Приложение I. Палийский канон 22 страница



Я представляю себе, как подавленный Пасенади понуро сидит в седле своей лошади. Его служанка плетется рядом. Когда они переходят из Сакья в Маллу, сезон дождей еще не наступил: беспощадно палит жаркое солнце, кругом жужжат мухи, горячие ветры швыряют пыль Северного пути в их потные лица. Без своего меча, тюрбана, веера, зонтика и сандалий Пасенади – просто усталый старик, отправившийся в долгое путешествие в худшее время года. Готовность Пасенади отдать себя на милость своего племянника, царя Магадхи Аджатасатту, явственно свидетельствует об отчаянии свергнутого монарха. Узнав, что Аджатасатту уморил голодом ее мужа Бимбисару, Дэви, бывшая царица и сестра Пасенади, обезумела и умерла от горя. В отместку за ее смерть Пасенади начал войну против Аджатасатту, чтобы вернуть себе стратегически важные деревни вблизи Баранаси на северном берегу Ганга, которые были отданы Бимбисаре как часть приданого Дэви. Ни одна сторона, однако, не смогла одержать безоговорочную победу. В знак примирения Пасенади вынужден был отдать свою любимую дочь Ваджири в жены человеку, который был виновником смерти его сестры. Пасенади был одинок. Маллика, его первая царица и мать Ваджири, умерла за несколько лет до этого. У него не было другого выхода, кроме как доверить свое будущее человеку, о котором, судя по сохранившимся свидетельствам, едва ли можно сказать, что он заботился о своих пожилых родственниках. Единственным лучом света была возможность повидаться с любимой дочкой. Только она могла уговорить Аджатасатту сжалиться над ним.

Переправившись через Ганг, Пасенади должен был двигаться по дороге, которую создал Бимбисара, чтобы соединить порт Патали со столицей Раджагахой. Ночью он достиг города. Врата были закрыты и стражники отказались впустить этого взъерошенного старика, который утверждал, что был отцом царицы. Измотанный долгим странствием, Пасенади поселился в гостинице вне городских стен. Следующим утром служанка нашла его мертвым. Узнав об этом, Аджатасатту настоял на том, что сам организует похороны своего дяди и тестя. И они были проведены с большим размахом и почестями, которые приличествовали памяти такого великого правителя, как царь Косалы Пасенади.

 

 

Боги и демоны

 

МОЙ ДРУГ ФРЕД ВАРЛИ умер в конце апреля или в начале мая 1975 года; однако никто не знает причин этого и не видел его свидетельства о смерти. Он был рослым двадцатипятилетним парнем из Ланкашира, с которым я болтал и смеялся в кафе «У Ачалы» в Маклеод Гандж всего лишь за неделю до его смерти. На следующий день с первыми лучами солнца я и еще один монах, которого звали Кевин Ригби, шли молча через лес к швейцарской клинике, комплексу опрятных зданий на крутом склоне между Форсайт Гандж и Маклеод Гандж. Даже в этот ранний час предмуссонная жара была невыносимой. Беспокойный и возбужденный молодой врач указал нам на неосвещенное складское помещение с жестяной крышей, где под грязной простыней тело Фреда лежало на простой индийской веревочной койке. Гленн Маллин поднял простыню, и мерзкое зловоние разложения ударило мне в ноздри, вызвав прилив тошноты. Я никогда прежде не видел мертвеца. Фред был в той же домотканой хлопковой одежде, которая была на нем, когда я в последний раз видел его.

