразумлять его. Если же мы ничего не дав ему, станем наносить ему обиды, то что после этого скажем в свое оправдание?»[919]. «Таким образом, бывает двойная милостыня, когда мы даем с охотой: доброхотна бо дателя любит Бог. Если же ты раздашь хотя бы тысячи талантов с гордостью, надменностью и тщеславием, то погу­бишь все, подобно тому, как и фарисей, который отдавал десятую часть из своего имущества, но превозносился и надмевался этим, вышел из хра­ма, погубив все»[920]. И св. отец особенно настаивает на необходимость ла­сковости и своего рода нежности со стороны подающего милостыню в отношении принимающего ее, который всегда переживает тяжелые ми­нуты, получая одолжение. «Один премудрый муж, — говорит, например, св. Иоанн, — видя своекорыстие и надменность человеческой природы и зная свойство бедности... в наставлении, чтобы кто на просьбы бедных не гневался и от раздражения... не сделался вместо помощника гоните­лем, увещевает быть снисходительным и доступным для нуждающихся: приклони, говорит он, ухо твое к нищему без огорчения и отвещай ему мирная в кротости[921]. Пекущийся о тех (бедных) должен быть столь вели­кодушным, чтобы не только не увеличивать их уныния укоризнами, но по возможности облегчать их состояние утешением. Как тот, кто претерпел обиду, при большом изобилии не чувствует пользы от богатства по при­чине нанесения обиды, так и тот, кто слышал ласковое слово и принял поданное с утешением, более веселится и радуется, и самый дар бывает вдвое больше от такого способа даяния. Говорю это не от себя, но со слов того, кто и выше предложил увещевание. «Чадо, — говорит он, — во бла­гих не даждь порока, и во всяком даянии печали словес. Не устудит ли зноя роса? Тако лучше слово, нежели даяние. Не ее ли слово — паче да­яния благого? Обоя же у мужа благодатна»[922]. На примере Авраама свя­титель наглядно поучает, что значит радушно служить нуждающимся. Авраам «сам все делает и предлагает. Он даже не признал себя достойным сесть вместе с ними, но, когда они ели, он стоял перед ними. Какое вели­чие страннолюбия! Какая глубина смиренномудрия! Какая возвышенность боголюбивой души! Когда они ели, этот столетний человек стоял перед ними. Мне кажется, что от великой радости и радушия он стал тогда выше своей немощи и как бы получил новые силы... Видим мы, как велико было страннолюбие праведника? Не на то только смотри, что он предложил хлеб и тельца, но размысли о том, с каким почтением, с каким смирением исполнял он обязанность гостеприимства, не так, как многие другие, ко­торые, хотя и сделают иногда что-нибудь подобное, но тщеславятся перед своими посетителями... Тот, кто делает что-нибудь с надменностью и по­ступает так, как будто он более дает, чем принимает, тот не знает, что делает... Но этот праведник знал, что делал, а потому во всем, что делал, показывал духовную ревность... Будем все подражать ему... Господь наш требует от нас избытка усердия, а не множества яств, не трапезы ро­скошной, но сердца радушного, услуг не на одних только словах, но и любви, происходящей от сердца, и чистого намерения. Часто, ведь, усер­дное слово утешает нуждающегося больше, чем подаяние. Итак, зная это, никогда не будем негодовать на приходящих к нам; но если можем помочь их нужде, то сделаем это с радостью и радушием, так, как бы больше сами получали от них, чем подавали им. Если же мы не в состоянии помочь им... окажем им услугу хоть словом и будем говорить им с кротостью»[923].

