Приложение I. Палийский канон 12 страница
Пытаясь найти философский язык, который соответствовал бы культурно-историческим условиям жизни современного мирянина, носителя секулярного и научного мировоззрения, который скептически относится к традиционным религиозным убеждениям, я все чаще обращался к текстам палийского канона, чтобы найти отрывки, похожие на те, что я встретил в Калама-сутте.
Я понял, что именно те идеи и концепции буддизма, которые я не мог принять, находили точное соответствие в родственной буддизму другой индийской религии – в индуизме. Перерождение, закон кармы, боги, другие области существования, освобождение от круговорота рождения и смерти, абсолютное сознание: все эти идеи предшествовали Будде. Для многих его современников эти понятия были частью естественного описания мира. Поэтому они не относились к сущности его проповеди, а просто отражали древнеиндийскую космологию и сотериологию.
Я начал четко понимать, что наиболее близкими для меня в учении Будды были именно те идеи, которые не могли быть заимствованы из классической индийской мысли. Поэтому я должен был тщательно прочитать палийский канон и собрать все те отрывки, в которых наиболее сильно ощущалось присутствие индивидуального голоса Сиддхаттхи Готамы. Все, что приписывалось ему, но могло бы встретиться и в классических индийских текстах Упанишад или Вед, я должен был заключать в квадратные скобки и откладывать в сторону. Сделав это, я затем должен был оценить, может ли то, что я отсеял как подлинное слово Будды, служить подходящей основой для построения последовательной системы мировоззрения современных светских буддистов.
|
|
|
Было легче сказать это, чем сделать. Палийский канон – это огромное собрание текстов, умещающихся на нескольких тысячах страниц, которые собирали и объединяли многие поколения буддистов. В нем собраны различные мнения того времени, всевозможные стили повествования, внутренние противоречия, психологические инсайты, за которыми следуют тирады об адском огне и проклятия, запутанная хронология и бесконечные утомительные повторения целых кусков текста. Будучи новичком в изучении пали, я чувствовал себя ребенком, осторожно опускающим пальцы ног в океан, который простирается перед ним в бесконечную даль. Хотя я потратил годы на изучение тибетского языка, сейчас мои познания были бесполезны, потому что большая часть палийского канона не переводилась на тибетский язык. К счастью, за последние 130 лет весь корпус палийских канонических текстов был неоднократно переведен на английский язык небольшой группой посвященных монахов и ученых. Без их неоценимой помощи я бы не справился с поставленной перед собой задачей.
|
|
|
Мало того: по мере знакомства с палийским каноном менялось не только мое понимание буддизма, но и мои представления о личности Сиддхаттхи Готамы. Учась у геше Рабтена в Швейцарии в конце 1970-х, я столкнулся с книгой под названием Жизнь Будды, написанной английским монахом по имени Ньянамоли Тхера на Цейлоне в 1950-х. Ньянамоли рассказывает историю Готамы и его учения полностью на основе свидетельств палийского канона, поданную в форме серии радиопередач. В то время как мои тибетские учителя познакомили меня с центральными положениями раннего буддизма, я прежде никогда не сталкивался с ними в их первоначальном окружении. Благодаря изящным переводам Ньянамоли, они зазвучали ярко и убедительно, и я впервые увидел их в контексте земной жизни Готамы.
Примерно в то же время я читал книгу британского исследователя Тревора Линга Будда: Буддийская цивилизация Индии и Цейлона. В отличие от почтительного подхода Ньянамоли, Линг предлагает критический, исторический взгляд, вдохновленный марксистским анализом. Для Линга жизнь Сиддхаттхи Готамы непонятна вне социально-экономического контекста, в котором он жил. Буддизм просто не появился бы в долине Ганга, если бы в пятом веке до нашей эры экономические условия не обеспечили достаточного роста благосостояния, благодаря которому могли существовать непроизводительные члены общества. Линг описывает, как этот экономический рост привел к появлению в Индии первых городов и сильного среднего класса торговцев и ростовщиков. То же самое процветание позволило правителям обзавестись постоянными армиями, что позволило им завоевывать своих соседей и присоединять новые земли. Это привело к поглощению небольших племенных республик (вроде родной для Готамы Сакьи) совершенно новым видом государства – централизованной, деспотической монархией.