Триджанг Ринпоче, младший наставник [Далай-ламы. – ред.],  бросил мо  (гадательные кости), которые показали, что тело Фреда должно быть немедленно кремировано, а не через три дня, в которые, как считают тибетцы, сознание покидает тело. За день до этого, Ринпоче отправил геше Даргье в клинику, чтобы исполнить последние обряды пховы,  тантрической церемонии, которая помогает сознанию умирающего или недавно умершего человека перейти в благоприятное новое рождение. Он также предупредил, чтобы только шесть друзей Фреда присутствовали на кремации. Носилки уже были наскоро сколочены и лежали на полу возле койки. Наши первые попытки поднять тело увенчались только новой волной омерзительной вони. Я выбежал на улицу, и меня вырвало. Во второй раз мы задержали дыхание и как-то сумели поднять труп с постели. Мы накрыли его простыней и привязали к носилкам. Гленн и еще трое друзей взяли грузное тело Фреда на свои плечи, и мы отправились вниз по холму к площадке для кремации, распевая «ом мани падме хум»  – мантру Авалокитешвары, бодхисаттвы сострадания. Как монахи Кевин и я, держа в руках тлеющие связки мускусных тибетских ароматических палочек, обернутых в белые шелковые ката,  шли впереди процессии.

Тибетцы были твердо уверены, что тем летом в Дхарамсале свирепствовал особенно зловредный дух. Мне сказали, что какой-то чиновник уже зарезал себя кухонным ножом в Ганчэн Кишонге, а на старуху напал рой пчел, когда она обходила холм, на котором стояла резиденция Далай-ламы. Оба умерли от травм. И теперь одного из инчи  внезапно поразила болезнь, и он обезумел и погиб. Никто не сомневался, что во всем было виновато некое разрушительное, но невидимое существо. Чтобы сбить демона с его пути, на перекрестках дорог, троп и дорожек были установлены «ловушки» – маленькие коробки, заполненные тестом для цампы,  в которое были воткнуты небольшие мачты из перекрещенных палочек, оплетенные ромбиками из ярких разноцветных нитей.

Даже душные порывы ветра, которые поднимали небольшие вихри пыли на главной улице Маклеод Гандж, дули как-то зловеще. Тибетцы пребывали в спокойной и решительной уверенности в серьезности угрозы. Этот разрушительный дух был столь реален для них, как будто это была банда монгольских всадников, украдкой рыскающих вокруг деревни, чтобы перейти во внезапное, губительное наступление. Тот факт, что дух был невидим, только подтверждал, насколько сильным и опасным он был. Нутром я чувствовал, что не могу сопротивляться влиянию этой коллективной веры. Я за компанию дрожал от страха. В то же время мой внутренний антрополог словно бы наблюдал за тем, что происходит, с особым любопытством. А, кроме того, была еще и третья часть меня, которая, как бы отстранившись еще больше, следила за этой борьбой между двумя аспектами моей души.

Спустя несколько дней после кремации Фреда монахи из Гюто, Высшего тантрического колледжа, которые специализировались на изгнании духов подобного рода, приехали в Дхарамсалу из Далхауси на трех джипах, загруженных под завязку свернутыми ковриками, длинными связками священных писаний в оранжевой ткани и завернутым в парчу снаряжением. Они проводили свои ритуалы втайне. Мы слышали только глухой бой барабанов, звон тарелок и колокольчиков. Затем, ко всеобщему облегчению населения, монахи возвестили, что демон был заключен в треугольную коробочку, которая была затем запечатана с ваджрами  и захоронена глубоко в земле. Англичанка, которая жила неподалеку от того места, где проводились ритуалы, сказала, что видела, как дух в виде раздвоенной молнии упал с неба в коробку. Когда люди поверили, что дух был побежден, жизнь вернулась в прежнее русло. И тем летом больше не было насильственных смертей.

Большинство буддистов по всей Азии всегда были политеистами. Они верят в существование множества духов и богов, области существования которых пересекаются с нашим, человеческим, миром. Эти сущности присутствуют в мире не просто символически; это реальные существа, обладающие сознанием, волей и силой, которые могут принести удачу, если их задобрить, и вред, если их чем-нибудь оскорбить. В наших интересах держать их на своей стороне. Но так как многие из этих духов такие же слабые существа, как и мы сами, в конечном счете им нельзя верить. При официальном принятии буддизма человек «находит прибежище» в Будде, Дхарме и Сангхе, таким образом отказываясь от доверия этим существам. Но духи и боги только понижаются в статусе, но не отменяются. Они продолжают играть роль в личной и общественной жизни. Такая атмосфера мысли встречается всюду на страницах палийского канона. Сиддхаттха Готама не отрицал существование богов, но считал их второстепенными существами. Возможно, он высмеивал их тщеславие, но он подтверждал их наличие. Время от времени они даже функционируют как вдохновенные голоса, которые побуждают его действовать.

