Можно ли остановить самоубийц?

 «Теперь от скуки играют Россией»

Отвод Суворовым армии к границе Швейцарии, затем в Баварию, Австрию и Чехию проходил в упорной борьбе с австрийскими властями, желавшими, с минимальными расходами, использовать русских небольшими силами для решения частных военных задач, придуманных Гофкрисратом. Александр Васильевич яростно против этого возражал, воздействуя на императора Павла I, Ростопчина и нового русского посланника при Венском дворе, сменившего бесхребетного А.К. Разумовского. С середины октября до середины декабря 1799 г. целью его борьбы было убедить австрийцев и англичан, что русские не станут воевать для продолжения войны: либо союзники поставят целью решительную победу и добрый мир с реставрированным королевством Франция, либо они останутся без поддержки русской армии.

Павел I, при всей сложности его характера, внимательно относился к аргументам Суворова и действительно следовал его советам. Более того, в политике он действовал так же решительно, как генералиссимус на поле битвы. В рескрипте от 2 октября император предупредил Александра Васильевича о том, что полководец знал и из других источников: австрийцы ведут тайные переговоры с Францией и, в случае достижения соглашения, могут стать угрозой для русской армии (Д IV. 442). 11 октября, получив отчёты об итогах Швейцарского похода и захватнических действиях союзников в Италии, Павел I направил Суворову сразу два рескрипта, приложив к ним копию своего письма императору Францу I о разрыве союза из-за поведения австрийцев по отношению к русской армии в Швейцарии. Предательски брошенный перед превосходящими силами французов Римский-Корсаков, задержанный в Италии и оставленный в Альпах без снабжения Суворов ясно говорили об измене Австрии союзу с Россией. Полководец получил эти рескрипты в 20-х числах октября, возрадовавшись, «как это мы угадали высочайшую волю великого монарха» (Д IV. 435) – и в ответном донесении показал, что понял «мудрое предусмотрение» Павла I верно. Он отвёл русские войска к границе Швейцарии, тщательно приводя их в порядок и давая время Австрии отказаться от двурушничества, возобновив военный союз (Д IV. 443).

15 октября Павел I написал королю Великобритании Георгу III, что «Венский двор бережет Францию и обманывает союзников до тех пор, пока не найдёт возможности заключить отдельный мир с Республикой». В ответном письме 16 ноября король умолял императора «справедливое своё негодование принести в жертву своим же собственным благим целям»[432]. Тем временем британские дипломаты энергично бросились восстанавливать военный союз, в том числе предлагая субсидировать 80 тысяч русских войск и добиваться главнокомандования для Суворова. Александр Васильевич вёл с ними детальные переговоры, дававшие надежду на возобновление союза с Австрией на основе его плана кампании 1800 г. В свою очередь Павел I решил оставить русские войска во владениях Австрийской империи на зиму. Как установил ещё Д.А. Милютин, в основе всех переговоров о планах кампании лежали предложения А.В. Суворова.

Генералиссимус продолжал верить сам и убеждал других, что победить Францию, революцию и саму войну не только нужно, но и можно. Протянув время в Баварии и сколько можно в Австрии, вступив уже в Чехию, из города Пльзень он написал в Италию «папаше Меласу»: «Я получил превосходное ваше описание взятия столь важной крепости Кони[433], но в теперешнем положении моём не могу ничем иначе заплатить вам за то, как выражением своей большой благодарности. Сердечно целую вас и заверяю, что единственное желание моё, чтобы вы, как без сомнения и ваша дальновидность предлагает, сделали поспешнейшее движение к графству Ницце и приказали генералам Фрейлиху и Клейнау приблизиться к Генуе, которая падёт тогда сама собой, и находящийся там неприятель неминуемо попадёт в плен. Цель этого предприятия: не давая ни малейшего отдохновения неприятелю, угрожать самой Франции» (Д IV. 477). Бескорыстие Суворова, предлагавшего, ради общего блага, славу генералу, которого считали его соперником, даже если Россия не разделит эту славу, было естественным. Общее благо, как он неоднократно настаивал, не терпело соперничества.

Судя по письмам Суворова, его ободряли сведения о тревоге, охватившей Венский двор, внушала надежды суета сразу же осадивших его австрийских и английских должностных лиц. В ответ на просьбы Вены и Лондона возобновить союз, Павел I выдвинул справедливые условия: освободить Тугута от руководства Гофкригсратом, а Италию – от оккупационных властей, восстановив её прежнее, существовавшее до нашествия Наполеона, политическое устройство. Расположив армию на зимних квартирах в Чехии, Суворов приводил войска в порядок для решения любой из двух задач: победоносного наступления на Францию по его плану или похода в Россию.

Австрийские и английские чиновники вели себя на переговорах так же неумело и глупо, как их генералы вели войну: искали мелочных выгод, отказываясь рассматривать и решать главные вопросы по существу. Павел I, как и Суворов, не хотел от союзников и самой войны никаких частных выгод для России, а требовал от них только того, что было действительно необходимо для общей победы и установления прочного мира. Даже вопрос о главнокомандовании для Суворова, как мы понимаем, принципиальный для успеха планируемой кампании, оставлялся на переговорах в стороне, лишь бы Австрия убрала врага победы Тугута из руководства военными действиями. Павел I надеялся, а Суворов был убеждён, что он сможет увлечь эрцгерцога Карла и вдохновить австрийские войска так же, как в Итальянском походе.

Даже сегодня эта бескорыстная позиция России в жестокой войне может восприниматься как крайний альтруизм. – Если не учитывать уровень предвидения Суворова, которому доверял император Павел. Неизбежная без участия России в войне победа Франции, объединение под её знаменами Западной Европы и поход на Россию – именно это будущее Суворов, по его собственным словам, стремился предотвратить (Д IV. 434, 473)[434]. Союз с Бонапартом, вскоре проявившим свою власть и сделавшим Францию более предсказуемой, был слабой альтернативой победе союзников и восстановлению законной монархии в Париже. Мы знаем, что Павел I вынужден был на это пойти, но не смог уберечь Россию от длинной серии кровавых войн и сожжения Москвы.

Западные партнёры слушали русских, но не воспринимали позицию России как что-то серьёзное, мечтая подавить «северных варваров» своим хитроумием и красноречием. «За сценой» Питт и Тугут уже делили Италию, считая, что в войне с Францией вполне обойдутся без помощи России, полагаясь исключительно на английские деньги и австрийских, а также немецких солдат. Если уж русские, с их бескорыстием, желают продолжать войну, то пусть, не ожидая никаких уступок от союзников, сами наступают на Францию с севера, через Майнц[435].

До 11 января 1800 г. Суворов, согласно его донесению Павлу I, не терял надежды, «что покорность, податливость и удовлетворение со стороны римского императора неминуемо воспоследуют». Вместо этого вновь вошедший в фавор Тугут предложил России сохранить союз, оставив Австрии 12-15 тысяч вспомогательных войск. Это, по мнению Суворова, означало окончательный разрыв союза и конец войны для русских (Д IV. 504). «Играли Неаполем, мстили Пьемонту, теперь от скуки играют Россией», – сказал генералиссимус на балу в Праге (повторив это в письме Ростопчину). Австрия захватила в Италии Венецию, Пьемонт и Романью, теперь отрезает себе часть Швейцарии и зарится на Нидерланды. Англия захватила богатейшее княжество Майсур на юге Индии и готова финансировать бесконечную европейскую бойню: «Господа морей – им должно их утвердить на десятки лет изнурением воюющих держав, особенно Франции, и хотя бы тогда дать ей снова короля! Вот система Лондона и Вены». Вот почему русских гнали во Францию, но так, чтобы они не могли победить (Д IV. 509).

За пустыми псевдо-дипломатическими разговорами время было упущено[436]. 29 октября (9 ноября по Григорианскому календарю, 18 брюмера по календарю революционной Франции) Бонапарт осуществил в Париже государственный переворот, взяв власть в качестве Первого консула. 27 декабря, когда, по плану Суворова, австрийцы и русские уже должны были освобождать Швейцарию, Павел I написал генералиссимусу: «Поздравляю Вас, князь, с Новым годом! Скажу Вам в ответ на письма Ваше от 16-го текущего, что обстоятельства требуют возвращения армии в свои границы, ибо виды венские те же, а во Франции перемена, которой оборота терпеливо и не изнуряя себя ожидать должно. Идите домой непременно. Ваш доброжелательный друг Павел» (Д IV. 500).

Решение было тяжелым, но его подкрепил символический жест Вены: в совместно взятой союзниками крепости Анкона был спущен русский флаг. Получив донесение адмирала Ф.Ф. Ушакова об этом событии, Павел I весной 1800 г. выслал из Петербурга австрийского посла до полного расследования и наказания виновных. Отставка виновного австрийского генерала и офицеров не удовлетворила русского императора. Одновременно Павел I узнал о страшных притеснениях в Англии русских моряков и солдат, которых продержали на кораблях 6 недель и оставили на зимовку без жилья на продуваемых всеми ветрами островах, без одежды и обуви. Император, полагавший себя отцом солдат, воспринял это как прямое оскорбление его чести[437]. Окончательный разрыв а Британией произошёл весной 1800 г., но уже зимой о совместных действиях не могло быть и речи.

В рескрипте Суворову от 9 января 1800 г. Павел I пояснил, что искренне старался убедить союзников объединить силы в решительной кампании против Франции и был уверен в победе. «Но известны Вам самим поступки Венского двора, которыми уничтожил он всё могущее произойти полезное от столь сильной коалиции, каковая была против Франции». «Сей опыт, продолжал Павел I, заставляет меня остерегаться таких неискренних союзников и не соглашаться более на их предложения, тем более что сомнительно, чтобы выгоднее было для равновесия Европы подкрепить австрийцев против Франции и поставить их в такое же могущественное положение, в каков находились французы». «Судя по теперешнему положению Франции, – добавил император, – я думаю, что более для нас будет зла служить намерениям Венского двора и довести их до того состояния, до которого желают они достигнуть, нежели видеть Францию в теперешнем ее положении», т.е. под единоличной властью Бонапарта (Д IV.502).

Бонапарт с первого месяца правления показал, что может установить во Франции прочный, в глазах Павла I – практически монархический порядок, а во внешней политике энергично и последовательно выступал за мир. Вена и, особенно, Лондон были непримиримы. Но король Пруссии, как предсказал Суворов осенью, в январе 1800 г. согласился с аргументами Франции и предложил Павлу I совместно искать сближения с Парижем для противодействия гегемонии Вены и английскому разбою на море. К концу 1800 г. был сформирован Северный союз вооруженного нейтралитета, в котором Россия, Пруссия, Швеция и Дания совместно отстаивали права свободного судоходства и свои интересы на континенте. За полгода до этого, летом 1800 г., Бонапарт без всякого размена и условий передал России русских пленных, к возвращению которых с помощью австрийцев Суворов прилагал огромные – и бесполезные – усилия[438]. В чрезвычайно болезненном для России вопросе о пленных Австрия повела себя как враг, Франция же – как друг. В сентябре Англия, нарушив договор с Россией, захватила Мальту, вместо передачи ее Мальтийскому ордену, гроссмейстером которого был русским император. Мир с Бонапартом и война против Англии стали неизбежны. Как и разгром Австрии и превращение Франции в величайшую державу Европы, появление которой предсказал Суворов.

Как известно, история повернула на кровавый путь, в конце которого России вновь пришлось спасать Западную Европу. Русской кровью положение раздавленной Наполеоном Австрийской империи и полузадушенной Англии было восстановлено в 1814 г. Но и это не было предопределено. Союз Павла I с Францией был еще одной пропыткой установить в Европе мир, при отсутствии на политической карте Австрийской и ещё не родившихся Британской и Германской империй. Но император не успел проверить серьезность мирных намерений Бонапарта. Павел I ненадолго пережил Суворова …

«Никому не равен»

«Он с такой же твёрдостью встретил смерть, как и много раз встречал в сражениях. Кажется, под оружием она его коснуться не смела» – Г.Р. Державин

Зимой 1799/1800 г. в Баварии и Чехии генералиссимус был загружен множеством дел по обеспечению войск продовольствием и снаряжением (даже занимая деньги у Баварского курфюрста, Д IV. 445, 455), вызволению русских пленных, лечению и перевозке раненых, доставке оставленных в Италии пушек и т.д. За постой и всё, полученное от местного населения, русские платили из казны полков; за содержание раненых Суворов платил из армейской казны (Д IV. 459) . Из экстраординарных сумм он приказал выплатить годовое жалование вдовам погибших в бою офицеров, возвращающимся в Россию (Д IV. 499). Выступая на родину, армия скрупулёзно рассчитывалась со всеми долгами (Д IV. 507)[439].

Суворову пришлось решить несколько судебных дел, как всегда, с позиции крайнего человеколюбия. Хорунжий казачьего полка Сухов «утратил» 838 гульденов и 47 крейцеров полковой казны? – Взыскать эти деньги с офицеров, которые его рекомендовали, или одного полковника (Д IV. 424). Военный суд мушкетерского полка приговорил портупей-поручика Елютина к отставке за пьянство? – Оставить на службе в прежнем чине, исправляя его поведение назначениями «не в очередь» в караул, а полковому священнику наложить на него епитимью (Д IV. 432). Суворов, резко отругав А.М.Римского-Корсакова при личной встрече, энергично вступился за генерала, которого император по навету обвинил в поражении 14 сентября: внимательно рассмотрев дело, генералиссимус нашёл распоряжения генерала правильными, а причиной поражения назвал бездеятельность самого наветчика (Д IV. 454). Обнаружив, что «остановилось производство» в следующий чин храброго майора С.В. Мещерского, Суворов через Ростопчина подробно ходатайствовал за него перед императором (Д IV. 512).

В Праге генералиссимус искренне веселился. На святки он устраивал балы с танцами, играми в жмурки и фанты, хороводами и песнями; сам пел и танцевал с дамами, вовлекал в игры австрийских, немецких и английских сановников. Он отпраздновал помолвку сына Аркадия. На грудь его со всей Европы слетались самые почётные ордена. Из иностранных военачальников особый восторг и признательность Суворову выразили его старый друг принц Кобург и английский адмирал Нельсон.

«Я уж не знаю, что вам дать: вы поставили себя выше всяких наград», – писал генералиссимусу Павел I. Князь Италийский, граф Суворов-Рымникский был удостоен воинских почестей, «отдаваемых особе его императорского величества». «Ставя вас на высшую степень почестей, – писал император, – уверен, что возвожу на неё первого полководца нашего и всех веков». «Ура! Виват, генералиссимус!» – раздавалось на всем пути Суворова по Германии и Чехии. В январе 1800 г. генералиссимус двинул армию в Россию, домой.

Завершив заграничный поход, который мог окончиться в Париже и принести Европе прочный мир, но стал лишь предвестником Заграничного похода 1813–1814 гг., Суворов в Кракове сдал командование армией Розенбергу. И немедленно слёг от тяжкой болезни[440]. Одно мощное чувство ответственности держало его в форме в тот напряженнейший год. Я уже писал о выдающемся полководце XVII в. князе Фёдоре Фёдоровиче Волконском, который, на старости лет одержав последнюю и тяжелейшую из своих побед, привёл войска на квартиры, роздал царские награды, попрощался с воинами и умер, не успев вернуться домой.[441] Суворов добрался до его имения в Кобрине, и лишь там болезнь свалила его с ног.

В советской историографии было принято считать, что смертельный удар полководцу нанесла бессмысленная и жестокая немилость Павла I. Действительно, с того момента, как Суворов сдал командование и больше не был необходим императору, сердце мнительного Павла I было открыто для разнообразных клевет, которые обрушили на полководца его неисчислимые завистники в армии и при дворе. Павел даже написал Суворову пару ворчливых и мелочных выговоров[442]. И всё же, наиболее верную картину последних дней полководца даёт исследование профессора Императорской военной академии полковника Д.А. Милютина (будущего фельдмаршала, военного министра и автора военной реформы), написанное ещё в середине XIX в. Не скрывая временами проявлявшегося раздражения императора, историк показал, что в основном Павел I был к Суворову внимателен и почтителен. Причиной душевных ран полководца, которые свели его в могилу, было сознание «той мысли, что он уходит с театра войны, не довершив начатого дела».[443]

Крайне обеспокоенный император, подготовив уже торжественную встречу и покои для полководца в своем дворце, «молил Бога, да возвратит мне героя Суворова». В Кобрин он послал своего придворного медика и, зная о скептическом отношении Суворова к лекарствам, его сына Аркадия. Александр Васильевич, разумеется, спорил с медиком; Аркадий помогал доктору Вейкарту унимать отца. Едва встав с постели, Суворов зимой надевал мундир. Доктор требовал, чтобы он одевался теплее. – «Я солдат», отвечал Суворов. – «Нет, вы генералиссимус», возражал медик. – «Правда, да солдат с меня берет пример». Немного ожив, он смог поехать в Петербург, но только в карете с мягкой периной. Под Нарвой Суворова должны были встречать государева карета и выстроенные шпалерами войска. Но недовольное письмо императора вновь уложило старика в постель в литовской деревушке. Он оправился и на медленном, двухнедельном пути в Петербург принимал положенные ему почести.

В столице почести снова были отменены. Александр Васильевич, у которого вдобавок к болезни открылись старые раны, прощался с боевыми товарищами в удаленном от центра домике своего родственника Хвостова. Павел I послал князя Багратиона, чтобы он спросил о здоровье своего любимого учителя. Получив доклад за полночь, император не смог заснуть и посылал справиться о здоровье Суворова ежечасно. «Жаль его, – говорил Павел, – Россия и я со смертью его потеряем много, а Европа – всё».[444] Император не поехал к ложу Суворова, вместо него прибыл графы Ростопчин, порадовавший полководца новыми орденами от французского короля Людовика XVIII. Умирая, Суворов не преминул заметить, что ордена французского короля, которыми он был награждён, не могут быть присланы из Митавы: «король французский должен быть в Париже, а не в Митаве»! Затем он забыл последнюю кампанию и вспоминал в бреду Измаил и Прагу. В день многострадального Иова, в 1 час 35 минут пополудни 6 мая 1800 г. сердце его остановилось. «Он с такой же твёрдостью встретил смерть, как и много раз встречал в сражениях. – Написал старый друг генералиссимуса поэт Державин. – Кажется, под оружием она его коснуться не смела» (Д IV. 523).

На похоронах 9 мая император распорядился соблюсти все церемонии, как на погребении фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского и сам со слезами поклонился гробу «разжалованного» таким образом генералиссимуса, хотя и не участвовал в траурной процессии[445]. «Зато жители столицы заполнили все улицы, по которым везли его тело, и воздавали честь великому гению России», – вспоминал один очевидец. «При провозе гроба сквозь ворота (Александро-Невской лавры), – рассказывает другой, – когда некоторым показалось, что он по тесноте не пройдёт, известно слово солдата, сказавшего: «Не бось! Прой­дёт! Везде проходил!»

Ощущение ветерана, что Суворов жив, было точным. На простой плите над своей могилой в Александро-Невской лавре Александр Васильевич приказал высечь всего три слова: «Здесь лежит Суворов»[446]. Прочитав их, всякий понимает, что бессмертный дух и великий подвиг его остаётся с Россией.

Ни у кого из полководцев сходной надписи на могиле нет. Ни чинов. Ни титулов. Ни наград. Ни дат. Ни даже имени-отчества. Только – вечная память и живой пример каждому солдату, каждому русскому. О возможности сравнений Суворов высказался со свойственной ему прямотой: «Никому не равен, – желать ли мне быть равным? Какая новая суета – мне неведома! Без имения я получил имя свое. Судите – никому не равен» (П С. 395.).

Среди военных историков бытует мнение, что раз Павел I забыл исключить Суворова ввиду смерти из списков армии, то формально Александр Васильевич до сих пор в ней состоит. Он действительно солдат русской армии – и отнюдь не формально. Никакие императоры и бумаги тут значения не имеют. Душа Суворова живет в его детище. Каждый русский солдат чувствует в себе Суворова.

Он даже в эпитафии своей, говорящей: «Я здесь, я с Россией» – оказался провидцем. Несмотря на интриги Двора, невзирая на недалёкость правителей и продолжавшийся развал русской армии, ученики Александра Васильевича – Багратион, Милорадович, Раевский, Платов – осуществили его мечту, разгромив Наполеона, освободив Европу и победно войдя в Париж. Орден Суворова, учрежденный в тяжком 1942 г., вручается офицерам и генералам, проявившим незаурядное воинское искусство на службе Оте­че­ству.

После Суворова можно было плохо воевать. Можно было проиграть Аустерлиц, сдать французам Смоленск и Москву, ещё и получить за это награды. Можно было объяснять поражения в Крымской, Первой мировой и Великой Отечественной войне не бездарным командованием, не отношением к солдатам и офицерам, как к исполнительным механизмам, не отсутствием «доброй совести», не провалом боевой подготовки и разведки, а различными хитрыми обстоятельствами.

Однако после Суворова, побеждавшего всегда, быстро и малой кровью, какие бы оправдания не выдумывали себе бездарные предводители, русской армии было стыдно плохо воевать, стыдно отступать, стыдно оставлять без защиты мирное население. Именно Суворов возродил и ввёл в военное дело эту важнейшую нравственную черту – стыд, как свойство «добродетели, без которой нет ни славы, ни чести». Весь XIX и XX в. Александра Васильевича старательно изображали чудаком и простецом. Но – чудо – его нравственный пример столетиями ободрял именно умных и человеколюбивых военачальников. Суворов своим примером, как при жизни, продолжал строго укорять лживых «немогузнаек», позорящих имя солдата, офицера и генерала.

Наука Суворова, его искреннее человеколюбие и глубокая вера в людей, далеко опередившие его время, остаются фундаментом передового военного искусства. Пусть даже не усвоенного теми, кто порождает и питает самого страшного врага Александра Васильевича – войну. Пока этот зверь, соединяющий худшие черты варварства и цивилизации, не добит, дух Суворова будет освящать победы России любовью к человеку и жертвенностью на благо человечности.

Заключение
ГЕНИЙ СУВОРОВА

Идеальный солдат

«Вот моя тактика:
отвага, мужество,
проницательность, предусмотрительность,
порядок, умеренность, устав,
глазомер, быстрота, натиск,
гуманность, умиротворение, забвение».

Суворов с детства воспитывался как русский высокообразованный человек Века Просвещения. Он мечтал о лучшем мире и создавал его, наблюдая, понимая, делая выводы и совершая поступки в рамках того, что почитал нравственным. Первым долгом для него была служба России – военная, требовавшая, по его мнению, наибольшей самоотдачи и самопожертвования. В этом он был не одинок: многие дворяне, включая высших аристократов, полагали, что возвышены над народом для того, чтобы исполнить долг перед Россией, командуя на войне, как повелось с пращуров. Разными были лишь представления о величине долга.