|
|
|
В своей книге Линг смело утверждает, что Готама основал не новую религию, а новую цивилизацию. Согласно его теории, различные формы буддийской религии, известные нам сегодня, являются остатками цивилизации, которая была не в состоянии пустить корни в Индии. Его идеи показались мне убедительными тогда и до сих пор оказывают свое влияние на мои представления о Будде и буддизме.
Все же и Ньянамоли Тхера и Тревор Линг не могли составить убедительный портрет Сиддхаттхи Готамы. Иногда проглядывались его человеческие черты – например, когда он называет своего кузена Дэвадатту «лизоблюдом», – но ни один из авторов, казалось, не стремился описать его характер более полно. И, хотя обе книги помогли рассеять некоторые из моих наивных и романтических иллюзий о Будде, в них не делалась попытка проанализировать его отношения с другими многочисленными персонажами, появляющимися в палийских суттах, или составить подробную хронологию событий его жизни. Как и в большинстве других книг, посвященных биографии Готамы, авторы склонны использовать эпизоды его духовной карьеры лишь как общую схему для изложения его учения. Таким образом, я все еще пребывал в любопытной позиции последователя Будды, который не имеет ни малейшего представления, кем был этот человек.
|
|
|
В отличие от Евангелий, где жизнь Иисуса лежит в основе христианской Благой вести, составители буддийских канонических текстов относятся к восьмидесяти годам земной жизни Сиддхаттхи Готамы так, как если бы они были в значительной степени несущественны для его проповеди. Это замечание в особенности верно для описаний его жизни после пробуждения. То, что происходило с ним в течение последующих лет после решения экзистенциального затруднения и становления Буддой, кажется, практически не засвидетельствовано. У меня было впечатление, что в течение оставшихся сорока пяти лет он блуждал по Северной Индии, проповедуя и медитируя, окруженный все возрастающим числом верных учеников, пока однажды не лег и не умер в городе Кусинара. Внимательное чтение палийского канона, однако, показывает, что не все было так просто.
Одним из самых главных препятствий для понимания жизни Будды является история, которую традиционно рассказывают буддисты. В этой хорошо известной версии принц Сиддхаттха был сыном и преемником царя Суддходаны и воспитывался в роскоши царских дворцов в царстве Сакия. Однажды, пожелав узнать больше о стране, правителем которой он должен был стать в будущем, он втайне ускользнул за стены дворца, где впервые в жизни увидел больного, старика, труп и отшельника. Эти встречи потрясли изнеженного молодого человека, потому что он осознал собственную смертность. Неспособный больше вести беспечную и полную наслаждений жизнь молодого принца, он убежал из дворца ночью, скинул свои роскошные одежды и драгоценности, обрил голову и стал отшельником. После шести лет напряженной медитации и аскетизма он сел под деревом бодхи и достиг Пробуждения, став, таким образом, Буддой – «Пробужденным». Но это описание противоречит тому, что мы знаем о Сидхаттхе Готаме из палийского канона. Отец Будды был не царем, а благородным главой клана Готама, который служил председателем Собрания в княжестве Сакия. Самое большее, кем он мог быть, это своего рода глава провинции, или наместник. «Царство» Сакия было частью более сильного царства Косала, которым управлял царь Пасенади из столицы Саваттхи, примерно в ста тридцати километрах к западу от сакьев. «Сакьи – вассалы царя Косалы, – признавал Сиддхат-тха Готама. – Они оказывают ему скромную службу и приветствуют его, оказывают ему почести, собирают и платят ему подати». И хотя рассказ о вышеупомянутых четырех встречах излагает сам Готама в одной из проповедей Канона, он, на самом деле, является частью мифического рассказа о другом Будде по имени Випасси, который жил в далеком прошлом. Сюжет не имеет никакого отношения к самому Готаме.
