Василий Экземплярский. УЧЕНИЕ ДРЕВНЕЙ ЦЕРКВИ О СОБСТВЕННОСТИ И МИЛОСТЫНЕ 24 страница
И сравнение милостыни с куплей небесных благ, равно как с займом Богу весьма обычно у св. Иоанна. Такой же смысл имеет сравнение милостыни с сеянием, также любимое св. Иоанном, с приобретением друзей на небе и т. п. — сравнения, имеющие первообраз в откровенном учении. «Потому милостыня называется сеянием, — говорит, например, святитель, — что она есть не расход, а прибыток; ты, когда приступаешь к сеянию, не обращаешь внимания на то, что издерживаешь запас прежних произведений, а имеешь в виду еще несуществующую жатву будущих произведений, притом не зная, что все будет в твою пользу... Итак, зная это, будем смотреть, подавая милостыню, не на расход, а на прибыток, и на будущие надежды, и даже настоящую выгоду, потому что милостыня доставляет не только Царство Небесное, но и в настоящей жизни безопасность и избыток. Кто сказал это? Сам Тот, Кто властен сделать это. Подающий из своего имения бедным, сказал Он, сторицей приимет в этом веке и живот вечный наследит. Видишь ли воздаяния с великим изобилием подаваемые в той и другой жизни? Не будем же медлить и уклоняться, но каждый день будем приносить плоды милостыни, чтобы у нас и настоящие дела текли благополучно, и достигнуть нам будущей жизни»[840]. «Пока есть еще время, будем сеять, чтобы пожать. Когда наступит зима, когда по морю нельзя уже будет плавать, тогда и купля эта уже не будет в нашей власти. А когда наступит зима? Тогда, когда наступит тот великий и славный день... Теперь — время сеяния, а тогда — время жатвы и собирания. Если бы кто во время сеяния не бросал семян, а стал сеять во время жатвы, тот, кроме того, что не получил бы ничего, еще был бы осмеян. Если же настоящее время есть время сеяния, то теперь-то и должно не собирать, а расточать. Станем же расточать, чтобы собрать... Не упустим удобного времени, а сделаем обильный посев и не пощадим ничего своего, чтобы получить обратно с большим воздаянием»[841]. «Сеяй скудостию, скудостию и пожнет. Итак, что ты скупишься? Сеяние ужели есть трата, ужели убыток? Нет! это доход и прибыль. Где сеяние, там и жатва; где сеяние, там и приращение. Возделывая тучную и мягкую землю, которая может принять в себя много семян, ты засеваешь ее всеми своими семенами и берешь еще взаймы у других, потому что скупость в этом случае считаешь убытком. А когда надо возделывать небо, которое не подвержено никакой воздушной перемене, и все вверенное ему, несомненно, возрастет с большим приращением, ты ленишься, медлишь и не думаешь о том, что сберегая — теряешь, а расточая — приобретаешь. Итак, сей, чтобы не потерять; не береги, чтобы сберечь; рассыпай, чтобы сохранить; трать, чтобы приобрести. Хотя бы и нужно было что сберечь, ты не береги, потому, что непременно это погубишь, а поручи Богу, у Которого никто не похитит. Сам не торгуй, потому что не умеешь получать прибыли; но большую часть капитала отдай взаймы Тому, Кто дает рост, отдай взаймы туда, где нет ни зависти, ни клеветы, ни обмана, ни страха; отдай взаймы Тому, Кто сам ни в чем не нуждается... Отдай взаймы туда, откуда ты получишь не смерть, но жизнь вместо смерти. За такой только рост можешь приобрести себе Царство, а за всякий другой получишь геенну»[842].