Чтобы заключить изложение взглядов на милостыню св. Иоанна Зла­тоуста, нам остается сказать относительно сравнительной оценки этим святителем различных видов милостыни. Подробного развития этой стороны в учении о милостыне мы не находим в творениях св. Иоанна. Мы уже видели, что он в понятие милостыни включает не только подачу денег нуждающемуся, но и всякий род служения ближнему[924]. Критери­ем сравнительной ценности милостыни в этом случае служит степень личного участия благотворителя в нужде неимущего. «Я знаю мно­гих, — говорит, например, св. Иоанн, — которые дошли до такого зверст­ва, что из одной лености оставляют голодных без помощи, отговариваясь так: теперь нет у меня слуги, домой идти далеко, а разменять не у кого. Какая жестокость! Больше ты обещал, а меньшего не делаешь. Ужели ему истаивать голодом, потому что тебе не хочется пройти несколько шагов? Какая гордость! Какая спесь! Если бы тебе надлежало пройти и десять стадий, то зачем лениться? А не подумаешь, что за то было бы тебе больше награды? Когда подашь, то получишь награду только за подаяние, а когда сам пойдешь, то за это тебе будет другая награда. Так, и патриарху дивим­ся потому, что он, имея триста восемнадцать домочадцев, сам побежал в стадо и взял тельца»[925]. «Не стыдись собственной своей рукой послу­жить бедному. Христос не стыдился простирать руку и брать подаяние через бедного, тебе стыдно протянуть руку и дать денег? Разве же это не постыдно? Если одна чаша холодной воды доставляет Царство Небе­сное, то какой, скажи мне, плод принесет то, если ты сделаешь бедняка... участником трапезы и упокоишь его? Итак, не будем стыдиться служения бедным, не будем отказываться собственными руками служить им, потому что наши руки освящаются через такое служение... Дать деньги — дело довольно обычное; но самому оказать помощь нуждающимся и сделать это с усердием — для этого нужна великая и любящая душа»[926]. Что ка­сается сравнительной оценки частной и общественной, собственно церковной, благотворительности, то такой мы не встретили в творениях св. Иоанна Златоуста. Св. отец только решительно разграничивает эти виды милостыни и, настаивая на долге лично благотворить, настоятель­но также советует приносить свои пожертвования и в церковную сокро­вищницу, причем из творений святителя ясно видно, как широко была развита и строго организована церковная благотворительность. «Многие богачи, — говорит св. Иоанн, — как скоро надобно подать бедному, пред­ставляются беднее самых бедных. А чем они часто оправдываются? Бед­ный, говорят, получает из церковной казны. Какое тебе до того дело? Если я подаю, ты не спасешься за это; если Церковь подает, ты не загладишь этим своих грехов. Если ты не подаешь потому, что Церковь должна пода­вать нуждающимся, то (равным образом), если священники молятся, раз­ве ты поэтому не должен молиться? Другие постятся — разве ты поэтому можешь постоянно предаваться пьянству?... Все, что мы говорим о мило­стыне, говорим не для того, чтобы ты приносил пожертвования к нам, но чтобы подавал их сам от себя. Принося ко мне, ты, может быть, впадешь в тщеславие, а иногда, соблазнившись, отойдешь с лукавым подозрением; а если вы будете делать все сами, то избавитесь от соблазна и неуместного подозрения и получите большую награду... Не будем же представлять та­ких предлогов и считать оправданием для себя то, что Церковь имеет мно­го сокровищ. Когда ты видишь в ней много имущества, то представь также великое число записанных бедных, множество больных, тысячи случаев к издержкам; разбери, рассчитай, никто не препятствует; мы даже гото­вы дать вам отчет... Церковь принуждена иметь то, что теперь имеет, по вашей скупости; а если бы все делалось по правилам апостольским, то до­ход ее составляло бы ваше расположение, которое было бы и безопасным хранилищем, и неистощимым сокровищем. А теперь, когда вы собираете сокровища на земле и запираете все в своих хранилищах, Церковь же при­нуждена производить издержки на общества вдов, на сонмы дев, на прием странников, на вспомоществование пришельцам, на утешение узников, на облегчение больных и увечных и на другие подобные нужды, то что ей делать?... Каждый из нас даст ответ Богу за самого себя»[927].

Мы не считаем необходимым подробно перечислять все те виды служе­ния ближним, которые св. Иоанн рассматривает со значением милостыни и к которым побуждает своих слушателей. Обратим лишь внимание на совет св. отца постоянно откладывать известную часть денег в осо­бый ящик, по подражанию практике апостольской Церкви, а также очень интересный взгляд св. Иоанна на посмертную благотворительность.