Даже имя «Сиддхаттха» не появляется в канонических текстах. В проповедях и наставлениях для монахов его называют или Готамой – его семейным или клановым именем – или Бхагаватом, почетным титулом, который означает «Господь», но также часто переводится как «Блаженный». Говоря о себе, он предпочитает использовать любопытный эпитет Татхагата – Тот, кто именно таков». Для простоты я буду называть его либо просто «Готамой», либо «Буддой» (Пробужденным). В контексте более интимной обстановки его общения с семьей я буду использовать имя «Сиддхаттха», чтобы не путать его с другими Готамами.
Ключ к пониманию личности Сиддхаттхи Готамы и хронологии его жизни кроется в его отношениях с царем Пасенади. Во время их первой засвидетельствованной встречи Готаме было около сорока лет, как и царю. По внешности он не слишком бы отличался от многих других монахов своего времени, которые блуждали по пыльным дорогам Северной Индии, прося подаяния в деревнях и городах, рассыпанных по обширной, плодородной долине Ганга. Борода и волосы на его обритой голове могли немного отрасти, как двухнедельная щетина, но не более того. Его одежда состояла всего из трех простых ряс, вручную окрашенных в желтый или коричневый цвет и сшитых из кусков грубой ткани или, учитывая его возрастающую славу учителя, из тонкой материи, пожертвованной преклоняющимся перед ним благотворителем. Его имущество составляли лишь металлическая или глиняная миска, иголка с ниткой, бритва, фильтр для воды и, если он был нездоров, немного лекарств.
Король Пасенади, с другой стороны, проснулся бы тем утром в своих роскошных покоях в городе Саваттхи. Если бы он вышел на верхнюю террасу своего дворца, он увидел бы за крышами глиняных и деревянных строений его столицы широкие воды реки Ачиравати, оживленные рыбацкие деревни вдоль ее берега и поля и леса на той стороне. Как монарх самого сильного царства к северу от Ганга, он мог собрать небольшую армию чиновников, охранников, слуг и наложниц, которые были готовы угодить каждой его прихоти. Он был тучным человеком, потребляющим огромное количество риса и карри, сибаритом, обсуждающим со своими вассалами, как достичь еще больших чувственных удовольствий. Но Пасенади мог быть и жестоким. Он связывал своих врагов веревками и цепями, сажал мятежников и убийц на колы и совершал кровавые жертвоприношения коров, коз и овец, приготовленные «рабами, слугами и работниками, побуждаемыми страхом наказания, причитающими и рыдающими». Он пошел бы на всё, чтобы ничто не угрожало его власти, он даже посылал своих шпионов в религиозные общины вокруг Саваттхи под видом монахов и отшельников, чтобы устранять опасных проповедников.
Ниже покоев царя, во внутреннем дворе, его ждали снаряженные слоны, готовые перевезти царскую свиту из шумного города до монашеской общины в роще Джеты, находящейся на расстоянии в полтора километра. Сумана, младшая сестра Пасенади, которая заботилась об их пожилой бабушке, была в свите. Так как это был, по-видимому, первый официальный визит царя к Сиддхаттхе Готаме, бывшему косальскому дворянину, который возвысился до положения известного учителя, весьма вероятно, что Бандхула, близкий друг царя и командующий армией Косалы, и благочестивая жена генерала, Маллика, также присутствовали среди свиты. Процессия отправилась бы, скорее всего, где-то в середине утра, груженая дарами и запасами еды для монашеской обители, чтобы монахи могли принять свою единственную пищу в полдень.