 

 

...

Большинство буддистов по всей Азии всегда были политеистами. Они верят в существование множества духов и богов, области существования которых пересекаются с нашим, человеческим, миром  

 

Как бы я ни хотел отвергнуть существование богов и духов как устаревшую чепуху, я должен отдавать себе отчет в ненадежности своих собственных убеждений. Я бы не смог убедить кого-то, кто не разделяет мои взгляды на вселенную или человеческую жизнь, что мои убеждения истинны. Я когда-то потратил несколько часов, пытаясь убедить ученого и просвещенного тибетского ламу, что мир по форме сферичен, но безуспешно. Еще в меньшей степени я смог бы доказать ему другие свои представления о мироздании: Большой взрыв, происхождение видов в результате естественного отбора или невральные основы сознания. Я полагал эти теории абсолютными истинами на почти тех же основаниях, что его вера в бестелесных богов и духов. Как я без сомнений принимал на веру мнения выдающихся ученых, так же и он принимал авторитет выдающихся буддийских учителей. Как я верил в то, что истинность утверждений ученых может быть подтверждена наблюдениями и экспериментами, так же и он верил, что истинность утверждений его учителей может быть подтверждена прямым медитативным проникновением в суть. Я должен был признать, что многие из моих истин были не намного более обоснованными, чем его.

Я знаю очень мало достоверных вещей. Я знаю, что родился, существую и рано или поздно умру. В большинстве ситуаций я могу доверять данным своего мозга, полученным на основе моих чувств: это – роза, это – автомобиль, а это – моя жена. Я не сомневаюсь в реальности мыслей, эмоций и импульсов, которые я испытываю в ответ на контакт с этими объектами. Я знаю, что если дым выходит из дымохода, то есть огонь, который произвел его. У меня есть набор заученных фактов и цифр: Борободур находится на Яве; вода кипит при 100 градусах Цельсия (на уровне моря). Но, кроме этих простейших восприятий, интуиции, выводов и обрывков информации, те представления о вещах, которые действительно важны для меня – смысл, истина, счастье, добро, красота, – складываются из личной веры и частного мнения. Эти представления позволяют мне жить и работать в обыденном мире, но я не смог бы их отстоять перед кем-то, кто их не разделяет. В зависимости от того, насколько серьезно они формируют меня как личность, я готов защищать некоторые из них с большей энергией и страстью, чем другие. Я плыву по жизни, двигаясь по течению неоригинальных идей и теорий, которые я разделяю с другими людьми, которые принадлежат к той же культуре, что и я.

Кроме простейших восприятий, интуиций, выводов и обрывков информации, те представления о вещах, которые действительно важны для меня – смысл, истина, счастье, добро, красота, – складываются из личной веры и частного мнения. Эти представления позволяют мне жить и работать в обыденном мире, но я не смог бы их отстоять перед кем-то, кто их не разделяет.

 

 

...

Кроме простейших восприятий, интуиций, выводов и обрывков информации, те представления о вещах, которые действительно важны для меня – смысл, истина, счастье, добро, красота, складываются из личной веры и частного мнения. Эти представления позволяют мне жить и работать в обыденном мире, но я не смог бы их отстоять перед кем-то, кто их не разделяет.  

