ПРИЕМ ПО СЛУЧАЮ ДНЯ РОЖДЕНИЯ ТЕТИ ФАННИ 5 страница



— Ты не видела ее, Энни, когда она выходит из себя, — предупредил Люк. Потом он встряхнул головой и улыбнулся, его лицо просветлело. — В любом случае, спасибо тебе, что выслушала меня. Ты всегда была рядом, когда я нуждался в тебе, и это всегда мне помогало. Ты не представляешь, как много это для меня значило, Энни. Просто быть уверенным в том, что ты готова помочь мне идти дальше, взбираться на высокие горы, стремясь увидеть открывающийся с них вид. Когда меня приняли в Гарвард, я подумал про себя, что Энни будет гордиться этим и именно из-за Энни я так сильно хотел этого и хочу так много работать над собой. Иногда я думаю, что ты — единственная семья, которая есть у меня. Спасибо тебе, Энни.

— Ты не должен благодарить меня за это, Люк Тоби-младший. — Мне не понравилось, что это прозвучало как обращение хорошего товарища. Я была для Люка больше чем товарищем. И хотела быть больше чем товарищем. — Ты тоже часто выслушиваешь о моих неприятностях.

Он улыбнулся на мое замечание. Его глаза потеплели, взгляд их смягчился, и они стали похожи на небо над нашими головами.

— Я буду скучать по тебе, когда ты уедешь в Европу изучать искусство. Хотя и знаю, насколько это важно для тебя, — добавил он нежно. — Учеба поможет тебе стать замечательным художником, что, собственно, написано тебе на роду.

— Я буду регулярно посылать тебе письма, хотя уверена, что буквально через неделю у тебя появится местная подружка.

Как бы мне хотелось сказать ему, что я всегда буду его подружкой, но разве я могла? Ведь мы были братом и сестрой, и казалось, что весь мир стоит между нами и тем, чего мы действительно хотели. Я знала, Люк чувствовал примерно то же, что и я, и в нас обоих существует нечто такое, что стонет и рыдает и хочет, чтобы мы оставались всегда вместе.

Но приходилось притворяться и говорить друг другу о подружках и дружках, хотя в душе каждый молил Бога, чтобы этого не произошло.

Улыбка на лице юноши исчезла, и он стал таким же серьезным, как дьякон в воскресенье.

— Я не знаю. После того как ты была мне другом всю мою жизнь, она должна быть полным совершенством.

Его блестящие голубые глаза были обращены на меня, полные тепла и обожания. Но это был не просто братский взгляд. Я почувствовала, как кровь приливает к шее и щекам. Да, мы смотрели друг на друга как двое молодых возлюбленных — в этом не было никакого сомнения. Каждая частица моего существа вопила о том, чтобы я обняла его. Я почти чувствовала его губы на моих губах. Он ждал, надеясь на какой-либо знак поощрения с моей стороны. Я должна была остановиться, пока мы не зашли слишком далеко.

— Я позвоню тебе позднее, — прошептала я взволнованным голосом и побежала по дорожке к парадному входу в Хасбрук-хаус. Когда я оглянулась, Люк все еще стоял на том же месте. Он помахал рукой, и я ответила ему тем же. Прошмыгнув в дом, я быстро взбежала по лестнице в свою комнату. Мое сердце никогда не колотилось так сильно! Ну почему Люк должен быть моим сводным братом, ведь нас связывало так много общего — наше счастье и наша печаль?!

Как бы мне хотелось, чтобы он был посторонним человеком, уезжающим в Гарвард. Я бы направилась с визитом к Тони Таттертону в Фартинггейл, и мы бы встретились с Люком случайно в Бостоне, где-нибудь в универсальном магазине. Он подошел бы ко мне и сказал: «О, это вам совсем не к лицу. Идите сюда. — Затем достал бы шаль цвета морской воды и добавил: — Вам требуется оттенить голубизну ваших глаз».

Я бы обернулась, взглянула на самое красивое в мире лицо и сразу бы влюбилась.

«Извините, что я так навязчив, но я не мог просто стоять и смотреть, как вы совершаете ошибку». Он говорил бы все это с обычной самоуверенностью и у меня подкосились бы ноги.

«Тогда я должна поблагодарить вас, — произнесла бы я, похлопав кокетливо ресницами. — Но сначала я должна узнать ваше имя».