|
|
|
|
|
|
Таким образом, уже ясно выступают два основания долга творить милостыню: воля Божия, требующая от нас сострадательного отношения к бедным, и наше вечное благо, неразрывно связанное с исполнением этой Божеской воли. Но, как мы сказали, наиболее ярко и убедительно обосновывает св. Иоанн долг каждого христианина творить милостыню и побуждает к этому на основе нашей любви к Христу Спасителю. В Его лице, именно, святитель указывает тот духовный центр христианской жизни, от которого исходят все христианские добродетели и, в частности, милостыня: «не только при раздаче милостыни, но и во всякой добродетели, — говорит св. Иоанн, — помышляй не о суровости трудов, но о сладости наград, а прежде всего имей в виду Господа нашего Иисуса, для Которого предпринимаешь те или другие подвиги, и ты легко выйдешь на подвиги и в радости проведешь все время жизни»[843]. При этом, как исполнение воли Божией неразрывно соединяется с истинным благом верующего, так и служение Христу приводит к вечному блаженству. Но уже центр тяжести не столько в награде за служение Христу, сколько в живом сознании долга благодарной любви к Христу, необходимо проявляющейся в милосердии к бедным. «Постараемся, — умоляет проповедник, — возлюбить Христа. Ничего другого Христос, по Его же изречению[844], и не требует от тебя, как любви к Нему от всего сердца и исполнения Его заповедей. Кто любит Его так, как должно любить, тот, конечно, старается уже и заповеди Его соблюдать; потому, что, если кто искренне расположен к кому, то старается все делать, чем может привлечь к себе любовь возлюбленного. Таким образом, и мы, если истинно возлюбим Господа, будем и заповеди Его исполнять, и не станем делать ничего такого, что может раздражить Возлюбленного. Удостоиться любить Его искренне и как должно — это Царство Небесное, это вкушение богатства, в этом блага неисчислимые. А наша любовь к Нему будет искренняя тогда, когда, по любви к Нему, мы будем оказывать любовь и своим ближним... Кто любит Бога, тот не будет презирать брата своего, не будет предпочитать богатства своему сочлену, но будет делать ему всякое добро, вспоминая о том, Кто сказал: сотворивый единому сих братий Моих меньших, Мне сотвори. Помышляя, что услуги, оказанные ближнему, Сам Господь всяческих усваивает Себе, он будет делать все с великим усердием, покажет в милосердии всю свою щедрость, взирая не на убожество являющегося к нему человека, а на величие Того, Кто сделанное для убогих обещает усвоить Себе Самому»[845]. С особенной выразительностью и трогательностью звучит речь св. отца в том случае, когда он как бы отождествляет нищих и их обычные речи с лицом и словами Господа Иисуса Христа. «Павел терпел все подлинно для Христа, — говорит в одной беседе святитель, — не для Царства, не для чести, но из любви к Христу. А нас ни Христос, ни все Христово не отвлекает от житейских занятий, но как змеи, как ехидны, или свиньи, или как все это вместе, мы пресмыкаемся в грязи. Чем мы лучше этих животных, когда имея столь многие и великие примеры, все еще смотрим вниз и даже немного не можем посмотреть на небо? Бог за тебя предал Сына, а ты не даешь и хлеба Ему, за тебя преданному, за тебя убиенному. Отец для тебя не пощадил Его, не пощадил, притом, истинного Своего Сына, а ты не обращаешь и внимания на Него, когда Он томится голодом, и притом готовясь растратить Его собственность и растратить для себя. Что может быть хуже такого беззакония? Ради тебя предан, ради тебя умерщвлен, ради тебя странствует, терпя жажду, ты даешь из Его же собственности, чтобы получить от этого пользу, но ты, несмотря и на это, не даешь ничего. Не бесчувственнее ли всякого камня те, которые при стольких побуждающих обстоятельствах остаются в такой диавольской жестокости. Христос не ограничился только смертью и крестом, но бла- гоизволил сделаться нищим, странником, бесприютным, нагим, быть