 

Пока я писал предыдущий абзац, ко мне на стол попала копия ежеквартального информационного бюллетеня одного буддийского издательства. На первой полосе была выдержка из текста, написанного Карма Лингпой, который в четырнадцатом веке открыл тибетскую Книгу мертвых. Отрывок перевел, как нарочно, мой старый друг Гленн Муллин. Карма Лингпа открыто заявляет: «Когда человек умирает, если его руки дергаются ту-да-сюда и он что-то бессмысленно лепечет и если тепло тела уходит сначала из правой подмышки, это указывает, что он переродится в виде титана [асура]». (Для верующего в перерождение это совершенно логично: если сознание «выходит из» тела, оно должно откуда-то  выходить.) Эта информация подается как фактическое описание чего-то, что встречается в мире. Нет ни намека на иронию. Когда я читал этот текст, я чувствовал такое естественное отторжение, как тело отторгает чужеродные ткани. Как утверждать или опровергать подобное? Я отрицаю все это не потому, что здесь что-то «неправильно» или «неточно» (как можно это проверить?), но потому, что это полностью противоречит тем моим представлениям о мире, которые я считаю важными.

Следуя примеру Уильяма Джемса, Джона Дьюи и Ричарда Рорти, я отказался от идеи, что «истинное» мнение должно соответствовать чему-то, что существует «где-то там» в/или вне реальности. Для этих философов-прагматиков вера считается истинной, если она полезна, если она помогает, если она приносит реальные плоды для людей и других созданий. Четыре Благородные Истины Сиддхаттхи Готамы «истинны» не потому, что они соответствуют какой-то реальности, но потому, что они могут повысить качество вашей жизни. В контексте мировоззрения и социополитической организации средневекового Тибета вера в духов была полезна до тех пор, пока она давала объяснение природным явлениям. Она «работала» также в том смысле, что она подразумевала определенные практики, которые иногда, как казалось, помогали решать вызванные духом проблемы. Для своего времени, возможно, это была одна из лучших теорий во всем мире. Однако в двадцать первом веке в Европе и Америке такие убеждения вряд ли могут найти своих сторонников и вряд ли будут столь же действенны. Потому что сегодня в секулярном мире их чрезвычайно трудно совместить с мировоззрением, сформированным другими теориями, которые проявили замечательную способность оказывать желаемое влияние на жизни людей.

 

 

...

Четыре Благородные Истины Сиддхаттхи Готамы «истинны» не потому, что они соответствуют какой-то реальности, но потому, что они могут повысить качество вашей жизни  

 

Самый сильный аргумент против богов, духов и тантрических предсказаний можно увидеть в существовании электричества, хирургии головного мозга и Декларации прав человека. Независимо от того, насколько оправданны претензии на истинное объяснение реальности, высказанные Ньютоном или Вольтером, они стали частью мировоззрения, благодаря которому в нашей жизни появились многочисленные блага и свободы, которые лично я не готов променять на жизнь в средневековом буддийском обществе. Это не означает, что современные общества, построенные на либерально-демократических ценностях, совершенны. Отнюдь нет. Фундаментальное человеческое страдание, которое описал Будда в Запуске колеса Дхаммы,  не отличается сегодня от того, что было две с половиной тысячи лет назад. Меня привлекает в буддизме не то, что здесь более убедительно, чем в других религиях, объясняется природа реальности, а то, что в буддизме предлагается конкретный метод решения проблемы экзистенциального страдания.

 

 

...

Меня привлекает в буддизме не то, что здесь более убедительно, чем в других религиях, объясняется природа реальности, а то, что в буддизме предлагается конкретный метод решения проблемы экзистенциального страдания  

 

Я  уехал из Дхарамсалы в Швейцарию осенью 1975 года. С собой я взял прах Фреда в консервной банке из-под сухого молока «Амул», который я передал вместе с тибетской тханкой  (живописный свиток) его безутешному и недоумевающему отцу. Когда я пытался утешить этого скромного человека, объясняя ему некоторые из буддийских идей, которые разделял его сын, я чувствовал, какими странными и бессмысленными должны были быть для него мои слова. Для г-на Варли единственным утешением было только то, что Фред оставил ему внука. Когда Фред умер, его подруга, жившая отдельно, была на пятом месяце беременности. Ребенок родился 19 августа, незадолго до того, как я покинул Индию. Вновь увидеть Дхарамсалу мне доведется только через восемнадцать лет.