«Люк. А вас зовут Энни. Я уже побеспокоился узнать его».

«В самом деле?» Я была бы польщена и поражена. Потом мы пошли бы выпить кофе и говорили, говорили. Мы ходили бы в кино и обедали вдвоем в каждый мой приезд в Бостон. Затем Люк посетил бы меня в поместье, только обстановка там была бы не такой, какой описал ее Дрейк, а какой мы представляли себе в наших фантазиях: замок с множеством волшебных комнат. Если бы я только могла уснуть со своей мечтой, а проснувшись, обнаружить, что это не фантазия, а реальность. Увы, это было невозможно.

Со временем мы как бы приближались к вершине очень крутой горы. Заканчивали среднюю школу, и вскоре нам предстояло устремиться в наше будущее, которое может легко направить нас по совершенно различным направлениям. И тогда мы не сможем даже обернуться назад...

Я стояла у окна своей спальни и смотрела, как уходил Люк. Потом легла на кровать, слушая птичьи серенады, прерываемые стуком моего сердца. Мне стало так грустно, что, казалось, я проплакала несколько часов. Мягкий, обеспокоенный голос матери спас меня от дальнейших слез.

— Энни, что случилось? — Она быстро вошла и села на кровать подле меня. — Дорогая?

Почувствовав приятное прикосновение ее руки, озабоченно гладившей длинные темно-коричневые пряди моих волос, я подняла на нее свои полные слез глаза.

— Мама, я не знаю, — простонала я. — Иногда я просто не могу удержать свои слезы и чувствую себя ужасно. Я понимаю, что должна быть счастливой. Скоро закончу школу и отправлюсь в продолжительную поездку по Европе, где я увижу все эти замечательные места, о которых большинство людей знают только по книгам или журналам. И у меня так много разных вещей, которых нет у других девочек моего возраста, но...

— Но что «но», Энни?

— Но внезапно все стало происходить слишком быстро. Люк готовится отправиться в колледж и станет совсем другим. Мы вряд ли когда-либо увидимся с ним снова! — воскликнула я.

— Но это означает, что ты делаешься взрослой, дорогая. — Она улыбнулась и поцеловала меня в щеку.

— И все предметы и вещи, всегда казавшиеся мне такими большими и важными, представляются теперь маленькими и... простыми. Веранда...

— Что веранда, Энни? — Мать ждала ответа с застывшей на губах улыбкой, а я искала слова, которые имели бы смысл как для меня, так и для нее.

— Теперь это... просто веранда, — наконец выговорила я.

— Ну, она всегда была такой.

— Нет, она была чем-то большим, — настаивала я. «Она значила гораздо больше, — пронеслось у меня в мыслях. — Это было место наших грез, а грезы так быстро исчезают».

Она покачала головой.

— Каждый в твоем возрасте, Энни, проходит через это. Жизнь может казаться жуткой на перепутье. Все это время ты была маленькой девочкой, которая находилась под всеобщей защитой. Тебя все любили и оберегали. Теперь же от тебя требуется, чтобы ты стала взрослой и несла сама за все ответственность.

— Это происходило и с тобой, мама? — спросила я.

— Да, но боюсь, что это было гораздо раньше.

— Потому что твой отец предал тебя и твоих братьев и сестер?

— Еще до этого, Энни. У меня не было больших возможностей оставаться маленькой девочкой. Прежде чем я поняла, что происходит, я должна была заменить мать для Кейта и Джейн.

— Я знаю это и что Фанни тебе была совсем не помощница, — напомнила я. Я слышала об этом раньше и боялась, что и теперь не узнаю ничего нового.

— Это правда. — Она рассмеялась. — Ее вряд ли можно было назвать помощницей. Фанни всегда могла отказаться от начатого дела так же легко, как сорвать с себя что-либо из одежды. Но твой дядя Том много помогал мне. Том был удивительный мальчик, сильный и очень развитый для своего возраста. Как бы я хотела, чтобы ты знала его, — добавила она задумчиво. Взгляд ее глаз, так похожих на мои, устремился куда-то вдаль.

— Но твоя жизнь стала значительно лучше, когда ты уехала жить в Фарти, не правда ли? — подсказала я, надеясь, что она может рассказать мне что-либо еще.