заключенным в темницу, терпеть болезни, чтобы хоть этим привлечь тебя к себе. «Если ты не воздаешь Мне за то, что Я страдал за тебя, — говорит Он, — то сжалься надо Мной ради нищеты. Если не хочешь сжалиться над нищетой, тронься Моей болезнью, умилосердись ради уз; если же и это не склоняет тебя к человеколюбию, обрати внимание на легкость просьбы. Я не прошу ничего дорогого, но хлеба, приюта и утешительного слова. А если и после этого остаешься жестоким, то сделайся добрее хотя бы ради Царства, ради наград, которые Я обещал тебе. Но и они не имеют для тебя значения? Так склонись жалостью хотя бы к самому естеству, видя Меня нагим, и вспомни о той наготе, какую Я терпел за тебя на кресте. А если не хочешь вспомнить о ней, представь наготу, какую терплю в лице нищих. И тогда нуждался Я для тебя, и теперь для тебя же нуждаюсь, чтобы ты, тронувшись тем или другим, захотел оказать какое-нибудь милосердие; для тебя Я постился и опять для тебя же терплю голод, жаждал, вися на кресте, жажду и в лице нищих, только бы тем или другим привлечь тебя к Себе и для твоего же спасения сделать тебя человеколюбивым. Потому, хотя ты и обязан Мне воздаянием за бесчисленные благодеяния, но Я не прошу у тебя, как у должника, а венчаю тебя, как за дар, и за это малое дарю тебе Царство. Я не говорю: избавь Меня от нищеты или дай Мне богатство, хотя именно для тебя Я обнищал; но прошу только хлеба, одежды, небольшого утишения в голоде. Когда нахожусь в темнице, Я не принуждаю снять с Меня узы и вывести из темницы, но ищу только одного: чтобы ты навестил связанного за тебя, и это принимаю за большую милость, и за это одно дарю тебе небо. Хотя Я избавил тебя от самых тяжких уз, но для Меня достаточно и того, если ты захочешь увидеть Меня связанного. Конечно, Я и без этого могу увенчать тебя, однако же, хочу быть должником твоим, чтобы венец принес тебе и некоторое дерзновение. И потому, имея возможность пропитать сам Себя, Я хожу и прошу, стою у дверей твоих и простираю руку. Я желаю от тебя именно получить пропитание, потому что сильно люблю тебя, Я стремлюсь к твоей трапезе, как это и бывает у друзей, и хвалюсь этим перед лицом целой Вселенной, возвещаю о тебе постоянно во услышание всех и показываю всем Своего кормильца. Мы, когда у кого-нибудь питаемся, стыдимся этого и обыкновенно скрываем, но сильно нас любящий Христос, хотя бы мы и молчали, всем рассказывает о случившемся со многими похвалами и не стыдится сказать, что мы одели Его, когда Он был наг, накормили, когда Он был голоден. Размыслив обо всем этом, не остановимся на одних только похвалах, но исполним слова наши на деле»[846]. «Не столько заимодавец радуется тому, что имеет должников, сколько веселится Христос, имея заимодавцев; кому Он ничего не должен, от тех бежит прочь, а кому должен, к тем притекает. Итак, станем делать все, чтобы иметь Его должником своим; теперь самое удобное время давать взаймы, теперь настает в этом нужда. Если не дашь Ему теперь, то после удаления отсюда Он не будет уже иметь в тебе нужды. Здесь Он жаждет, здесь алчет; жаждет же потому, что жаждет твоего спасения; вследствие этого Он и просит, вследствие этого Он и ходит наг, приготовляя тебе бессмертную жизнь. Итак, не презри Его: не Сам напитаться Он хочет, но напитать тебя, не Сам одеться, но одеть тебя и приготовить тебе ту золотую ризу, царскую одежду. Не видел ли ты, что наиболее заботливые врачи, когда моют больных, и сами моются, хотя это для них и не нужно? Так и Христос все делает для тебя недужного. Поэтому Он и не насильно требует у тебя, чтобы дать тебе большое вознаграждение, чтобы ты понял, что Он требует не Своей нужде, а для исправления твоей нужды. Для того Он приходит к тебе в бедном одеянии, протягивая десницу, и не гнушается, если дашь самую мелкую монету, не отходит, если укоришь, но приступает к тебе снова, так как Он