Рассказав подробно своим слушателям о порядке сбора в пользу нужда­ющихся по церквям во времена апостолов, св. Иоанн приглашает всех подражать порядку, узаконенному св. апостолом Павлом. «Я, — поучает св. отец, — говорю: подавайте нуждающимся, и буду говорить громче, чем сами нуждающиеся... Но чтобы слова мои были действеннее и сильнее, для этого, став под руководство Павла, буду говорить вам вместе с ним: кийждо вас да полагает у себе сохраняя, еже аще что благопоспешится. Смори, как это нетрудно. Не сказал: «столько-то или столько-то», но: «еже аще, что благопоспешится», много ли, мало ли. И не этим только спосо­бом он делает совет свой удобоисполнимым, но и тем, что не повелевает вносить все в одно время, так как, если собирать мало-помалу, то служе­ние и расход делаются нечувствительными»[928]. «По единей от суббот, то есть в день воскресный, кийждо вас что полагает у себе, сохраняя, еже аще что благопоспешится. Смотри, как он убеждает самым временем: этот день сам по себе достаточно располагает к милостыне... Повелевает не тотчас принести, но назначает продолжительный срок и приводит причи­ну: да не егда приду, говорит, тогда собрания бывают... будем постоянно обращаться к Богу и следовать блаженному Павлу: устроим в своем доме ковчежец для бедных, который пусть находится около того места, где ты становишься на молитву, и всякий раз, как приступаешь к молитве, напе­ред положи милостыню, и потом воссылай молитву. Как ты не начинаешь молитвы, не умыв рук, так же не начинай ее и без милостыни. Положить милостыню не меньше значит, чем повесить Евангелие близ своей кро­вати; если ты, повесив Евангелие, сам ничего не будешь делать, то не получишь столько пользы; а устроив такой ковчежец, ты имеешь оружие против диавола, окрыляешь свою молитву, освящаешь свой дом, сохраняя в нем Царское брашно. Пусть стоит этот ковчежец у твоей кровати, и ночь твоя будет без мечтаний; только не полагай в него ничего от неправедных стяжаний; дело твое — милостыня, а милостыня не может быть от жесто­косердия. Хотите ли, я укажу вам и источники, откуда заимствовать такие приношения, чтобы, таким образом, сделать их легкими? Ремесленник, например, сапожник, кожевник, медник или какой бы то ни было другой, продав что-нибудь из произведений своего ремесла, пусть приносит поча­ток цены Богу, пусть отлагает некоторую малую часть туда и этой малой частью поделится с Богом; не многого требую, но столько, сколько прино­сили сыны иудейские, исполненные бесчисленных зол, столько же будем отлагать и мы, чающие небо. Впрочем, не поставляю этого законом, не запрещаю отлагать и больше, но только прошу отлагать не меньше деся­той части. То же самое делайте не только при продаже, но и при покупке. То же правило пусть соблюдают и владетели полей при собирании с них доходов; то же — и все приобретающие праведно. Если мы утвердимся в такой привычке, то потом совесть будет укорять нас, как скоро мы не станем исполнять этого правила; когда же сами испытаем, что это дело не трудное, то перейдем мало-помалу к высшим добродетелям»[929].

Очень интересно отметить взгляд св. Иоанна на посмертную благот­ворительность. Мы уже видели, как отрицательно относились великие учители Церкви к надежде богатых загладить свою жадность и скупость при посредстве завещаний в пользу бедных. Не мог иначе по существу, как отрицательно, относиться к такому настроению и св. Иоанн: «спасибо смерти, а не тебе», — говорит св. отец, согласно со св. Василием, о надежде богатого загладить грехи свои завещанием в пользу бедных. Но, однако, св. Иоанн значительно смягчает в этом случае свои суждения и даже до­казывает пользу для души умершего милостыни в его память со стороны близких родных. «Поставь в завещании наследником Христа, — советует, например, святитель. — Ведь наследнику должно быть живому; это будет свидетельствовать и о прекрасно направленной воле; к тому же ты, хоть по необходимости, станешь щедрее. Христос повелел давать нищим для того, чтобы нас живых сделать любомудрыми, чтобы убедить презирать деньги, чтобы научить не уважать земного. Не в этом состоит презрение денег, что, умирая и не будучи господином, ты предоставляешь их то тому, то другому. Не добровольно даешь остаток, но по крайней необходимо­сти. Смерти благодарность, а не тебе. Это не есть дело нежной любви, но — нужды. Впрочем, пусть будет так, но освободись же хоть тогда от страсти... Но некоторые дошли до такого безумия и испорченности, что даже и тогда (перед смертью) не понимают должного, а поступают так, как будто бы старались сделать тяжелым для себя суд Божий»[930]. «Когда кто будет умирать, — советует также св. Иоанн в другой своей беседе, — пусть родственники убеждают его перед кончиной оставить что-нибудь бедным. Пусть с этой надеждой он отойдет, пусть и Христа оставит своим