Титанические усилия по подготовке его слабого организма к солдатской службе показывают, что ещё во время домашнего обучения Суворов видел в армии идеал, не соответствующий действительности. Армия давно не воевала. Для офицеров и генералов вся эта тяжёлая, до кровавых мозолей, физподготовка вообще не требовалась. Не было на самом деле и таких солдат – никто их физически не тренировал, всё равно тела были унифицированы мундирами, а головы – посыпанными мелом буклями. Но Александр Васильевич как решил в детстве стать идеальным солдатом – так и оставался им до конца жизни, не пересаживаясь с седла в карету даже по прямому приказу императора.

Неизвестно точно, когда Суворов нарисовал в своём воображении идеал командира. Долгая служба в гвардии, по его признанию, не дала ему никакого представления о командовании в бою. Надо полагать, что, пройдя путь от рядового до офицера, он научился заботиться о своём подразделении. Служба в интендантстве показала Александру Васильевичу невидимую миру часть армии, обеспечивающую успех её действий. Вслед за отцом он стал мастером снабжения, не наживаясь на нём. Позже, во время командования полком, этот опыт помог Суворову воспринять полк как семью, а не вотчину для извлечения доходов.

На войну против Пруссии зрелого возраста офицер пришёл ещё «чистым листом». Он искренне представлял своим «учителем» и «отцом» генерала Фермора, сражавшегося по старому уставу, и пришёл в восторг от фельдмаршала Салтыкова, разбившего Фридриха Великого в позиционном сражении при Куренсдорфе только благодаря верной оценке своих сил и знаниям о свойствах противника. Лишь затем, возглавив отдельный кавалерийский отряд в корпусе генерала Берга, Суворов начал делать открытия. Оказалось, что при существующих вооружениях и тактике смелая атака в не упущенное мгновение – не только самый целесообразный, но и наименее опасный способ разбить противника, несмотря на его многократное превосходство. Пехота и кавалерия, начав, как было принято, стрелять залпами, не выдерживала стремительной атаки даже небольших сил. И на артиллерию оказалось полезным скакать карьером, под выстрелы, идущие выше голов. Даже сильную крепость можно было почти без потерь взять штыковым ударом пехоты.

Эти выводы, полученные из практики, Суворов запомнил на всю жизнь, подробно изложив в автобиографии 1790 г. Но в 1760-х доводы обычного полковника никого не интересовали и в работе над новыми уставами учтены не были. Из этого он тоже сделал вывод – и, став генералом, требовал от офицеров докладывать не только факты, но выводы и  предложения, не боясь ошибиться и помогая командующему принять решение. Мысль, что младшему командиру на месте событий виднее, что делать, оформленная в приказах намного позже, пришла Александру Васильевичу именно на Прусской войне и после неё, когда он сам пытался достучаться до начальства, полагавшего, что «виднее сверху».

На войне Суворов командовал сборными отрядами. Только в 1763 г., получив Суздальский полк, он почувствовал «истинную сладость» армейской жизни. «Полковое учреждение» – первый его развёрнутый текст. Без его тщательного изучения невозможно понять исходные идеи будушего всеобъемлющего военного искусства Суворова. Великолепно зная старые, идущие со времён Петра I, и новейшие, принятые на основании опыта прусской войны уставы, полковник, не противореча нормам русской армии, сумел выделить из них самое полезное и создал, как на бумаге, так и в практике, идеальную систему взаимоотношений в замкнутом военном обществе – залог будущих побед.

В тщательно продуманном тексте Суворов дал полное представление о фундаменте русской армии – «одушевлённом могучем организме» полка, состоящего из личностей, в нём воспитанных. Эта была во многом оторванная от остального российского общества семья людей из крестьян и дворян, объединённых крепкими узами и носящих высокое звание солдата. Каждый командир в полку – такой же солдат, только лучший. Двойная иерархия из офицеров (в основном дворян, но также солдатских детей) и унтер-офицеров (из семей солдат и податных сословий) обеспечивала всем продвижение по заслугам, от капральства до штаба полка, где функции подполковника дублировались унтер-офицером адъютантом. Честолюбие – вот главное качество солдата и офицера, побуждающее его учиться, чтобы занять более высокую должность, связанную с большей ответственностью.

По убеждению Суворова, полк должен сам воспитывать своих солдат и офицеров, начиная с обучения гигиене и молитвам, продолжая грамотностью, завершая массой знаний, необходимых для поддержания полковой жизни и командования. В полку рождались бодрость и храбрость, которая, согласно Суворову, вытекает из знаний, умений, уверенности в себе и товарищах. Чужак, даже хороший офицер, должен был пройти командные должности снизу, чтобы по праву занять своё место в крепкой боевой семье. Недостойный дворянин не имел шансов на продвижение из нижних чинов. «Немогузнайство», – неспособность принимать решения, выполнять команды и отвечать за свои действия в любой ситуации в пределах своей должности, – исключалось совершенно. Напротив, каждый обязан был учиться принимать решения за старшего над ним.

Чёткое понимание, что солдат – человек, дало возможность развернуться прославленному впоследствии суворовскому человеколюбию. Обучение постепенно и с толком; наказание только хорошо знающего свои обязанности, но не выполняющего их; ответственность командиров за воспитание и «исправность» каждого солдата; полная защищённость члена полка, исполняющего свои обязанности; одежда и обувь по сезону, правильное питание, санитария и гигиена; забота о здравии тела и спасении души – всё это и многое другое вытекало из основной идеи Суворова. Постепенное военное обучение с постоянными, но не чрезмерными нагрузками и тренировками вело к тому, что каждый солдат, «в тонкость» освоивший военное искусство, мог себя чувствовать в безопасности и в мирное время, и в бою. Всю последующую жизнь полководец углублял найденное им понимание практических мер, делающих солдата здоровым, счастливым и непобедимым. Но фундамент всех его организационных идей был заложен в «Полковом учреждении».

Суворов обучал полк обычному линейному строю. Все эволюции были доведены до автоматизма, но каждый солдат понимал, что и почему делает. В бою все поддерживали друг друга, не просто зная, но понимая смысл команд и манёвров. Командование в каждом подразделении было продублировано так основательно, что солдаты не могли растеряться в любой ситуации. Впоследствии полководец значительно расширил представления о победоносных тактических построениях. Но не считал введённые им атакующие каре и колонны панацеей, видел их недостатки и даже в последних своих битвах в Италии и Швейцарии успешно применял – в том числе против колонн – линейный строй, хотя сам в 1795 г. предполагал бить французские колонны колоннами же.

Особенности квартирования полка в провинции учили солдат инициативно действовать мелкими и мельчайшими группами. Только за новобранцами присматривали, спасая их от бегства. Доверие к младшим офицерам, унтер-офицерам и обученным солдатам стало затем фундаментом непревзойдённых по эффективности суворовских оборонительных систем против партизан и разбойничьих отрядов в Польше, Предкавказье и Крыму.

Заслуга Александра Васильевича была не в том, что его полк проводил большие учения, умел атаковать в штыки и блистал на манёврах (хотя он блистал), что караульная служба в нём была организована так чётко, что исключала любые неожиданности. Главное – он осуществил свою мечту и создал «могучий организм», который невозможно разбить, разве что полностью уничтожить, что представлялось делом весьма сомнительным.

Сравнительно с другими реформаторами русских полков его времени Суворов был наибольшим идеалистом. Он максимально апеллировал к потребностям души, чувствам и побуждениям офицеров и солдат. Как всегда, начиная с себя. Результат сильно отличался от общепринятого. Но, по мере того, как Суворов командовал всё более крупными соединениями и лично учил разные полки, бригады, дивизии и корпуса, в армии усваивались его идеалистические нормы.

Например, место младшего офицера было сбоку от шеренги солдат, в схватке – за их спинами. Штаб-офицер и генерал вообще смотрели на поле битвы в подзорную трубу. Это было разумно, отвечало уставу и традиции. Но Суворов положил себе быть наиболее доблестным солдатом, лучшей частью солдатской семьи – и даже генералом оставался «впереди, на лихом коне». Этому следовали и его ученики – Багратион, Милорадович, Платов – о которых мы знаем очень хорошо, и многие другие, известные по рапортам о том, кто первым взошёл на стену, лично взял вражескую пушку и знамя. Генералы Милорадович, Раевский и Волконский шли в атаку со знаменем в руках. Это было не бахвальство, как у Барклая де Толли, обедавшего под огнём, а выполнение долга. Как написал в рапорте об Аустерлице Кутузов, князь Волконский, будучи дежурным генералом, увидев отступление бригады Каменского с Праценских высот, поднял знамя Фанагорийского полка и трижды водил бригаду в атаку «с сохранением нужного в таких случаях хладнокровия». Кутузов не видел в этом ничего необычного для русского генерала в 1805 г. Но в том-то и дело, что долг не просто скомандовать атаку, а идти впереди солдат, как первый из них, сформулировал для себя Александр Васильевич. Его ученики и последователи сочли это нормой задолго до демарша Бонапарта на Аркольском мосту.

С этим идеальным опытом обучения полка Суворов оказался в Польше, совершив эпический марш в 900 км. за 30 дней. Разумеется, солдаты ехали на подводах – командиру «солдат был дороже себя». Польские конфедераты всюду были биты; новый опыт показал, что для уверенной победы достаточно 1 русского солдата против 5 повстанцев. В сражениях Александр Васильевич добился идеального взаимодействия пехоты, кавалерии и артиллерии, сочетания огня и стремительной атаки холодным оружием. Между боёв он чётко сформулировал и изложил в приказах и рапортах принципы «победительной тактики», в которой верное использование фактора времени не давало противнику шанса использовать в бою все его силы. Враг терпел поражение, не успев всерьёз сразиться и погубить своих людей. Эта стремительность была основана на инициативе обер- и унтер-офицеров, иногда даже рядовых, не терявших времени на ожидание приказов.

В Польше Суворов получил и великолепный опыт поддержания мира в огромных районах малыми силами. Он добился этого с помощью чёткой системы взаимодействия постов и ударных отрядов, опираясь на способность офицеров и солдат, разбросанных на больших пространствах, действовать вместе, как одна семья. Отражённый в мотивированных приказах и развёрнутых диспозициях, этот первый опыт получил затем совершенное воплощение в его приказах и практических действиях корпусов в Крыму и на Кубани.

Очень скоро Суворов сделал – и донёс до подчинённых – важнейший для него вывод: повреждение души, отступление от установленных им высоких норм нравственности, ведёт к поражению. «Без добродетели нет ни славы, ни чести», нет самой победы. Даже слабый враг, поступающий благородно, имел шанс на успех, а непобедимые русские войска, утратив добродетель, могли быть позорно биты. Милосердие служило основой добродетели. Обезоруженного врага после боя всегда необходимо было щадить, а в Польше – отпускать! Способы побудить поляков держать слово Суворов упорно искал, но не обрёл. Однако это не изменило его убеждения, что пленённых поляков надо отпускать[447].

Достижением Александра Васильевича на этой войне стало создание системы тактической и дальней разведки, приносившей огромную пользу всю его жизнь. Он и его командиры «без подзорной трубы» могли видеть происходящее за горизонтом, предугадывать действия неприятеля на театре военных действий и далеко за его пределами. Суворов в уездном Люблине знал о тайных событиях в Польше, Литве и за их границами больше, чем командование русских войск в Варшаве. Теперь не только на поле боя, но и по всей южной Польше и в Литве Суворов предупреждал развёртывание неприятеля, громя его с минимальными жертвами.

Смысл войны

«Мы здесь не к поражению мятежников, но для успокоения земли»

Именно в Польше полководец обнаружил, что все его действия на упреждение, все его блестящие виктории не приближают главный результат – мир. В 1771 г. Суворов сформулировал своё жизненное кредо, ставшее фундаментом его военной философии: «Мы здесь не к поражению мятежников, но для успокоения земли». Шаг за шагом он понял (и записал), что война продолжается, так как выгодна многим (конфедератам, русскому командованию, австрийскому, французскому и иным дворам), а невыгодна только мирным полякам. «Всякое продолжение войны» бедственно для обывателей, которых армия должна защищать – это её главная функция – и способствует укреплению сил войны. У Суворова появился новый враг, которого он взялся бить по тем же принципам, по которым сражал неприятеля на поле боя.

Прежде всего, Александр Васильевич сосредоточился на мгновенном разгроме главных вооруженных сил неприятеля, то «вытаскивая» его на битву, то настигая нежданно, не в своей зоне ответственности. Затем – выявил источники его финансирования и постарался их перекрыть, объясняя командованию, что экономический фундамент войны столь же важен, как военный и политический, а в войне партизанской – даже важнее. Полководец нанёс точный удар по источникам финансирования конфедератов и … столкнулся с жестким сопротивлением русского командования в Варшаве, а затем с открытым вторжением войск Австрии, которой конфедераты платили, но в результате мер Суворова больше не могли заплатить … Продажа конфедератами интересов собственной страны закончилась разделом Речи Посполитой. Суворов выиграл все сражения, сумел предусмотреть восстание в Литве и, презрев сопротивление начальства, мгновенным ударом восстановил там мир. Но в Польше он проиграл войне, логика которой была намного сильнее командующего одним русским корпусом.

Суворов усвоил урок, но не опустил руки. Ответив самому себе на вопрос, зачем существует армия, что и как должен делать командир, и счастливо избежав суда за самовольное спасение Литвы, полководец очутился на турецкой войне. И сразу доверил «разуму и искусству, храбрости и твёрдости» офицеров своего нового отряда принимать самостоятельные решения в рамках смелой наступательной диспозиции. Первый же ночной поиск на Туртукай принёс открытие – походная колонна, не успевшая в ночном бою развернуться в предписанные уставом линии или каре, оказалась прекрасным, всё пробивающим и почти неуязвимым боевым строем. Осознав это, Александр Васильевич включил строй колонны (причём не сплошной, а более удачной прерывистой) в диспозицию второго поиска на Туртукай. С тех пор колонна стала одним из боевых построений его войск, мотивированно рекомендуемым для разных случаев наряду с линией и каре.

Новое открытие ждало его в сражении при Козлуджи. Выручая атакованный на лесной дороге авангард, Суворов разгромил противника, наступая на значительное расстояние строем каре, с артиллерией в строю пехоты и кавалерией, атакующей из второй линии и отходящей туда для отдыха. Битва на марше, не позволившая превосходящим турецким силам собраться и развернуться, принесла блестящую победу малой кровью. Отныне каре, изобретённое для обороны, но удачно использованное П.А. Румянцевым для наступления при Ларге и Кагуле в 1770 г., в приказах Суворова стало средством глубокого прорыва в расположение главных сил неприятеля. Каре у полководца всегда было в движении вперёд: отход назад и даже остановка для стрельбы, утверждённые уставом, были строжайше запрещены.

В следующей турецкой войне, при Фокшанах и Рымнике, Александр Васильевич довёл этот метод до совершенства, заранее добавив в фасы каре снайперов. Он усилил огонь пехоты, приказывая стрелять быстро, но не залпами, а прицельно, как он солдат обучал. В этот метод он посвятил и австрийские войска. Его крохотные на масштабной карте каре, вторые линии кавалерии и третьи из лёгкой конницы, пройдя по пересечённой местности десятки километров, огнём, штыками и саблями сокрушили по частям две исполинские армии турок так, что те разбежались, потеряв очень мало солдат[448]. Требования к непрерывности движения войск в бою (за исключением их остановки на часовой отдых в разгар сражения при Рымнике, когда неприятель не атаковал) были соблюдены идеально. Отдых людям и лошадям давался за счёт смены ударных частей.

С лета 1774 г. Суворов открыл новый период своей биографии, выступая в роли миротворца в районах, охваченных восстанием Пугачева, на Кубани и в Крыму, везде действуя «без кровопролития». Усовершенствовав тактику активной обороны в системе полевых укреплений, ударных отрядов и скрытых передовых пикетов, которую ни северокавказские племена, ни крупные силы турок прорвать не могли (и уходили без боя), он сформулировал новую задачу: «предпобеждения» неприятеля. По его тщательно разработанным диспозициям войска, при инициативе и взаимодействии командиров на местах, должны были не просто защитить мирных жителей от ужасов войны, но добиться того, чтобы под угрозой быстрого, неминуемого и полного разгрома, враг не совершал ни одного враждебного движения.

Эта задача была выполнена. Сам Суворов, понимая, что мирные жители могут терпеть бедствия и от «законных», дружественных России властей, вывел из-под власти Крымского хана целые народы, греков и армян, добившись выделения им земель в Новороссии и обеспечив их защиту в пути. Только по враждебным племенам на Северном Кавказе он нанёс сокрушительный удар, понятным им способом внушив мысль о необходимости жить в мире с Россией.

В 1787 г. «предпобедить» войну с Османской империей было нельзя. Зная о набравших непреодолимый разгон военных приготовлениях турок, Суворов, поддержанный Потёмкиным, определил место их главного удара, секретно подготовил к обороне Кинбурн и поставил задачу разгромить врага так, чтобы выбить его из войны. Победа под Кинбурном была одержана. Однако русский флот, занимавший важное место в планах Суворова и им усиленный, в основной части уклонился от боя. В результате неприятель не был полностью уничтожен, сохранив немалую часть флота и крепости. Психологическое воздействие на противника оказалось недостаточным. Сам полководец, несмотря на важность максимального истребления ударных сил турок, отпустил беспомощного врага восвояси.

В начавшейся долгой и кровопролитной войне Александр Васильевич, оставленный на на оборонительной позиции, получил под свою команду небольшие мобильные войска только в 1789 г. Результат – разгром главных сил турок при Фокшанах и Рымнике. Под Фокшанами из 30 тыс. турок погибло 1,5 тыс., при Рымнике из 90–100 тыс. – всего 5 тыс. При этом их армии были деморализованы, разбежались и фактически перестали существовать (после Рымника сами турки недосчитались 60 тыс.). Потери победителей, уступавших противнику в числе радикально, были ничтожны. Торжество нового военного искусства было полным!

Полководец понимал, что дружелюбный к нему Потёмкин использует его в качестве спартанского царя Леонида, павшего в неравной битве с персами у Фермопил: для предприятий важных, но по соотношению сил самоубийственных. Однако изъявил готовность штурмом взять Измаил, «крепость без слабых мест», с войсками меньшими, чем численность гарнизона, имея немалую часть своих сил в виде кавалерии, которая считалась непригодной для штурма. В 1787 г. под Очаковым его план штурма крепости с моря и суши не был принят. Но Суворов был уверен, что его теоретические идеи верны, что правильно организованный стремительный штурм принесёт намного меньше жертв, чем осада. Он предусмотрел всё, применил множество новшеств, от приказа залечь под огнём до сочетания сверки времени по часам и сигнальных ракет. Сам прекрасный фортификатор, Суворов смог в кратчайший срок обучить войска всему необходимому для успешного штурма и совершил то, что «неприятель почитал за невозможное». Флот и кавалерия приняли эффективное участие в штурме. Из 31 тыс. наступающие потеряли менее 2 тыс. убитыми и 2,5 тыс. ранеными: меньше обычных потерь в победоносном полевом сражении. При этом соотношение потерь в командном составе было выше, чем у рядовых – офицеры и генералы оправдали доверие Суворова, став реальным примером для солдат. Несмотря на крайнее ожесточение боя, из 35 тыс. турок 9 тыс. были взяты в плен; около 6 тыс. мирных жителей крепости не пострадали.

Знания по фортификации Александр Васильевич применил на практике, блестяще организовав оборону Финляндии, а затем Крыма и Новороссии. В том и другом случае построенные им укрепления появились на основе предварительно составленных планов стратегической обороны. Она требовала минимальных сил благодаря тому, что противника не следовало останавливать всюду и везде. Оборонялись лишь несколько важных пунктов, бесполезные для эффективного наступления врага места не прикрывались. В любом месте противник приходил, чтобы быть отрезанным и разбитым не разделенными по постам и кордонам ударными силами. Выигрыш сражения не рассматривался как цель вне общего плана полного разгрома неприятеля соединенными силами армии и флота.

Минимум сил, необходимых для победоносной обороны, означал их максимум для наступления. Со Швецией теоретически, а с Турцией в связи с угрозой войны Суворов составил подробные планы наступления. Первый перевыполнил Багратион в 1809 г. броском по льду на Стокгольм, после которого шведы навсегда зареклись воевать с Россией. Второй не был до конца выполнен в 1878 г. вследствие многочисленности командующих, упущенного фактора времени (который Суворов полагал главным) и более слабого взаимодействия армии и флота, чем требовал полководец[449].

На Юге России Александр Васильевич не только оставил прекрасные сооружения, начиная с Севастопольского порта, и цветущий край, населённый свободными землепашцами. Именно там, в ходе жесткого конфликта с Военной коллегией, начавшегося ещё в Финляндии, он развёрнуто изложил свои взгляды на гигиену, санитарию и медицину. Эти взгляды формировались десятилетиями. Смертность под командованием Суворова была необыкновенно низкой и в военное, и в мирное время. Но теперь он вынужден был свою позицию доказательно защищать, и мы получили развёрнутое изложение взглядов полководца. Коллегия полагала, что для сокращения смертности солдат необходимо развитие системы госпиталей. Суворов считал, что как можно меньше солдат должно попадать в госпиталь, где скопление больных лишает людей воли к жизни, легко заразиться, а главное – не поддаются исследованию и искоренению истоки заболеваний. Врачи в его армии должны были не просто лечить, но искать причины болезней в полках и ротах, в конкретных условиях жизни, быта, военной учёбы и работы солдат. Совершенствуя для тяжких больных госпиталя, он внедрил в армии передовые взгляды на санитарию, гигиену и питание, установил нормы физических нагрузок, запретил их в жару, победил сырость и сквозняки, описал пользу закалки и даже морских купаний. Он приблизил медицинскую помощь к солдатам, повышая качество полковых лазаретов и обучая первой помощи фельдшеров в каждом подразделении. Сам весь израненный, Суворов хорошо понимал, что быстрота в оказании медицинской помощи раненым так же важна, как в атаке.