желает, сильно желает нашего спасения. Итак, станем презирать имущество, чтобы не быть и нам презренными от Христа; станем пренебрегать богатством, чтобы приобрести его. Если мы будем беречь его здесь, то, несомненно, погубим и здесь, и там, а если будем раздавать его со многой щедростью, то в той и другой жизни насладимся великим благополучием. Потому желающий сделаться богатым пусть сделается нищим, чтобы быть богатым: пусть тратит, чтобы собрать, и расточает, чтобы соединить»[847]. Невнимание к нуждающемуся брату, отказ от помощи бедному это есть, с точки зрения св. Иоанна, выражение неблагодарности к Христу, отречение от Его любви. «Если, — говорит, например, святитель, — при входе Христа в Иерусалим одни покрывали одеждой своей ослицу, на которой Он сидел, а другие постилали одежды ей под ноги, то неужели мы, которым повелено не только снимать одежды с себя, но и истощать все свое ради других, не окажем никакой щедрости, видя Его обнаженным? Там народ впереди и позади сопровождал Его, зачем же мы отсылаем Его, даже прогоняем оскорблением, когда Он сам приходит к нам? Какого это достойно наказания, какого отмщения! Приходит к тебе нуждающийся Владыка, а ты не хочешь и выслушать его просьбы, но еще осуждаешь и поносишь Его, слыша такие слова Его»[848]. «Он охотно алчет, чтобы напитать тебя; странствует в наготе, чтобы доставить тебе возможность получить одежду нетления. Но вы, несмотря и на это, не уделяете ничего из своего имения. Ваши одежды или снедаются молью, или составляют тяжесть для сундуков и лишнюю заботу для владетелей; а Кто даровал и это, и все прочее, Тот скитается нагим»[849]. «Оденем Его здесь, чтобы и Он не оставил нас обнаженными без своего покрова. Если мы напоим Его здесь, то не скажем, подобно богатым: посли Лазаря, да омочит конец перста и устудит язык наш опа- ляемый[850]. Если и мы примем Его здесь в свои дома, то Он уготовит для нас там много обителей. Если придем к Нему в темницу, то и Он освободит нас от уз. Если введем Его к себе, как странника — и Он не оставит нас странствовать вне Царствия Небесного, но воздаст за то горний град. Если посетим Его в болезни, скоро и Он освободит нас от немощей наших. Итак, получая много, даже тогда, когда даем немного, будем давать, по крайней мере, немного, чтобы приобрести много»[851]. «Устыдимся же Его любви, устыдимся Его безмерного человеколюбия, — увещевает св. отец. — Он для нас не пощадил даже Единородного Сына, а мы бережем и деньги себе же на зло. Он предал за нас истинного Сына Своего; а мы ни ради Его, ни даже ради себя не хотим дать и серебра. Как можем за это получить прощение? Если мы видим человека, подвергающегося за нас опасностям и смерти, то предпочитаем его всем другим, причисляем его к первым своим друзьям, отдаем ему все свое; говорим, что это принадлежит ему более, чем нам, и при всем том не думаем, что мы воздали ему достойным образом. А к Христу мы не имеем благодарности даже и в этой мере. Он положил за нас душу Свою; Он пролил за нас драгоценную кровь Свою — за нас неблагодарных, недобрых; а мы не расточаем и денег для своей же пользы, но презираем Его в наготе и странничестве, Его, Который умер за нас. Кто же исхитит нас от будущей казни? Если бы не Бог, а мы сами наказывали себя, то не произнесли бы мы приговор на себя самих? Не осудили ли бы себя на гееннский огонь за то, что презираем Положившего за нас душу Свою, тогда как Он истаивает от голода? И что говорить о деньгах? Если бы мы имели в себе по тысяче душ, не должны ли были бы положить все души за Него? Впрочем, и таким образом мы не сделали бы еще ничего, достойного Его благодеяний. Кто прежде благодетельствует, тот обнаруживает в себе явную доброту, а кто получил благодеяние, тот, как бы ни воздавал за него, воздает только должное и не заслуживает благодарности, особенно, когда начавший благодетельствовать оказывает