наследником... Станем одевать душу, станем убирать ее в продолжение всей нашей жизни. Если же при жизни мы не радели о ней, образумим­ся, по крайней мере, при смерти и завещаем сродникам нашим помочь нам, по смерти, милостыней»[931]. Таким образом, св. Иоанн в составлении завещания в пользу бедных видит последнее доброе усилие воли и готов был приветствовать его, как начало добродетели. Но св. отец и на этом не остановился и призывал своих слушателей творить милостыню в память умершего уже, указывая в этой милостыне путь к очищению души усоп­шего. Очевидно, что стать на такую точку зрения позволял св. Иоанну тот взгляд на милостыню, по которому ей принадлежит собственно ре­лигиозное значение, подобное молитве. Несомненно, и особенная забота святителя о своих бедствующих пасомых побуждала его и таким путем располагать к милостыне. «Поистине достойны слез (грешники), — поуча­ет св. Иоанн, — когда они предстанут перед престолом Христовым, какие они услышат слова, какие потерпят мучения! Напрасно жили они; или, лучше, не напрасно, а во вред (себе). И о них прилично сказать: добрее было бы им, аще не бы родились[932]. (Этот) всю жизнь трудился напрасно и ни одного дня не жил для себя, но для удовольствий, для роскоши, для любостяжания, для греха, для диавола. О нем ли не будем плакать, ска­жи мне? Его ли не постараемся исхитить от опасностей? Есть, подлинно есть возможность облегчить его наказание, если пожелаем. Так, если будем совершать за него частые молитвы, если будем подавать мило­стыню, то, хотя он сам был и недостоин, Бог услышит нас. Если ради Павла Он спасал других и ради других милует иных, то не сделает ли того же самого и ради нас? Из собственного его имения, из твоего, из чего хочешь, окажи помощь; возлей (на него) елей, или, по крайней мере, воду. Он не может предъявить собственных дел милосердия? Пусть бу­дут хоть родственные. Не имеет совершенных им самим? Пусть будут (совершенные) за него. Таким образом, жена может ходатайствовать за него с дерзновением, предъявив за него потребное для спасения. Чем в больших он виновен грехах, тем более необходима для него милосты­ня. И не потому только, но и потому, что теперь она уже не имеет такой силы, но гораздо меньше. Не все равно, творит ли ее кто сам, или за него. Итак, чем она менее (в силе), тем более мы должны увеличивать ее по количеству... Не о памятниках, не о надгробных украшениях бу­дем заботиться. Ты собери вдовиц — вот наилучший памятник! Скажи (им) имя (покойного); пусть все творят за него молитвы и моления. Это преклонит на милость Бога, хотя и не он сам, а другой за него совершает милостыню. Это сообразно с человеколюбием Божиим. Стоящие вокруг и плачущие вдовицы могут спасти, если не от настоящей, то от будущей смерти. Многие получили пользу от милостынь, совершаемых за них другими. Если они и не совершенно (помилованы), то, по крайней мере, получили некоторое утешение. В противном же случае, как спаслись бы дети, которые сами от себя ничего не представляют, а все — родители? И часто женам даруемы были дети, которые сами от себя ничего не пред­ставляли. Много путей к спасению даровал нам Бог, только бы сами мы не были нерадивыми. Но что, скажешь, если кто беден? Опять скажу, что о достоинстве милостыни судится не только по тому, что дается, но и по усердию. Не давай только меньше того, сколько можешь, и исполнишь все. А если кто, скажешь, одинок, чужой и никого не имеет? А почему он никого не имеет, скажи мне? За то самое он и подвергается наказанию, что не имеет никого, так близкого, так добродетельного. Поэтому, если мы сами не добродетельны, то должны стараться иметь добродетельных товарищей и друзей, жену и сына, для того, чтобы получить какую-ни­будь пользу и через них, хоть и малую, однако же пользу. Если поста­раешься взять за себя не богатую, но благочестивую жену, то будешь иметь утешение. Равным образом, если постараешься оставить по себе не богатого, но благочестивого сына и честную дочь, то и тогда будешь иметь это утешение. А если будешь заботиться об этом, то и сам будешь таков. Добродетели свойственно иметь таких друзей, и жену, и детей. Не напрасно бывают приношения за умерших, не напрасно молитвы, не на­прасно милостыни. Все это установил Дух, желая, чтобы мы приносили друг другу взаимную пользу. Смотри: тот получает пользу через тебя, а ты получаешь пользу ради него. Ты истратил имущество, решившись сделать доброе дело, и ты для него стал виновником спасения, а он для тебя (виновником) милостыни. Не сомневайся, что это принесет добрый плод. Не напрасно диакон возглашает: о иже о Христе усопших, о иже памяти о них совершающих. Не диакон изрекает эти слова, но Дух Свя- тый; разумею дарование Его»[933].


Дата добавления: 2022-06-11; просмотров: 23; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!