Спасая Польшу в 1794 г., Александр Васильевич не только разбил польские полки в полевых сражениях и повторил под Варшавой подвиг штурма Измаила, но сумел обучить собранные по ходу движения войска своей «Науке побеждать» в самом её совершенном виде. В развёрнутом приказе о боевой подготовке он максимально позаботился о безопасности действий пехоты и кавалерии, поставив им при этом такие задачи, которые ещё несколько лет назад сам почитал невыполнимыми. Если его пехота издавна умела принимать вражескую конницу на штыки и отбивать пушки, то русская кавалерия должна была обучиться пробивать атакой в полный карьер любые порядки конницы и пехоты, сохраняя строй даже при прорыве второй и третьей линий противника, захватывая без остановки полевые укрепления. Известно, что Суворов с начала боевой карьеры сам тренировал кавалерию, и не ставил задач, которые его всадники не могли решить. Его кавалеристы уже брали укрепления при Рымнике: там враг сначала был дезорганизован огнём, а его артиллерия подавлена. Кавалерия штурмовала Измаил и прославилась при штурме Праги. Остаётся заключить, что такой кавалерии, как у Суворова, больше никогда и ни у кого не было. Сам Наполеон, бросавший массы тяжелой кавалерии на русские каре при Бородино и английские при Ватерлоо, прорвать их не смог.

Конфликт Суворова с новым императором Павлом, отправившим полководца в ссылку, сделан в книге понятнее. Еще В.С. Лопатин показал, что Александр Васильевич был не обиженным противником, как считалось, а ближайшим соратником Потёмкина в освобождении русской армии от париков, пудры, тесных лосин, узких сапог, строевых сложностей и всех западных заимствований, которые отягощали солдат, не помогая им побеждать. Особенно болезненно Суворов пережил удар Павла I по системе управления войсками и ослабление «могучего организма» полков. Тем не менее, в 1799 г. двум идеалистам, стремящимся усовершенствовать армию, удалось найти компромисс, несмотря на то, что один идеалист был гениален, а второй умом не блистал. Суворов с русской армией отправился в Австрию, чтобы спасти союзников, уже разгромленных Бонапартом, от полного краха.

«Бог, в наказание за грехи мои, – сетовал Суворов, – послал Бонапарта в Египет, чтобы не дать мне славы победить его». Победа была предопределена. Ещё в ссылке он составлял планы боевых действий, чтобы в одну кампанию разгромить войска пост-революционной Франции, стонущей под игом гнилой Директории, восстановить в Париже либеральную монархию и установить в Европе прочный мир, как было сделано Александром I в 1814 г. Французские новшества в военном деле, хотя и не являлись новыми для Александра Васильевича, были тщательно изучены и учтены, маршруты составлены и просчитаны так основательно, словно Суворов сам жил в местах, где будут проходить его войска.

Даже с новыми союзниками Александр Васильевич был хорошо знаком, победив с ними при Фокшанах и Рымнике. Русские инструкторы, направленные им в австрийские войска, внушили союзникам всю «Науку побеждать», начиная от стратегии стремительного удара по главным силам, продолжая системой управления, основанной на доверии к младшим командирам и понимании каждым воином его манёвра, кончая атакой под залпы, летящие выше голов, с завершающим ударом в штыки. Документы, разъясняющие тонкости победительного искусства Суворова австрийцам, раскрывают в нём детали, которые в русских текстах полководец пропускал, полагая их общеизвестными.

Вступая в Италию, Александр Васильевич не сомневался в полном превосходстве над сильным неприятелем. Почти каждый русский генерал, офицер и солдат действовал лучше французов, опережая их в военном искусстве. Сражение при реке Адде, против мудрого генерала Моро, было жарким. Но Суворов не отметил возможной задержки из-за неё в планах движения на Милан. Победа малыми силами была предусмотрена. Для большей части войск, не участвовавших в сражении, вечером были проведены манёвры. На Тидоне и Треббии даже австрийцы, видя с ними Суворова, атаковали в штыки. Армия Макдональда была разгромлена в жесточайшем сражении и добита преследованием.

При Нови 15 тысяч русских, используя преимущества своего линейного строя и плотного взаимодействия, при посильной поддержке австрийцев с одного фланга, взяли укреплённые в горах позиции 35–45 тысяч французов, истребив и разогнав половину неприятельской армии и потеряв убитыми лишь 353 человека. Суворов был настолько уверен в своих солдатах и офицерах, что, заманивая французов, приказал освободить для них превосходную позицию. Он присутствовал в гуще сражения, но не счёл нужным командовать, положившись на «штыковых генералов»: Багратиона, Милорадовича и Дерфельдена. Двое любимых учеников и старый друг справились с задачей превосходно.

Несмотря на постоянные попытки Венского кабинета затормозить войска и раздёргать их на взятие разных «пунктов», Суворов поддерживал график наступления, чтобы сразу после освобождения Северной Италии двинуться на Париж. «Народы италийские», которые он призвал к вооруженной борьбе за свободу, были на его стороне. С ними моряки Ушакова освободили Южную Италию и взяли Рим. До границы Франции оставался один шаг. В её столице царила паника. Бонапарт бросил армию в Египте и устремился в Париж, получив письмо Талейрана: «Суворов каждый день торжествует новую победу; покоритель Измаила и Варшавы, впереди которого идет фантастическая слава, ведет себя, как проказник, говорит, как мудрец, дерётся, как лев, и поклялся положить оружие только в Париже ... Франция гибнет, не теряйте времени».

Нет сомнений, что и Бонапарт, попытавшись остановить тщательно продуманный Суворовым марш из Северной Италии на Париж, был бы разгромлен, подобно Макдональду, Жуберу и Моро. Даже военный гений был не в силах изменить ситуацию, созданную бездарной политикой Директории и неодолимым натиском Суворова. К этому моменту в Лондоне, Вене и самом Париже прекрасно понимали, что у суворовских войск нет противника, способного не то, что остановить, но даже задержать их наступление на столицу Франции. Понимал это и Бонапарт, который, едва опасность для Парижа миновала, сверг Директорию и принялся создавать во Франции новое государство и новую армию.

Спасение врага, агрессивной Франции, было заслугой неверных союзников России. Суворова остановило и отправило в Альпы прямое и неприкрытое предательство Англии и Австрийской империи. Они действовали сообща, но именно австрийцы нашли единственный способ, которым можно было заставить русских свернуть с пути на Париж. Они спешно вывели свои войска из Швейцарии, оставив там перед превосходящим неприятелем русский корпус Римского-Корсакова. Суворов, сам установивший правило, что русские своих не бросают, оставив артиллерию, обоз и госпиталя, с боем прошёл через все укреплённые позиции французов в Альпах. И не успел. Римский-Корсаков был разбит, а Суворов оказался в окружении.

Созданная и одухотворённая Великой революцией армия, вкусившая от грабежей при Директории, стояла вокруг попавших в западню суворовских солдат. Никогда впоследствии французские войска, которые многократно умножит, прекрасно вооружит и обучит Первый консул, а затем император Наполеон Бонапарт, не будут пылать столь возвышенными чувствами и столь искренне верить в свою мировую миссию. Но всего этого, включая огромное превосходство в численности и вооружении, было недостаточно для победы над Суворовым.

При равенстве вооружений, тактики и стратегии, Бонапарт, случись сразиться против Суворова, не мог победить. Он сам в этом косвенно сознавался, отзываясь о русском полководце злобно-завистливо[450]. Признавая силу его воли и характера, Бонапарт отказывал Суворову в военном таланте и причислению к великим полководцам. Гуманнейшего из современных ему военачальников он, не понимая причины «блестящих успехов» русских, именовал кровожадным «варваром». Это выдает замешательство Бонапарта, его страх перед сравнением с Суворовым. Александр Васильевич напротив, высказывался о Бонапарте в высшей мере уважительно и даже с симпатией, как того заслуживал молодой генерал, гениально применивший в военном деле достижения Французской революции, но был твёрдо уверен, что победит его.

В Альпах полководец был поставлен в самое невыгодное положение. Он был окружён трёхкратно превосходящими силами неприятеля, линии его снабжения были перерезаны, войска не имели боеприпасов, продовольствия и даже сапог. Ему противостоял, во главе опытных и победоносных войск, едва ли не лучший революционный генерал Массена, под началом которого были прекрасные генералы Мортье, Сульт, Лекурб и Молитор (все – будущие маршалы и пэры Франции).

И превосходное по боевому духу 60-тысячное французское воинство, имевшее все стратегические и тактические преимущества, было тактически разбито 18-тысячной оборванной и голодной армией Суворова. Победа была одержана суворовской школой, благодаря которой в двухдневном сражении в Муттенской долине 7 тысяч русских одним левым флангом (на который только и хватало патронов) опрокинули и разгромили 15 тысяч французов. Массена бежал, оставив в руках казаков свой эполет, храбрый генерал Гюйо де Лакур попал в плен. Разбив все противостоящие войска, не проиграв ни одной схватки, Суворов победоносно вышел из Швейцарии. «Русский штык прорвался сквозь Альпы» – констатировал он.

Все участники и свидетели похода признавали, что лучшая армия Западной Европы была побеждена Суворовым не благодаря обычной военной науке, в которой французы не уступали великому полководцу. А благодаря его непревзойдённому искусству, опирающемуся на духовные качества, воспитанные в его офицерах и солдатах. Цвет Западной Европы разгромили не отчаянно храбрые варвары, а европейские солдаты, превосходящие противника уровнем военной мысли, выучкой и боевым духом.

Значение победы Суворова над Европой поняли тогда все смыслящие в военном деле люди. Первый из плеяды лучших революционных полководцев, Моро, говорил: «Су­во­ров есть один из величайших генералов. Никто лучше его не умел воодушевлять войска, никто не соединял в себе в высшей степени качеств военачальника». Такого же мнения о Суворове были талантливые французские генералы Массена и Макдональд. Массена признал, что с радостью отдал бы все свои виктории за один Швейцарский поход Суворова. На другой стороне Ла Манша «великими и блистательными подвигами» Суворова и его духовными качествами восхищался адмирал Нельсон. Лично знавший полководца национальный герой США Джон Поль Джонс ставил «величайшего воина» Суворова в ряд с Александром Македонским, Ганнибалом, Цезарем, Густавом Адольфом и Фридрихом Великим.

Джонсу принадлежит едва ли не самая глубокая среди современников характеристика Александра Васильевича: «Это был один из немногих людей, встречен­ных мною, который всегда казался мне сегодня интереснее, чем вчера, и в котором завтра я рассчитывал – и не напрасно – открыть для себя новые, еще более восхитительные качества. Он неожиданно храбр, безгранично великодушен, обладает сверхчеловеческим уме­нием проникать в суть вещей под маской напускной грубоватости и чудачеств ... Он не только первый генерал в России, но, пожалуй, наделен всем необходимым, чтобы считаться первым в Европе».

Не страдая ложной скромностью, Суворов знал, что он не «считается первым», а является хозяином современной войны; он ниспроверг старые законы военной науки и диктует новые правила военного искусства. Именно это искусство – венец его философской мысли – побуждало его не удовлетворяться громкими победами, которые не рождают главный результат: прочный мир. «Наследственные владения должны быть защищаемы бескорыстными завоеваниями, приобретением любви народов, справедливостью» – твердил он. Это была сфера геополитики. Близорукое корыстолюбие политиков он победить не смог. Его усилия заставить Австрию спастись от неминуемого разгрома, начав общее наступление на Париж в следующем году, были напрасны. И Англия, которую он почти подвиг к совместным действиям, не удержалась от разрыва с Россией.

Пророческий дар, ярко проявившийся у Суворова уже на подступах к Швейцарским горам, когда он заранее точно, в деталях знал, где и как встретит его враг и каким способом он врага победит, вспыхнул в последние месяцы 1799 г. с потрясающей силой. Не в воспоминаниях современников, искаженных знанием последующих событий, а в автографах Суворова мы читаем точное предвидение, что случится с Англией, как Австрия будет разгромлена через год, когда французские войска разбудят своими пушками Вену. Как затем французская империя распространится на всю Западную и Центральную Европу. Как войска объединённой Европы вторгнутся в Россию и дойдут до Москвы. Как турки будут их пособниками.

Возвращаясь из похода, Александр Васильевич провидчески определил собственнную роль в истории России и сознании русского народа. Прочтя пышную эпитафию на могиле генералиссимуса Лаудона, он приказал похоронить себя в России и написать три слова: «Здесь лежит Суворов». Объясняя, напомнил эпитафию классическому греческому драматургу: «Вся Греция памятник Еврипиду». «Еврипид был в мире один», сказал Суворов. И в личных записках сказал о себе прямо: «Никому не равен».

 

Война и нравственность

 «Ваша кисть изобразит черты лица моего – они видны; но внутреннее человечество мое скрыто. Итак, скажу вам, что я проливал кровь ручьями. Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего; во всю жизнь мою никого не сделал несчастным; ни одного приговора на смертную казнь не подписывал; ни одно насекомое не погибло от руки моей»

Прочитав эту книгу, вы убедились, что военное искусство Суворова формировалось и развивалось постепенно, применительно к реальным обстоятельствам, которые он тщательно описал в своих документах и письмах. Полководец делал это не в назидание потомству (хотя и такая мысль приходила ему в голову), но, прежде всего для пользы его современников, генералов, офицеров и солдат Русской императорской армии и армий союзников России. Александр Васильевич пытался передать им не только результат, но и ход своей мысли, способ решения не только встретившихся ему военных задач, но и тех, с которыми армии еще предстоит столкнуться.

Ответственно заявив, что опроверг существующие законы военной науки и утвердил собственные правила военного искусства, Суворов этого искусства не скрывал. Он не опасался, что его непревзойдённой «Наукой побеждать» могут воспользоваться враги России. Фундаментальной причиной неспособности иноземцев использовать искусство Суворова во всей полноте были, как мы сейчас это называем, цивилизационные различия между Россией и Западом, Россией и Востоком. Принципиальная пропасть лежала между культурами элит России и Запада. Австрийцы, которым Суворов не раз преподавал своё военное искусство, усваивали и с успехом применяли его лишь тогда, когда цели их армии – защита от турок или освобождениие Италии – совпадали с мотивами действий их русских союзников. Как только они впали в корысть военных захватов и грабежа тех, кого Суворов пришёл освободить, мощная военная машина Священной римской империи германской нации затормозила, а всего год спустя рассыпалась под ударами французов. Ни Наполеон, ни иные успешные губители сотней тысяч жизней, не способны были воевать так, как это делал Александр Васильевич – победоносно, сокрушительно и с минимальными жертвами, стремясь убить не солдат противника, а саму войну, а ещё лучше – «предпобедить» её, защищая от этого страшного бедствия мирных людей, независимо от их подданства.

Суворов полагал нравственные основы нового военного искусства очевидными. Они были понятны каждому добродетельному человеку. И потому в его сочинениях декларированы, но не прописаны. Александр Васильевич не видел нужды их логически объяснять. И они были достаточно прочно забыты, особенно в материалистическом XX в. Корень забвения достижений русской военной мысли второй половины XVIII в. растёт из неприятия той картины идеального общества, основанного на взаимном уважении, праве и справедливости, каким представляли себе русскую армию Суворов и его единомышленники. И на неприятии уникальности этого чисто русского культурного явления, базирующегося на православном человеколюбии[451]. Философия Суворова основывалась на опыте и размышлениях, вытекавших из представлений о ценности человека, воспитанных в нём до всякого рационального опыта. Говоря: «Помилуй Бог, мы русские!», – полководец и мыслитель ясно понимал, что его взгляды, дающие, помимо душевных благ, ещё и победу в бою, были совершенно особым национально-культурным явлением. Доступным для всякого честного человека, но рождённым в России и свойственным именно русским.

Серьёзнейшей проблемой для русских историков стало расхождение цивилизационных основ России, к культуре которой они исходно принадлежали, и Запада, в котором видели положительный пример, даже если на словах выступали его противником. Действительно, любить Запад и пенять на Запад – две стороны одного ущербного направления русской культуры, не удовлетворённого её содержанием. Суворов, как и творцы российсской державной идеологии в XVII в., задолго до него, полагал, что русскому человеку некому завидовать. Следовательно, и заимствовать полезное можно без самоуничижения, и преувеличивать свои особенности не стоит. Россия – центр мира, она может и должна объединять все человеческие культуры, легко воспринимая чужие достижения и делясь своими. Это державное самосознание, развивавшееся столетие, уже при своём рождении встретило неприятие изоляционистов, «ревнителей русскости», а в XVIII в. и «западников», процветших при дворе Петра и его «птенцов». Однако именно оно во многом определило взлет российской культуры, в том числе военной, во времена Екатерины Великой.

Уже в первые десятилетия XIX в. антизападнические настроения в историографии о Суворове сыграли такую же печальную роль, как и прозападнические. В XX в. они стали определяющими. Для Запада Александр Васильевич был «варваром» – хотя по западному образованию он превосходил многих западников – над чем любил пошутить[452]. Для ура-патриотов – тоже своего рода варваром, но «хорошим»: порождением чуть ли не крестьянской общинной культуры (от которой он своих рекрутов решительно отвращал, формируя из них в людей особого рода и звания – солдат). Внешняя «народность» Суворова, бьющая ключом из популярнейших в XIX в. анекдотов о нём, оказалась очень кстати для советской историографии, породившей целую гору книг и статей о «русском народном» полководце. В книге я показал, что советские историки основывались в изучении его мысли на том же заблуждении, что и классики марксизма, полагавшие успехи его армии порождением сельской общины и городской артели (а не дворянского утопизма).

Неистовые обличения нашими «почвенниками» «западных» взглядов на полководца выглядят в этой связи столь же нелепыми, как изобличаемые. В мировоззрении Суворова гармонично сочетались европейское образование и русская этика, ставшая фундаментом его военной философии. Безусловно, он был европейским генералом. Его военное искусство основано на знаниях и открытиях, накопленных в Европе от Эпаминонда и Цезаря до Евгения Савойского и Фридриха Великого, на книгах, которые он изучал, на военном опыте и уставах русской армии, составлявшихся под прямым влиянием уставов западноевропейских. И в то же время Суворов – истинно русский солдат, дух которого загадочен для западных европейцев. Человеколюбие Александра Васильевича настолько выходит за рамки общеевропейского гуманизма, что основанное на нём военное искусство не может быть понято на Западе. Оно до сих пор составляет русскую Военную тайну. Непонятную – справедливость требует это подчеркнуть – и для многих русских военных технократов.

Суворов в конце жизни не случайно сказал, что опроверг правила военной науки его века – науки западной – и установил свои правила военного искусства, заставившие его восклицать: «Горжусь, что я русский!». Все его военные идеи были основаны на русской этике, но не социально привязанной к культуре податных сословий, как хотелось бы марксистским историкам, а элитарной православно-идеалистической. Сомневаюсь, что эта этика когда-либо до него всерьез реализовалась в реальной жизни[453]. Александр Васильевич руководствовался идеалами, сформированными интеллектом, выраженными и утверждённым в «высокой» духовной литературе Древней Руси и Новой России, подкреплёнными литературными примерами подвигов русских героев. Он создал для себя на этой основе личное представление о должном, поставив все свои военные идеи и методы в зависимость от соответствия идеалу человечности.

Человечность военного дела – воистину непростая проблема. Но – решаемая, если все стороны военной жизни рассматриваются с позиции человеколюбия. Суворовский солдат – человек. Каждый офицер и генерал – солдат, только ещё лучший, ещё более ответственный за солдатскую семью, которая его выдвинула и которому доверяет себя. Все не военные – и российские, и чужие подданные – люди; задача армии, каждого солдата – их беречь. Даже вооруженных врагов «грех напрасно убивать, они такие же люди». Жизнь, здоровье, благосостояние, счастье человека – безусловные ценности. В чём же тут отличие от западного гуманизма? – Спросите вы. Очень просто: Суворов имел в виду каждого человека, без разделения на «эллинов и варваров», своих и чужих, более «достойных» и менее защищённых, тем более – без «избранных» и «проклятых». Лучший для него – это солдат, возвышенный над обществом через осознание долга служения всем людям. Хороший, опытный солдат отвечает за младших, офицер – лучший, облечённый наибольшей ответственостью солдат, генерал – отец солдатам, генералиссимус – пример для солдат. Вне миссии служения людям военной иерархии просто нет. Вернее, в жизни она есть, но она – несправедлива, значит, в формировании военной семьи не должна учитываться. Богатство, происхождение, любое социальное продвижение и преимущества вне службы человечеству Суворов резко критикует, отвергает и высмеивает[454].

В центре служения, в сердцевине души и в мотивации действий солдата Александр Васильевич положил добродетель. Нельзя спрашивать с солдата то, чему он «в тонкость», со всем терпением и пониманием его души, не обучен. Нельзя исправлять «битьём» упущения командира в воспитании. Нельзя требовать от солдат дисциплины и храбрости, а от офицеров инициативы и прозорливости, если эти качества в них не сформированы сознательно и не поддерживаются старательно. Абсолютно невозможно каждому, по его должности, его месту в солдатской семье, подвести своих товарищей, не отдав общему делу всех своих сил и способностей. Любое оправдание в этом случае – проклятое Суворовым «немогузнайство», которое хуже, чем смертный грех. Главный мотив формирования хорошего солдата – честолюбие, личное стремление к совершенству, к получению большей ответственности, права лучше служить своему капральству, роте, полку, дивизии, армии, России, миру. Нельзя вести солдат в бой, если ты не заботишься обо всех сторонах их обучения, воспитания и бытия, не используешь все средства, знания и силы ума для сбережения их на войне и в мирной жизни.

Нельзя убивать врага иначе, чем в бою. Нельзя оскорблять врага, особенно безоружного. Категорически нельзя обижать мирное население, не важно, своё или чужое. Невозможно нарушить слово. Требования простые и понятные. Но Суворов идёт гораздо дальше. Нельзя атаковать противника с целью его уничтожить; надо «стремленным ударом» лишить его способности к сопротивлению, сведя число жертв войны к самому малому. Атака ведётся с «фурией» именно потому, что необходимо не поубивать всех врагов одного за другим, а сломить их дух, смешать порядки, рассыпать, заставить бросить оружие и бежать, сохранив, таким образом, жизнь не только своих, но и большинства чужих солдат. Этот неудержимый и страшный натиск, беспощадность к противнику в бою – не самоцель, а средство сделать победу возможно менее кровавой. Кровожадность, жестокость, террор – немыслимы, они лежат за пределами суворовского сознания. Никогда Суворов не учил солдат ненавидеть врага. Он был глубоко убеждён, что нельзя воевать, руководствуясь ненавистью, а не стремлением, сразив противника вначале оружием, а затем милосердием, установить с ним добрый, справедливый и прочный мир. Мотив победы – любовь. «Я проливал кровь ручьями … но люблю моего ближнего».

Что для полководца значили все эти «нельзя»? В какой степени они были важны для военного искусства? Ответ Суворова прост, но понимание этого ответа нелегко для нас и невозможно для наших зарубежных коллег: нельзя абсолютно. «Без добродетели нет ни славы, ни чести». Офицер Веденяпин, по недосмотру Александра Васильевича, был плох – он даже грабил население. Под его командой непобедимые солдаты Суворова совершили немыслимое – они проиграли бой полякам. Это было закономерно и справедливо, ведь вождь противников имел настолько возвышенную душу, что заботился о русских раненых, как положено было русскому офицеру по отношению к полякам.