Как только трапеза была закончена, царь Пасенади прошел в Гандхакути, «Шатер фимиама», где Готама жил и принимал гостей. Царь считал себя интеллектуалом и меценатом. Молодым человеком вместе с Бан-дхулой он учился в известном университете Таккасилы (Таксилы), столицы персидской сатрапии Гандхара, куда отправлялись мужчины со всей Индии, чтобы получить образование в различных искусствах и науках тех дней. Став царем, Пасенади считал обязательным для себя посещать странствующих учителей, которые прибывали в Саваттхи, чтобы исследовать их учения и достижения, спросить их совета и, если будет доволен ответами, предложить им свою защиту и поддержку. Теперь наступила очередь Готамы.
Оба мужчины, обменявшись приветствиями, сердечно поболтали некоторое время, затем царь сел и перешел прямо к делу: «Как, почтенный Готама, можешь ты, кто все еще так молод и только недавно ушел из дома, называть себя мудрецом?».
Я представляю, как, иронично улыбнувшись, Готама посмотрел напыщенному монарху прямо в глаза: «Существуют четыре вещи, Ваше величество, которые не следует недооценивать из-за их юности: огонь, змея, воин и монах. Если крошечное пламя находит себе достаточно топлива, оно становится большим пожаром. Небольшая змея, на которую случайно наступают в деревне или в лесу, может напасть и убить человека, который не уважает ее. Юный воин может однажды напасть на твой трон и низложить тебя. А если ты тронешь добродетельного монаха, то рискуешь остаться бездетным и без наследника, как пень Пальмирского дерева».
...
Идентифицируя себя (монаха) с потенциально опасными силами, Готама подразумевает, что он и его учение могут также быть угрозой устоявшемуся порядку вещей
Идентифицируя себя (монаха) с этими потенциально опасными силами, Готама подразумевает, что он и его учение могут также быть угрозой устоявшемуся порядку вещей. Он играл на страхах и суеверии царя. Как любой монарх своего времени, Пасенади знал, что другие члены его семьи (его брат Джета, например) почти наверняка за его спиной соперничали между собой за его трон. Кроме того, поскольку царь еще только должен был оставить преемника, положение его собственного рода было шатким. Готама не ходил вокруг да около. Он произвел впечатление на царя. И его гамбит окупился.
Пасенади не впал в гнев, напротив, он был приятно поражен ответом Готамы и попросил принять себя в ряды его последователей.
Это был один из ключевых – если не решающий – моментов в карьере Готамы. После пяти или более лет проповедей и собирания вокруг себя общины последователей по всей Северной Индии царь Косалы, человек, вассалом которого Готама должен был быть всю свою взрослую жизнь, в итоге сам удостоил его визитом. Теперь Готама пребывал в Саваттхи под покровительством Пасенади. Здесь, в роще Джеты, он проводил каждый сезон дождей в течение следующих двадцати пяти лет, здесь он произнес большую часть своих проповедей, здесь он разработал правила монашеского общежития. Пасенади стал частым гостем в роще Джеты. Монах и тиран со временем стали друзьями и даже родственниками.
Преданность Пасенади Сиддхаттхе Готаме и его учению, однако, никак не меняла его царских привычек. Среди многих диалогов палийского канона нет ни одного свидетельства, что у него были хоть какие-то озарения. Единственный раз он выносит хоть какую-то пользу из наставлений Готамы, следуя его совету сесть на диету. С «корзины риса и карри» он переходит на «не больше, чем горшок вареного риса» и в результате становится «довольно стройным». Во всех других отношениях желания и параноидальные страхи Пасенади кажутся не затронутыми чем-либо, что Готама ему говорит.
«Я сидел в суде, – сказал однажды Пасенади Готаме, – и что я видел? Все эти судьи болтают, говорят неправду, чтобы обогатить себя. Тогда я подумал: “С меня достаточно. С этого времени за все отвечает Любезный. Я буду верить его суду”». «Любезным» нежно звали Бандхулу, друга Пасенади и командующего его армией. Но как только Бандхула был назначен председательствующим судьей, опозоренные судьи начали распространять слух, что генерал и его сыновья планируют убить Пасенади и захватить трон. Царь запаниковал. Он отправил Бандхулу и его сыновей подавить восстание на северной границе, а затем, когда они возвращались в Саваттхи, заманил их в засаду и убил.