Мать вздрогнула, как бы вернувшись из какого-то другого мира.

— Не сразу. Не забывай, что я была девочкой из Уиллиса, неожиданно приехавшей жить в фантастический, лишенный простоты, роскошный мир, что меня послали в превосходную школу. Ее посещали только богатые, относящиеся свысока ко всему окружающему девочки, которые давали мне понять, что я там лишняя. — Ее лицо стало суровым при воспоминании об этом. — Богатые девочки могут быть очень жестокими, потому что их деньги и состояние защищают их, как кокон бабочку. Никогда не будь высокомерной, Энни, и относись с сочувствием к тем, кто имеет меньше, чем ты.

— О да, мама, — заверила ее я.

Конечно, мать упорно вселяла в меня это чувство с тех пор, когда я научилась говорить.

— Да, я уверена, что ты так и будешь поступать. — Она нежно улыбнулась. — Как ни старался твой папа, ему так и не удалось испортить тебя, — добавила она, и ее глаза засветились любовью.

— Мама, ты когда-нибудь расскажешь мне, почему ты так сильно ненавидишь Тони Таттертона? — Я проглотила слюну и больно прикусила язык, чтобы не проговориться ей о письме Дрейка и его посещении Фарти.

— Я жалею его больше, чем ненавижу, Энни, — сказала она твердым голосом. — Он, возможно, один из самых богатых людей на восточном побережье, но для меня он — жалкое существо.

— Но почему?

Она в упор посмотрела на меня. Может, она чувствовала, что Дрейк написал мне и рассказал по телефону? Я была вынуждена отвести глаза, но на самом деле мать смотрела не на меня, а сквозь, видя картины своего прошлого. Я заметила, как менялось ее лицо: вот она сжала губы и прикрыла глаза, потом на ее губах заиграла улыбка, а затем лицо матери приняло сердитое выражение.

— Мама?

— Много лет тому назад, — медленно начала она, — один человек сказал мне, Энни, что люди иногда обманывают себя, полагая, будто желание и необходимость и есть любовь. Он был прав. Любовь — это что-то более дорогое, но гораздо более хрупкое. Такое хрупкое, как... как самая маленькая, самая нежная, тончайшего изготовления игрушка. Если нажать на нее слишком сильно, она рассыплется в твоих пальцах, но если держать ее слишком слабо, ветер унесет ее из твоих рук и разобьет о холодную землю. Прислушивайся к своему внутреннему голосу, Энни, и будь абсолютно уверена, что этот голос исходит из твоего сердца. Ты будешь помнить об этом, Энни?

— Да. Но почему ты говоришь мне это? Оно имеет отношение к твоей жизни в Фарти? — Я затаила дыхание.

— Когда-нибудь я расскажу тебе все, Энни. Обещаю. Просто не пришло еще время. Поверь мне, дорогая.

— Я верю тебе, мама. Больше, чем кому-либо еще на свете, — призналась я, хотя и не могла сдержать своего разочарования. Столько лет я слышала это обещание! А когда придет это время? Мне уже исполнилось восемнадцать лет, я уже вполне взрослый человек. Мама подарила мне свои самые дорогие брильянты, свою самую дорогую для нее модель коттеджа. Когда же она расскажет мне подлинную историю своей жизни?

— Моя Энни, моя драгоценная, драгоценная Энни. — Она притянула меня к себе и прижалась своей щекой к моей. Потом она вздохнула и поднялась. — Я еще не купила подарка на день рождения твоей тети Фанни. Хочешь помочь мне подобрать что-либо для нее?

— Хорошо. Однако Люк так расстраивается из-за этого приема.

— Я знаю. Почему мы угождаем ей — остается для меня тайной. Но не вздумай недооценивать свою тетю Фанни. И хотя говорит, как дикий горец, она далеко не глупая. Фанни заставляет нас чувствовать вину еще до того, как мы получим шанс сказать свое «нет». Другого такого человека вообще не существует, — добавила она, весело улыбаясь.

— Поговори с ней о Люке, мама. Сделай так, чтобы она не заставляла его чувствовать себя виноватым из-за того, что он собирается ехать в Гарвард учиться.

— Его приняли? — В ее голосе был восторг.

— Да. И с полной стипендией!