Нет добродетели – нет победы. Это не пожелание, но непременное условие идеалистической концепции полководца. Это лейтмотив приказов Суворова его войскам, в которых полководец предельно открыто и честно разбирает причины неудач русских войск. Те же поляки, отпущенные Александром Васильевичем на свободу (офицеры – на конях и с оружием) в первую польскую кампанию, обещали не сражаться против России. Они не смирились, на протяжении многих лет упорно учились военному искусству и внезапно подняли восстание. Но были Суворовым моментально разбиты – и снова отпущены. Они отправились во Францию, получили самый передовой боевой опыт – и Суворов разгромил их легион силами части одного полка егерей. Для поляков армии Макдональда это был шок, для Александра Васильевича и командовавшего егерями П.И. Багратиона – неизбежность: как можно рассчитывать на победу, нарушив слово чести?!

Осмыляя все без исключения методы Суворова, раскрытые в этой книге, от использования боевых построений и штыка до гигиены и санитарии, необходимо иметь в виду их нравственную основу. Именно это полководец считал главным. Те, кто полагает себя умнее его, могут попытаться получить на практике или хотя бы отыскать в истории примеры лучших результатов ратного труда. Для Александра Васильевича потеря в самом жестоком бою больше одного процента личного состава – катастрофа, причина страшных разносов ответственным командирам, повод для основательного публичного разбора причин такого человекогубительства. Но и неоправданно высокие потери противника – жестокость, которую можно допускать только в крайнем случае. Победы не измеряются у него масштабом убийств, как это делалось до Суворова и после него. Смысл победы – это продвижение к миру, исключение новых битв. По количеству человеческих потерь Александр Васильевич крайне далёк от «достижений» «великих полководцев» Европы, да и России. А с точки зрения эффективности и надёжности его военного искусства – не превзойдён до сих пор. На мой взгляд, это заставляет верить Суворову, основавшему новое искусство войны на идеале человеколюбия и добродетели. И, стараясь изучить и применить его военное искусство, чётко понимать, что оно «работает» только у людей высочайшей нравственности.

[1] См., напр., библиографию из 2324 названий: А.В. Суворов. Документы. В 4 томах. М., 1949–1953. Т. IV. С. 534–661.

[2] Первое исследование исправлялось по советам самого Суворова: Антинг И.Ф. Жизнь и военные деяния генералиссимуса, князя Италийского графа Суворова-Рымникского. СПб., 1799–1800. Ч. 1–3. См. также: Богданович М.И. Походы Суворова в Италии и Швейцарии. СПб, 1846; Милютин Д.А. История войны 1799 года между Россией и Францией в царствование императора Павла I в 1799 году. СПб., 1852–1853. Т. I–V (далее цит. изд. 2-е, СПб., 1957. Т. I–III); Сакович П.М. Действия Суворова в Турции в 1773 году. СПб., 1853; Смит Ф. Суворов и падение Польши. СПб., 1866–1867. Т. 1–2; Петров А.Н. Война России с Турцией и польскими конфедератами. 1769–1774 гг. СПб., 1866–1874. Т. 1-5; он же. Вторая турецкая война в царствование императрицы Екатерины II. 1787–1791 гг. СПб., 1880. Т. 1–2; Дубровин Н. Суворов среди преобразователей екатерининской армии. СПб., 1886; Геруа А. Суворов-солдат. 1742-1754. (Итоги архивных данных о его службе нижним чином). СПб, 1900; Марченко М.К. Александр Васильевич Суворов в своих рукописях. СПб., 1900; [Козлов С.В., Картыков М.Н.] Суворов, 1730–1800. Очерки из его жизни. СПб., 1913. Т. 1–2; Головин Н.Н. Суворов и его «Наука побеждать». Париж, 1931; Меерович Г.И., Буданов Ф.В., Суворов в Петербурге, Л., 1978; Золотарев В.А., Межевич М.Н., Скородумов Д.Е. Во славу Отечества Российского. (Развитие военной мысли и военного искусства в России во второй половине XVIII века.) М., 1984; Замостьянов А.А. Великий Суворов и суворовский образ в отечественной культуре. М., 2000; Цветков С.Э. Александр Суворов. 1730–1800. М., 2005; Шишов А. В. Генералиссимус великой империи. М., 2005; и др.

[3] Петрушевский А.Ф. Генералиссимус князь Суворов. СПб., 1884. Т. 1-3 (изд. 2-е, переработанное: СПб., 1900); Орлов Н.А. Штурм Измаила Суворовым в 1790 году. СПб., 1890; он же. Штурм Праги Суворовым в 1794 году. СПб., 1894; он же. Суворов: разбор военных действий Суворова в Италии в 1799 г. СПб., 1892 (др. изд.: Суворов на Треббии в 1799 году. СПб., 1895).

[4] А.В. Суворов. Документы. В 4 томах. М., 1949–1953; А.В. Суворов. Письма / Изд. В.С. Лопатин. М., 1987.

[5] Ростунов И.И. Генералиссимус Суворов: Жизнь и полководческая деятельность. М., 1989.

[6] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. М., 1992; он же. Жизнь Суворова, рассказанная им самим и его современниками. Письма. Документы. Воспоминания. Устные предания. М., 2001; он же. Суворов. М., 2012. Колоссальный массив материалов автор собрал в статье и комментариях к изданию «Писем» Суворова.

[7] «Зачем же такому великому мужу показываться чудаком»? – спрашивал себя близкий соратник Суворова в Итальянском и Швейцарском походах, управитель его дел и фактически начальник штаба Егор Борисович Фукс. – Вот этого-то вопроса я и трепетал. – Скажу вам, что знаю; наперед чувствую, что не удовлетворю вполне вашему любопытству. Старики рассказывали мне, что он начал так странничать с полковничьего чина, когда с полком своим осадил и взял приступом монастырь. Нам остаётся только удивляться, как чрез столь долгое время, по конец жизни своей, носил он сию личину странностей! Он, по-видимому, не хотел сложить её с себя, чтобы не перестать быть Суворовым. Расскажу вам, что мне говорил на этот счет один престарелый, тридцатипятилетний сопутник Суворова (генерал В.Х. Дерфельден). Вот его слова: «Он решился быть единственным, ни на кого не походить. Для сего пробежал он прежде обширное поле Истории всех веков; вы видите, с каким вниманием читает, слушает, твердит он биографии всех великих мужей, хвалит примеры их величия; но, для своей славы, прокладывает новую, дотоле неизвестную тропу. Он знает, что наружность его не позволяет ему когда-либо сравниться с особенной сановитостью и даром слова Румянцева; что дабы уподобиться в великолепии и в огромных замыслах Потемкина, нужны были бы несметные миллионы злата. Поверьте мне, – продолжал Вилим Христофорович Дерфельден, – сей мнимый враг зеркала, замечая в оном невидную свою наружность, начертил тогда же план той роли, которую теперь играет. Мы все видим неутомимое его стремление быть героем и казаться чудаком. И мы не можем довольно возблагодарить Промыслу, вознесшему на отечественный Престол наш образец во благости Царей – Екатерину. Она в странностях Суворова, нетерпимых во всякой службе под другим правлением, видела зарю будущей своей славы. – Слова эти – плоды тридцатипятилетних наблюдений!» – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского, графа Суворова-Рымникского. СПб., 1827. С. VI–VII.

[8] От шуток и бесконечных рассуждений Суворова на самые разные исторические темы «вы устали, – пишет Фукс, – вы выходите из сего сумбурного мира, и спрашиваете меня, где же Суворов? Он в своем кабинете: там все, что вы видели и слышали здесь, прекращается. Там однажды я некстати расшутился, и он мне сказал: «Зачем не сберег ты лучшие эти материалы для стола (обеда); теперь пора рабочая». Там диктует он диспозицию к сражению, взвешивает в уме своем силы неприятельские, назначает позиции своим войскам, предписывает им действия новые, чертит сам планы, или поправляет ошибки искуснейших своих генерал-квартирмейстеров, Шателера и Цаха, которые за то не сердятся, но изумляются и благодарят его. Румянцевы, Конде, Тюрены и весь ареопаг великих полководцев, кажется, в нем воскресают. Это не лесть: неумолкающий гром шестидесяти победоносных сражений возвещает то вселенной! Вы увидели бы редкий феномен: человека в двух лицах; переменили бы прежнее одностороннее свое о нём суждение, и умолкли». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. V–VI.

[9] А.В. Суворов. Письма. № 508. С. 290.

[10] В.С. Дух великого Суворова, или анекдоты подлинные о князе Италийском, графе Александре Васильевиче Суворове-Рымникском. СПб., 1808; Левшин В. Собрание писем и Анекдотов, относящихся до жизни Алекесандра Васильевича князя Италийского графа Суворова Рымникского. М., 1809 (переизд. М., 1814); Фукс Е.Б. История генералиссимуса, князя Италийского, графа Суворова-Рымникского. М., 1811; он же. Анекдоты князя Италийского; Старков Я.М. Рассказы старого воина о Суворове. М., 1847; и др.

[11] Даже о нём бессовестные историки и публицисты распространили столько сплетен, что я обязан порекомендовать тем, кто желает узнать истину, свою книгу, включившую все без исключения подлинные источники и позволяющую каждому читателю вынести своё обоснованное суждение о святом князе: Богданов Андрей. Александр Невский. М., 2009.

[12] При Анне Иоанновне на смертную казнь по уголовным делам был наложен мораторий, а при Елизавете Петровне и Екатерине Великой эта мера была исключена из уголовного законодательства. Казнить самого страшного государственного преступника можно было надзаконным актом, по особому указу императрицы.

[13] Смущающие историков разночтения о дате рождения Суворова были объяснены в 1949 г.: 28 октября 1790 г. Суворов заявил, что «в службу я вступил 15 лет». Издатели документа справедливо заметили, что «это неточность». «Согласно этим данным, получается, что Суворов родился в 1727 году. В своей автобиографической короткой записке, написанной на итальянском языке (хранится в Государственной публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде), Суворов пишет: «Я родился 1730 г. 13 ноября». Кроме этого, в книге «Из прошлого» (Исторические материалы лейб-гвардии Семеновского полка, СПБ. 1911, стр. 154—155) есть два литографированных автографа – один с обязательства отца Суворова, Василия Ивановича, данного им в 1742 г. в Семеновский полк, которым он принимает на себя содержанке и обучение своего двенадцатилетнего сына на время его отпуска, и второй – с записи, «сказки», со слов самого Суворова от 25 октября 1742 г. в том же полку, где записан его возраст («от роду ему 12 лет»), науки, которым он обучался, и имущественное положение отца. Оба документа подтверждают 1730 год рождения А. В. Суворова». – Д I. 2, прим. 2б. Более подробное доказательство приведённой мною даты рождения: Петрушевский А.Ф. Генералиссимус князь Суворов. СПб., 1884. Т. 1. Прим. 5. Ср.: Лопатон В.С. Суворов. С. 8–13.

[14] О нём: Алексеев В.А. Василий Иванович Суворов (1709–1775): Опыт биографии // Журнал русского военно-исторического общества. 1913. № 4. С. 192–202.

[15] Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV–XVII вв. м., 1975. С. 499; Дополнения к Актам историческим. СПб., 1851. Т. IV. № 61. С. 174.

[16] Репинский Г.К. Федосей Мануков (дед А.В. Суворова по матери) // Русская старина. 1900. № 1.

[17] Богданов А. П. Несостоявшийся император Фёдор Алексеевич. М., 2009.

[18] Пыляев М.И. Отец Суворова // Исторический вестник. 1891. Т. 45. № 7. С. 72–78 (переизд.: М., 2008).

[19] Пекарский П.П. Наука и литература в России при Петра Великом. Т. I. СПб., 1862. С. 227.

[20] СПб., 1724. Переводчик указан в конце предисловия. Маршал Франции Себастьян де Вобан (16­33–1707) – руководитель военно-ин­же­нер­ных работ во Франции (с 1677), гениально сочетавший разработанную им теорию защиты и взятия крепостей с практикой, заслужено считается отцом военно-ин­же­нерного искусства Нового времени. Его идеи широко применялись до начала XX в. В русском издании книги помещен первый в России словарь военных терминов, составленный В.И. Суворовым: Давыдов В.И., Винокуров Д.И. Первый русский военный словарь // Книга. Исследования и материалы. М., 1971. Т. XXII. С. 210–213.

[21] Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского, графа Суворова-Рымникского. С. 23.

[22] А.В. Суворов в 1790 г. рассказал о своём отце так: «Его величество (Петр I. – А.Б.) отцу моему, Василью Ивановичу, был восприемником. При сем государе он начал службу в должности денщика и переводчика и, по кончине его, императрицею Екатериною первою выпущен был лейб-гвардии от бомбардир-сержантом и вскоре пожалован прапорщиком в Преображенской полк, где он службу продолжал до капитана и потом в разных званиях, а при императрице Елисавете Петровне употреблен был бригадиром и генерал-майором по Военной коллегии, генерал-поручиком и кавалером св. Анны и св. Александра, в войне с прусским королем - в армии главным при Провиантском департаменте и губернатором прусского королевства. Ныне в потомственные роды славно державствующею мудрою и великою императрицею произведен он был лейб-гвардии в Преображенской полк премьер-майором, лейб-гвардии в Измайловской подполковником, генерал-аншефом и сенатором и употребляем был в разных важных препорученностях, которые до моего сведения не доходили» (Д. I. 2. С. 33).

[23] Веселовский С.Б. Приказные судьи. С. 317; Богоявленский С.К. Приказные судьи XVII века // Богоявленский С.К. Московский приказный аппарат и делопроизводство XVI–XVII веков. М., 2006. С. 203–208.

[24] Горчаков М. Монастырский приказ (1649–1725). Опыт церковно-исторического исследования. СПб., 1868.

[25] Пример Александра Македонского Суворов использовал в похвалах иноземным принцам К.Г. Нассау-Зингену и Ш.-Ж. де Линю (П 249, 326). К себе он примерил этот образ в шутливой форме: матушка-императрица за победу при Рымнике осыпала его наградами и прислала «рескрипт на полулисте, будто Александру Македонскому», написал он дочери, «любезной Наташе-Суворочке» (П 319).

[26] Богданов А.П. Александр Невский. М., 2009. С. 165–170.

[27] В Библии об этом говорит воинам Иуда Маккавей: «Не от множества войска бывает победа на войне, но с неба приходит сила. Они идут против нас во множестве надменности и нечестия, чтобы истребить нас и жен наших и детей наших, чтобы ограбить нас; а мы сражаемся за души наши и законы наши. Он Сам сокрушит их пред лицем нашим; вы же не страшитесь их» (1Мак 3.20). Ср. в аналогичном контексте нашествия иноплеменных: «Не во множестве сила Твоя и не в могучих могущество Твое» (Иудф 9.11).

[28] Сергеев И. Домашние привычки и частная жизнь Суворова. Из записок отставного сержанта Ивана Сергеева, находившегося при Суворове шестнадцать лет безотлучно // Маяк, журнал современного просвещения, искусства и образованности // 1842. Т. 1. Кн. 2. С. 100–108.

[29] Суворов был бережлив, к имениям, доставшимся от отца и пожалованным матушкой-императрицей, относился радетельно. Но при разводе почти все отдал жене, а во время опалы при Павле I был просто ограблен, так что в селе Кончанском в 1797–1799 гг. занимал деньги у старосты.

[30] Даже в 1795 г., вспоминал его начальник штаба полковник Ивашев, «граф называл путь наш в дормезе путевым заточением»; фельдмаршал «не имел иной теплой одежды, кроме длинной и широкой шинели светло-зеленаго сукна на вате, подбитой красною шелковою тканью, – той самой, которая ему была подарена раненому князем Потемкиным-Таврпческим, с своего плеча, при осаде Очакова. Ею граф мог закутываться с головою и ногами, и ею-то одною согревался». «В Стрельне ожидал его граф Н. Зубов и присланный от императрицы экипаж, под названием Георгиевский, с конюшенною придворною свитою. – вспоминал Ивашев. – Чрез час по приезде в Стрельну, впервые он облекся в полный фельдмаршальский мундир, присланный от государыни в Варшаву и (по его словам) в первый раз в жизни сел в четвероместную карету; не взирая на двадцати-двух-градусный холод, в декабре весьма обыкновенный, в 4 часа по полудни выехал из Стрельны в одном мундире прямо представиться великой государыне. Встретившие его генералы сели с ним, вероятно также в первый раз в жизни, при таком холоде, в одних мундирах, не будучи ни чем иным защищены от мороза с сильным ветром, как восьмью полированными каретными стеклами» – Ивашев П.Н. Из записок о Суворове / Сообщ. В.А. Соллогуб // Отечественные записки, 1841. Т. 14. № 1. Отд. 2. С. 2, 5.

[31] По воспоминаниям того же Ивашева и иных сослуживцев Суворова, полководца сковывало даже белье. В отсутствие посторонних он раздевался до гола, выполнял упражнения, обливался ледяной водой и часами ходил обнажённым. В торжественных случаях он надевал парадный мундир со всеми орденами, но уже шинель, как одежду лагерную и походную, не признавал. Легендарная история с соболиной шубой. подаренной Екатериной II со «строжайшим милостивым приказанием не приезжать к ней без шубы и беречь себя от простуды при настоящих сильных морозах» – не анекдот. Просто Суворов не возил ее с собой во дворец, как нередко пишут, а «сам ее принял, поцаловал и отдал своему Прошке на сохранение»: Ивашев П.Н. Из записок … С. 3, 6.

[32] Воинский устав о полевой пехотной службе 1796 г.: Полное Собрание Законов Российской Империи, с 1649 года. Т. XXIV. СПб., 1830. № 17588. Ч. 12. Гл. XXV.

[33] Фукс Е. Анекдоты князя Италийского, графа Суворова-Рымникского. С. 80.

[34] Важнейшее для Суворова понятие «русский» включало не просто русских по языку, вере, национальности и подданству, но всех, кто любит Россию и верно служит России. Так, чистокровный грузин князь Петр Иванович Багратион считал себя русским, был русским для Александра Васильевича и остался примером русского офицера в веках.

[35] Письма императрицы Екатерины II к И.Г. Циммерману / Перевод В.В. Тимощук // Русская старина. 1887. Т. 55. № 7. Письмо ХХVІІІ.

[36] Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших дейтелей. Кн. III. (Вып. 6 и 7) М., 1992. С. 140.

[37] Смертная казнь отменялась за обычные уголовные преступления (т.е. для основной массы осуждённых). Отмена не распространялась на преступления против высшей государственной власти, за которые по действующему тогда Соборному уложению 1649 г. полагались квалифицированные (особо жестокие) публичные казни. Но даже в этом случае при Анне Иоанновне, как и в XVII в., приговор обычно смягчался по сравнению с суровыми нормами Уложения, утверждёнными представителями сословий (дворян, духовенства, горожан и свободных крестьян) на Земском соборе в целях защиты российской государственности.

[38] Ушаков А. Показание князя Ивана Алексеевича Долгорукого и мнение о том Тайной канцелярии // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей Российских. 1864. Кн. 1.

[39] Накануне смерти Петра II И.А. Долгоруков с сородичами принял участие в составлении подложного завещания, оставлявшего престол сестре князя, наречённой невесте императора княжне Е.А. Долгоруковой, причём лично подделал императорскую подпись. Целью аристократического клана был захват верховной власти в стране.

[40] Сведения о записи в службу и о первых годах службы собраны: Геруа А. Суворов-солдат. 1742-1754. (Итоги архивных данных о его службе нижним чином). СПб, 1900. Цит. с. 5.

[41] Цит. по факсимиле документа в альбоме: А.В. Суворов. М., 1986. С. 35. В советских изданиях документов сведения о владении Суворовым крепостными обычно опускались.

[42] Из прошлого: Исторические материалы лейб-гвардии Семёновского полка. СПб., 1911. С. 157.

[43] Чичагов П.В. Записки адмирала Чичагова, заключающие то, что он видел и что, по его мнению, знал // Чичагов П.В. Записки / Предисл., примеч. и заметки Л. М. Чичагова. М., 2002. С. 48.

[44] До 1 января 1746 г., затем 1747 и 1748 гг. См.: Геруа А. Суворов-солдат. С. 6–7, 10.

[45] Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского, графа Суворова-Рымникского. С. 140.

[46] Напечатаны в «Ежемесячных сочинениях», СПб., 1756, с подписями «А.» и «А.С.»: Петрушевский А.Ф. Генералиссимус князь Суворов. Т. 1. Прим. 16.

[47] Геруа А. Суворов-солдат. С. 10.

[48] Там же. С. 14.

[49] Подробно: Бескровный Л.Г. Русвкая армия и флот в XVIII веке. М., 1958.

[50] Ростунов И.И. Генералиссимус Александр Васильевич Суворов: Жизнь и полководческая деятельность. М., 1989. С. 53–54.

[51] По представлению генерал-аншефа и гвардии подполковника С.Ф. Апраксина указом императрицы в армию было выпущено 175 гвардии рядовых, капралов, унтер-офицеров и сержантов гвардии, из которых лишь 34 (включая Суворова) удостоились чина поручика (остальные стали подпоручиками и прапорщиками). – Геруа А. Суворов-солдат. С. 30.

[52] Автократова М.И. А.В. Суворов – обер-провиантмейстер (1756 г.) // Исторический архив. № 2. 1956. С. 213.

[53] Апушкин В.А. Суворов – генерал-аудитор-лейтенант // Русский инвалид. 2 декабря 1899. № 263. С. 2–3.

[54] Участие Суворова в Семилетней войне представлено в формулярных списках и, аналитически, в автобиографии, поданной полководцем 28 октября 1790 г. в Герольдмейстерскую контору по случаю пожалования ему графского достоинства и нового герба, опубл.: Генералиссимус Суворов. Сб. документов и материалов. Л., 1947. № 4. С. 17–73. Далее, кроме оговоренных случаев, используется она. Более ранняя автобиография от 22 сентября 1786 г. опубл.: Чтения в императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете (далее – ЧОИДР). М., 1848. № 9. С. 534–552. Автобиография 1790 г. и формулярный список с 23-го октября 1742 г. по 6-е мая 1800 г.: Д I. 1–2.

[55] Бескровный Л.Г. Русская армия и флот …; Семилетняя война: Материалы о действиях русской армии и флота в 1756–1762 гг. М., 1948; Масловский Д.М. Русская армия в Семилетнюю войну. Вып. 1–3. М., 1886–1891; Коробков Н. М. Семилетняя война (действия России в 1756—1762), М., 1940; и др.