благодеяние врагам... Но и это нас не трогает, мы до такой степени неблагодарны, что рабов, и мулов, и коней облекаем в золотые уборы, а Господа, скитающегося в наготе, переходящего от дверей к дверям, стоящего на распутьях и простирающего к нам руки, мы презираем, а часто смотрим на Него суровыми глазами»[852]. И в своем олицетворении отношения к нищим с отношением к Христу Спасителю св. Иоанн Златоуст доходит до высшего предела, когда жестокосердие к бедствующим характеризует как предание Христа[853], а милостыню рассматривает в качестве величайшей жертвы, приносимой на святейшем жертвеннике — Теле Христовом. «Хочешь ли видеть, — спрашивает св. отец, — жертвенник Милосердного? Не Веселеил соорудил его и не другой кто, но Сам Бог; не из камней, но из вещества, которое светлее самого неба — из разумных душ... Жертвенник этот создан из самых членов Христовых; и Тело Самого Владыки служит тебе жертвенником. Благоговей перед Ним: на Теле Владычнем ты совершаешь жертву. Этот жертвенник страшнее и нового, а не только древнего жертвенника. Однако ж не смущайтесь. Этот жертвенник чуден по причине предлагаемой на нем жертвы, а тот (жертвенник милосердного) удивителен и потому, что сооружается из той самой жертвы, которая его освящает. Чуден этот (жертвенник) потому, что, будучи по природе камнем, делается святым, так как принимает Тело Христово; а тот чуден потому, что сам есть Тело Христово. Таким образом, страшнее этого жертвенника тот, перед которым предстоишь ты, мирянин. Что в сравнении с этим будет для тебя Аарон? Что кидар? Что звонцы? Что святое святых? Да и нужно ли сравнивать (жертвенник милосердного) с древним жертвенником, когда он и в сравнении с этим (новозаветным) жертвенником оказывается столь блистательным? А ты, между тем, почитаешь этот жертвенник, потому что он принимает Тело Христово, и унижаешь тот жертвенник, который есть самое Тело Христово, и не обращаешь внимания, когда он разрушается. Такой жертвенник ты можешь видеть везде — и на улицах, и на площадях, ежечасно можешь приносить на нем жертву, потому что и здесь освящается жертва»[854].
|
|
|
|
|
|
До сих пор мы излагали взгляд св. Иоанна Златоуста на религиозные основания обязанности христиан творить милостыню. Эта сторона раскрыта св. отцом более подробно, чем основание долга творить милостыню собственно гуманного характера, и именно такой взгляд на милостыню обусловливает то великое значение, какое усваивает ей св. Иоанн, что уже было раньше отмечено. Но и собственно гуманные побуждения к милостыне, а вместе с тем и основания ее обязательности не остаются в тени в беседах святителя. Эти гуманные основания у святителя указаны двух главных родов: во-первых, милостыня является долгом для человека потому, что каждый имеющий и не дающий нуждающемуся есть хищник и обидчик, так как идеалом устроения человеческого общежития является имущественное равенство всех или, во всяком случае, удовлетворения насущных потребностей. Это первое основание есть выражение начала правды. Второе основание для долга творить милостыню заключается, по св. отцу, в природной сострадательности человека, благодаря которой ни один человек, не потерявший человеческого образа, не может безучастно отнестись к горю и нужде своих братьев, но побуждается любовью помочь им и в этом найти утешение своей скорби от вида страданий.
Останавливаться подробно на раскрытии первого основания нам не кажется нужным, потому что при изложении учения св. Иоанна о собственности мы видели, что отказ от подачи милостыни он считал видом хищничества. «Не уделять из своего имущества, — рассуждал святитель, — есть то же похищение... Итак, когда мы не подаем милостыни, то будем наказаны наравне с похитителями»[855]. На мысли же св. отца о сострадании и естественном чувстве любви к себе подобным, как побуждении творить милостыню, нужно остановиться более подробно.