Когда Маллика, жена Бандхулы, услышала эти новости, она готовила пищу для Готамы и его монахов. Она держалась спокойно и сказала своим невесткам, чтобы они не упрекали Пасенади, который, как она правильно предполагала, вскоре раскается в том, что убил своего лучшего друга и союзника. Пасенади сохранил жизнь женщинам и позволил им безопасно вернуться в имение Бандхулы в Кусинаре. В знак дополнительного искупления он назначил Дигха Караяну, племянника Бандхулы, на место «Любезного» в качестве главнокомандующего армией, о чем позже он будет горько сожалеть.
Реакция Готамы на это зверское убийство, совершенное его главным последователем, не засвидетельствована. Так как он, скорее всего, не мог себе позволить пожертвовать своей безопасностью в Саваттхи, маловероятно, чтобы он открыто критиковал царя за его поступки. Смерть Бандхулы служила предупреждением. Неважно, как ценит и уважает тебя Пасенади сегодня; если завтра настроение тирана внезапно изменится, то можно не прожить и одного дня. Мы можем предположить, что Готама хорошо знал Бандхулу: они были сыновьями правителей соседних провинций в восточной Косале: Готама в княжестве сакьев и Бандхула в Малле, оба занимали видное положение в Саваттхи под покровительством царя. Четыре десятилетия спустя Готама умрет, лежа между двумя стволами дерева сал возле города Кусинара в Малле, и Маллика, престарелая вдова Бандхулы, накроет его тело своей украшенной самыми дорогими камнями накидкой.
Этот рассказ об интригах, предательствах и убийствах показывает, в каком мире жил и проповедовал Готама. Он зависел от Пасенади. Без поддержки тирана он не смог бы осуществить свои цели. Он не мог просто уйти прочь со всеми своими монахами в горы или леса. Мало того, что на них бы нападали бандиты, каннибалы и звери, им некуда было пойти, чтобы собирать подаяния. Поэтому он был обязан располагать свои основные центры поблизости от больших городов. У него не было другого выбора, кроме как искать поддержку у местных правителей, военачальников и преуспевающих торговцев. Чтобы его учение распространялось, а община росла, нужны были две вещи: гарантия безопасности и финансовая стабильность.
В своем поиске исторического Будды я должен был слой за слоем снимать мифологический материал, который скрывает под собой человеческую личность. Чтобы понять, кем он был, нужно было отбросить идеализированное изображение безмятежного и совершенного учителя, который не способен ошибаться. Готама, как и все мы, жил в опасном и непредсказуемом мире. Он понятия не имел, что могло произойти на следующий день или в следующем месяце. Он не мог предвидеть, какие настроения или подозрения могли возникнуть у его покровителей, из-за которых они могли отказать ему в своей поддержке. Он не мог предсказать, случится ли в Косале стихийное бедствие, война, государственный переворот или эпидемия смертельной болезни, которая внезапно поразит его.
Нужно также отказаться от широко распространенного изображения Готамы как отрешившегося от мира монаха, созерцательного мистика, единственная цель которого состояла в том, чтобы показать своим ученикам путь к конечному освобождению от циклического существования. Этот образ скрывает от нас его роль критика социального неравенства и реформатора, отвергавшего ключевые религиозные и философские идеи своего времени, высмеивавшего касту брахманов и ее теистические убеждения и предлагавшего совершенно новый путь, согласно которому могли жить как отдельные люди, так и целые сообщества.
...
В своем поиске исторического Будды я должен был слой за слоем снимать мифологический материал, который скрывает под собой человеческую личность.
Дата добавления: 2021-12-10; просмотров: 35; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!