[56] Кони Ф.А. История Фридриха Великого. М., 1997; Свечин А.А. Эволюция военного искусства: В 2 т. М.-Л, 1927–1928 (Переизд.: [М.] 2002). Т. 1. Гл. 10; и др.

[57] Петрушевский А.Ф. Генералиссимус князь Суворов. СПб., 1884. Т. 1. Гл. 2.

[58] «Я сам, с той поры как в армии, долго нёс честную службу (в гвардии), да всё равно три года ничего не стоил», – писал Суворов в 1787 г. Г.А. Потёмкину (П 181).

[59] Соловьёв С.М. История России с древнейших времен. Кн. XII. Т. 23. Гл. 3.

[60] Салтыков перед назначением командующим организовывал местные ополчения – ландмилицию.

[61] Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. М., 1986. Письмо 73.

[62] Масловский Д.Ф. Русская армия в Семилетнюю войну. Вып. 1. С. 73.

[63] Описание сражения при Пальциге в Журнале боевых действий армии П.С. Салтыкова и реляция генерал-аншефа императрице о победе: Семилетняя война: Материалы. № 207, 210. С. 457–463, 468–471.

[64] Семилетняя война: Материалы. № 212–213. С. 473–477.

[65] Название новое артиллерийское орудие получило от окрашавшего его герба Шувалова с единорогом.

[66] Реляции Салтыкова о победе: Семилетняя война: Материалы. № 217, 219. C. 482–489.

[67] Семилетняя война: Материалы. № 230. С. 509–511.

[68] Бантыш-Каманский Д.Н. Биографии российских гонералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. СПб., 1840. Т. 2. С. 92.

[69] Эту службу Александр Васильевич в автобиографии не упомянул, но имеется донесение В.И. Суворова об исполнении императорского рескрипта от 25 февраля 1760 г. «о исключении подполковника Александра Суворова от исполнения обер-кригс-комиссарской должности и определению по прежнему в полк при заграничной армии» (Д I. С. 57).

[70] «В 1756 году произведен был обер-провиантмейстером, генерал-аудитор-лейтенантом, а потом переименован в премьер-майоры, – пишет Суворов в автобиографии, – в котором звании в 1758 году был при формировании третьих батальонов в Лифляндии н Курляндии и имел оных в своей команде семнадцать, которые препроводил в Пруссию, и был комендантом в Мемеле.  В том же году пожалован подполковником, был при занятии Кроссена, в Силезии, под командою генерала князь Михаила Никитича Волконского; отправлял должность генерального и дивизионного дежурного при генерале графе Вилиме Вилимовиче Ферморе, был на франкфуртской баталии (при Куренсдорфе) и в разных партиях». Сохранилось несколько приказов Фермора и Бутурлина, переданных из «генерального дежурства армии» «дежурным подполковником Суворовым» (Д I. С. 3, 57–63).

[71] Энгельс Ф. Кавалерия // Энгельс Ф. Избранные военные произведения. М., 1956. С. 216.

[72] Экзерциция и учреждение строев и всяких церемониалов регулярной кавалерии 1755 году. СПб., 1755.

[73] Кавалерия, как пехота, даже строилась в каре – квадрат со стороной в две шеренги (п. 107–117). Строй этот был сочинён в XVII в. как оборонительный и считался таковым до Фокшан и Рымника, когда Суворов, запретив в пехотном каре команду «стой», превратит группу батальонных каре, наступающих непрерывно, паля с фасов из пушек, в передвижную крепость, рвущую позиции противника на глубину в 20 вёрст. Для кавалерии этот негибкий строй был губителен, и Суворовым впоследствии начисто отвергнут. Абсолютно им было запрещено говорить о «ретирадных и отступных боях», да ещё с пальбой, подробно описанных Уставом (Гл. 9). Вторая часть Устава 1755 г. была полностью посвящена действиям кавалерии в пешем строю; третья – пальбе, включая «отступную пальбу всем фронтом», залпами (Ч. 3. Гл. 4, 8) – делам, как убедился Суворов, бессмысленным и ведущим к поражению.

[74] Ночная атака кавалерии, как и динамичные действия во фланг и тыл противника, войдут в правило только при Павле I: Устав коннаго полка. О службе кавалерийской.  СПб., 1797 (Правила о службе кавалерийской от 29.11.1796. ПСЗ-1. Т. 24. № 17.589); Воинский Устав о полевой кавалерийской службе. СПб., 1796, 1799 (от 29.11.1796:  ПСЗ-1. Т. 24, № 17.590); Воинский устав о полевой гусарской службе. М., 1797 (также изд. СПб., Смоленск).

[75] Текст автобиографии Суворова подтверждается Журналом боевых действий армии генерала А.Б. Бутурлина за 1761 г. О взятии Ландсберга 12 сентября там уточнено, что «по вступлении в город взяты в полон гусарский ротмистр один, подпоручик один, вахмистр один, трубач один и гусар 24 человека». См.: Генералиссимус Суворов. С. 110.

[76] Ср.: Там же. С. 110–111.

[77] Сербы под командой полковника Хорвата начали переселяться в Россию, с обязательством сформировать гусарский полк, ещё в 1751 г., и получили земли в бассейне Южного Буга. За ними сюда потянулись и другие балканские христиане.

[78] А.В. Суворов. Походы и сражения в письмах и записках. М., 1990. С. 61.

[79] Он насчитывал 6 эскадронов вместо штатных 10-ти, т.е. (штатно) 930 человек вместо 1550-ти. Штат во время войны полон не был, так что конных голштинцев могло насчитываться столько же, сколько русских драгун и гусар, или меньше.

[80] Пруссаки, согласно Журналу боевых действий корпуса генерала П.А. Румянцева, потеряли, «кроме побитых», 80 человек пленными и одну пушку; «с нашей же стороны урон весьма мал». – Генералиссимус Суворов. С. 111–112.

[81] А.В. Суворов. Письма / Изд. В.С. Лопатин. М., 1987. № 508. С. 290.

[82] Петрушевский А.Ф. Генералиссимус князь Суворов. Т. I. Гл. 2.

[83] Михайлов О. Суворов. М., 1980. С. 81.

[84] Генералиссимус Суворов. С. 112.

[85] В формулярном списке А.В. Суворова, составленном архивистами Главного штаба в 1906 г. и уточнённом в 1946 г., получение чина датировано 26 августа, а «вмещение» в должность в полку – 31 августа 1762 г. См.: Генералиссимус Суворов. С. 24.

[86] «Полковое учреждение» опубл.: Д I. 24; А.В. Суворов. Походы и сражения. С. 61–149.

[87] См.: «Инструкция пехотного полка полковнику» (1764); «Инструкция конного полка полковнику» (1766); «Наставление всем господам батарейным командирам» (1766). Только в 1774 г., после знаменитого «Обряда службы» (1770) Румянцева, появилась «Инструкция ротным командирам».

[88] В военных условиях, как увидим, позиция Суворова была сложнее. При святости субординации, этой основы военной жизни, он требовал от подчиненных офицеров проявлять инициативу как в изложении их видения ситуации начальству, которое иначе может дать неверные распоряжения (см., напр., приказ по Кубанскому корпусу 1778 г. – Д II. 42), так и в действиях на поле боя, где новые обстоятельства могут оправдать неисполнение устаревшего приказа. В приказах самого полководца начиная с Польской кампании 1769–1772 гг. видно тщательное уклонение от детализации, которая может связать инициативу его офицеров преждевременным и излишним распоряжением. Понимание каждым общей задачи возлагало принятие конкретных решений по ее осуществлению на непосредственного исполнителя.

[89] Инструкция полковничья пехотного полку, конфирмованная от ея императорского величества декабря 24 дня 1764 г. СПб., 1764. Ср.: Рогулин Н.Г. «Полковое учреждение» А.В. Суворова и пехотные инструкции екатерининского времени. СПб., 2005.

[90] См.: Воинский устав о строевой пехотой службе. СПб., 1869. Ч. 1.

[91] Членами созданной 12 июля 1762 г. Воинской комиссии по улучшению организации и боевой подготовки русской армии, в которую по праву вошёл В.И. Суворов, были П.С. Салтыков, П.И. Панин, З.Г. Чернышев и другие видные военные деятели. Новый Пехотный строевой устав был готов уже через 8 месяцев и утверждён 12 марта 1763 г. Чин генерал-аншефа В.И. Суворов получил 9 марта 1763 г., как раз накануне высочайшего утверждения Устава. В том же 1763 г. был учреждён Генеральный штаб во главе с президентом Военной коллегии (с 1772 г. – генерал-квартирмейстером) для сбора и подготовки информации (прежде всего картографической) и ориентации войск на театре боевых действий. Знаменитые слова А.В. Суворова: «Надлежит всегда иметь строгое разведывание», – вполне относятся к сфере действий Генштаба, созданного с участием его отца.

[92] Ещё в 1680-х гг., при канцлере В.В. Голицыне, «винтованные пищали» поступали в русские пехотные полки, и уже тогда кратко назывались в документах «винтовками».

[93] С царства Петра I в рекруты брали, кроме русских, мордву, чувашей и казанских татар. Только с 1783 г. рекрутские наборы распространились на белорусов и украинцев, с 1795 г. – на прибалтов и карел.

[94] Приведу ее целиком: «В Новой Ладоге делал он с своим Астраханским полком разные маневры, повторяя беспрестанно: «Солдат и в мирное время на войне. Предпочитаю греков римлянам. У первых были военные училища, беспрестанно и в мире занимались они воинским учением. Римляне беспечно отдавали судьбу армии своим консулам и не умели пользоваться славою». Весьма желал он показать полку своему штурм. На пути встречает монастырь. В пылу воображения тотчас готов у него план к приступу. По повелению его, полк бросается по всем правилам штурма, и победа оканчивается взятием монастыря. Екатерина пожелала увидеть чудака. И сие первое свидание, как он сам говорил, проложило ему путь ко славе». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 114–115.

[95] Штык упомянут лишь в развёрнутом заголовке к главе «О экзерцировании»: «И это первое обучение движению ног так же нужно, как обучение в действии рук, потому что без него даже исправнейшее действие руками (т.е. стрельба) и штыком, как бы кто храбр ни был, бесполезно».

[96] Петрушевский А.Ф. Генералиссимус князь Суворов. СПб., 1884. Т. 1. Гл. III.

[97] Волков Д.В. Описание лагеря, собранного под высочайшею Ея императорского величества собственной командой при Красном Селе. СПб., 1765.

[98] Суворов кокетничал, называл Луизу «милой моей Амалией», упоминал о своём появлении на маскарадах и театре, однако следует знать, что Кульнёва была замужем и имела годовалого сына – будущего почитателя и соратника Суворова, героя войны 1812 г.

[99] Размер и рифма стихов потеряны при переводе с французского.

[100] Гауптвахта у Суворова упоминается как главный караул, при котором в русской армии и всей Европе того времени содержались арестанты.

[101] Маркс К. Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 22. С. 403, 16.

[102]  «Инструкция пехотного полка полковнику» часто приписывается П.А. Румянцеву. Согласно указанию в официальном издании, она подписана графом К. Разумовским, князем А. Голицыным, А. Вильбоа, графом З. Чернышевым, П. Паниным, князем М. Волконским, В. Суворовым и бароном Т. фон Дитцем, – и утверждена императрицей.

[103] Годовое жалование гренадёра 7, 92 р., мушкетёра – 7, 42 р., а рационных и амуничных денег им выдавалось без малого по 10 р. Полковник получал по этим статьям 595 и 676,80 р., капитан – 195 и 222 р., прапорщик 97,50 и 113,70 р., старший сержант – 35,28 и 36,36 р., капрал – 10,89 (как барабанщик) и 11,97 р., денщик имел в сумме по обеим статьям почти 14 р. Здесь разница между дворянскими и недворянскими чинами была весьма заметна, хотя дворянский сын, дослужившись до подпрапорщика, получал всего лишь 11,74 и 12,81 р., – как каптенармус и фурьер.

[104] По словам Суворова, «нижним чинам вино и прочее пить не запрещается, однако не в кабаке, где выключая что ссоры и драки бывают, и военной человек случается в оные быть примешан; по крайней мере через сообщение там с подлыми людьми он подлым поступкам, речам и ухватке навыкнуть может и потеряет его от них отменность. Чего ради, войдя в кабак и купив пива или вина, (солдату надо) идти немедленно из него вон и выпить оное с артелью или одному в лагере же или в квартире».

[105] Офицерские и солдатские жёны с успехом заменяли маркитанток, поддерживая порядок в хозяйстве и обеспечении полка, но без западного разврата. Сама маркитантская служба в России состояла из мужчин.

[106] Богослужения в полку не должны были зависеть от его местоположения; для этого Суздальский полк имел своего батюшку и свой походный алтарь.

[107] Много позже, в Итальянском походе 1799 г., Суворов сформулировал своё отношение к ним очень чётко. «Разговаривая о музыке, один генерал делал свои замечания, что надлежало бы уменьшить число музыкантов и умножить ими ряды. «Нет, – отвечал князь (Суворов), – музыка нужна и полезна, и надобно, чтобы она была самая громкая. Она веселит сердце воина; равняет его шаг; по ней мы танцуем и на самом сражении. Старик с большею бодростию бросается на смерть; молокосос, отирая со рта молоко маменьки, бежит за ним. Музыка удваивает, утраивает армию. С крестом в руке священника, с распущенными знаменами и с громогласною музыкою взял я Измаил!». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 44–45.

[108] Ротный командир должен был иметь «своё» капральство, в котором бы велось его хозяйство и пребывал старший сержант. Субалтерн же, «по определению ротного командира, собственно для своего упражнения и охоты к начальству, когда при роте, командует одним капральством».

[109] О каптенармусе специально сказано: «В строю он плутонгом не командует и взвода не ведёт, но только в своем месте оный замыкает. Чего ради строевого знания, кроме его места в строю, ротный командир и старший сержант на нём не взыскивают. Однако всегда приборен, опрятен, смел и поворотлив».

[110] Профессиональных плотников в полку было 12, по одному в роте.

[111] См.: Иловайский Д.И. Граф Яков Сиверс. Биографический очерк // «Русский Вестник», 1865. № 1–3.

[112] Подробно: Богданов А.П. Александр Невский. М., 2009.

[113] Подробно: Богданов А.П. В тени Великого Петра. М., 1998; его же: Московская публицистика последней четверти XVII века. М., 2001.

[114] Их Суворов требовал засчитывать в выходные: «Если в которые дни в неделе случатся праздники, оные зачитать в разстахи той же недели, а не на другую».

[115] Пушкари с орудиями в боевых порядках русской пехоты, действующие вместе с ней, были не изобретением XVIII в., как нередко пишут историки, а обычным делом с XVII в.

[116] Пирамида – особая конструкция для хранения фузей и подсумков в полевых условиях (тесак солдат всегда держал при себе). Согласно «Ведомости» Суворова, в каждой роте имелось две, во всём Суздальском полку – 24 пирамиды.

[117] В том числе всем полком и с пальбой, после которой ротные обязаны были проверить, не осталось ли у кого в стволе заряда, а капралы – не нуждается ли какое ружьё в починке.

[118] Суворовское воспитание солдата было процессом, а его идеальный солдат – целью, которую, естественно, не все достигали. В дальнейшем мы увидим, что и более серьезные отступления от воспитательных принципов, за которыми Суворов не уследил, случались даже в его любимом Суздальском полку. Идеальные цели не означали идеального состояния войск – к нему можно было лишь приближаться. Полководец прекрасно понимал это, иначе он не уделял бы внимания наказаниям в «Суздальском учреждении» и не предавался самокритике впоследствии.

[119] Клокман Ю.Р. Фельдмаршал Румянцев в период русско-турецкой войны 1768–1774 гг. М., 1951. С. 72.

[120] Атаманом Войска Донского С.Д. Ефремовым.

[121] Сформированный Петром I в 1707 г. Каргопольский драгунский фузилёрный полк стал с 1756 г. конно-гренадерским, а с 1763 г. – карабинерским. С 1796 г. Каргопольцы вновь стали называться драгунами.

[122] Мнение Суворова о боеспособности казаков будет меняться впоследствии и станет полностью положительным только в Итальянском походе.

[123] Идея использовать войска, чтобы собирать раненых, даже своих, ещё долго не приходила никому в Европе в голову. После битвы армии шли по своим делам, оставив поле боя на команды, собиравшие оружие, мародёров и милосердие местных жителей.

[124] Судить подданных Речи Посполитой Суворов и другие русские генералы не имели права. Передавать их местному, по средневековому свирепому суду, Александр Васильевич обычно считал слишком жестоким, а потому вынужден был просто отпускать под честное слово. Ходили неясные слухи, что полковник русской службы Древиц рубил некоторым пленным конфедератам кисти рук (см. ниже), но и это был бы акт милосердия по сравнению со смертной казнью по приговору польского суда.

[125] «Один из главных руководителей польской революции 1794 года, арестованный и содержавшийся в Петербурге, дал, между прочим, показание, что, будучи ребенком, он был свидетелем, как Древиц отрезывал кисти рук у некоторых конфедератов, попавших в плен». – Петрушевский А. Генералиссимус князь Суворов. СПб., 1884. Гл. IV.

[126] Милосердие Суворова, разумеется, не было оценено шляхтой. Позже им пришелся по душе Наполеон, который за нарушение слова не воевать просто расстреливал.

[127] После своеобразного моратория на смертную казнь при Анне Иоанновне, это наказание было совершенно исключено из уголовного законодательства при Елизавете Петровне, Екатерине II и Павле I, «вернувшись» в закон лишь при Александре I (начиная с нарушителей карантина). Лишь покушения на государственную власть карались иногда смертью по особым императорским указам, т.е. надзаконным актам. Всю сознательную жизнь А.В. Суворов прожил в империи, где наказание смертью почиталось исключительной прерогативой монарха, чрезвычайным и крайне нежелательным событием. Предать польского подданного польскому суду, обрекая его на смерть, Суворов не мог по своему воспитанию и убеждениям русского офицера.

[128] Генерал имел в виду Воинский устав Петра I, где в 111 артикуле сказано: «что неприятель 24 часа или сутки в своем владении имел, оное почитается за добычу». В артикуле 112 говорится, что из взятой от неприятеля добычи оружие, снаряды, амуниция и провиант принадлежат государю, а остальное, по вычете десятой доли, остается солдатам. В толковании к 112 артикулу добавлено, что все собранные деньги достаются также государю. Суворов, заботясь об интересах солдат, полагает правильным сдавать в казну только деньги из казны конфедератов, а не все отобранные у сраженных в бою «возмутителей».

[129] «Обряд службы», как сказано в его тексте, каждый командир был обязан не только прочесть, но всегда иметь «в кармане при себе». Текст: Масловский. Приложения и примечания к запискам по истории военного искусства в России. СПб., 1894. Вып. II. С. 25–44; и др. изд.

[130] В 1776 г. инструкция Румянцева стала обязательной для всей русской армии.

[131] В «Обряде службы» Румянцева регулярная кавалерия ещё стреляла залпами, но ей уже предписывалось «заезжать и атаковать вскачь, имея саблю при атаке поднятую против глаз … Прикладываться и замахи делать, приподнимаясь на стременах, которым быть так, чтобы, когда на них ездок встал, кулак подложить было можно». – Это ясное требование сохранялось в русской кавалерии в XIX–XX вв.

[132] Гиберные деньги – откупы, которые конфедераты брали с мирного населения (включая шляхту), вдобавок к поголовному обложению податных сословий.

[133] Воровством на Руси называлось уголовное, в т.ч. государственное преступление.

[134] Крестьяне, в основном набранные в отряды конфедератов насильно, не имели иных средств к существованию, кроме положеного им жалования и минимальной доли в грабеже.

[135] В этом месте даже мой выдержанный рецензент возмутился: «Поляки в Смутное время наши монастыри обстреливали из артиллерии и жгли (Троице-Сергиев монастырь осаждали полгода), а мы так деликатны, что не можем стрелять по монастырю, где засел враг?». – Суворов полагал обстрел монастыря невозможным и не считал нужным доказывать свою точку зрения Веймарну, очевидно, вполне понимавшему ее. Это был вопрос не тактики и стратегии, а лежащих в их основе убеждений, «доброго сердца», необходимого для праведной победы русского оружия (как Александр Васильевич напишет дочери после «Кинбурнского ада»).

[136] Т.е. на взятки правительствам Османской и Австрийской империй.

[137] Петров А.Н. Война России с Турцией и польскими конфедератами, 1769–1774. СПб., 1874. Т. 3. С. 256.

[138] Смитт Ф. фон. Суворов и падение Польши. СПб., 1866. Ч. 1. С. 59. (Пер. с нем.)

[139] Суворовские материалы о событиях с конца 1771 до захвата Тынца австрийцами 2 июля 1772 г. см.: Д I. 331–461.

[140] Мой прекрасный военно-исторический рецензент указал, что канализационные стоки в Краковском замке настолько высоки и широки, что даже тучному Шуази трудно было в них застрять; сложно там было и капитально перепачкаться. Возможно, атакующие наткнулись на внутреннюю решетку. Но скорее всего – выдумали историю со стоками, потому что вход через открытые главные ворота и захват часовых с разряженными ружьями не выглядели романтичными для изданного французами (и прочтенного Суворовым) памфлета о штурме Кракова. Отсюда их белые одежды – убийцы маскировались под каноников, для которых ворота замка открывались «с двух часов по полуночи». Балы тогда длились примерно до трёх часов ночи. Захватчики спокойно вошли в ворота и ворвались на бал.

[141] Слухи, что по условиям капитуляции французы вышли из замка тем же канализационным стоком, которым пытались войти, не имеют подтверждения.

[142]  Стегний П.В. Разделы Польши и дипломатия Екатерины II: 1772, 1793, 1795. М., 2002.

[143] Именно бескорыстная и безответная доброта Суворова к полякам вызвала их особую ненависть к нему. Многие другие русские штаб-офицеры и генералы были к конфедератам жестче, но не заслужили и сотой доли безосновательных обвинений, впоследствии адресованных поляками Суворову. Его добродетель была зеркалом, в котором поляки не могли видеть отражение их «героев» без омерзения и ужаса. Не в силах разбить это зеркало, они до сих пор пытаются его замазать.

[144] Подробно: Богданов А.П. Опальные воеводы. М., 2008. Ч. 2. Гл. 4. С. 233–280.

[145] В это трудно поверить, но подлинные документы собраны и процитированы: Загоровский В.П. Белгородская черта. Воронеж, 1969; он же. Изюмская черта. Воронеж, 1980.

[146] Богданов А.П. В тени Великого Петра. М., 1998. Гл. 3–4; он же. Несостоявшийся император Фёдор Алексеевич. М., 2009. Гл. 4.