Св. Иоанн очень определенно указывает, что заповедь Божия о милосердии вообще и о милостыне в частности не является чем-то внешним и чуждым для человека, но находит родной источник в нашем сердце, питаясь которым, становится внутренним нашим достоянием, а исполнение заповеди — сердечной потребностью. «Бог не только разуму предоставил, — говорит, например, св. Иоанн, — побуждать нас к милосердию, но во многих случаях самой природе нашей даровал власть преклонять нас к последнему. Так отцы и матери оказывают милосердие детям, а дети — родителям; и то бывает не только у людей, но и у всех бессловесных. Так брат оказывает милосердие брату, родственник — родственнику, ближний — ближнему, человек — человеку. Мы по самой природе имеем некоторую наклонность к милосердию. Потому-то мы и скорбим об обиженных, болезнуем, смотря на убиваемых, плачем при взгляде на плачущих. Бог весьма желает, чтобы мы исполняли дела милосердия, потому и повелел природе сильнее побуждать нас к ним, показывая тем, что Ему весьма любезно милосердие. Итак, помышляя об этом, пойдем сами и поведем детей и ближних наших в училище милосердия. Человек всего более должен учиться милосердию, потому что оно-то и делает его человеком. Велика вещь человек и дорогая муж, творяй милость[856]. Кто не имеет милосердия, тот перестает быть и человеком... И чему дивишься ты, что милосердие служит отличительным признаком человечества? Оно есть признак Божества. Будите милосерди, говорится, якоже Отец ваш. Итак, по всем этим причинам научимся быть милосердными... и не будем почитать даже жизнью время, проведенное без милосердия. Я говорю о милосердии, чуждом всякого любостяжания»[857]. И постоянно в своих беседах св. Иоанн оттеняет ту мысль, что милостыня должна быть «от сострадания»[858], являться выражением любви[859], а главное, в своих непрестанных побуждениях к милостыне св. отец всегда стремится подействовать на чувство слушателей, вызвать их сострадание к бедствующим. Достаточно вспомнить, как трогательно изображал св. Иоанн страдания Лазаря в притче Господа[860] или же бедствие современных святителю нищих, уполномоченным от лица которых называет себя сам проповедник[861], чтобы видеть веру святителя в отзывчивость сердца человека на вид страдания и нищеты. Поэтому же так горячо обличает св. Иоанн роскошь в жизни христиан, усматривая в ней прямое поругание естественного чувства сострадательной любви к ближним. «Когда ты увидишь нищего, — увещевает, например, св. отец, — то не отворачивайся от него, но тотчас подумай, каков был бы ты сам, если бы был на его месте, чего хотел бы ты получить ото всех? Разумевай, — говорит. — Представь, что и он свободен так же, как ты, имеет одинаковую с тобой благородную природу и все у него общее с тобой; и между тем его, который не хуже тебя, ты часто не равняешь даже со своими собаками; эти вполне насыщаются хлебом, а тот нередко засыпает голодным, так что свободный становится ниже твоих рабов»[862]. И какой не может быть достойно геенны все это, когда ты брата, который вместе с тобой сделался участником неизреченных благ и столько почтен от Владыки твоего, ввергаешь в бесчисленные бедствия, чтобы украсить камни, помост и бессловесных животных, не сознающих этого украшения? И собака у тебя на большом попечении, а человек или, лучше сказать, Христос ради собаки и всего сказанного осуждается на крайний голод. Что хуже такого безразличия? Что ужаснее такого беззакония? Сколько будет потребно огненных рек для такой души? Сотворенный по образу Божию стоит обесчещен вследствие твоего бесчеловечия, а головы мулов, везущих твою жену, сияют обильным золотом, а также покровы и деревянные принадлежности балдахина; если нужно сделать стул или подножие, все делается из золота и серебра; а тот, для кого Христос сошел с неба и пролил драгоценную Кровь, вследствие твоего корыстолюбия не имеет у себя самой необходимой пищи. Твои ложа отовсюду обложены серебром, а тела святых лишены и необходимого покрова... А ты, имея, кроме общей природы, еще тысячи побуждений быть в тесном союзе с собственными своими членами, именно — одарение разумом, участие в благочестии, общение в бесчисленных благах, сделался, однако, грубее бессловесных животных, обнаруживаешь большую заботу о вещах бесполезных и пренебрегаешь храмами Божиими, которые погибают от голода и наготы, даже часто сам подвергаешь их тысячам бедствий. Если ты поступаешь так из славолюбия, то подлежало бы тебе позаботиться о брате больше, чем о лошади. Ведь чем лучше пользующийся твоим благодеянием, тем прекраснее сплетается тебе венец за твое усердие; а теперь, поступая совершенно иначе, ты не чувствуешь, что вооружаешь против себя тысячи обвинителей»[863].
Дата добавления: 2022-06-11; просмотров: 22; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!