— Как замечательно! — Мама горделиво расправила свои плечи. — Еще один потомок дедушки Тоби Кастила отправляется в Гарвард, — объявила она с пафосом, будто произносила речь перед всеми горожанами. Потом ее глаза потеплели. — Не беспокойся о Фанни. Она может сказать или сделать что-либо драматическое, но в душе она гордится Люком, и я уверена, что моя сестра найдет повод посетить его и пройти по университетской территории, как королева.

Мама скрестила свои руки на груди, как часто это делала тетя Фанни, и откинула назад голову.

— Видите ли, мой сын учится здесь, так что я могу гулять по этой траве, когда я этого захочу, — произнесла она, коверкая слова, подражая тете Фанни.

Мы обе рассмеялись, и она снова прижала меня к себе.

— Так-то вот лучше. Теперь ты такая Энни, какой и должна быть, — счастливая, нежная и оживленная. Ты олицетворяешь все, что я могла желать для себя самой, дорогая, — произнесла она с нежностью. Мои слезы были теперь слезами счастья.

Милая мама, как быстро она смогла разогнать окутавшие меня темные облака. Мой мир снова наполнился ярким золотистым сиянием солнца, и песни птиц уже не были песнями скорби. Я обняла и расцеловала ее, потом пошла в ванную комнату, чтобы смыть подтеки от слез на своих щеках и направиться вместе с мамой выбирать подарок для тети Фанни.

 

Глава 4

ПРИЕМ ПО СЛУЧАЮ ДНЯ РОЖДЕНИЯ ТЕТИ ФАННИ

 

Погода в этот вечер была превосходной для приема. Небо напоминало театральный занавес из совершенно черного бархата с разбросанными по нему в беспорядке крошечными брильянтами. Воздух был ароматен и неподвижен. Мы с родителями уже были готовы отправиться на торжество. У подъезда нас приветствовал Роланд Стар.

— Затишье перед возможной грозой, — сказал он своим медлительным голосом.

— Но на небе нет ни облачка! — заметила я.

Когда дело касалось предсказания погоды, Роланд ошибался редко.

— Они собираются там, за горизонтом, Энни. Они подкрадываются к вам незаметно. Пройдет какое-то время, и ждите первых раскатов грома. Тогда сразу скрывайтесь под крышей.

— Ты думаешь, что пойдет дождь? — спросила я свою мать. — Весенняя гроза может принести ливень и затопить все вокруг, превратив любой прием в настоящее бедствие.

— Не беспокойся. Мы не останемся в гостях надолго.

Она посмотрела на моего отца, ожидая от него подтверждения, но тот лишь пожал плечами. Затем мы забрались в наш «роллс-ройс» и направились к дому тети Фанни и Люка.

У них был приличный дом, хотя и скромный по сравнению с Хасбрук-хаусом, но почти такой же, как у всех в Уиннерроу. После того как тетя Фанни «таинственным образом» унаследовала большую сумму денег (это наследство, как заключили Дрейк, Люк и я, имело какую-то связь с судебным разбирательством по поводу опекунства над Дрейком), она перестроила и расширила свой дом. Фанни купила его на деньги, которые получила от своего первого мужа — человека по имени Маллори. Я никогда не знала его настоящего имени, потому что она всегда говорила о нем как об «Оле Маллори». Ее второй брак с Рэндлом Уилкоксом был недолговечен. Он давно уже ушел от нее. Тогда тетя Фанни официально вернула свое старое фамильное имя Кастил, отчасти для того, чтобы досадить городским жителям. По крайней мере, я всегда так считала.

Тетя Фанни обычно говорила, что выйдет замуж в третий раз. Это была, скорее всего, пустая угроза, так как, насколько я помню, она никогда не заводила дружбы с кем-либо из ровесников. Всем ее ухажерам было лет двадцать с небольшим. Один из них — Брент Моррис — был всего на четыре года старше Люка.

Дом находился на вершине холма с видом на Уиннерроу, а динамики, установленные рок-оркестром, были настолько огромными, что музыка отчетливо слышалась даже на Мейн-стрит. Грохот музыки сопровождал нас, когда мы поднимались по холму. Мать считала, что это возмутительно, но отец только посмеивался.