[147] Богданов А.П. Канцлер и генералиссимус Василий Голицын // Перекрестки эпох. Социокультурное время. Сборник трудов. М. 1997. С. 257–288.

[148] Этот вопрос бегло рассматривается в общих трудах и недостаточно основательно – в специальных статьях: Александровский Б.П. Забота Суворова о здоровье солдата // Военно-медицинский вестник. 1945. № 7–8; он же. Генералиссимус Суворов как военно-санитарный деятель // Врачебное дело. 1950. С. 557–560; и др.

[149] П 29; Д I. 476–485 (подготовка удара на Туртукай). Фактическая картина событий основательно рассмотрена: Ростунов И.И. Генералиссимус Александр Васильевич Суворов. С. 167–176.

[150] Поискам Суворова на Туртукай посвящена специальная работа: Сакович П.М. Действия Суворова в Турции в 1773 году. СПб., 1853.

[151] Д I. 489; П 32. Сказка, будто «за взятие Суворовым, без ведома и воли главного начальника, города Туртукая, отдан он был фельдмаршалом Румянцевым под суд», была рассказана в Итальянском походе самим Александром Васильевичем. «Рим, – говорил он, – меня бы казнил. Военная Коллегия поднесла доклад, в котором секретарь ее не выпустил ни одного закона на мою погибель. Но милосердие Великой меня спасает. Екатерина пишет: Le vainqueur ne doit pas etre juge, то есть: победителя судить не должно. Я опять в армии – на служении моей Спасительнице!» (Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского).

[152] Д I. 498, 500, 505, 506, 508, 510, 511, 513–516, 523, 525, 528, 529.

[153] Ср.: П 29; Д I. 531, 534, 537, 540 541. При этом генерал не допускал обычных в армии массовых заболеваний солдат. При подозрении, что двое солдат заболели чумой, он установил карантин и не дал болезни распространиться (Д I.557).

[154] Суворов не пишет, каким строем – следовательно, обычной линией. Каре, которое Суворов обычно называл, в лощине было неэффективным; атаку колонной он тоже скорее всего обозначил бы как урок применения нового строя.

[155] Д I. 582; краткие сообщения: Д I. 580, 581.

[156] Шубинский С. Жена Суворова // Исторический вестник. 1897. Т. 68. С. 7­–82.

[157] Со вспомогательными войсками и обслугой Суворов исчислял турок до 50 тысяч.

[158] Генерал-аншеф Александр Ильич Бибиков, в 1771–1774 гг. командующий русскими войсками в Польше, сменивший нелюбимого Суворовым Веймарна, с 2500 пехоты и 1500 конницы нанес сильные поражения повстанцам, но в апреле 1774 г. умер от холеры в Богульме в возрасте 44 лет.

[159] Воспоминания Суворова о борьбе с Пугачевым в Автобиографии: Д I. 2. С. 44–45.

[160] Петрушевский А.Ф. Генералиссимус князь Суворов. СПб., 1884. Т. 3. С. 222. Все цитируют этот перевод с немецкого предписания Суворова австрийскому генералу Ф. Готце от 2 сентября 1799 г. В издании документов перевод звучит иначе: «Считаю обязанностью изъявить вам благодарность за план, присланный вами ко мне … Нахожу, что план этот основан на правильных началах, именно на том, чтобы, нащупав слабейшую сторону неприятеля, напасть на него объединёнными силами и, не усложняя операции робкими усилиями к соединению окольными дорогами, стремительно двинуться вперёд, ибо только это может решить исход дела» (Д IV. 377).

[161] О назначении Суворова в Крымский корпус генерал-поручика А.А. Прозоровского и событиях конца 1776 – начала 1777 гг. в Крыму: Д II. 1–7.

[162] О действиях Суворова в Крыму и на Кубани см. специальные исследования: Сакович П.М. Исторический обзор деятельности графа Румянцева-Задунайского и его сотрудников: Прозоровского, Суворова и Бренка с 1775 по 1780 год. М., 1858; Соловьев В. А. Суворов на Кубани, 1778–1793. Краснодар, 1986.

[163] Д II. 11, 15, ср. 13, 14.

[164] Д II. 12. Румянцев разрешил это в военной сфере, а Екатерина II предоставила Суворову «полную дирекцию» в «управлении политических дел» рескриптом от 18 февраля 1778 г. – Д II. 20.

[165] Ср. рапорт Румянцеву от 5 апреля 1778 г.: Д II. 29.

[166] Д II. 210. С. 237. О замысле и строительстве Кубанской линии см.: Д II.15–17, 21, 24, 28.

[167] Этот вопрос рассмотрен: Генерал-майор медицинской службы С. Семека. Забота А.В. Суворова о здоровье солдат // А.В. Суворов. Из материалов, опубликованных в связи со 150-летием со дня смерти. М., 1951. С. 110–125.

[168] Тщательно обобщенные и осмысленные Суворовым разведданные: Д II. 13, 14, 18, 19, 22, 23, 30, 32. «Экстракт» показаний спасенных из горского плена о численности, вооружении, обычаях, экономическом состоянии и географии расселения горских племен: Российский государственный военно-исторический архив. Ф. Военно-учёный архив. Д. 208. Л. 16–17.

[169] Д II. 32–35, 37–39 и мн. др.

[170] Д II. 68, 71, 74, 77, 94, 98 и др.

[171] О борьбе Суворова с турецким флотом: Д II. 36, 44, 47–54, 57–59, 62, 63, 65, 80, 84, 85, 87–89.

[172] Гвардии полковник И. Харук. Артиллерия в походах Суворова // А.В. Суворов. Из материалов, опубликованных в связи со 150-летием со дня смерти. С. 90–99.

[173] Д II. 40, 52, 53, 59, 63, 75.

[174] «Дрожал за Ахтиар, – написал Суворов правителю канцелярии всесильного Потёмкина П.И. Турчанинову, – ибо о том от него (Румянцева) не имел ни слова. кроме тёмных эмблем, разве что по конце похвалил потому, будто я его все повеления выполнял» (Д II. 92, П. 81; ср. П. 82–83).

[175] Д II. 56, 67, 85.

[176] Подлинники приказов сохранились в одном архивном деле: Российский государственный военно-исторический архив. Ф. Военно-учёный архив. Д. 208. Л. 77–78, 323–328.

[177] Д II. 35. На Кубани, согласно рапорту Суворова Румянцеву от 6 мая 1778 г., было несколько десятков госпиталей, в которых, по его мнению, предпринимались еще недостаточно серьёзные меры по эффективному лечению и возвращению солдат в строй.

[178] Речь идёт о «Пехотном строевом уставе» 1763 г., который я упоминал в главе о «Полковом учреждении» Суворова, и «Уставе воинском и конной экзерциции» от 31 марта того же года, см: Устав Воинский. Часть первая. О конной экзерциции и о должностях при оной. СПб., 1763, 1766 и др.

[179] Уточнение в приказе по Крымскому корпусу: «Пехотные каре, соблюдая их огонь, особенно больше перекрестный артиллерийский, бьют вперёд, конница дорубает и скалывает» (Д II. 41. С. 49).

[180] Д II. 117, 118, 129, 131, 178.

[181] Д II. 129, 178.

[182] Д II. 155–157, 178.

[183] Суворов лично контролировал выполнение этих требований: Д II. 110, 111, 113, 133, 140, 143.

[184] «Стыд императорского оружия! – Писал Суворов нерадивому генералу Райзеру. – Не грозных неприятелей, но малолюдных заречных разбойников» от набегов не унять. «В бытность мою заречные в покорность входили. Благовидно я их к тому наклонял … Ускромнять их разорениями с российской стороны неприлично, но имперским великодушием … объезжая кордон», следует лично склонять племена к миру. Д II. 151. С. 176. Ср. Д II. 129 – выговор за несоблюдение предписания лично объезжать линию.

[185] См. примечания к Д II. 169 и 171.

[186] Д II. 176, 182, 185, 192, 193.

[187] Документы о выводе войск из Крыма и с Кубани: Д II. 169, 171, 173, 175, 179 180, 183, 186, 187, 191.

[188] Д II. 197, ср. 198–203.

[189] О попытках Суворова получить другое, сколько-нибудь полезное назначение: Д II. 215–216.

[190] О службе в Астрахани (1780–1781) и командовании Кубанским корпусом (1782–1784): Д II.194–272. Подробно: Ростонув И.И. Генералиссимус Суворов: Жизнь и полководческая деятельность. М., 1989. С. 230–256.

[191] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791) / В.С. Лопатин. М., 1997. № 642.

[192] Ростунов И.И. Генералиссимус А.В. Суворов. М., 1989. С. 260–261.

[193] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. М., 1992. С. 95.

[194] В классических публикациях документов и писем полководца между декабрем 1784 г. и августом 1787 г. зияет лакуна (не считая пары хозяйственных писем Суворова-помещика). Аналогичная лакуна присутствует в исследованиях о Суворове, несмотря на наличие ряда документов о его деятельности в Новороссии в архивах Днепропетровска, Одессы и Киева (библиография: Д. IV. С. 557–558).

[195] Подробно: Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. М., 1992. С. 101–116.

[196] Д II. 276. Анализа Суворовым турецких планов не сохранилось: с Потёмкиным он обсуждал перспективы войны в личном общении. Но впоследствии Александр Васильевич, составляя стратегический план на случай решительной войны с Османской империей, указал на принципиальное значение решительных действий флота для завоевания господства на море, обеспечения десантных и транспортных операций. Протяженность операционной линии, ее пересеченность большими реками, делали движение армии в направлении Стамбула и ее снабжение чрезвычайно трудными, пока на воде господствует османский флот. Это было признано русскими властями еще в 1688 г., когда правительство царевны Софьи определило стратегическое значение Крыма как главной базы будущего Черноморского флота России (Востоков А. Посольство Шакловитого к Мазепе в 1688 г. // Киевская старина. Т. 29. 1890. Апрель-июнь. С. 199–226). В войне 1877–1878 гг. господство османского флота на Черном море вынудило снабжать армию по суше, значительно замедлив ее наступление.

[197] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791) / В.С. Лопатин. М., 1997. № 782–783.

[198] Русский посол в Турции Булгаков в июле сообщал Потемкину о плане войны, составленном для турок французами, где первой целью был Кинбурн. – Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 784. Прим. 1.

[199] Боевые действия на Кинбурнской косе и Днепровском лимане описаны: Д II. 278–329; П 167–251.

[200] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 780, 781, цит. 783, 784.

[201] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. М., 1992. С. 121.

[202] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 793.

[203] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 789.

[204] П. 172. ср. рапорт: Д II. 299.

[205] По данным Суворова, ещё 2 турецких линкора находились на Дунае, 2 – в Черном море у Синопа, 2 – в проливах, 9 – в Средиземном море (Д II. 309)

[206] Сам Потёмкин гадал, пошёл он к Варне или к Очакову (Д II. 295. Прим. 4). Именно на полное бездействие флота, не только Севастопольской, но и Херсонской эскадры, Суворов особенно жаловался после Кинбунского сражения (П. 175).

[207] Ровно столько, сколько Суворов предсказал ещё 24 августа: «Где бы высадке турецкой на сухой путь не быть, верьте, что обыкновенная не превзойдёт 5000»; русской же пехоты на косе уже 1,5 тысячи «в поле» (не считая гарнизона) – более чем достаточно для победы: «мы дрались часто с варварами один против десяти» (Д II. 282). Однако полководец предусмотрительно наращивал свою группировку, доведя её до 4,5 тысяч.

[208] Подробная реляция о сражении: Д II. 316 (со списком 11 героев, захвативших вражеские знамёна). Рапорты и донесения: Д II. 317–323; П. 175. Подробнейшее личное письмо: П 194.

[209] Историки привычно не обращают внимания на то, что даже сильный и здоровый солдат не смог бы много часов подряд продолжать бой, имея сквозную рану от пули в руку, сильную кантузию «против сердца» с левой стороны груди от картечи, не пробившей мундир, и кантузию от падения с убитой ядром лошади. Дух Суворова буквально превзошел возможности тела.

[210] Свинцовые пули, соединенные свернутой при заряжании в ствол проволокой, наносили страшные раны.

[211] Почти столько же, сколько было солдат и офицеров у Суворова. В ведомости на участников сражения, кроме убитых, полководец обозначил 4267 нижних чинов, в т.ч. 84 музыканта (барабанщики и флейтисты атаковали в боевых порядках пехоты, трубачи – конницы). С учётом убитых и офицеров – примерно 4500 человек (Д II. 323. Приложение). По ведомости 4 марта 1778 г. убитых и умерших от ран в сражении было 227, выздоровевших, но негодных к строевой службе 77, на излечении находилось 38 человек (Д II. 381).

[212] То, что Потёмкин описал как доблесть, Суворов характеризовал как вредную на войне жестокость и неподчинение приказу, признавая, что не мог остановить истребление турок на косе: «хотя многие сдавались, но немилосердно убиваемы были» (Д II. 356), пока около 800 (по данным Потемкина) перераненых противников не забрались по горло в воду и генерал сумел, как описано выше, становить истребление.

[213] Барон Франсуа де Тотт (1733–1793) – французский резидент в Крыму (1767), затем военный консультант в Стамбуле. С его помощью создавалась турецкая полевая артиллерия, в пехоте был введён штык (хотя турки так и не научились ходить в штыковую атаку), изучались математика, западная фортификация и навигаторское дело.

[214] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 802.

[215] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 803.

[216] Суворов поступил проще, считая французов и прочих иноземных консультантов за турок. По его рапортам, никто из них не был взят в плен, даже в Измаиле, откуда спасся лишь один человек – турок.

[217] Письмо опубл.: Дух великого Суворова … с присовокуплением безсмертного его сочинения Тактики, или науки искусно побеждать, и переписки Суворова с разными знаменитыми особами. Российское сочинение В.С. СПб., 1808. Письма. С. 30.

[218] Потёмкин поддержал весь поданный Суворовым список отличившихся. Все герои были награждены. Солдаты и унтер-офицеры получили не по рублю и два, как полагала императрица, а по 4 руб. 25 коп. главным героям, по 2 руб. солдатам и унтер-офицерам подразделений, участвовавших в части сражения (202 человека) и по 1 р. – прибывшим к концу битвы 662-м драгунам Санкт-Петербургского полка (15 тысяч р., присланных Потёмкиным были разделены на 5242 человека). 19 солдат получили медали. К наградам были представлены и организаторы ополчения в Херсоне. – Д II. 322, 323, 336 (раздача денег), 345, 351. О награждении самого Суворова: 341, 344.

[219] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 805.

[220] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 804, 806; Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 126. Рескрипт Екатерины от 17 октября с поздравлением войскам и сообщением о торжествах в Петербурге: Д II. 421. Прим. 1.

[221] Девиз ордена Андрея Первозванного, на нём начертанный: «За веру и верность».

[222] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 813.

[223] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. М., 1992. С. 127–128.

[224] Командование Суворова в Лимане с октября 1787 по декабрь 1788 г.: Д II. 327–509.

[225] Переписка с Потёмкиным была секретной. Суворов в одном из сохранившихся писем, сетуя на дурное командование флотом, просил: «жгите тотчас эти письма», ибо в штабе светлейшего «всегда хоровод трутней» (Д II. 432). Очевидно, мы имеем лишь часть переписки, показывающую, что кадровые вопросы стояли чрезвычайно остро. Даже светлейший часто не мог их решить, ведь речь шла о привилегиях аристократии и иерархии, сложившейся в армии мирного времени на основе влияния при дворе.

[226] П 181. Ср. обсуждение казуса Репнина, его подполковника и трёх майоров в письме Потёмкину 1773 г. – П 35.

[227] Сборник военно-исторических материалов. Вып. IV. СПб., 1893. С. 217.

[228] Турки потеряли убитыми около 4500 человек из 5000 (90%); русские, считая умерших от ран и выбывших из строя по инвалидности – 304 человека из почти 4500, т. е. 6,76 %.

[229] Д II. 328, 329, 356.

[230] Стрельбы, помимо уточнения дистанций прицельной стрельбы «параболической», прямой и с рикошетом ядер (это губительное свойство ядер на ровной местности полководец требовал максимально использовать), служили дополнительной проверке пушек. Все 25 бронзовых орудий действовали исправно, а 9 чугунных пушек из 37 при испытаниях взорвались (Д II. 353). В полевой артиллерии было 34 ствола (Д II. 360). Расстановка артиллерии в Кинбурнском оборонительной районе: Д II. 388.

[231] Схемы опубл.: Д. II. С. 351, 352.

[232] Речь идёт о бое на суше; те 500-800 турок, что ушли глубоко в море, благодаря Суворову смогли спастись, хотя многие из них потом умерли от ран.

[233] Суворов сформировал и заботливо пополнял перебежчиками отряд «верных запорожцев» (Д II. 369, 371), прося Потёмкина о выделении им знамён и перначей (знаков полковничьей власти – Д II. 378)

[234] Д II. 355, 363, 364.

[235] Д II. 334, 338, 348, 350, 352, 354, 357, 362, 372, 373, 376, 384, 390, 391, 398.

[236] Д II. 330, 335, 346, 347, 365–367, 374, 377, 379, 380, 382, 397, 405.

[237] Д II. 331, 333, 337, 349, 389, 408, 409.

[238] О своём состоянии в октябре 1787 г. Суворов 1 февраля 1788 г. откровенно написал старому – ещё с прусской и польской войн – знакомцу генералу П.А. Текели: от раны в руке «беспамятство наступило и, хотя был на ногах, оно продолжалось больше месяца; реляции не мог полной написать и поныне многое не помню» (П 194). Однако подробная реляция Потёмкину была закончена и отправлена 4 октября (Д II. 316). Даже в этом состоянии Суворов исправно выполнял свой долг.

[239] Сборник военно-исторических материалов. Вып. IV. СПб., 1893. С. 200.

[240] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 807.

[241] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 129.

[242] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 132–133.

[243] Д II. 410, 411, 414, 416 и др.

[244] Суворов объяснял это спесью адмирала Войновича (Д II. 432).

[245] Д II. 433, 437.

[246] Д II. 427, 428, 431; результат боя – 434, 435. Награды артиллеристам: 444.

[247] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 140.

[248] Происхождение версий: Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 143–147.

[249] Д II. № 472, 475, 478–507, 509.

[250] Прославившийся в Семилетней войне принц Фридрих Саксен-Кобург-Заафельд (1737–1815) в 1786 г. был произведен в чин генерала от кавалерии и назначен главнокомандующим австрийскими войсками в Галиции и на Буковине. Поддерживая Россию в русско-турецкой войне (до 1790), австрийские войска под его командой в 1788 г. в Молдавии дважды разбили армию Ибрагим-Назира-паши и 16 сентября взяли крепость Хотин. После совместных побед с Суворовым при Фокшанах и Рымнике стал генерал-фельдмаршалом и занял Бухарест (1789). За победы над войсками революционный Франции под командой знакомого нам генерала Дюмурье в Нидерландах получил чин рейхсгенерал-фельдмаршала (1793). С 1794 г. до кончины – на тыловых службах.

[251] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 153–154, 157–160.

[252] К чести Потёмкина, которого горячо защищает В.С. Лопатин, следует сказать, что светлейшему было чрезвычайно трудно управлять сообществом генералов, в котором при поддержке императрицы строго соблюдалась «линия старшинства». Снять кого-то с поста, чтобы предоставить командование Суворову, было невозможно. Потёмкин отправил Суворова под командование нелюбимого Александром Васильевичем Репнина, но нашёл ему дивизию, действовавшую отдельно, которой временно командовал В.Х. Дерфельден. Генерал-поручик сразу признал старшинство Суворова и стал его верным соратником при Фокшанах, в Польше, Италии и Швейцарии. К тому же Потёмкин обещал после своего прибытия к армии эту часть «в особый корпус устроить».

[253] Действия и результаты разведки: Д II. 511–517.

[254] Точная цитата источника: Суворов «три раза просившего с ним увидеться принца Кобургского к себе не впустил. Вот черта странности; но вот его оправдание: «свидания не нужны. Я уверен, что друг мой Кобургский не согласился 6ы действовать так как я кончил. План атаки моей был не тактический. Мы 6ы всю ночь провели в прениях дипломатических, тактических, энигматических. Меня 6ы загоняли. – А неприятель решил бы наш спор. Он 6ы разбил тактиков. – Вместо того, ура! С нами Бог!!!». – Фукс Е.Б. История Суворова. С. 94–95.

[255] Из 12-ти, две так и не нашли.

[256] По словам Фукса, сопровождавшего Суворова в качестве доверенного адъютанта в кампаниях 1799 г., «князь Суворов и принц Кобургский были истинными, примерными друзьями в продолжение всей их жизни. Князь отзывался всегда об нем в самых лестных выражениях; называл его покорителем Хотина и Букареста, героем при Фокшанах, Мартинести. Он удивлялся его подвигам при Алдергофене и Неервиндене, которыми он освободил Нидерланды. Любил рассказывать, как он взял крепости: Валансиен, Конде, Камбре и Ландреси и простер завоевания свои до Гиза. Но не мог быть равнодушным, когда вспоминал, что англичане, оставив его, остановили его полет и удалились осаждать Дюнкирхен. «Вот, — кричал он, — как губят кабинетные, необдуманные планы!» Кобургский платил ему полною взаимностию чувств». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 117–118.

[257] Подробно о подразделениях, участвовавших в операции: русские силы – Д II. 526. Приложение. С. 465; русские и австрийцы в ордере баталии, 20 батальонов и 42 эскадрона с артиллерией – Criste O., K.u.K. Kriegsarchivs. Kriege under Kaiser Josef II. Vienna, 1904.

[258] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 982 и прим. 1.

[259] Д II. 526. Приложение. С. 469–470.

[260] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 986.

[261] См. диспозицию сражения при Рымнике, рапорт и подробную реляцию: Д II.534–536.

[262] Д II. 533. В личном письме светлейший высказался откровеннее: «Кобург почти караул кричит. Суворов к нему пошёл, но, если правда, что так неприятель близко, то не успеют наши прийти, хотя верно визирь не сильней Кобурга». – Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 994.

[263] В 1811 г. при переправе через эту реку утонул сын Суворова Аркадий. См.: Галенко Б.В. Семья и потомки Суворова: Биографии ближайших родственников и потомков полководца. СПб., 2002. С. 36.

[264] Полководец не просто проявил гуманизм, спасая жизни своих и турецких солдат, но сэкономил время, необходимое на добивание врага, и силы, которые пришлось бы выделить на охрану пленных.

[265] По реляции и рапорту Суворова Потёмкину (Д II. 546. С. 480; 538). По рапорту Потёмкина Екатерине II турок убито 6 тысяч (Д II. 540). Турки считали свой урон в 60 тысяч (Д II. 553), очевидно, полагаю убитыми разбежавшихся.