Я снова приехал в Маклеод Гандж 12 марта 1993 года, чтобы присутствовать на четырехдневной встрече западных буддийских учителей с Далай-ламой. Мне было тридцать девять лет, и я жил в Шарпхэме. Нас было двадцать два человека, мы представляли тибетские, дзэнские и тхеравадинские школы буддизма. Некоторые были монахами или носителями каких-то других религиозных титулов; другие, как Мартина и я, были мирянами. Всех нас связывало то, что мы посвящали все свое время преподаванию буддизма в Европе или Америке. Кто-то публиковал книги. Кто-то основывал или руководил буддийскими центрами и общинами. Тем не менее, принцип отбора участников был довольно странным. Многие из широко распространенных буддийских школ вообще не были представлены. Со своей стороны Далай-лама также пригласил несколько видных тибетских лам, но присутствовали только три довольно загадочные фигуры.

Многое изменилось с тех пор, как я в последний раз был в Маклеод Гандж. Идиллическая индийская горная деревушка превратилась в перенаселенный, грязный городок («Полный навоза Гандж», [Muck Load Ganj [9] ],  по выражению одного индийского остряка). Широкая главная улица была сужена вдвое с обеих сторон магазинами, торгующими тибетскими безделушками, поэтому джипы, грузовики, такси марки Марути Судзуки, мотоциклы и пешеходы еле втискивались в две узкие полосы движения. Мы поселились в многоэтажном железобетонном отеле под названием «Курорты Сурьи», ненадежно взгромоздившемся на склоне горы, на краю деревни, которым управляли предприимчивые индийцы. С тех пор, как я последний раз был в Индии, здесь широко распространились полиэтиленовые пакеты и пластиковые бутылки, и теперь весь этот мусор лежал толстым слоем внизу склона.

Далай-ламе было пятьдесят восемь. С тех пор, как его наградили Нобелевской премией мира в 1989 году, он быстро превращался во всемирно известную духовную суперзвезду. Это означало, что он проводил всё меньше и меньше времени в Дхарамсале, путешествуя по всему миру, преподавая буддизм и непрерывно проводя кампанию в защиту прав и свобод своего народа в Тибете. Китайские власти оставались непреклонными. Широкая поддержка Далай-ламы в западных средствах массовой информации и отдельные сочувственные высказывания мировых лидеров не оказывали никакого ощутимого влияния на ситуацию в Тибете.

Вернувшись в Маклеод Гандж, я понял, что буддизм тоже, так или иначе, потерял свою наивную простоту. За прошедшие двадцать лет со времени моего первого приезда сюда буддийские центры, общины и издательства возникли и распространились по всей Европе, Америке и Австралии. Это случилось в значительной степени благодаря усилиям западных жителей, которые возвратились домой после своих духовных поисков в Азии и начали приглашать своих буддийских учителей к себе на родину, где они могли основывать свои центры. Популярность буддизма неуклонно росла. Он больше не воспринимался как странное духовное времяпрепровождение престарелых хиппи, но с помощью энтузиастов встраивался в западную массовую культуру. Неизбежно буддизм также становился и более институциализированным. В очень короткое время буддийские круги расширили сферы влияния и обрели богатых благотворителей. Горючая смесь из «пробужденных мастеров», преданных учеников и грандиозных духовных чаяний легко может привести к сектантству и злоупотреблению властью. Это были ключевые вопросы, с которыми мы прибыли в Дхарамсалу, чтобы обсудить их лично с Далай-ламой.

После двух дней подготовки нас проводили в холодное помещение с высоким потолком во дворце, где должна была пройти первая из восьми двухчасовых встреч с Далай-ламой. Мы подготовили много тем для обсуждения: адаптация буддизма на Западе, традиция против культуры, сектантство, психотерапия, монашество и миряне и старая, но по-прежнему острая проблема сексуальных отношений между учителями и учениками.


Дата добавления: 2021-12-10; просмотров: 84; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!