К тому времени, когда наша семья прибыла, прием был в самом разгаре. Оркестр рок-музыки разместился в гараже, а удлиненная и расширенная специально для торжества подъездная дорожка служила площадкой для танцев. Над дверью гаража был укреплен транспарант с надписью «СЧАСТЛИВОГО ДНЯ РОЖДЕНИЯ, ФАННИ!», сделанной светящейся красной краской. С ветвей деревьев спускались бумажные фонарики, а по всей территории развешены разноцветные флажки.

Мама попросила отца поставить нашу машину так, чтобы иметь возможность в любой момент быстро уехать. Но папа, казалось, не проявлял особого старания обеспечить наше исчезновение и пребывал в необычном для него веселом настроении. Я подозревала, что он пропустил дома несколько рюмочек, чтобы подбодрить себя. Несмотря на то что прошло уже много лет и мудрую тактику мамы, папа всегда возбуждался в присутствии тети Фанни. Ее высказывания были обычно полны косвенных намеков, от которых всем становилось не по себе. Я обожала маму за то, с каким достоинством она переносила фривольности Фанни. И надеялась, что предсказания Люка оправдаются и я стану такой же сильной и хладнокровной.

Тетя Фанни подбежала к нам, как только мы вышли из машины. Ее волосы были завиты и растрепаны. Сама она была одета в невероятно обтягивающее черное кожаное платье, выглядевшее как ее вторая кожа. Глубокий вырез в виде буквы «V» откровенно обнажал ее грудь. Она не надела никаких украшений, как будто не хотела создавать никакой конкуренции своей кремового цвета коже. Мама не выглядела пораженной, отец же широко раскрыл глаза, по-мужски оценивая облик тети Фанни. Я поискала глазами Люка, понимая, насколько он, должно быть, смущен.

Фанни взяла моих родителей под руки, чтобы сопровождать их и объявить присутствующим о прибытии новых гостей, что она с успехом и сделала. Я следовала за ними.

Перед домом был устроен импровизированный длинный бар, который обслуживали два человека. Они разливали напитки с большой щедростью, даже не замеряя количество алкоголя, который они наливали в стаканы для приготовления смесей. Вплотную к бару стоял полный бочонок пива, опущенный в чан со льдом. Около бочонка было многолюдно, причем в основном жители Уиллиса. Мужчины становились в очередь, чтобы наполнить свои кружки, в которые входила кварта пива.

Фанни повесила от дома до ближайших деревьев гирлянды разноцветных лампочек, которые освещали лужайки. Она наняла полдюжины женщин готовить и подавать еду. Одетые в белые хлопчатобумажные платья на пуговицах, они стояли за длинными столами и раскладывали в тарелки для гостей жареных кур, рыбу, различные салаты, картофельное пюре и дымящиеся паром овощи из больших фарфоровых блюд.

— Мои богатые сестра и шурин, король и королева Уиннерроу, Стоунуоллы! — проревела Фанни.

— О, Фанни, пожалуйста. Веди себя прилично, — строго сказала моя мать.

— Позволь ей повеселиться, — обратился отец к матери. Я думаю, ему понравилось, что его назвали королем Уиннерроу. — Это ее вечер. Счастливого тебе дня рождения, Фанни, — добавил он.

— Спасибо тебе, Логан, дорогой, но разве я не получу по крайней мере один поцелуй по этому случаю? Ты ведь не возражаешь, Хевен, правда?

— Это целиком зависит от Логана, дорогая Фанни. Я не указываю ему, кого он может поцеловать, а кого нет.

Ответ матери странно подействовал на Фанни. Внезапно оборвав смех, она обольстительно прижалась к моему отцу, так что все окружающие умолкли, глядя на эту картину. Мать отвернулась, но я не могла отвести своих глаз от пары. Отец нервно улыбнулся, потом наклонился вперед, чтобы поздравить тетю Фанни поцелуем.

Когда их губы соприкоснулись, она ухватила отца за плечи и притянула плотнее к себе. Я заметила, как ее язык нашел дорогу между его губами, а сама она прижалась грудью к его руке. Некоторые из уиллисских мужчин поощрительно громко загикали. Когда наконец их губы разъединились, тетя Фанни потащила отца на площадку для танцев, а он лишь беспомощно оглядывался на нас. Она начала вертеться перед ним, подстрекая его присоединиться к ней в этом, по ее словам, «современном танце».


Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 447; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!