[266] Ведомость о числе участников битвы по подразделениям: Д II. 542.

[267] П 328. Список представленных к наградам героев Фокшан и Рымника: Д II. 559. С. 497–502. Вдобавок к наградам Потёмкин распорядился выдать всем участникам сражения из нижних чинов по рублю (Д II. 542. Прим. 2).

[268] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 1000. Эти разногласия относились к высшим политическим сферам, но не к aрмии. “Под Рымником, по одержании победы, велел он разделить все доставшееся обеим союзным армиям поровну. И по примеру двух друзей, Суворова и Кобургского, русские и австрийцы сделались братьями — одною душою». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 191.

[269] «Ей, матушка, – писал светлейший императрице, – он (Суворов) заслуживает Вашу милость и дело важное. Я думаю, что бы ему, но не придумаю: Петр Великий графами за ничто жаловал. Коли бы его (графом) с придатком Рымникский? Баталия была на сей реке». – Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 996.

[270] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 996, 999, 1000, 1003.

[271] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 1001.

[272] Суворов сразу после Рымника собирал сведения об Измаиле: Д II. 549, 551.

[273] Орден св. Георгия I класса генерал мог получить за победу в генеральном сражении или взятие первостатейной крепости.

[274] Эту просьбу Потёмкин повторил в письме канцлеру Безбородко: «Кобург пожалован фельдмаршалом за то, что Суворов его вынес на своих плечах. Уже австрийцы бежали. Я просил о нём. Честь оружия требует ознаменить его подвиг»  – Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 1003 и прим. 1.

[275] Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. № 1005, 1013.

[276] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 167.

[277] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 176. Важным кругом интересов Александра Васильевича в это время была дальняя разведка: Д. II. 560–564, 572, 574–576, 590, 607. Действия его корпуса в Молдавии (Д II. 568–570, 573, 578–589, 591–595, 601, 602, 604). Потёмкин информировал Александра Васильевича о важнейших политических событиях (Д II. 597, 605, 608, 609) и советовался с ним в стратегических вопросах (Д II. 600). Именно Суворову принц Кобург прислал условия заключённого им с турками сепаратного перемирия в сентябре 1790 г. (Д II. 599). В конце 1790 г. Суворов готовил к боевым действиям военно-морскую флотилию в Галаце на Дунае (Д II. 610, 611).

[278] Суворов его высоко почитал, ставя в развитии фортификации сразу за Юлием Цезарем (Д III. 135).

[279] Подробнейший рапорт Суворова о подготовке штурма и взятии Измаила: Д II. 637. С. 543–577.

[280] А.В. Суворов. Письма. С. 609 (комментарий В.С. Лопатина).

[281] «Князь любил в праздные часы рассказывать о прежних своих походах; но всегда кратко и отрывисто. Так, говоря о взятии Измаила, начал следующим образом: «Гордым Бог противится. Три раза посылал я требовать сдачи. Что же? Получаю от паши ответ: «Прежде переменит Дунай свое течение, прежде ниспадет небо на землю, нежели Измаил сдастся». Вдруг гордыня у наших ног. Бог наш спаситель; великая Царица на Престоле; войско победоносное. Едва успел сказать: храбрые воины! Два раза подступали наши к крепости, в третий победим со славою – и уж чудо-богатыри в крепости!» – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 90. Ср.: «Доколе Дунай не остановится в своем течении, доколе небеса не ниспадут на землю; дотоле Измаил не сдастся Русским», был ответ паши». – Фукс Е.Б. История Суворова. С. 98.

[282] Приказ, используемый в литературе почти всюду (за исключением солидных исследований Петрушевского и Ростунова), обнаружить не удалось. Лишь цитированный выше Фукс приводит его начало и концовку. Однако в «Анекдотах князя Италийского» слова Суворова звучат органично, а апокрифический текст излишне литературен. Возможно, это домысел речи Суворова к войскам на основе краткой заметки Фукса или литературный пересказ недошедшего до нас оригинала.

[283] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 197.

[284] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 216–217.

[285] Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 198–211, 215.

[286] «Перед выездом моим сюда, – писал Суворов уже в Финляндии, – осуждали в компании невежда мою дисциплину и субординацию, полагая первую в кичливости, другую – в трепете подчинённых … Не похвально тем частным особам платить так (за) мою службу!» Ничего, дописал он, успокаиваясь: «Победим гидру новыми трудами!» (Д III. 83).

[287] Явленная в представленной Суворовым смете строительных работ: Д III. 15.

[288] Сражения с турками разгорелись вновь. В конце июня 1791 г. нелюбимый Суворовым генерал Н.В. Репнин с 30 тысячной армией разгромил 80-тысячное войско великого визиря Юсуф-паши в битве при Мачине, повторив, в меньшем масштабе, подвиг Александра Васильевича при Рымнике. 11 сентября Ф.Ф. Ушаков сжег османский флот у мыса Тендра. А Суворов выступал инженером-фортификатором.

[289] О службе полководца в Финляндии: Д III.14–174; П 364–422.

[290] Д III. 30, 38, 40, 44.

[291] Д III. 33, 94, 139 и др.

[292] Д III. 88, 91 и др.

[293] Д III. 37, 38, 39 (ведомость выплат).

[294] Д III. 18, 21, 22, 25–27, 31, 32, 34, 35, 41, 73, 74, 91, 94, 96.

[295] Д III. 58, 63, 148, 155.

[296] Д III. 63, 77, 164.

[297] Д III. 36, 41, 68.

[298] Д III. 97, 99, 100.

[299] В дивизии было 8 полков и егерский корпус, т.е. около 40 тысяч солдат. Д III. 99.

[300] Д III. 177 (с таблицами численности оборонительных и наступательных войск).

[301] Суворов оказался прав. Шведы в 1808 г. широко использовали в Финляндии партизан, но против князя П.И. Багратиона, применявшего сосредоточенные силы, они не помогли.

[302] План Суворова не остался в столе – он был выполнен его лучшим учеником П.И. Багратионом в войне 1808–1809 гг. После множества неудач, постигших русскую армию под командой Бугсгевдена, а затем Кнорринга, которые ставили ближние цели (взяв Гельсингфорс и Свеаборг), князь Пётр Иванович с боями, но практически без потерь дошёл до Або. И, творчески развивая план учителя, прошествовал через Аландские острова по льду Ботнического залива до Стокгольма. После этого укрепления Суворова не понадобились – Швеция никогда больше не отваживалась воевать с Россией. См.: Богданов А.П. «Лев русской армии» [П.И.Багратион] // Чтения по истории русской культуры. М., 2000. С. 170–248.

[303] Д III. 131, 134, 141, 142, 149, 160, 171.

[304] Д III. 142, ср. 143, 152.

[305] На «возмутителей французских» в Порте указывала Суворову сама Екатерина на основе разведданных (Д III. 189).

[306] Петрушевский А.Ф. Генералиссимус князь Суворов. СПб., 1884. Т. II. С. 3.

[307] Д III. 196. С. 147–172 – огромный документ с пятью таблицами.

[308] Устроительная деятельность в Новороссии в 1792–1794 гг.: Д III.175–353; П 423–503.

[309] Д III. 185–187, 190, 192, 193, 197, 202, 214, 221, 222, 229, 230, 233, 235, 257, 277, 280, 283, 285, 287, 298 и др.

[310] Д III. 240–245, цит. 243.

[311] Д III. 251. Причины болезней были выявлены, положение в полку исправлено (Д III. 260). 16 июля 1793 г. Суворов объявил благодарность отличившимся в борьбе за улучшение здоровья солдат: Д III. 257.

[312] Д III. 182, 194, 198, 225, 263, 275, 276, 284, 293.

[313] Д III. 184, 188, 215 и др.

[314] Д III. 228, 243, 245, 253, 265, 266 и др.

[315] Д III. 234, 255, 256 и др.

[316] Д III. 199, 200, 203, 207, 209, 210, 217, 239, 251.

[317] Подробно обоснованный Суворовым план укреплений Севастополя: Д III. 209.

[318] Д III. 215, 220, 223, 224, 226.

[319] Д III. 227, ср. 231, 232, 246. Деньги задерживались и для оплаты иррегулярных частей: Д III. 236.

[320] Д III. 281, 282. С. 250–266.

[321] Ростунов И.И. Генералиссимус А.В. Суворов. С. 331.

[322] Польская кампания 1794 г.: Д III. 354–428; П 465–503.

[323] Суворов «имел счастье» вступить под его начало 10 мая 1794 г.: Д III. 317, 321.

[324] Генерал В.Х. Дерфельден рассказал об этом Фуксу во время битвы при Треббии: Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 187.

[325] Ростунов И.И. Генералиссимус А.В. Суворов. С. 333.

[326] Фукс Е.Б. История генералиссимуса, князя Италийского. С. 44–45.

[327] Он подтянул к своему маршруту войска Брацлавской губернии, присоединил отряды Буксгевдена и Моркова в Луцке (причём Морков тут же уволился по болезни), Орловский пехотный полк в Остроге (его пришлось оставить на защите Изяславской губернии), три Донских казачьих полка, надеялся добавить в Бресте бригаду Дивова (Д III. 358, 160–362, 364–368); артиллерию собирал по дороге.

[328] При штыковой атаке; как видим, строгий запрет Суворова на «нестройный крик» не распространялся на дружное «ура» в момент главного удара.

[329] Сходные рекомендации по обучению войск против турок Суворов дал Н.А. Зубову в 1788 г.: «Пугательная пальба противника больше ободряет. Крика нет, (иначе) команд не слыхать. Но команды взводных начальников весьма громогласны. Прибавьте команды: «Режь, коли, руби!» … От храброго российского гренадера не только эти неверные варвары, но и никакое войско в свете устоять может. Господь Бог вам в помощь!» (Д II. 417).

[330] Подробные реляции о сражениях при Крупчицах и Бресте Литовском: Д III. 372, 378.

[331] Ср. рапорты и подробную реляцию Румянцеву о штурме Праги: Д III. 408, 408а, 423. См. также: Орлов Н.А. Штурм Праги Суворовым в 1784 году. СПб., 1894.

[332] Дружеские переговоры с варшавским магистратом: Д III. 409, 411, 412, 425.

[333] «Забавны, – говорил князь (в Итальянском походе), – те животолюбивые скрибы, которые хотят вести войну без пролития крови. И я щадил ее, где можно было. На пути к Варшаве, с 10-тысячным корпусом, обезоружил я в Белорусских провинциях 8000 поляков на пространстве 150 миль, не пролив ни капли (крови). В Варшаве поцеловал ключи города и возблагодарил Господа, что они не окровавлены, как в Праге». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 107–108.

[334] Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 151–152. Рескрипт императрицы от 19 ноября 1794 г. звучит проще: «Господин генерал-фельдмаршал!» – начала Екатерина II поздравление полководца с победой (Д III. 440). Точно так же, подняв тост «за здоровье генерал-фельдмаршала Суворова», она объявила о пожаловании его в новый чин на торжественном обеде в Зимнем дворце. Скандал императрица и её ближайшие сотрудники предвидели, но масштабы истерики генерал-аншефов «старее Суворова» (производством в чин, а не подвигами и летами) превзошли воображение. Главные завистники – Салтыков, Репнин, Прозоровский и Долгоруков – просили увольнения от службы. «Их жёны, сёстры, дети и приятели» подливали масла в огонь при Дворе, где и так не любили Суворова. – Лопатин В.С. Потёмкин и Суворов. С. 261–262.

[335] «Князь всегда говаривал, что у него семь ран: две, полученные на войне, а пять — при Дворе, или политические. И сии пять, по его словам, были гораздо мучительнее первых». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 51.

[336] П. С. 440. Ср. также: «Был … ранен тридцать два раза: дважды на войне, десять раз дома и двадцать у Двора». – Левшин В. Собрание писем и анекдотов, относящихся до жизни князя Италийского графа А.В. Суворова Рымникского. М., 1809. С. 131.

[337] Ивашев П.Н. Из записок о Суворове / Сообщ. В.А. Соллогуб // Отечественные записки, 1841. Т. 14. № 1. Отд. 2. С. 3.

[338] Суворов, получив предписание, отбыл из Варшавы уже в конце года.

[339] В Италии, вспоминает Фукс, «Суворову сказали, что одним отрядом французских войск командует польский генерал Домбровский, сказал он: «Ах! Как я рад. Это знакомый. В польскую войну сей мальчик-красавчик попался в полон. Я его тотчас отпустил к маменьке, сказав: беги скорее домой — и мой поклон, а не то русские тотчас убьют. Как бы я хотел возобновить с ним знакомство!». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 141–142.

[340] О повседневной жизни Суворова в ссылке мы знаем из донесений его надзирателя. См., напр.: П С. 693–694.

[341] Лопатин В.С Потёмкин и Суворов. С. 268.

[342] Этот период его военной деятельности с апреля 1796 г. по март 1797 г. плохо описан историками, зато прекрасно отражен в документах: Д III. 515–613.

[343] Лопатин В.С Потёмкин и Суворов. С. 270.

[344] Прежде всего, речь идёт о пехотном уставе: Воинский устав о полевой пехотной службе 1796 г.: Полное Собрание Законов Российской Империи, с 1649 года (далее ПСЗ-I). Т. XXIV. СПб., 1830. Кавалерийские уставы были более прогрессивными и содержали в себе немало идей Суворова: Устав коннаго полка. О службе кавалерийской. СПб., 1797 (Правила о службе кавалерийской от 29.11.1796. ПСЗ-1. Т. 24. № 17.589); Воинский Устав о полевой кавалерийской службе. СПб., 1796, 1799 (от 29.11.1796: ПСЗ-1. Т. 24, № 17.590); Воинский устав о полевой гусарской службе. М., 1797 (также изд. СПб., Смоленск).

[345] Воинский устав о полевой пехотной службе 1796 г. Ч. 12. Гл. XXV-XXVI.

[346] Среди автографов Суворова «Науки побеждать» нет. Это – запись его хорошо отработанных рекомендаций командирам, сделанная одним из офицеров и распространявшаяся в списках. Насколько текст «Науки побеждать» был авторизован – большой вопрос. Но то, что в нем звучит живая речь Суворова – несомненно при сравнении с его сочинениями, дошедшими в автографах.

[347] П С. 397–400; «Наука побеждать». СПб., 1806; 1809; 1811; 1913; М., 1987; 2011; и мн. др.

^[348] «Знал он, – вспоминает Фукс, – что солдат не любит в начальнике своем пышности; и потому, соображаясь с сим, жил и он солдатом. Враг роскоши, обедал по-солдатски рано, хлебал солдатские щи и кашицу. Сие единообразие жизни с жизнию солдат сближало его с их сердцами; и они видели в нем Героя, Начальника, отца и первого своего брата – солдата. Сие поддерживал он и своею одеждою. Кроме торжественных праздничных дней, когда он украшал себя знаками отличия, был он всегда одет в простой солдатской куртке и тогда не требовал никаких почестей. Но величайшее искусство его было в разговоре со своими чудо-богатырями. Тут был он неподражаем. В их вкусе, в их слоге, в их языке беседовал он с ними. Опыты долговременной его с нижних чинов службы познакомили его с кругом их познаний и понятий, и каждое его слово и изречение были к тому приспособлены, как-то доказывают: его приказы, разговор с солдатами, словесное поучение солдатам и многие другие, которые они вытверживали наизусть и передавали товарищам». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 190.

[349] Батальон делился в строю на 4 дивизиона, дивизион на 4 плутонга (линии, взвода); два плутонга составляли полудивизион.

[350] Прямое и обоснованное отрицание залпа, который обожали во всех регулярных армиях того времени, особенно в прусской и австрийской, должно было встретить полнейшее неприятие у нового императора Павла I. «Против неприятеля не годится» – приговор Суворова касался фундамента современной ему военной системы. 

[351] В П С. 397: «Развод приходит в Главную квартиру, на рассвете выходит на площадь, где в присутствии фельдмаршала (Суворова) производит маневры с пальбой пушечной и ружейной, атакуя попеременно конница пехоту, а пехота конницу. Потом штаб-офицер того полка, чей развод, командует …».

[352] Первоначально офицеры думали, что Суворов имеет в виду Матушку-императрицу, но это его обращение осталось и при Павле I …

[353] Подробно обо всех обстоятельствах опалы: Мартьянов П.К. Суворов в ссылке // Исторический вестник. 1884. Т. 18. № 10. С. 144–166; Петрушевский А.Ф. Князь Суворов в опале (1797–1798) // Вестник Европы. 1884. С. 5–29.

[354] Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота. СПб., 1865. Т. 2. Стихотворения. Часть II. С. 28–38.

[355] Александр Васильевич, относясь к Фёдору Федоровичу с постоянным уважением, был уверен, что флот окажет существенную поддержку наземным операциям (П 594 и др.). Действия Ушакова вызывали у Суворова искренний восторг. Когда было получено известие о взятии флотом Корфу 19 февраля 1799 г., фельдмаршал воскликнул: «Великий Петр наш жив! Что он, по разбитии в 1714 году шведского флота при Аландских островах, произнес, а именно: Природа произвела Россию только одну: она соперницы не имеет! – то и теперь мы видим. Ура! Русскому флоту! Генрих IV написал знаменитому Криллону: Повесься, храбрый Криллон; мы победили при Арке! А тебя там не было! Я теперь говорю самому себе: «Зачем не был я при Корфу, хотя мичманом?». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 64.

[356] Еще в октябре 1796 г. Суворов писал князю А.И. Горчакову: «О, как шагает этот юный Бонапарт! Он герой, он чудо-богатырь, он колдун! Он побеждает и природу и людей. Он обошел Альпы, как будто их и не было вовсе. Он спрятал в карман грозные их вершины, а войско свое затаил в правом рукаве своего мундира. Казалось, что неприятель тогда только замечал его солдат, когда он их устремлял, словно Юпитер свою молнию, сея всюду страх и поражая рассеянные толпы австрийцев и пьемонтцев. О, как он шагает! Лишь только вступил на путь военачальства, как уж он разрубил Гордиев узел тактики. Не заботясь о числе, он везде нападает на неприятеля и разбивает его начисто. Ему ведома неодолимая сила натиска – более не надобно. Сопротивники его будут упорствовать в вялой своей тактике, подчиненной перьям кабинетным, а у него военный совет в голове. В действиях свободен он как воздух, которым дышит. Он движет полки свои, бьется и побеждает по воле своей! … Вот мое заключение: пока генерал Бонапарт будет сохранять присутствие духа, он будет победителем. Великие таланты военные достались ему в удел. Но ежели, на несчастье свое, бросится он в вихрь политический, ежели изменит единству мысли, – он погибнет» (П 546).

[357] Действия Суворова от назначения командующим до похода в Италию: Д IV. 1–40. Подробно: Милютин Д.А. История войны 1799 года между Россией и Францией в царствование императора Павла I. Т. 1. СПб., 1852.

[358] Самоубийственную встречу атаки неприятельской кавалерии в застывшем на месте строю допускал даже Павел I в кавалерийском уставе 1797 г. Источником заблуждения оставалось ошибочное представление об эффективности залпового огня против быстро приближающегося неприятеля.

[359] Подробные инструкции Суворова австрийским войскам: Д IV. 16, 18–25.

[360] Нет смысла подчеркивать, что равнение производилось вперёд. В пехоте и кавалерии только подтягивание отставших к первым позволяло равняться быстро, буквально на ходу.

[361] Помимо монографических исследований, указанных во Введении, для понимания событий важна статья: Бескровный Л.Г. Итальянский и швейцарский походы А. В. Суворова // Военно-исторический журнал, 1974. № 8. С. 98–103.

[362] Имеется в виду Карл Эммануил IV, король Сардинии, герцог Савойи и князь Пьемонта, законный правитель Ниццы и Генуи, чьи права были нарушены завоеваниями французов. Суворов призвал северных итальянцев повиноваться собственному монарху, но отнюдь не императорам-союзникам.

[363] По закону королевства Сардинии и Пьемонта для военного времени. В русском законодательстве даже в военное время смертная казнь отсутствовала, но применение русского, равно как и предусматривавшего смертную казнь австрийского закона на чужой территории Суворов считал неприемлемым.

[364] Суворов справедливо оценил Веронское дело. По рассказу Фукса, «однажды князь Багратион и маркиз Шаттелер вошли со мною к фельдмаршалу. Мы нашли его в глубоком размышлении. Пред ним лежали: план Веронскому делу под предводительством Края, его реляция и карта. Вдруг прерывает он свое молчание и, глядя на карту, начинает делать следующие замечания: «Позиция, занятая Шерером, показывает школьника. Что посредственного и трусливого военачальника приводит в замешательство, то отважному и опытному доставляет случай показать свой гений во всем пространстве. Если он слабее неприятеля, то никогда не должно не доставать в нем средств скрывать свою слабость; если он сильнее, то старается обойти, окружить его и преградить ему всякое отступление. Но для сего нужно иметь подробные сведения о местности, знать все тропинки, возвышенности, проходы и проч. Правил для сего нет. Это дело обстоятельств, минуты; это дает гению опытность. Ни того, ни другого в Шерере нет. Взгляните на план и на карту: как можно на таком тесном местоположении сосредоточить до 18000 войска? Я лишь взглянул и поздравил друга моего Края с победою (выделено мной. – А.Б.). Он, как герой, маневрировал, бросил всю свою силу на левый фланг, проникнул (т.е. пробил. – А.Б.) оный, привел в замешательство французские линии, преследовал канонадою и кавалериею тревожил бегущего неприятеля. Но вдруг нечистый дух шепнул: Унтеркунфт (привал, ночлег)! — и погоня остановилась. Зачем с инфантериею не гнаться по теплым следам до Изола-де-ла-Скала? Там в беспорядке, в страхе, изнуренная маршами и разбитая армия с главнокомандующим и со всем Главным штабом была бы в руках победителей. Но Унтеркунфт велел преждевременно оставить поле сражения и запретил воспользоваться победою, которая решила бы судьбу Италии. Простите; я в бреду не кончу. Но оставим зады, а примемся за свое». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 174–176.

[365] Князь Петр Иванович, в качестве премьер-майора Софийского полка карабинер отличившийся на глазах Суворова в Польской кампании 1794 г., рассказал своему адьютанту Я.М. Старкову (тоже участнику Итальянского похода), что на совете генералов сам вызвался в авангард (Старков Я.М. Рассказы старого воина о Суворове. С. 107–112). Оправдав доверие Суворова, Багратион весь Итальянский и Швейцарский поход был впереди, на острие главного удара, и последним покинул Швейцарию, возглавив арьергард. Согласно документам Суворова и Журналу боевых действий русской армии (который вел Е.Б. Фукс), Багратион действительно стал знаменем русской армии в кампаниях 1799 г.

[366] Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. I. С. 259–260; ср. С. 305–306, 309.

[367] «О Шерере за обедом у фельдмаршала рассказывали, что по прибытии его в итальянскую армию главнокомандующим, на первом смотру армии в Мантуе, поднимал он сам головы солдат, оправлял шляпы и заметил тотчас недостающую на мундире пуговицу. Суворов на сие сказал: «Ну, теперь я его знаю. Такой экзерцирмейстер не увидит, когда его неприятель окружит и разобьет». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 176.

[368] Фукс Е. Анекдоты князя Италийского. С. 45. Побив славного генерала второй раз, при Нови, Суворов довольно воскликнул: «Велик Бог Русский! — Я победил Моро!» (Там же. С. 84). «Суворов, по великости своего духа, чтил отличные достоинства своего противника, и говаривал нередко: Горжусь, что имею дело со славным человеком. Он, зная быстрый полет северного нашего Героя, истощевал все свое искусство, чтобы спасать остатки французской армии ретирадами; почему Суворов и называл его Генералом славных ретирад». – Фукс Е.Б. История генералиссимуса, князя Италисского … С. 63–64.

^[369] Суворов его заслуженно презирал. «И такой-то распутного поведения, без всякой нравственности человек, – передает отношение командующего Фукс, – должен был … побеждать железного Суворова, иметь под своим начальством дивизионным генералом Моро, которой сделался бессмертным своею ретирадой и спас Республику. Начальствование его, начинаясь от пределов Тирольских, простиралось до пролива Сицилийского; пространство земли, которое может только редкий и единственный обнять гений! Мы увидим его на сцене, увидим его падение. Он принужденным найдется оставить армию, к нему доверенности не имевшую, и сдать оную Моро, которого застанет Суворов своим соперником». – Фукс Е.Б. История генералиссимуса, князя Италийского … С. 62.

[370] Подробный доклад Павлу I о сражении на Адде и взятии Милана см.: Д IV. 52.

[371] О нём лестно вспоминает Фукс, описывая занятия Александра Васильевича в походе: «Где же Суворов? Он в своем кабинете ... Там диктует он диспозицию к сражению, взвешивает в уме своем силы неприятельские, назначает позиции своим войскам, предписывает им действия новые, чертит сам планы, или поправляет ошибки искуснейших своих генерал-квартирмейстеров, Шателера и Цаха, которые за то не сердятся, но изумляются и благодарят его». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. V.

[372] Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. 1. С. 305–306.

[373] Д IV. 118–122, 128–130, 132, 134, 135.

^[374]  «Нежность в обращении генералиссимуса с пленными генералами была примерная, – вспоминает Фукс. – Возвращая генерала Серрюрье, нынешнего маршала Франции, из плена в Париж, наговорил он ему множество вежливостей. Тот, описывая в журналах свое с генералиссимусом в Милане свидание, отзывался о нём с восторгом». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 103, цит. С. 25; он же. История генералиссимуса, князя Италийского. С. 67.

[375] «Когда генерал Серюрье просил пленному своему войску пощады и снисхождения, то Суворов отвечал ему: «Эта черта делает честь вашему сердцу; но вы лучше меня знаете, что народ в революции есть лютое чудовище, которое должно укрощать оковами. Однако победы, оружием приобретенные, оканчиваются милосердием. По взятии Варшавы прочитал я депутатам города стихи из Ломоносова, отца русской нашей поэзии:
Великодушный лев злодея низвергает,
Но хищный волк его лежащего терзает...
Велел пересказать сии стихи по-французски и ушел. Серюрье воскрикнул: «Quel homme! Какой человек!» – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 179.

[376] Указания Суворова казачьим войскам о правилах ведения боя с французами: Д IV. 190.

[377] Ганнибал служил образцом Наполеону, тогда как Суворов предпочитал Гая Юлия Цезаря. Обращение к опыту Ганнибала при Треббии было ситуативным. После победы в жесточайшем сражении Суворов, «обозрев всю Италию, преселился мысленно в древнюю эпоху Ганнибала и воскликнул: «Зачем не пошел Ганнибал после такой победы прямо в Рим?» – Может быть, ответствовал искусный австрийский генерал-квартирмейстер Цаг, был в Карфагене такой же Гофкригсрат, как и у нас в Вене». – Фукс Е.Б. История генералиссимуса, князя Италийского. С. 74, ср. 159.

[378] Д IV. 192 – наставление Суворова союзным войскам перед сражением от 6 июня, разосланное в полки 7 июня вместе с диспозицией и схемой боевого порядка (Д IV. 193, 194).

[379] Д IV. 215 – подробная реляция Суворова Павлу I; ср. Д IV. 197.

[380] Подробно: Старков Я.М. Рассказы старого воина о Суворове. С. 131–138; Милютин Д.А. История войны 1799 года… Т. 1. С. 543–548: Преснухин М.А. Битва на Треббии. Три дня А.В. Суворова. М., 2001.

[381] Милютин Д.А. История войны 1799 года… Т. I. С. 545.

[382] Подробно: Милютин Д.А. История войны 1799 года… Т. 1. С. 590–594 и сл.

[383] В Италии Суворов не только писал о Париже как главной цели кампании в документах, но весьма красноречиво говорил об этом с русскими и союзными генералами: «Париж, твердил он мне непрестанно, есть средоточие, к которому должны стремиться, стекаться все наши усилия. Дотоле нет безопасности, нет спокойствия народам. Миллионноглавая Гидра революции будет всегда изливать свой яд; в противном случае не для чего предпринимать и войны: к сей цели устремленная будет она жесточайшая, но и последняя». «Князь не хотел никогда иметь под ружьем более ста тысяч войска. Он почитал сие достаточным для вторжения в Париж». – Фукс Е.Б. История генералиссимуса, князя Италийского. С. 29–30, ср. с. 36, 46–47, 137; он же. Анекдоты князя Италийского. С. 63.

[384] Д IV. 272. Перевод цит по: Богданович М.И. Походы Суворова в Италии и Швейцарии. СПб, 1846. Приложение 4.

[385] Милютин Д.А. История войны 1799 года… Т. II. СПб., 1857. С. 22–26.

[386] Противник «решился учинить на наши войска сильное нападение, – сообщил Павлу I Суворов, – но от меня приказано уже было предускорить это … нашей атакой и, подаваясь мало-помалу назад, завлечь его в открытое поле. Для вящего споспешествования этим нашим предположениям оставили мы 2 августа город Нови» (Д IV. 329. С. 272).

[387] Это, как указал Суворов, преувеличение. Подобно туркам, французы посчитали убитыми своих дезертиров.

[388] Милютин Д.А. История войны 1799 года… Т. II. СПб., 1857. С. 42 (подсчёт русских сил: с. 32–34). Позднейший историк, ссылаясь только на Милютина, взял откуда-то цифру 35,5 тысяч (Ростунов И.И. Генералиссимус Александр Васильевич Суворов: Жизнь и полководческая деятельность. М., 1989. С. 421). В интернете столь же безосновательно бытуют цифры 38 тысяч французов и 44 тысяч союзников.

[389] Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. II. СПб., 1857. С. 95.

[390] Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. II. С. 62.

[391] «Разговорились за обедом (в Итальянском походе 1799 г.) о трудностях узнавать людей. «Да, правда, — сказал князь Александр Васильевич, – только Петру Великому предоставлена была великая тайна выбирать людей: взглянул на солдата Румянцева, и он (уже) офицер, посол, вельможа; а тот за сие отблагодарил России сыном своим, Задунайским. Мои мысли: вывеска дураков — гордость; людей посредственного ума — подлость; а человека истинных достоинств — возвышенность чувств, прикрытая скромностью». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 16.

[392] Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. II. СПб., 1857. С. 108–109, 147.

[393] Подсчёт Суворова. По подсчёту лучшего историка Итальянского похода, Моро, Шампионе и Тюрро имели вместе 51 тысячу. – Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. II. С. 84.

[394] Учтя убыль трех батальонов корпуса Розенберга, отправленных во флот, и прибавив австрийскую бригаду Ауфенберга. – Д IV. 373.

[395] Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 67–68.

[396] Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 179.

[397] Д IV.520; П 684; Фукс Е.Б. История генералиссимуса, князя Италийского. С. 35.

[398] Д IV. 384, 386 (диспозиции к атаке Сен-Готарда от 10 и 12 сентября), 400 (подробная реляция Павлу I о походе в Швейцарию от 3 октября).

^[399] О препятствиях, которые преодолевали войска Суворова, см.: Драгунов Г.П. Чёртов мост. По следам Суворова в Швейцарии. М., 1995.

[400] Старков Я.М. Рассказы старого воина о Суворове. М., 1847. С. 212–218.

[401] О выходе армии из окружения: Д IV. 400, 520.

[402] В штабе Суворова хорошо знали, что под кровавой властью Массена Швейцария была разорена поборами, устрашена смертными казнями; «везде царствовал страх и ужас, и ни один швейцарец не смел говорить о бедствиях и страданиях своего отечества». «О корыстолюбии Массены говорил он (Суворов): «Ужели не вспомнит он, что в тесном гробе его не поместятся все заграбленные им и кровью обагренные миллионы»? – Фукс Е.Б. История генералиссимуся, князя Италийского. С. 130; он же. Анекдоты князя Италийского. С 191.

[403] Суворов заметно выделял храброго, предприимчивого и честного венецианца русской службы Егора Гавриловича Цукато среди героев Итальянского и Швейцарского походов: Д. IV. 269, 299, 329, 351, 400.

[404] Д IV. 400. См. также: Журнал военных действий отряда князя П.И. Багратиона. (С 9 апреля по 28 сентября 1799 г.). СПб., 1903.

[405] Видимо, трофейный – в армии французов не было единорогов.

[406] Д IV. 413, 452, 453, 462–464, 518.

[407] «Узнав также, что генерал Лекурб (Фукс путает двух генералов со сходной фамилией. – А.Б.) был женат, вручил он (Суворов) ему при отпуске его из плена на Альпийских горах цветок, прося его поднесть оный, от имени его, супруге своей. Цветок давно увял; но чувство благодарности за таковое внимание в благородном сердце не стареет и не истлевает. Лекурб показывал в 1813 году (так в тексте, правильно – 1814. – А.Б.) оный, как нечто священное, генерал-майору Ф.Ф. Шуберту, бывшему при армии нашей во Франции полковником по квартирмейстерской части». – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 25.

[408] Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 140.

[409] Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. I. Ч. I. Гл. VII; Ч. III. Гл. XXIX; Ч. IV. Гл. XXXVIII; Т. II. Ч. 7. Гл. LXVIII.

[410] Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. II. Ч. 7. Гл. LXII–LXVI.

[411] Петрушевский А.Ф. Генералиссимус князь Суворов. СПб., 1884. Т. III. Гл. 35.

[412] Наполеон Бонапарт. Избранные произведения. Египетский поход. М., 1956.

[413] Тарле Е.В. Наполеон. (Любое издание). Гл. III.

[414] Талейран Ш.-М. Мемуары. М., 1959. Гл. 2.

[415] Тарле Е.В. Наполеон. Гл. 3.

[416] По списочному составу, согласно составленным Суворовым строевым рапортам, перед Швейцарским походом в его армии состояло 879 штаб- и обер-офицеров и 24992 нижних чина, после похода – 860 офицеров и 23165 нижних чинов, т.е. потери за 16 дней похода (с учетом тех, кого не успели исключить из списков) составили 27 офицеров и 1536 нижних чинов. Полки представили рапорты об убыли 30 офицеров и 1577 нижних чинов. Однако в строю (за вычетом раненых и больных) перед походом было 706 офицеров и 20580 нижних чинов, после похода – 575 офицеров и 15479 нижних чинов. Часть войск и нестроевые, напомню, были отправлены в Австрию в обход гор. По подсчетам Милютина, сравнившего общие и полковые рапорты, наличное число людей уменьшилось на 131 офицера и 5010 нижних чинов; 112 офицеров и 3508 солдат оказались вне строя (раненые и больные); 5 офицеров и 216 рядовых попали в плен. – Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. III. Приложение 111 к Ч. VI. С. 521–526. По изд. 1853 г.: Т. 4. С. 330–337.

[417] В заметках Суворова численности войск не указано – она была слишком хорошо ему известна. Цифры приведены: Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. II. Ч. 6. Гл. LVIII. Табл. 86.

[418] В последующих документах Суворов объяснил причину своих сомнений. Эрцгерцог Карл не давал ответа, какими силами он поддержит наступление русских; по разведданными, эти силы были незначительны. Австрийцы не желали тратиться даже на снабжение армии Суворова и ссылались на то, что корпус Римского-Корсакова находился на содержании англичан. Всё говорило о том, что австрийцы желают окончательно вымотать русских, стоя за их спиной и ожидая случая или воспользоваться их победой, или просто ослабить французов. См.: Д IV. 411, 418, 419, 430, 431.

[419] Суворов и здесь не пошел против правды. Оценив свою армию и корпус Римского-Корсакова равными цифрами в 10 тысяч, он имел в виду «10000 пехоты, как конница здесь малодействующа» (пояснение в донесениях Павлу I от 3 и 9 октября: Д IV. 401, 411). Австрийские войска он посчитал в 18 тысяч с гарнизонами, а французов – со всеми отрядами, которые Массена мог стянуть в район Винтертура (до 40 тысяч), учтя и общее число их солдат в Швейцарии. Состав суворовской армии на 8 октября: Д IV. 409.

[420] 3 октября Суворов продублировал это предупреждение Ростопчину, с приложением документов, через представителя Павла I в Вене С.А. Колычева (Д IV. 403).

[421] Письма Его Императорского Величества Государя Императора Павла 1 к Суворову // Северный Архив. 1823. Ч. VIII (письма от 4 и 25 августа, 5 и 29 октября, 3 и 8 ноября 1799 г. и 29 февраля 1800 г.); Два письма графа Ф. В. Растопчина к Суворову // Русский Вестник. 1842. Т. V. № 1 (письма от 29 октября и 23 ноября 1799 г.); Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. III. Приложение 173 к Ч. VI. С. 557–558.

[422] Милютин Д.А. История войны 1799 года …Т. III. Приложение 114 к Ч. VI. С. 526–527.

[423] Подвиги Российской армии под предводительством Суворова // Политический журнал. М., Университетская тип., 1799. Ч. 4. Кн. 2 (ноябрь); Возведение генерал-фельдмаршала Суворова в высшую ступень генералиссимуса над всеми российскими войсками и о награждении всех рядовых армии, предводительствуемой Суворовым // Там же. 1799. Ч. 4. Кн. 3 (декабрь); Высочайший указ, данный Сенату о пожаловании Суворову княжеского достоинства // Русская старина. 1873. Т. 7; Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. III. Приложение 115 к Ч. VI. С. 527 (награды генералам и штаб-офицерам, а также «всем нижним чинам по 2 р. сер. на человека»; при этом князю П.И. Багратиону, вместо ордена, выдано 25 тысяч р., а подполковник Цукато «произведен прямо в генерал-майоры»).

[424] Рескрипт от 29 октября 1799 г.: Прибавления к Санкт-Петербургским ведомостям. 1799. № 87.

[425] Д IV. 413, 414; ср. 447, 452, 453, 462–464.

[426] См.: Д IV. 416, 434, 435, 439, 450, 451, 461, 463, 466, 484, 485, 487, 494, подробный план и откровенные оценки для себя: 467, 473, 474, 486, 487.

[427] Д IV. 451; П 660. Выделено мной. – А.Б.

[428] Из письма Клинтона в Лондон: Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 10.

[429] Д IV. 488; П 669. Выделено мной. – А.Б.

[430] Д IV. 419. Отказ Суворова от встречи: Д IV. 417. Переписка с эрцгерцогом и по поводу отношений с эрцгерцогом: Д IV. 419, 422. 423, 427, 428, 431, 434, 435, 437, 438.

[431] Д IV. 441. В прим. к изданию писем указано, что «Объявление Суворова в ведомостях по всей Германии в рассуждении лживого показания Массены» было напечатано: «Из главной квартиры в Аугсбурге 10/21 ноября 1799 г.» (П. 659. С. 739).

[432] Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. II. Ч. 8. Гл. LXX. С. 464, 467.

[433] Крепость Кунео в Пьемонте обороняли 3000 французов; она была взята измором.

[434] Ср. с мнением участников войны 1805 г. в окружении князя П.И. Багратиона: «Если бы не было зависти, злобы и глупейших распоряжений эгоиста барона Тугута, с его гофкригсратом, в 1799 году, явно враждебных истине и пользе: то Франция пала бы от меча великого Суворова, так же как и Польша в 1794 году; и Наполеон, с потоками человеческой крови, пролитой им в Европе, едва ли бы существовал». – Старков Я.М. Рассказы старого воина о Суворове. С.281.

[435] Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. II. Ч. 8. Гл. LXX. С. 477.

[436] Обзор переговоров: Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. II. Ч. 8. Гл. LXX–LXXI. Детали хорошо освещены в переписке Суворова.

[437] Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. II. Ч. 8. Гл. LXXI. С. 480–483.

[438] Пленные вернулись в Россию в конце 1801 г., уже при Александре I.

[439] В 1805 г., снова собирая с русских дань кровью, «союзная» Австрия выдвинула претензии, что за снабжение в 1799 г. русские не полностью расплатились.

[440] Письма Суворова о болезни: Д IV. 513–517, 519, ср. 521.

[441] Богданов А.П. Сказание о Волконских князьях. М., 1989; он же. Летописец русского воеводы XVII века // Прометей. Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей». М. 1990. Т. 16. С. 100–110; он же. Житие князей Волконских // Наука и религия. 1995. № 12. С. 7–11; 1996. № 1. С. 8–12.

[442] Наиболее взвешенно об отношениях Павла I и Суворова в конце его жизни рассказывает замечательный специалист: Лопатин В.С. Суворов. М., 2012. С. 408–416.

[443] Милютин Д.А. История войны 1799 года … Т. II. Ч. 8. Гл. LXXII. С. 492, 494–500.

[444] Старков Я.М. Рассказы старого воина о Суворове. С. 271.

[445] Там же. С. 272.

[446] О рождении этой эпитафии в Австрии, на пути генералиссимуса в Россию, рассказал начальник штаба Суворова Фукс: «В городе Нейтитчене завещал мне князь у гробницы (австрийского генералиссимуса) Лаудона, сделать на своей надпись: Здесь лежит Суворов. Беседовал он много о смерти и эпитафиях; также, что он желал бы положить кости свои в Отечестве. «Не помнишь ли, – обратясь ко мне, спросил, – какой памятник был воздвигнут Еврипиду?» К счастью, читал я о том недавно и начал: «Царь Македонский, Архелай, воздвигнул Еврипиду памятник, с надписью: Никогда память твоя, Еврипид, не угаснет. Но блистательнейший кенотав в Афинах был сей: Вся Греция памятник Еврипиду. Земля Македонская покрывает только его кости». Он произнес: «Спасибо тебе, что ты помнишь. Еврипид был в мире один, и памятник ему – единственный!» – Фукс Е.Б. Анекдоты князя Италийского. С. 9–10.

[447] В дальнейшем его отношение к пленным стало более гибким. Небольшая часть поляков после второй польской компании Суворова осталась в плену. В Итальянском походе он французских солдат не отпускал, если их было кому передать (австрийцы охотно принимали пленных). В Швейцарском походе Суворов вел пленных с собой, оставляя в населенных пунктах только раненых французов, которые не могли перенести трудного пути.

[448] При Фокшанах (против 30 тыс. турок, из которых убито 1500) у 7 тыс. русских было 15 убитых и 70 раненых (из них лишь 7 тяжело), у 18 тыс. австрийцев до 400 убитых и раненых. При Рымнике (90 тыс. турок, 5 тыс. убитых) из 7042 русских 45 убитых, 29 тяжело и 104 легко раненых, у австрийцев чуть больше.

[449] Суворова никак нельзя упрекнуть в том, что он не предвидел для него немыслимое – проигрыш Россией Крымской войны и его невероятное следствие – почти полное отсутствие у России в 1877–1878 гг. Черноморского флота.

[450] Он сознался в этом и почти прямо. В письме Талейрану из Египта Наполеон писал: «Никогда не победят Суворова, пока не поймут его особого способа воевать!» Как показали дальнейшие действия и высказывания Наполеона, он сам так и не понял, как Суворову удавалось всех побеждать. Следовательно, согласно своей же формуле, при встрече с Суворовым Бонапарт проиграл бы ему.

[451] Автор этой книги – атеист. Но как учёный я не могу не оценить роль православной культуры. Этого требует совесть. Хотя русская совесть тоже в родстве с православием.

[452] В сражении при Адде дивизионный генерал (будущий маршал Франции) Серюрье «сражался с беспримерным мужеством и отчаянным упорством; но должен был отдаться в полон. Фельдмаршал принял его с приличною вежливостью. Гром противоборствующему врагу, луч солнца побежденному … правило жизни Суворова. Когда Серрюрье сделал ему свое примечание, что нападение на него учиненное было, в рассуждении слишком малого числа войск, несколько отважное, то оригинал российский ответствовал: «Что делать? Мы россияне без правил, без тактики; вот я еще один из лучших (тут повернулся и запрыгал он на одной ноге); вы видите, какой я чудак. Между тем мы били поляков, шведов, турок, а теперь...» – Он остановился и отдал ему шпагу, сказав: «Вы всегда были ее достойны». При прощании спросил его князь Александр Васильевич: Куда вы теперь едете? – В Париж, – ответствовал Серрюрье. – Тем лучше, вскоре надеюсь я с вами там увидеться. – Сего я всегда ожидал, – был ответ тонкого француза». – Фукс Е.Б. История генералиссимуса, князя Италийского. С. 66–67.

[453] Классический пример: летописные своды противоборствовавших великих княжеств Древней Руси, упорно призывавшие к единству князей в защите Руси, в то время, когда все они непрерывно враждовали и без колебаний использовали иноземцев в качестве союзников. Давно отмечено, что мотивация, которую считали единственно верной духовные лица, составлявшие летописные своды, в реальной политике князей и бояр отсутствовала, даже во время нашествия такого страшного врага, как монголо-татары. Тем не менее, в русской культуре и наших взглядах на Древнюю Русь превалирует именно она.

[454] Здесь нельзя не вспомнить, как всесильный Г.А. Потёмкин отправил своего племянника к казакам служить «с низов», как представители знатнейших родов (князья Волконские, например) интриговали, чтобы послать своих молодых отпрысков на самые опасные и трудные участки фронта. Идеи, которые ярко представил нам Суворов, были во многом близки дворянскому обществу его времени, причем не только его интеллектуальной элите.

---

Дата добавления: 2022-01-22; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!